Текст книги "Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть?"

Автор книги: Патрисия Мойес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

Глава 3

У Генри не было четкого представления о том, как должна выглядеть главный редактор «Стиля», но когда в кабинет вошла Марджери Френч, он понял, что женщина идеально подходит для этой роли. Все в ней выглядело именно так, как и должно: элегантного покроя костюм, большая фетровая шляпа, седые с голубоватым оттенком волосы, безупречный макияж и красивые тонкие руки, на пальце кольцо с крупным топазом. Было трудно поверить в то, что эта женщина, которой скорее «под шестьдесят», чем «за пятьдесят», накануне работала до поздней ночи, и еще труднее было представить, что совсем недавно ее разбудили, сообщив о произошедшем. В данном случае представления сержанта об истеричных женщинах оказались совершенно необоснованными.

– Доброе утро, инспектор, – твердо сказала Марджери, – это ужасное и трагическое происшествие. Пожалуйста, расскажите мне все, что возможно, и скажите, как я могу помочь вам. Ваш сержант почти ничего не сказал мне, но сам факт того, что вы здесь, говорит о том, что смерть бедняжки Хелен не была естественной.

Она опустилась за большой стол и открыла портсигар из тисненой кожи.

– Вы курите? Возьмите сигарету и садитесь, прошу вас.

– Спасибо, – сказал Генри, борясь с ощущением, что показания вынужден давать именно он. Он пододвинул себе кресло и внимательно посмотрел на Марджери Френч. Она закурила, ее руки слегка дрожали. Кроме этого, он сейчас заметил темные круги у нее под глазами, скрытые макияжем. Вероятно, она играла свою роль чуть более хорошо, чем следовало бы. Наконец он сказал:

– Мисс Френч, боюсь, мисс Пэнкгерст была убита.

– Вы уверены? – Марджери оставалась совершенно спокойной. – Вы исключили возможность суицида?

– Вы полагаете, у нее могли быть причины?..

– Я не люблю сплетничать, – медленно проговорила Марджери, – и никогда не лезу в личную жизнь своих сотрудников. Тем не менее о некоторых вещах невозможно не знать, и, полагаю, мой долг сказать вам, что в последнее время я очень волновалась за Хелен.

Марджери замолчала, у Генри появилось чувство, что она считает подобное поведение верхом дурного вкуса и в данный момент выполняет неприятную обязанность. Она продолжила, тщательно подбирая слова:

– Там, где работают одновременно мужчины и женщины, неизбежно приходится время от времени сталкиваться с проблемой романтических отношений, возникающих между сотрудниками. Мы не исключение. На самом деле, боюсь, у нас все еще сложнее, поскольку… поскольку у нас работают исключительные люди. Мужчины – художественные редакторы и фотографы – это творческие, непостоянные натуры, а женщины обычно более красивы, чем вы ожидаете встретить на улице. Кроме того, мир моды по той или иной причине обычно привлекает людей эмоциональных.

Генри очень хотелось спросить «тогда как же вы оказались в нем», но он предпочел промолчать.

– В обычной ситуации, – продолжала Марджери, – я никогда бы не выдала тайну, но сейчас обстоятельства можно назвать исключительными. Дело в том, что у Хелен был бурный роман с одним из наших фотографов. Человеком по имени Майкл Хили.

– Почему вы считаете, что это могло толкнуть ее на самоубийство?

– Потому что, по всей видимости, все пошло не так. Боюсь, что Майкл – ловелас, и мне кажется, что он рассчитывал на короткую интрижку. На самом деле я была очень удивлена, когда появились слухи об их отношениях – они совершенно не пара. Хелен – страстная, склонная к сильным душевным движениям натура, к тому же она на несколько лет старше Майкла. В последнее время она была на грани нервного срыва. Она нервничала и не могла ни на чем сосредоточиться. Все потому – опять исходя из слухов, – что Майкл решил избавиться от нее, когда понял, что ситуация вышла из-под контроля. Я собиралась отправить его на несколько месяцев в Америку, пока все несколько не успокоилось бы. Не то чтобы это полностью исправило ситуацию в редакции, но…

– Что вы имеете в виду, мисс Френч?

Марджери помолчала, глубоко затянулась сигаретой и наконец ответила:

– Полагаю, должна объяснить, что Майкл Хили – муж моего редактора раздела моды Терезы Мэннерс.

– Правда? – переспросил Генри. – То есть мисс Мэннерс и мисс Пэнкгерст не слишком любили друг друга?

– Напротив. Они очень хорошие подруги.

– В данных обстоятельствах это кажется необычным, – заметил Генри.

– Не думаю, – резко ответила Марджери.

– Тогда почему вы полагаете, что тяжелая атмосфера в редакции сохранилась бы и после того, как мистер Хили уехал?

Марджери задумчиво рассматривала свои покрытые алым лаком ногти. Генри чувствовал, что она поняла, что сказала лишнее, и собиралась исправить ошибку. Наконец она произнесла:

– Полагаю, я не так выразилась. Я имела в виду, что Хелен понадобилось бы определенное время, чтобы избавиться от своего увлечения. На самом деле, думаю, первые несколько недель ей было бы еще тяжелее.

– Что ж, – заметил Генри, – все это очень интересно, но я все еще склоняюсь к тому, чтобы исключить самоубийство, по ряду причин.

– Как? – твердым голосом спросила Марджери. – Как она умерла?

– Ее отравили, – ответил Генри, – кто-то подсыпал ей цианид в чай.

– Ясно. – Марджери не выглядела шокированной, разве что задумчивой. – Бедная Хелен. Но не могла она сама подсыпать его себе?

– Могла, – согласился Генри, – но не думаю, что она это сделала. По ряду причин. Во-первых, она не оставила никакой записки. Во-вторых, странный выбор времени и места – посреди рабочего аврала. В-третьих, по всей видимости, ее кабинет обыскивали – не только бумаги, но и личные вещи…

– Личные вещи? – переспросила Марджери. – Что вы имеете в виду под личными вещами, инспектор?

– Возможно, вам следует зайти в соседний кабинет и посмотреть самой. Может быть, вы сможете пролить некоторый свет на…

– Разумеется. – Марджери встала и направилась к двери, соединявшей ее кабинет с кабинетом Хелен. – Она все еще там?

– Нет, – ответил Генри. Он заметил, что Марджери не выказала никаких признаков страха или тревоги. Она всего лишь задала вопрос.

Марджери открыла дверь и некоторое время стояла неподвижно, глядя на царивший там беспорядок. Затем она с легкой улыбкой повернулась к Генри.

– Думаю, я смогу пролить на это некоторый свет, – сказала она. – Во-первых, я склонна согласиться с вами в том, что Хелен была убита.

– Почему вы так решили?

– Из-за всего этого. – Марджери взмахнула рукой, указывая на беспорядок. – Она не закончила работу. Хелен никогда бы не оставила статьи для парижского выпуска наполовину незаконченными. Если бы я обнаружила прибранный кабинет, а все статьи и макеты страниц аккуратно сложенными в конверт и снабженными списком подробных указаний для типографии, тогда я была бы склонна считать, что она покончила с собой. – Марджери замолчала и взглянула на лист, все еще зажатый в пишущей машинке. – Да, инспектор, боюсь, что я должна сама закончить подписи к снимкам, разобраться с материалом и отправить его в типографию так быстро, как только могут позволить человеческие возможности. Вы должны понять, что для нас этот номер самый важный в году, а мы и так безжалостно затянули.

– Я знаю, – ответил Генри, – и постараюсь закончить как можно быстрее. Но пожалуйста, продолжайте. Что еще вы можете прояснить?

– Что ж, я могу сказать вам, что кабинет не обыскивали. Состояние, в котором находятся бумаги, вполне нормально. Хелен всегда работала в полном хаосе, особенно если работа была срочной, а потом тщательно все убирала. Боюсь, вы не понимаете, – указала Марджери на завалы бумаг на столе, – что все это шестнадцатистраничный блок, снабженный всеми деталями, и…

– Тогда как вы объясните чемодан?

– Это не ее чемодан, – сказала Марджери, – он принадлежит моему секретарю, мисс Филд. Она только вчера была в Париже и приехала в редакцию прямо из аэропорта.

– Почему она не забрала его домой?

– Из-за мистера Горинга, – сказала Марджери.

– Мистера Горинга?

– Мы можем вернуться в мой кабинет? – поинтересовалась она, и что-то в ее голосе заставило Генри взглянуть на нее. Она сильно побледнела и была вынуждена одной рукой схватиться за стол. – Мне очень жаль, инспектор, но тут так жарко.

– Разумеется, давайте вернемся, – согласился Генри.

Марджери уверенно подошла к двери и прошла к своему столу. Кажется, она полностью пришла в себя.

– Мистер Горинг, – пояснила она, – наш генеральный директор. Должна сказать вам, он скоро будет здесь. Разумеется, я позвонила ему сразу же, как только узнала новости.

– Я с нетерпением жду возможности поговорить с ним. И все-таки какое отношение он имеет к чемодану вашего секретаря?

Марджери быстро описала Генри ночной визит Годфри Горинга в редакцию, его приглашение и причины, по которым багаж пришлось оставить.

– На мисс Пэнкгерст приглашение не распространялось? – поинтересовался Генри.

– Разумеется, нет. Она оставалась работать здесь.

– Что произошло потом? Вы все поехали домой к мистеру Горингу…

– Да. Там было еще двое его друзей. Николас Найт – модельер и Хорас Барри – промышленник. Мы выпили по паре бокалов шампанского, и водитель мистера Горинга развез нас по домам.

– Всех вас?

– Всех, кроме мистера Найта и мистера Барри. Мистер Найт был на своей машине. Ах да – он подвез мисс Филд, поскольку им было в одну сторону. Они уехали незадолго до всех остальных. Бейкер – водитель – сначала высадил Терезу и Майкла в Челси, а затем отвез меня на Слоун-стрит. После этого он должен был отвезти мистера Уолша в Айлингтон.

– Вы помните, во сколько это было?

– Без десяти три, – тут же ответила Марджери, – я посмотрела на часы, когда зашла в свою квартиру.

Генри задумался.

– Боюсь, у меня есть еще много вопросов, которые я должен вам задать, мисс Френч. Во-первых, не могли бы вы пролить немного света на жизнь мисс Пэнкгерст: что у нее была за семья, где она жила, и так далее. Мы еще не имели возможности сообщить…

– Насколько мне известно, у нее не было семьи, – произнесла Марджери, закуривая еще одну сигарету. – Ее родители умерли. Кажется, у нее есть замужняя сестра в Австралии. Кроме того, она снимала квартиру в Кенсингтоне с Олвен Пайпер, моим редактором статей. Хелен провела в «Стиле» десять лет. Она пришла к нам в качестве секретаря и своим трудом добилась этой должности. Она была прекрасным работником и, пожалуй… пожалуй, более деловым человеком, чем остальные.

– У нее были враги из числа сотрудников?

– Разумеется, нет. Секретари ее побаивались – в гневе она бывала ужасна, – улыбнулась Марджери. – Должна признаться, я находила это весьма полезным. Это избавляло меня от необходимости вести себя как строгий начальник. Она хорошо писала, но была начисто лишена интуиции к модным тенденциям. Но это, разумеется, вам не интересно.

– А что вы можете сказать о ее личной жизни, помимо романа с Майклом Хили?

– У Хелен не было личной жизни, – тут же твердо ответила Марджери. – Она была совершенно поглощена работой. Вся ее жизнь проходила в редакции, среди коллег. – Она помолчала. – Я понимаю, что сейчас говорю, инспектор. Если ее убили, то это, без сомнения, сделал один из нас. Но кто и почему – я не могу даже предположить.

– Давайте обсудим, как это было сделано, – предложил Генри. – Где кто-либо из сотрудников редакции мог получить доступ к цианиду?

– Боюсь, это не представляет для сотрудников ни малейшего труда. В фотолаборатории есть запас цианида. Его используют для того, чтобы осветлять снимки. Майкл может рассказать вам все об этом.

– В таком случае не указывает ли это на кого-то, кто работает в фотолаборатории?

– Не обязательно. Все мы часто заходим в лабораторию. Каждого нового сотрудника, какую бы скромную должность он ни занимал, предупреждают о том, что в редакции есть цианид, показывают, где он хранится и как выглядит бутылочка с ним.

– Разве он хранится не в запертом шкафу?

– Обычно да, – ответила Марджери, – но иногда, боюсь, бывают моменты, когда становится не до правил, и ночь подготовки парижского выпуска – один из таких моментов. Майкл сам печатал фотографии, и я помню, что шкафчик с химикатами был открыт. Кроме этого, могу сообщить вам, что шкафчик стоит в той же комнате, что и чайник, и что мы весь вечер то и дело входили в лабораторию и выходили из нее. Все, за исключением мисс Филд и самой Хелен. Не думаю, что кто-то из них выходил из своего кабинета. Но все остальные запросто могли подсыпать яд в термос.

– Спасибо, мисс Френч, – поблагодарил ее Генри. Он был поражен точностью и быстротой ее ума. Она опережала каждую его мысль. Марджери могла оказаться бесценным союзником или серьезным противником. Он задумался, кем же она в итоге станет.

Как будто в ответ на его мысли, мисс Френч произнесла:

– Я хочу помочь вам, инспектор, всем, чем смогу. Я предоставлю редакцию в ваше распоряжение. Полагаю, вы пожелаете поговорить со всеми, кто был здесь прошлой ночью.

– Да. – Генри заглянул в записную книжку, которую держал в руках. – Позвольте, я перечислю. Вы, Тереза Мэннерс, Майкл Хили и Патрик Уолш. О, и ваш секретарь – мисс Филд. Был еще кто-нибудь?

– Доналд Маккей – помощник Патрика из художественного отдела. Он ушел незадолго до всех остальных. Еще Эрни оставался почти до полуночи – Эрнест Дженкинс, лаборант. О да, еще Олвен, совсем про нее забыла.

– Мисс Пайпер? Девушка, вместе с которой мисс Пэнкгерст снимала квартиру?

– Да. Она пришла из театра, чтобы написать свою заметку.

– Не знаете, во сколько она ушла?

– Не имею понятия, – тут же ответила Марджери. – Я видела ее в кабинете в половине первого и велела ей немедленно идти домой, но бог знает, насколько долго она тут оставалась. – Она задумалась. – Вот все, кто был.

– Кроме мистера Горинга.

– Годфри? Но вы же не думаете…

– Я думаю, ничто не могло помешать ему заглянуть в фотолабораторию, прежде чем идти в ваш кабинет?

– Нет… но…

В этот самый момент за дверью разверзся ад. Генри услышал звуки борьбы, а затем крик сержанта:

– Сэр, я запрещаю вам… – Но он потонул в низком реве мужчины с ирландским акцентом.

– Убирайтесь с дороги, вы, жалкий человечишка! Клянусь Богом, там что-то происходит, и никто не в силах запретить мне войти в мой собственный кабинет.

– Сэр, главный инспектор приказал…

– К черту главного инспектора! Если вы не уберетесь с дороги, я переломаю вам все кости, Бог свидетель, я это сделаю.

Марджери Френч улыбнулась и тихо произнесла:

– А вот и Патрик.

Коридор почти полностью заполнял человек в пиджаке из плотного твида с массивными руками. Сержант был прижат к двери с надписью «Художественный отдел. Входить строго-настрого запрещено, какой бы у вас ни был повод» так, будто его распяли. Объявление, по всей видимости, было написано не для огромного человека в твидовом костюме, который как бык бросался на дверь, извергая угрозы. К счастью для сержанта, появление Генри на некоторое время отвлекло буяна. Он обернулся, чтобы отразить новую атаку с фланга, и рявкнул:

– А вы кто такой, черт бы вас побрал?

– Главный инспектор Тиббет, – представился Генри. – А вы, полагаю, Патрик Уолш.

– Правильно полагаете. А теперь не будете ли вы так добры сказать своему кретину, чтобы он убрался с дороги и дал мне войти в кабинет?

– Нет, – ответил Генри. Повисла напряженная пауза, воздух между ними будто наэлектризовался. – Здесь произошло убийство. Вы не согласитесь пройти в кабинет мисс Френч и поговорить как разумные люди?

– Убийство? – Весь гнев Патрика испарился, и он застыл, свесив огромные руки по швам. – Почему мне об этом не сказали? Кто?

– Хелен Пэнкгерст, – сообщил ему Генри, – была отравлена прошлой ночью. Она умерла после того, как вы все ушли.

Внезапно Патрик разрыдался самым постыдным образом. Он оперся на стену и плакал с подлинно кельтским отчаянием.

– Хелен, моя милая. Хелен, моя красавица. Это неправда… Хелен…

– Патрик! – Голос Марджери Френч прозвучал резко и холодно, как удар бритвы. Патрик тут же замолчал. – Возьми себя в руки, Патрик, дорогой, и пойдем ко мне в кабинет, – мягко продолжила она.

Покорно, как ягненок, Патрик последовал за ней. Сержант вытер пот со лба.

– Не смог остановить его, сэр, – печально признался он. – Он с ревом поднялся по лестнице, как какой-то бульдозер. Два констебля повисли на нем, но он сбросил их, как надоедливых мух. Извините, сэр.

– Все в порядке, – отозвался Генри. – Я с ним разберусь.

– С удовольствием на это посмотрел бы, – пробурчал сержант и добавил: – А я ведь вас предупреждал.

Марджери Френч вышла из кабинета и сообщила Генри:

– Если понадоблюсь вам, инспектор, то я этажом выше, в кабинете мистера Горинга. – С этими словами она скрылась на лестнице, оставив после себя шлейф дорогих духов. Генри зашел в кабинет и закрыл дверь.

Патрик Уолш сумел взять себя в руки. Его лицо выглядело еще более красным, чем обычно, но он немного успокоился. Сейчас он стоял спиной к двери, у окна, и смотрел на мокрую дорогу внизу. Он не оглянулся, не пошевелился, когда Генри вошел.

Генри кашлянул.

– Мистер Уолш? – произнес он официальным тоном. – Боюсь, я вынужден просить вас дать показания.

Патрик медленно отвернулся от окна и подошел к столу. Он тяжело упал в кресло, провел огромной ладонью по лицу и произнес:

– Извините.

– Вас можно понять. Должно быть, это было потрясением для вас.

– Потрясение, да.

– Вы можете рассказать мне, что произошло тут вчера вечером?

– Вчера вечером? – Патрик, кажется, начал оживать. – Вчера вечером тут была неплохая драка.

– Драка?

– Тереза хотела использовать шифон от Монье и обрезать снимок Майкла так, чтобы осталась одна шляпа, и Марджери…

– Вы сказали, что здесь была драка…

– Это одна из. А потом этот разворот Бальмен. Марджери решила, что мы должны показать как минимум три платья, но я не собирался позволить…

Генри вздохнул:

– Вы называете драками обсуждения того, какие снимки использовать?

– Разумеется. – Патрик выглядел удивленным. – А из-за чего тут еще драться?

– Когда вы видели мисс Пэнкгерст в последний раз?

– Я ее не видел за весь вечер ни разу. В последний раз я видел ее в обеденный перерыв, я водил ее поесть, ей это было нужно, бедной девочке.

– Почему вы так говорите?

– Почему я так говорю? – Патрик опять приходил в воинственное настроение. – Я говорю как хочу, и не позволю ни одной скотине говорить гадости о Хелен теперь, когда бедная девочка умерла.

– А кто говорил о ней гадости?

Патрик набычился и с подозрением посмотрел на Генри.

– Никто, – ответил он, – ни единая душа.

– Вам самому нравилась Хелен?

– Я обожал ее, – коротко ответил Патрик.

– Вы знаете кого-то, кому бы она не нравилась?

Повисла пауза. В конце концов Патрик отрезал:

– Нет.

– Вы уверены, мистер Уолш?

– Уверен? Разумеется, я уверен! Уверен, черт бы меня побрал! Все ее любили!

– Включая Майкла Хили и Терезу Мэннерс? – мягко поинтересовался Генри.

Патрик вскочил на ноги.

– Что там они болтают? – закричал он. – Какой грязный ублюдок вбил вам это в голову? Я знаю. Я представляю. Это неправда, ясно вам? В этой грязной болтовне нет ни слова правды. Убей меня Бог, если это не так!

– Не представляю, о чем вы говорите, – не вполне искренне отозвался Генри. – Я просто спросил вас, хорошо ли Майкл Хили и Тереза Мэннерс относились к Хелен, и все.

– Это не все, и вы прекрасно знаете! – завопил Патрик. – Я вам больше ни слова не скажу, и вы меня не заставите!

– Хорошо, – кивнул Генри, – тогда давайте поговорим о чем-нибудь другом. К примеру, о цианиде. Я полагаю, вы знаете, где он хранится.

– Я знаю, где стоит шкафчик с химикатами.

– Покажете мне?

– С удовольствием.

Патрик провел Генри из кабинета Марджери в свой через соединявшую оба помещения дверь. Его художественный отдел представлял собой большую светлую комнату, заставленную мольбертами и в изобилии украшенную макетами страниц, образцами шрифтов и черно-белыми копиями снимков.

– Все эти комнаты сообщаются, – объяснил Патрик, – из студии можно пройти в фотолабораторию, а потом, через художественный отдел, в кабинет Марджери в углу здания. А оттуда можно попасть в кабинет Хелен, потом в логово Терезы и отдел моды. Разумеется, у нас у всех есть двери в коридор, но таким образом мы можем запереться от всех этих насекомых и иметь дело только с нужными людьми.

Он открыл дверь в дальней стене комнаты.

– Фотолаборатория, – объявил он.

Входя в мрачный, темный коридорчик, который вел в лабораторию, Генри почувствовал запах химикатов. Патрик включил тусклую лампочку, и инспектор увидел, что они находятся в маленькой комнате, вдоль стен которой стояли шкафы. Здесь было три двери: одна из художественного отдела, через которую они только что прошли, вторая вела налево, в коридор, а за третьей, скрытой за толстой шторой, по всей видимости, скрывалась собственно фотолаборатория. У четвертой стены была раковина, в которой все еще лежали проявленные снимки, а на полу рядом с ней стоял электрический чайник.

Патрик взмахнул рукой.

– Это кладовка, – сказал он, – все хранится здесь: бумага, химикаты, все такое. Не спрашивайте, где именно хранится цианид, я не имею ни малейшего понятия.

Генри не потребовалось много времени, чтобы его обнаружить. Все шкафы, как оказалось, были незаперты, большую их часть заполняли блестящие желтые коробки с фотобумагой. Один тем не менее был заставлен бутылками тёмно-коричневого стекла и бумажными пакетами. Среди них выделялась бутылка, на этикетке которой красным было написано «Цианид. Яд». Она была пуста.

– Я вынужден забрать ее, чтобы снять отпечатки пальцев, – сказал Генри.

Патрик пожал плечами:

– Она пустая, так что у меня нет никаких возражений. Думаю, где-то тут должно быть еще.

Генри перевел взгляд на чемоданы в углу маленькой комнатки.

– Чьи они? – поинтересовался он.

– Терезы и Майкла, – ответил Патрик, – они вчера вернулись из Парижа.

Он, по всей видимости, утратил интерес к беседе. Неожиданно он раздраженно проговорил:

– Ладно, мы не можем весь день вот так болтаться. У меня много дел. Когда можно будет начать работу?

– Очень скоро, – сказал Генри, – вы не согласитесь вернуться на минутку в кабинет мисс Френч?

Патрик не ответил, но молча провел Генри обратно в кабинет главного редактора.

Генри спросил:

– Вы могли бы узнать термос мисс Пэнкгерст с виду?

– Разумеется, все бы узнали. Такова была своего рода традиция – с этой жуткого вида штуковиной Хелен не расставалась в ночь перед парижским выпуском.

– Вы видели, что термос остался без присмотра вчера вечером?

– Он весь вечер простоял в кладовке, – прямо ответил Патрик. – Думаю, Эрни налил Хелен свежего чаю, а потом забыл отнести термос. – Он грустно улыбнулся Генри. – Мы все под подозрением, мы все время входили и выходили оттуда, и любой из нас мог подсыпать цианид в термос. – Он помолчал. – И пожалуйста, не оскорбляйте меня вопросом «Откуда вы знаете, что ее отравили цианидом, мистер Уолш?». Вы с тем же успехом могли прямо сказать мне.

– Согласен, – отозвался Генри, – а теперь расскажите мне о вечеринке в доме мистера Горинга.

Патрик фыркнул:

– Чего там рассказывать? Дурацкая идея, если вас интересует мое мнение. Я бы сбежал, если б мог. Не в моем стиле развлекаться, прихлебывая шампанское в компании голубых и хамов-выскочек.

– Что или кого вы имеете в виду?

– Николаса Найта и Хораса Барри, – бросил Патрик с нескрываемым отвращением. – Не знаю, кого из них я презираю больше. Годфри, может быть, и вынужден быть с ними вежливым во имя великого бога рекламы, которому он поклоняется, но я не понимаю, почему мы должны подвергаться такому…

– Просто расскажите мне, что случилось.

– Я уже сказал. Ничего. Мы выпили по бокалу шампанского и поучаствовали в отвратительной светской беседе, в течение которой пытались по возможности обходить скользкие темы. Потом я понял, что с меня хватит, и Майкл тоже, и мы хорошенько нахамили Найту и Барри, разумеется, не прямо в лицо. Вы не поверите, каким грубым я иногда бываю, инспектор.

– Почему же…

– В любом случае вскоре они поняли, что достаточно нас наслушались, и уехали, прихватив с собой Рейчел Филд. Остальные…

– Что вы имеете в виду под скользкими темами?

– Ничего из того, что могло бы вас заинтересовать.

– Я многим интересуюсь.

– Только не этим.

– Я бы предпочел, если бы вы мне рассказали.

Неожиданно Патрик снова разозлился.

– Будь я проклят, если расскажу вам это, чертова ищейка, – рявкнул он. – Почему бы вам не заняться поиском того, кто убил милую девочку, вместо того чтобы ошиваться здесь и лезть в личную жизнь других?

Генри вздохнул.

– Поговорим позже, – произнес он, – когда вы будете вести себя более разумно.

– Разумно! – взревел Патрик. – Из всех в этом сумасшедшем доме я самый разумный.

– Пожалуйста, покиньте помещение, – раздельно произнес Генри. Он начинал сочувствовать сержанту.

– Так и сделаю, – ответил Патрик. Он удалился в художественный отдел, хлопнув за собой дверью.

Генри со смешанными чувствами проводил его взглядом, а затем поднялся по лестнице на шестой этаж.

Очевидно, эта часть здания была отведена бизнесу, если понимать его как антоним творчества, царившего этажом ниже. Здесь тоже был ковер, но мрачный темно-синий. Надпись на двери, перед которой оказался Генри, гласила: «Генеральный директор». Дверь над кабинетом Марджери украшала маленькая табличка, на которой при помощи трафарета было написано «Вход воспрещен». Генри заключил, что это и был на самом деле кабинет Горинга. Прочие двери относились к кабинетам директора по рекламе, главного бухгалтера и директора по персоналу. Атмосфера на шестом этаже царила сугубо мужская. Генри сравнил ее с той, которая характеризовала пятый этаж, и еще больше зауважал Марджери Френч. Она, очевидно, чувствовала себя как дома в обоих мирах. Генри прошел прямо к двери, обозначенной «Вход воспрещен», постучал и прошел внутрь, не дожидаясь ответа.

Годфри Горинг и Марджери Френч стояли у окна, спиной к двери. На их лицах, когда они оба резко повернулись к Генри, застыло выражение людей, которых прервали в разгар важного и личного разговора, и теперь они пытаются понять, не подслушали ли их. Генри подумал, что Марджери Френч выглядит потрясенной.

Вывод, однако, оказался ошибочным. Оба за долю секунды овладели собой, и Марджери сказала:

– Годфри, это главный инспектор Тиббет. Инспектор, мистер Горинг, наш генеральный директор.

Горинг приблизился к Генри, протягивая руку.

– Мой дорогой инспектор…

Он выглядел очень встревоженным, что неудивительно, но при этом излучал уверенность, как деловой человек, которому приходилось сталкиваться в свое время и с более сложными обстоятельствами.

– Марджери рассказала мне об этой ужасной истории. Я понимаю, что нам нужно… – он исправился, – что вам для эффективной работы нужна полная свобода действий. Знайте, что мы готовы оказать вам любую помощь, какая в наших силах. Тем не менее я бы попросил вас устроить так, чтобы работа редакции могла возобновиться как можно скорее. Мы довольно занятые люди, знаете ли.

– Конечно, – сказал Генри. – Но есть моменты, которые мне хотелось бы обсудить с вами. Боюсь, кабинет мисс Пэнкгерст придется на время опечатать, но если бы мисс Френч согласилась зайти туда со мной, она могла бы забрать бумаги, необходимые для парижского номера. Кроме того, мне придется на какое-то время опечатать кладовку в фотолаборатории. Как только это будет сделано, ваши сотрудники приступят к работе. Мисс Френч была так добра, что пообещала предоставить мне помещение, где я мог бы поговорить с вашими сотрудниками.

Горинг кивнул.

– Очень приятно иметь дело с деловым человеком, – произнес он с довольно натянутой улыбкой.

– Вы будете здесь через час или немного позже? – поинтересовался Генри. – Я бы очень хотел побеседовать с вами.

– Не беспокойтесь, инспектор, я не сбегу. – В голосе Горинга не слышалось ни иронии, ни враждебности.

– Хорошо, – с удовлетворением произнес Генри. – Тогда увидимся позже. Вы не согласитесь спуститься со мной, мисс Френч?

В кабинете Хелен было все так же душно, и он являл собой все то же зрелище, но на сей раз Марджери не проявила ни малейшей слабости. Она быстро и со знанием дела просмотрела кипы бумаг и наконец сказала:

– Все. Я собрала все, что мне нужно.

– Замечательно. Так где я могу устроить свой штаб?

– За отделом моды есть пустой кабинет, – ответила Марджери, – я провожу вас.

Комната, куда она отвела Генри, оказалась маленькой и невзрачной, с линолеумом на полу и небольшим окном, выходящим на захламленный двор.

– Довольно убого, но здесь вас никто не побеспокоит, – коротко заметила Марджери, – можете пользоваться телефоном, чтобы вызывать тех, с кем вам захочется поговорить. На столе список внутренних номеров. Если понадоблюсь, я у себя в кабинете.

Генри опустился за стол и принялся изучать сделанные за утро записи. Затем он позвонил вниз сержанту, сообщил ему, что сотрудников редакции можно выпустить из временного заточения, и попросил прислать к нему в кабинет Эрнеста Дженкинса.

– Не уверен, что он уже пришел, – отозвался сержант, – сейчас проверю. Говорите, остальных можно выпустить?

– Верно.

– Господи, – очень мрачно проговорил сержант. – Вы себе не представляете, сэр. Вы просто себе не представляете.

Через некоторое время Генри услышал нарастающий шум голосов. Он напоминал прилив и состоял в основном из высоких женских голосов: возгласов, взвизгиваний, хихиканья и громких реплик. Звуки становились все громче и громче, пока не разделились на несколько потоков, вливавшихся в кабинеты. Основным источником шума был, по всей видимости, отдел моды за стеной. Поскольку Эрнест Дженкинс не появлялся, Генри решил выйти в коридор.

Первой, кого он встретил, оказалась племянница его жены – Вероника Спенс. Она как раз заходила в отдел моды в компании миниатюрной, поразительно красивой девушки в сером фланелевом костюме, который (разумеется, Генри этого не знал) был очень хорошей копией костюма от Баленсиага. Девушки оживленно болтали. Вероника то и дело повторяла:

– Господи, Бет! Это правда, что ли?! Нет, этого не может быть! Нет, правда? Господи!

– Вероника! – громко окликнул ее Генри.

Вероника резко повернулась.

– Дядя Генри! – воскликнула она. – Господи, Бет, наверное, это правда! Я хочу сказать, что дяди Генри здесь бы не было, если это неправда! Ведь так, лапочка? – добавила она и бросилась на шею Генри. – Господи, так ужасно было сидеть там, внизу, под замком. Господи, я так рада тебя видеть!

Генри решительно убрал руки Вероники со своей шеи. Теперь коридор был полон таких элегантных женщин, каких Генри не приходилось видеть. Разве что – пришло ему в голову – на страницах «Стиля». Все они пытались громко разговаривать одновременно.

– Меня не интересует, что говорит Дядюшка. Эти макеты…

– Хелен! Кто бы мог подумать! Я всегда считала…