Текст книги "Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть?"

Автор книги: Патрисия Мойес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

– Вы пытаетесь убедить меня в том, что Хелен покончила с собой, – произнес Генри.

– Мое мнение заключается в том, что именно так обстоит дело. Поверьте, я это обдумал. Нет других приемлемых объяснений. У нее не было врагов. На всем свете не было ни единого человека, желавшего ее смерти.

– За исключением, возможно, мистера Хили. Или его жены.

– Нет-нет. Мой дорогой инспектор, я не собирался намекать на что-то подобное. Об этом не может быть и речи.

– Даже в столь странном состоянии Майкла?

– Об этом не может быть и речи, – повторил Горинг. Было заметно, что он потрясен и расстроен тем, что его слова можно было так понять. – Я заговорил об этом только потому…

Разговор вновь прервали. Горинг, сидевший лицом к залу, неожиданно замолчав, вскочил. Генри обернулся и увидел красивую женщину лет сорока, направлявшуюся к их столику. Она была без головного убора, ее длинные рыжие волосы ниспадали на воротник великолепной норковой шубы. Генри потряс контраст между этой женщиной и сотрудницами «Стиля». Тогда как последние представляли собой тщательно выверенные иллюстрации своих собственных советов, она была просто красива, богата и небрежна. Шуба заботила ее не больше, чем старый плащ, ее волосы казались недостаточно тщательно уложенными, а лиловая помада плохо сочеталась с алым платьем. Журналисты «Стиля» немедленно заклеймили бы ее жемчужное ожерелье из трех нитей и две бриллиантовые броши как вопиющую вульгарность. Что хуже всего, на ней не было чулок, а каблуки крокодиловых туфель выглядели слегка потертыми. Тем не менее она выглядела переполненной жизнью. Генри был уверен, что где-то видел ее раньше.

– Лорна, – произнес Горинг, – что ты здесь делаешь?

– Дорогой, я не могла не приехать. – Голос у женщины оказался хриплым и будоражил воображение. – Я услышала…

– Милая, – сказал Горинг, – это инспектор Тиббет из Скотленд-Ярда. Инспектор, познакомьтесь с моей женой.

Пока Генри бормотал слова приветствия, Горинг продолжил:

– Что ж, присядь. Ты обедала?

– Разумеется, нет. Я кинулась к машине, как только узнала новости.

– Не стоило, – Горинг казался раздраженным, – что мне теперь с тобой делать целый день?

– Ты ведешь себя очень неблагодарно, дорогой, – произнесла Лорна Горинг. – Ты ведь не собираешься отправить меня обратно в Суррей голодной? – Не дожидаясь ответа, она повернулась к официанту, который, почтительно склонившись, стоял рядом, и очаровательно улыбнулась. – Пьер, принеси мне, пожалуйста, копченого лосося и цыпленка. И еще шабли. Ты знаешь, какое мне нравится. – Затем, вновь повернувшись к мужу, она попросила: – Теперь, дорогой, расскажи мне все о том, что случилось. Все, не упуская ни одной детальки, тогда я буду хорошей девочкой и не стану тебе мешать – пойду в «Лирик», взгляну на Мэдж. У нее сегодня дневной спектакль.

Когда она заговорила о театре, Генри вспомнил, где ее видел. Это Лорна Винсент, актриса, чье имя гремело лет пятнадцать назад. Она сколотила внушительное состояние, а затем вышла замуж, заявив, что полностью посвятит себя семье. Самым удивительным было то, что она сдержала обещание. Больше никто ничего не слышал о Лорне Винсент, разве что иногда в колонке светской хроники появлялись ее фотографии. До этого Генри не приходило в голову, что ее мужем мог быть Годфри Горинг. Газеты, насколько он сейчас мог вспомнить, никогда не называли его по имени, просто «бизнесмен» – бесцветная тень на фоне блистательной Лорны Винсент.

– Кто она? – жадно расспрашивала Лорна мужа. – Одна из твоих тросточек? – Она повернулась к Генри. – Я всегда говорила, что девочки из «Стиля» выглядят в точности как трости. Прямые швы на чулках, прямые черные костюмы, прямые черные шляпы, спины, будто они аршин проглотили, и залитые лаком волосы. Никогда не могла их различить. Если увидеть их на улице, можно подумать, что смотришь парад деревянных солдатиков.

Генри, несмотря на то что не мог счесть слова Лорны до конца справедливыми, не мог не улыбнуться, признавая, что в них есть некое зерно истины. Горинг, напротив, пришел в бешенство.

– Хелен Пэнкгерст умерла, – напомнил он злым, напряженным голосом, – и ты могла бы не оскорблять моих сотрудников.

– Он до ужаса гордится своими девочками, правда, дорогой? – без всякой обиды сказала Лорна. – Хелен… как? Ты имеешь в виду темненькую с большим носом?

– Да, – коротко ответил Горинг.

– Но что случилось? Мне жутко интересно. Ее убили? В газетах пишут…

– Лорна, – проговорил Горинг, – Бога ради, обедай и отправляйся на свой спектакль. Нам с инспектором Тиббетом надо возвращаться к работе. Ты сегодня останешься в городе?

– Кажется, это разумно.

– Хорошо. Тогда встретимся дома.

– Я заеду за тобой в редакцию…

– Нет, – твердо ответил Горинг, – посторонним вход воспрещен. У нас идет полицейское расследование. – Он поднялся, но неожиданно наклонился и поцеловал жену. – Я все тебе расскажу, но позже.

Выйдя из ресторана, Горинг едва ли не прошептал Генри:

– Если моя жена сегодня вечером приедет в редакцию… Посторонним вход воспрещен, правда? Возможно, вы могли бы поговорить со своими людьми…

– Если ваша жена захочет, я уверен…

– Нет-нет… – Горинг не мог подобрать слова. – Я хотел бы… все могут решить… на самом деле я предпочел бы, чтобы ее не впускали.

– Хорошо, – ответил Генри, – я скажу сержанту.

И они вернулись в редакцию «Стиля».

Генри вновь устроился в своей тесной и убогой комнате и набрал номер кабинета главного редактора. Ему немедленно сухим тоном профессионала ответили:

– Кабинет мисс Френч. Добрый день.

– Это мисс Филд?

– Да. Чем я могу вам помочь?

– Это инспектор Тиббет. Я надеялся, что смогу с вами поговорить.

– Разумеется, инспектор.

– Вы можете зайти сейчас?

– Разумеется.

– Я в маленьком кабинете рядом с отделом моды.

– О, правда?

Повисла небольшая пауза, окрашенная взаимным недопониманием. Затем Рейчел Филд произнесла:

– Так что вы хотели у меня спросить?

– Боюсь, не могу сделать это по телефону, мисс Филд. Не могли бы вы подойти сюда?

– К сожалению, нет, – мгновенно ответила Рейчел, – мисс Френч нет на месте, и я не могу выйти из кабинета.

– Видите ли, – сказал Генри, – полицейские расследования – это дело первоочередной важности.

– Но я не могу…

– Если вы не верите мне, можете спросить мистера Горинга.

Во второй раз за день магия этого имени сработала.

– О, ну если так… Сейчас приду, инспектор.

Как и все люди, впервые встречающие Рейчел Филд, Генри был впечатлен и несколько напуган ее профессионализмом. Впрочем, она не взяла с собой записную книжку, но когда она уселась напротив Генри, положив ногу на ногу, а руки – на колени, было трудно отказаться от мысли, что она ждет возможности что-то записать. На ней был аккуратный костюм из темно-синей фланели с «белыми деталями», милыми сердцу читательниц журналов, рассчитанных на более широкую аудиторию, чем «Стиль». Ее туфли были начищены до блеска, ногти коротко острижены и покрыты бесцветным лаком, а укладывая волосы, она явно более заботилась о симметрии, чем об элегантности. С Лорной Горинг ее объединяла одна-единственная черта: обе они существовали на периферии «Стиля», но ни на одну из них журнал, создающий законы элегантности, не оказал ни малейшего влияния.

Рейчел оказалась прекрасным и лаконичным свидетелем. Она описала возвращение из Парижа с Майклом, Терезой и Вероникой, авральную работу вечером и вечеринку у Горинга.

– Вам понравилась вечеринка? – неожиданно поинтересовался Генри. Ему внезапно пришло в голову, что Рейчел не слишком уместно смотрелась среди роскоши Бромптон-сквер.

– Со стороны мистера Горинга было очень мило пригласить меня, – без каких-либо эмоций ответила Рейчел, – на самом деле, должна признаться, мне не слишком хотелось идти, – добавила она в приступе неожиданной откровенности, – но он настаивал, так что я не могла отказаться.

– Я так понимаю, домой вас отвез мистер Найт на своей машине.

– Да. Он ехал в мою сторону.

– Где вы живете, мисс Филд?

– У меня квартира рядом с Холланд-роуд.

Генри слегка приподнял брови:

– Но мистер Найт живет здесь, на Эрл-стрит. Холланд-роуд совершенно в другой стороне.

– Ему в любом случае надо было отвезти мистера Барри в Кенсингтон, – ответила Рейчел.

– Ясно, – сказал Генри, – а теперь, если вы не против, мы поговорим о вашем чемодане.

– О моем чемодане? А что с ним? Я бы хотела получить его обратно, если это возможно.

– Вчера вечером вы оставили его в кабинете мисс Пэнкгерст, верно?

– Да. Я не могла позволить себе заполнить хламом кабинет мисс Френч.

– А что в нем, мисс Филд?

Рейчел удивилась:

– Разве вы не знаете? Я думала, вы уже открывали его. Там были вещи, которые я привезла из Парижа, – одежда и все в таком роде. – Она спокойно посмотрела в глаза Генри. – Я не занимаюсь контрабандой, инспектор, клянусь вам. К тому же у нас нет времени ходить по магазинам во время Недели высокой моды.

– Я верю, что вы не имеете отношения к контрабанде, – заверил ее Генри, – а в чемодане не было ничего, кроме ваших личных вещей.

Рейчел слегка смутилась:

– Я привезла с собой флакон духов в качестве подарка подруге.

Генри улыбнулся:

– Разумный поступок. А теперь скажите, вы можете предположить, зачем кому-то могло понадобиться искать что-то у вас в чемодане?

Рейчел задохнулась от возмущения:

– Искать? Что вы имеете в виду?

– Думаю, вам стоит пойти и взглянуть самой, – сказал Генри.

Он встал и вместе с Рейчел направился к кабинету Хелен, у двери которого стоял на страже полицейский.

Рейчел заколебалась, прежде чем войти.

– Она все еще?.. – осторожно спросила Рейчел, сильно побледнев.

– Все в порядке, – заверил ее Генри, – там нет ничего, кроме… Впрочем, смотрите сами.

Он открыл дверь, и они вошли. Глаза Рейчел расширились, когда она увидела беспорядок, лицо исказил гнев.

– Мои вещи… – проговорила она. – Как он посмел?..

– Почему «он»? – быстро спросил Генри.

Рейчел растерялась.

– Ну… – протянула она, – это ведь наверняка был мужчина, разве нет? Я хочу сказать…

– Возможно, и нет, – ответил Генри, – а теперь я хотел бы, чтобы вы проверили, все ли на месте. Может, что-то пропало? Что угодно.

Рейчел тут же превратилась в деловую женщину. Она опустилась на колени и принялась разбирать груду вещей. В какой-то момент она подняла глаза и спросила:

– А что насчет отпечатков пальцев?

– Все в порядке, – ответил Генри, – об этом уже позаботились.

– Ясно. Хорошо. – Она тщательно просмотрела разбросанную одежду, обувь и косметику и наконец сказала: – Кажется, все на месте.

Генри задумался.

– Таким образом… Либо кто-то искал то, чего там не было, либо… – Он осекся. – Мисс Филд, кто-нибудь в Париже мог подложить что-то в ваш чемодан так, чтобы вы этого не заметили?

Рейчел без колебаний ответила:

– Да. В таких поездках наши гостиничные номера превращаются в филиал редакции. Я стараюсь, чтобы в мой номер никто не входил, так у меня появляется возможность спокойно работать, но, разумеется, все заглядывают с вопросами или еще за чем-нибудь. На самом деле Вероника Спенс была там все время, пока я складывала вещи.

– Правда? – медленно проговорил Генри. Ему не нравилось, что его племянница оказалась втянута во все это, но он невольно подумал, что Вероника могла бы оказаться ценным источником информации. В какой-то момент Генри ощутил укол страха, что она может в какой-то степени оказаться причастна к убийству, но решительно отбросил эту мысль. Рейчел же он сказал: – Надеюсь, мы в конце концов сумеем выяснить, что преступник надеялся найти. А пока вы можете сложить вещи и забрать чемодан, если хотите.

– Спасибо, – кивнула Рейчел.

Она принялась поспешно складывать вещи, и Генри заметил, что она делает это не совсем уверенно. Несколько неожиданно было видеть, что такой дотошный человек, как Рейчел Филд, запихивает вещи в чемодан как Бог на душу положит: туфли, белье, платья – все теперь лежало вперемешку. Впрочем, можно было понять, что происходящее потрясло даже невозмутимую Рейчел Филд.

Когда чемодан был наконец снова закрыт, Генри поблагодарил ее за помощь, попросил оставить адрес сержанту и разрешил вернуться к себе. Оставшись в одиночестве, он внимательно осмотрелся. Где-то здесь, Генри в этом не сомневался, находился ключ к загадке, но он был не в силах его увидеть. Инспектор задумался о показаниях, которые успел собрать. Часть свидетелей что-то скрывала, это не подлежало сомнению. Но что? Что-то, имеющее отношение к личной жизни Хелен, подумал он, к ее личной жизни, которая сплеталась с ее работой, так что невозможно было отделить одно от другого. Возможно, поездка в Хиндгерст поможет найти ответ. Генри вздохнул и направился взглянуть на черный ход здания.

Там не было ничего примечательного. К черному ходу вел побитый жизнью лифт в задней части дома – им, по словам Альфа, пользовались для того, чтобы поднимать наверх тяжести – к примеру, мебель для фотосессий. Дверь вела к подсобным помещениям и запиралась на автоматический замок. Альф заверил Генри, что от замка было всего два ключа и оба находились у него. Один он всегда носил вместе с остальными ключами, а другой, на случай непредвиденных обстоятельств, всегда висел на стене в его закутке. Все, кто привозил товары к черному ходу, звонили в звонок, тогда Альф посылал кого-нибудь открыть дверь. С некоторым стыдом он признал, что утром впустил в здание гепарда, поскольку не видел в этом ничего плохого.

– Я знал, что его ждут для фотосессии мистера Хили. Не мог же я позволить опасному зверю разгуливать по внутреннему дворику.

– Вам следовало спросить разрешения у сержанта, – сказал Генри, – но теперь это не имеет значения.

Оставив Альфа, он направился через дорогу побеседовать с Николасом Найтом.

Глава 6

Около входа в «Оранжерею» Генри увидел дверь со стильной черной табличкой, на которой изящными белыми буквами было написано: «Николас Найт – Haute couture[7]7
  Высокая мода (фр.).


[Закрыть] – Второй этаж». Он поднялся по узкой лестнице и оказался перед двойной дверью, на которой висела еще одна табличка, гласившая то же самое. Он открыл дверь и вошел. Тепло и аромат, стоявшие в помещении, неожиданно напомнили Генри о комнате, в которой умерла Хелен.

Салон занимал весь этаж. Пол был покрыт белым ковром, окна завешивали черные атласные шторы, подвязанные белыми жгутами, в пустом камине стояла огромная ваза с белыми лилиями и красными розами. Вдоль одной стены стоял ряд маленьких золоченых стульев, большую часть другой занимало огромное зеркало. У двери стоял антикварный стол из орехового дерева, за которым сидела девушка с невозможно светлыми волосами и красила ногти серебряным лаком. Когда Генри вошел, она поднялась и, покачивая бедрами, зашагала к нему.

– Маагу ваам чем-н’будь п’мочь? – проговорила девушка, так подчеркивая столичный выговор, что ее речь была едва понятна. Она смотрела на старый плащ Генри, как преданный своему делу садовник смотрит на слизня.

– Я хотел бы поговорить с мистером Найтом, – ответил он и протянул девушке свою визитку.

– Присааживаайтесь. Я’а паасматрю, не занят ли он.

Она на своих похожих на стилеты каблуках засеменила прочь из комнаты. Генри ожидал ее, неудобно присев на край золоченого стула. Через минуту девушка вернулась.

– Мистер Найт вас примет прям с’час. – Теперь в ее голосе слышалось больше уважения. – Пааднимитесь к нему, п’жаал’ста.

Генри последовал за ней сквозь черный занавес в дальнем конце салона и поднялся по маленькой винтовой лестнице. Здесь, как и в редакции «Стиля», он не мог не заметить того, как резко менялось оформление, стоило покинуть комнаты, предназначенные для публики, и перейти туда, где действительно шла работа. Лестницу давно не ремонтировали – белая краска отставала от стен, а вместо пушистого белого ковра лежал старый коричневый линолеум.

Дойдя до верхней ступеньки, Генри услышал оживленную женскую болтовню, доносившуюся, по всей видимости, из приоткрытой двери слева. Справа была дверь с табличкой «Не входить».

– Он в атэлье, – сообщила блондинка, – вхаадите, п’жаалста.

Она открыла дверь и впустила Генри.

Первым желанием инспектора было броситься из комнаты вон. Он оказался в огромном помещении, где царил фантастический беспорядок: тюки ткани, мотки ниток, булавки, обрезки, сантиметровые ленты, наброски моделей, перья, кружева, искусственные цветы, манекены и нитки бус, разбросанные повсюду, составляли только его часть. Из дальнего угла комнаты доносилось несмолкаемое жужжание швейных машин, за которыми полдюжины бледных девушек в коричневой униформе жали на педали, крутили колесики и ловко направляли под иглы драгоценную ткань.

Впрочем, ничто из этого не имело отношения к панике Генри. Что его шокировало, так это непосредственный первый план. Здесь – всего в ярде от его ошарашенного лица – стояло, насколько он мог сосчитать, больше сотни невероятно красивых девушек, одетых всего лишь в самые крошечные трусики и бюстгальтеры, какие только можно представить. Только когда Генри разглядел бесконечное множество уменьшающихся вдали Николасов Найтов, он понял, что эффект был вызван двумя зеркалами, помещенными друг против друга. На самом деле в комнате были всего три едва одетые девушки, но и этого оказалось слишком много для инспектора.

Николас Найт драпировал зеленый атлас вокруг стройных бедер четвертой модели – брюнетки с профилем, как у Нефертити, – которая стояла в позе статуи и рассматривала свои лиловые ногти скорее с интересом, чем с удовольствием. Выше талии она тоже была обнажена, если не считать тонкую белую полоску бюстгальтера.

– Войдите, – невнятно произнес Найт, в губах которого были зажаты булавки.

– Возможно, будет лучше, если… – нервно пробормотал Генри, готовясь к отступлению.

– Не дольше минуты, хорошо? Кто-нибудь найдите мистеру Тиббету стул.

Одна из обнаженных красавиц отодвинула рулон темно-синего бархата, под которым стояла деревянная табуретка. Вторая нимфа выдвинула табуретку, слегка обмахнула ее от пыли кусочком золотистой ламе и поставила рядом с Генри. Он поблагодарил девушку и сел, почувствовав себя немного уютнее. Его поразило, что красавицы не выказывали ни малейших признаков стеснения при виде постороннего мужчины. Минуту спустя пришел посыльный с рулоном ткани, который он закинул на полку в другом конце комнаты с изяществом, которое могло быть только результатом многолетней тренировки. Девушки весело поприветствовали его, и он ответил им тем же. Не было ни визга, ни попыток прикрыться, ни ухмылок или похабных комментариев. Генри стало стыдно за свою ограниченность. Грязь, решил он, в глазах смотрящего, и здесь, в этой комнате, ее не было.

Найт взял еще одно полотнище зеленого атласа, обернул его вокруг груди модели и заколол булавкой.

– А теперь медленно повернись, Рене. Вот так, да, славно.

Девушка, не меняя выражения лица, принялась грациозно поворачиваться. Найт оценивающе смотрел на нее.

– Так. Еще. Еще чуть-чуть. Стоп! – Он поправил ткань. – Вот так. Продолжай, милая. А теперь иди от меня. – Рене изящно направилась к швейным машинкам, при этом ее бедра слегка покачивались. Найт наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки. – Да. Вот так. Стоп. Вот так хорошо, милая. Марта!

– Да, Николас? – Полная женщина средних лет, одетая в черное платье, неожиданно появилась рядом с Найтом.

– Сними это с Рене и передай закройщикам, – распорядился он, – для нижней юбки используй туаль номер восемнадцать и эти драпировки. Это срочно. Леди Прендергаст.

Внезапно к Найту подошла молодая китаянка в самой странной одежде, которую Генри когда-либо приходилось видеть. Силуэт походил на вечернее платье в пол, но из плотной бязи кремового цвета, обильно украшенной карандашными отметками.

– На мне туаль номер двадцать четыре, как вы и просили, мистер Найт, – с очаровательным акцентом проговорила она.

– О Господи! – Голос Найта звучал раздраженно. – Я совершенно забыл. Ну что ж, придется подождать. Я занят.

– Но мисс Марта говорит… – начала девушка.

Найт топнул ногой в шикарном ботинке.

– Марта может говорить все, что угодно! – сердито воскликнул он. – У меня назначена встреча. Оставь нас.

Девушка пожала плечами, как бы говоря, что это не ее дело, и исчезла. Найт повернулся к Генри:

– Мне невероятно жаль, что вам пришлось ждать, инспектор. Но сейчас у нас – бедных портных – самая жаркая пора. У меня через неделю показ летней коллекции. А тут еще все эти зимние приемы, и во всем Лондоне нет женщины, которой не хотелось бы обзавестись новым платьем, и все они решают это сделать в последнюю минуту. В самую последнюю, говорю вам. Не знаю, за кого они меня принимают. Я работаю с Рождества, и уже стер пальцы до костей. В буквальном смысле до костей.

Генри не до конца поверил в его последнее заявление, но не мог не заметить, что кутюрье и вправду выглядит усталым и измученным. Принимая во внимание нервное напряжение в сочетании с беспорядком, в котором он работал, это было неудивительно.

– Пойдемте в мой кабинет, – предложил Найт, – надеюсь, там нам удастся поговорить спокойно.

Генри последовал за ним на площадку, а затем в комнату с табличкой «Вход воспрещен». В кабинете Николаса Найта царил еще больший беспорядок, чем в его ателье, если такое возможно. Стол и стены покрывали листы с набросками платьев, сделанными уверенной и умелой рукой. К большей части набросков были приколоты лоскуты ткани. Всего остального было не видно из-под лавины бумаг и фотографий, среди которых Генри заметил Веронику, по всей видимости, собирающуюся спрыгнуть с Эйфелевой башни.

Найт сбросил стопку бумаг со стула и жестом предложил Генри присесть. Затем он сам опустился во вращающееся кожаное кресло у дальнего края стола, угостил Генри черной сигаретой из золотого портсигара, сам взял одну и в конце концов произнес:

– Наконец. Теперь мы можем поговорить.

Генри осторожно начал:

– Не думаю, что вы можете мне так уж много рассказать, мистер Найт. Но у меня есть чувство, что ваше мнение, как заинтересованного постороннего лица, может быть весьма ценным.

Николас заулыбался:

– Все, что в моих силах… – Он сделал широкий жест рукой. Казалось, ему удалось преодолеть нервозность, терзавшую его в ресторане.

– Для начала скажите, вы были знакомы с Хелен Пэнкгерст?

– Нет, то есть почти нет. Разумеется, я знал о ней, но она работала в основном в редакции. Других сотрудников «Стиля» я, разумеется, хорошо знаю. Терезу, Бет и остальных.

– Что я сейчас пытаюсь сделать, – сказал Генри, – так это нарисовать для себя схему отношений между разными людьми.

Улыбка Найта исчезла с лица, словно он чего-то неожиданно испугался.

– Что вы имеете в виду, инспектор? – спросил он.

– Я имею в виду, – ответил Генри, – отношения Хелен Пэнкгерст с другими сотрудниками редакции.

– О… – В голосе Найта послышалось облегчение. – Я расскажу вам все, что знаю. – Он сделал паузу, будто тщательно выбирал слова. – Разумеется, вы понимаете, что мир моды – довольно странное место.

– Мне говорили, – произнес Генри.

– Дело даже не в том, что люди тут не то, чем они кажутся, – продолжал Николас, – напротив, они стараются преувеличивать, утрировать до абсурда то, чем кажутся.

– Я это заметил, – кивнул Генри.

– Возьмем Дядюшку. Полагаю, с Дядюшкой вы уже успели познакомиться.

– Успел, – с чувством ответил Генри.

– Так вот, – довольно зло продолжил Николас, – он полное ничтожество. Даже хуже чем ничтожество. Все, что он собой представляет, – это обычный тупоголовый ирландец. Более чем обычный, – добавил Николас с некоторой грустью в голосе, – но он был вынужден стать яркой индивидуальностью. Что хорошего было в Хелен Пэнкгерст, так это то, что она не играла в эту игру и всегда оставалась самой собой – не больше, но и не меньше. По крайней мере так мне говорили.

– Кто говорил?

– Ну, это все знают, – ответил Николас, взмахнув рукой с ухоженными ногтями. – А посмотрите на Терезу и Майкла. Что это за брак, а?

– И что же это за брак?

– Господи, да это фарс! – рассмеялся Николас. – Когда они поженились, Тереза уже была заместителем редактора раздела моды в «Стиле», а Майкл только-только открыл свою студию в убогой комнатушке на Шарлотт-стрит. Он фотографировал вышитые грелки на чайник по три гинеи за час. Разумеется, понятно, зачем он на ней женился. На это была масса причин.

– Что вы имеете в виду?

– Вы же знаете, кто такая Тереза? – спросил Найт.

– Нет.

– Вторая дочь лорда Клэндона. Она купалась в деньгах. Чуть ли не в прямом смысле. Тереза пошла работать просто для развлечения, а потом выяснилось, что у нее потрясающая интуиция. Майклу хватило ума не упустить эту возможность. Он ничего, совершенно ничего не добился бы без Терезы. Полагаю, Клэндоны были в бешенстве, когда она за него вышла. Но ирония в том, что сейчас они поменялись местами.

– Что вы имеете в виду?

– Дорогой мой! – воскликнул Найт. – Майкл сделался comme il faut[8]8
  Благопристойный, принятый в обществе (фр.).


[Закрыть]. Не будь он зятем Клэндонов, они не сумели бы теперь заполучить его даже на званый ужин. Нет, что вы.

Как частное лицо, Генри позволил себе в этом усомниться, но промолчал. Он только заметил:

– Все это еще не значит, что их брак – фарс.

– Не хочу казаться циничным, – сухо ответил Николас, – но у Терезы выше шеи – сплошная кость. Без единого просвета. Потрясающее чувство тенденций моды, и все. А у Майкла всегда была масса разных интересов. – Последние его слова прямо-таки сочились ядом. Генри попросил его уточнить насчет интересов Майкла.

Неожиданно модельер сделался неразговорчивым:

– О, много всего. Ходит немало слухов, понимаете…

– Какие-то из этих слухов касались Хелен Пэнкгерст? – поинтересовался Генри.

Найт искренне удивился:

– Нет… Хелен тут ни при чем… Речь о… – Он поколебался и продолжил, не говоря совершенно точно ни слова правды: – Я не сплетник, инспектор. Вполне возможно, что ходили слухи о Майкле и Хелен. Просто я ничего не слышал, вот и все. – Судя по его тону, он об этом сожалел.

– А о чем вы слышали? – настаивал Генри, но ему не удалось добиться от Найта большей определенности. Если верить ему, то у Майкла имелись эстетические и интеллектуальные потребности, а у них с Терезой не было ничего общего никогда в жизни. Майкл существовал в другом мире. В последнее время Майкл куда больше интересовался театром и балетом, чем модой. Наконец Генри сдался и, решив, что при первой же возможности вернется к этой теме, перешел к расспросам о событиях предыдущего вечера.

– Я допоздна работал, – сообщил Найт, – и, наверное, где-то около полуночи мне пришло в голову спуститься в забегаловку внизу и пропустить стаканчик на ночь.

– Вы имеете в виду «Оранжерею»?

– Ага. Жуткое место, правда? Но полезное, если живешь в том же доме.

Генри выглянул из окна и понял, что смотрит прямо на редакцию «Стиля» на другой стороне Эрл-стрит.

– Вы не заметили света в окнах через дорогу? – поинтересовался он.

– Не то чтобы я его именно заметил, – ответил Николас, – я знал, что он будет гореть. Это же была ночь подготовки парижского номера. Я бы скорее заметил, если бы его там не было, если вы понимаете, о чем я.

– Итак. Вы спустились в «Оранжерею» и встретили там мистера Горинга и мистера Барри.

– Верно. Они как раз заканчивали ужинать. И оба были до отвращения веселы, должен признать. Хорас рассказывал бесконечные, до смешного правдивые истории. Годфри нацепил маску рубахи-парня. Думаю, это непросто, когда пьешь только тоник. Единственное, что я могу предположить, они заключили выгодную сделку и отметили ее. Я был вымотан, вы не поверите, насколько я был вымотан. Не знаю, как я все это выдержал.

– Тогда зачем, – поинтересовался Генри, – вы приняли приглашение мистера Горинга и отправились к нему домой?

Николас замялся:

– Я всегда говорил, что не ползаю на коленях перед людьми, которые мне не нравятся, даже если они важные шишки. Но к сожалению, порой этого нельзя избежать. Мне не стоит ссориться со «Стилем», понимаете? Мне попросту нельзя с ними ссориться. Вы ведь понимаете меня?

– Разумеется, – ответил Генри. – Итак, вы с мистером Барри поехали на Бромптон-сквер, а мистер Горинг зашел за остальными в редакцию. Кстати, миссис Горинг была на вечеринке?

– Лорна? Нет, ее не было. Она находилась в загородном доме. У них есть дом в Суррее, помимо лондонского, вы знали? Вот вам еще один парень, которому хватило ума жениться на деньгах.

– Скажите, вам не показалось, что кто-нибудь из сотрудников «Стиля» выглядел расстроенным или нервничал? Или вообще вел себя не так, как обычно?

– Обычно? – Николас взвизгнул от смеха. – Никого из них нельзя назвать обычным даже в лучшие их дни. Дядюшка был таким же грубым, как всегда, – полным хамом, откровенно говоря. Майкл дразнил бедного старого Хораса. Должен признать, что меня это несколько порадовало. Тереза вела себя на удивление тихо, а Марджери показалась мне совершенно больной.

– А что вы можете сказать о мисс Филд?

– О мисс Филд? Кто это?

– Секретарь мисс Френч. Вы подвозили ее домой.

– О, наша фея из Сурбитона. Так что с ней?

– Она вела себя как обычно?

– Понятия не имею, – ответил Николас, – я ее никогда раньше не видел. И, честно говоря, она, бедняжка, не могла бы при всем желании вести себя более обычно, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Итак, вы отвезли мисс Филд и мистера Барри домой и вернулись сюда?

– Верно. Я живу на чердаке, в элегантной бедности. Хотите взглянуть на мое гнездышко?

– Нет, спасибо, – твердо отказался Генри, – во сколько вы вернулись домой?

– Было около трех, точнее сказать не могу. Знаю только, что покинул Бромптон-сквер в половине третьего.

– А когда вы приехали, – поинтересовался Генри, – то не заметили ничего необычного? Никто не приходил, не уходил?

– Кое-что я все-таки заметил. Когда закрывал шторы в своей спальне, то увидел выходившую из редакции «Стиля» девушку. Странного вида создание в ужасном оранжевом платье, белой накидке и в очках. Я сказал себе: «Она точно работает не в разделе моды».

Генри кивнул:

– Это, должно быть, мисс Пайпер, редактор раздела статей. Что она сделала дальше?

– Пошла по улице.

– Больше вы никого не видели?

– Честно говоря, я заметил Хелен. Она увлеченно печатала. В тот момент она точно была жива. Потом я задернул шторы, упал на кровать и мгновенно заснул.

– Ясно, – произнес Генри, – спасибо большое. – Он заглянул в записную книжку. – Думаю, мне надо будет поговорить и с мистером Барри. Не подскажете, как с ним связаться? Кажется, вы неплохо его знаете.

– Я на него работаю, – просто ответил Николас.

– Работаете на него? – удивился Генри. – Но я думал, что… Я хочу сказать, вы делаете вещи такого уровня, а он…

– А он занимается дешевкой массового производства и продает их в сети «Уиган»? Вы это имели в виду, правда? – Николаса позабавила реакция инспектора.