Текст книги "Двойной без сахара (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)
Глава 17 «В гостях у ирландской ведьмы»
– Millions thanks, Lana. Moira is really Important to me.
Для него важны все и все, кроме моих желаний. Пять минут мистер Мур в разных выражениях повторял свое приглашение в Корк. К счастью, дом появился раньше, чем закончились известные мне синонимы вежливого отказа. Однако Шон не предложил зайти, хотя собака заливалась диким лаем и скреблась в дверь. Он извлек из багажника коробку с краном, снял упаковку и сунул в сумку с инструментами. Я не стала требовать объяснений подобным манипуляциям и молча последовала за ним по когда-то засыпанной гравием, а теперь бугристой, поросшей травой, тропке, по которой не могла проехать даже самая маленькая машина. Кто мог жить в подобной глухомани, кроме бабы Яги?
Тягость молчания сглаживалась птичьей трелью и дивными запахами растений, названий которых я не знала. Старый серый коттедж едва просматривался с тропы. Кусты, обрамлявшие каменные столбы, держащие калитку, безбожно разрослись, оставляя гостям лишь один вариант – протиснуться бочком. Колотушка в виде сердца еще хранила следы бирюзовой краски, но явно уже давно не оповещала хозяйку о гостях.
Удивительная картина открылась за кустами – аккуратно подстриженная лужайка и умело обрамленная камнями тропинка, вдоль которой росли единственные знакомые мне растения – клубничные кусты. Атмосфера зачарованного замка непроизвольно рождала улыбку, и я увидела ответную на лице Шона.
Мы старались не ворошить гравий, но входная дверь, аккуратно выкрашенная все в тот же бирюзовый, сразу распахнулась, выпустив на порог хозяйку. Крепко сбитая, даже полноватая, с убранными наверх когда-то шикарными седыми волосами, в однотонной серой доходящей до середины икры юбке и синеватой в цветочек кофте она выглядела неопределенно-пенсионного возраста. Утирая о фартук руки, Мойра поспешила навстречу и, опустив лишнее приветствие, начала чуть ли не с крика:
– Oh, my boy, you finally got a girl you're not afraid to take to old Moira for approval.
Она сипло рассмеялась, и я не сумела убрать с лица улыбку, хотя пришлось изрядно напрячься, чтобы понять старушечью речь. Да, проходить смотрины у бабы Яги мне еще не доводилось. Единственный, кажется, зуб довольно опасно сверкал над губой. Ирландская ведьма немного отличалась от кельтских книжных иллюстраций, но оставалась колоритнее своей русской коллеги.
– Shame on me, – вернул меня на землю голос Шона. – I could only borrow such a girl from another lucky man to entertain you a wee bit, silly.
Он поцеловал хозяйку в щеку, а та сжала его в костлявых объятьях. Теперь настала моя очередь, но я не протянула руки, понимая глупость церемоний. Ее руки оказались ожидаемо сильными, подарив мне крепкие объятья, будто долгожданной внучке. Сердце на секунду сжалось, напомнив о собственной бабушке, когда-то нетерпеливо ждавшей на даче моего приезда. Речь Мойры я продолжала понимать с трудом. Она говорила чересчур бойко, будто боялась, что ее не дослушают.
– I'll have a pot ready for you, – Мойра прищурилась на меня, продолжая удерживать ткань моей кофты. – He's a good fella. Don't put him down so easy.
Она достаточно проворно удалилась в дом и приподняла на окнах кружевную занавесочку, будто желая убедиться, что гости остались в ее владениях. Шон предательски молчал, хотя держался достаточно расслаблено. Засунутые в карманы руки не теребили джинсу. Отличный парень, соглашалась я с Мойрой, но я его уже послала.
– Как понимаю, ты следишь за лужайкой.
Он кивнул и только, потому я решила оставить остальные вопросы при себя и отвела от него взгляд. Вдоль кустов – быть может смородиновых – тянулась бельевая веревка, намотанная на ветку яблони и другого плодового дерева. На ней безнадежно сохли юбка, кофта, огромные трусы и видавший виды лифчик, вздыхавший о прежних формах своей хозяйки. Я жалела об оставленной дома кофте. Небо оказалось плотно затянутым серой пеленой. Вздохнув о солнышке, я вернулась к созерцанию знакомого с детства дачного пейзажа и вновь наткнулась на улыбающееся лицо Шона.
– Прекрасный фон для портрета, – я попыталась пошутить, чтобы прекратить невоспитанно-длинное молчание ирландца, но не найдя в его глазах поддержки, добавила: – Грустный и при этом такой живой сад. Я бы хотела вернуться сюда с альбомом или даже холстом.
– И на выставке картина возьмет первый приз за название – «Она забыла, что такое секс».
Лучше бы Шон молчал и дальше! Теперь он ждал моей реакции, но я не спешила выставлять напоказ свое замешательство. Кто была эта эфемерная «она»: старуха Мойра или я? Или «she» было вовсе не «she», а ирландским «si», что означает ведьма… Но нельзя было молчать так долго, будто ирландец сумел победить меня единой фразой.
– Когда-то такое нижнее белье мужчины находили сексуальным, – осторожно высказалась я и вновь наткнулась на внимательную тишину: – Это даже лучше стрингов, ведь такое, – я махнула в сторону веревки, – скрывает то, что хочется открыть, а стринги не оставляют места для фантазии.
Шон продолжал молчать и явно не обдумывал свой ответ. Мне надлежало самостоятельно вести философскую беседу о линялых и вытянувшихся трусах.
– Смысл в кружевах, – несла я полную чушь. – Ведь если мужчина уже добрался до них, то не станет рассматривать, а просто снимет…
– Допустим, – Шон наконец вступил в болото дурацкой дискуссии. – Но стринги куда удобнее крутить на пальце, – И он действительно поднял в воздух указательный палец. – Для того, чтобы запустить в самый дальний угол спальни.
– Мокрая ткань далеко не полетит, и как ни крути, высушить не успеешь…
Мой язык явно отключился от мозга, и я утратила над ним последний контроль.
– Зависит, насколько те мокрые.
На лице Шона не осталось и следа улыбки. Он выглядел молодым профессором из Тринити Колледжа. Тогда как я выглядела идиоткой, которую туда не взяли даже без обещания выдачи диплома. Возможно, снобы прошлых веков были правы, и женщинам противопоказано высшее образование…
– Плох тот мужчина, который снимет с женщины сухие…
Заткнись! – кричал внутренний голос, но кто его слушал?!
– Согласен, – Шон прилег плечом на веревку, рискуя намочить футболку. – Потому в Ирландии столько дождей. Небеса поддерживают никудышных мужиков.
– Трусы не средство соблазнения. Соблазняешь минуту, а мучаешься целый день… Я говорю про женщину.
– Или всю жизнь.
Это он о своей сестре? Или гипотетически о детях?
– Допустим, – согласилась я с обоими вариантами. – Лично я предпочитаю простые и спортивные топы на все случаи жизни.
– И ты думаешь, что они лишены сексуальности? – по прежнему серьезно продолжал Шон.
– Главное, что они практичны, – пыталась я пойти на мировую. – Особенно в моем случае, когда нечего прятать в кружева.
– Извечный комплекс женщины, – теперь он улыбался. – Главное отыскать, что спрятать в ладонь. Если грудь туда не поместилась, то это уже коровье вымя.
– Зависит от размера ладони, – продолжала я мысленно бить себя по губам и, будто для поддержки, ухватилась за бельевую веревку.
– Хочешь проверить?
Его слова послужили прекрасным душем.
– Шон, ты переходишь границы, – отыскала я ровный голос.
– Не буду переходить, – и ирландец поднырнул под веревку и протянул поверх мокрых трусов руку. – Но даже не нарушая границ, я все еще могу дотянуться до твоей груди, чтобы вынести утешительный вердикт.
Мойра спасла меня своим появлением, пригласив к столу. Шон не предложил руки, но шли мы плечо к плечу, и я вновь пожалела о коротком рукаве. Шон шепнул совсем тихо:
– Возвращаюсь к началу дискуссии, будет ли у меня любой случай?
Вместо ответа я прибавила шагу и вступила в сверкающую чистотой кухню. Мойра замахала на меня руками, заметив снятый кроссовок. Я ответила ей таким же движением, указав на явно недавно вымытую красноватую плитку кухонного пола. Шон же плевать хотел на чистоту. Я присела подле застеленного кружевной скатертью стола на массивный деревянный стул.
Чайник пыхтел, блюдца сверкали, хлеб, плюшки и варенье манили чарующим ароматом. Я поспешила поблагодарить за прежний хлеб и варенье. Мойра лишь широко улыбнулась беззубым ртом. Я перевела взгляд на старый буфет, с открытых полок которого старушка брала сейчас чашки. Они были из разных сервизов, по две-три штуки или вообще одиночные.
– Я очень неловкая. Все бью, – улыбнулась она.
Я вспыхнула, устыдившись прочитанному в моем взгляде вопросу.
– И дети мои в детстве были такими же растяпами.
Я закусила губу, чтобы не спросить, где сейчас ее дети? Не мое дело. Зато привязанность к ней Шона могла объясняться дружбой если не с ее детьми, то, пожалуй, внуками. Хотя нынешняя чистота, аккуратно расстеленные везде, даже на полках буфета, салфеточками говорили об полном отсутствии шалопаев в доме и куче свободного времени для игр с крючком. Приглядевшись, я поняла, что даже занавески на окнах были ручной работой. Разговор не клеился. Мойра лишь спросила, откуда я, как надолго в Ирландию, что хочу увидеть и прочую светскую лабуду, на которую я сама желала бы получить ответ. От Лиззи.
– Думаю, Мойра не обидится, если ты придешь к ней с мольбертом.
Неожиданно вставленная Шоном фраза заставила меня поперхнуться чаем. Это что, очередной отсыл к трусам и лифчикам?! Нахал! К счастью, Мойра не знала подтекста фразы и радостно защебетала на такой высокой октаве, которую не должны были взять связки, заключенные в такую толстую шею. Я умильно кивала, заедая обиду вареньем из красной смородины. Вкус дачи перебьет даже ведро дегтя, которое Шон планомерно льет в бочку моего отпуска!
Шон извинился, встал и задвинул стул, извещая хозяйку и меня, что не намерен возвращаться к столу. Он направился к сумке. Голос Мойры опустился до баса, когда она попыталась спасти свой старый кран. Ее массивное тело чуть ли не полностью закрыло от меня Шона, когда она ринулась от стола к раковине, но я видела непроницаемое лицо водопроводчика, решившего довести начатое до конца. Потом я отвернулась к окну, к которому был придвинут прямоугольный стол.
Мокрое белье заманчиво колыхалось на ветерке, рисуя в моем воображении замечательный деревенский пейзаж, лишенный, впрочем, чего-то сугубо ирландского. Я вернусь сюда с мольбертом. Определенно. И даже не на зло Шону. Пусть он победил старуху, но у меня еще все зубы на месте, чтобы кусаться. И если понадобится, перекушу голыми зубами все его водопроводные трубы.
Я потянулась к чайнику. Мойра уже вернулась к столу и поспешила сама наполнить мне чашку под причитания, что этот сумасшедший тратит на нее свое драгоценное время, которое лучше бы провел со мной. Я вновь улыбнулась, решив, что лишнее напоминать Мойре природу своих отношений с Шоном. А вот ему напомнить их не мешало бы. Только подобрать верные слова не получалось.
– You're really good at making me feel guilty, – Шон заговорил неожиданно, когда мы уже прошли полпути от коттеджа Мойры до его дома. – Keep up a good work, lass.
Он выглядел расстроенным, несмотря на новый блестящий кран, пустивший воду в кухне Мойры. Быть может, я слишком строга к нему? Сама ведь вынудила его ввязаться в дурацкое обсуждения чужого нижнего белья. Просто после предложения Лиззи я утратила возможность адекватно реагировать на его пошлые фразочки. Да и вообще никогда не могла по достоинству оценить низкий юмор.
– Я не только не умею шутить по-английски, но и воспринимать чужие шутки, – сказала я, надеясь сгладить неловкость и убрать отчужденность, которая разлилась между нами вместе с заваренным Мойрой чаем. – И пока я перевожу для себя твои слова, они теряют свой изначальный смысл.
Я почти не лгала, я действительно не могла отыскать грань между его серьезностью и шутками. Шон тут же сократил между нами расстояние, взял меня за руку, но не остановился. Мы прошагали молча почти минуту, и с каждой секундой он все сильнее и сильнее сжимал мои пальцы.
– Неужто я выгляжу идиотом, способным притащиться к старухе, чтобы обсудить твои сиськи?
Я покачала головой.
– Конечно, нет.
Попытка вырвать руку провалилась.
– Лана, и все же я говорил серьезно про размер твоей груди. И если…
– Ты до сих пор желаешь ее потрогать? – почти что перебила я, чтобы казаться совершенно спокойной, хотя меня всю трясло от его наглости и моей глупости, и предстоящего разговора с Лиззи. Меня трясло, как нашкодившего подростка.
Шон улыбнулся, будто моя детская независимость проступила красными пятнами на лице.
– Нет, хотя да… Но не сейчас…
Либо Шон в очередной раз шутил, либо у меня получилось смутить невозмутимого ирландца. Или же он сам для себя еще не решил, чего на самом деле желает от меня получить.
– Я говорил про то, что размер не имеет значения… Хотя наоборот… Маленькая грудь намного удобней, когда женщина сверху, а раз мы находимся в лошадиной стране… Лана, не красней. Я сказал это лишь затем, чтобы ты перестала комплексовать. Признайся, что именно поэтому ты разозлилась на меня у Мойры?
– Нет, – отрезала я, сжав в кулак всю оставшуюся волю, чтобы поставить на место зазнавшегося идиота. – Я сказала, что это удобно. Особенно в калифорнийской жаре. Я предпочитаю носить сарафан на голое тело.
Я выдохлась и отвела глаза. Шон глядел в них слишком пристально и слишком серьезно. Как констебль, а не деревенский водопроводчик.
– Я вновь обидел тебя, так ведь?
Я качнула головой, но продолжила рассматривать зеленый пейзаж.
– Ты рисуешь чужое тело, стесняясь своего? – продолжил он серьезным голосом.
– Ты даже позировала, как сказала мисс Брукнэлл. Или в среде художников к обнаженному телу относятся иначе? Но только не говори, что никогда не играла на раздевание в юности?
– Не играла. У меня не было соответствующей компании в школе.
– Тогда это надо исправить, – Странно, что Шон не захлопал в ладоши, потому что загоревшийся в глазах огонь вернул его лет на десять назад. – Побольше виски, побольше колбасок и побольше тех, кто спокойно снимает с себя одежду. Лана, – он коснулся моего плеча достаточно твердо, заставив остановиться, потому что я уже опередила его шага на два, чтобы прекратить дурацкий разговор.
– Сейчас я говорю серьезно. Я не знаю, что принято в России, но в Ирландии мы рассказываем друг другу о том, что мы никогда не делали, и ждем, кого первым поймают на вранье.
– Тогда мне можно начать раздеваться прямо сейчас, – я пыталась удержать голос ровным. – Мне никто не поверит. Слишком плохо о нас, русских, думают.
– Ты еще не знаешь ирландцев.
Я скинула его руку и убрала с лица последний отсвет улыбки.
– Шон, хватит. Я больше не желаю обсуждать с тобой мое тело.
– Отлично. Давай тогда обсудим мое.
К его лицу улыбка приклеилась навечно.
– И про предложение Лиззи тоже забудь.
Я продолжала сжимать кулаки, чтобы выглядеть сурово.
– Отчего же? Я готов позировать для тебя. У меня достаточно свободного времени, а у тебя его мало – так проведи его с толком.
– Я с большей радостью нарисую твою собаку, как лорд Лэндсир, если ты знаешь такого.
– Не знаю, но завтра буду знать. Я дружу с гуглом, – улыбнулся Шон добро. – Только моя собака не станет лежать смирно. Она залижет тебя до смерти, и я ее не осуждаю. Людей от животных отличает лишь вынужденное сдерживание желаний.
– Шон, – я выдержала паузу, чтобы дать мистеру Муру возможность проникнуться серьезностью момента. – Давай не будем вынуждать друг друга сдерживать свои желания. Мне сейчас очень хочется ответить тебе грубо. Давай же не будем переходить грань доброжелательного хозяина и ответственного съемщика. Я обещаю ничего больше не ломать в твоем доме.
Он кивнул. На мгновение закусил губу и бросил безразлично: – You know your way!
О, да! Дорогу вдоль озера я не забуду никогда. Я встретила на ней вас, мистер Нахал!
Глава 18 «Всадница без головы»
– I'm speechless.
В отличие от медвежонка Падди, у мисс Брукнелл нашлось для меня пару слов. В тот момент, когда высох последний мазок и полотно готово предстать перед арбитром изящества, Лиззи переставала существовать. Появлялась холодная мисс Брукнэлл. Между нами вырастала стена отчуждения, и никакие ночные ласки не могли повлиять на убийственный приговор моему очередному шедевру. Портрет ирландской троицы не стал исключением, несмотря на выпитое вчера вино и последовавшее за тем перемещение в постель.
Возвращаясь чуть ли не бегом по известной мне тропинке в коттедж, я и мечтать не смела о королевском приеме. Однако Лиззи встретила меня непринужденной улыбкой, словно я вернулась с утренней пробежки. Лицо продолжало гореть от ледяного взгляда, которым хлестнул меня на прощание Шон, однако тело тут же согрел протянутый бокал вина. Ужин, который успела приготовить Лиззи, оказался слишком легким для такого же легкого опьянения. Все тревоги дня соединились в бокале и лишили меня ровной походки с первым же глотком, а к моменту опустошения бутылки я находилась в каком-то потустороннем мире, в котором вспышками молний сверкала белозубая улыбка Лиззи в ответ на громовые раскаты моего истеричного хохота, когда я описывала знакомство со старухой Мойрой и то, во что на холсте способно преобразиться ее убогое жилище. Утром я даже не стала предпринимать попыток вернуться к прерванному разговору, понимая, что находилась в состоянии, не совместимом с разумными фразами.
Пьют натощак лишь закостенелые идиотки. С другой стороны вино сыграло Лиззи на руку в прямом смысле слова, сведя ее усилия к минимуму: она замкнула мою электрическую схему парой шальных поцелуев. Казалось, все вернулось на свои места, лишь мозг в моей голове к утру продолжал болтаться в безвоздушном пространстве, отдаваясь в висках жуткой болью.
Сейчас, облокотившись о барную стойку, я призналась себе, что погнало меня в деревню не столько желание глотнуть свежего воздуха, сколько надежда, что глоток пива вернет мне потерянную на дне вчерашней бутылки ясность мыслей. Хотя даже зеленые человечки вряд ли лечат винное похмелье пивом. Лиззи отговаривала меня от поездки на велосипеде, заботясь скорее не о моих ногах, а внешнем виде. К счастью, даже заяц не выбежал на дорогу, чтобы взглянуть на идиотку с перекинутым за спину холстом. Плечо до сих пор саднило от тонкой лямки холщовой сумки, в которую с трудом влез холст.
Я растирала кожу и отхлебывала пиво, пока Падди прогуливался за стойкой, любуясь рисованными отпрысками с разных ракурсов. Мне бы молчать, зарывшись носом в пену, но теплое пиво окончательно расплавило мозг, и мой язык выдал обещание украсить стены паба местными видами. Мне бы ухватить язык пальцами и насильно засунуть за зубы, но пальцы намертво прилипли к пивному стакану.
Если я продолжу пить по утрам пиво, то у меня распрямятся последние извилины. Бельевая веревка с линялыми трусами способна создать в этом месте неповторимую атмосферу… К счастью, пиво закончилось раньше, чем последняя мысль приковыляла мне в голову. Я настолько ушла в себя, что лишь по недоуменному выражение, застывшему на розоватом лице Падди, поняла, что отвечаю ему по-русски. Правда, вспомнить вопрос у меня не получилось. Но положение спасла распахнувшаяся дверь.
Когда Падди успел позвонить своему дружку, осталось для меня загадкой, но его расчет на пиво не сработал, потому что в моем разжиженном мозгу все же сработал отрезвляющий защитный механизм.
– You got your headcut, – к сожалению, успела произнести я со все еще пьяной улыбкой, проглотив верный звук, отчего «волосы» превратились в «голову».
Шон запустил в волосы пальцы и отбросил челку движением американских плейбоев. Прежние потертые джинсы и расстегнутая в вороте голубая рубашка придавали ему шаловливый вид. Наполовину снятые виски почти скрыли раннюю седину. Он выдержал мой оценивающий взгляд без бравады и без смущения. Затянувшаяся пауза наконец скрасилась его улыбкой. Кстати, трезвой. Во всяком случае, на мой похмельный взгляд.
– I still have my head, – произнес он медленно с неповторимой улыбкой. – This is a hairdo, you… stupid American girl! – Он поднял двумя пальцами мой пустой стакан, будто решил рассмотреть в тусклом свете оставленные пеной кружева. – I could drink my head off, but not today, lass.
Я оценила шутку и произнесла как можно тверже.
– You look awesome anyway, stupid Irish boy.
Я знала, что Падди намеренно оставил нас наедине, потому не боялась, что медвежонок истолкует мои слова в пользу дружка. Нет, мальчики, вы только зря выкинули козырного туза. Я знаю, кто такие водопроводчики. Половина отцов моих учеников клеили трубы и стучали молотками в вытертых штанах, но в школу являлись неизменно чисто выбритыми, в свежих футболках и белых носках. С поясами в джинсах. С улыбкой на устах. Предельно вежливые и честные. Прямо сошедшие с экрана «Бобы-строители», ни дать, ни взять. Наверное, на отдельные экземпляры даже можно было запасть хотя бы на визуальном уровне.
Сейчас Шон будто явился на родительское собрание. Хотя, следует отдать ему должное, даже под этим делом, небритый и в рваных штанах, он, конечно же, не походил на русского водопроводчика, но по сути оставался таковым. Неужели мистер Мур и вправду уверен, что я могу запасть на сантехника, пусть даже ирландского?
Хорошо, что я успела собрать оставшуюся разумность в кулак и не задать этот вопрос в лоб. Теперь Шон свободен от прежнего муравейника на голове. Пусть только не думает, что стрижка и опрятный вид хоть на дюйм поднимут его в моих глазах. Мечтать не вредно!
– Велосипед в багажнике, но за руль я тебя не пущу, – Шон щелкнул по стакану, и тот отозвался в ушах неприятным звоном.
– Я не просила Падди вызывать такси, – огрызнулась я, даже не подумав больше скрывать злость. Комичность ситуации тут же стала гротескной, особенно когда с лица Шона при моем выпаде не исчезла улыбка.
– Это была просьба мисс Брукнэлл. Или приказ, потому что, мне кажется, просить не в ее стиле, – и тут же ответил на мой длинный вопрошающий взгляд: – Я заглянул к вам, чтобы оставить координаты людей на случай, если что-то поломается в коттедже в мое отсутствие. Меня не будет дней пять.
– О как! – передала я удивление непонятным набором звуков. – Вчера ты ни словом не обмолвился о своем отъезде.
– Вчера ты не пожелала меня слушать.
Шон растянул каждое слово, будто я впервые слышала английскую речь, или он давал мне время вспомнить дебильный разговор у бельевой веревки. Я еще не успела его позабыть и вряд ли когда-то сумею.
– Я собирался уехать завтра, но Мона требует, чтобы я заехал к ней на пару дней, чтобы купить новый велосипед.
– Пять дней, – поправила я, не понимая зачем вставляю свои междометия.
– Нет, я еду в Лондон, – ответил Шон спокойно и протянул руку, чтобы помочь мне слезть со стула.
– Понятно, – зачем-то добавила я и воспользовалась протянутой рукой, заодно поправляя на плече пустую холщовую сумку. – И можешь меня отпустить. Я способна пройти по прямой линии.
– Мне приятно держать тебя за руку…
– А мне нет!
Я с силой вырвала руку и сунула в карман джинсов, ругая себя за необоснованную грубость. Чего я взъелась на него? Или я разозлилась на Лиззи? Подослать ко мне этого водопроводчика после замечательной ночи! Явно дома меня ожидает неприятная беседа. За что?
Автомобильное кресло показалось жестче камня. С превеликим удовольствием я бы проделала обратный путь на велосипеде.
– Это для тебя.
Шон опустил мне на колени пакетик, запахом выдавший содержание. Шоколад!
– Не сумел удержаться, чтобы не заглянуть в шоколадную лавку. Это все ручной работы. Шоколад с ревенем, с мятой и нуга с ромом. Надеюсь, что у нас совпадают вкусы.
– Шон, – я еще не знала, что скажу, но следовало прекратить его глупые ухаживания незамедлительно.
– Без шоколада я не мог обратиться к тебе с просьбой, – успел перебить меня Шон.
Я напряглась. Все просьбы у него располагались ниже талии.
– Загляни хоть разок к Мойре, чтобы старуха не скучала. Сыграй с ней в карты… Или чем вы там женщины занимаетесь, когда нас нет рядом? – Шон усмехнулся, и я могла бы расценить фразу, как намек на мои странные отношения с Лиззи, но скорее всего он ни о чем не догадывается; ему некогда копать так глубоко. – Это тебя не очень напряжет, Лана?
Я постаралась прервать свое неловкое молчание простым озвучиванием его имени. Он не прекращает удивлять меня!
– Я собиралась рисовать у нее во дворе, – выдохнула я и замолчала, чтобы не подтолкнуть ирландца к продолжению разговора о женских трусах. Их я рисовать не собиралась!
– Рад слышать. Мне очень неприятно напрягать тебя общением с Мойрой, но… Она у нас в деревне изгой и… Я не любитель перемывать чужие кости, – Ага, если только они не женские и не во время футбольного матча. – Ты ей явно приглянулась, и она может поделиться своей историей. Иногда полезно поговорить. И да, не открывай калитку, пока Мойра тебя не заметит и не придержит собаку. Джеймс Джойс сшибает с ног от радости, а любит она всех без разбора…
Как и ее хозяин, похоже! К счастью, мы успели добраться до того самого места, где Шон высадил меня в вечер знакомства. Я не стала приглашать его на чай, да и он не навязывался, явно спеша уехать. Прислонив велосипед к стене, я обошла коттедж кругом, уверенная, что найду Лиззи у озера. По бедру бил утонувший в недрах холщовой сумки шоколад, который мне некому было предложить. Впрочем, я могу взять его к Мойре.
– А я уже поставила чайник, – съехидничала Лиззи, увидев меня без сопровождающего.
– Он заменил себя шоколадом, – я решила не называть Шона по имени, чтобы ответ прозвучал нейтрально и потрясла сумкой.
– Ты расстроилась? – Лиззи забралась поглубже в кресло и выжидающе уставилась в мои, наверное, немного мутные глаза.
– Отчего же! Мне больше достанется. К тому же, никто не будет отвлекать меня от садика Мойры.
– Так ты говорила об этом всерьез? – правдоподобно удивилась Лиззи.
Я кивнула. Это единственное, о чем я, наверное, говорила вчера всерьез. Остальное можно было, пожалуй, сравнить с урчанием одичалой кошки.
– В выходные мы едем с Бренноном на ярмарку.
Теперь я точно что-то пропустила!
– Я сказала, что ты можешь рисовать шаржи около его стенда. Ты ведь помнишь, как это делается?
В голосе Лиззи не было и намека на вопросительную интонацию. Если бы я позабыла технику, то мне давалось два дня, чтобы освежить ее в памяти. Я целое лето отработала в парке развлечений, получая десять баксов за портрет. Но занялась я шаржами не ради заработка, который на фоне зарплаты Пола выглядел по меньшей мере смешно, не говоря уже о сумме, остававшейся после налоговых вычетов. Я просто сбегала из дома, чтобы меньше времени проводить с Полом. А теперь для чего я должна издеваться над бумагой и маркером? Для того, чтобы Лиззи провела выходные подле Бреннона О’Диа? Да я лучше проведу их с Мойрой или в худшем случае в обществе жены или сестры Падди, раз уж так вышло, что Шон преобразился не ради встречи со мной.
Сердце сжала обида. Только я не знала, на кого злюсь больше. Наверное, на себя за извечное согласное кивание головой.
– ОК.
