Текст книги "Наследие. Трилогия (ЛП)"
Автор книги: Нора Кейта Джемисин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 77 страниц)
Я постучала, и дверь отворилась. Передо мной простерся коридор – длинный, с высокими арками. Вдоль стен выстроились статуи и вазы с цветущими растениями. Вазы стояли в оконных простенках, статуи я не опознала – сплошь юные обнаженные тела в изящных позах. В дальнем конце коридора виднелась круглая комната, заставленная низкими столиками. На полу лежали подушки, стульев я не заметила. Должно быть, гости Симины либо стояли навытяжку, либо сидели на полу.
А в центре круглой комнаты на приличном возвышении красовалась кушетка. Интересно, Симина намеренно придала этой гостиной сходство с тронным залом?
Впрочем, самой хозяйки что-то было не видно. За возвышением начинался другой коридор – судя по всему, он вел в личные покои. Что ж, похоже, Симина намерена заставить меня ждать ее выхода. Я вздохнула и опустилась на подушки. И принялась оглядываться. Тут-то я его и заметила.
Мужчину.
Он сидел на полу, прислонившись спиной к широкому окну. Причем сидел не просто в расслабленной, а в вызывающей позе, задрав одну ногу к подбородку и положив голову на колено.
Еще через мгновение я поняла, что он полностью голый. Его длинные волосы падали на плечи и закрывали тело, подобно плащу. И тут я сообразила, что это Нахадот. И похолодела.
Это ведь он? Или не он? Нет, он, он. Красивое лицо – впрочем, оно у него всегда красивое. Но сейчас оно выглядело странно. В первый раз в жизни я видела его черты неподвижными – просто лицо, а не бесконечно меняющийся, текучий облик, к которому привыкла. Глаза карие – а вовсе не бездонные провалы во тьму. И кожа – бледная, но вполне человеческого оттенка бледности, а не подсвеченная звездным или лунным сиянием белизна. Он лениво разглядывал меня: во всем лице жили только глаза – они изредка моргали. Губы – тонковатые, на мой вкус, – кривила слабая улыбка.
– Ну здравствуй, – проговорил он. – Давно не виделись.
Вообще-то, мы виделись накануне вечером.
– Доброе утро, лорд Нахадот, – ответила я, изо всех сил пытаясь не показать, что мне не по себе, и потому излишне чопорно. – Как… м-гм… поживаете?
Он пошевелился – и я увидела это. Тонкий серебряный ошейник. И свисающую с него цепочку. И тут же все поняла. Как там Нахадот говорил? Днем я человек. Ночью только власть Самого Итемпаса могла бы сковать Ночного хозяина, но днем он слаб. И выглядит… иначе. Я всмотрелась в лицо – в нем не осталось ни следа безумия, которому я впервые заглянула в глаза той ночью в Небе. Вместо него я увидела холодный расчет.
– Я поживаю прекрасно, – процедил он.
И быстро облизнул губы – словно змея показала жало.
– Вечерами мы с Симиной прекрасно проводим время. Хотя мне быстро все наскучивает. Я бы не отказался от чего-нибудь новенького.
По глазам – и их наглому, раздевающему взгляду – было ясно, что он имеет в виду. Он, наверное, хотел вывести меня из себя – но, как ни странно, его слова помогли мне взять себя в руки.
– Зачем она сажает вас на цепь, милорд? – спросила я. – Чтобы напомнить о вашей слабости?
Брови чуть приподнялись – но не в изумлении. Просто ему стало интереснее вести беседу.
– Вам это неприятно?
– Нет.
Зло прищурился – значит, понял, что я лгу.
Он наклонился, и цепь легонько зазвенела, тоненько, как далекие колокольчики.
Он снова оглядел меня с ног до головы – и я снова почувствовала себя голой. Хотя на этот раз во вполне человеческих, голодных и очень, очень злых глазах не было желания.
– Ты его не любишь, – задумчиво проговорил он. – Ты же не дурочка. Но ты его хочешь.
Вот это мне не понравилось, но показывать свои чувства я не собиралась. Этот, дневной Нахадот пытался меня запугать. Или разозлить. А на такое нельзя поддаваться.
Пока я обдумывала ответ, он опять смерил меня взглядом и расплылся в улыбке:
– Ложись со мной. Хочешь?
Сначала я испугалась – вдруг захочу. Но нет, мне не хотелось. Более того, при одной мысли об этом тошнило.
– Спасибо, нет.
Он опустил глаза, притворяясь смущенным.
– Ах, ну да, конечно. Я же просто человеческая оболочка, а тебе нужно больше, чем это. Я не виню тебя. Но…
И тут он посмотрел на меня сквозь ресницы. Запугать? Разозлить? О нет. За маской лица скрывалось зло. Чистое. Беспримесное. А губы кривились в садистской усмешке – с такой он упивался моим ужасом в тот первый вечер. И что самое страшное, сейчас в глазах не стояло безумие. Он упивался страхом и страданием, будучи в здравом уме и твердой памяти. Теперь я понимала, что имели в виду жрецы. И почему Нахадотом пугали детей.
А еще мне совсем, совсем не нравилось, что мы одни в комнате. Эта версия Нахадота как-то не располагала к свиданиям наедине.
– Ну ты же понимаешь, – протянул он, – что никогда не сможешь быть с ним? Как женщина с мужчиной? Твои слабые смертные тело и разум разлетятся на куски, как яичные скорлупки. Его сила разнесет тебя в клочья, дурочка. От тебя малой кучки не наскребут – в гробик положить и обратно в Дарр отправить.
Я скрестила руки на груди и многозначительно поглядела в сторону коридора за тронной кушеткой на возвышении. С меня хватит, дольше я Симину ждать не стану.
– А вот со мной…
Он вдруг поднялся на ноги – и оказался на другом конце комнаты. Прямо рядом со мной. От изумления я вздрогнула и отшатнулась. Слишком поздно – он поймал меня за руки. До сих пор я не сознавала, какой он огромный – выше меня на голову. И очень мускулистый. Когда он являлся в ночном облике, я не особо обращала внимание на тело. А тут вот обратила – и поняла, что он может быть очень, очень опасен.
Опасен – не то слово. Он крутанул меня и прижал к себе спиной. Я забилась, его пальцы когтями вцепились мне в плечи. Не выдержав, я вскрикнула от боли, глаза заволокло слезами. Но стоило мне перестать вырываться, как хватка ослабла.
– Попробуй со мной – это почти так же, как с ним, – жарко прошептал он мне в ухо.
Дыхание обжигало шею, кожа пошла мурашками.
– Я буду овладевать тобой раз за разом, целый день с утра до вечера…
– Немедленно отпусти меня, – прошипела я.
Хоть бы сработало!
Руки разжались. Но он не отошел. Я испуганно сиганула прочь – проклятье, какая трусость! И развернулась к нему лицом – он улыбался. Холодно, насмешливо. Как мерзко… Он хотел овладеть мной – это читалось в его глазах, – но не потому, что таково было желание плоти. Ему нравился мой страх. Отвращение. И моя боль – на плечах остались синяки от цепких пальцев.
А самое мерзкое – он понял, что я поняла, что он не лгал. И наслаждался моментом. Как я могла забыть: ночь – время соблазна, но и время охотника. Насильника. В ней есть место не только страсти, но и удовольствию от чужой боли. «Попробуй со мной, это почти так же, как с ним» – это существо говорило правду. Вот он какой, настоящий Ночной хозяин. Да хранит меня Блистательный Итемпас, если меня вновь посетит безумная мысль испытать с ним близость…
– Наха… – Укоризненный голос Симины заставил меня подпрыгнуть и крутануться на каблуках.
Она стояла у кушетки, положив руку на бедро и картинно отставив локоть. И улыбалась. Мне. Интересно, она давно здесь? Что она успела увидеть?
– Ты грубо обошелся с моей гостьей! Прости, кузина, мне стоило укоротить ему поводок.
Особой благодарности за этот упрек я не почувствовала.
– Симина, – рявкнула я, – мое терпение иссякло. Заканчивай играть в эти игры!
Мне разом стало не до вежливости – я была напугана и очень сердита.
– Говори, что тебе надо. Не тяни.
Симина подняла бровь – я грубила, и ее это веселило. Она лучезарно улыбнулась Нахадоту – нет. Не Нахадоту. Нахе. Имя бога этой твари не к лицу. Он подошел к ней и встал рядом. Она мечтательно провела костяшками пальцев по его руке. И снова заулыбалась:
– Ну же, признай, он растормошил тебя? Ах, наш Наха – он такой шалун… такой проказник… любит пугать невинных девиц… Хочешь – забирай его себе. На время. Он такой… возбуждающий, не правда ли?
На эти слова я не стала отвечать – зато увидела, как Наха на нее смотрит, пользуясь тем, что она его не видит. Дура. Допрыгаешься еще, с такой-то тварью в постели…
Впрочем, ладно. Мне здесь делать больше нечего.
– Всего хорошего, Симина.
– Думаю, тебе будет интересно кое-что узнать, – проговорила Симина за моей спиной. – До меня тут дошли кое-какие слухи. С твоей родины.
Я застыла на месте – что там мне сегодня говорила Рас Ончи? Вот оно.
– Теперь ты ведешь роскошную жизнь во дворце, кузина, но у твоей родины от этого только прибавилось врагов. Некоторые соседствующие с Дарром страны полагают, что ты для них опаснее, чем Релад или я. Впрочем, это вполне понятно: мы ведь прирожденные Арамери, и у нас не сохранилось дурацких этнических предрассудков.
Я медленно развернулась к ней лицом:
– Ты – амнийка.
– Верховенство амнийской расы признано всеми народами мира. Все знают, чего от нас ожидать. А вот ты происходишь из дикарского племени. Вы были дикарями и ими остались. Зверьки в нарядном платье, вот вы кто.
Про петицию и объявление войны я спрашивать не должна. Слишком прямой вопрос. Хотя…
– К чему ты клонишь? Неужели кто-то может напасть на Дарр просто оттого, что Арамери забрали меня жить к себе во дворец?
– Нет. Я хочу сказать, что кто-то может напасть на Дарр, потому что ты до сих пор думаешь и ведешь себя как дарре. А в руках у тебя – власть, как у Арамери.
Ах вот оно что. Приказ, который я разослала вверенным мне странам. Вот на чем она построит свое обвинение. Я ведь заставила их возобновить торговлю с Дарром. Естественно, скажут, что это протекционизм – а с другой стороны, это он и есть.
Было бы странно, если бы я не оказала собственному народу помощь, в особенности теперь, когда в моих руках власть и богатство. Кем бы я была, если бы думала только о себе?
Как кем? Ты была бы Арамери, прошептал мне на ухо мерзкий тонкий голосок.
Наха обнял Симину сзади – ни дать ни взять, двое счастливых влюбленных. Симина рассеянно поглаживала его руки, а он сверлил ей затылок ненавидящим взглядом.
– Не переживай так, кузина, – промурлыкала Симина. – Не так уж и важно, что ты сделала. Тебя всегда будут ненавидеть – ты просто не на своем месте. Ну какой из тебя правитель, в самом-то деле? Жаль, что ты совершенно не похожа на Киннет. Разве что глаза как у нее.
Симина смежила веки и откинулась на грудь Нахи – она прямо излучала самодовольство.
– Увы, ты дарре, и это, конечно, ужасно. Кстати, а ты прошла этот ваш воинский обряд инициации? Твоя матушка была не дарре, так кто тебя привел?
– Бабушка, – спокойно ответила я.
Меня не удивило, что Симина так много знает об обычаях моей родины. Об этом можно в любой книжке прочитать, стоило только захотеть.
Симина вздохнула и обернулась к Нахе. К моему удивлению, он продолжил смотреть на нее с тем же выражением лица, а она – к моему куда большему удивлению – улыбнулась в ответ на полный дикой ненависти взгляд.
– А ты знаешь, что происходит во время ритуала? – светским тоном спросила она. – Некогда они были свирепыми воинами, плюс у них там матриархат. Мы, конечно, заставили их прекратить дикарские нападения на соседей, и они больше не угоняют в рабство жителей, но, как все эти невежественные темные дикарские расы, дарре остаются привержены собственным обычаям. Правда, теперь все обряды отправляют тайно.
– Я знаю, как это делалось раньше, – отозвался Наха. – Юношу из враждебного племени захватывали в плен, совершали обрезание, потом выхаживали и превращали в раба для плотских утех.
Я уже научилась принимать бесстрастный вид. Вот и сейчас стояла и смотрела совершенно бесстрастно. Симина расхохоталась, подняла прядь волос Нахи к губам и нагло смерила меня взглядом.
– С тех пор многое изменилось, – улыбнулась она. – Теперь дарре не могут захватывать и уродовать юношей. Теперь девушку просто отправляют на месяц в лес, она должна там выжить – и вернуться домой. Дома ее лишит девственности человек, выбранный опекуном. Конечно, это чистой воды варварство, и мы всячески стараемся помешать совершению подобных дикостей, но иногда нам не удается предотвратить ритуал – в особенности если речь идет о знатной женщине. А еще они, дурачки, думают, что надежно скрыли от нас вот какую часть церемонии: девушка должна одолеть избранника в поединке. Если она побеждает – она получает власть над мужчиной и в постели. А если терпит поражение – ее ждет участь побежденной и на ложе.
– Я бы не отказался в таком поучаствовать, – прошептал Наха.
Симина снова весело рассмеялась и шутливо шлепнула его по руке:
– Проказник. У тебя только об одном мысли! Теперь – помолчи.
И она искоса поглядела на меня, все так же улыбаясь:
– Ритуал остался в общих чертах прежним, не правда ли? Но многое изменилось… Теперь даррские мужчины не боятся женщин – не чтут их.
Слова прозвучали как утверждение, а не как вопрос. Не вступать же с ней в спор…
– Нет, и вправду, если задуматься, то прежний ритуал был где-то даже цивилизованнее нынешнего! Он учил юную воительницу не только выживать, но и уважать врага – ведь его приходилось выхаживать! А потом многие девушки выходили замуж за своих пленников! Так они даже любви могли научиться! А нынешний ритуал… в самом деле, чему он может научить? Даже не знаю…
*
Он научил меня получать желаемое любой ценой. Вот чему он меня научил, злобная ты подлая сука.
*
Я не ответила, поэтому Симина разочарованно вздохнула.
– Ну что ж, – медленно проговорила она. – У границ Дарра, кузина, собираются силы и заключаются новые союзы. Люди опасаются поднявшейся в Дарре новой силы и хотят сдержать ее напор. Но поскольку никакой новой силы в Дарре нет, мы скоро будем иметь дело с политическим кризисом. Я даже затрудняюсь сказать, чем может разрешиться столь сложная ситуация.
Эх, сейчас бы камешек поострее…
– Это что, угроза?
– Ах, кузина, ну что за шутки! Я просто делюсь новостями! Мы, Арамери, должны опасаться друг друга, не находишь?
– Как мило с твоей стороны, Симина.
И я повернулась, чтобы уйти. Пока они не вывели меня из себя окончательно. Но тут заговорил Наха, и я остановилась как вкопанная.
– Так ты победила? – спросил он. – В ритуальном поединке? Ты одержала победу или он изнасиловал тебя на глазах у жаждущей зрелищ толпы?
Надо было промолчать и уйти. Надо было. Но я не промолчала.
– Можно сказать, – пробормотала я, – что я победила.
– Вот как?
Воспоминания были настолько четкими и живыми, что вставали передо мной, когда я закрывала глаза. С той ночи прошло шесть лет, но смрад от факелов, лежалых шкур и крови, вонь моего собственного тела – шутка ли, месяц в джунглях – до сих пор били в ноздри.
– Опекун обычно выбирает слабого мужчину, – тихо проговорила я. – Которого легко побьет девчонка, только что вышедшая из детского возраста. Но я должна была стать энну. И многие сомневались во мне, потому что я наполовину амн. Арамери. Вот почему бабушка выбрала самого сильного воина.
От меня не ждали победы в поединке. Достаточно было проявить стойкость – и это бы засчитали за выдержанное испытание. Симина правильно сказала – многое изменилось в наших краях… Но для того, чтобы стать энну, простой стойкости недостаточно. А если бы мужчина публично овладел мной, а потом бахвалился этим, за мной бы никто не пошел. Мне была нужна только победа.
– Он победил тебя, – сказал Наха.
Выдохнул эти слова и впился в меня голодным взглядом – боль, ему была нужна моя боль.
Я посмотрела ему в глаза, и он сморгнул. Интересно, что он такого увидел.
– Я сделала вид, что признала себя побежденной, – сказала я. – Сделала все, что положено по ритуалу. А потом ударила его в голову каменным ножом, который спрятала в рукаве.
Совет очень встревожился, узнав это. К тому же я не понесла после той ночи. Мало того что мужчину убила, так еще и его семя втуне пропало! Семя, от которого могло бы произойти множество достойных дочерей даррского народа! Так что поначалу моя победа едва не обернулась против меня. Она не дарре, шептались люди, смотрите – это же убивица чистой воды.
А я не хотела его убивать. Но дарре – народ воинов, и в конце концов большая часть признала правоту за мной. Они оценили мою безжалостность и решимость. И через два года провозгласили меня энну.
Симина смотрела на меня задумчиво, что-то взвешивая про себя. Наха, напротив, стоял подобравшись, а в глазах мелькнуло что-то настолько злое и темное, что я даже имени не сумела подобрать. Хотя, наверное, это можно было бы назвать горечью. Но чему тут удивляться? Я же только казалась дарре, а на самом деле была Арамери. Правда, это меня во мне всегда бесило.
– Он стал приходить к тебе в одном и том же облике? – вдруг спросил меня Наха.
Я тут же поняла, кто этот «он».
– Именно так все и начинается. Голос становится чуть ниже. Губы чуть полнее. Глаза немного меняют разрез. А потом он выглядит как ожившая мечта. Он говорит то, что тебе хочется слышать, и ласки его кружат голову.
И он уткнулся в волосы Симины, словно бы в поисках утешения.
– Что ж… тогда это вопрос времени.
Я повернулась и вышла, старательно пытаясь не перейти на бег, несмотря на гложущие страх и чувство вины. Да, я, конечно, Арамери. Но не настолько, чтобы выжить в этом мерзком месте. Недостаточно для Неба Арамери. И вот тогда я и пошла к Вирейну, а потом в библиотеку, и тайна двух моих душ открылась мне, и вот так я оказалась здесь и умерла.
14
ХОДЯЧИЙ ТРУП
– Мы исцелили твоего отца, – сказал Сиэй. – И твоя мать расплатилась за это. В обмен на его жизнь она разрешила нам сделать из своего первенца сосуд для души Энефы.
Я закрыла глаза.
Он сделал глубокий вдох. Я молчала.
– Наши души не так-то уж отличаются от ваших. И мы думали, что после смерти душа Энефы отправится в дальнее странствие. Что все будет как обычно. Но когда Итемпас… Одним словом… Случилось вот что. Когда Итемпас убил Энефу, он не убил ее целиком. Кое-что осталось, и это что-то он спрятал.
Ничего не понимаю. Сиэй, видно, это чувствовал и говорил быстро-быстро. Я даже хотела успокоить его – не части, не части, говори помедленней. Но не стала.
– Если бы он не сохранил этого… кусочка… жизни во вселенной пришел бы конец. Погибло бы все созданное Энефой – за исключением единоличных творений Нахадота и Итемпаса. Вот. Этот кусочек – единственное, что осталось от ее власти над творением. Смертные называют это Камнем Земли.
Перед моими закрытыми глазами проплывали образы. Маленький, отвратительный комок потемневшей от синяков кожи. Абрикосовая косточка. Серебряная подвеска среди вещей моей матери.
– Камень оставался в пределах этого мира, и душа вместе с ним. Не связанная телом, она бесцельно текла среди вещей. И затерялась. Мы поняли, что случилось, лишь несколько столетий назад. Мы нашли душу Энефы, но в каком состоянии! Истерзанная, лишенная целостности – словно парус, который забыли зарифить перед штормом. Оставался один способ исцелить душу. Снова поместить ее в тело.
Он вздохнул:
– Не скрою, сама мысль вырастить душу Энефы в теле ребенка из рода Арамери выглядела невозможно привлекательно. По множеству причин.
Я кивнула. О, это я могла понять.
– Если мы сможем исцелить душу, – продолжил Сиэй, – у нас появится надежда на освобождение. Именно Камень – залог нашего подчинения. И заточения в этом мире – и в человеческих телах. Итемпас захватил Камень не потому, что так заботился о жизни на земле, нет. Он сделал это, чтобы направить силу Энефы против Нахадота. Двое из Троих – против одного. Но сам он не мог направлять силу – Трое слишком отличны друг от друга. Только дети Энефы имеют власть над силой Энефы. Либо богорожденные, вроде меня. Либо смертные. В войне участвовали и те и те. Мои братья и сестры – и одна жрица Итемпаса.
– Шахар Арамери, – проговорила я.
Он кивнул – я это поняла по тому, как качнулась перина. Чжаккарн выжидающе застыла – статуя да и только. Я мысленно нарисовала лицо Чжаккарн и сравнила его с тем, что увидела на стене в библиотеке. Те же черты – заостренный подбородок, высокие скулы. Хотя постойте. Все трое на нее похожи. Хотя на первый взгляд не выглядят как братья и сестры. И даже как представители одной расы. В облике всех детей Энефы есть что-то от нее – какая-то черта, напоминающая мать. У Курруэ – взгляд. Прямой, иссекающий, как ланцет хирурга. А у Сиэя – глаза. Цвета нефрита.
Как у меня.
– Шахар Арамери, – вздохнул Сиэй. – Она была смертной и, как смертная, могла управиться лишь с частью силы Камня. Но именно она нанесла решающий удар. В тот день Нахадот отомстил бы за Энефу. Но она помешала.
– Нахадот говорит – вам нужна моя жизнь.
В голосе Чжаккарн послышалось раздражение:
– Он что, так тебе и сказал?
Сиэй сердито одернул ее:
– У него природа такая! Он не может ей долго сопротивляться!
– Это правда? – спросила я.
Сиэй замолчал. Так надолго, что мне надоело держать глаза закрытыми, и я их открыла. Встретившись со мной взглядом, он отшатнулся. Плевать. Переживет. И хватит с меня подсадных душ и загадок! Я – не Энефа! И я не обязана его любить.
Чжаккарн опустила руки – в жесте чувствовалась скрытая угроза.
– Ты так и не заключила с нами союз. И ты можешь выдать нас Декарте.
Я посмотрела на нее с той же убийственной злобой, что и на Сиэя.
– С чего бы это? – процедила я, тщательно выговаривая каждое слово. – С чего бы мне выдавать вас – ему?
Чжаккарн быстро взглянула на Сиэя. Тот улыбнулся – правда, как-то безрадостно.
– А я говорил ей, что ты так и скажешь. Ты, Йейнэ, можешь не верить мне, но я всегда был на твоей стороне.
Я ничего не ответила. Чжаккарн все еще мерила меня свирепым взглядом, и я не собиралась отводить глаз. А смысла мериться силой нет. Если я прикажу, она все мне расскажет. И я навсегда потеряю ее доверие. Мой мир рухнул и лежал в руинах, но другого способа узнать правду не было.
– Моя мать продала меня вам, – проговорила я, обращаясь в основном к Чжаккарн. – Конечно, она пребывала во власти отчаяния, и, возможно, я бы на ее месте сделала то же самое. Но все равно – она меня продала. И сейчас я совершенно не расположена к Арамери. А вы и вам подобные – боги. И меня совсем не удивляет, что вы играете смертными жизнями, как фишками в игре никким. Но люди склонны вести себя приличнее.
– Вы созданы по нашему образу, – холодно ответила она.
Ах, какая своевременная ремарка. Аж противно.
Ну что ж. Как говорится, есть время сражаться – и время отступать. Во мне живет душа Энефы. Это все меняет. Теперь Арамери – точно мои враги. Потому что Энефа – враг Итемпаса, а Арамери – его слуги. Но это не делает из Энефадэ моих безусловных союзников. Я же, в конце-то концов, не Энефа.
Сиэй вздохнул, прерывая тягостное молчание.
– Тебе нужно поесть, – сказал он.
И вышел из спальни, и я услышала, как открылась и закрылась входная дверь.
Я проспала три дня подряд, не меньше. Да, я тут только что злобно орала, что сейчас встану и уйду, но орала я больше для порядку. Руки у меня тряслись, да и ноги не особо держали. Я посмотрела на жалко дрожащую руку и с неудовольствием подумала, что раз уж Энефадэ умудрились подсадить мне божественную душу, могли бы и озаботиться телом покрепче. А то смотреть противно.
– Сиэй любит тебя, – вдруг сказала Чжаккарн.
Я положила руку на кровать – так она меньше дрожала.
– Я знаю.
– Нет, не знаешь.
Чжаккарн проговорила это таким резким тоном, что я вздрогнула и посмотрела на нее. Она стояла злая-презлая. Не из-за союза, который я отказалась заключать. Она злилась на то, как я обошлась с Сиэем.
– А ты бы что сделала на моем месте? – мрачно отозвалась я. – Если бы тебя окружали сплошные загадки, а твоя жизнь зависела от отгадок?
– Я бы поступила как ты.
А вот это уже интересно!
– Я бы изо всех сил пыталась выжать из окружающих как можно больше сведений, и плевать мне было бы на их чувства и желания. Но я – не мать, по которой Сиэй так долго тосковал.
Так. И до каких пор они меня собираются сравнивать с этой своей богиней?! Ну уж нет, благодарю покорно!
– Я ему тоже не мама, знаете ли! – разозлилась я.
– А Сиэй знает! Но все равно тебя любит! – Чжаккарн горько вздохнула. – Он же ребенок…
– Ребенок? Да он старше тебя!
– Возраст тут ни при чем. Дело в природе, в сущности. Сиэй избрал путь детства. И идет по нему. Это трудная дорога, между прочим.
Еще бы. И ребеночек трудный, ничего не скажешь. Нет, мне их никогда не понять. Похоже, душа Энефы никак не способствовала более глубокому проникновению в тайны божественной природы.
– Так что вам от меня нужно? – резко спросила я.
Я устала – хотя, возможно, просто проголодалась.
– Мне что, прижать его к груди, когда он вернется? Покачать на ручках? Сказать – все будет хорошо, малыш? Может, мне и тебе спеть колыбельную и все такое?
– Не обижай его больше, – веско ответила Чжаккарн и исчезла.
Я долго смотрела на место, где она только что стояла. И все еще таращилась на него, когда вернулся Сиэй – с целым блюдом еды. Он осторожно поставил его передо мной.
– Слуги здесь привыкли не задавать лишних вопросов, – непонятно пояснил Сиэй. – Меньше вопросов – меньше проблем. Поэтому Теврил не знал, что ты болела. А тут я возьми и появись. Я же за едой для тебя ходил… в общем, он сейчас с твоих слуг шкуру спустит, ох…
А на блюде – о, на блюде лежали всевозможные даррские деликатесы. Маашевые лепешки. Рыба, запеченная в листьях каллены. На гарнир – обжаренные золотистые перчики. Целая чашка соуса из серри – к тоненьким, зажаренным до хрусткости полосочкам мяса. В Дарре так готовили некоторые виды ленивцев, но это, похоже, говядина. А еще – какая красота! – целый запеченный гран-банан. Мой любимый десерт, хотя как Теврил про это прознал, ума не приложу.
Я цапнула рыбный рулетик, и руки мои задрожали – не только от голода, но и от жадности.
– Декарта и не думает, что ты способна победить в состязании наследников, – тихо сказал Сиэй. – Он не из-за этого велел тебе сюда приехать. Он хочет, чтобы ты выбрала между Реладом и Симиной.
Я припомнила подслушанный в зимнем саду разговор. Что там Симина говорила Реладу насчет меня? Видно, именно это она и имела в виду – я здесь не для того, чтобы состязаться с ними, а для того, чтобы из них выбирать.
– У Арамери есть определенный ритуал передачи власти. Чтобы стать главой семьи, наследник должен перенести главную сигилу – которую сейчас носит Декарта – на свой лоб. Главная сигила потому и главная, что дает власть – абсолютную. Над нами. Над остальными членами семьи. И над миром.
– Остальными членами семьи?
Они на это уже намекали – когда поставили мне на лоб какой-то собственный знак, мешавший сигиле Арамери действовать как положено.
– Так вот оно что. Значит, именно для этого сигилы родства и нужны. С их помощью Декарта читает наши мысли? А если кто-то отказывается повиноваться, сигила выжигает ему мозги?
– Нет, что ты, это было бы слишком. Хотя, конечно, пара защитных заклинаний в сигилах для чистокровных имеется. Типа от наемных убийц они охраняют и все такое. Но в общем и в целом они просто заставляют члена семьи хранить верность. Помеченный знаком Арамери человек не сможет действовать не в интересах главы семейства. Если бы не это, Симина бы уже давно свергла или даже убила Декарту.
Рыбный рулетик пах невообразимо аппетитно. Я откусила – крохотный кусочек. И заставила себя тщательно прожевать его. А сама все думала, думала над словами Сиэя. Рыба была какая-то не даррская – очевидно, местная. Похожая, но на вкус не такая, как пятнистая уи, из которой обычно готовили это блюдо. Но все равно вкусно. Меня терзал дикий голод, но я прекрасно знала, что заглотить все в один присест после нескольких дней без пищи и воды будет неразумно.
– Камень Земли используется в ритуале передачи власти. Кто-то – причем обязательно из Арамери, это приказ самого Итемпаса – держит Камень и употребляет его силу для того, чтобы перенести главную сигилу.
– Значит, это должен быть Арамери… – Так-так-так, еще одна деталь головоломки встала на место. – И что же, любой Арамери во дворце может это сделать? Даже самый обычный слуга?
Сиэй медленно кивнул. Я давно заметила – если он очень сосредоточен, то не моргает. Сейчас он не моргал. Крохотный, но прокол.
– Да. Любой Арамери. Даже самый дальний родственник. На один миг этот человек становится одной из Трех.
Ну что ж, он все сказал. Одной фразой. Этот человек. На один миг.
Этот человек вспыхнет, как зажженная спичка, – естественно, ведь божественная сила во всей своей полноте ворвется в смертное тело. Яркая вспышка. Несколько мгновений ровного пламени. А потом…
– А потом этот человек умирает, – тихо сказала я.
Сиэй снова не по-детски серьезно улыбнулся:
– Да.
Ах, какие умные у меня были пращуры! Судите сами – всех родственников, вплоть до самых дальних, сгоняют во дворец. Превращают в обслугу. И получают целую толпу людей, из которой в любой момент можно выдернуть очередную жертву. Если каждый примет в себя силу Камня на единое мгновение, Арамери – чистокровные, естественно, эти не собираются собой жертвовать – долгое время смогут пользоваться божественной мощью…
– Значит, Декарта хочет, чтобы этим человеком во время ритуала стала я. Так? А почему?
– Глава клана должен быть человеком сильным. Должен быть готов пожертвовать близкими. – Сиэй пожал плечами. – Слугу обречь на смерть легко, а как насчет друга? Или, к примеру, мужа?
– Релад и Симина и не знали, что я на свете существую, когда Декарта меня сюда вызвал. Почему он выбрал меня?
– Ну, это только ему известно.
Я опять разозлилась, но в этот раз не на кого-то конкретно. Бывает, когда злишься от отчаяния и бессилия. Вот как я сейчас. Почему-то мне казалось, что уж Энефадэ точно знают все и про всех. Но нет, это было бы слишком легко…
– А почему, во имя энергий Вихря, вы решили использовать меня? – сердито вопросила я. – Зачем держать новорожденную душу Энефы под носом у людей, которые, если что, тут же ее уничтожат?
Сиэй потер нос с очень смущенным видом.
– Ну… в общем… э-э… это я предложил. Ну, знаешь: если хочешь что-то спрятать, нужно спрятать прямо под носом у человека, понимаешь? А Декарта очень любил Киннет, это все знали, и мы надеялись, что с ней-то ты точно будешь в безопасности. Мы и думать не думали, что он ее убьет – все-таки двадцать лет прошло. Нас это как-то врасплох застало…
Я заставила себя снова откусить от рулетика – на этот раз удалось добраться до начинки. Значит, смерть матери для всех оказалась неожиданностью. И все же, и все же… В глубине души – там, где боль утраты еще не притупилась и где еще полыхал гнев, – я думала: а ведь могли бы предусмотреть и это! Могли хотя бы предупредить! И предотвратить беду.
– Слушай меня внимательно. – Сиэй наклонился вперед. – Камень – это все, что осталось от тела Энефы. В тебе живет душа Энефы! И ты сможешь воспользоваться силой Камня так, как могла бы сама Энефа! Йейнэ, если Камень будет у тебя в руках, ты сможешь изменить облик мира! Ты сможешь освободить нас! Это же будет проще простого!
