Текст книги "Двойной без сахара (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)
Глава 43 «Мясо с кровью»
– I know you don’t understand Irish Gaelic, but you can clearly hear your name… (Пусть ты не понимаешь ирландский гэльский, но прекрасно слышишь свое имя…)
Я не стала дожидаться окончания фразы, схватила подушку и швырнула в Шона – аккурат в лицо, жалея одолженную у Роберто акустическую гитару. Теперь тишина ни к чему. Хозяева свалили чуть позже шести – ходили они почти бесшумно, но водопроводные трубы соперничали с заводскими гудками. Однако я сумела снова уснуть, пока Шон бегал вниз якобы проститься. Иджит!
Подушки хватило, чтобы мистер Мур заткнулся. Я откинулась на свою и уставилась в окно – даже небо видно, а вот чаек только слышно – орут, как ненормальные! Хуже ворон. Бедные дублинцы! Потому и на работу уходят так рано. Когда я в полусне спросила Шона, кем ребята работают, он наклонился ко мне и прошептал:
– Никогда не спрашивай у музыкантов, чем они зарабатывают на жизнь. Тебе всегда ответят – музыкой.
Теперь бы спросить, как зарабатывают мозги? Неужто наступая второй раз на одни и те же грабли! Разбудить музыкой – пол беды, но не песней же, написанной для другой женщины! Сменил имя! Довольно с меня, чего там напрягаться…
– Вставай! Я принес рюкзак.
Шон поднял рюкзак с пола и положил рядом со мной. Сам же пока не сменил вчерашний джемпер и не побрился. Значит, не ждал благодарного поцелуя за песню. Выходит, не совсем идиот! Хотя форменный кретин! Я не понимаю Кару. Терпеть его столько лет… Или Шон сделал это нарочно, чтобы позлить меня? Чтобы хотя бы на секунду мне стало так же плохо, как и ему за провальный роман. Тогда это уже низко! Впрочем, он принес одежду без напоминания, и завтрак, уверена, уже дожидается меня внизу. Ему бы добавить хоть чуточку взрослости в отношения, но, наверное, быть младшим в семье – это диагноз.
Голова гудела от злости и шума воды – комнаты без окон, краны без тушителей
– дублинцы, как вы так живете?! Я спустилась вниз и сразу уселась за стол, решив даже не входить в крошечный отсек кухни – нам с Шоном там не развернуться. Но чтобы хоть как-то помочь с завтраком, я взяла с тарелки два горячих тоста и намазала в три слоя клубничным желе, решив не утруждать себя подсчетом съеденного в Ирландии сладкого. На весы я встану дома и вообще перестану есть
– буду сыта по горло переездом.
– Посмотри пока проспекты, – предложил Шон бесцветным голосом. – Вдруг куда захочешь сходить.
Я глянула на низкий столик у стены, заваленный яркими флаерами – ребята, видать, сдают эту комнату на постоянной основе. Лишними деньги не бывают.
– Я доверяю твоему выбору, – буркнула я, не желая подниматься с твердого стула. Тело не очень-то ожило после душа, и я готова была променять на кровать даже Тринити Колледж и даже, если я в ней буду не одна. Но Шон последнее время научился опережать мои мысли. Он поставил передо мной тарелку со скремблер и ломтиком ветчины и тут же побежал наверх мыться и одеваться. Черт, я почти забыла про племянницу Шона. Как там ее зовут? Грейс. О, да, только сегодня из благословения она превратится в мое проклятие.
Мы завтракали почти молча, не считая стандартных утренних фраз с «пожалуйста» и «спасибо». Завтрак в деревне мне понравился куда больше, в нем был привкус приятной разлуки, в которой будет о чем вспомнить. Сейчас мы больше походили на двух неприятных друг другу незнакомцев, из-за толкучки вынужденно оказавшихся за одним столиком. Может, Шон нарочно стремится испортить настроение, чтобы вечернее расставание прошло мирно без обоюдных обвинений и обид. Неужто думает, что мне тяжело от него уходить? Легко, мистер Мур, легко…
– Хочешь еще чего-нибудь? – спросил Шон.
Ничего не хотелось, кроме как выйти вон из этой клетушки. Даже самая дешевая квартира в Сан-Франциско не заставит меня страдать клаустрофобией, как эта. Понятно, что это пристройка к старому дому, квартиры которого выходят на улицу, но нельзя же настолько экономить место! Этот закуток явно конструировал бывший инженер подводных лодок, и теперь в них все живут, хотя и не красят стены в желтый цвет.
Мы забрали свои вещи и вышли во дворик, который днем не казался таким уж милым. Шон отпер решетку и попросил меня придержать ее открытой, пока он бросит ключ в квартиру. Машину Шон оставил через три улицы. Там явно снесли все старье и построили нормальный квартирный комплекс. Даже с детской площадкой. На ней я сразу заметила трех велосипедистов в спортивных костюмах и мою дочку на день. Терри тут же снял девочку с качелей и поспешил спасти шурина от сыновей – эти двое явно могли переломить дяде хребет. Они были рослее Рея, хотя папа их был, кажется, даже тощее Деклана. Видно, дети пошли в Муров. Мамы их явно не отличались стройной фигурой даже в юности.
Мы обменялись официальными приветствиями. Если Мона и успела наябедничать на меня, то Терри отлично держал лицо. Я переложила мольберт в багажник. После небольшой перепалки с Шоном, который решил передать племянницу сестре лично, чтобы поставить точку в дурацкой ссоре, Терри принес автокресло. Хотя, наверное, все же сработало заявление Шона о том, что из центра города ему долго добираться до аэропорта. Скоро, совсем скоро я пристегну ремень безопасности и помашу рукой Дублину.
Сейчас нам следовало проделать вчерашний путь, но уже с коляской. Грейс сидела в ней цветущая и довольная и пока не заметила исчезновение отца и братьев. Мне же сразу стало немного не по себе, и я поинтересовалась, умеет ли Шон обращаться с маленькими девочками? На что получила ожидаемый ответ, что он не умеет обращаться даже с большими.
– Шон, сейчас не время для шуток! Ты взял маленького ребенка. Ты хоть знаешь, чем ее кормить?
– Ее отец обо всем позаботился, – Шон указал на висящую на ручке коляски сумку. – Не переживай. Это не на всю жизнь. И вообще включи материнский инстинкт. У женщин это получается само собой.
Шон сказал это так серьезно, что я остановилась, не дойдя десяти шагов до светофора.
– Вы не последовательны, мистер Мур. Еще недели не прошло с вашего обещания убить во мне желание иметь детей.
– Я знал, что у меня это не получится и тебе понравятся мои племянники.
– Потому что они большие. Маленькие дети меня не умиляют.
– Может, ты просто завидуешь их матерям?
– Послушай! – Я схватила его за локоть, когда он сделал шаг к светофору. – Ты специально выпросил у Терри дочь? Признайся! Это часть твоей игры?
Шон ничего не ответил, только внимательно посмотрел мне в глаза. Понял, что я раскусила его, или по-прежнему уверен в своем мастерстве конспиратора?
– Я не хочу сейчас детей. И тем более от тебя. Я вообще не уверена, что мне когда-нибудь захочется стать матерью.
Ну, не молчи же! Давай прекратим издеваться над маленьким ребенком. Грейс уже высунулась из коляски, не понимая простоя, и недовольно забарабанила ножками. Сейчас еще разревется. И как успокаивать? Ты все же для нее чужой дядька. Понять это хватит даже моих знаний о детях.
– Когда ты залезаешь в постель с мужчиной, ты прекрасно понимаешь, чем это может закончиться. Всегда есть эта одна десятая процента.
– Потому я и не залезаю в постель к мужчине! – выкрикнула я, не вынеся прожигающего взгляда.
Лицо Шона сделалось каменным, и я прикрыла глаза. Слово не воробей… Может, так даже лучше. Чистосердечное признание поставит наконец жирную точку над всеми пустыми сантиментами.
– Я не имела в виду тебя, – Я накрыла ладонью пальцы Шона, стиснувшие ручку коляски. – Я… – Господи, как же тяжело это сказать! – Не было никакого Эрика. Я его выдумала, потому что… Потому что не могла сказать, что у меня пять лет не было мужчины. Шон, это правда.
Вторая рука Шона накрыла мою.
– Прости, я должен был догадаться. Но у меня не хватит ума понять, что я сделал не так, когда приехал к тебе. Скажи, и я постараюсь исправить ошибку. Или ты передумала за те чертовы три часа, которые прошли со звонка Падди? Ведь этот спектакль с расставанием ты придумала для меня. Скажи, что мне сделать, чтобы вернуть тебя?
– Замолчать! И дать мне договорить!
Шон отпустил мою руку, но мы остались на месте, хотя Грейс уже начала вякать. Надо было торопиться.
– Все, что я сказала Падди, правда, – затараторила я. – Да, Эрика не было. Была мисс Брукнэлл. Лиззи и Сильвия выставили меня за дверь, и это правда.
Лицо Шона осталось непроницаемо-серьезным.
– Прости, я не понимаю…
– Господи! Я пять лет жила с Лиззи и три последние года была ее любовницей. Что тут непонятного?!
Я в страхе обернулась. Никого. А на светофоре зеленый. Я сделала шаг к дороге. Шон покатил коляску следом.
Фу, я это сказала. Только бы Шон проглотил мои слова молча. Без очередного вынимания из меня души. Ему осталось вытерпеть меня всего несколько часов. И всего несколько слов, сказанных с его умелым цинизмом, утопят меня в луже слез. У меня уже дрожит губа. На другой стороне улицы я обернулась – Шон смотрел на меня, точно через прицел.
– Шон, ты первый, кому я в этом призналась, – выдохнула я, испугавшись, что через секунду у меня не хватит дыхания, чтобы сделать следующий шаг, не то что оправдываться. – Даже родители не знают.
Он поравнялся со мной, и я пошла рядом с передним колесом коляски, не оборачиваясь к Шону. Впереди у паба стояла табличка: понедельник – пиво, вторник – пиво, среда… И только напротив воскресенья был затертый меловой квадрат. А у меня, похоже, на всю неделю намечались слезы.
– Тебе что, стыдно? – словно подзатыльник, настиг меня вопрос Шона.
– Нет, просто…
И больше я ничего не сказала. Прошло больше минуты, прежде чем Шон схватил меня за руку и заставил идти рядом.
– Это из-за меня, да? Мисс Брукнэлл узнала, да? И потому ты так на меня злишься? Прости, я не умею скрывать чувства. Я же не знал. Господи Иисусе, ну не молчи ты!
Шон остановил коляску и меня слишком резко. Грейс даже откинулась на спинку, а на нас налетела спешащая пара.
– Нет, не ты! Ты ни в чем не виноват. Был бы ты или не было б тебя, она любит Сильвию, и точка. Виноват ее брат… Нет, он тоже не виноват. Я должна сказать ему спасибо, что наконец узнала, что на самом деле никогда не была ей нужна. Она меня пожалела, вот и все.
Шон отпустил мою руку и притянул к себе за талию, чтобы шепнуть прямо в мой ледяной нос:
– Я тебя не жалею. Я хочу тебя рядом. Я, наверное, решил это еще на озере, когда узнал, что ты не школьница. Только боялся признаться в этом даже самому себе. Хотя Падди сразу сказал мне, что о женщине, с которой только хочется переспать, столько не говорят…
– Ты что, не слышал, что я сказала?! – остановила я бурный поток ненужных сейчас признаний.
– Я все слышал. А что хотела услышать ты? Что мне противно стоять с тобой рядом? – Шон уткнулся в меня лбом. – Да я готов прямо сейчас послать мисс Брукнэлл благодарственную открытку!
– Ты ничего не понял!
Я попыталась вырваться, но Шон только сильнее вжал меня в себя.
– Я понял лишь одно – ты посылала меня, потому что боялась мисс Брукнэлл, ведь не успела она уехать…
– Нет!
Я сумела вырваться и налетела спиной на несчастного прохожего. Извинилась и опустила голову. Смотреть в глаза Шона было невыносимо. Я мечтала признанием потушить надежду, но только раздула ее пламя. Придется быть откровенной до конца. И чем грубее я скажу правду, тем лучше для нас обоих.
– Я пришла к тебе, потому что мисс Брукнэлл приказала переспать с тобой, чтобы доказать ей, что я действительно лесбиянка, а не неудачница, которая не смогла найти нормального мужика. Я бежала к ней из Корка, и если бы не появление Сильвии, сейчас блаженно лежала бы в ее объятьях, ни на секунду не вспоминая тебя. Теперь понял, почему я плакала? Теперь понял, почему тебе нечего со мной ловить?
Его лицо вновь окаменело, как и рука на ручке коляски. А та, что до того держала меня, сжалась в кулак.
– Только не обижайся! Мне не ты не нужен. Мне не нужен мужчина. Теперь между нами нет тайн. И у меня отлегло от сердца. Мне было очень тяжело играть с тобой обычную женщину. И я не должна была этого делать. Я должна была твердо сказать Лиззи нет. Если бы я действительно была ей нужна, она бы не потребовала от меня подобного. Но я наивная дура, я не поняла, что теряю ее. Что уже потеряла или лучше сказать – никогда и не имела. Даже не появись Сильвия, она порвала бы со мной. Просто Лиззи жалела меня и, не веря, что я в состоянии жить одна, пыталась доказать мне, что я могу быть с мужчиной и найти очередного мистера Донала.
Шон вновь схватил меня за руку, но не притянул к себе, а оттянул к обочине, чтобы мы не перегораживали оживленную улицу.
– Ты уже нашла мистера Мура. Чем он тебя не устраивает?
Я смотрела ему в глаза – они казались пустыми и потому страшными.
– Я не люблю тебя, а для другого мне мужчина не нужен. Как и женщина, впрочем. Пол Донал дал мне свободу в виде паспорта, а Эдвард Брукнэлл руками Сильвии подарил свободу в виде денег. На данный момент мне ничего не нужно. Вернее нужно – время, чтобы прийти в себя и сделать то, что я должна была сделать сразу после развода – снять квартиру и найти работу. Или пойти учиться на что-то более востребованное, чем мои холсты и кисти. Шон, не надо так на меня смотреть. Хотя я заслужила такой взгляд. Мне стыдно. Действительно стыдно перед тобой за весь этот ужас. Мне больно сознавать, что я стала невольной слушательницей не предназначенных мне слов. Повтори их кому-то более достойному, чем я, а меня прости, если сможешь.
Грейс уже вовсю прыгала в коляске, но Шон и не думал двигаться с места.
– Я знаю, о чем ты думаешь! – в отчаянье закричала я и закрыла ладонью рот, когда на нас обернулись.
Шон ответил совсем тихо:
– Ты не можешь знать, о чем я думаю, пока я не скажу тебе это. Я думаю, что я неудачник. Мне второй раз посчастливилось стать у женщины первым, и я не сумел стать для нее единственным.
– Прекрати сравнивать меня с Карой! – закричала я, наплевав на прохожих. Пусть крутят у виска, пусть ворчат. Я вижу их в первый и последний раз. А с этим мужчиной мне предстоит провести почти целый день. Я, наверное, поставила бы его перед фактом, что раскусила его задумку, если бы Шон не опередил меня.
– Тебя невозможно сравнивать с Карой. Вы как черное и белое. Я сравниваю себя
– тогда и сейчас. И я, увы, не изменился, не повзрослел, потому что так и не научился соответствовать желаниям женщины.
– Шон! – Я спрятала в мокрые ладони его кулак. – Услышь меня наконец! Это все не о тебе! Это все обо мне!
Он вырвал руку и подтянул меня к себе за кофту – я даже ахнула от неожиданности.
– Ты что, совсем дура?! – Шон склонился к моему лицу, и шепот его походил на рык: – Мне плевать в чьих постелях ты была до меня и с какой мыслью ты ложилась в мою. Ты была в моей постели, и точка! И я не сумел сделать так, чтобы ты в ней осталась!
Не знаю, до чего бы Шон договорился, если бы Грейс не разоралась на всю улицу. Мы умудрились пробежать с коляской два квартала, но ребенок не успокоился. Она продолжала орать, даже когда Шон взял ее на руки, отдав мне коляску. Теперь на нас оборачивались с сочувственной улыбкой, и мне хотелось провалиться на месте – я не хотела, чтобы нас считали семьей, и мне жутко было сознавать, что я понятия не имею, как должна в такой ситуации вести себя мать. Но Шон с ролью отца справился, пусть и через четыре квартала, но мимо театра мы шли, уже улыбаясь. Вернее улыбалась я – Шон покорно отдал племяннице нос – Грейс его не только щипала, но умудрилась даже укусить. Зато плач сменился хохотом. Особенно когда Шон усадил ребенка на плечи. Тогда приплохело мне – я каждую секунду проверяла, насколько крепко он держит ножки в розовых леггинсах, а он то и дело отпускал их, позволяя девочке попрыгать на его плечах. Как ему родители доверили ребенка, как?!
И все же мы без потерь миновали несколько улиц и очутились на главной Дублинской почте – классическое здание с колоннами, а внутри старинные деревянные стойки для желающих получить современные почтовые услуги. Я предложила Шону остаться на улице, но он пожелал сопровождать меня в музее. Наверное, ему не хватало умильных взглядов женщин на кассе. Я же надеялась, что не горю, как сеньора Помидора за эксплуатацию «папочки» в качестве ездовой лошади.
Мы бросили коляску на входе, и я почти не могла читать информацию со стен, все следила, чтобы Грейс не налетела на какой-нибудь из стендов. Она с радостными воплями носилась по всему музею, а бедные посетители все пытались на нее не наступить – на нее и «папочку», который, к моему стыду, когда Грейс решила исследовать музей на четвереньках, присоединился к ней на полу.
– Шон, хватит! – Я схватила его за ворот футболки и подтянула наверх. – Я не могу на это смотреть.
– А ты не смотри! – Он отряхнул колени. – Какое тебе дело до того, что я делаю! А на мать ты не похожа!
Вот оно, продолжение прерванного Грейс разговора. Музей не место для выяснения отношений, потому Шон подхватил племянницу и перешел в соседний зал к встроенному в стену экрану. Грейс тянулась к нему ручками, но Шон старался занять ее разговором. Наверное, в жизни каждого мужчины наступает момент, когда ему хочется с всеобщего одобрения побыть идиотом. Женщины все же рожают для другого, думаю.
Я пыталась сосредоточиться на фотографиях повстанцев, на расклеиваемых ими по городу плакатах с призывами к свержению власти англичан, на листовках и старой аппаратуре, на форменной и простой одежде, но взгляд все равно блуждал по залу в надежде обнаружить Грейс, а с ней и Шона, но они исчезли. Может, на улицу ушли? Тогда можно спокойно посмотреть фильм про восстание. И как только я устроилась на скамеечке, рядом опустился Шон, а Грейс зачем-то перебралась ко мне на колени.
– Извини, что так долго. Мы подгузник меняли.
Я не успела сказать, что не заметила их отсутствия, потому что ко мне подошла служительница и сказала, что фильм очень громкий и там стреляют, потому она не рекомендует оставаться на сеанс с ребенком. Шон тут же забрал Грейс и ушел. Девушка подошла ко мне и еще раз извинилась за неудобства, а я все двадцать минут, пока крутили хронику столетней давности о том, что творилось в этих стенах, елозила на месте, желая отправиться на поиски Шона, но он сам нашел меня, не успела я выйти в соседний зал.
– Сыта музеем?
Я кивнула и тут же получила приглашение на ланч. На соседней улице нас радушно приняло маленькое кафе, в котором нашлось место у окна. Шон усадил Грейс мне на колени, и девочка, радостно на них подпрыгивая, била ручками по стеклу, лопоча что-то на своем собственном английском, который был способен понять только ее дядя, пока тот не вернулся с двумя тарелками супа и многослойными сэндвичами. Ребенок радостно выудил из них сыр, но два раза куснув, бросил на пол. Шон едва успел спасти суп, передвинув обе тарелки на самый край. Пришлось раскрыть коляску и привязать разбушевавшуюся красавицу. Грейс повозмущалась в голос, но быстро замолчала, увидев в руках дяди знакомую баночку с едой.
– Ты тоже ешь, – покосился на меня Шон. – Потом будет твоя очередь.
Он меня с ложечки кормить собрался? Или я должна буду кормить Грейс? Скорее, второе, но я точно не попаду ложкой в ее ротик, если даже у него получается через раз. Но со своим супом и сэндвичем я справилась быстро и даже про себя не возмутилась надоевшей кукурузе!
– У тебя хорошо получается, – пришлось похвалить Шона, когда он пару раз бросил на меня многозначительные взгляды.
– В доме Моны я многому научился. И могу поделиться знаниями, – Он протянул мне салфетку. – Вытереть сумеешь?
Он придвинул к себе суп, а я присела на корточки подле коляски. Грейс пару раз съездила мне по физиономии, пока я пыталась убрать остатки мясного соуса с ее щек, сохранив лучезарную улыбку.
– Какая прелестная девочка! – сказала проходившая мимо женщина. – Копия мамы!
Я снова кивнула, пытаясь не запустить в незнакомую дуру грязной салфеткой.
– Кофе с собой взять? – улыбнулся Шон, но я отказалась. Не хватало только облить ребенка. У меня тряслись руки от неравной борьбы с крохотной фейри.
Мы вдвоем вытащили коляску на улицу и пошли в сторону университета – серого здания с колоннами, спрятавшегося от нас за чугунной оградой. На этот раз Шон предпочел остаться с ребенком во дворике и попросил не спешить. Ведь именно за Келлской книгой я приехала в Ирландию. Ну, и еще за витражами Кларка. Я кивнула. Он прав, явно не за ирландским счастьем!
От экскурсии по кампусу я отказалась и сразу прошла в библиотеку. Огромные стеллажи книг на два этажа, к верхним полкам которых я бы ни за какие коврижки не полезла по этим хлипким лесенкам, и узкий запруженный народом коридор. Музей поразил еще сильнее – электронные репродукции страниц знаменитой рукописной книги, созданной ирландскими монахами в восьмисотых годах, во всю стену, в два человеческих роста. Можно было долго стоять с раскрытым ртом и прорисовывать на ладони буквицы, но меня ждала Грейс. Видео по созданию книги я пропустила. Технологию показывали в фильме, который мы смотрели в крохотной церквушке в парке наследия вместе с Лиззи. Лиззи… Я не сумела мысленно назвать ее мисс Брукнэлл, хотя очень хотела. Я поспешила прочь от светящихся стен и горьких мыслей в крохотный зал, где под стеклом можно было посмотреть эту самую книгу, вернее один открытый разворот. Если, конечно, получится протиснуться между голов желающих. Пришлось раза три пройти вокруг стенда, чтобы хоть один раз замереть над страницей на минуту. Галочка поставлена, но в душе осталось разочарование. Можно было книжку раздраконить хотя бы на несколько страниц и не считать это вандализмом!
Я заставила себя улыбнуться, когда Грейс, науськанная дядей, замахала мне рукой. Милый ребенок – пусть твой день будет радостным и ты не узнаешь, что служила орудием в руках манипулятора. Пусть и выстрелила холостым.
– В соседнем парке фестиваль. Там есть картины. Хочешь посмотреть?
Я взглянула в телефон. У нас действительно была масса времени. Я кивнула. Но у решетки парка не сумела скрыть грустной улыбки – будто попала в Катькин садик, где мимо питерских художников так же безучастно проходит серая толпа. А посмотреть было на что – прекрасные классические пейзажи Дублина, а рядом всякие магнитики ручной работы. Я сначала думала купить, чтобы поддержать собрата по кисти, но передумала вынимать при Шоне деньги. Он не позволит заплатить самой. Хватит подарков. Тем более таких бесполезных.
В самом парке начинался многодневный фестиваль уличных артистов. Мы уселись на лужайке, где надували воздушные шарики, но Грейс следила за шарами отсутствующим взглядом. Она, наверное, из-за меня пропустила дневной сон и сейчас была готова в него провалиться. Шон отлучился на пять минут и вернулся с блинами с шоколадной начинкой.
– Ты уверен, что ей можно шоколад?
Шон пожал плечами и позволил ребенку откусить от своей блинной трубочки. Я принялась за свою, и потом непроизвольно все терла и облизывала собственные губы, глядя на чумазое личико Грейс, пока не заметила, что Шон не сводит с меня глаз. Пришлось отвернуться и изобразить на лице заинтересованность выступлением клоунессы. Я ожидала от ирландских балаганщиков тонкого европейского юмора, а получила очередное американское обсасывание низменных инстинктов, которым нет места на семейных шоу. Но то, что произошло через секунду, повергло меня в полный шок – шарик лопнул и явил детям не кролика и даже не птичку, как принято у наших американских клоунов, а бутылку виски
– Хотя я из Канады, – заверещала клоунесса, – но знаю, как правильно начинать шоу в Ирландии. У вас все начинается с виски.
Канадка ухохоталась от собственной шутки и с ней лежала вся поляна. Только на лице Шона осталась непроницаемая маска. Он аккуратно обтер лицо племянницы влажной салфеткой и усадил обратно в коляску.
– Пойдем. Грейс устала.
Я с радостью вскочила с травы. Мы пять минут продирались сквозь толпу, атакующую палатки с едой, и Гарду, охранявшую эту толпу, и когда вышли на спокойную улицу, Шон нагнулся ко мне и тихо сказал:
– Клоунесса права. В Ирландии все начинается с виски.
Я отвела глаза и принялась считать кирпичи в кладке углового здания.
– Так давай и закончим все виски, – выдавила я из себя, когда поняла, что Шон не продолжит разговор. – Я хочу напоследок выпить ирландского кофе.
Пока мы шли до ближайшего паба, малышка уснула. Шон осторожно опустил у коляски спинку и оставил меня с ребенком на улице. Я устроилась у черной бочки, продолжая катать коляску, хотя утомленный шумом ребенок спал, как убитый. Шон вскоре вернулся с двумя бокалами и устроился напротив. Я уставилась на горку шоколада, украшавшую сливки, не желая продолжать утренний разговор. Первый глоток обжег губы, как когда-то первый поцелуй Шона. Я зацепила ногой коляску и продолжила катать ее, пока Шон не тормознул переднее колесо носком ботинка, вынудив меня поднять глаза.
– Здесь больше кофе, чем виски.
Какая же я дура, что согласилась на его компанию в Дублине. Бесполезно ждать джентльменского поведения от водопроводчика, играющего ноктюрны на ирландских трубах.
– Я не хочу ничего заканчивать. И готов забыть все, что ты наговорила. И мне плевать, что у тебя было с мисс Брукнэлл и кем ты себя считаешь. Пожалуйста, не улетай.
Шон добился своего – весь день я невольно представляла себя матерью Грейс и во взгляде Шона видела ту же фантазию. Только если мои мысли лопались быстрее мыльных пузырей, то его и сейчас продолжали дрожать в глазах утренней росой. Он не успокоится и будет гнуть свою палку, пока я буду его слушать. И чем дольше я протяну с твердым «нет», тем больнее меня ударит этой палкой, когда Шон наконец сдастся и отпустит ее.
– Шон, я не готова к новым отношениям. Даже с женщиной. Не говоря о мужчине. Не готова.
– Я тоже не готов.
В его ответе не чувствовалось горечи. Он, похоже, запил ее виски и улыбался, как прежде.
– Я не готов к новым отношениям, потому что мне нравятся мои нынешние. Мне нравишься ты.
Я почти допила кофе, и грудь теперь горела пожаром.
– Шон, сколько раз повторять, что тебе нужна не я. Тебе нужна хорошая ирландская девчонка, и ты найдешь ее, если чуть напряжешься. Она родит тебе ребенка, и вы будете вот так сидеть пить кофе и любоваться разношерстной туристической толпой. Я часть этой толпы. Я не часть твоего мира.
Он резко отставил бокал и поднялся.
– Я хочу добраться до машины, пока Грейс спит. Поедем на автобусе.
Я кивнула и толкнула коляску вперед. Он не забрал ее и даже сохранил между нами расстояние, не дав воли рукам, которых я жутко боялась. Прощальной ночи не было, и я успела забыть его ласки и не желала вспоминать. Все кончено, если вообще что-то для меня начиналось. У меня болит душа, но не из-за него, а за него. За все, что я с ним сотворила из-за Лиззи. И плевать, что он делает все ради своей Кары.
Через толпу, нагруженную подарочными пакетами из сувенирного магазина, мы пробирались гуськом, и потому молчание не казалось тяжелым, а вот шум автобуса сделал его невыносимым.
– Шон, – я пыталась говорить мягко. – Я тебя никогда не забуду. Ты выдернул меня из болота самобичевания. Спасибо тебе за это.
– А меня? Меня ты готова обратно втоптать в него?
Я не могу с ним говорить! Не могу! Он перевернет все мои слова, сделав меня страшной ведьмой. Я отвернулась к окну. Зачем, зачем я села к нему в машину? Он не вез меня в аэропорт. Он хотел показать Дублин и привести обратно. Наверное, пора вновь применить утреннюю тактику.
– Послушай, приятель. Ты изначально хотел получить мое тело, и ты получил его. Получил, потому что я захотела тебе его отдать. Ты не можешь против моей
воли забрать мою душу. И она тебе не нужна. Ты поймешь это, лишь только мой самолет взлетит.
Шон кивнул и уставился в противоположное окно. Вот и отлично. Теперь бы выдержать английскую мину, оставшиеся пару часов. Грейс не проснулась даже тогда, когда Шон переложил ее в автокресло, и пришлось не включать музыку. Дорога в тишине показалась невыносимой. Хорошо, она не заняла больше пятнадцати минут. Шон съехал с трассы на улицу с аккуратными квадратными двухэтажными домиками с такими же аккуратными квадратными садиками, огороженными от дороги низенькими заборчиками, и высадил меня у неприглядного паба.
– Не смотри на внешний вид. Здесь самый вкусный стейк на камне. Закажи два и можно без пива. Я вернусь минут через десять, и если ты скрестишь за меня пальцы, я скажу тебе огромное спасибо.
Я так и сделала. А заодно написала слезное письмо женщине, у которой Лиззи сняла квартиру, даже не спросив, во сколько у меня самолет. До десяти вечера я никак не окажусь у нее дома. Я уже готовилась снять в аэропорту гостиницу на эту ночь, но Хелена согласилась ждать меня до полуночи, благо живет в соседнем доме. И посоветовала не брать такси – ехать на поезде, и на главном вокзале, напротив театра, сесть на автобус. Театр! Я забыла купить билеты. Почему бы не посмотреть следующим вечером «Злыдню», историю дружбы злой и доброй волшебницы из страны Оз?
Шон слишком долго отсутствовал, и я уже не надеялась увидеть его живым. Я заказала чай и сейчас пила его до стейков, на которые не могла смотреть. Они шипели на камне, сверкая крупинками черного перца, и с них текла кровь… Нет, мой нынешний ужин явно составит картошка, которую я палочку за палочкой почти всю перетаскала из ведерочка, постоянно оборачиваясь на любой шорох в надежде позвать официантку, но женщина испарилась и не желала относить мое мясо обратно на дожарку.
– Я жив! – Шон рухнул на диванчик напротив меня. – За что меня женщины так не любят, не пойму… – спросил он и выжидающе посмотрел на меня. – Ну, что не ешь?
– Я не ем мясо с кровью.
– Так дожарь!
– Не могу поймать официантку, – виновато улыбнулась я и мысленно ударила себя по руке, потянувшейся в соседнее ведерочко за картошкой Шона.
– Ты что, первый раз ешь мясо на камне? – Я кивнула, и Шон с улыбкой покачал головой. – Не улетай, и ты много чего еще сможешь попробовать со мной в первый раз…
Я отвела глаза, и Шон придвинул мою доску с камнем к себе и отрезал от огромного куска мяса небольшой кусочек, который тут же упал на камень и зашипел. Меня обдало паром, и я покраснела – мясо на глазах принялось менять цвет, оно жарилось! Шон подхватил его на вилку, подул и протянул через стол к моему рту. Сочное, мягкое, вкусное и прожаренное. Позор! Шон спас меня от позора! Представляю, как бы на меня взглянула официантка, когда б я попросила ее отнести мясо на кухню.
– Спасибо, Шон.
– За что? За мое предложение? Это я скажу спасибо, если согласишься остаться. Лана…
– Шон, прекрати! – Я занялась новым кусочком мяса, прося многозначительным взглядом сделать то же самое с его и есть, а не говорить. – Мы все обсудили. Я рассказала тебе про нас с Лиззи не для того, чтобы ты по новой начал убеждать меня остаться, а чтобы понял, почему я не могу остаться…
