Текст книги "Наследие. Трилогия (ЛП)"
Автор книги: Нора Кейта Джемисин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 77 страниц)
Меня снова затрясло – но на этот раз не от страха.
Как и раньше, он просто растаял в воздухе. И, как всегда, темный силуэт на фоне окна исчез, но его присутствие ощущалось еще долго. Когда и оно растворилось, я убрала матушкины вещи и привела комнату в порядок, чтобы скрыть следы своего посещения. Еще мне хотелось забрать серебряную косточку, но куда ее положить так, чтобы никто не заметил? Наверное, лучше ей лежать, как и прежде, в потайном ящичке в изголовье кровати. Там она пролежала несколько десятков лет, и ее никто не отыскал. Так что я положила и письма, и подвеску на место.
А закончив, пошла к себе в комнату. Именно пошла – хотя нестерпимо хотелось сорваться с места и побежать.
11
МАТУШКА
Теврил сказал: иногда Небо забирает людей. Просто съедает их – и все. Дворец построили Энефадэ, а жить в здании, которое возвели пленные боги, ненавидящие своих поработителей, опасно. Не сильно опасно, но риск всегда есть, как вы понимаете. Случаются ночи, когда луна чернеет, а звезды прячутся за облаками и камень стен перестает светиться. И Блистательный Итемпас теряет власть над дворцом. Тьма не задерживается надолго – ее владычество длится несколько часов, не более, – но пока Небо погружено в темноту, Арамери сидят по комнатам и разговаривают шепотом. А если им все же нужно выйти, идут по коридору быстро и по стеночке. И внимательно смотрят под ноги. Потому что – вот незадача! – иногда случается так, что полы расступаются под ногами неосторожных – и они проваливаются и исчезают. С концами. Их ищут, поисковые отряды обшаривают здание сверху донизу, даже заглядывают в мертвые пространства – но никогда не находят тел.
Я теперь знаю, что это чистая правда. А самое главное, я знаю, куда деваются те, кто исчез.
*
– Пожалуйста, расскажи мне о матери.
Это я сказала Вирейну.
Он оторвал взгляд от хитроумного прибора на столе. Догадаться, что он там конструирует, не вышло – штука выглядела как спутанный клубок металлических деталей и кожаных приводов.
– Теврил сказал, что вчера вечером отправил тебя в ее комнату, – проговорил он и поудобнее устроился на высоком стуле.
Теперь он смотрел мне в глаза. Задумчиво так.
– А что ты ищешь?
Запомним на будущее: полностью Теврилу доверять нельзя. Но это меня совсем не удивило – у управляющего свои интересы и свои трудности.
– Что я ищу? Я хочу найти правду.
– Ты не веришь Декарте?
– А ты веришь?
Он хихикнул:
– В таком случае почему ты готова поверить мне?
– В этом пакостном вонючем амнийском логове я не верю вообще никому. Но поскольку уехать я все равно не могу, приходится ползать в вашей грязище, собирая истину по крупицам.
– Ого! Хм, она тоже так любила… завернуть, хе-хе…
К моему несказанному удивлению, грубость его не оскорбила, а, напротив, пришлась по нраву. Он расплылся в улыбке – снисходительной, но улыбке.
– Но ты излишне резка. И слишком прямолинейна. Киннет умела оскорбить так, что ты понимал, кем и как тебя назвали, лишь несколько часов спустя.
– Моя матушка никого не оскорбляла просто так, без причины. Что же, интересно, ты такого сказал, что сумел добиться от нее таких слов?
Он замолчал – ненадолго, сердце всего один раз успело стукнуть, но я с удовлетворением пронаблюдала, как улыбка сползает с его лица.
– Так что ты хочешь знать? – резко спросил он.
– Почему Декарта приказал убить ее?
– Только Декарта сможет ответить на этот вопрос. Хочешь с ним побеседовать?
Хочу. Но не сейчас. А с ним и дальше попробую отвечать вопросом на вопрос – возможно, что-то и узнаю.
– А почему она вообще сюда вернулась? В ту последнюю ночь? В ту ночь, когда Декарта наконец-то понял, что она не вернется?
Он очень удивился – ожидаемо. Но я не ожидала, что удивление так быстро сменится гримасой холодной злости.
– С кем ты разговаривала? Со слугами? С Сиэем?
Иногда правда способна выбить противника из седла.
– С Нахадотом.
Он отшатнулся и поморщился, глаза гневно сузились:
– Ах вот оно что. Он тебя убьет, чтоб ты знала. Это его любимое занятие – играть в кошки-мышки с глупцами, которые считают, что могут приручить его.
– Симина…
– …не собирается его приручать. Она вполне довольна чудовищем на поводке. А последнюю дурочку, которая умудрилась в него влюбиться, он размазал по центральному двору. Вот так вот.
Воспоминания о прошедшей ночи заставили меня вздрогнуть. Я попыталась скрыть это – и не преуспела. Я как-то не подумала, что делить ложе с богом смертельно опасно. А ведь это очевидно, с другой-то стороны. Сила смертного мужчины – она же ограниченна. Выплеснулся – уснул. Даже самый опытный любовник действует во всех смыслах на ощупь – и на одну ласку, которая вскружит тебе голову до небес, придется десять таких, что вернут тебя на землю.
А Нахадот вскружит голову до небес – и там я и останусь. Хотя нет, он завлечет меня выше, в холодную безвоздушную тьму, в свои истинные владения. И там я задохнусь, и плоть моя не выдержит – или разум истает… М-да. А ведь Вирейн прав. И если это случится, я сама буду виновата.
Поэтому я улыбнулась – покаянно. Чтобы Вирейн видел, что мой страх – настоящий.
– Ну да, Нахадот, наверное, меня убьет. Если только вы, Арамери, его не опередите. Но если такой исход тебя не устраивает, можешь попробовать помочь мне. К примеру, ответить на вопрос. Вот прямо на тот, который я задала.
Вирейн долго молчал, и лицо его походило на маску, за которой, конечно, вершилась титаническая работа мысли. А потом он снова удивил меня – встал и подошел к огромному окну. Из него открывался потрясающий вид на город и на лежавшие за ним горы.
– Я не очень хорошо помню события той ночи, – наконец проговорил он. – Все-таки двадцать лет прошло. Я только приехал в Небо, сразу после окончания школы писцов.
– Прошу, расскажи все, что помнишь, – тихо сказала я.
*
Еще в детстве писцы изучают несколько человеческих языков и только потом приступают к изучению божественного. Это помогает им осознать, насколько язык может быть гибок и как он соотносится с мыслью, ибо во многих языках присутствуют понятия, которых нет в других, и им даже невозможно отыскать подобие. В этом и смысл божественного языка – он позволяет облечь в слова невозможное. Неизъяснимое. Именно поэтому лучшим из писцов нельзя верить.
*
– Той ночью шел дождь. Я помню это, потому что Небо нечасто заливает – обычно облака проходят ниже. Но Киннет вымокла до нитки – и все за те несколько мгновений, пока шла от кареты ко входу во дворец. Она шла по коридорам, а с нее капало, и за ней оставались мокрые следы.
А ведь это значит, что он видел, как она шла. То ли затаился в каком-то боковом ответвлении и смотрел, то ли крался следом – причем шел за ней по пятам, если уж вода не успела высохнуть. Сиэй сказал, что Декарта приказал освободить все коридоры, и вокруг не было ни души… Видимо, Вирейн ослушался приказа.
– Все знали, зачем она приехала. Ну или думали, что знают. Все считали, что их брак долго не протянет. Это же невероятно, чтобы женщина с таким сильным характером, женщина, самой судьбой предназначенная для дел правления, отказалась от всего этого. И из-за чего? Из-за такой ерунды.
Его отражение в оконном стекле шевельнулось – Вирейн посмотрел на меня.
– Извини, не хотел обидеть.
Он старался быть вежливым – ну, на манер Арамери, конечно.
– Я не обиделась.
Он криво улыбнулся.
– Но она приехала из-за него. Вот почему она появилась во дворце. Ее муж, твой отец – все из-за него. Она приехала не для того, чтобы вернуться и снова вступить в права наследницы. Она приехала, потому что он подхватил Ходячую Смерть. И она хотела, чтобы Декарта спас его.
Я уставилась на него так, словно мне только что залепили пощечину.
– Она даже привезла его с собой, представляешь? Слуга, работавший на переднем дворе, заглянул в карету и увидел его – потного, дрожащего от лихорадки. Видимо, уже на третьей стадии. Похоже, путешествие не пошло ему на пользу, и болезнь развивалась быстрее, чем обычно. Она все поставила на карту – настолько нужна ей была помощь отца.
Я сглотнула комок в горле. Нет, конечно, я знала, что отец переболел Ходячей Смертью. И что мать бежала из дворца, презрев все, даже высшую власть. Знала, что ее изгнали – за то, что посмела полюбить неровню. Но я не знала, что эти два события как-то связаны между собой.
– Значит, она добилась своего.
– Нет. Когда она вышла и отправилась обратно в Дарр, она злилась. А Декарта пребывал в диком гневе – я таким его никогда не видел, ни до, ни после. Даже думал – все, сейчас пойдет убивать и казнить направо и налево. Но он просто приказал вычеркнуть Киннет из семейных свитков, причем не только как наследницу – это-то уже сделали, а еще и как Арамери. Он приказал мне выжечь ее сигилу родства – это можно сделать на расстоянии. И я исполнил приказ. Он даже приказал раструбить и объявить об этом повсюду в городе. Пересудов хватило надолго – как же, чистокровного Арамери лишили наследства и изгнали из семьи, невиданное дело… Такого несколько… гм… столетий не случалось…
Я медленно покачала головой:
– А что мой отец?
– Ну, насколько я мог судить, когда они уезжали, он все еще страдал от того недуга.
Мой отец выжил. Ходячая Смерть его не убила. Не первый случай, конечно, но такое происходило редко, в особенности с теми, кто уже находился на третьей стадии заболевания.
Может, Декарта передумал? Если он все же отдал такой приказ, дворцовые лекари могли выехать следом, догнать карету – и вернуть мать и отца обратно. Декарта даже мог приказать Энефадэ… Так.
Стойте.
Стойте.
– Вот почему она приехала, – вздохнул Вирейн.
Отвернулся от окна и смерил меня очень серьезным взглядом.
– Она приехала ради него. Так что здесь нет никаких тайн, и теория заговора здесь тоже неуместна. Все это тебе мог рассказать любой слуга – при условии, что он достаточно долго проработал в этих стенах. А ты пришла с этим простым вопросом ко мне – зачем?
– Потому что я думала, что ты сможешь рассказать мне больше, чем обычный слуга, – четко ответила я.
Голос предательски дрогнул – хотя я всячески пыталась говорить ровно и спокойно. Вирейн не должен догадаться, что я подозреваю… в общем, подозреваю то, что подозреваю.
– Расскажешь, если… хм… если тебя, скажем, подбодрить.
– Выходит, только этим такая настойчивость и объясняется? – Он покачал головой и вздохнул. – М-да. Впрочем, я рад узнать, что ты все-таки унаследовала кое-какие семейные качества.
– Они мне здесь очень пригодятся, как я погляжу.
Он издевательски поклонился:
– Чем еще могу быть полезен прекрасной даме?
Ох, конечно, он мог быть полезен – мне до смерти хотелось узнать больше. Но не от него. И все же, и все же – нельзя уходить слишком поспешно. Это может вызвать подозрения.
– Так ты согласен с Декартой? – спросила я, просто ради того, чтобы продолжить разговор. – Что моя матушка обошлась бы с тем еретиком гораздо суровее?
– О да-а-а-а!..
Ответ настолько ошарашил меня, что я растерянно заморгала, а он заулыбался.
– Киннет была точной копией Декарты. Одной из немногих Арамери, кто серьезно относился к нашей миссии избранников Итемпаса. Она без колебаний обрекала неверующих на смерть. Я бы даже сказал, обрекала на смерть любого, кто представлял хоть какую-то угрозу мировому порядку и… ее власти.
Он снова покачал головой и улыбнулся, словно вспоминал нечто приятное.
– Думаешь, Симина – скверный человек? Ее мечтам просто не хватает размаха, вот что я скажу. А вот твоя матушка видела цель и бестрепетно двигалась к ней.
Как же ему нравилось говорить мне все это – и любоваться, как на моем лице выступает неудовольствие. Он читал у меня в душе, как считывают сигилу на лбу слуги. А может, я просто была слишком юна, чтобы разглядеть подлинную сущность матери? Может, я просто смотрела на нее, как всякий ребенок, с обожанием, и поэтому?.. Одним словом, то, что я слышала про нее от здешних обитателей, никак не соответствовало моим детским воспоминаниям. Потому что в них сохранился образ доброй, мягкой женщины, склонной к иронии, подчас злой, но… Да, да, она умела быть беспощадной – но так обязана поступать супруга всякого правителя, а уж положение в Дарре того времени и вовсе не оставляло иного выбора. Но чтобы вот так… Чтобы ее превозносил Декарта, а Вирейн расхваливал, ставя в пример Симине? Нет, увольте, это не та женщина, которая меня вырастила. А эта – другая, совсем другая женщина, и пусть она носит имя матери – душа у нее тоже совсем другая.
Вирейн специализировался на магии, которая могла изменить душу человека. А не учинил ли он что-нибудь эдакое над моей матушкой? Вот что меня так и разбирало спросить. Но это объяснение почему-то представлялось мне чересчур простым.
– Ты зря теряешь время, – сказал Вирейн.
Он говорил негромко и давно перестал улыбаться – впрочем, и я уже долго молчала.
– Твоя мать умерла. А ты – жива. Вот и будь – живой. А не пытайся присоединиться к матушке.
Получается, я именно этим и занималась все это время?
– Всего хорошего, писец Вирейн, – отозвалась я и вышла из комнаты.
*
Вышла – и потерялась. В смысле, по-настоящему потерялась. И растерялась тоже.
Вообще-то, в Небе не так уж легко заблудиться. Да, коридоры тут все одинаковые, что есть то есть. Ну и лифты время от времени чудят – могут отвезти не туда, куда надо, а туда, куда на самом деле хочется. Мне говорили, что больше всего от этих чудесатостей страдают посыльные, которых угораздило в кого-то влюбиться. И все же, и все же – коридоры обычно кишат слугами, которые всегда готовы броситься на помощь чистокровному Арамери.
Но я не решилась просить о помощи. Понятно, что умные девушки так себя не ведут, но в глубине души мне не хотелось, чтобы меня развернули в правильном направлении. Слишком глубоко ранили слова Вирейна, и я брела по коридорам, сворачивая наугад, и раны мои истекали свежей кровью мыслей.
А ведь и вправду – я пренебрегла состязанием за наследство. Я очень хотела разузнать побольше о покойной матушке. Но даже если я узнаю все, это ее не вернет к жизни. А я вполне могу нарваться, если продолжу свои разыскания дальше. Возможно, Вирейн прав, и я веду себя так, словно жизнь мне не дорога и я готова распрощаться с ней в любой миг.
После смерти матери еще не успели смениться все времена года. В Дарре я бы располагала временем и поддержкой родни, я бы носила положенный траур и рана бы затянулась. Но прибыло приглашение от деда и сорвало меня с места. Здесь, в Небе, я вынуждена скрывать горе – но оно все равно давало о себе знать и искало выхода наружу.
В таком настроении я остановилась и обнаружила, что выбрела к дворцовой библиотеке.
Теврил показал мне ее в тот первый день в Небе. В других обстоятельствах я бы разинула рот и застыла в немом изумлении: библиотека оказалась больше, чем огромный храм Сар-энна-нем в Дарре. Библиотека Неба насчитывала больше книг, свитков, табличек и сфер, чем я видела за всю свою жизнь. Но мне-то понадобилось знание совершенно иного свойства, и вся мудрость Ста Тысяч Королевств осталась лежать втуне, ибо не могла помочь в моих поисках.
И все же… сейчас меня почему-то тянуло зайти сюда.
Я прошла через холл – вокруг лишь глухо отдавалось эхо моих шагов. Потолок парил в высоте, превышающей человеческий рост по меньшей мере втрое, его поддерживали великанские круглые колонны и целый лабиринт высоченных – от пола до потолка – стеллажей. Причем колонны тоже несли на себе нескончаемые ряды полок – с книгами и свитками. До некоторых можно было добраться, только приставив лестницу – они, кстати, ждали в углах. И тут и там стояли столики и кресла, приглашающие уютно расположиться с книгой в руках.
Но почему-то здесь, кроме меня, не было ни души. Странно! Неужели Арамери настолько свыклись с роскошью, что даже этот кладезь премудрости не возбуждает их любопытства? Я остановилась и принялась рассматривать томины на полках перед глазами – стеллаж тоже отличался толщиной, кстати, – и тут же поняла, что не понимаю ровным счетом ничего. Сенмитский – язык народа амн – стал всеобщим с тех пор, как Арамери пришли к власти, но многим, если не всем, народам разрешили пользоваться и родным наречием – при условии, конечно, что в стране также преподавался сенмитский язык. А эти книги, судя по всему, писали на темане. Я подошла к другой стене – так и есть, это кенти. Наверное, где-то в этом лабиринте стоит огромная полка с книгами на даррен, но где мне ее искать, скажите на милость?
– Ты потерялась?
Я подпрыгнула от неожиданности и крутанулась на месте. Передо мной стояла невысокая полная амнийская женщина. Точнее, она выглядывала из-за колонны в нескольких футах от меня. Надо же, я и не заметила, как она подошла. И лицо у нее какое сердитое – она, похоже, тоже думала, что в библиотеке никого и она сидит здесь одна.
– Я… я тут…
Ну и что мне ей сказать? Я же здесь случайно оказалась – так, брела, брела и выбрела к библиотеке… Чтобы потянуть время, я промямлила:
– А у вас даррские книги есть? Ну или сенмитские? В смысле, где мне их искать-то?
Женщина молча показала на шкаф прямо за моей спиной. Я обернулась и очутилась нос к носу с тремя полками, заставленными книгами на даррен.
– А сенмитские сразу за углом.
Я почувствовала себя редкостной идиоткой, развернулась и уставилась на обнаруженные книжные сокровища. А потом перестала таращиться и поняла, что половина томов – это поэтические антологии, а другая половина – книги сказок и историй, которые я и так знаю с пеленок. Ничего полезного, короче.
– А ты ищешь что-то конкретное? – Женщина стояла совсем рядом.
Я снова вздрогнула – потому что опять не услышала, как она подошла.
Но когда она спросила, меня посетила умная мысль – а ведь я и впрямь могу узнать нечто полезное для себя в библиотеке Арамери!
– Мне нужны книги, рассказывающие о Войне богов, – сказала я.
– Книги по религии стоят в часовне, а не здесь, – отрезала она.
Как же она скривилась! М-да, вопрос пришелся ей не по вкусу. Наверное, она библиотекарь, а мои глупые слова ее обидели. Видно, в библиотеку редко наведывались – и к тому же часто ошибались дверью.
– А мне не нужны книги по религии, – быстро проговорила я, пытаясь загладить вину. – Мне нужны… ну… исторические хроники. Списки погибших. Дневники, письма, научные исследования… в общем, любые письменные свидетельства того времени.
Женщина прищурилась и пристально на меня уставилась. Кстати, из всех взрослых, которых мне довелось встретить здесь, в Небе, она одна была ниже, чем я. Наверное, в других обстоятельствах это бы меня утешило – но не сейчас. Библиотекарь смерила меня откровенно враждебным взглядом. А ведь странно, что это с ней? На ней болталась самая обыкновенная белая униформа слуги. Обычно хватало одного взгляда на сигилу полного родства у меня над бровями, чтобы они начинали рассыпаться в любезностях и подобострастно смотреть снизу вверх.
– Есть тут такие книги, – наконец удостоила она меня ответом. – Но все полные хроники подверглись жесткой ревизии – жрецы вымарали многое, очень многое. Возможно, в частных собраниях и сохраняются некоторые экземпляры, до которых они не добрались, – поговаривают, что лорд Декарта коллекционирует эти бесценные свитки и хранит их в личной библиотеке.
Да уж, могла бы и сама догадаться, Йейнэ.
– Ну тогда покажите мне то, что есть у вас.
Нахадот пробудил мое любопытство. Все знания о Войне богов я почерпнула из рассказов жрецов. А если почитать хроники? Возможно, даже из обкорнанных преданий я сумею выудить хоть какие-то похожие на правду сведения…
Пожилая женщина недовольно поджала губы, а потом резко отмахнула рукой – мол, следуй за мной.
– Сюда.
Я шла за ней по изгибающимся проходам между стеллажами, и постепенно изумление уступало место благоговейному страху: да эта библиотека и в самом деле огромна!
– Здесь, наверное, хранятся знания всех народов мира!
Моя проводница в книжном лабиринте лишь мрачно хмыкнула:
– Да ну! Всего-то сведения за пару тысячелетий, и то от пары рас. Плюс все тщательно отобрано и отсортировано, обрезано и искажено властями предержащими…
– Но истину можно отыскать даже в предании, которое ее намеренно искажает! Если, конечно, читать внимательно.
– Нет. Для этого надо знать, где именно предание искажает истину.
Завернув за угол, библиотекарь остановилась. Мы дошли до развилки. Перед нами высились несколько шкафов, составленных спина к спине, – ни дать ни взять гигантская шестиугольная колонна. Каждый стеллаж имел не менее пяти футов в ширину, да еще и упирался в потолок – значит, и высоты в них было не менее двадцати футов. Чем-то это напоминало ствол векового дерева.
– Ну вот смотри – это то, о чем ты спрашивала.
Я шагнула вперед и застыла в нерешительности. А когда обернулась, обнаружила, что она необычайно пристально меня разглядывает. А глаза у нее – цвета старого олова.
– Простите, – пробормотала я – словно бы кто-то тянул меня за язык. – Тут как-то очень много книг стоит. Не посоветуете ли вы мне, с чего лучше начать?
Она скривилась и бросила:
– А мне откуда знать?
И исчезла среди расползающихся паутиной проходов между стеллажами. Я настолько ошалела – со мной здесь еще никто так грубо не разговаривал! – что даже не успела ничего сказать вслед.
Ну ладно, у меня есть дела поважнее – а поссориться с сумасшедшей библиотекаршей я еще успею. И я повернулась обратно к шкафной колонне. Примерилась наугад к полке, проглядела корешки томов – а вдруг попадется что интересное! – и принялась высматривать добычу.
Два часа спустя – я расселась на полу и обложилась книжками и свитками – меня одолело отчаяние. Со стоном я откинулась назад и легла на спину – прямо на книги. Видела бы меня библиотекарша – точно бы заругала. Поговорив с ней, я почему-то решила, что про Войну богов сохранилось мало сведений – как бы не так! Какое! Я отыскала свидетельства очевидцев, прошедших войну от начала и до конца. Еще нашлись пересказы мемуаров, плюс критический анализ пересказов пересказа. Тут стояло столько книг по теме, что, захоти я перечитать все, мне понадобилось бы сидеть в библиотеке безвылазно несколько месяцев.
И как я ни пыталась, просеять здешние сведения на предмет крупиц истины у меня не выходило. Во всех хрониках излагалась одна и та же последовательность событий: мир истощался, и вот настало время, когда все живые существа – от лесных зверей до здоровых и сильных юношей и девушек – вдруг стали болеть и умирать. Потом случилась трехдневная гроза. Солнце разбилось на тысячу осколков и собралось заново. На третий день на небе установилась тишина, и Итемпас снизошел в мир, дабы принести людям знание о новом порядке.
А вот о событиях, приведших к войне, нигде не было сказано ни слова. Вот тут-то жрецы и поработали, догадалась я. Ни одного рассказа о том, в каких отношениях находились боги до войны. Ни одного упоминания об обычаях и верованиях в эпоху, когда миром правили Трое. А те немногие тексты, что обращались к этой теме, просто пересказывали то, что Блистательный Итемпас счел нужным сказать первым Арамери: Энефа – подстрекательница и подлая мятежница, Нахадот – ее соратник по грязным делам, а лорд Итемпас – преданный, а затем отмщенный герой, победивший гадких вражин. Все. А сколько времени я потратила, чтобы нарыть это, – с ума сойти…
В глаза словно песок насыпали. Я безжалостно терла их кулаками и вела с собой нудный спор: а не бросить ли это все? Или, может, вернуться на следующий день со свежими силами? Я собралась встать, но тут что-то привлекло мое внимание. Что-то такое наверху. С места, где я сидела, именно с этого ракурса, я хорошо видела стык между двумя составляющими колонну шкафами. Но в том-то все и дело, что они не составляли ее, точнее, они не соприкасались плотно! Между ними оставалась щель – примерно дюймов шесть в ширину. Вот это да… что бы это значило? Я села поудобнее и принялась пристально разглядывать колонну. Хм, нет, все вернулось на свои места, шесть здоровенных, заставленных тяжелыми томами стеллажей стоят спина к спине, образуя шестигранник безо всяких там щелей между стыками.
Странно все это. Очередная тайна, оставленная зодчими Неба для любопытных? Я поднялась на ноги.
Присмотревшись внимательно, я поняла, что имею дело с простейшим видом оптического обмана. Стеллажи сделали из тяжелого, темного дерева – черного дерева, причем, судя по всему, из Дарра. Да, некогда мой родной край славился ценными породами деревьев. В щели между ними просматривались задние стенки шкафов – тоже из черного дерева. А поскольку края щелей – черные, задние стенки шкафов – тоже черные, то собственно щели и разглядеть-то сложно, даже с расстояния в пару шагов. Но если уж заметил…
Я подошла и сунула любопытный нос в ближайшую щелку. Точно, там не колонна, там пустое пространство – вот белый пол, вот шкафы шестиугольником вокруг. Интересно, кто-то специально устроил здесь что-то вроде тайника? Но странно, это же так просто – наверняка кто-то, да что там, куча народу уже раскрыла секрет полой колонны. А значит, тут не прятали, а, скажем, отводили глаза – чтобы случайные посетители не заинтересовались тем, что находится за шкафами. И только те, кто знал про этот оптический трюк, те, кто действительно охотился за сведениями, обнаруживали пустоту за стеллажами.
И тут я вспомнила слова вредной библиотечной старухи: «Надо знать, где именно предание искажает истину». Точно. Тайна – на виду, нужно только знать, где искать.
Щель оказалась узкой. Хм, ну хоть где-то пригодилось мое мальчишеское телосложение – я без труда пролезла между полками. И тут же споткнулась и едва не упала. Ибо увидела то, что на самом деле скрывает колонна.
*
И я услышала голос, который не был голосом, но голос-не-голос спросил:
– Ты любишь меня?
И я сказала:
– Приди и увидишь.
И распахнула объятия. И он подошел и с силой прижал к себе, и я не видела, что в руке у него нож. Но нет, не было ножа – ибо мы не нуждались в подобном. Но нет, нож был, он появился, потом, и когда я подняла глаза и встретила его страшный-страшный взгляд, рот у меня наполнился вкусом крови, ярким и странным.
Но значило ли это, что сначала он овладел мной?..
*
Я отшатнулась и уперлась спиной в стену, пытаясь продышаться и успокоиться, хотя какое, меня рвал дикий ужас, сейчас как вырвет и я вцеплюсь себе в волосы и отчаянно, пронзительно заору.
*
То было последнее предупреждение. Да. Я обычно так не туплю, но вы тоже должны понять меня – тут не всякий бы справился…
*
– Помочь?
Рассудок расползался на части, но я вцепилась в знакомый сварливый голос библиотекарши с отчаянием утопающей. Ну и видок у меня был, наверное, к тому же я опять подпрыгнула и рывком развернулась к ней. Меня пошатывало, рот перекошен, и хорошо, если слюна с губы не капает, руки вытянуты, пальцы скрючены – ну да, я же отбивалась…
Библиотекарша бесстрастно созерцала меня, четко вырисовываясь в щели между стеллажами.
Я заставила себя закрыть рот, опустить руки и выпрямиться – потому что совершенно по-дурацки сидела на корточках. Дрожь не ушла, но меня трясло не сильно – получалось держаться если не с достоинством, то хотя бы с его вымученным подобием.
– Я… мне… нет, – выдавила я. – Н-нет. У меня все хорошо.
Она ничего не сказала, но взгляда не отвела. Я хотела было попросить ее уйти, но мои глаза непроизвольно сами нашли вещь, вызвавшую столь странную и бурную реакцию.
С задней стенки шкафа на меня смотрел Блистательный Повелитель Порядка. В смысле, не он сам, а его изображение – резьба в амнийском стиле, золотые чеканные пластины по барельефу из белого мрамора. И все же – неведомый художник изобразил Итемпаса очень живо, словно тот стоял у него перед глазами. На барельефе Блистательный был запечатлен в элегантной, но воинственной позе. Широкоплечий, мускулистый, ладони лежат на рукояти длинного прямого меча. Глаза горят ярким светом, взгляд суровый и вопрошающий. Лицо – строгое и совершенное. Конечно, я видела много портретов Итемпаса в жреческих книгах, но таких мне не встречалось. На тех рисунках Блистательный выглядел стройнее, с тонкими чертами лица – как амниец. И они всегда изображали его улыбающимся. А не холодным и суровым, как здесь.
Я оперлась ладонями о стенку – надо же как-то выпрямиться уже, в конце концов, – и нащупала еще одну мраморную пластину. И развернулась, чтобы посмотреть.
Ох. Но теперь меня сложно было удивить и испугать. Я почти не изумилась тому, что увидела: обсидиановый барельеф с россыпью крошечных, сверкающих, как звездочки, брильянтов. Гибкая, чувственная фигура. Руки разведены – и почти скрыты плащом волос, развевающихся на неведомом ветру. Волос – и знакомого темного ореола. Я не могла видеть ликующее – или искаженное яростью? страхом? – запрокинутое лицо. Только широко раскрытый рот, из которого вырывался яростный вой. Но это лицо было мне знакомо.
Правда… Я недоуменно нахмурилась, протянула руку и нерешительно дотронулась до чего-то странного – то ли складки ткани, то ли выпуклой женской груди.
– Итемпас вынудил его принять постоянный облик, – очень тихо произнесла старуха за моей спиной. – Но, будучи еще не скованным, он мог принять любое обличье – равно прекрасное или пугающее.
Очень хорошо сказано. Прямо в точку.
Но справа от меня висел другой барельеф. Я его уже заметила – краем глаза. Вообще-то, я его увидела сразу – как только пролезла в щель между стеллажами. Но избегала смотреть в ту сторону – не из каких-то рациональных соображений, нет, меня заставляли отводить глаза смутные, зародившиеся в жутких глубинах души подозрения.
Но сейчас я заставила себя повернуться лицом к третьей мраморной плите. Старуха молча наблюдала за мной.
В сравнении с братьями Энефа выглядела не слишком эффектно. Никаких резких движений, очень сдержанная поза. Сероватый барельеф показывал ее в профиль. Простое прямое платье, опущенное лицо. Тайные красоты облика богини открывались лишь внимательному взгляду. В руке она держала крохотный шарик – всякий, кто видел планетарий Сиэя, сразу бы догадался, что это. И теперь я поняла, почему Сиэй так дорожил своей коллекцией. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она вовсе не спокойно сидит, а готовится распрямиться и действовать. А взгляд, несмотря на то что лицо опущено, направлен вверх. Богиня искоса поглядывала на зрителя. И что-то в ее взгляде было такое… нет, не желание соблазнить. Она была слишком честной и скромной для этого. И не настороженность. Она смотрела… оценивающе. Да. Она смотрела на меня и сквозь меня, словно бы взвешивая и сопоставляя все, что увидела.
Я протянула дрожащую руку и дотронулась до ее лица. Покруглее, чем мое. И красивее. Но черты – те же, что я ежедневно видела в зеркале. Волосы длиннее, но такие же кудрявые. Художник подобрал для ее зрачков бледный нефрит. Еще бы кожа была посмуглее, а не мраморно-белая… Я судорожно сглотнула слюну, и меня затрясло с ног до головы.
