Текст книги "Двойной без сахара (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)
Глава 13 «Доброй ночи, любимая!»
– Are you sleepwalking or ready to start your day? (Ты лунатишь или проснулась окончательно?)
Я обернулась, держа в руках горячую чашку, только что извлеченную из микроволновки: Лиззи в накинутом на плечи пледе бесшумно вынырнула из темноты гостиной. Я старалась хозяйничать тихо и микроволновку отключила за секунду до сигнала, чтобы не разбудить Лиззи, возвращения которой не сумела дождаться.
Керамика жгла руки, и я едва донесла до стола чай, не расплескав. Я совершенно не помнила, на какой из фраз Шона уснула, и сейчас, когда открыла глаза, не могла сообразить, где нахожусь и чем укрыта. На кухню я пробралась машинально, пытаясь сориентироваться во времени и пространстве. Только часы на микроволновке оказались сбитыми, а обнаружить на диване телефон в полной темноте не получилось. Так все же я разбудила Лиззи или она до сих пор не спала?
Пока я собиралась с ответом, Лиззи успела достать из холодильника коробку.
– Наверное, ты просто проголодалась, – решила она за меня. – Шоколадный торт с виски самое лучшее начало ирландского дня, не находишь?
Я взглянула в окно. Рассвета не наблюдалось. Надо все же выставить на микроволновке часы…
– Можно я возьму только торт?
Подавив зевок, я опустилась на стул и стиснула пальцами подостывшую керамическую кружку. Тепло от тлеющего камина, кофта и плед не дали замерзнуть, и сейчас я грела руки скорее машинально.
– Увы, виски в креме, – едва приметно улыбнулась Лиззи. – Этот сумасшедший купил торт, не спросив разрешения.
Я опустилась к кружке и сделала глоток, не отрывая ее от стола.
– Сумасшедший – это кто?
Лиззи подтолкнула ко мне коробку с ложкой. Сколько же я спала и сколько отсутствовала Лиззи? И неужели Шону оказалось мало шоколадок?
– Конечно же, Бреннон О'Диа, – усмехнулась Лиззи моим мыслям и присела на тот самый стул, который вечером облюбовал наш дорогой хозяин. – Шон Мур решил попробовать себя в новой ипостаси – нынче он цепной пес. Он просидел у дверей коттеджа Бог знает сколько времени, дожидаясь нашего возвращения, чтобы мы ненароком не потревожили твой сон.
Она выдержала паузу, будто изучала выражение моего лица, но я даже не улыбнулась. Я пыталась восстановить события вечера, но память отказывалась идти дальше просьбы Шона развлечь его племянницу.
– Он еще не знает, что вокруг тебя можно перевернуть дом, но ты и бровью не поведешь, – продолжила Лиззи, отчаявшись услышать от меня хотя бы междометие. – Чем только я не пыталась шуметь вокруг тебя, хоть бы пошевелилась! Так и знала, что вскочишь посреди ночи, и очередной день будет насмарку.
Лиззи провела рукой по деревянной поверхности, смахивая невидимые крошки. Кто укрыл меня пледом? Явно не она, раз желала моего пробуждения. Ох, слишком уж заботливый у нас хозяин…
Я уткнулась носом в кружку – чай обжигал, каждый глоток давался через силу.
– Шон настолько плохо себя вел, что ты испугалась лечь при нем в кровать?
Рука Лиззи замерла на невидимой крошке, но глаз она не подняла. Слова обожгли грудь сильнее чая. Знала же, что не стоило ей встречаться с нашим милым хозяином. Кто же мог подумать, что я усну в обнимку с кружкой! Теперь лишь бы суметь придать голосу достаточно спокойствия, а словам небрежности.
– Я не собиралась спать, – Ложка отломила уголок у треугольника торта, но до рта я ее так и не донесла. – Я вырубилась сидя, слушая очень интересный рассказ про его племянников. Я даже не знаю, как он сумел подсунуть мне под голову подушку… И укрыть одеялом.
– Может, ты еще чего-нибудь не помнишь? – В голосе Лиззи не было смеха и на йоту. – Или не желаешь говорить?
И лицо стало слишком серьезным, не оставляя никаких шансов принять ремарку за шутку. Лиззи смотрела на меня прищуренными глазами, но даже в этих щелках мне виделся портрет Шона.
– Лиззи, – произнесла я четко, почувствовав в груди неприятное жжение уже совсем не от чая. – Я не спала с Шоном, если это то, о чем ты меня спрашиваешь, и не планировала с ним встречу. Я действительно была в деревне, сначала в пабе, а потом, будешь смеяться, на кладбище.
Лицо Лиззи не дрогнуло, у меня же дрожал каждый мускул, и я даже несколько раз нервно зажмурилась: взгляд Лиззи напоминал пыточную лампу следователя из Большого Дома.
– Я догадываюсь, что сказал тебе Бреннон О'Диа, но теперь послушай, что скажу я, – Голос, к счастью, не дрожал. – Падди, владелец паба, позвонил Шону, когда тот чинил этот гребаный кран, и попросил отвезти меня домой, потому что решил, будто я не в состоянии вернуться на велосипеде. Я ничего не знала про звонок, пока Шон не объявился в пабе и не поставил меня перед фактом, что уже убрал велосипед в багажник.
Лиззи молчала и сверлила меня алмазным сверлом прищуренных глаз.
– Не смотри на меня так, будто я лгу. Показать альбом? И вообще у меня месячные! – уже почти что закричала я, чувствуя, как к глазам подступили непрошенные слезы.
Как только она могла подумать, что я способна на предательство! Да еще с пьяным ирландским водопроводчиком!
На этот раз Лиззи улыбнулась и даже хихикнула.
– И только месячные тебя остановили?
Я зажмурилась, вдруг почувствовав, что слезы победили меня, и, поднеся кружку к самому лицу, спрятала влажные глаза.
– Бреннон ничего не сказал мне о Шоне и о том, что тот поспешил на свидание с тобой. Он вообще о нем ничего не сказал. Ну кроме того, что собаку Шона зовут Джеймс Джойс, а она сука.
Я подняла глаза над кружкой, Лиззи улыбалась.
– И что? – промычала я, продолжая сжимать губами край кружки.
– Ничего. Каждый волен называть своего питомца, как ему вздумается. Я думаю, эта сука не читала «Улисса». И я не просила от тебя отчета о Шоне. И он будет последним самцом, к которому я тебя приревную.
– Отчего же? – Кружка громко опустилась на стол, и я схватила ложку. – Он мне прямым текстом сказал, что хочет со мной переспать.
Лиззи вновь тихо растянула губы.
– К чему слова, когда у него на лице написано, что ему от тебя надо. Надеюсь, ты ответила: подумаю, верно?
– Лиззи!
– То есть ты согласилась? Когда месячные закончатся…
Голос Лиззи был странным – не показывал истинных эмоций, а глаза продолжали буравить меня, будто подключили к ее внутреннему детектору лжи.
– Ты издеваешься? – Я не могла больше серьезно относиться к диалогу. – Знаешь же, что я ответила ему – нет.
– Зря…
Лиззи резко поднялась со стула и принялась у раковины расправлять для просушки кисти, которые она, видимо, домыла, пока я спала. Я же потеряла дар речи и стала тупо следила за ее быстрыми движениями.
– Have you ever had one-night stands?
Какой еще пересып на одну ночь?! Но Лиззи продолжала стоять ко мне спиной, лишая возможности просто помотать головой, потому что даже простых два звука я не могла сейчас сложить в один. Однако Лиззи верно расценила мое молчание и, медленно повернувшись к столу, произнесла:
– Выходит, ты действительно два года жила в моем доме без секса? – Она глядела поверх моей головы в окутавшую дом темноту. – Получается, если прибавить три года твоего никудышного брака, пять лет у тебя не было нормального мужика?
– Больше, – я опрокинула в себя оставшийся чай будто водку и громче прежнего опустила кружку на стол. – Только я об этом нисколечко не жалею, потому что теперь у меня есть ты.
Лиззи вновь сощурила глаза, и я наконец поняла, что просто сижу от нее слишком далеко, и она не может четко видеть меня без очков.
– Устоять перед Шоном нелегко, – протянула Лиззи драматически, присаживаясь обратно к столу. – У него есть дьявольский шарм, свойственный всем самоуверенным деревенским парням.
– О. да! – Теперь я опустила на стол руки и отбарабанила марш. – Принц Уэльский, прямо! Лиззи, он водопроводчик, алкоголик и… У него собаку зовут мужским именем, – как-то совсем дико расхохоталась я, но быстро замолчала, взглянув в совершенно серьезное лицо Лиззи.
– Какое значение все это имеет в постели? – и тут она чуть улыбнулась. – Тебе что приносит сексуальное удовлетворение обсуждение того, каким пальцем рисовал Тернер?
– Представь себе – да!
Я протянула руку, чтобы встретиться с пальцами Лиззи, но вместо того, чтобы сжать их, она принялась очерчивать по столу контур моей ладони, будто нарочно избегая контакта.
– И будь Пол не экономистом, а водопроводчиком, то ни за какой паспорт я не легла бы к нему в постель, – зачем-то упомянула я бывшего мужа.
И тут Лиззи наконец пропустила свои пальцы сквозь мои, и принялась вычерчивать на моей ладони круг, согревший меня намного лучше растопленного камина.
– Наверное, тебя удовлетворяла мысль, что неподнятие его дика компенсируется ростом индекса Доу Джонса!
И она расхохоталась, даже не прикрыв ладонью рот хотя бы из вежливости. Я высвободила пальцы и схватила ложку.
– Сколько раз просила тебя не обсуждать мое общение с Полом! Ты достаточно сказала адвокату, мне до сих пор противно. Хорошо, что она не озвучила это в суде. Пол не заслуживал этого чертового слушания!
Лиззи сжала губы, будто глотала то, что хотела бросить мне в лицо.
– Тебя никто не заставлял разводиться с ним. Сейчас бы ты родила ему ребенка и не мучилась бы от безделья.
Слова ее из медовых превратились в высушенный воск. Я испугалась возвращения прерванного разговора.
– Лиззи, я хорошо поработала сегодня… То есть уже вчера, – постаралась я увести разговор от опасной темы. – Показать тебе альбом? Я, кажется, бросила рюкзак у двери.
– Я нашла твой альбом на журнальном столике. Я видела и паб, и церковь…
Я тряхнула головой. Явно Шон похозяйничал в моем рюкзаке, пока я спала – это уже форменное свинство лазить по чужим сумкам. И чего его вдруг так заинтересовали мои зарисовки, если он не учился рисовать. Хорошо еще, что это был абсолютно новый альбом без моих зарисовок собственного тела или тела Мисс Брукнэлл.
– Ах, да… – начала я лгать, чтобы не услышать очередного негатива в адрес ирландца. – Я же показывала рисунки Шону, чтобы как-то убить вечер… И вообще ты напугала меня своим исчезновением, – продолжила я, поняв, что Лиззи и слова не сказала о своей поездке, сосредоточившись на мне и Шоне.
– Я саму себя напугала, – Лиззи вновь принялась утюжить поверхность стола. – Повела себя, как глупая школьница. Когда услышала шум фургона, бросила кисти и побежала в лес в надежде, что Бреннон О'Диа уедет. Я и вообразить не могла, что можно усесться на порог чужого дома и ждать возвращения хозяев. Поняв через четверть часа, что Бреннон О'Диа не собирается покидать свой пост, я пробралась леском к дому мистера Мура в надежде, что наш мальчик прогонит непрошеного гостя. Но опять встретилась лишь с его собакой. Пришлось идти гулять дальше. В итоге я заплутала и вышла на дорогу прямо под колеса отъезжающего фургона. Если бы я осталась в лесу хотя бы минут на десять дольше… А потом я пыталась говорить ему "нет”, но у ирландцев в языке не существует не только слова "да", но и слова "нет"! Впрочем, я думала, что шестьдесят миль – это американские шестьдесят, и мы обернемся к обеду… Я забыла, что это Ирландия…
Она замолчала на мгновение, будто нашла интересным вид разваленного на кусочки торта.
– У него не такие плохие работы, как мне показалось в мастерской – там-то один ширпотреб для туристов. А вот в галерее своеобразные… Тебе следует взглянуть. Быть может, действительно съездим на ярмарку – там будут сладости для тебя и музыка. Можешь взять с собой Шона…
– Лиззи…
Я сомкнула зубы поверх мягкого торта и почти заскрежетала ими. Лиззи же продолжала спокойно выводить на дереве шаманские круги, как прежде по моей ладони. Она вдруг показалась мне жутко усталой, едва держащейся на ногах. Зачем она вышла ко мне? Не для того же, чтобы начать подобный разговор, если действительно ее не волнуют поползновения Шона. И будто отвечая на незаданный вопрос, Лиззи произнесла четко:
– Sean seemed to be very upset than I told him that he was not included in my rent agreement. (Шон очень расстроился, когда я сказала ему, что общение с ним не входит в договор о съеме жилья.)
Я выдохнула, поймав саркастическую улыбку, за секунду до которой успела испугаться нового витка обсуждения поползновений ирландца.
– Норе, – я старалась скопировать ее тон. – You didn't use the exact same words? (Надеюсь, ты не сказала это прямым текстом?)
– Kinda similar. Hoping the message got through this time. He's driving me nuts hopping around you like an Easter bunny. (Я выразилась немного иначе. Надеюсь, теперь до него дойдет. Он уже порядком осточертел мне, прыгая вокруг тебя пасхальным зайцем.)
Я опустила глаза, боясь, что Лиззи прочтет в них что-нибудь не то, хотя я сама не понимала, что в них отражалось, потому что Шон оставил в моей голове невообразимый бардак своими семейными откровениями.
– Мы обе, думаю, были слишком вежливы с этими ирландцами, если оба возомнили, что их общество может быть нам интересным. Хотя если мистера О'Диа с его горшками еще возможно понять, то что общего может быть у художницы с водопроводчиком? С чего он вообще взял, что способен затащить тебя в постель? А?
Она вновь сощурилась. Только в этот раз не для того, чтобы разглядеть меня. Наверное, начало разговора и в ее душе оставило неприятный осадок, и теперь она пыталась завершить его на шутливой ноте.
– Говорит, что расценил мой оценивающий взгляд как желание завести курортный роман. Судя по фильмам, дамочки и ищут себе непритязательных мачо, чтобы не обременять свой мозг лишними разговорами в постели.
– И?
– Что «и»?
Я наконец донесла до рта кусок торта и принялась демонстративно жевать, жалея, что допила весь чай.
– Не желаешь ли примерить на себя роль такой дамочки?
Мягкий бисквит заполнил рот, лишив возможности ответить. Хорошо еще я не подавилась вопросом.
– Я лесбиянка, – наконец выдохнула я, проглотив последнюю крошку. – Мне не нужны мужчины.
– Или ты просто боишься идти к Шону, потому что для тебя это снова, как в первый раз?
Я отломила себе кусок побольше, чтобы наглядно продемонстрировать Лиззи, что не намерена продолжать этот дурацкий разговор.
– Лана, мы говорим только про одну ночь…
Тон стал заговорщически тихим.
– Не мы, – я не могла больше улыбаться ее словам. – Это ты говоришь, будто желаешь, чтобы я действительно тебе изменила с Шоном.
– Изменила? – голос Лиззи стал сухим. – Лана, глупая… Я просто пытаюсь разнообразить твой сексуальный опыт. Не больше и не меньше. Мне бояться водопроводчика? Он лучше меня расскажет тебе про Тернера? Или поцелуи его окажутся лучше моих?
Мою голову сковал ледяной обруч. Я искала в глазах Лиззи смех и не находила. Разговор из злого плавно перетек в шутливый, а теперь стал по-деловому серьезным. Только до меня все не доходил смысл сделки.
– Что ты хочешь от меня, Лиззи?
– Я хочу, – она выдержала паузу, окатившую меня ведром ледяной воды. – Я хочу именно того, что сказала. Хочу, чтобы ты пошла к Шону.
– Неужто тебе потом не будет противно? – спросила я осторожно, незаметно скашивая глаза на опрокинутые бокалы. Бутылка в ведре лежала одна. Значит, Лиззи не могла быть пьяна, если и допила оставшийся бокал. Правда, Бреннон О'Диа мог напоить ее на ирландский манер.
– Отчего? – Лиззи продолжала оставаться дьявольски серьезной. – Запаха спермы?! Лана, дурочка! А тебе не противно от мысли, что у меня могли быть женщины и мужчины намного лучше тебя?
Я бросила ложку. Вскочила со стула, чуть не опрокинув его навзничь. Лиззи протянула руку и схватила меня за локоть.
– Я не желала обидеть тебя, Лана! Ты взрослая женщина и можешь иметь отличное от меня мнение относительно этого парня. И если тебе от него противно…
– При чем тут он! – я чувствовала, как напряженной струной дрожит нижняя губа.
– Ты швыряешь меня первому попавшемуся ирландцу, как надоевшую игрушку.
– Дура! – теперь и Лиззи была на ногах. – Я наоборот предлагаю тебе подобрать его на время. Особенно учитывая, что все игрушки остались дома…
– Лиззи, это еще более жестоко, – мой голос выровнялся, хотя сердце застряло в горле. – Шон – человек, а не силиконовый член.
– Неужто ты думаешь, что ты для него нечто большее, чем резиновая кукла?
И вот, наконец-то, задачка сошлась с ответом. Я улыбнулась, и вытянутые в струну губы Лиззи дрогнули. И чего было заходить огородами после стольких лет вместе! Почему прямым текстом было не сказать, что ей безумно страшно, что я куплюсь на улыбки и внимание незнакомца. Она ревновала. Впервые за столько лет. Правда, все эти пять лет на меня никто не обращал внимания.
– Мне Шон не нужен даже для этого, – голос дрожал, но я не смогла придать ему достаточно веселья; слишком сильно оказалось послевкусие сказанных ранее слов.
– Ты ведь знаешь, что простые ласки доставляют мне намного больше удовольствия. Мне не нужно ничего, кроме твоих губ и пальцев. Или ты сомневаешься в этом?
Лиззи отвела глаза и уставилась на банку с кистями.
– Иногда мне кажется, что ты убедила себя в этом, потому что не помнишь, как это может быть иначе… Как это может быть с мужчиной.
– Лиззи, я не хочу вспоминать. Меня все устраивает…
– Устраивает? – теперь Лиззи глядела мне прямо в глаза. – Скажи мне, что просто неверно подобрала слово. Устраивает – это звучит как плевок.
– Лиззи, – я набрала в грудь воздуха, с трудом размыкая губы для фразы, которую произносила столько раз – "I love you”, потому что только сейчас поняла, что Лиззи вслушивается в ее звучание, как настраивающий инструмент музыкант.
Ее пальцы скользнули мне под волосы, сжали виски. Глаза продолжали прожигали насквозь, аж защипало подушечки пальцев. Я подняла голову, коснулась кончика ее носа. Прикрыла глаза. Открыла для поцелуя губы, но встретилась лишь с острым ногтем, очертившим их контур.
– Вся в крошках, как ребенок…
Голос Лиззи опустился на октаву и пропал. Пальцы распустили серпантин волос и сомкнулись на шее, прорисовывая линию ключицы. Верхний свет остался включенным, и я видела Лиззи будто в свете софитов, неловко настроенных, оттого пустивших ей на лицо резкие тени, превратив в королеву из страшных сказок. Я коснулась мягкой фланели пижамы, расстегнутой у ворота. Пальцы Лиззи скользнули по кардигану вниз, чтобы сжать мои запястья.
– Если уснем сейчас, то спасем день.
Она поймала большим пальцем мою пульсирующую вену, взглянула в глаза.
– Я включила одеяло, но без тебя холодно.
Она отпустила мои руки, потушила свет, сделала шаг в сторону спальни. Я подхватила с пола плед. Что это было? Что она только что наговорила мне? И зачем? На ее кровати аккуратно сложенной лежала моя пижама. Значит, она не разозлилась на меня за чрезмерное общение с Шоном. К чему же были сказаны эти слова? Ответы не нашлись, пока паста пенилась на зубах. Я выключила щетку и смыла ополаскивателем остаток шоколадного привкуса. Лиззи уже отвернулась к окну, и я легла с краю, решив не тревожить ее.
– Мне стыдно перед Шоном за мои слова.
Лиззи осталась неподвижна. Я промолчала.
– Надеюсь, он не обиделся, но все же лишит нас своего общества хотя бы на пару дней. Завтра мне хочется поработать с озером, а потом… Я увидела по дороге неплохое место со старым фортом. Если ты согласишься стать частью пейзажа…
– Ты решила, как те английские сестры, поиграть в фей?
Я перевернулась на бок, но Лиззи осталась ко мне спиной.
– Ты и есть фея. Очень жестокая фея. Шон об этом просто не догадывается. Ты умеешь казаться милой.
– Лиззи, я больше не увижусь с Шоном, если тебя это так ранит. Я не говорила с ним про позирование и не буду.
– Как раз наоборот, – Лиззи теперь повернулась ко мне и, скользнув рукой под подушке, сжала мою шею, будто собиралась притянуть для поцелуя, но пальцы лишь очертили заветный круг на волосах. – Ты должна написать его портрет, я ведь обещала ему картину… Иначе я подумаю, что ты бежишь от него…
Я улыбнулась.
– Тогда я наоборот привяжу его к себе. Хочешь, я напишу ему прямо сейчас.
– нет, – Голос Лиззи на мгновение дрогнул. – Эти два дня мои. Ты приехала сюда работать, а не изводить несчастного ирландского водопроводчика.
Лиззи осторожно поцеловала меня, но отстранилась до того, как я успела ответить на поцелуй.
– See you in the morning, cutie pie!
И когда она перестанет отвешивать мне детских кличек?
Глава 14 «G’night»
– Our agenda for today…
Слова Лиззи легли бальзамом на мою истерзанную душу. Как приятно было знать полный распорядок дня, хотя я предпочла бы иметь общее представление о ближайшей неделе. Сумбурные поездки имеют странное свойство нервировать неокрепшие души, и мне очень хотелось их избежать. По возможности!
Лиззи выводила на белом листе бумаги крупные красивые буквы, будто писала на доске. Мне отводилось время до полудня, чтобы закончить наброски портрета. Сама она должна была завершить хотя бы первый слой пейзажа. Я устроилась с планшетом на диване, вытянув продолжавшие гудеть ноги, и положила поверх альбома телефон. С экрана мне улыбалась замечательная троица в меру упитанных ирландских поросят. Да, я бы с радостью замешала палитру розового, но все же остановилась на более спокойной желтоватой палитре, чтобы оттенить медь волос, оставив розовый цвет лишь для акцентов.
Через два часа я перевернула несколько листов с карандашными набросками и окинула критическим взглядом рисунок, исполненный цветными карандашами, решив, что можно досрочно поставить галочку и заварить себе чашку крепкого чая с медом. И заодно, наконец, выставить часы на микроволновке.
Лиззи продолжала вдохновенно творить и ни разу не заглянула в дом. Я спрятала резинку в карман джинсов и тряхнула волосами прежде, чем выполнить зарядку для шеи, ожидая свистка чайника. Карандаш остался лежать на столешнице, и я уже приготовилась поставить на листке галочку, но замерла, разглядев прижимавший листок магнит. На нем радостная зеленая пивная кружка с трилистником, утопая в пене, вопила о своем желании оказаться внутри меня. Не искать скрытого подтекста оказалось непосильной задачей. Я поменяла магнит на квадратик с сердечком, обрамленным венком из трилистника, где было каллиграфично выведено ирландское благословение. Вместо пива и чего я там еще подумала, пусть в моем сердце будет песня, на губах улыбка, и удача на кончиках пальцев. Уж последняя мне точно понадобится, чтобы поставить галочку у последнего пункта.
После чашки обжигающего чая и сладчайшего меда надлежало попробовать написать подмалевку. Я решила работать в гостиной при открытых дверях, не чувствуя особого желания выходить на природу, потому расстелила на полу полиэтиленовый коврик, раскрыла этюдник и закрепила холст.
– Если бы ты пришла чуть раньше, – сказала таинственно Лиззи, когда я вышла к озеру, чтобы взять из чемоданчика свои краски и кисти, – увидела бы нашего крокодил ьчика.
Мне потребовалось лишнее мгновение, чтобы постигнуть смысл фразы.
– Ты уже вынесла вердикт о его фигуре, – ответила я как можно спокойнее, нагружая палитру тюбиками.
– Если всякое утро он будет рассекать озеро по часу, то все может измениться.
К счастью, Лиззи продолжала водить кистью по холсту, даря возможность не встречаться с ней взглядом.
– Ему пойдет на пользу перед велогонкой с племянниками, – промямлила я, спеша вернуться в дом.
Все утро с тревогой вслушиваясь в утреннюю тишину, я молила небеса не услышать ни шелеста шин фургона господина Гончара, ни скрежета гравия под ногами господина Констебля. Лиззи во время йоги и за легким йогурто-фруктовым завтраком выглядела обыденно-спокойной. Появление любого из ирландцев могло нарушить хрупкое равновесие наших отношений. Три дня она обещала не говорить о Шоне, и вот в первый же полдень ввернула ненужный комментарий. Ах, Лиззи, Лиззи… Что же тебе на самом деле не дает покоя?
В учебной студии всегда звучала тихая фортепьянная музыка, но господа рисующие по желанию могли заткнуть уши собственными наушниками. Я любила классический вкус Лиззи, но при джазе и кантри, которые ставили другие преподаватели, спешила включить на телефоне что-нибудь из русского рока, накопив приличные плейлисты. Сейчас я растворилась в музыке «Чайфа». Абсолютно абстрагируясь от содержания, я воспринимала русскую речь лишь приятным фоном.
Лиззи наконец вспомнила про предложенный чай, но не потревожила меня, застрявшую в середине холста. Однако я спиной чувствовала ее колкий взгляд. Под этим углом невозможно было увидеть холст. Она рассматривала меня. Зная свою сутулость за работой, я расправила плечи и гордо вскинула голову, будто писала автопортрет в стиле Ренессанса. О чем она думает? Апатия, смешанная с ревностью, и чрезмерное внимание к моей внешности выводили меня из равновесия, но всеми силами я заставляла себя работать, выкладываясь на все сто
– нынешняя оценка, возможно, имеет более высокую ценность, чем все мои курсы вместе взятые.
Мы работали, пока закат не сменил над озером всю палитру. Отвыкшая от работы за мольбертом спина ныла. Ноги, не простившие мне вчерашние горки, гудели водопроводными трубами. Сейчас я понимала резонность предложенного Шоном массажа. Мое желание чуть не перешагнуло порог наглости, за которым маячила просьба помассировать мне ноги. Лиззи не смогла бы отказать, но сейчас сама выглядела чернее вечерней палитры, и я не посмела озвучить эгоистичную просьбу. Просто присела на диван и вытянула ноги.
– Пол галлона воды, – Лиззи бросила в бак пустую бутылку. – Сомневаюсь, что буду способна выпить даже половину бокала.
Я потянулась еще сильнее и поймала критический взгляд.
– Но вот прогуляться вдоль дороги я еще способна. Это лучшая разрядка для твоих ног.
Чуть приметный ветерок щекотал щеки. Ночной холод не вступил в свои права, но я радовалась, что надела кофту. Лиззи шла впереди, внимательно глядя перед собой, словно моряк, ищущий маяк. Я спрятала уставшие пальцы в карманы, безумно желая сжать теплую руку Лиззи. Отпустившее меня утром беспокойство накатило новой волной. Я бы дорого заплатила, чтобы узнать мысли усталой мисс Брукнэлл.
– A penny for your thoughts?
Эхом прорезал тишину леса вопрос Лиззи. Я смотрела под ноги, потому не заметила, как Лиззи остановилась, чтобы дождаться меня.
– What? – отозвалась я по старой привычки, хотя нынче витание в облаках трудно было списать на пробелы в знаниях английского.
Лиззи сжала мою руку и сунула в свой широкий карман.
– Мне казалось, что ты не хочешь говорить, – поймала я ее потемневший в сумерках взгляд. Я хотела, но побоялась добавить «со мной».
– Я устала, глупая… Просто устала. Я пыталась не быть соней, как ты, но, видно, не рассчитала силы. Сейчас я бы желала повстречать лепрекона, но вместо горшка с золотом, попросила бы горшок, полный золотистой картошки с розмарином.
Лиззи произносила слова так плотоядно, что мой живот согласно заурчал. Я смутилась, но Лиззи быстро повернула к коттеджу.
– Хочешь куда-то поехать? – спросила она, когда впереди замаячил силуэт машины.
– У нас есть картошка и розмарин.
Запасы подходили к концу, и завтрашний поход в магазин был неизбежен. Я громко мешала в стакане оливковое масло со специями и розмарином, пока Лиззи выкладывала в форму вымытый и просушенный молодой картофель – красный к белому ровной шахматкой. Такими же аккуратными вышли из-под ее ножа и кусочки моцареллы. Она накалывала их на шпажки вместе с мелкими помидорками и маслинами, будто украшала блюдо для королевского приема. Я поправила футболку, пытаясь разгладить складку на животе, чтобы выглядеть достойно на подобном ужине.
– Ты подумываешь о диете?
С чего опять этот оценивающий взгляд? И какая еще диета? Все мои джинсы вместо талии едва задерживаются на бедрах. Если в школе я могла купить на ланч сытный бурито или энчиладас, то нынче лишь к празднику получала картошку в оливковом масле. Наверное, Лиззи вспомнила про ночной торт! Не к ночи будет упомянут тот, кто его купил и его проклятый кран.
– Нет, – я заставила себя не смутиться. – Я пытаюсь убедить живот спокойно дождаться еды.
За ужином мы молчали. Только немота не казалась вынужденной. Мы обе ели, и Лиззи не избегала картошки и даже обильно посолила ее. Однако вино оказалось в одном бокале, но я бы не отказалась и от ее доли.
– Ты собираешься почитать на ночь? – По тону сложно было отличить вопрос от приказа. – Тогда я лягу. Прибери на кухне и не читай допоздна. До форта ехать не менее часа. Спать лишний час я тебе не позволю.
Я поспешила списать отстраненность Лиззи на усталость и, наведя порядок, раскрыла любимую книгу покойной миссис Мур и заскучала с первой страницы, продираясь сквозь описание любви дочерей к доживающему свое отцу, пропуская целые абзацы, пока не дошла до описания знакомства этого самого отца со второй женой. Перед глазами явственно встал отмирающий мир старой Ирландии, где машина когда-то считалась ненужной роскошью, а желание женщины устроить личную жизнь самостоятельно роскошью предосудительной. Героине непростительно много, уже за тридцать, и в обозримом пространстве, кроме обмелевшего озера, никого. Есть только странный вдовец, воспитывающий самостоятельно пятерых детей. Последний шанс, если только героиня сумеет заговорить первой в очереди за почтой… Уже за тридцать, уже кончена жизнь… А мать лишь вздыхает: столько ухажеров было и где они, и как можно выбрать такого… Нет, это не Чехов… Это какая-то бредятина…
Я захлопнула книгу и тут же подумала о сестре Шона из Корка. Шестой ребенок, а она, получается, лишь на шесть лет старше меня. Я отложила книгу и направилась за позабытым чаем. Любит ли она до сих пор мужа? Сколько ему сейчас? Пятьдесят? Я отхлебнула чая и увидела в чайном зеркале лицо Пола. Ему в прошлом месяце исполнилось пятьдесят семь. Если бы Лиззи не поставила крест на моем браке, сумела бы я сейчас лечь в постель без пижамы? Смогла бы я позволить себе родить от него ребенка?
Лиззи не права! Если бы она не появилась в моей жизни, я бы все равно нашла достаточно храбрости, чтобы уйти… Быть может, не в пустоту, быть может, найдя смелость заговорить первой в очереди, но точно уйти. Быть может, я бы еще раньше занялась иллюстрацией или вообще мультипликацией. Зачем мисс Брукнэлл заставила меня закончить курс по художественной живописи? О чем она тогда думала?
Я вновь открыла «Линкдин», чтобы просмотреть резюме случайных людей, окончивших мою академию. Можно не просить у Лиззи денег. Я могу потратить небольшую сумму из собственных, чтобы получить сертификат по мультимедийному дизайну из городского колледжа, и тогда… Что будет потом сегодня не важно. Важно лишь то, что на белой доске появляется план на ближайший год. Вернее на время, отсчет которого начнется после нашего возвращения в Сан-Франциско. А пока…
Пока я должна дописать портрет детей Падди. Холст оживал на глазах. Завтра у меня отдых. Вернее я стану позировать для Лиззи в этом дурацком форте, а вот послезавтра взгляну на написанное свежим взглядом. Мне нужен день – не больше – чтобы завершить портрет. А потом я с превеликим удовольствием осушу и чашку кофе, и кружку пива. Пусть медвежонок не сомневается: мы не останемся друг у друга в долгу. Главное, чтобы портрет понравился Лиззи. Одно ее слово заставит меня водрузить на мольберт следующий холст так же верно, как и то, что пустой взгляд заставит переломить карандаш. Доктора назвали бы это нездоровой зависимостью, а я назвала бы это… Любовью? Да или нет?
