Текст книги "Двойной без сахара (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)
Глава 49 «Июльская жара»
– …Strawberry Fields… Nothing is real… – Шон подошел со спины и притянул меня к себе. Я с облегчением откинула голову ему на плечо, но тут же получила по носу клубничиной. – And nothing to get hung about… Strawberry Fields forever…
Пой битлов или не пой, а моя реальность раскололась надвое, и я не могла на это наплевать. Вечер среды неумолимо приближался, и спокойствие Шона было напускным. Он получил нынче двойной под дых и пока не оправился.
Вчерашнее утро затянулось настолько, что Элайза притащила мне кролика прямо в кровать, но и это серое чудо не заставило меня подняться даже после предупреждения, что он кусается, когда его гладят. Уж лучше быть обкусанной английским кроликом, чем обласканной английской бабушкой. Внизу меня ждала только Карен. Ричард отправился на прогулку, а Шон с Джеймсом, по характерным звукам дрели и пилы, мастерили во дворе загон для кролика, как и собирались с вечера.
Вилтоны уехали сразу, как мы вернулись с камней. Элайза, задремавшая в машине, разревелась и вцепилась в материнскую юбку, крича, что «Дэдди» может ехать один.
– Папе нужна моя помощь, – Кара присела подле дочери и принялась отлеплять прилипшие к мокрым щекам пряди. – Но в пятницу мы снова приедем.
– У папы есть трость! – заявила Элайза уже без слез и таким тоном, что мистер Вилтон поспешил спрятать трость за спину.
По его лицу пробежала гримаса боли. Он тоже хотел бы нагнуться к дочери, но боялся после этого не встать, а с высоты голос его звучал, увы, недостаточно мягко.
– Я ведь женат не на трости. Если бы я мог прожить без твоей мамы неделю, то не женился бы на ней.
– И я не могу!
– У тебя есть брат, бабушка, дедушка, дядя Шон… А у меня в Лондоне никого.
– Тогда возьми кролика, – процедила девочка сквозь надутые губы.
– Элайза, прекрати говорить глупости и отпусти мать. Нам далеко ехать.
– Зачем тебе в Лондон? У тебя есть телефон!
– Я не могу обсуждать важные дела по телефону. Мне надо быть в офисе. Иначе я не смогу купить тебе в пятницу мороженое. Договорились?
– Нет! У меня самой есть деньги на мороженое, – И девочка снова вцепилась в мать. – Мама, не уезжай!
– Хватит этих соплей! – не выдержал Джордж и обернулся к Карен. – Уведи ребенка! Чего смотришь?
Элайзу увели, и родители уехали. В доме воцарилась тишина, хотя никто не находил себе места. Даже старый Капитан вылез из угла и тыкался то в одного, то в другого, то ли утешая, то ли ища утешения. На меня в доме он не лаял, и я долго его наглаживала, используя в качестве обезболивающего. Или скорее снотворного, потому что даже покачнулась, на секунду уснув сидя.
Шон пытался организовать детей, но Элайза дулась и шла в отказ. Потому они засели за карты вдвоем с Джеймсом, а я предложила девочке порисовать – может, отвлекусь от своего состояния… Но она попросила нарисовать для нее кролика. Клетка стояла напротив камина. Элайза вытащила любимца и решила позировать с ним на руках. Только я едва успела раскрыть ее альбом для рисования, а кролик уже начал вырываться, и в итоге врезал маленькой хозяйке лапами по лицу, но девочка не заплакала. Только закричала, чтобы закрыли дверь в сад.
– Лиса может съесть моего кролика, – пояснила она, когда услышала хлопок двери. – Дедушка купил домик, но Венди Дарлинг нельзя в нем жить, К нам уже две лисицы приходили, когда я играла с ней во дворе.
– Лучше выпусти гулять, – встрял Джеймс, принесший кролика обратно в гостиную. – Если лиса съест твою Венди, папа будет доволен.
– Джеймс! – но я не успела ничего добавить, сестра сама наградила брата обидными прозвищами и заявила, что дядя Шон купит ей еще одного кролика, и у них будут крольчата.
– Сначала мы загон построим, – Шон стоял в дверях с грозным видом строителя и явно не шутил.
Но до утра можно было не волноваться. Сейчас света хватало только для рисунка, и я напрягла фантазию и память, чтобы создать картинку наподобие иллюстраций к «Кролику Питеру». Только заказчица уснула до его завершения. Второй день без дневного сна выбил Элайзу из колеи. Шону пришлось нести ее в кровать.
Карен перебралась в коттедж сына. Ричард оставался с нами. Шон, отправившийся укладывать детей, долго не возвращался. Я наконец разобралась с душем и от души отлила себе воды. Теперь следовало купить билеты, пока кто-то из нас не передумал лететь. Но Шон разозлился. Наверное, за использование моей собственной кредитки. Неужели деньги будут нашим вечным камнем преткновения?! И я решила пошутить:
– Тебя не устраивает «Юнайтед»? Но ты же летишь без волынки, и они разбивают только гитары.
Он посмотрел на меня в полном недоумении, и пришлось спеть, хотя бы чуть-чуть: «I should’ve flown with someone else or gone by car 'cause United breaks guitars…»
– Ты не знаешь эту историю? Как канадец музыкальным клипом ответил на отказ авиакомпании платить ему за сломанный инструмент…
– Лана! – перебил Шон нетерпеливо. – Ты не можешь лететь в твоем состоянии. Ты не должна рисковать…
Я швырнула на кровать телефон, на котором показывала ему билеты на утро четверга. Понимаю, если бы он разозлился на утренний полет и то, что толком не поспит этой ночью. Но мне хотелось прилететь в Калифорнию днем.
– Я могу быть беременна, но это ведь не на сто процентов, понимаешь? И я в любом случае не меняю планы…
Я говорила и не шибко-то верила. Если со мной будет твориться то, что днем… Но ночь прошла спокойно, без открытого окна, а не вставала я, потому что голова не болела и кровать была жутко мягкой. И в ней не было Шона с извечным беспокойством без всякого повода. Достаточно было минуту полежать без движения, как он тут же расталкивал меня. Но, главное, кролик в постели не так пугал, как хозяева в кухне…
– Спасибо за рисунок, – будто только что вспомнила Элайза, и я кивнула в знак ответа. – Нарисуешь еще?
– Неси альбом и карандаши, а можно и фломастеры.
– А ты вставать не будешь?
– Нет, не хочу мешать Шону строить домик. Даже к окну подходить не буду, чтобы не ругаться.
– А почему ты должна с ним ругаться? – спросила Элайза так серьезно, что пришлось задуматься над ответом.
– Потому что я переживаю за Джеймса. Он может пораниться.
– Не переживай. Он уже поранился, – прошептала Элайза, будто ее папочка мог услышать из своего Лондона. – Но дедушка заклеил ему палец.
– Не рассказывай мне больше!
О чем Шон думает! Чистоплюй Джордж взбесится и не подпустит его больше к сыну! Джеймсу только в лошадином навозе позволено возиться!
– Элайза, неси альбом! – Если Шон знает, что нужно мальчикам, то я знаю, как увлечь девочек. – И забери Венди Дарлинг. Она будет нам мешать.
Но нам мешала Карен, требующая, чтобы я наконец спустилась к завтраку, но я настояла на рисунке, после которого можно было уже спокойно дождаться обеда. Но хозяйка все же принесла мне молоко с печеньем и чай прямо в кровать.
После обеда, когда между столбов не только натянули сетку, но и покрасили сами столбы, Шон собрался за вторым кроликом. Хозяева изуродованного дворика не возражали, и я не стала лезть. Не мое дело! Однако сопровождать их отказалась, вспомнив, как меня вчера укачало. Я помогла Карен пересадить цветы, чтобы хоть чуть-чуть облагородить кроличий домик. Да и лисе будет не так обидно – на цветы хоть полюбуется и не бросится с горя под колеса, а то по дороге в Шерифф Хаттон я насчитала аж трех сбитых красавиц. Лежат у обочины, как в Калифорнии белки…
Вечером мы лежали в кровати молча, не касаясь друг друга даже пятками. Шон думал о завтрашнем дне – о расставании с сыном. Щедрость Джорджа обернулась злом. Перед смертью не надышишься… Подарив четыре лишних дня, Джордж только сделал Шону больнее.
Я не выдержала тяжелой тишины и сползла на подушку Шона.
– Все хорошо. Спи, – произнес он так, будто отмахнулся, и я отвернулась, но Шон тут же обнял меня, скрестив свои большие сильные руки на моем несчастном животе, который вновь тянуло – верный признак, как я успела прочитать в интернете.
Шон молча уткнулся носом мне в спину. Стало еще теплее, и я уснула, на утро вскочила раньше него, и не позволила схватить себя за руку. Но он через секунду постучал в ванную.
– Ты в порядке?
Я была более чем в порядке – на трусах алела кровь. Но вместо вздоха облегчения, в груди заклокотало нечто другое. Я умылась ледяной водой, но она не помогла остановить слезы. Шон продолжал стоять за дверью. Я попыталась оттянуть майку, но в итоге замоталась в полотенце.
– У меня месячные начались, – буркнула я, проходя мимо к рюкзаку, что убрать грязную и достать чистую одежду. – В Штатах уже постираем. Там сушильная машина есть, – сказала я зачем-то, возвращаясь мимо Шона в ванную комнату.
Он закрыл за мной дверь и вернулся в кровать. Совсем еще рано. Даже Карен спит. Чего я тогда полностью оделась? Что буду делать? Так и просижу на краю кровати, уставясь в окно?
– Лана, – позвал Шон, но я не обернулась. Тогда он подполз ко мне: его руки вновь сомкнулись на животе, а нос уткнулся в горб позвоночника. Я не могла расправить плечи. – Ты плакала? Почему? Ты ведь не хотела ребенка…
– Я хотела его, потому… Потому что не уверена, что когда-нибудь с открытыми глазами решусь забеременеть.
– Забеременеть от меня, да? Во мне дело?
Я расцепила его руки и обернулась.
– Прекрати передергивать мои слова! Еще месяц назад я и подумать не могла, что стану встречаться с мужчиной. Не то, что ждать от него ребенка. Мне страшно в этой новой роли. Я чувствую себя в чужих тапочках…
– Мне тоже страшно, – Шон сел и притянул меня к себе. – Это абсолютно нормально…
– Ничего тебе не страшно! – Я оттолкнула его и шмыгнула носом. – Я же вижу… У меня чувство, что ты поставил меня на место недостающей фигуры в давно расписанной игре, и потому тебя совершенно не коробит, что мы знакомы всего месяц. Иначе как объяснить, что ты хочешь ребенка непонятно от кого…
– Дура ты, Лана! – Шон отвернулся от меня и уставился в картину на стене, в синие ирисы. – Я не спал с Лондона… Да, я готов был к ребенку и мне больно разочаровываться. Но где-то там глубоко внутри я рад, что ты не беременна. Я хочу, чтобы мы оба пришли к этому осознанно. Ты пришла… Потому что если ты такая, какой я тебя вижу, то я прямо сейчас хочу от тебя ребенка и не разочаруюсь в своем чувстве через год. Я же объяснил, что это не в голове… Вернее, не только в голове. Умом я тоже понимаю, что у нас с тобой есть шанс создать семью. Мы не настолько разные, как тебе кажется. Только нам надо постараться относиться друг другу более терпимо. Я уже полжизни прожил, я не изменюсь… Но я не считаю себя каким-то монстром. Со мной можно жить. А ты… Только не обижайся, но тебе тоже скоро тридцать. Часики тикают у нас обоих. Не знаю, сколько ты решила еще тянуть с ребенком, но родить – это не так просто, а потом детей надо еще вырастить. И никто не застрахован от трости. Дай-то Бог, чтобы Джордж вновь нормально ходил… Лана…
Он потянулся ко мне, но я перехватила его запястья.
– Шон, ты сказал год. Дай нам год пожить вместе и не заводи больше разговоров о детях, договорились? У нас их и так слишком много вокруг, не находишь?
– Нахожу… Только я устал быть дядей Шоном.
Он вернулся на подушку и натянул одеяло по самый нос. Я понимала его состояние. Он дошел до точки невозврата, но я пока не чувствовала, что устала быть Мисс Ланой. Даже когда мое имя произносят с ирландским или британским выговором. Шон, с таким опытом и настроем, точно будет замечательным отцом, если, конечно, родить ему дочерей, но буду ли я хорошей мамой, а для начала – хорошей женой – этот вопрос я для себя пока не решила. Я вторую неделю барахтаюсь в болоте и не вижу кочки, на которую можно выбраться, чтобы обсохнуть от чужих соплей. Такого богатого на знакомства месяца у меня за всю жизнь не было! Хотя самое страшное все же ждет меня в Питере – представить Шона родителям. Может, я все же сумею его отговорить… Только не сейчас, когда он раскачивает перед моими глазами клубничку, точно маятник.
– Это самая большая на клубничной ферме.
– Шон, я больше не могу… Честно. Я, кажется, в наглую съела целую грядку. Убери клубнику! – я отвела его руку. – Хочешь, чтобы меня снова начало тошнить? – Хотела пошутить я, да не тут-то было!
– Да, – ответил он, не задумываясь, развернув меня к себе лицом. – Тогда я смогу сказать, что кормлю не тебя. Я не сам ее нашел, мне дала ее фейри и сказала – для твоей невесты. Слышишь? Я теперь обязан скормить тебе целое поле…
– Элайза набрала корзину или ей нужна помощь?
Я следила за белой шапочкой с красным цветочком, который двигался между зеленых кустов.
– Помощь нужна мне, чтобы разжать тебе зубы… Съешь ягодку, ну пожалуйста.
Пришлось съесть. Хорошо еще он не сказал «абракадабра»… Только поцеловал, и тут же по-воровски обернулся к полю. Джеймс ушел за дальние кусты собирать малину. Мне бы их терпение и закалку. Летний ветерок такой, что капюшон постоянно слетает, а солнце слепит глаза – ничего не видать.
– Английская клубника вкуснее ирландской, – сказала я не для того, чтобы обидеть, а констатируя факт. Я обежала все грядки для дегустации, и каждый следующий сорт был слаще предыдущего. Обалдеть! И я даже отыскала нечто напоминающее «ананасную» сдачи.
– Только Мойре не говори такое, – видно, все же обиделся Шон.
– Я замерзла. Зови детей…
– Как же мне нравится эта фраза в твоих устах, – улыбнулся Шон и только усилил на моей талии хватку. – Ну, неужели не хочется таких же, но своих?
– Не сейчас…
– Так сразу они такими и не будут. Только через девять и пять лет. Когда у тебя день рождения?
– В октябре… Седьмого числа.
– А у меня девятого в ноябре. Лана, мы почти отмотали еще один год. Подумай…
– Шон, мы договорились не говорить о детях целый год. О моих детях. О Джеймсе можешь говорить, сколько твоей душе угодно.
– Договорились. Ты же совсем замерзла! – Он накинул мне на голову капюшон и застегнул верхнюю кнопку, чтобы тот не слетел. – Что ж станет с тобой зимой?!
– Ты будешь меня греть, – ответила я без задней мысли, но у Шона, похоже, других не осталось.
– От этого дети получаются.
– Ты будешь греть осторожно. Пошли… – Я уже ступила на грядку, когда поняла, что должна поймать удачу за хвост именно сейчас. – Шон, я хотела бы поговорить с тобой про Россию. Тебе лучше не ехать. Не добавляй моим родителям лишнего стресса.
С его лица сошла улыбка.
– Ты снова? Слышала, что Джордж сказал про неделю без жены? Я с ним полностью согласен. Я еду с тобой, и это не обсуждается.
– Я никуда не еду. Я просто скажу им, что у меня серьезные отношения с одним ирландским профессором, и я поживу пока в Корке. Когда у нас станет совсем серьезно, родители приедут к нам. Меня же кто-то должен вести к алтарю. У меня уже была свадьба без родителей. Если я решу выйти замуж второй раз, то хочу сделать все по правилам.
– По правилам я должен сначала познакомиться с твоими родителями.
– Через год, ладно?
– Ты целый год не поедешь в Россию? Лана, это ненормально. Чего ты боишься? Я не боюсь ехать с тобой.
– Ну что ты там будешь делать? Они по-английски не говорят. Ты не представляешь, какой это был ужас, когда я пригласила их в гости к Полу Доналу.
– Я выучу пару слов и возьму с собой волынку, чтобы произвести на них впечатление.
– И на соседей.
– Само собой разумеется. Лана, ты от меня не отделаешься. Даже не надейся.
– В Санкт-Петербурге ирландские пабы имеются, чтобы поиграть…
– Только при условии, что там настоящее ирландское пиво.
– Ну, этого обещать не могу…
Шон сжал мою руку и поднес к губам.
– Без пива я проживу. Ты видела, сколько я уже не пил, – Я кивнула, хотя не считала дни. – А без тебя не проживу и дня. У меня теперь две зависимости – шоколад и ты. И я не знаю, которая хуже… – Я не нашла, что вставить в паузу. – Наверное, вторая. Первое можно купить в лавке сладостей.
– Шон, дети ждут…
Он еще крепче сжал мою руку, но больше ничего не добавил. Время убегало – я безжалостно крала его у Джеймса. Мы забрали у детей полные корзины ягод и пошли в амбарчик, чтобы их взвесили. Цены бешеные – одна надежда, что с поля мы съели по меньшей мере столько же, сколько забирали с собой. Карен уже ждала нас с обедом, который ели в молчании. Дети не хотели нас отпускать, но взрослые не позволили им заикнуться про недовольство, которое читалось в понурых лицах. Я проклинала купленный билет, хотя умом понимала, что и завтра, и послезавтра ничего не изменится. Надо уезжать, надеясь на встречу.
Шон вышел с Джеймсом во дворик к загону. Я не хотела знать, о чем говорят отец с сыном. Я даже не хотела смотреть в окно, потому поднялась наверх собрать вещи. Да, в рюкзак может уместиться все, кроме сердца, даже когда сложно удержать его в груди.
Путь до Лондона оказался куда длиннее пути из него. Мы не говорили. Веки Шона дрожали, и я бы дорого отдала сейчас за умение водить на трассе машину с правым рулем. Кто сказал, что гордость – это грех? Надо гордиться, что из миллиона шанс встретить подобного человека выпал именно тебе. Только отчего эта встреча не произошла раньше. До всего того, что я успела наворотить и что искалечило мою душу настолько, что я забыла, что такое любить. Почему он не дал мне неделю понять, что мне без его любви плохо? Потому что он не верит, что мне нужен. Тот, кто сказал, что любить – это отдавать, не пережил того, что выпало на долю Шона Мура. Он устал просто отдавать, теперь он будет зубами выгрызать ответную любовь. А, может, это не так и плохо? Может, он научит меня, как полюбить его в ответ?
На подъезде к Лондону Шон позвонил Джорджу и сказал, что мы не зайдем, потому что спешим в аэропорт. Спасибо, мистер Мур! Мне эта встреча так же тяжела, как и тебе. Может, я ревную к Каре?
Мы попрощались на улице, ограничившись рукопожатием.
– В любое время, когда будете в Лондоне, звоните, – сказал мистер Вилтон, и по его вечно-бесстрастному голосу не понять было, желает ли он видеть Шона до января или же нет.
За поездку в метро мы съели три шоколадки. Не так много. Нервов было потрачено намного больше. Почти все вещи Шона влезли в мой чемодан. В его рюкзак я запихнула мольберт, чтобы избавиться от ручной клади. Для полета нам нужны лишь паспорта и крепкое рукопожатие. Ни свет ни заря мы еще раз осмотрелись в квартирке, закрыли дверь и опустили ключ в почтовый ящик. Мусорный контейнер на дороге я на этот раз заметила и выбросила в него все упаковки от съеденного шоколада. Автобус пришел минута в минуту, как настоящий английский джентльмен. Поезд в аэропорт отправился с вокзала тоже вовремя. Авиакомпания была американской и задержала рейс, но для нас это уже не имело значения. У нас была еще одна шоколадка.
– О чем мы будем говорить с тобой десять часов?
– Говорить? – я попыталась улыбнуться. – Я собираюсь проспать весь полет, просыпаясь только на еду. Что ты так на меня смотришь? Ты предлагаешь мне провести с тобой всю жизнь и боишься оказаться со мной в замкнутом пространстве на каких-то десять часов?
– Лана, я дольше часа никогда не летал. Почему ты не хочешь простить мне мой страх?
– Я буду держать тебя за руку и отпускать лишь тогда, когда принесут еду.
– Лана, ты голодная?
– А ты как думаешь? Я последние дни ничего толком не ела!
Никогда еще самолетная еда не казалась мне такой вкусной, и я старалась не смотреть на брезгливое выражение на лице Шона. Ничего, ты еще борщ не ел, а я еще никогда его не готовила. У тебя все впереди… Но начнем с русской пекарни в Сан-Франциско. Ты узнаешь, что такое хачапури… Хозяйничать на кухне мисс Брукнэлл я не буду.
– Когда ты планируешь вернуться? – спросил Шон, устав смотреть на поля белых облаков.
– Как только получим для тебя русскую визу. В музеи я водить тебя не буду. Для этого есть Санкт-Петербург, но я могу показать тебе национальный парк Йосемити, которому ваш Виклоу в подметки не годится, чтобы ты понял, что в Ирландии меня удержать можешь только ты.
– Мне для этого не нужны природные доказательства. Мне нужен твой обратный билет. И его покупаю я, поняла?
Я не стала спорить. Со спорами мы далеко не уйдем, а с учетом того, что места у окна мне не досталось, его плечо оказалось очень кстати. Я укрылась самолетным пледом и счастливо уснула, пока не пришло время заполнять таможенные бумаги.
– Лана, кролики имеют отношение к животноводству? – Шон оторвал взгляд от таможенной декларации и уставился на меня в ожидании ответа.
Я забрала у него бумагу, поставила галочки против всех ответов «нет» и вернула ему для подписи.
– А там был вопрос, хотите ли вы побыстрее улететь обратно? Там надо ставить галочку против ответа «да».
Наконец мы приземлились и разошлись по разным линиям паспортного контроля. Мне офицер сказал «Добро пожаловать домой!», а что говорят гостям, я уже забыла. Мы вновь взялись за руки, которые разомкнуть у нас потребуют только в Дублине, и если ирландский офицер спросит, надолго ли вы к нам в гости, я не буду знать, что ответить. Время покажет. У меня в запасе целый год.
– Господи Иисусе, какая жара! – выдохнул Шон, выйдя из-под кондиционеров аэропорта в июльское пекло.
– Жара? Сегодня довольно прохладно.
– Лана, так когда мы улетаем обратно?
Угораздило же меня взять за руку ирландского мужчину! Они же упрямые, как бараны. Нет, с баранами можно договориться, проверено в Килларни. А здесь придется покупать билет.
