Текст книги "Наследие. Трилогия (ЛП)"
Автор книги: Нора Кейта Джемисин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 77 страниц)
– Проснулась, – сказал Хадо из кресла.
Я упустила из виду очертания его ног на полу.
Поднявшись, он подошел ко мне, и я увидела еще кое-что непонятное. Как ни темны были для меня лишенные магии предметы кругом, Хадо выглядел темнее. Разница была трудноуловима. Я замечала ее, только когда он двигался на фоне мебели.
Он склонился надо мной и протянул руку пощупать лоб, и я вспомнила, что он – один из тех, кто убил Сумасброда. Я отбросила его руку.
Он помедлил, потом негромко рассмеялся:
– Да, ты определенно окрепла. Ну что ж. Если соблаговолишь встать и одеться, госпожа Орри, тебя ждет встреча кое с кем очень важным. Если будешь разговаривать вежливо и если тебе повезет, он, возможно, даже ответит на твои вопросы.
Я приподнялась, непонимающе хмурясь, и с запозданием обратила внимание, что правую руку выше локтя что-то тяготило. Ощупав ее, я обнаружила, что кость мне вправили и закрепили двумя длинными металлическими полосками, стянутыми плотной повязкой. Рука еще болела, я убедилась в этом, когда попыталась согнуть ее. Движение пробудило глубокую боль, тотчас разбежавшуюся по мышцам, но в целом мне было несравнимо лучше, чем прежде.
– Сколько я тут? – спросила я и стала с ужасом ждать ответа.
Я уже успела понять, что тело мое было чистым. Исчезла даже кровь, запекшаяся под ногтями. Кто-то расчесал мне волосы и заплел их в одну опрятную косу. И никаких повязок ни на ребрах, ни на голове: эти раны были полностью исцелены.
А на это требуется много дней. Речь может идти о неделях.
– Тебя принесли сюда вчера, – сказал Хадо.
Он положил мне на колени свернутую одежду. Я торопливо ощупала ее и убедилась, что это не обычный новозорский балахон. Ткань под руками была гораздо тоньше и мягче. А Хадо продолжал:
– Твои раны в основном хорошо поддавались лечению, но руке понадобится еще несколько дней, чтобы зажить. Только смотри не потревожь письмена.
– Письмена?..
Я закатала рукав ночной сорочки, в которую была облачена, и все увидела. Между слоями повязки покоился небольшой квадратик бумаги с тремя переплетенными сигилами на нем. Они мягко сияли на темном фоне моего тела, творя целительную магию самим фактом своего существования.
Костоправы временами пускали в ход сигилу-другую; они пользовались либо самыми распространенными, либо теми, что проще всего было рисовать; но чтобы целую надпись?.. Нечто столь сложное и изощренное могло быть только работой писца. И стоила такая работа, пожалуй, состояние.
– Что происходит, Хадо?
Он отошел к окошку, и я повернула голову вслед за ним. Теперь, когда я наловчилась высматривать особо черную темноту, следить за ним сделалось проще.
– Это явно не Дом Восставшего Солнца. А ты? Во имя всех бездн, кто ты такой?
– Полагаю, госпожа Орри, общепринятым является слово «шпион»…
Я, вообще-то, имела в виду совершенно другое, но услышанное привело меня в смятение.
– Шпион? Ты?
Он негромко и невесело рассмеялся:
– Секрет того, как быть успешным шпионом, госпожа Орри, состоит в том, чтобы уверовать в свою роль и ни под каким видом не отступать от нее. – Он пожал плечами. – Не то чтобы я рассчитывал на твою приязнь… но я делал все, что только мог, пытаясь сохранить жизнь тебе и твоим друзьям.
Мои пальцы сами собой скомкали простыню: я подумала о Сумасброде.
– Не больно-то хорошо у тебя получилось…
– С учетом всех обстоятельств, получилось у меня просто великолепно. Но если тебе будет от этого легче – можешь винить меня в гибели твоего возлюбленного. – Тон его, однако, говорил, что это ему безразлично. – Когда у тебя будет время обо всем поразмыслить, ты поймешь, что Датэ его все равно убил бы.
Бессмыслица какая-то… Я отбросила одеяла и попыталась встать. Я была еще очень слаба, и магическое целительство не могло с этим совладать. Но по сравнению с тем, что было, сил определенно прибавилось – явный знак улучшения. Встала я со второй попытки, но зато меня не шатало. Я со всей возможной быстротой сменила ночную сорочку на одежду, которую принес Хадо. Она состояла из блузки и длинной, изящного кроя юбки: куда ближе к моему обычному стилю, чем бесформенные новозорские балахоны. Все оказалось впору, включая туфли. Имелась даже перевязь для сломанной руки. Когда я разобралась, как ее надевать, она здорово облегчила боль.
– Готова? – спросил Хадо и, не дожидаясь ответа, взял меня под руку. – Пойдем.
Мы покинули комнату и зашагали длинными, плавно изгибавшимися коридорами, я могла все вокруг себя видеть. Изящно вылепленные стены, арочные потолки, зеркально-гладкие полы… Поднимаясь по широким низким ступеням, я умерила шаг, пытаясь методом проб и ошибок прикинуть их высоту – пользуясь лишь глазами, без привычной помощи посоха. Сообразив наконец, как это делается, я обнаружила, что могу преспокойно двигаться и без ведущей руки Хадо на моем локте. Спустя некоторое время я совсем освободилась от него, наслаждаясь возможностью самостоятельно находить путь. Всю жизнь я слушала разные таинственные слова, вроде глубины восприятия и перспективы, и была не в состоянии доподлинно уразуметь, что же они все-таки означали. И вот теперь я чувствовала себя почти зрячей, – во всяком случае, мне всегда казалось, что зрячие должны себя чувствовать именно так. Я видела все, кроме темной тени рядом с собой, Хадо, и еще других теней, время от времени попадавшихся навстречу. Большинство из них шли мимо быстрым деловитым шагом и не разговаривали. Я бесстыдно пялилась на них, даже когда тени оборачивались и тоже таращили на меня глаза.
Потом совсем рядом с нами прошла женщина. Я присмотрелась к ее лбу и резко остановилась.
Она несла на себе сигилу кровной принадлежности к Арамери.
Не такую, как у Серимн. Эта имела совсем другую форму, и что она значила, оставалось для меня тайной. Ходили слухи, что слуги у Арамери тоже принадлежали к царственному семейству, только в более отдаленной степени. И все были помечены таинственными знаками, понятными, вероятно, лишь посвященным, то есть членам семьи.
Хадо тоже остановился:
– Что такое?
Побуждаемая растущим подозрением, я отвернулась от него, подошла к стене и тронула зеленый участок. Поверхность под пальцами оказалась грубоватой, шершавой и твердой. Я наклонилась поближе, понюхала. Запах был слабым, но все равно безошибочно узнаваемым. Это аромат живой древесины Мирового Древа.
Я в Небе. Которое дворец. Волшебный дворец Арамери…
Хадо подошел ко мне сзади, но на сей раз ничего не стал говорить. Просто подождал, давая мне возможность самой осознать значение происходившего. И наконец я действительно поняла. Выходит, Арамери не спускали глаз с Новых Зорь. Вероятно, из-за того, что в деле была замешана Серимн, а может, просто вычислили, что из всех еретических сект именно новозоры представляли собой наибольшую угрозу ордену Итемпаса… А я-то гадала о странной манере речи, присущей Хадо, – он разговаривал точно вельможа. У него был выговор человека, проведшего жизнь в окружении привычного могущества. Что, если он и сам – Арамери?.. Знака кровного родства на нем не было, но, как знать, вдруг его и удалить можно…
Итак, Хадо внедрился в секту и стал соглядатайствовать для Арамери. Должно быть, он предупредил их, что новозоры гораздо опаснее, чем кажутся на первый взгляд. Но тогда…
– Серимн, – сказала я. – Она тоже шпионка?
– Нет, – ответил Хадо. – Она – предательница. Если только подобное слово применимо к кому-то из этой семьи. – Он пожал плечами. – Преобразование общества у Арамери является чем-то вроде традиции. Преуспеешь – добьешься власти. Не преуспеешь – готовься к смерти. И очень скоро Серимн предстоит это узнать.
– А Датэ? Что он собой представляет? Орудие в ее руках? Безвольную пешку в игре?
– Надеюсь, – сказал Хадо, – он уже мертв. Войска Арамери со вчерашнего вечера штурмуют Дом Восставшего Солнца.
Я ахнула. Хадо улыбнулся.
– Твой побег, госпожа, дал мне случай, которого я очень ждал. Благодаря положению Мастера Новообращенных я был вхож во внутренний круг новозоров, но я не мог снестись с кем-то за пределами Дома, не возбудив при этом подозрений. Но, коль скоро Серимн отправила на твои поиски всю секту едва ли не в полном составе, я сумел перекинуться словечком с определенными друзьями, ну а те донесли это словечко до нужных ушей. – Он немного помедлил. – Новозоры оказались правы в одном: у богов веские причины сердиться на человечество, и гибель богорожденных не очень-то способствовала взаимной любви. Арамери очень хорошо это понимают. И они предприняли определенные шаги, чтобы выправить положение.
Моя рука, лежавшая на коре Древа, задрожала. Я как-то раньше не отдавала себе отчета, что оно проросло непосредственно сквозь дворец, сочетаясь с материалами, из которых он был построен. У корней его кора была чудовищно грубой, ее покрывали трещины, до дна которых я бы не смогла дотянуться. Здесь, на высоте Неба, она была куда более нежной. Я рассеянно гладила ее, ища утешения.
– Лорд Арамери, – проговорила я затем. – Теврил Арамери, глава семьи, правящей всем миром… Это к нему ты ведешь меня на встречу?
– Да.
Я общалась с богами. Я применяла магию, которой они поделились с моими пращурами. Я обнимала их. Видела на своих руках их кровь. Я боялась их – и они боялись меня… А тут, подумаешь тоже, еще один смертный.
– Ну ладно, – сказала я. – Веди, коли так.
Хадо вновь подал мне руку, но я прошла мимо него, не приняв помощи, отчего он покачал головой и вздохнул. Он догнал меня, и мы вместе пошли сияющими белыми коридорами…
17
«ЗОЛОТАЯ ЦЕПЬ»
(гравюра на металле)
Теврил Арамери был очень занятым человеком. Пока мы шли по длинному широкому коридору, направляясь к внушительному ряду дверей, что вели в его приемный зал, они несколько раз открывались, впуская и выпуская торопливо шагающих слуг и придворных. Большинство этих людей несли в руках свитки – то по одному, то целыми пачками. При некоторых были длинные остроконечные тени, являвшиеся, насколько я понимала, копьями или мечами. Очень многие одеты в роскошные наряды, их лбы украшали знаки принадлежности к семье Арамери. Иные разговаривали на ходу, но никто не останавливался поболтать. В основном я слышала сенмитскую речь, приправленную диковинными акцентами: наршезским, минским, велнским, менчейевским… и еще какими-то, мне не знакомыми.
Очень занятый человек, высоко ценивший полезных людей. Если я хочу заручиться его поддержкой – надо это запомнить.
У самых дверей нам пришлось помедлить, пока Хадо представлял нас стоявшим там двум женщинам. Обе выглядели уроженками Дальнего Севера: невысокого роста, с характерными прямыми волосами, – я видела, как раскачивались длинные пряди. На первый взгляд не похожи на стражниц. Я не приметила оружия, разве только оно было очень небольшим и они носили его у самого тела. Тем не менее было что-то такое в их осанке, в развороте плеч, что я поняла: они охраняли лорда Арамери. Сами они не были не только членами клана, но и амнийками. Чем еще им тут, спрашивается, заниматься, как не охраной правителя от его собственной семьи? Или, может, их присутствие было лишь знаком чего-то еще?..
Одна из них направилась в зал, чтобы объявить о нашем прибытии. Вскоре оттуда вышла целая группа людей. Проходя мимо, они с неприкрытым любопытством разглядывали меня. Иные косились и на Хадо – особенно двое чистокровных Арамери; выйдя вместе, они тут же начали перешептываться. Я тоже повернулась к Хадо, но он их и не замечал. Какая жалость, что я не могла коснуться его лица! Он излучал довольство, которое я не знала, как истолковать.
Потом вновь появилась стражница и, ни слова не говоря, придержала для нас дверь.
Присутственный покой оказался просторным, полным свежего воздуха. Два громадных окна – каждое вдвое превышало высотой рост Солнышка, а в длину насчитывало много шагов – занимали противоположные стены по обе стороны входа. Мы шли вперед, и звук наших шагов порождал эхо где-то высоко наверху, но где именно, я не высматривала: слишком волновалась. Единственным предметом мебели был громадный, как скала, трон на высоком ступенчатом постаменте. Сидевшего на троне я пока рассмотреть не могла, только слышала, как он писал что-то на бумажном листе. Скрип пера в обширном безмолвии зала показался мне очень громким.
Я видела сигилу кровного родства на лбу лорда, какую-то странную, не похожую ни на одну виденную мною прежде: полумесяц рожками вниз, в обрамлении двух остроугольных шевронов.
Мы молча дождались, пока он закончит свое дело. Когда сидевший на троне опустил перо, Хадо тотчас припал на одно колено и низко склонил голову. Я не мешкая последовала его примеру.
Чуть помедлив, лорд Теврил обратился к нам:
– Полагаю, вам обоим приятно будет узнать, что Дома Восставшего Солнца больше нет. С этой угрозой покончено.
Я моргнула от невольного удивления. Голос лорда Арамери оказался негромким, низкого тона и почти музыкальным, хотя речь шла об очень серьезных материях. Меня так и подмывало спросить, какой смысл он вкладывал в слово «покончено», но побоялась сморозить глупость и прикусила язык.
– А что с Серимн? – поинтересовался Хадо. – Конечно, если мне позволено будет спросить…
– Ее везут сюда. Ее супруг еще не схвачен, хотя писцы и утверждают, что это всего лишь вопрос времени. В конце концов, не мы одни разыскиваем его.
Сперва эти слова привели меня в недоумение, но потом я поняла. Ну конечно же, он послал весть городским богорожденным. Я откашлялась. Мне очень хотелось задать вопрос, но я не знала, как это правильно сделать, не оскорбив самого могущественного человека на свете.
– Ты можешь говорить, эру Шот.
Я чуточку замялась, некстати сообразив, что это была еще одна благополучно прохлопанная мной «говорящая» мелочь: обращаясь ко мне, Хадо с самого начала упорно употреблял маронейский почет. А ведь это арамерийская привычка учтивости. Так поступают при общении с чужестранцами.
Я набрала полную грудь воздуха…
– А какова судьба младших богов, которых новозоры удерживали в плену… э-э-э… лорд Арамери? Их удалось спасти?
Он ответил:
– Было найдено несколько тел… В самом Доме и в городе, где их бросили новозоры. Останки вернули богорожденным, чтобы те о них позаботились.
Тела… Останки… Забыв обо всем, я потрясенно смотрела на правителя. Сколько же было тел? Более четырех, о которых мне известно?..
– Чьи же они?
А в голове у меня сам собой вертелся ответ. Пайтья. Китр. Кинули. Лил.
Сумасброд…
– Имен мне пока что не сообщили. Правда, доносят, что среди них был один, называвший себя Сумасбродом. Полагаю, это имя небезразлично тебе. Мне очень жаль…
Его тон, при всей сдержанности, показался мне искренним.
Я опустила глаза и что-то пробормотала.
Теврил Арамери положил ногу на ногу и переплел пальцы, – по крайней мере, так я угадала его движения.
– Но вот что для меня и вправду загадка, эру Шот, так это – что же мне делать с тобой? С одной стороны, ты оказала неоценимую услугу всему миру, помогая вывести на чистую воду деятельность новозоров. С другой стороны, ты сама по себе являешься оружием. Согласись, неразумно было бы оставить опасное оружие без присмотра, чтобы всякий, кому заблагорассудится, мог им воспользоваться…
Стоя на коленях, я ниже прежнего опустила голову – так, что лоб ткнулся в холодный светящийся пол. Мне говорили, что таким образом следовало показывать раскаяние перед высокорожденными, а я сейчас чувствовала именно раскаяние. Тела. Останки. Сколько еще богорожденных было поругано и убито с помощью моей крови… а не той, что принадлежала Датэ?
– Опять-таки, – продолжал лорд Арамери, – моя семья всегда знала цену опасному оружию.
Я недоуменно наморщила прижатый к полу лоб. Что-что?..
– Боги теперь знают, что демоны по-прежнему существуют, – пробился сквозь мое потрясение голос Хадо. Он старательно выдерживал нейтральный тон. – Этого скрыть уже не удастся.
– Стало быть, мы отдадим им демона, – сказал лорд Арамери. – Причем именно того, который ответствен за гибель их родичей. Это их удовлетворит, а ты, эру Шот, останешься нам.
Я чуть приподнялась, дрожа всем телом:
– Я… Что-то я не пойму…
Хотя, боги мне свидетели, я все понимала.
Лорд Арамери поднялся на ноги – темный силуэт на фоне бледного сияния комнаты. Пока он спускался по ступеням тронного возвышения, я успела разглядеть, что это худощавый мужчина, по-амнийски весьма рослый. Он был облачен в длинный тяжелый плащ. Плащ тянулся за ним, на спину спадали волнистые волосы, сколотые на макушке.
– Если есть хотя бы один урок, который преподало нам прошлое, так это то, что мы, смертные, существуем в самом низу короткой и безжалостной иерархии, – проговорил он все тем же сердечным, почти доброжелательным голосом. – Над нами богорожденные, а над ними – старшие боги. И они не любят нас, эру Шот.
– И не без причины, – проворчал Хадо.
Лорд Арамери покосился в его сторону и, к моему некоторому удивлению, ничуть не разгневался.
– Верно, не без причины. Тем не менее крайне неразумно с нашей стороны было бы пренебрегать всеми возможными способами самозащиты. – Он сделал жест в сторону, по-моему указывая на окно и видневшееся за ним черное солнце. – Искусство писцов родилось как раз из такого усилия, предпринятого моими предками когда-то давным-давно; правда, с тех пор выяснилось, что человечеству от него очень мало проку в случае противостояния с богами. А вот ты показала себя куда более действенным оружием…
– Значит, ты хочешь использовать меня, как использовали новозоры, – дрожащим голосом выговорила я. – Хочешь, чтобы я для тебя убивала богов…
– Только если они вынудят нас, – ответил Арамери.
А потом, к моей полной растерянности… опустился на колени передо мной.
– Я не собираюсь обращать тебя в рабство, – продолжал он участливо и негромко. – Этот период нашей истории миновал и не вернется. Мы будем платить тебе, как платим нашим писцам и воинам, сражающимся за нас. Мы обеспечим тебе кров и защиту. А взамен попросим лишь толику твоей крови – и еще чтобы ты позволила нашим писцам нанести метку на твое тело. Что касается этой метки, я не буду тебе лгать, эру Шот: это своего рода привязь. Через нее мы будем знать, где и когда твоя кровь была пролита в достаточном количестве, чтобы представлять угрозу. Мы будем знать, где ты находишься, – на случай нового похищения или попытки побега. А еще с помощью этой метки мы сможем убить тебя, если придется, – быстро, безболезненно и бесповоротно, причем невзирая ни на какое расстояние. В этом случае твое тело сразу обратится в золу, чтобы никто другой не смог воспользоваться его… своеобычными свойствами. – Он вздохнул, его голос был полон сострадания. – Итак, рабством это не будет, но и полной свободой такую жизнь не назовешь. Выбор за тобой…
Как же я устала. Жутко устала от всего этого.
– Выбор?.. – спросила я с горечью, и голос прозвучал глухо. – Жизнь на поводке либо смерть? Такой выбор ты мне предлагаешь?..
– Уже то, что я его тебе предлагаю, эру Шот, есть великодушие. – Он положил руку мне на плечо. Наверное, хотел подбодрить. – Я ведь легко мог бы принудить тебя поступить так, как мне будет угодно.
У меня чесался язык сказать: «Ну прямо как новозоры!» – но в этом не было нужды. Он прекрасно знал, какого рода сделку мне предлагает. Арамери все равно получали то, чего хотели. Если я выберу смерть, они сцедят из моего тела всю кровь до последней капли и сохранят ее на случай будущей нужды. А если нет… Я чуть не рассмеялась, сообразив, что это означало. Они наверняка захотят, чтобы у меня были дети. Чего доброго, семья Шот станет своего рода тенью Арамери. Привилегии, всяческая защита… и несмываемые метки нашей особости. Вот только нормальной жизни у нас никогда больше не будет.
Я открыла рот, намереваясь сказать ему «нет». Сказать, что не приемлю такого существования, какое он мне предлагает. Но в последний момент вспомнила, что уже пообещала свою жизнь кое-кому другому.
И я решила, что так будет даже лучше. По крайней мере, Солнышку я смогу поставить условия, на которых согласна умереть.
Я точно издалека услышала собственный голос:
– Я… я прошу дать мне немного времени на размышление…
– Ну конечно, – сказал лорд Арамери, выпустил мое плечо и поднялся. – Еще сутки ты проведешь здесь как гостья, но завтра поутру я буду ждать от тебя ответа.
Еще сутки!.. Более чем достаточно.
– Благодарю, – сказала я.
Голос эхом отдался в ушах, и только в сердце было пусто и холодно. Я ничего не чувствовала.
Лорд отвернулся от нас, давая понять: аудиенция окончена. Хадо встал, жестом велев мне сделать то же, и мы вышли так же, как и вошли, – в молчании.
*
– Я хотела бы увидеться с Солнышком, – сказала я, когда мы вернулись в мою комнату.
Итак, я попала из одной камеры в другую, разве что покрасивее. И еще, во дворце, называвшемся Небо, окна вряд ли разбивались так же легко… А впрочем, какая разница? Пытаться выпрыгнуть еще и отсюда мне не понадобится…
Хадо, стоявший возле этого самого окна, кивнул:
– Я посмотрю, удастся ли отыскать его.
– Погоди, вы разве не держите его где-нибудь тут под замком?..
– Нет. Лорд Арамери лично распорядился, чтобы ему была предоставлена свобода перемещения по всему Небу. Так обстоит дело с тех пор, как его изначально сделали смертным – десять лет назад.
Я сидела за столом, передо мной была выставлена еда, но я к ней так и не прикоснулась.
– Он стал смертным… здесь?
– Да, здесь. Здесь все и произошло – рождение Сумеречной госпожи, освобождение Ночного хозяина и поражение Итемпаса. Все за одно утро.
«И еще гибель моего отца», – добавила я мысленно.
– Тогда Госпожа и Ночной хозяин оставили его здесь. – Хадо передернул плечами. – Впоследствии Теврил предоставил ему все мыслимое гостеприимство. Полагаю, кое-кто из числа Арамери надеялся, что он возглавит семейство и поведет его к новым вершинам славы… А он вместо этого ничего не делал и молчал. Засел в комнате и не двигался целых шесть месяцев. Говорят, раз или два скончался от жажды, прежде чем понял, что никуда не денешься – отныне придется и есть, и пить… А потом он в один прекрасный день просто встал и вышел вон, не предупредив и не попрощавшись. Теврил распорядился найти его, но ни у кого не получилось.
«Потому что он отправился в Деревню Предков», – мысленно добавила я. Какому Арамери в здравом уме пришло бы в голову искать там своего бога?
– Откуда тебе об этом известно? – нахмурилась я. – У тебя нет метки Арамери!
– Пока нет.
Мне показалось, что Хадо улыбался.
– Скоро получу. Это часть моего договора с Теврилом: если я хорошо себя покажу, меня примут в семью и возведут в ранг чистокровного. По-моему, справедливая награда за устранение угрозы богам.
– Примут в семью… – невольно повторила я. Я ведь и не подозревала, что такое вообще возможно. – Но… ну… Ты, по-моему, этих людей не очень-то и любишь.
На сей раз он весело хмыкнул, и у меня вновь возникло странное чувство, что этот человек был не по годам умудрен. А еще – было в нем что-то странное… темное.
– Когда-то, – проговорил он, – здесь содержали пленного бога. Это был жуткий, прекрасный и яростный бог. По ночам он бродил в белостенных залах, нагоняя ужас на обитателей Неба. От рассвета до заката бог погружался в сон, и тогда телу – живой смертной плоти, в которую он был заточен, – приходилось жить самому по себе…
Я тихо ахнула, поняв, в чем дело, но не в силах поверить. Пленным богом, о котором он говорил, был, конечно же, Ночной хозяин. Но тело, которое день-деньской гуляло само по себе, это… это…
Хадо, стоявший у окна, сложил руки на груди. Я легко разглядела это даже на фоне оконной темноты, ибо он был еще темней.
– Та еще была жизнь, доложу тебе, – проговорил он. – Люди, отчаянно боявшиеся бога, могли не опасаться человека. Они живо сообразили, что над мужчиной можно творить все то, чего никогда не потерпело бы божество… Так он и жил – короткими перебежками. Рождался каждое утро, а вечером умирал. И он ненавидел каждое мгновение этой так называемой жизни. А длилось это… Две. Тысячи. Лет.
Он покосился на меня. Я слушала с открытым ртом.
– А потом в один прекрасный день мужчина получил свободу. – Хадо раскинул руки. – Всю первую ночь своего нового существования он смотрел на звезды и плакал. Но уже на следующее утро он кое-что понял. Он понял, что наконец-то сможет умереть. Веками он об этом мечтал, а теперь… теперь ему не хотелось. Наконец-то ему досталась полная жизнь, целая жизнь в его единоличном распоряжении. Можно мечтать и исполнять эти мечты. И было бы… очень неправильно… растратить все это попусту. Или вообще отказаться.
Я облизала губы и сглотнула:
– Я…
И замолчала. Я собиралась сказать «понимаю», но это было бы неверно. Ни один смертный, равно как, вероятно, и бог, не мог представить себе той жизни, которую прожил Хадо. Помнится, Солнышко назвал Лил и Датэ детьми Нахадота. Так вот, передо мной было еще одно порождение Ночного хозяина, самое странное из всех.
– Это я вижу, – сказала я наконец. – Но… – Движением руки я обвела белые стены Неба. – Но жизнь ли это? Быть может, что-нибудь более обычное и земное…
– Я провел всю жизнь, служа власти. Я страдал за нее… Вынес больше, чем ты себе можешь представить. И вот я свободен. Что ж мне теперь – уехать в деревню, выстроить домик и овощи разводить?.. Найти подругу, которую я мог бы терпеть; родить и воспитать ораву отпрысков?.. Стать простецом вроде тебя, беззащитным и без гроша в кармане?..
Забывшись, я мрачно насупилась, и он усмехнулся:
– Власть – вот все, что я знаю. Из меня получится неплохой глава семьи, как тебе кажется? Вот возведут меня в чистокровные…
По-моему, он говорил искренне, и это-то и было самое страшное.
– Полагаю, лорд Арамери сделает превеликую глупость, если подпустит тебя сколько-нибудь близко к себе, – проговорила я медленно.
Хадо покачал головой. Ему было смешно.
– Ладно. Пойду отыщу для тебя лорда Итемпаса.
Странно было слышать это имя в применении к Солнышку… Я рассеянно кивнула, и Хадо направился к двери. Он был уже у порога, когда неожиданная мысль осенила меня.
– А что бы ты сам выбрал? – спросила я. – Ну, будь ты на моем месте? Что бы ты выбрал? Жизнь на цепи – или все-таки смерть?
– Я и за саму возможность выбора сказал бы спасибо.
– Это не ответ.
– Конечно не ответ. Но если так уж хочешь знать, я выбрал бы жизнь. Если бы передо мной в самом деле был выбор, я остался бы жить.
Я нахмурилась, размышляя над услышанным. Хадо помедлил возле двери и сказал еще:
– Ты провела немало времени среди богов, эру Шот. Скажи, ты разве не заметила? Да, они живут вечно, но многие из них еще более одиноки и несчастны, нежели мы. Почему, думаешь, они с нами возятся? Потому, что мы учим их ценности жизни. Вот я на твоем месте и жил бы – хоть ради того, чтобы позлить их. – Он невесело рассмеялся, потом вздохнул и отвесил мне насмешливый поклон: – Приятного вечера.
– Приятного, – отозвалась я.
И вот он ушел, а я все сидела и думала, думала…
*
Я поела, не ощутив вкуса, повинуясь больше привычке, чем необходимости. Потом опустила голову и задремала… Когда я проснулась, в комнате присутствовал Солнышко.
Еще не продрав глаз и не распрямив затекшей спины, я услышала и узнала его дыхание. Я была так измучена телом и душой, что заснула прямо за столом, у остатков еды, преклонив голову на сгиб здоровой руки. Вскинувшись, я стукнулась рукой в перевязи о край стола, но вместо безумной боли толчок породил лишь вполне терпимый спазм. Я поняла, что божественные сигилы почти завершили работу.
– Привет, – сказала я. – Спасибо, что дал мне поспать.
Он ничего не ответил, но я уже привыкла к этому.
– Что с тобой приключилось?
Он передернул плечами. Он сидел за тем же столом, напротив меня, достаточно близко, чтобы я могла слышать его движения.
– Меня расспрашивали в Белом зале. Потом мы пришли сюда.
«Могла бы и сама догадаться», – подумала я, но вслух этого не произнесла. Таков был Солнышко: соблаговолил хоть что-то рассказать, и на том спасибо.
– А куда ты пошел после того, как тебя доставили сюда? – спросила я.
И мысленно побилась сама с собой об заклад, что он ответит: никуда. И он не разочаровал меня:
– Никуда. Не важно.
Я не сдержала улыбки. Как здорово! Уже долгое, долгое время у меня не было ни причины, ни желания вот так улыбнуться, просто и от души. Я улыбнулась и невольно вспомнила о давно минувших днях, о той невозвратимой жизни, когда беспокоиться приходилось только о том, как бы обеспечить завтрашний обед да проследить, чтобы Солнышко не залил кровью мои ковры. Я едва ли не расцеловать его была готова за это напоминание.
– А тебе вообще что-нибудь важно? – продолжая улыбаться, осведомилась я. – Ну хоть что-нибудь?
– Нет, – сказал он.
Опять этот ровный, холодный голос, начисто лишенный чувств. Я подумала, что приближаюсь к пониманию, насколько это неправильно для него, существа, некогда олицетворявшего свет и тепло.
– Врун несчастный, – припечатала я.
Он промолчал. Я взяла в руки маленький нож, который принесли вместе с едой. Мне нравилось, как лежала в ладони его чуть шершавая деревянная рукоять. Честно говоря, я ожидала, что во дворце под названием Небо пользуются более изысканными материалами – фарфором там, к примеру, или серебром. Ан нет, практичное и обиходное дерево и здесь было в ходу. Хотя, возможно, это какая-то дорогая порода.
– Для тебя важны твои дети, – сказала я. – Ты боялся, что Датэ сумеет навредить твоему прежнему возлюбленному, Ночному хозяину. Значит, тебе и на него не наплевать. А если бы ты хоть самую чуточку постарался, ты бы, может, и Сумеречную госпожу сумел полюбить… если, конечно, она захотела бы связаться с тобой!
Опять молчание.
– Я думаю, для тебя очень многое имеет значение. Даже больше, чем хотелось бы тебе самому. На самом деле жизнь еще не исчерпала для тебя возможностей…
– Чего ты хочешь от меня, Орри? – спросил Солнышко.
И голос у него был… нет, не холодный. Не безразличный. Просто усталый. Память услужливо подсказала мне услышанное от Хадо: «Они еще более одиноки и несчастны, нежели мы». Повозившись с Солнышком, в это легко было поверить.
Я тряхнула головой и негромко рассмеялась.
– Не знаю, – ответила я. – Я думала, это ты мне скажешь. Ты ведь у нас бог, в конце-то концов, а не я. Если бы я молилась тебе, испрашивая водительства, и тебе вздумалось ответить, что бы ты мне сказал?
– Я бы не ответил.
– Потому что тебе все равно? Или потому, что не знал бы, что сказать?
Снова молчание.
Я положила ножик, встала и обогнула стол. Ощупью я нашла Солнышко, мои пальцы пробежали по его лицу, волосам, шее. Он сидел не двигаясь и ждал продолжения, хотя я чувствовала его внутреннее напряжение. Неужели его тревожила необходимость убить меня?.. Я посчитала такую мысль тщеславной и отбросила ее.
