Текст книги "Наследие. Трилогия (ЛП)"
Автор книги: Нора Кейта Джемисин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 77 страниц)
И тем не менее…
Сиэй почему-то закрыл рот. Посмотрел на Солнышко. Стиснул зубы, сузил глаза:
– Ну так что? Эта смертная вправду говорит за тебя, отец?
Солнышко не ответил. Все его тело излучало страшное напряжение, но проложить себе путь словами оно не могло. Я этому не удивилась. Я даже выпустила его руку, чтобы ему проще было оставить меня, когда он уйдет.
Его ладонь внезапным движением сомкнулась на моей – плотно, с судорожной силой. Я бы теперь не смогла высвободиться, даже если бы захотела.
Пока я удивленно моргала, соображая, что бы это значило, Сиэй недовольно вздохнул.
– Не пойму я тебя, – сказал он мне. – Ты же вроде не дура. Он же пустая трата твоих сил! Неужели ты из тех женщин, которым для счастья нужно непременно мучить себя? Которые примут только такого любовника, что станет избивать?
Я негромко ответила:
– Моим возлюбленным был Сумасброд.
При этих словах Сиэй искренне опечалился:
– Я и забыл… Мне жаль.
– Мне тоже.
Я вздохнула и потерла глаза, они отчего-то вновь разболелись. Видно, во дворце под названием Небо было многовато магии; я не привыкла все время видеть. Мне не хватало тьмы Тени с ее редкими искрами и проблесками волшебства.
– Дело просто в том, что вы… все вы будете жить вечно… – Тут я спохватилась и поправилась с горькой улыбкой: – Не принимая в расчет возможность убийства, конечно. У вас вечность впереди, чтобы разобраться друг с другом…
То, чего всяко не было бы у нас с Сумасбродом, даже если бы он не погиб. А еще я жутко устала; волевое усилие, чтобы не подпускать к себе горе, давалось мне все с большим трудом.
– Я просто не вижу смысла проводить эту вечность в ненависти. Вот и все…
Сиэй задумчиво смотрел на меня. Его зрачки внезапно изменились, превратившись в пристальные кошачьи щелки, только на сей раз их преображение не сопровождалось угрозой. Быть может, ему, как и мне, требовались странные глаза, чтобы видеть недоступное остальным. Потом он обратил эти свои глаза на Солнышко и долго рассматривал его, не говоря ни слова… Не знаю уж, что он углядел, но увиденное не развеяло его гнев. Другое дело, что и нападать он не стал, и я решила считать это победой.
– Сиэй… – вдруг сказал Солнышко.
Его рука крепко, почти до боли, сжала мою. Я скрипнула зубами и промолчала, не смея встревать. Я слышала, как он набрал воздуха в грудь…
– Только не вздумай извиняться передо мной, – сказал Сиэй.
Он говорил очень тихо, быть может чувствуя то же, что и я. Его лицо стало очень холодным, превратившись в сущую маску гнева.
– То, что ты сделал, не может быть искуплено всего лишь словами. Даже пытаться приносить извинения значит оскорбить. Не только меня – саму мамину память…
Солнышко замер. Потом его рука дернулась на моей, ни дать ни взять черпая силы в прикосновении, потому что он все-таки заговорил.
– Если не слова… – сказал он. – Помогут ли деяния?
Сиэй улыбнулся. Я была готова поклясться, что зубы у него заострились.
– Какие же деяния могут искупить твои преступления, мой блистательный родитель?
Солнышко отвел глаза, и его хватка наконец ослабла.
– Никакие. Я знаю.
Сиэй глубоко вдохнул и тяжело, медленно выдохнул. Покачал головой, глянул на меня, вновь покачал головой и наконец отвернулся.
– Я передам матери, что ты отлично справляешься, – сказал он Теврилу.
Тот не проронил ни слова за время нашего разговора; полагаю, он слушал, затаив дыхание.
– Она рада будет это слышать.
Теврил наклонил голову в этаком полупоклоне.
– Сама-то она как? Благополучно?
– Еще как благополучно! Божественность очень ей подошла. Это мы тут на ушах ходим…
Мне показалось, он на мгновение заколебался и хотел было вновь повернуться к нам с Солнышком, но в итоге лишь кивнул Теврилу:
– Ну, до новой встречи, лорд Арамери.
И испарился.
Теврил проводил его исчезновение долгим вздохом, выразившись, кажется, за всех нас.
– Что ж, – сказал он. – С этим делом мы покончили, осталось решить лишь одно. Ты обдумала мое предложение, эру Шот?
Я на самом деле лелеяла одну-единственную надежду. Если я выберу жизнь и позволю Арамери пользоваться собой, быть может, когда-нибудь мне удастся освободиться. Найду способ… Жалкая, почти несбыточная надежда, но больше-то у меня ничего не было.
– Вы уладите для меня дела с орденом Итемпаса? – спросила я, силясь сохранить достоинство.
Настал мой черед искать поддержки у Солнышка. Продавать душу казалось некоторым образом проще, пока он рядом.
Теврил чуть наклонил голову:
– Это уже сделано.
– И еще… – Я помедлила. – Вы дадите мне слово, что эта метка, которую я обязуюсь носить… Что она будет делать только то, что вы сказали?
Он приподнял бровь:
– Эру Шот, как мне кажется, вы не в том положении, чтобы очень уж торговаться.
Я вздрогнула и съежилась, потому что он, конечно, был прав, но моя свободная рука сжалась в кулак. Очень уж я не любила, когда мне угрожали.
– Я могу сказать младшим богам, что я такое. Они убьют меня, но хоть не станут использовать так, как собираетесь вы.
Лорд Арамери откинулся на троне и положил ногу на ногу:
– Ты не знаешь этого наверняка, эру Шот. К примеру, расскажешь ты какой-нибудь богорожденной, а у нее окажутся свои враги, от которых она не прочь избавиться. Ты в самом деле готова сменить смертного хозяина на бессмертного?
Я о такой возможности даже и не задумывалась. Представив, что могло получиться, я застыла от ужаса.
– Не бывать тебе ее хозяином, – сказал Солнышко.
Я так и подпрыгнула. Теврил медленно вдохнул и не спеша выдохнул.
– Господин мой, – сказал он. – Боюсь, ты не знаешь подробностей нашего предыдущего разговора. Эру Шот знает, какая опасность подстерегает ее, останься она на свободе.
При этом его тон явственно говорил: «А ты не в том положении, чтобы за нее торговаться». Произносить это словами даже не требовалось. Все было и так очевидно просто до боли.
– Опасность, которая подстерегает ее, если ты предъявишь на нее права, – отрезал Солнышко.
Я ушам своим не верила. Неужто он в самом деле пытался вступиться за меня?..
Солнышко выпустил мою руку и шагнул вперед.
– Ты не сможешь сохранить ее существование в тайне, – сказал он. – Ты не сможешь убить достаточно народу, чтобы спокойно сделать ее своим оружием. Лучше бы ты совсем ее сюда не забирал. Тогда ты мог бы хоть отпереться, что вообще не знал о ней!
Я нахмурилась, ничего не понимая. Но Теврил снял одну ногу с другой и негромко спросил:
– Так ты намерен поведать о ней другим богам?
Тут до меня наконец дошло. Солнышко не так уж беспомощен. Его невозможно убить насовсем. Его не получится навсегда засадить под замок, потому что его наказание подразумевало странствия по миру смертных и постижение житейских уроков этого мира. В какой-то момент его неизбежно примется разыскивать кто-то еще из богов – хотя бы ради того, чтобы позлорадствовать его унижению. Тут-то и рассыплется план Теврила, задумавшего сделать меня тайным оружием Арамери.
– Я никому ничего не скажу, – тихо продолжал Солнышко, – если ты отпустишь ее.
Я затаила дыхание.
Теврил некоторое время молчал.
– Нет, – сказал он затем. – Моя первейшая забота осталась неизменной: она слишком опасна, чтобы жить без присмотра и защиты. Уж лучше ее сразу убить!
Тем самым он не только прекращал мою жизнь, но и разбивал все доводы Солнышка.
Это было подобно игре никким: вереницы ложных ходов, которыми противники стремились запутать один другого. Я как-то никогда не обращала внимания на подобные игры, ведь я не могла видеть их и понятия не имела, что происходило при ничьей. Но вот быть призом в игре мне определенно не нравилось.
– Она жила тихо и благополучно, пока ее не начал преследовать орден, – сказал Солнышко. – Безвестность веками защищала ее происхождение. Даже от богов. Верните ей это – и все станет как прежде.
Солнышко помолчал.
– К тому же у вас еще осталась демонская кровь, которую вы забрали перед разрушением Дома Восставшего Солнца.
– Так они забрали… – ляпнула я.
И, спохватившись, умолкла. Только руки стиснула в кулаки. Уж конечно, они не оставили бы подобную ценность пропадать втуне. Моя кровь, кровь Датэ, наконечники… Чего доброго, они переняли и метод возгонки, изобретенный Датэ. Арамери таки получили свое оружие – со мной или без меня. Чтоб им пусто было!
Тем не менее Солнышко был прав. Если лорд Арамери забрал эту кровь, я ему не нужна.
Теврил поднялся с трона. Сошел по ступеням, миновал стражников и остановился у окна. Я видела, как он стоял там, глядя наружу – на мир, которым ему выпало править, и на черное солнце, грозный знак божественной немилости. Он сцепил руки за спиной.
– Безвестность, говоришь… – сказал он и вздохнул. Когда я услышала этот вздох, в сердце робко шевельнулась надежда. – Что ж, очень хорошо. Я весьма расположен это обдумать. Но каким образом добиться безвестности? Я должен поубивать всех горожан, которые ее знали? Как ты сам говоришь, это потребует непрактично много смертей…
Я содрогнулась, тотчас вспомнив Вуроя и прочих своих друзей из Ремесленного ряда. Своего домовладельца. Старушку, жившую через улицу, любительницу посплетничать с соседями о слепой девушке и ее приятеле-боге. А как же Римарн и другие жрецы из Белого зала? Дюжины безымянных стражников и слуг… В том числе и тех, что стояли здесь, поневоле слушая наш разговор…
– Нет, – выпалила я. – Я лучше покину Тень. Я и так собиралась отсюда уехать. Я отправлюсь куда-нибудь, где никто не знает меня, никогда ни с кем не заговорю, только не…
– Убейте ее, – сказал Солнышко.
Я вздрогнула и уставилась на его профиль. Он покосился на меня.
– Если она будет мертва, ее тайна утратит значение. Никто ее не станет искать. И никто не сможет использовать.
Тут я все поняла, правда, от этой мысли у меня по спине побежали мурашки. Теврил обернулся и посмотрел на нас через плечо:
– Ложная смерть? Интересно… – Он немного подумал. – Только все надо будет проделать очень тщательно. Она никогда не сможет переговорить ни с друзьями, ни даже с матерью. Она больше не будет зваться Орри Шот. Я обеспечу ей переезд, необходимые средства и правдоподобное прошлое. Может, даже устрою великолепные похороны отважной женщины, не пощадившей собственной жизни ради разоблачения заговора против богов. Но если мои шпионы перехватят малейший слух, любой намек на то, что ты все-таки жива, – игре конец, эру Шот. Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы ты вновь не попала в скверные руки. Мы понимаем друг друга?
Я посмотрела на него, на Солнышко… потом на себя. Мое собственное тело было тенью, силуэтом на фоне неизменного сияния Неба. Нежные холмики грудей. Руки, так удивительно сложно устроенные. Я подняла их, повернула кисти, согнула пальцы. Ступни… Длинный завиток волос на самом краю поля зрения… Я никогда еще не видела саму себя вот так, почти полностью.
Ужас какой – умереть, хотя бы и ложной смертью. Друзья станут оплакивать меня, а я оплачу свою жизнь, которую, впрочем, уже потеряла. А моя мама! Бедная мама: сперва она лишилась отца, а теперь…
Но больше всего я скорбела о расставании с Тенью, со всеми чудесами, странностями и магией этого города, всем тем прекрасным и пугающим, что я здесь узнала, пережила, видела…
Когда-то я хотела умереть. Это, пожалуй, будет хуже. Но если я это сделаю, я буду свободна.
Должно быть, я слишком долго молчала. Солнышко повернулся ко мне, его тяжелый взгляд был полон такого сострадания – я и не думала, что он способен на подобное. Он понимал. Конечно, он понимал.
До чего же временами тяжко жить…
– Я понимаю, – сказала я лорду Арамери.
Он кивнул:
– Значит, так мы и сделаем. Останься здесь еще на день. Этого времени мне хватит, чтобы обо всем распорядиться.
И он отвернулся к окну, вновь молча показывая: аудиенция завершена.
Я стояла не двигаясь, не смея поверить. Я была свободна. Свободна. Совсем как в прежние времена…
Солнышко повернулся идти, потом оглянулся на меня. Его раздражала моя медлительность. Тоже как в прежние времена.
За одним исключением – сейчас он боролся за меня. И победил.
Я засеменила следом и ухватилась за его руку. И даже если он был недоволен тем, как я уткнулась носом ему в плечо, пока мы шли обратно к себе, – жаловаться не стал…
19
«ВОЙНА ДЕМОНОВ»
(уголь и мел, черная бумага)
Вот на том все могло бы и кончиться. Так оно и было бы лучше всего, правда? Низвергнутый бог, «мертвая» демоница… две покалеченные души, хромая, ковыляющие назад к жизни… Я думаю, примерно такого конца заслуживала эта история. Негромкого и обыкновенного.
Только тебе бы это вряд ли понравилось, я угадала? Как же без завершающего взлета и соответствующих переживаний?.. Ну так я вот что скажу. Потом еще кое-что случилось. И сперва мне казалось, что всем здорово повезло, но теперь что-то я сомневаюсь…
*
В ту ночь я спала крепко и глубоко. Это даже притом, что я боялась будущего, что выговорил мне Солнышко, что я тревожилась за Пайтью и остальных и питала самые циничные подозрения, что лорд Арамери все-таки найдет какой-нибудь способ изящно и доброжелательно прибрать меня к ногтю. Рука моя окончательно зажила, так что я стащила перевязь, размотала повязки и сняла бумажку с сигилами. Потом долго отмокала в глубокой ванне, празднуя избавление от боли, и наконец свернулась клубочком под теплым боком у Солнышка. Он подвинулся, давая мне место, и, погружаясь в сон, я чувствовала на себе его взгляд.
После полуночи я проснулась, как от толчка. Заморгала, ничего не понимая спросонья, и перекатилась в постели. В комнате царила тишина. Волшебные стены Неба не пропускали ни звуков из ближних залов, ни даже завывания ветра, который наверняка свирепствовал здесь, высоко над землей. В этом смысле в Доме Восставшего Солнца мне нравилось больше. Там со всех сторон доносились негромкие голоса жизни: кто-то ходил по коридорам, распевал гимны, слышалось негромкое поскрипывание Древа, качавшегося на ветру… Я была весьма далека от того, чтобы скучать по Дому или его обитателям, но, согласитесь, пребывание там имело и светлые стороны!
Ну а здесь была лишь тишина и ярко сияющая неподвижность. Солнышко спал рядом со мной, дыша медленно и глубоко. Я попыталась понять, что же разбудило меня. Может, кошмар приснился? Нет, ничего такого я не припоминала. Приподнявшись, я оглядела комнату, благо магическое свечение давало мне такую возможность… Что ж, когда я покину Небо, кое-чего мне определенно будет недоставать.
Я ничего не увидела, но все равно не могла отделаться от острой тревоги. И всю кожу покалывало, как если бы что-то прикоснулось ко мне.
Потом я услышала сзади звук, словно там разорвался воздух.
Я крутанулась, мигом перестав о чем-либо думать… И точно: вот она, дыра размером с меня, похожая на огромный распахнутый рот. Как глупо, как глупо!.. Я же знала, что он по-прежнему где-то там, на свободе, но почему-то воображала, будто пребываю в безопасности в крепости Арамери. Дура, дура, дура…
Прежде чем я успела открыть рот и заорать, всасывающая сила дыры протащила меня до середины кровати. Я судорожно цеплялась за простыни, но сама понимала тщету своих усилий. Воображение уже рисовало мне, как эти простыни просто стаскиваются с постели и беспомощно развеваются в воздухе, а я проваливаюсь в дыру, ведущую в персональную Преисподнюю, что Датэ для меня выстроил…
Потом произошел рывок, да такой, что мне обожгло костяшки пальцев о ткань. Простыни за что-то зацепились. На запястье сомкнулась могучая ладонь.
Солнышко…
Меня спиной вперед унесло сквозь жуткий металлический вой, и он улетел вместе со мной. Вопя и барахтаясь, я тем не менее осознавала его присутствие рядом, даже когда ощущение его руки на моем запястье сменилось холодным онемением Пустоты. Мы валились куда-то сквозь дрожащую тьму, падали кувырком…
Способность воспринимать окружающее вернулась ко мне, когда мы врезались во что-то твердое. Я ударилась оземь – оземь?.. – первой, причем с такой силой, что из легких вышибло воздух и я почувствовала, как он из меня выходил. Солнышко рухнул поблизости, охнув от боли, но сразу перекатился и вскочил, вздернув на ноги и меня. Я судорожно вдохнула и принялась дико озираться, хотя не видела ничего, кроме темноты.
Однако потом мои глаза кое-что различили. Во мраке плавало нечто расплывчатое, скорчившееся, словно зародыш. Оно, впрочем, не двигалось, а потом я заметила мерцание между ним и собой. Что-то поблескивало, точно стекло. Я попыталась понять, что же это, и увидела по ту сторону «стекла» еще один сумрачный силуэт. Этот я сразу узнала по смуглому оттенку кожи: Китр! Она тоже не двигалась. Я потянулась к ней, но руки уперлись в стеклянистую темноту, которая была плотной и твердой и окружала нас со всех сторон, сверху и снизу. Ни дать ни взять пузырь обычной реальности, вырезанный в жуткой субстанции Пустоты.
Я повернулась в другую сторону… и увидела Датэ.
Он был к нам ближе, чем те расплывчатые силуэты, – на другом конце довольно обширного пузыря. Я даже не была уверена, знал ли он о нашем присутствии, хотя именно по его воле мы здесь оказались: обратясь к нам спиной, он сидел на корточках среди распластанных тел. Тела я рассмотреть не могла, за исключением тех мест, где они заслоняли силуэт Датэ, но я чувствовала в воздухе кровь – густой, тошнотворный запах свежей крови. И слышала звуки, которые надеялась никогда более не услышать. Раздираемая плоть. Жующие челюсти…
Я напряглась всем телом, на моем запястье сжалась рука Солнышка. Значит, он тоже увидел Датэ: был все же свет в его пустом мире. И Солнышко мог различить, кто из его детей лежал здесь поруганный, лишенный магии жизни.
Слезы бессильной ярости обожгли мне глаза. Только не это! Только не снова!..
Я прошептала:
– Да проклянут тебя боги, Датэ…
Датэ отвлекся от своего занятия. И повернулся к нам, не вставая, каким-то странным, стелющимся движением. Его рот, одежда и руки были заляпаны темным, левая ладонь сжимала сочащийся кусок… Он уставился на нас, точно внезапно разбуженный лунатик. Я не могла различить, где у него в глазах кончался зрачок и начиналась радужная оболочка – они казались двумя темными ямами, врезанными в белое.
Он постепенно возвращался к обычному состоянию. Потом спросил:
– Где Серимн?
Я резко ответила:
– Мертва!
Он нахмурился, но как-то недоуменно. Медленно поднялся на ноги. Открыл рот, желая что-то сказать, но тут заметил сердце у себя в кулаке. Нахмурившись, он отшвырнул его в сторону и шагнул к нам.
– Где моя жена? – повторил он.
Я сурово сдвинула брови, но это была напускная храбрость: на самом деле душа у меня ушла в пятки. Сила истекала из него, как вода, я чувствовала ее давление, от нее у меня мурашки по коже бегали. Она переливалась и мерцала в воздухе вокруг него, наполняя весь пузырь неверным свечением. Никто не видел Датэ с тех самых пор, как воины Арамери разгромили Дом Восставшего Солнца. Где он был все это время? Прятался здесь, в своей Пустоте, убивая и пожирая богорожденных, впитывая их мощь, становясь все сильней… и безумней…
– Серимн мертва, слышишь ты, чудище, – сказала я ему. – Ты что, не слышал меня? Боги забрали ее в свое царство для воздаяния, которое она вполне заслужила. Они и тебя скоро найдут!
Датэ остановился. Его брови сошлись еще круче. Он тряхнул головой:
– Она не умерла. Я бы почувствовал.
Я содрогнулась. Стало быть, на Ночного хозяина все же нашло творческое настроение, о чем и предупреждал Сиэй.
– Не мертва, так умрет. Или ты хочешь бросить вызов Троим?
– Я с самого начала собирался сделать это, госпожа Орри.
Датэ вновь тряхнул головой, потом улыбнулся, показав зубы, обведенные кровавой каемкой. Так я впервые увидела некий намек на его прежнюю сущность, и мне стало холодно от ужаса. Он пожирал младших богов в надежде похитить их силу, и, похоже, у него получалось. Но что-то другое пошло совсем-совсем не так, как предполагалось. И это ясно читалось в его улыбке и в пустоте его взгляда.
Как тогда выразилась Лил? «Нехорошо это, очень нехорошо, когда смертный кого-то из нас ест…»
Он оглянулся, созерцая плоды рук своих. Похоже, вид тел его порадовал, потому что он рассмеялся, породив эхо в стенах пузыря.
– Мы, демоны, тоже дети богов, так ведь? Однако они охотились на нас и почти всех истребили. Это что, правильно?
Тут я подпрыгнула, потому что последнюю фразу он прокричал. Дальше он говорил сквозь смех:
– Как по мне, они настолько боятся нас, что пора нам уже дать вещественную причину для страха. Их преследуемые, загнанные дети восстали и грядут занять их место!
– Не мели чепухи, – сказал Солнышко.
Он еще удерживал мою руку, но я чувствовала напряжение во всем его теле. Да, ему было страшно, но вместе со страхом рос гнев.
– Смертному не дано распоряжаться могуществом бога. Даже если ты победишь Троих, сама вселенная рассыплется у тебя под ногами.
– Тогда я создам новую! – в безумном восторге выкрикнул Датэ. – Ты же вот спряталась от моей Пустоты, а, Орри Шот? Ничему не обученная, до смерти напуганная, повинуясь лишь внутреннему чутью, ты создала себе царство и укрылась в нем.
Он протянул мне руку, и я с ужасом поняла: он вправду ждал, что я ее приму.
– Вот почему Серимн надеялась переманить тебя к нам! Я могу создать лишь это царство, а ты строишь их дюжинами! Ты поможешь мне вылепить мир, где смертным никогда не придется жить в страхе перед богами. В этой вселенной мы с тобой сами будем богами – как нам по праву и надлежит!
Я попятилась от его руки, споткнулась и уперлась лопатками в твердь. Позади была стена, созданная Датэ.
Некуда бежать.
– Твой дар и прежде существовал в нашем племени, – продолжал Датэ.
Он больше не тянулся ко мне, но далее за плечом Солнышка я не могла укрыться от его глаз, светившихся почти плотским вожделением.
– Даже когда нас были многие сотни, этот дар считался большой редкостью. Он был присущ лишь детям Энефы. И мне нужна эта магия, госпожа Орри.
– Во имя Вихря, о чем ты? – спросила я требовательно.
Свободной рукой я отчаянно шарила по гладкой поверхности у себя за спиной: вдруг обнаружится дверная ручка!
– Ты уже заставил меня убивать для тебя. Чего ты еще требуешь? Чтобы я проглотила плоть младших богов и спятила вместе с тобой?..
Он удивленно сморгнул:
– Что?.. Нет. Нет, конечно. Ты была любовницей богорожденного. Лично я никогда не доверился бы тебе, но твоя магия не должна пропасть втуне. Я могу съесть твое сердце и сам распоряжаться твоей силой…
Кровь в моих жилах обратилась в лед. Солнышко, напротив, шагнул вперед, заслоняя меня.
– Орри, – сказал он негромко. – Примени свою магию, чтобы нам выбраться отсюда.
Я сбросила цепенящий ужас и зашарила в воздухе, отыскивая его плечо. И… перестала что-либо понимать: я-то думала, у него дрожали поджилки, как и у меня, но в нем совершенно не чувствовалось страха.
– Я… Я не…
Он пропустил мимо ушей мой испуганный лепет.
– Ты и прежде вырывалась из его власти. Открой дверь назад в Небо. А я позабочусь, чтобы он за нами не последовал.
И тут до меня дошло, что я его видела. Он начал сиять. Он решился встать на мою защиту, и божественная сила возвращалась к нему.
Датэ ощерился и развел руки.
– Прочь с дороги, – зарычал он.
Я сощурилась. Датэ тоже начал сиять. Только он переливался тошнотворной смесью несочетаемых цветов, названий которым я даже не знала. У меня живот заболел от этого зрелища. Цвета были чудовищно яркими. Оказывается, я не представляла, какую мощь он успел накопить.
Я не могла ничего понять, пока не моргнула и мои глаза не ответили тем странным, непроизвольным приспособлением, что причиняло мне такую боль. Я вдруг по-настоящему увидела Датэ, пробившись сквозь волшебную личину, воздвигнутую его искусством писца…
И увиденное заставило меня завопить. Перед нами стояло нечто громадное, вздымающееся, оно покачивалось на двадцати ногах и размахивало соответствующим количеством рук, а его лицо… Благие боги, ЕГО ЛИЦО!.. Оно было столь непередаваемо жутким, что я волей-неволей должна была дать выход охватившему меня ужасу.
– Делай, что говорю! – рявкнул на меня Солнышко. – Живо!
И, пылая, рванулся вперед, навстречу Датэ.
– Нет, – прошептала я, мотая головой.
Я не могла отвести взгляд от огромной ревущей твари, в которую превратился Датэ. Мне хотелось отрицать все, что я увидела в его лице. Ласковую улыбку Пайтьи, квадратные зубы Кинули… глаза Сумасброда… и еще многие-многие черты… От самого Датэ, по сути, почти ничего не осталось – лишь воля да ненависть. Скольких богорожденных он сожрал? Достаточно, чтобы истребить в нем все человеческое, наделив взамен невероятным могуществом…
Вступая в бой с таким существом, никто не мог надеяться на победу. Даже Солнышко. Сейчас Датэ убьет его, после чего придет за моим сердцем. Я окажусь заперта в нем, а моя душа – навеки порабощена…
– Не-е-ет…
Я подбежала к стене пузыря и замолотила руками по холодной блестящей поверхности. Ужас отнял у меня способность мыслить связно. Я задыхалась. Я хотела только одного: бежать, бежать прочь…
Руки вдруг стали видимыми. А между ними вспыхнуло и явилось еще что-то новое.
Я остановилась: изумление пересилило панику. Передо мной, тихо мерцая, вращался шарик серебристого света. Глядя на него, я неожиданно увидела на его поверхности чье-то лицо. Я моргнула, и лицо моргнуло в ответ. Потому что оно было моим собственным. Вернее, моим отражением в зеркале. Об этом я тоже прежде слыхала, но сама ни разу не видела. Форма шарика искажала черты, но все же я увидела скулы, рот, исковерканный плачем, белые зубы…
Но всего яснее я увидела свои глаза.
Они оказались совсем не такими, как я ожидала. Я уже говорила, что у меня на месте радужек – сплетение серо-стальных, непроницаемых лепестков; так вот, там светились огоньки. Маленькие такие, колеблющиеся, мерцающие. Серые лепестки куда-то втянулись, раскрылись, точно цветы, явив… нечто еще более странное.
Какого?..
Позади раздался крик, звук удара. Я обернулась, и в моем поле зрения пронеслось что-то вроде кометы. Только эта комета падала с криком, разбрасывая огонь вместо крови.
Солнышко…
Датэ хрипло зашипел, воздевая две из множества похищенных рук. С них каплями масла стекал тошнотворно-пестрый свет и шлепался на пол. Там, куда падали капли, раздавалось шипение.
Серебряный шарик между моими ладонями замерцал и пропал.
Забыв и про побег, и про все чудеса магии, я кинулась туда, где лежал Солнышко. Он почти не сиял. И не двигался. Перевернув его на спину, я убедилась, что он жив, – по крайней мере, дышит, хотя и трудно, неровно. Его грудь от плеча до бедра пересекала полоса темноты. Отрицание света, казавшееся прямо-таки непристойным. Я коснулась полосы, но там не было раны. Равно как и магии.
И я поняла: из чего бы ни состояла кровь демона, она уничтожала магию жизненной субстанции божества. И Датэ нашел способ ее направлять. Или это стало высшим свойством его новой ипостаси. Теперь он был не просто демоном, но богом, чью природу составляло качество смертности. Он понемногу, удар за ударом, превращал Солнышко в обычного смертного. А когда превращение завершится, он его попросту разорвет.
– Госпожа Орри, – выдохнула тварь, некогда бывшая Датэ.
Я даже про себя больше не могла называть ее человеком. В ее голосе угадывался целый хор голосов, женских и мужских, молодых и старых, они смешивались, путались, рождали эхо. Тварь тяжело дышала, подползая ко мне. Казалось, у нее множество легких… или что там богорожденные устраивают в своих телах, изображая человеческое дыхание.
– Мы – последние из нашего рода, – продолжало существо. – Ты и я. Я был не прав, я зря, зря, зря тебе угрожал…
Оно помолчало, тряхнуло огромной головой, словно наводя в мыслях порядок.
– Мне нужна твоя сила. Присоединяйся ко мне, используй ее для меня, и я не трону тебя.
Шесть ног разом выдвинулись вперед, и оно переместилось еще ближе ко мне.
Я не верила бывшему Датэ. Не смела верить ему. Даже согласись я участвовать в его планах – при его вывихнутой разумности, вполне соответствовавшей телу, он запросто убьет меня из простого каприза. И в любом случае он убьет Солнышко. Причем насовсем, так, что тот уже не воскреснет. И что ждет вселенную со смертью одного из Троих?
И заботит ли это безумного пожирателя богов?..
Не думая, я вцепилась в Солнышко в поисках хоть какой-то опоры от наползающего ужаса. Он зашевелился под моими руками, хорошо если наполовину придя в себя… Какая с него защита? Вот и его сияние начало угасать… И все-таки он еще жив. Если я смогу протянуть время, может быть, он соберется с силами?
– П-присоединиться к т-тебе?.. – спросила я, заикаясь.
По облику твари-Датэ прошла дрожь, и многоногая, многорукая жуть перелилась в обыкновенную смертную форму, знакомую мне по Дому Восставшего Солнца. Теперь я знала, что это лишь иллюзия. Он мог обмануть мое зрение, но я все равно чувствовала присутствие искаженной, свернутой реальности. Датэ чем-то напоминал Лил: безобидная внешность – и ужас внутри.
– Да, – сказал он… оно? – и на сей раз я услышала всего один голос. Существо указало рукой себе за спину, туда, где, как я помнила, лежали тела младших богов. – Я мог бы тебя обучить. Сделать тебя с-с-и-и-ильной…
Глаза Датэ утратили сосредоточение, и облик расплылся: личина на мгновение дала трещину. Видно было, какого труда ему стоило ее удерживать. Ничего удивительного, что монстр медлил меня пожирать. Еще одно сердце, еще одну похищенную душу он вполне мог и не удержать.
Солнышко застонал, и лицо твари сделалось жестким.
– Но прежде ты должна кое-что для меня сделать…
Теперь бывший Датэ давился рыданиями и говорил голосом Сумасброда, ласковым, убедительным. А руки то обрастали когтями, то сжимались в кулаки.
– То существо, чья голова у тебя на коленях… Я думал, в нем нет истинной магии, но теперь вижу, что недооценил его…
Слезы затуманили мне глаза. Я замотала головой и склонилась над Солнышком, словно это могло хоть как-то его защитить.
– Нет, – с трудом выговорила я. – Я не дам тебе убить еще и его, нет, нет…
– Я желаю, чтобы ты убила его, Орри. Убей его и возьми его сердце.
Я замерла, глядя на Датэ и медленно открывая рот…
Он вновь улыбнулся. У него были то зубы Датэ, то сплошные резцы Кинули.
– Ты любишь слишком многих среди этих богов, – сказал он. – Мне нужно доказательство твоей верности. Убей же его, Орри. Убей и возьми себе его сияющее могущество. Сделай это, и ты поймешь, какое величие на самом деле тебе предначертано!
– Не могу. – Я едва расслышала собственный голос. – Не могу.
На сей раз улыбка твари открыла острые, как у собаки, клыки.
– Ты можешь. Для этого понадобится некоторое количество твоей крови.
Датэ двинул рукой, и на груди Солнышка возник нож. Он был черным и состоял словно бы из отвердевшего тумана: кусочек Пустоты, обретший форму.
