Текст книги "Двойной без сахара (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)
Глава 41 «Музыка слез»
– Paddy rang me… (Падди позвонил мне…)
Я поднялась с пола кухни растрепанная и бледная, как настоящее привидение. От открытого окна несло холодом. Или от меня самой и моих рук, ледяных от слез. Чего Шон ждет? Что я кинусь ему на шею? Пусть радуется, что руки пусты – иначе бы я точно запустила в него чем-нибудь.
– Я просила его заказать такси на одиннадцать утра, – процедила я сквозь стиснутые от злобы зубы.
Шон сделал шаг от порога и, наконец закрыл дверь. Сквозняк исчез. Стало почти не холодно.
– Зачем так грубо? – голос его понизился на две октавы. Дверь он распахнул, вооружившись фальцетом. – Сейчас злость тебе не к лицу.
– Прости, но я уже выплакалась, – Пальцы скрутились в кулаки и слиплись друг с другом. – Надо было приехать пораньше.
– Прости, не я ставил ограничители скорости на дорогах. Я сорвался сразу, как только Падди сказал…
Шон опустил глаза и закусил губу.
– Трепло твой дружок, ничего не скажешь. Дура я была, что поделилась с ним.
Шон вскинул глаза:
– Знаешь, в этом и заключается дружба… Обидно, что ты не позвонила мне сама.
– А мне обидно, что ты не понял, почему я не позвонила. Потому что ты последний, кого я хочу видеть.
Шон сглотнул слюну слишком громко, или я перестала дышать от его близости, и потому тишина стала абсолютной.
– И при этом ты плачешь в моем доме. Ты не думала, что хозяин может вернуться в любой момент?
– Я думала, у хозяина найдутся дела поважнее моих соплей. Племянники, например. Интересно, что ты сказал Моне?
Шон сглотнул, кажется, еще громче.
– Правду. Она у меня на лице была написана. Я ехал к тебе. Гнал, как ненормальный. У меня сердце остановилось, когда я увидел твои кроссовки на пороге моего дома. Что ты тогда тут делаешь, если не ждешь меня?
Я махнула в сторону стола.
– За лампочкой пришла. У Мойры перегорела. Извини, одну я разбила. Но замок на окне целый.
Шон прошел мимо, чуть не снеся меня плечом, и закрыл окно. Какая ж у него широкая спина. Луны теперь не видно. Стало совсем темно.
– Выходит, ты плачешь над разбитой лампочкой? – спросил он, не оборачиваясь.
– Ты ведь не можешь плакать по Эрику. Ты его не любила…
– Я плачу по себе! – почти закричала я. – И только по себе. Именно это я и сказала Падди. И заодно намекнула, чтобы он не смел звонить Шону Муру. Но я, видимо, очень плохо говорю по-английски.
Шон развернулся и провалился к раковине, как я когда-то. Как же давно это было,
ужас…
– У Падди прекрасная память. Он передал твои слова дословно. И добавил: приятель, это твой второй шанс. Не упусти его.
– Я не хочу быть твоим вторым шансом! – теперь уж я точно кричала. – И не только твоим. Я была им три года. С меня хватит! Тогда я хотя бы не знала, чья я бледная тень. А ты предлагаешь сознательно каждый день трястись, что появится Кара, и ты побежишь к ней, задрав хвост… Спасибо, не надо!
Шон сделал шаг от раковины, но не протянул ко мне рук. К счастью, потому что мои кулаки не разжимались, и я могла ударить, а он последний, кому я хотела сделать больно. Надо было уехать днем. Какая же я дура, что пошла проститься с Падди.
– Кары в моей жизни больше нет, – Голос Шона звучал неестественно глухо.
– Ее появления ты можешь не бояться.
Я усмехнулась и покачала головой:
– Какой же ты дурак! Иджит! Мой тебе совет: хочешь отношений с женщиной, не заканчивай каждый разговор воспоминаниями о Каре!
Шон промолчал, но взгляд его стал чернее ночи. Теперь сглотнула я.
– Хочешь знать, что имя Кара значит в русском языке? – Ия объяснила. – Так вот, пусть она остается твоей карой, не моей. Мне достаточно того, что у меня есть, – Я еле сдержалась и не сказала «своего дерьма». – Извини, Шон! Этого разговора не должно было быть. Прощание в Корке мне понравилось куда больше. Зачем ты приехал? На что ты рассчитывал? Нет! – подняла я руку, будто могла дотянуться до его губ. – Молчи! Не надо ничего говорить. Какая же я дура…
И я вновь опустилась на плитку. Только теперь за спиной был холодильник, и закипевший затылок получил холодный компресс. Я видела лишь ноги Шона. В ботинках – впервые, наверное, не разулся дома. Он не подходил ко мне, а я поняла, что без помощи не встану. Даже пьяной я владела своим телом лучше, чем сейчас. Выплаканные слезы и дикий ор на хозяина приютившего меня дома опустошили, забрали у меня последние силы… Я закрыла глаза.
– Лана, что это?
По шелесту я поняла, что Шон нашел родительский портрет, потому ответила, не открывая глаз:
– Мой прощальный подарок. Прости, что в карандаше. У меня под рукой ничего не было. Только забытый тобой альбом и строительный карандаш. Я бы нарисовала по новой, но у меня уже нет времени. Прости.
– Лана!
Голос слышался совсем близко. Я открыла глаза – Шон присел на корточки напротив меня. Подошел в ботинках совершенно бесшумно. Или я оглохла от пульсирующей в голове крови. Мне надо поспать. Лечь и не открывать глаз до самого утра.
– Ты нарисовала это сейчас, пока искала лампочку?
Я покачала головой, хотя могла бы соврать.
– Я ночевала здесь. Ты ведь разрешил.
Шон протянул руки, и я не дернулась. Теплые пальцы смахнули новые слезы со щек.
– Останься на эту ночь тоже. Я буду спать на диване.
Я затрясла головой:
– Твоим родителям это не понравится. Я едва вымолила у них разрешение на эту ночь.
– Лана…
– Мойра рассказала про своего Коннора. Мне было так страшно здесь одной, ты не представляешь.
– Но сегодня ты будешь со мной. Родители у меня добрые. Только несчастные.
– Шон, ты тоже сумасшедший, да?
– Наверное, иначе бы меня сейчас здесь не было. Лана… Не уезжай. Я прошу тебя, не уезжай.
– Это неправильно, Шон. Я не могу из огня да в полымя. Я не хочу прятаться за твоей спиной от мира. Я должна взглянуть ему в глаза и сказать, вот она я. Пусть у этого мира нет во мне нужды, но я должна попытаться стать ему нужной.
– Лана, ты уже нужна мне, – Шон уперся лбом в мой лоб и впечатал мой затылок в холодильник, но даже не заметил этого. – Этому миру не нужно ничего доказывать. Ему плевать на тебя, на меня… На всех нас. Я, пока ехал, все пытался найти для тебя красивые слова… Но не нашел. Я просто молча отдаю тебе себя. И ты можешь так же молча принять меня. Или оттолкнуть, если пожелаешь. Но я не хочу, чтобы ты меня отталкивала.
Я не видела его глаз. Да и губы в темноте были едва различимы. Но его сдавленное дыхание звучало тамтамом.
– Шон, это глупо… Ты меня просто жалеешь. Но это пройдет, я знаю. Я не та, кто тебе нужен. И ты не тот, прости. Мы подурили и хватит.
Шон резко поднялся и оказался против окна. В лунном свете он выглядел пришельцем из другого мира. Да он таким и был. Из другого мира.
– Пойду лампочку вкручу.
– Нет! – Я развернулась и ухватилась за ручку холодильника. Он выдержал мой вес, и я оказалась на ногах. – Можно, я сама? Понятия не имею, как долго я отсутствовала. Мойра там с ума сошла, наверное! Я буду ночевать у нее…
– Почему?
– Потому что не могу идти в коттедж. У Лиззи умер в Нью-Йорке брат. Она вернулась с его вдовой. Я там лишняя.
– Поэтому ты решила уехать? Лана, мой дом в твоем распоряжении. Я отдам тебе комнату сестер. Если только в этом причина твоего отъезда…
Я должна ответить. Невозможно ему лгать. И все же это удар ниже пояса. И я не хочу его наносить.
– Не в этом. Я просто поняла, что жизнь коротка. Я должна начать жить. Как-то. Сама. Без Лиззи. Я хочу собрать свои вещи, пока ее нет. Вот в чем причина моего отъезда.
Да, а больше ему знать не надо. За его воображением мне не угнаться. Но он смотрел на меня в упор. Что сейчас творится в его голове? О чем он меня спросит? Ладони стали влажными, и я спрятала руки за спину.
– Ты не договариваешь, Лана. Однако я понял, почему ты плачешь. И снова не нахожу слов. Эрик…
– Нет! Это не он. Я не знала ее брата. Да и никого из ее семьи. До приезда Сильвии.
Я сжала губы, почувствовав, как они вновь задрожали.
– Прости тогда… Просто как-то странно совпал твой разрыв с Эриком и…
– Совсем не странно. Я была заменой. Временной. Пока Сильвия была женой брата Лиззи. И теперь, когда она свободна… – Я закусила губу и почти промычала: – Шон, не заставляй меня говорить об этом. Я ничего не сказала Мойре про себя. Только про Лиззи и приезд Сильвии. Я попытаюсь умыться, если еще в состоянии выглядеть, как человек.
– Лана, я вкручу лампочку сам, успокою Мойру и вернусь к тебе. Не обещаю, что сумею успокоить тебя, но хотя бы… Хотя бы тебе не нужно будет улыбаться Мойре. А завтра с утра сходим к ней… Когда у тебя самолет?
– В четверг в восемь вечера. Я думала еще погулять в Дублине. Зайти хотя бы в Тринити Колледж.
– Хорошо. Поедем с самого утра, и у нас будет почти два дня…
– Шон, не надо.
– Мне надо… Мне все равно надо в Дублин вправить мозги сестре. И, может, я неисправимый дурак, но ведь есть шанс, что ты передумаешь…
– Нет такого шанса, Шон!
Он схватил меня за плечи и чуть ли не доволок до дивана. Я успела испугаться его ярости, но он просто усадил меня на подушки и встал передо мной на колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Теперь взгляд Шона вернул себе прежнюю голубизну, или мне хотелось в это верить. В темноте я могла лишь чувствовать его руки, которые теперь сжимали мне колени. Протяни руку и зажги лампу, но он не сделает этого, чтобы и на минуту не дать мне свободы.
– Лана, послушай… Я не предлагаю тебе вот это, – Шон обвел глазами дом.
– Если ты хочешь, я вернусь в Корк или даже Дублин. Если ты не хочешь оставаться в Ирландии, я тоже пойму… Лондон? Штаты? Для меня собственно не имеет значения, где начинать с нуля… И теперь о том, что явно останавливает тебя в первую очередь, – Его руки переместились мне на талию. – Я не могу предложить тебе красивую жизнь, к которой ты привыкла, но…
– Послушай и меня! – перебила я громко. – У меня никогда не было красивой жизни. Пол не тратил на меня денег. Совсем! Лиззи тоже не купается в роскоши, хоть и могла б… Мне это не важно, я умею считать деньги… В уме… У меня никогда их не было в реальности.
– Не перебивай. Дай договорить, – Руки Шона теперь сжимали мне грудь. – У меня есть деньги на старт, пока я не найду нормальную работу. Я не боюсь тяжелых времен, у меня никогда не было легких. Я не думал прикасаться к родительским деньгам, но, может, это как раз тот самый случай, когда надо изменить принципам? Ради будущего? – Но он не ждал от меня ответа, и я вняла просьбе не перебивать. – По традиции ферму наследует сын, и потому все вырученные за земли деньги отец оставил мне. Я пытался дать что-то сестрам, особенно Моне, но они не взяли, сказав, что на это у них есть мужья. Лана, это небольшая сумма, но это неплохой старт. Я постараюсь найти работу в галстуке, но готов на любую, если рядом будешь ты…
– Шон, почему я?
– Я не могу объяснить это словами, – Шон отпустил меня, чтобы постучать себя по лбу. – Это не тут, это вот здесь, – Он опустил кулак на свою грудь. – Ну или чуть ниже… Лана, не отталкивай меня из-за денег. Я выгребу, обещаю…
– Шон! – Теперь я сжала ему щеки. Не побрился. Не успел. – Деньги – это последнее, что останавливает меня в наших отношениях. У меня есть на счету достаточно, хотя я тоже не хочу их касаться… Дело во мне. Дело в нас. Шон, это глупо… Ты меня не знаешь…
– Ну так позволь узнать. Не уезжай! Твоя Сильвия ведь уедет… А пока она здесь, уедем мы. Если тебе нужно в Штаты, я поеду с тобой. Вдруг у тебя там кран сломается или лампочка перегорит… Лана…
Он ждал от меня поцелуя, но я просто поднялась. Ему пришлось отползти от дивана и дать мне пройти. В ванную. Я умылась, не включая света. Лучше не видеть себя. Вернулась. Шон не двинулся с места.
– Я пойду к Мойре. Я не сообщила ей, что уезжаю.
– И не говори ничего!
Шон вскочил с пола, но я выставила вперед руку, чтобы он не приближался.
– Я уезжаю, Шон. Я не та женщина, которая тебе нужна, и ты…
– Лана, – Он произнес мое имя таким тоном, что я поняла, вякать бесполезно.
– Я постараюсь стать тем, кто тебе нужен. У меня довольно терпения. Я десять лет ждал женщину, которой захочу сказать то, что сказал сейчас тебе. Так неужели, думаешь, я не подожду месяц, два или даже год, чтобы эта женщина захотела меня в ответ? Лана, дай мне шанс. Я же тебе не противен, я чувствовал это по твоим поцелуям. Так что сейчас не поверю, если скажешь, что это не так… Тело не врет, оно не умеет врать тому, кто может его читать. У меня пока получается лишь по слогам, но это значит, что я могу научиться читать свободно, если буду стараться… А я буду, Лана, я не гордый…
– Шон, прекрати! Я не знаю, что ты там себе нафантазировал обо мне… Но я стою сейчас тут и мне хочется обернуться, чтобы понять, с кем ты разговариваешь. Это не я. Ты хочешь семью, потому что ты знаешь, что это такое, а я не знаю. Ты хочешь детей, я же видела, как ты глядел на малышей Моны, а я не хочу. Я не готова. Я ни к чему не готова…
– Лана, я тоже ни к чему не готов. Я просто хочу попытаться вновь стать мужем. Я устал быть один. Устал искать случайные встречи. Устал оттого, что мне не хочется ничего делать. Я учился для матери, я работал для Кары, потом карабкался вверх для спокойствия Деклана, а сейчас не знаю даже, для чего собственно просыпаться. Если только с собакой погулять. А она старая. И другую я не заведу. Ты права, жизнь проходит и очень быстро. Можно ведь не успеть ее прожить, ведь так? Не уходи в пустоту, когда можно взять за руку того, кто рядом. Не проходи мимо меня. Ты можешь всегда уйти, я дам тебе ключ. Но сейчас открой эту дверь. Ну! Я ведь не худший из мужчин, чтобы мной так вот запросто швыряться!
Это не прозвучало вопросом. Это было утверждение. Я подошла и коснулась его плеча. Только бы не поцеловал. Только бы выслушал.
– Именно потому, что ты лучший из всех, кого я встречала, я должна уехать. Может, я заскучаю и вернусь. Но сейчас, Шон, я побегу не к тебе, а от… – Я чуть не сказала «нее». – От него.
– А мне плевать, – Он не поцеловал, но прижал к груди, и я уткнулась носом в подмышку, чувствуя ставший уже и моим запах дезодоранта. – Я забрал тебя раньше, чем он от тебя отказался. Относись к этому так. Я не прошу у тебя взаимности прямо сейчас. Я понимаю, что тебе больно. Я поверил, когда ты сказала, что без любви ни с кем не спишь. И я хочу верить, что это правда и в отношении меня. Мы взрослые люди. Это молодежь вспыхивает факелом и сразу гаснет, а мы наоборот раздуваем из искры пламя, если захотим, и поддерживаем этот огонь, если хотим. А я точно этого хочу.
Шон отстранил меня и снова вытер мне глаза.
– Когда слезы высохнут, я хочу быть первым, кто увидит твою улыбку. Лана, не уезжай. Или нет, не так. Возьми меня с собой. Молчи! – Он закрыл мне рот ладонью. – Сейчас ты меня пошлешь, и это нормально. Не говори ничего до четверга. Подумай. А сейчас… Пойдем к Мойре вместе, я поиграю для тебя на волынке. Она у нее. Будем считать, что для этого я и приехал.
– Шон…
– Ну это правда. Я сдерживаю все свои обещания. И не говори ей ничего. Не хочу, чтобы она переживала за меня. Скажем, что едем посмотреть Дублин и с Йоной помириться, что правда.
– Шон, я не хочу к твоей сестре. Не надо.
– Я не тащу тебя к сестре, – Он достал телефон и вызвал чей-то номер. Поздоровался. – Слушай, Роб, я завтра буду в Дублине, и если у тебя комната свободна… Спасибо… Нет, я не один. Но это не проблема, она из Сан-Франциско, ей это не в диковинку, – Снова пауза. – Во сколько?.. Я постараюсь не опоздать. Если что, то вечером встретимся. Мы все равно вернемся не рано. Хорошо. Сэму привет. Увидимся.
Шон сунул телефон в карман.
– Ты же нормально относишься к геям? – Я с трудом не открыла от удивления рот. – Они классные ребята и отличные музыканты. Впрочем, нам будет не до них. Иди обуйся… Нет, погоди.
Он остановил меня за плечо, сходил на улицу за моими кроссовками и вернулся к раковине, чтобы их обтереть. Я смотрела ему в спину и кусала язык, не зная, что сказать. Как объяснить, что я не имею права портить ему жизнь.
Он усадил меня на скамеечку у двери и принялся обувать, как ребенка, окончательно лишив дара речи.
– Не мокрые? – спросил Шон заботливо.
– Нет.
Мокрые только мои глаза и подмышки. Мужской дезодорант не в силах справиться с женскими гормонами. Зачем ты снова свалился мне на голову, зачем? От одной бабы у тебя уже седые виски? Ты решил в тридцать три поседеть окончательно? Но голос не возвращался, и я молча позволила Шону взять меня за руку и увести к Мойре по уже такой знакомой тропе. Я шла и думала, что та явно сказочная, и ходила я по ней во сне все детство, иначе почему такое спокойствие и чувство единения с этой травой, деревьями и даже серыми камнями? Можно пройти с закрытыми глазами и не оступиться. Не из-за руки же, которая тебя ведет, до боли сжимая пальцы.
– Мойра, это я виноват, – начал Шон с порога, снимая с плеч лапы Джеймс Джойс. – Позвонил и попросил дождаться меня дома. Прости нас. Больше такого не повторится.
– Почему ты приехал? – еще сильнее нахмурилась Мойра.
– Ну ты же уже знаешь про мою съемщицу. Решил, что самое время показать Лане Дублин и заодно успокоить Йону.
– Да, да, – закивала хозяйка. – Помирись с сестрой.
– Я с ней не ругался. Ей надо просто мозги вправить, – Шон подсел к столу, и Мойра тут же засуетилась вокруг него. Куда он от такой бабушки собрался уезжать?! Дурак!
Я пошла ставить чайник. Пусть будет от меня хоть какая-то польза. Да и хотелось поскорее смягчить горячим питьем саднившее от слез горло. Может, тогда смогу поговорить с Шоном. Я перешла в гостиную, чтобы не мешать Мойре возиться у плиты. Шон с куском хлеба тут же явился ко мне. Наверное, и не обедал.
– Где ты уровень нашла?
Он переводил взгляд с одной картины на другую. Я показала на глаза.
– Я художник. Все делаю на глаз. И редко ошибаюсь.
Вместо ответа он погладил меня по спине. Лучше бы похлопал по плечу. Оно бы отвалилось, но не выпустило на волю целый муравейник мурашек.
– Чайник вскипел, – выглянула из-за угла Мойра и тут же убралась к столу со сковородкой, поймав внучка с поличным. Я покраснела больше него и с трудом вернулась на кухню, пряча от Мойры глаза. Хорошо, не облилась чаем, пока несла заварку на стол.
– Я один буду есть?
– А мы уже поели, – ответила Мойра и вернулась с печеньем и тарелкой клубники, к которой я не успела притронуться из-за перегоревшей лампочки. Теперь света стало слишком много, и мои щеки сравнялись по цвету с заплаканными глазами. Хорошо, что у Шона отменный аппетит. Он быстро вымыл тарелку и руки, чтобы вернуться с огромной кожаной сумкой. Глаза Мойры вспыхнули, и она победно взглянула на меня. А потом мы обе плакали. Это была музыка слез. Шон поставил стул посреди коттеджа и не смотрел на нас, хотя пальцы находили отверстия, как родные. И чем быстрее работал локоть Шона, нагоняя в мешок воздух, тем сильнее липла ко мне футболка. Отчаяние, тоска, гнев, ярость – чувства менялись на каждом звуке. Музыка лилась мне в уши продолжением разговора. Для меня впервые кто-то играл и играл так, будто во вселенной не осталось ничего, кроме звуков волынки и ударов кровоточащего сердца. Но, увы, за окном разгулялся ветер, рвущий листву сильнее, чем твоя музыка мою душу… Он напоминал о действительности, гнал нас прочь до дождя…
– То пусто, то густо с этой погодой, – всхлипнула Мойра, провожая нас.
Я стиснула ее плечи, зная, что это в последний раз, а Мойра просто потрепала меня по голове, будто напоминала, что хорошие девочки иногда причесываются.
– Я не побегу с волынкой, – сказал Шон, предлагая не ждать его.
Волосы откинуло назад, как и футболку, остро обозначив бугорки на моей груди. Первый слог Шон мог спокойно прочитать, как и второй. Бежать! Бежать от него. Только далеко ли убежишь, если бежишь к нему домой?
Я добежала, разулась и пригладила волосы. Нет, я сплю на диване. Я не даю надежд и не покупаю себе индульгенций, как назвала свое общение с мужем Сильвия. Шон поставил инструмент в дальний угол гостиной и вернулся на свет в кухню.
– Тебе согреть воду в душе?
Я снова пригладила волосы.
– Лучше завтра с утра. Разбудишь меня пораньше?
Шон кивнул. Бедный, он понял, что слово сегодня не дочитает. Нет, я не могу… Я пытаюсь отдалиться от него, а близость только сблизит. Рвать по новой будет слишком больно. Я чувствую, я действительно что-то к нему чувствую. Зачем наши дороги только пересеклись! Зачем?
– У тебя есть одежда на завтра?
Я махнула в сторону двери, где стоял рюкзачок Кейтлин. Шон не удержался от смеха. Я тоже улыбнулась, прекрасно понимая, о чем он подумал.
– Я пришла всего на одну ночь, – сказала я, и улыбка исчезла с лица Шона. Голос тоже стал глухим:
– А осталась на две. Так, Лана, все и начинается. А завтра будет третья ночь – пусть не дома, но со мной.
Бедный Шон. Он ведь, дурак, действительно надеется, что я не поеду в аэропорт. Даже не дал мне с собакой попрощаться. Откуда в нем такая уверенность? Откуда? Что я делаю не так, что даю ему напрасную надежду?
– Я пойду спать, ладно? – спросила я примирительно, делая шаг в сторону ванной комнаты. – Я не взяла с собой зубную щетку. Это о многом говорит.
Шон опередил меня и достал из ящика новую. Я поблагодарила и закрыла перед его носом дверь. Как я переживу эти два дня? Как? Он пожелал мне спокойной ночи по-английски. Видно, язык кельтов для него ассоциируется с любовью, которую я отвергла. Зато с радостью приняла подушку и одеяло – Шон забрал диван себе, оставив мне свою кровать. Тело пожалело меня и быстро, почти мгновенно, отпустило в темноту беспробудного сна. Иначе меня бы долго мучили воспоминания, спрятавшиеся в складках этих простыней.
– Доброе утро!
Оно еще не наступило. Окна закрывала серая пелена, но я встала. Кухню заполнял запах мяты в чае и жареных овощей. Шон приготовил омлет, и тот не мог слишком долго преть под крышкой, дожидаясь меня. Душ был коротким, будто я боялась обжечься. Волосы я закрутила полотенцем и вышла к столу. Ели в тишине. Странно, что в доме не было настенных часов. Для полноты картины прощального завтрака не хватало их тиканья. И еще морды Джеймс Джойс на моих коленях. Я уже скучала по ней.
– Думаешь, уже можно потревожить мисс Брукнэлл? – спросил Шон, вымыв посуду.
– Я оставила чемодан прямо у дверей. У тебя есть ключ. Если что, просто заберем вещи без лишнего прощания.
Мне очень хотелось уехать, не прощаясь, но я сомневалась, что так получится. И действительно Лиззи не спала. Она сидела в шезлонге после йоги с пледом на плечах. Утро оставалось промозглым, несмотря на первые проблески солнца. Сильвии не было видно. Вот и хорошо, а то Шон, оценив ее возраст, еще усомнится в любви к ней моего Эрика.
– Какая неожиданность, мистер Мур, – выдала Лиззи сухо на его приветствие и окинула меня ледяным взглядом. – Я уже собралась написать, что уеду через неделю. Можете оставить себе депозит как неустойку. Простите, что не сообщила раньше. Жизнь непредсказуема, не так ли?
Ее взгляд остался на мне, даже когда Шон выразил соболезнования и сказал, что она в любое время может закрыть коттедж и бросить ключ в почтовый ящик.
– Я заберу вещи? – спросил он меня и, когда я кивнула, ушел.
– Что он тут делает? – прошипела Лиззи, делая ко мне шаг. – Зачем ты ему позвонила? Ты спятила?!
Лиззи схватила меня за плечи, но я вырвалась.
– Он едет в Дублин к сестре и подбросит меня до гостиницы. Твои переживания напрасны. Это зовется ирландским гостеприимством.
– Лана, не смей опускаться до уровня Шона Мура! Не дури, слышишь меня?!
– Опускаться? Мне б подняться до его уровня. Он – профессор музыки в университете Корка, а у меня всего лишь бакалавр.
Лицо Лиззи окаменело.
– Ты шутишь?
– Нет, Лиззи. Он профессор, который умеет сам починить кран. Таких очень мало. Прямо находка.
– Лана…
– Я улетаю в Лондон и затем в Сан-Франциско, – перебила я. – Хватит учить меня, как вести себя с мужчинами. Ты в этом ничего не смыслишь! Я напишу, когда доберусь до Калифорнии.
Хотелось сказать, пришлю открытку. Только куда? Адрес Сильвии в Милане я не знала. Лиззи еще что-то сказала, но я приказала ушам не слушать – она больше мне не указ.
Шон не возвращался. Наверное, ждет в машине, давая время проститься без свидетелей. Но я все уже сказала ей. Объятия – лишнее. Я развернулась и ушла, стараясь не шуршать гравием, чтобы не разбудить Сильвию.
