Текст книги "Наследие. Трилогия (ЛП)"
Автор книги: Нора Кейта Джемисин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 77 страниц)
И он выразительно щелкнул пальцами – раз, и готово!
– Угу. А потом я умру.
Он опустил взгляд и погрустнел.
– Мы на это не закладывались. Во всяком случае, с самого начала, – пробормотал он. – Но… да. Ты умрешь.
Я доела рулет и посмотрела на еду без аппетита. Он куда-то улетучился. Зато гнев – медленно, но верно нарастающий, яростный – постепенно овладевал мной. Я чувствовала себя так же, как когда убили маму, – такой же свирепой.
– И вам нужно, чтобы я в состязании наследников проиграла? – тихо спросила я.
– Ну… да.
– Что вы мне предложите взамен? Если я заключу с вами союз, какова будет ваша цена?
Он замер. А потом быстро проговорил:
– Мы защитим твою землю во время войны, которая последует за нашим освобождением. А после победы народ Дарра будет в числе избранных. Мы умеем держать слово, Йейнэ. Поверь мне.
О, я ему верила. Длящееся вечно благословение четырех богов – о да, ради этого стоило рискнуть жизнью. Дарр ждет безопасное будущее и процветание – если, конечно, мы выживем в этой войне. О да, Энефадэ умели читать в моем сердце.
И думали, что знают о нем все. И зря. Очень зря.
– Я ставлю еще одно условие, – жестко произнесла я. – Я выполню ваше желание, Сиэй. Даже ценой своей жизни. Оно того стоит – так я отомщу убийце матери. Я возьму Камень в руки и с его помощью освобожу вас. И умру. Но я умру не как покорная и униженная жертва обстоятельств!
Я смерила его свирепым взглядом:
– Нет! Я хочу выиграть это состязание!
Миленькие зеленые глазки вытаращились так, словно Сиэй впервые меня увидел.
– Йейнэ, – нерешительно начал он, – это невозможно! Декарта, Релад, Симина – они же все против! Каким образом…
– Ничего не знаю! Ты это все придумал? Да или нет? Хочешь сказать, что бог шуток и обмана не может обхитрить эту троицу?!
– Я бог обмана! А не политических интриг!
– Так вот иди и сообщи мои условия остальным, – отрезала я.
А потом взяла вилку и, хотя есть уже совсем не хотелось, мрачно подцепила перчик и не менее мрачно его сжевала.
Сиэй продолжал таращиться на меня. Потом нервно хихикнул:
– Невероятно. Да у тебя не все дома! Прямо как у Нахи! Нет, это у Нахи все дома, а у тебя не все!
Он поднялся и растерянно взъерошил шевелюру:
– Н-ну… в б-бога в душу…
Бог – божится. Очень смешно. Хотя Сиэю было не до смеха.
– Хорошо, я поговорю с ними.
Я с очень официальным видом кивнула:
– Буду ждать ответа, милорд.
Бормоча что-то не очень приятное на своем странном языке, Сиэй вызвал желтый шарик и усвистал на нем прямо через стену спальни.
Разумеется, они согласятся. Вне зависимости от того, выиграю я состязание или проиграю, они получат вожделенную свободу. Если я не передумаю. Так что они сделают все, чтобы не портить со мной отношения.
Я потянулась за следующим рулетом. Надо жевать медленно. Не спеша. Чтобы отвыкший от еды желудок не взбунтовался. Нужно как можно скорее поправиться. В ближайшее время мне понадобится вся моя сила.
15
НЕНАВИСТЬ
Я смотрю вниз – подо мной проплывает моя земля. Словно я лечу. Лечу над высокими горными хребтами, над изломанными, затянутыми туманом долинами. Редко-редко попадаются расчищенные поля. Еще реже – города и деревни. Дарр такой зеленый. Я столько стран перевидала по дороге в Небо – ведь мне пришлось проехать через весь Дальний Север и Сенм, и ни один край не мог сравниться с моим ненаглядным зеленым Дарром. Теперь я знаю почему.
*
Я снова уснула. А когда проснулась, Сиэй еще не вернулся, а вокруг стояла ночь. Я не ожидала, что Энефадэ ответят быстро. Возможно, я их рассердила: ну как же, ничтожная смертная нагло отказалась смирно плестись навстречу назначенной смерти! Я бы на их месте точно заставила бы меня помучиться ожиданием.
В дверь постучали. Пришлось открыть. В коридоре стоял – навытяжку – мальчик-слуга с очень худым лицом. Он – до боли официальным голосом – сообщил:
– Леди Йейнэ. У меня к вам послание.
Я заспанно потерла глаза и рассеянно кивнула – продолжай, мол. И он сказал:
– Ваш дед повелевает немедленно предстать перед ним.
Остатки сна слетели с меня в тот же миг.
*
Аудиенц-зал встретил меня гулкой пустотой. Только я и Декарта, никого более. Я опустилась на колени, как и в тот первый вечер, и, по обычаю, положила на пол кинжал. Как ни странно, мне даже не хотелось пустить его в ход. Да, я ненавидела деда. Но мне нужно больше, чем кровопускание, чтобы утолить жажду мести.
– Ну что ж, – прозвучал с высоты трона его голос.
Он говорил тише, чем в тот раз, – хотя, возможно, мне только почудилось.
– Как тебе понравилось во дворце? Понравилось быть Арамери? Ты уже неделю здесь… внучка.
Всего-то неделю?
– Нет, дедушка, – сказала я. – Не понравилось.
Он фыркнул:
– Зато ты лучше понимаешь нас, правда? Что ты о нас думаешь сейчас?
Вот этого вопроса я не ожидала. Я посмотрела вверх и подивилась, что ему от меня надо.
– Я думаю, – медленно, подбирая слова, выговорила я, – то же, что и перед приездом. Я думаю, что Арамери есть зло. Но теперь я думаю, что вы не только полны скверны, но еще и безумны – почти все.
Он улыбнулся, обнажив беззубые десны:
– Когда-то Киннет сказала мне то же самое. Правда, она и себя считала полной скверны и сумасшедшей.
Мне очень хотелось горячо воскликнуть, что я не верю, но пришлось сдержаться.
– Возможно, именно поэтому она и покинула дворец. Возможно, если я здесь задержусь, я стану такой же скверной и безумной, как и все вы.
– Возможно.
Он произнес это с какой-то странной нежностью. Это меня поразило. Но он смотрел на меня все так же бесстрастно. Во всяком случае, у меня не получалось понять, что он на самом деле чувствует. Слишком много морщин на лице.
Мгновения падали, и между нами росло молчание. Оно слюденисто застыло. Остекленело. И со звоном лопнуло.
– Расскажи мне, за что ты убил мою мать, – сказала я.
Улыбка исчезла с его лица.
– Я не Энефадэ, внучка. Ты не можешь приказать мне отвечать на вопросы.
Меня обдало жаром. Потом холодом. Я медленно поднялась на ноги.
– Ты любил ее. Если бы ты ненавидел ее или боялся, я бы поняла. Но ты – ее – любил.
Он кивнул:
– Я любил ее.
– Умирая, она плакала. Нам пришлось смочить веки водой, чтобы разлепить их…
– Замолчи.
В пустом зале заскакало эхо его голоса. Мерзким, глухим звуком – как тупой кинжал, который прошелся по и без того растравленному сердцу.
– И ты ведь до сих пор любишь ее, ты, старый злобный мерзкий негодяй.
Я шагнула вперед. Кинжал остался на полу. Ненадежное оружие – во всяком случае, здесь и сейчас. Я медленно пошла к высокому нетрону, на котором восседал дед. Тот подобрался – то ли испугался, то ли рассердился.
– Ты любишь и оплакиваешь ее, ты сам во всем виноват, и ты хочешь ее вернуть. Разве нет? Но если Итемпас слушает нас, если Ему есть хоть какое-то дело до порядка и праведности и до прочих штук, о которых так много говорят жрецы, тогда я молюсь, чтобы ты любил ее и дальше. Потому что тогда боль потери станет такой же острой, как и моя. И ты будешь биться в этой агонии до самой смерти, и я молю Итемпаса, чтобы ты прожил и промучился достаточно долго!
Я наклонилась и положила ладони на подлокотники его царственного кресла. С такого расстояния можно было различить цвет глаз – бледно-бледно-голубые. Выцветшие до полного бесцветия. Передо мной сидел хрупкий человечек – наверное, в молодости он был выше и крепче, но сейчас… стоит мне дунуть, и я переломаю эти тонкие старческие кости.
Но я его и пальцем не тронула. Декарта не заслуживал чего-то такого простого и понятного, как физическая боль. И быстрой смерти тоже не заслуживал.
– Как же ты меня ненавидишь, – прошептал он.
А потом, к моему ужасу и изумлению, улыбнулся. Правда, улыбка выглядела как предсмертный оскал.
– Возможно, ты все же что-то от нее унаследовала…
Я выпрямилась и велела себе – не вздумай отступить.
– Ну что ж, – вдруг сказал Декарта таким тоном, словно мы тут вели светскую беседу о погоде. – Время перейти к делу, внучка. Через семь дней, ночью четырнадцатого дня, в Небе будет устроен бал. Бал в твою честь – отпразднуем твое провозглашение наследницей. На празднике будут присутствовать самые именитые граждане. Ты хотела бы кого-то видеть? Мы можем выслать приглашение.
А я услышала совсем, совсем другие слова. Через семь дней цвет Ста Тысяч Королевств соберется здесь, чтобы посмотреть, как ты умрешь. Интуиция прямо-таки орала мне в оба уха: Йейнэ, он говорит о церемонии передачи власти!
Между нами тихо и застенчиво висел заданный им вопрос.
– Нет, – ответила я. – Не хочу.
Декарта вежливо склонил голову:
– В таком случае, внучка, ты можешь идти.
Я долго смотрела на него. Возможно, мне более не представится случая поговорить с ним вот так, лицом к лицу и наедине. Он не сказал, за что убил мою мать, но ведь есть и другие секреты – которые он будет совсем не против открыть мне. Может быть, он даже знает, как мне спастись.
Но пока длилось это молчание, мне не пришло в голову ни единого вопроса. И как добраться до ответов на них – тоже не пришло. Поэтому я просто подняла с пола кинжал и вышла из зала и изо всех сил попыталась не чувствовать стыда, когда стража захлопнула дверь за моей спиной.
*
Оказалось, что мне предстоит бурная ночь. И все еще только начиналось.
*
Я вошла к себе и обнаружила, что у меня гости.
Курруэ уселась в мое кресло. Причем сидела прямо, напряженно, сцепив пальцы. И твердо и мрачно смотрела перед собой. Сиэй примостился на краешке кушетки в гостиной, задрав колени к подбородку и глядя в пол. Чжаккарн с бесстрастным, как всегда, видом несла безмолвную стражу у окна. Нахадот – его присутствие за спиной я ощутила за мгновение до того, как он рукой пробил мне грудную клетку.
– Скажи, – прошептал он мне на ушко, – почему я не должен тебя убивать?
Я широко раскрытыми глазами смотрела на ладонь, торчавшую из груди. Крови не было – да и раны, насколько я могла почувствовать, тоже. Осторожно пощупав пальцы Нахадота, я убедилась, что рука бестелесна, как тень. Мои пальцы прошли сквозь призрачную плоть, не встретив сопротивления, и разогнали мутное свечение там, где белел его кулак. Не больно, но словно окунула ладонь в ледяную реку. И между грудями склубился глубокий, болезненный холод.
Он мог выдернуть руку – и вместе с ней мое сердце. Он мог не вынимать руку, а сделать ее материальной. Я бы тут же умерла.
– Нахадот, – предостерегающе проговорила Курруэ.
Сиэй подпрыгнул и подбежал ко мне – в глазах плескался страх.
– Пожалуйста, не убивай ее. Пожалуйста-пожалуйста!
– Она Арамери, плоть от плоти, – прошипел он над ухом.
Дыхание его леденило шею, и она пошла гусиной кожей.
– Такая же, как все они. Они все считают себя высшими существами. Мы сделали ее тем, кто она есть, Сиэй, и что? Она осмеливается отдавать нам приказы! Да у нее нет никакого права вынашивать душу моей сестры!
Торчащие из меня пальцы сжались, как когти, и я вдруг поняла, что он хочет разодрать в клочья вовсе не меня.
Твое тело привыкло к двум душам, сказала Чжаккарн. А если останется только одна, оно может не выдержать.
Осознав это, я – совершенно неожиданно для себя – расхохоталась.
– Ну так давай, сделай это. Убей меня!
Смеяться было трудновато – возможно, из-за того, что из легких торчала чужая рука.
– Я вот это вот пускать в себя не желала! Давай, попробуй! Выдери из меня чужую душу!
– Йейнэ! – Сиэй вцепился в меня. – Но ты же умрешь!
– А какая разница! Вы все равно хотите меня убить! Декарта, кстати, того же мнения – у него вообще все уже распланировано. Моя смерть назначена через неделю! А я – я просто хочу выбрать более достойную кончину. Разве это плохо? А?!
– Сейчас увидим, – прошипел Нахадот.
Курруэ резко наклонилась вперед:
– Подожди, что она…
Нахадот выдернул руку. Видимо, это ему далось непросто – ладонь выдиралась как из застывающей глины. Я прочувствовала движение в полном объеме – меня пронзила такая боль, что я заорала на пределе легких. Инстинктивно подалась вперед – пытаясь таким глупым образом избавиться от муки, – но это лишь повредило. Думать сил не осталось – мысли поглотила агония страдающего тела. Ощущение было такое, словно меня рвут на части. Собственно, именно это и происходило.
А потом… потом случилось вот что.
*
Надо мной простиралось небо из кошмарных снов. Ночь это? День? Непонятно. Но над землей стояли одновременно и солнце и луна – правда, разобрать, что есть что, не получалось. Луна выглядела неестественно огромной и желтой, как застарелая опухоль. А солнце плавало в искажающем его правильную окружность мареве. В небе висело единственное облако – черное, не серое, как набухающая дождем туча, а именно черное, как перемещающаяся в небесах дырка. А потом я поняла – а ведь это и вправду дырка, потому что из нее что-то падает…
Маленькие такие фигурки – они вцепились друг в друга. Видимо, дрались. Одна – белая и сияющая, другая – черная и исходящая дымным ореолом. Они рухнули, вверх рвануло пламя и грохнуло, словно гром загремел. Земля содрогнулась, к небу взлетели пыль и каменные осколки, человек бы такого удара не пережил, но я знала, что они не…
И я побежала к ним. А вокруг меня – везде – лежали тела, не мертвые, я это точно знала, как во сне все знают, но умирающие. Под босыми ногами хрустела желтая высохшая трава. Энефа мертва. Все умирает. Листья облетают, будто густой снег идет. А впереди, среди деревьев: «Ты этого хочешь? Да?» В голосе звенит нечеловеческая ярость, эхо разлетается между стволов. А следом звучит вопль такой боли, такой муки, я такого никогда не слышала…
Я побежала через лес и остановилась у самого края воронки и увидела…
О богиня, я увидела…
*
– Йейнэ! – Меня легонько похлопали по щеке. – Йе-е-ейнэ!
Оказалось, глаза у меня открыты. Я сморгнула – слез не было. Я стояла на коленях. На полу. Сиэй – на четвереньках передо мной. Он испуганно таращился. Курруэ и Чжаккарн тоже внимательно смотрели, причем Курруэ выглядела расстроенной, а Чжаккарн – нет. Она, как обычно, выглядела статуей солдата на часах.
Мыслей в голове не осталось.
Нахадот стоял, подняв руку – ту самую, что сунул мне в грудь. И смотрел на меня сверху вниз, и я поняла, что он каким-то непостижимым образом знает, что за видение только что посетило меня.
– Не понимаю. – Курруэ поднялась из-за письменного стола.
И сжала пальцы на спинке кресла.
– Прошло двадцать лет. Душа должна достаточно укрепиться, чтобы пережить извлечение.
– Никто еще не подсаживал душу бога в тело смертного, – ответила Чжаккарн. – И мы знали, что рискуем.
– Рискуем? Вот этим? – Ее палец обвиняюще уперся в меня. – А вы уверены, что это вообще та же самая душа? На нее же столько смертной грязи налипло!
– Замолчи! – гаркнул Сиэй.
Он подскочил, резко развернулся и злобно уставился на нее. У него даже голос стал глубже и ниже – словно он мгновенно подрос и из ребенка превратился в юношу.
– Да как ты смеешь? Сколько раз говорить тебе – смертные такие же создания Энефы, как и мы!
– Кто? – рявкнула в ответ Курруэ. – Эти объедки с нашего стола? Трусливые, слабосильные, глупые создания, не способные и пяти минут остаться без присмотра! А вы с Нахой еще и требуете, чтобы мы им доверяли!
Сиэй закатил глаза:
– Начина-а-а-а-ется… Ты лучше вот что скажи, Курруэ. Если ты такая вся из себя умная богиня, то почему ни один твой супер-пупер-умно-божественный план по нашему освобождению не сработал?!
Курруэ сердито отвернулась.
Меня их перепалка особо не интересовала. Мы с Нахадотом все так же смотрели друг на друга.
– Йейнэ? – Мягкая лапка Сиэя потрогала меня за щеку и осторожно развернула мою голову.
Теперь я смотрела ему в лицо. Голос у него снова стал по-детски писклявым:
– Ты как?
– А что это было? – поинтересовалась я в ответ.
– Мы… не очень поняли.
Я вздохнула и отстранилась от него. Надо подняться на ноги. Меня будто выпотрошили, а потом набили ватой. Я оскользнулась и опять оказалась на коленях. Выругалась.
– Йейнэ…
– Если ты намерен скормить мне очередную порцию лжи, прошу тебя, не трудись.
На скулах Сиэя заиграли желваки.
– А я не вру, Йейнэ. Мы и вправду не знаем, что происходит. Но… как-то так вышло… в общем, душа Энефы еще не исцелилась в полной мере. Хотя мы надеялись, что к этому времени она… Одним словом, она снова стала единым целым. – И тут он многозначительно поглядел на Курруэ. – Но она по-прежнему очень хрупка – и ее невозможно извлечь из тела, не повредив.
Не повредив душу – не тело. Он это имел в виду. Какая трогательная забота. О душе. Жаль, у меня не оставалось сил, чтобы рассмеяться.
– И теперь непонятно, насколько она повреждена – после того, как долгое время пребывала в таком состоянии, – мрачно пробормотала Курруэ.
Она принялась мерить шагами крошечную комнату.
– Если конечностью не пользоваться, она отомрет, – тихо проговорила Чжаккарн. – У нее есть собственная душа, а необходимости во второй – нет и не было.
А я бы вам так сразу и сказала, подумала я. Но мне не дали возможности для протеста. Обидно.
Но что, во имя Вихря, со мной теперь будет? Энефадэ прекратят попытки извлечь душу из моего тела? Отлично, мне как-то больше не хотелось испытывать такую же боль. Но это значит, что они последуют прежнему плану. Потому что по-другому заполучить душу у них не вышло.
Значит, поэтому меня преследовали странные сны и видения? Потому что душа богини стала гнить и разлагаться?
Демоны. Тьма. Как игла компаса в поисках севера, я развернулась к Нахадоту. Тот отвел взгляд.
– Что ты там такое говорила? – вдруг требовательно гаркнула Курруэ. – Про Декарту?
Про Декарту?.. До него ли мне сейчас?! Но я сделала над собой усилие и вернулась в эту комнату, в я-здесь-сейчас, и выпихнула из разума видение жуткого неба и страшную картину – сияющие руки вцепляются в чью-то плоть и хищно рвут ее.
– Декарта намерен устроить бал в мою честь, – выговорила я. – Через неделю. Чтобы отпраздновать мое назначение наследницей.
И покачала головой:
– Кто знает? Возможно, это просто бал…
Энефадэ переглянулись.
– Так скоро, – нахмурившись, пробормотал Сиэй. – Я и не думал, что он решится на это так быстро…
Курруэ покивала собственным мыслям:
– Хитрый старый мерзавец. Скорее всего, он собирается провести ритуал на рассвете следующего дня.
– Это что же, получается, он узнал, что мы тут затеваем? – спросила Чжаккарн.
– Нет, – сказала Курруэ. – В таком случае она была бы давно мертва, а душа попала бы в руки к Итемпасу.
Меня передернуло от одной мысли об этом. А потом я наконец-то сумела подняться на ноги. К Нахадоту я больше не поворачивалась.
– Ну что, может, хватит уже злиться и рычать на меня? – светским тоном осведомилась я, отряхивая и разглаживая юбку. – Потому как в свете грядущих событий у вас, господа хорошие, дел ой-ой-ой как прибавится.
16
САР-ЭННА-НЕМ
Жрецы время от времени поминают Войну богов – обычно, когда хотят предостеречь об опасности впадения в ересь. Это все из-за Энефы, говорят они. Все из-за Предательницы, из-за нее три страшных дня люди и животные лежали, беспомощно хватая ртами воздух, а сердца их бились все медленнее, а животы вздувались, ибо внутренности отказывались переваривать пищу. Растения пожухли и через несколько часов погибли, а плодородные поля обратились в серую пустыню. А море, которое ныне называется морем Раскаяния, вскипело, и все самые высокие горные пики раскололись надвое. Жрецы говорят, что это все дело рук детей богов, бессмертных порождений Энефы, ибо брат поднял оружие на брата и лик земли превратился в поле битвы. А отцы их, небесные властители, сражались высоко за облаками.
Это все из-за Энефы, не устают повторять жрецы. А не из-за того, что Итемпас убил ее – об этом они молчат.
Когда война закончилась, мир лежал в руинах и большая часть живых существ умерла. А те, кто выжил, бесповоротно изменились. В моих краях охотники рассказывают легенды о зверях, которых теперь не встретишь, а в деревнях, убирая урожай, поют о злаках, которые больше никто не выращивает. Нужно сказать, что первые Арамери действительно сделали много хорошего для выживших в катаклизме – вот об этом жрецы разливаются соловьями. Они направили силу обращенных в рабство богов на то, чтобы срастить расколовшиеся горные склоны, вернуть океанам воду, а земле – плодородие. Мертвым, конечно, помочь уже было нельзя, но живых они спасли – скольких сумели.
И не безвозмездно.
Про это жрецы тоже не говорят. Почему-то.
*
Спорить не о чем. Близился тот самый ритуал, и Энефадэ не могли обойтись без моей помощи. И потому Курруэ – неохотно и с очень кислой миной – согласилась принять мое условие. Мы все прекрасно понимали, что стать наследницей Декарты для меня почти невозможно и что Энефадэ меня просто подбадривают. Не хотят расстраивать перед смертью. Что ж, и это неплохо. Особенно если не задумываться о будущем.
А потом они исчезли – все, кроме Нахадота. Он, как сказала Курруэ, мог перенести меня в Дарр и обратно ночью – а до рассвета оставались считаные часы. Настала полная тишина, и я развернулась и посмотрела Нахадоту в лицо.
– Но как? – спросил он.
Как ты сумела увидеть наш бой и мое поражение? Вот что он хотел спросить.
– Не знаю, – честно ответила я. – Но такое случалось со мной раньше. Однажды мне приснилось прежнее Небо. Старая столица. Я видела, как ты разрушил ее.
По спине пробежал холодок.
– Я думала, это просто сон, но если то, что я увидела, действительно случилось…
Значит, это не сон. Это воспоминания. Воспоминания Энефы. Отец Небесный, я совсем, совсем не хочу знать, что все это значит.
Он прищурился. Сегодня он снова был в этом облике – том самом, которого я больше всего боялась. Потому что он будил во мне желание, которому я не могла сопротивляться. Я уставилась в точку над его плечом.
– Значит, вот оно что, – медленно проговорил он. – Но Энефа тогда была уже мертва. Она не видела, что он со мной сделал.
А я видела. И очень жалею об этом. Но прежде чем я успела сказать хоть слово, Нахадот шагнул ко мне. Я торопливо отступила. Он застыл на месте:
– Боишься меня?
– Ты попытался выдрать из меня душу.
– И все же ты желаешь меня, как мужчину.
Меня сковал ужас. Ну да, конечно. Он это почуял. Не мог не почуять. Я ничего не ответила – не хватало еще расписаться в собственной слабости.
Нахадот прошел мимо меня к окну. Я вздрогнула – щупальце его темного плаща обвило мне щиколотку, словно приласкало холодом. Причем сам Нахадот это навряд ли заметил.
– А что конкретно тебе нужно в Дарре? – спросил он.
Я сглотнула – хорошо, что мы сменили тему.
– Мне нужно поговорить с бабушкой. Сначала я думала воспользоваться магической сферой, но я не особо сильна в волшебстве. К тому же наверняка такую беседу можно подслушать.
– Можно.
Хм, вроде я оказалась права, но как-то от этой правоты не радостно на душе…
– Ну и потом, некоторые вопросы можно задавать только в личной беседе.
– Что за вопросы?
– Правда ли то, что сказали Рас Ончи и Симина. Ну, насчет того, что соседние государства собираются напасть на Дарр. Я бы хотела услышать, что бабушка думает по этому поводу. Ну и… я бы хотела узнать… – тут меня почему-то охватил жгучий стыд, – я бы хотела побольше узнать о матери. Действительно ли она была похожа на остальных Арамери.
– Я же тебе сказал – была похожа.
– Простите, лорд Нахадот, но я вам не доверяю.
Он полуобернулся, и я увидела его усмешку.
– Она была такой же, как они, – повторил он. – И ты – тоже такая же.
А вот эти слова – холодные, злые – прозвучали как пощечина.
– Она тоже так делала, – продолжил он. – Ей было столько же лет, сколько тебе. Возможно, меньше, неважно. И она начала задавать вопросы. Вопросы, вопросы, сплошные вопросы. А когда у нее не получалось выманить у нас ответы вежливо, она приказывала – прямо как ты. Такое юное сердце – и сколько же в нем было ненависти. Прямо как в твоем.
Мне снова нестерпимо захотелось сглотнуть, я насилу удержалась – он же наверняка услышит.
– Что за вопросы?
– Ее интересовала история семьи Арамери. Война – между моими детьми. И между моими детьми и мной. Ее много что интересовало.
– Почему?
– Понятия не имею.
– Ты не спросил?
– Меня не интересовал ответ.
Я глубоко вздохнула и заставила себя разжать пальцы – ладони вспотели. Он всегда так делает, напомнила я себе. Я не просила его рассказать о матери – но он сделал это специально, чтобы вывести меня из равновесия. Меня же предупреждали. Нахадот не любит убивать с одного удара. Он дразнится и щекочет, а потом ты переступаешь невидимую границу, забываешь об опасности и открываешься ему. И вот тогда… тогда он будет наслаждаться твоими мучениями, а ты – молить о смерти.
– Ночь перевалила за половину, – сказал Нахадот. – Если ты все еще хочешь попасть в Дарр, самое время туда отправиться.
– Ах, да. Точно.
Я все-таки сглотнула. И оглядела комнату – на него смотреть как-то не хотелось.
– А как мы туда отправимся?
В ответ Нахадот протянул мне руку.
Я совершенно лишним движением отерла руку о юбку и взяла его ладонь в свою.
Колыхавшаяся вокруг него чернота распахнула крылья – огромные, до самого потолка. Я ахнула и отшатнулась, но он сжал мою ладонь железной хваткой. А я посмотрела ему в лицо, и мне стало худо – его глаза… изменились. Почернели. Ни радужки, ни белков – сплошная чернота. Тени вокруг его фигуры потемнели, он почти скрылся в клубящейся тьме, только руку и было видно.
Я в ужасе смотрела на пропасть, в которую он превратился, и не могла себя заставить сделать шаг.
– Если бы я хотел тебя убить, – сказал он – голос тоже изменился, теперь он доносился словно бы издалека, из глубокой тени, и отдавался эхом, – ты бы уже была мертва.
Да. Это правда. И я посмотрела прямо в эти жуткие, нечеловеческие глаза, собрала в кулак все свое мужество и проговорила:
– Пожалуйста, отнеси меня в Арребайю, что в Дарре. В храм Сар-энна-нем.
Темнота, которой он стал, вспухла и поглотила меня. Я и вскрикнуть не успела. А потом на меня разом обрушились страшная тяжесть и холод. И я подумала – все, конец. Сейчас меня раздавит. Но больно не было – а потом все исчезло. Я открыла глаза – ничего. Я вытянула вперед руки – даже ту, которую он держал в своей! – и ничего не нащупала. Я закричала – и услышала в ответ тишину.
А в следующий миг я стояла на твердом камне и вдыхала пропитанный знакомыми запахами воздух, и ночь была теплой и влажной, и я разом взмокла. За моей спиной тянулись улицы Арребайи, их замыкали в кольцо городские стены – город занимал плоскогорье почти целиком. Здесь ночь близилась к концу – а в Небе до рассвета оставалось еще прилично времени. Улицы вымерли. Передо мной уходили вверх каменные ступени, по краям выстроились лампы, а увенчивали лестницу ворота Сар-энна-нем.
Я обернулась к Нахадоту – тот принял свой обычный почти человеческий облик.
– Д-добро пожаловать ко мне домой, – выдавила я.
Меня все еще трясло – уж больно необычным вышло наше путешествие.
– Я знаю, что это твой дом.
И он пошел к ступеням. Меня это почему-то застало врасплох – и я долго таращилась ему в спину. Он успел сделать шагов десять, когда я опомнилась и потопала следом.
Ворота Сар-энна-нем – штука жуткая, должна вам сказать. Толстенные, высокие, из прочного дерева, обитого металлом, – новодел, конечно. Камень стен гораздо древнее. Подъемный механизм проворачивали аж четверо женщин – большой прогресс по сравнению с древними временами, когда створки были из камня и открывали их двадцать стражей. Кстати, о страже – они меня не ждали, все же ночь на дворе, и наш приход их как пить дать переполошит. На нас уже несколько веков никто не нападал, но дарре не зря гордились своей бдительностью.
– Они могут нас не пропустить, – пробормотала я, поравнявшись с Ночным хозяином.
Мне пришлось попотеть, чтобы его догнать, – он перешагивал через две ступени.
Нахадот ничего не ответил и не замедлил шага. Я услышала, как с громким, гулким скрежетом выдвинулся огромный засов и ворота растворились – сами по себе. Я застонала – ну понятно, магия и все такое. Естественно, изнутри тут же послышались крики и топот ног. Мы вошли и ступили на зеленую травку переднего двора Сар-энна-нем. Навстречу из дверей древнего здания вылетели два отряда стражи. Один – привратная стража, состоявшая сплошь из мужчин: их набирали на низшие должности, требующие применения грубой силы.
Второй отряд – телохранители, туда брали в основном женщин и совсем немного зарекомендовавших себя мужчин. Им полагались белые шелковые рубашки под доспех. И вот этим отрядом командовала старая знакомая – Имиан, из того же племени Сомем, что и я. Она проорала команду на дарре, и отряды разделились и окружили нас. Очень быстро мы оказались в плотном кольце нацеленных в наши сердца копий и стрел.
Хотя… нет. Острия стрел и копий метили в мое сердце. На Нахадота они оружие не наставляли.
Я выступила вперед и заслонила Нахадота – а то мало ли что. Ну и чтобы показать, что я пришла с миром. Первые слова на родном языке дались мне почему-то нелегко.
– Рада видеть тебя, капитан Имиан.
– Я тебя не знаю, – резко ответила она.
Я едва сдержала улыбку. Девочками мы чего только не вытворяли, а вот поди ж ты, прошли годы – и как она предана своему делу. Как и я, впрочем.
– Когда ты в первый раз меня увидела, то чуть со смеху не померла, – сказала я. – Я пыталась отрастить волосы, чтобы больше походить на маму. Но ты сказала, что моя шевелюра похожа на курчавый древесный мох.
Имиан прищурилась. Она заплела свои волосы – длинные и, как у настоящей дарре, прямые – в практичные косички и закрутила в пучок на затылке.
– Что ты делаешь здесь, женщина, если ты Йейнэ-энну?
– Ты же знаешь, я больше не энну, – проговорила я. – Жрецы Итемпаса объявляли это целую неделю, через глашатаев и с помощью магии. Даже на Дальнем Севере уже должны знать об этом.
Направленная на меня стрела задрожала и медленно-медленно опустилась. Остальные стражи последовали примеру Имиан. А она посмотрела на Нахадота. Потом снова на меня. И тут я почувствовала, что ей не по себе.
– А как ты объяснишь это?
– Ты знаешь, кто я, – проговорил Нахадот на нашем языке.
Никто даже не дернулся от звука его голоса. Даррские стражники чересчур хорошо вышколены для такого. Но я видела, как люди растерянно переглянулись. Лицо Нахадота, как я слишком поздно заметила, снова поплыло, черты текуче изменялись в свете факелов. Ну да, конечно, вокруг так много смертных, и каждому надо понравиться…
Имиан пришла в себя первой.
– Лорд Нахадот, – сказала она наконец. – Добро пожаловать обратно.
Обратно? Я вытаращилась – сначала на нее, потом на Нахадота. И услышала знакомый голос – меня тепло приветствовали. С облегчением я выпустила между зубов воздух – надо же, а ведь я не чувствовала, что так напряжена.
