Текст книги "Наследие. Трилогия (ЛП)"

– Возможно, есть способ выйти отсюда, – сказал он на другой день.

Был уже полдень. Комнату только что оставил послушник-новозор: он принес нам обед и не уходил, пока мы ели. Потом забрал все остатки да еще проверил, не припрятала ли я чего под тюфяком или под ковром на полу. Никакой болтовни, никаких попыток обратить нас в свою веру. И никто не пришел за мной, чтобы отвести на занятия или на работы. Некоторым образом я чувствовала себя брошенной.

– Какой? – спросила я. – И высказала догадку: – Твоя магия! Она появляется, когда ты защищаешь меня!

– Да.

Я облизнула губы:

– Так мне прямо сейчас опасность грозит. И грозила с тех самых пор, как меня забрали новозоры…

Мимо. Ни отблеска магии.

– Наверное, дело в степени опасности. А может, должна быть физическая угроза.

Я вздохнула, пытаясь на что-то надеяться:

– Мне бы поменьше всяких «наверное» и «может». Похоже, тебе особо не объясняли, как и что у тебя теперь… срабатывает?

– Нет.

– Ладно, тогда что ты предлагаешь? Мне подраться с Серимн, а когда она примется меня лупить, ты разнесешь Дом и всех нас поубиваешь?

Солнышко некоторое время молчал. Должно быть, мой легкомысленный тон ему не понравился.

– По сути – да, – сказал он затем. – Правда, тебя убивать мне особого смысла нет, так что я несколько умерю силу, которую пущу в ход.

– Спасибо за заботу, Солнышко. Большое-пребольшое спасибо…

Остаток дня тянулся мучительно медленно. Я ждала, стараясь не надеяться понапрасну. Солнышко не торопился с обещанными объяснениями своего вчерашнего странного поведения – пока я от него так ничего и не услышала. Должно быть, он еще не полностью оправился от пытки Пустотой: он даже проспал рассвет, чего никогда раньше с ним не бывало; правда, сиять начал все равно. Это, как и мое общество, пошло ему на пользу. Проснувшись наутро, он стал самим собой, каким я его знала: замкнутым, немногословным.

Тем не менее в тот день я куда чаще прежнего чувствовала на себе его взгляд, а один раз он дотронулся до меня. Это произошло, когда я поднялась и начала расхаживать туда-сюда по комнате, думая если не утомиться немного, то хоть избавиться от беспокойства. Я ходила как раз мимо него, и он, дотянувшись, коснулся моей руки. Я бы не обратила внимания, сочтя, что мне померещилось… если бы не воспоминания о вчерашнем вечере. Похоже, ему время от времени требовались такие прикосновения, хотя я не понимала причины. Да можно ли было, если речь шла о Солнышке, вообще что-то постичь с помощью здравого смысла?..

Сама я его расспрашивать не стала. У меня хватало своих забот, взять хоть откровение Датэ о том, что я – демоница. Как-то я не чувствовала себя чудовищем… Верно, Солнышко мог немало мне рассказать, но заговаривать с ним об этом мне не хотелось. Он ведь некогда истреблял моих предков. А потом запретил своим детям порождать существа вроде меня.

Ну и ладно, пусть хранит свои секреты – пока.

Ближе к вечеру я почти с облегчением услышала короткий стук в дверь. Появилась послушница. Я встала, чтобы последовать за девушкой, и Солнышко молча присоединился ко мне. Она что-то залепетала, пытаясь отделаться от него, но потом вздохнула, смирилась и взяла с собой нас обоих.

Так, вдвоем, мы и прибыли в малый обеденный зал, где нас уже ждали Серимн и Датэ. Больше в этот раз здесь никого не было, если не считать слуг, накрывавших на стол, и нескольких охранников.

Если Серимн и не понравилось присутствие Солнышка, она оставила свои чувства при себе.

– Добро пожаловать, госпожа Орри, – сказала она, пока мы усаживались.

Пытаясь изобразить вежливость, я повернулась в ту сторону, где неярко сияла ее сигила, знак кровной принадлежности к Арамери. Другое дело, меня теперь чуть не передергивало от этого непрошеного почета – «госпожа Орри». Я понимала, что они имели в виду. Демоны прежних времен тоже были отпрысками Троих и, вероятно, заслуживали уважения не менее богорожденных… в отличие от людей. А к мысли о том, чтобы выделять себя из рода людского, я как-то была не готова.

– Добрый вечер, госпожа Серимн, – ответила я. – И лорд Датэ.

Его я не видела, но его присутствие было ощутимо, точно свет холодной луны.

– Госпожа Орри, – отозвался Датэ.

Потом его тон неуловимо изменился, я даже не вдруг поняла, что к чему, – он обратился к Солнышку:

– И спутнику твоему доброго вечера. Не пожелаешь ли сегодня представиться?

Солнышко ничего не ответил, и Датэ вздохнул с едва скрываемым раздражением. Я с трудом подавила позыв расхохотаться. Мало того что Солнышко для разнообразия взялся доводить до бешенства кого-то другого, – я с удивлением отметила, насколько легко выходил из себя Датэ. И еще: не знаю уж почему, Солнышко он тотчас невзлюбил.

– Он и со мной не очень-то разговаривает, – светским тоном заметила я. – Такой уж он у меня молчун.

– Мм… – отозвался Датэ.

Я ждала, что он начнет расспрашивать меня о Солнышке, но он продолжал молчать, излучая враждебность.

– Интересно, – проговорила Серимн, и раздражение почувствовала уже я, ибо именно это я как раз и думала. – В любом случае, госпожа Орри, надеюсь, ты хорошо провела день?

– Если честно – помирала со скуки, – ответила я. – Лучше бы меня опять в рабочую ватагу включили. Хоть из комнаты лишний раз выбралась бы.

– Вполне себе представляю! – сказала Серимн. – Ты, похоже, из тех женщин, которые живут каждым днем и предпочитают деятельный подход к жизни.

– Ну… да, вообще-то.

Она кивнула – ее сигила опустилась и поднялась в темноте.

– Возможно, госпожа Орри, тебе будет нелегко это принять, но все твои испытания были необходимым шагом в постижении правоты нашего дела. Сегодня ты поняла, что отсутствие выбора делает притягательным даже низкий ручной труд, подобающий слугам. Если разорвать какую-либо привязанность, прочие делаются жизнеспособнее. Это жестокий способ, но и орден, и Арамери много веков применяли его, и с немалым успехом.

Я благоразумно оставила при себе свое мнение об этом «успехе» и, пряча гнев, отпила из бокала.

– А я думала, вы тут не приемлете методов ордена…

– Не все, лишь последние изменения, внесенные ими в учение. А так, орден разработал много приемов, и они проверены веками, так что мы с охотой их переняли. В конце концов, мы все так же привержены заветам Блистательного…

Ох, надо было мне предвидеть, что тут начнется…

Солнышко заговорил так неожиданно, что я чуть не подавилась куском.

– Эти заветы, – проговорил он. – Подразумевают ли они, что нападение на детей Итемпаса есть служение ему?

За столом стало тихо. Мы с Серимн молчали просто от изумления. Датэ… Тут я ни в чем не могла быть уверена. Я лишь услышала, как он положил вилку.

– Нам представляется, – проговорил он самую чуточку резковато, – что им не место в мире смертных и что, являясь сюда, они нарушают волю Отца. Мы ведь знаем, что после Войны богов, когда Итемпас воцарился на небесах, они ушли с этого плана вселенной. Теперь же его власть… э-э-э… утратила абсолютный характер, и богорожденные, словно непослушные дети, тотчас этим воспользовались. Так что, получив возможность исправить положение дел…

Я услышала шорох его одежд: он передернул плечами.

– …Мы решили поступать так, как он ожидал бы от своих верных.

– То есть брать его детей в заложники, – проговорил Солнышко, и только полный болван не расслышал бы закипающей ярости в его голосе. – Убивать их…

Серимн рассмеялась, хотя смех казался наигранным.

– Ты полагаешь, что мы…

– А почему бы и нет? – тоном ледяного гнева перебил Датэ. Я услышала, как поодаль испуганно переминались слуги. – Во дни Войны богов им было угодно превратить этот мир в поле сражения. От рук богорожденных гибли целые города. Им не было никакого дела до утраченных человеческих жизней!

Тут уже обозлилась и я.

– Значит, вот вы чем заняты? – поинтересовалась я. – Местью? Поэтому-то вы держите Сумасброда и остальных…

– Они – ничто! – отрезал Датэ. – Они всего лишь приманка. Мы их убиваем, чтобы привлечь добычу покрупнее!

– Ах да, – я все же не выдержала и рассмеялась, – я и забыла! Вы вообразили, что способны убить Ночного хозяина!

Я услышала, как Солнышко резко вобрал в себя воздух, но не задумалась об этом.

– Не воображаю, а в самом деле способен, – холодно проговорил Датэ и щелкнул пальцами, подзывая слугу. Вполголоса сказал несколько слов, и слуга ушел. – И я это тебе докажу, госпожа Орри.

– Датэ… – сказала Серимн.

Мне показалось, она была… озабочена? Раздосадована? Кто ее разберет. Она же Арамери; быть может, несдержанность Датэ грозила нарушить какие-то тщательно продуманные планы.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

– Госпожа Орри, ты забываешь, что наша нынешняя деятельность имеет более чем достаточный прецедент. Или, может быть, ты не знаешь, как на самом деле началась Война богов? Я полагал, что уж ты-то, бывшая возлюбленная божества…

Я как-то особенно остро ощутила присутствие рядом с собой Солнышка. Он сидел совершенно неподвижно: я даже его дыхания почти не могла различить. Удивительное дело, но в те мгновения мне было его жаль. Он убил сестру, поработил брата… и две тысячи лет жестоко притеснял своих детей. Он настолько не дорожил ничьей жизнью – в том числе моей и своей собственной, – что его никакие будущие убийства не должны были волновать.

И все же…

Я же тронула его руку в тот день, когда скорбели по Роул. Я слышала, как готов был сорваться его всегда ровный голос, когда он говорил о Ночном хозяине. Он большей частью вел себя как бездушный мерзавец – и все-таки Солнышко был еще способен любить. На этот счет Сумасброд ошибался.

А как должен чувствовать себя любой отец, узнав, что его дочь убили в подражание его давнишним грехам?!

– Я… кое-что слышала, – настороженно выговорила я.

Солнышко хранил молчание.

– Тогда ты понимаешь, – сказал Датэ. – Блистательный Итемпас возжелал – и убил, чтобы получить желаемое. Так почему бы и нам не сделать того же?

– Блистательный Итемпас олицетворяет порядок, – сказала я, надеясь поменять тему. – Если бы все в мире шли на убийство ради получения желаемого, о каком порядке могла бы идти речь?

– Неверно, – сказал Датэ. – Произошло бы то, что на самом деле уже происходит. Власть предержащая – Арамери, в чуть меньшей степени знать, жрецы, орден – убивает вовсю, причем безнаказанно. Никто другой не смеет убить без их разрешения. Право убивать стало самой желанной привилегией и в этом мире, и на небесах. Мы поклоняемся ему не оттого, что он – лучший из богов, но потому, что он есть, или был, величайший среди них убийца…

В это время дверь отворилась и вновь послышалось неразборчивое бормотание вполголоса. Это возвратился слуга. Что-то блеснуло – и моим глазам предстало пятнышко серебристого света. Я удивленно всматривалась в него, силясь понять, что же это такое. Нечто маленькое, не больше дюйма в длину. Странной формы. Остренькое, точно кончик ножа, но слишком короткое, чтобы быть им.

– Ага, ты его видишь, – сказал Датэ. Он был чем-то очень доволен. – Это, госпожа Орри, наконечник стрелы, но весьма непростой. Ты его, случаем, не узнаешь?

Я нахмурилась:

– Стрельба из лука – не совсем моя область, лорд Датэ.

Он рассмеялся, настроение у него улучшилось.

– Я имел в виду – узнаешь ли магическую силу, которой он напитан? Нет? А следовало бы. Эта субстанция получена из твоей крови!

Я смотрела на наконечник: он сиял, точно божественная кровь. Правда, не так ярко и ровно: магическая энергия в нем клубилась, двигалась, перетекала.

Странное дело. Моя кровь должна быть самой обычной, ведь я – простая смертная.

– Зачем тебе понадобилось что-то делать из моей крови?

– Наша кровь за минувшие века оказалась сильно разбавлена, – сказал Датэ и положил наконечник на стол рядом с собой. – Говорят, Итемпасу для убийства Энефы понадобилось лишь несколько капель. В наши дни потребное количество… скажем так – непрактично. Поэтому мы перегоняем кровь, концентрируя ее магическую силу, а получившейся субстанции придаем необходимую форму.

Я не успела ответить – об пол грохнуло что-то деревянное, и стол покачнулся.

– Демон, – проговорил Солнышко. Он стоял, упираясь ладонями в столешницу, и такова была его ярость, что дрожал стол. – Ты смеешь грозить…

– Стража! – сердито и встревоженно крикнула Серимн. – Лучше сядь, иначе…

Того, что она собиралась сказать дальше, мы так и не услышали. Раздался грохот: мебель полетела в разные стороны, посуда со стола посыпалась на пол – Солнышко рванулся вперед. Он с такой силой толкнул стол, что его край пребольно врезался мне в ребра. Впрочем, я была не столько ушиблена, сколько напугана; я вскочила и шарахнулась назад, судорожно ища рукой посох. Но посоха не было и, как следовало ожидать, я запнулась о край толстого ковра и растянулась на полу во весь рост, угодив едва не прямо в очаг. Слышались крики, визг Серимн, мужской рык, треск рвущейся ткани и шлепки ударов. В сторону потасовки отовсюду спешили люди, но меня никто покамест не трогал.

Приподнявшись, я поспешно убралась на безопасное расстояние от огня. Мне пришлось опереться на гладкий резной камень очага, и руки заскользили на чем-то зернистом, пачкающемся и теплом… Зола!

Судя по звукам у меня за спиной, там происходила новая Война богов. Вот вскрикнул Солнышко: кто-то ударил его. В следующий момент тот человек взлетел в воздух. Кого-то душили, кто-то пыхтел от усилия. Продолжала биться посуда. Но… никто не пускал в ход магию. Я с тревогой поняла, что совсем не вижу дерущихся – лишь бледное мерцание свалившегося на пол наконечника да быстрое перемещение сигилы Серимн: та бежала к двери, призывая на помощь. Что до Солнышка, он дрался, движимый лишь собственной яростью, а не необходимостью встать на мою защиту, и поэтому оставался всего лишь человеком. А это значило, что его неизбежно одолеют числом. И притом скоро.

Зола… Я пошарила рукой в направлении огня, готовая тотчас отдернуть ее, если пальцы попадут в жар. Но вместо жара рука наткнулась на что-то твердое, неправильной формы и горячее, но не обжигающее. От него отваливались маленькие кусочки. Кусок прогоревшего полена, возможно, даже вчерашнего. Древесный уголь.

Черный цвет.

У меня за спиной Датэ кое-как вырвался из рук Солнышка. Он задыхался и хрипел. Серимн поспешила к нему, она что-то встревоженно говорила, торопясь убедиться, что он не пострадал. Рядом с ними продолжали раздаваться удары и крики – к месту сражения подоспели еще люди.

Вдохновение было внезапным, словно крепкий тычок под дых. Я переползла на четвереньках, откинула угол ковра и принялась водить углем по полу. Я втирала его в половицы, водя рукой по кругу, еще и еще…

Кто-то требовал принести веревку. Серимн громко кричала, мол, не надо веревку, просто убейте его, проклятье…

По кругу, снова и снова…

– Госпожа Орри? – прозвучал хриплый и полный недоумения голос Датэ.

По кругу, по кругу, с лихорадочной быстротой, пот капал со лба, смешиваясь с чернотой, кровь с ободранных костяшек впитывалась в угольный мрак, рисуя глубокую и темную дыру в никуда, в молчаливую, холодную и жуткую Пустоту. И где-то среди вселенского мрака – яркий-яркий, сине-зеленый, теплый, ласковый, непочтительный и насмешливый…

– Во имя богов, остановите ее! Остановите ее!

Я знала, как нарисовать его душу. Я слышала ее голос, похожий на перезвон колокольчиков. Я знала, что Датэ и новозоры задолжали ему – болью и кровью. И я всем сердцем желала, чтобы этот долг был оплачен.

Дыра распахнулась – под моими пальцами и перед моими глазами. У нее были неровные, иззубренные края, потому что я слишком сильно налегала на уголек и он раскрошился.

– Сумасброд!.. – заорала я в эту дыру.

И Сумасброд пришел на мой зов.

Из дыры вырвался ком чистого света, сине-зеленый и клубившийся, как грозовая туча. Миг спустя он вздрогнул и обрел форму – я увидела человека, невозможным образом сложенного из живого, движущегося аквамарина. Какое-то время он стоял на месте, медленно озираясь и приходя в себя после испытания Пустотой. Но как только он заметил Датэ, Серимн и остальных, комнату затопил его гнев. Даже его колокольчики налились грозной медью.

Датэ возвысил голос, перекрикивая испуганные вопли охраны. Он чего-то требовал. Я увидела, как что-то блеснуло рядом с тем местом, откуда раздавался его голос, но все поглотило яростное свечение Сумасброда. Он издал бессловесный, нечеловеческий рев, от которого содрогнулся весь Дом, метнулся вперед…

…И тут же отскочил и рухнул на пол – что-то сразило его. Я ждала, чтобы он тотчас встал, разозленный больше прежнего. Смертные могут лишь раздразнить бога, но не остановить его…

Как же я была потрясена, когда Сумасброд не поднялся. Он ловил ртом воздух, он задыхался, он тускнел, и аквамариновые грани на глазах меркли…

Я словно издалека услышала крик Солнышка. В нем прозвучало что-то жутко напоминавшее смертную муку.

Мне вроде нечего было бояться, но от ужаса во рту сделалось горько. Кое-как вскочив, я бросилась к Сумасброду, впопыхах наступив на свой рисунок, благо тот теперь был простым угольным пятном на полу. Я вновь зацепилась ногой за ковер, выпрямилась, полетела кувырком через опрокинутый стул… и уже на четвереньках подползла к лежавшему на полу Сумасброду.

Перевернула его на спину…

Его живот не светился. Все остальное тело выглядело как обычно, разве что таким тусклым я его еще не видала. Он зажимал живот ладонями, и я ощупью отыскала длинное тонкое древко, пробившее гладкую и твердую субстанцию его тела. Арбалетный болт!.. Я двумя руками схватилась за древко и выдернула стрелу. Сумасброд вскрикнул, выгнулся – и пустое пятно на его животе расползлось шире.

Теперь я увидела наконечник болта, выпущенного Датэ. Тот самый, сделанный из моей крови. От него мало что осталось. Я потрогала его; он напоминал мягкий, крошащийся мел, готовый рассыпаться от прикосновения пальцев.

А Сумасброд начал мерцать, словно пламя угасающей свечки. Драгоценные грани исчезали одна за другой, вместо них возникала смертная плоть, спутанные волосы… Однако я еще могла видеть его. Не полностью, но могла. Я потянулась к его животу. Под рукой была кровь и глубокая узкая рана. Она не заживала.

Моя кровь. В его теле. Она распространялась по его жилам, как яд, гася на своем пути божественный свет его магии…

Нет. Речь шла не только о магии.

Я отшвырнула стрелу и дрожащими пальцами стала гладить его по лицу.

– Сброд?.. Я… я не знаю, это как-то неправильно, это моя кровь, но…

Сумасброд хрипло втянул воздух и закашлялся. Изо рта у него потекла кровь. Божественная кровь, которой полагалось бы сиять внутренним светом… Вместо нее по губам Сумасброда лилось нечто темное, и оно поглощало то малое, что я еще могла видеть. Он угасал. Стрела убивала его.

Нет! Не может быть! Он же бог, а боги не умирают!..

Вот только Роул умерла, и Энефа, и…

Сумасброд поперхнулся, сглотнул и посмотрел на меня. Какая нелепость – он засмеялся.

– Я всегда знал… что ты особенная, Орри, – выговорил он. – Ну надо же – демоница! Прямо из легенды!.. Боги, я всегда знал… что-то в тебе этакое есть…

Он покачал головой. Я едва видела сквозь слезы его меркнущее лицо.

– А я-то думал, это мне придется увидеть, как ты умираешь…

– Нет! Я… Ты не должен… Не смей… Нет!

Я трясла головой, бормоча что-то бессвязное. Сумасброд перехватил мою руку. Его ладонь была скользкой и горячей от крови.

– Не давай ему использовать тебя, Орри.

Он даже приподнял голову, желая непременно убедиться, что я его услышала. Теперь я почти совсем не видела его лица, лишь ощущала его, горячее, воспаленное.

– Они никогда не могли понять… Слишком скоры в суждениях… Ты не просто оружие! – Он содрогнулся, его голова запрокинулась, глаза начали закрываться. – Я бы любил тебя… пока не…

И его не стало.

Я ощущала под руками его тело. Но его не было.

– Не надо прятаться от меня, – выговорила я тихо.

Он все равно должен был услышать меня. И повиноваться…

Чьи-то руки схватили меня. Поставили на ноги. Я обмякла и почти повисла, продолжая мысленно взывать: «Хочу видеть тебя!..»

– Это ты подтолкнула мою руку, госпожа Орри! – сказал Датэ.

Он подошел ко мне, он был видим: значит, в драке без магии все же не обошлось. Он растирал шею, помятую могучими пальцами, на лице виднелись кровь и синяки, и кто-то превратил его одежду в лохмотья. Ну а ярость его вовсе никакому описанию не поддавалась.

Ну почему я могла видеть этого человека, а Сумасброда – нет?..

– Дверь в мою Пустоту!.. – Он рассмеялся было, но тотчас сморщился от боли в горле. – Потрясающе!.. Значит, вот каков был ваш план, твой и твоего безымянного дружка? Надо было мне дважды подумать, прежде чем доверять женщине, дарившей свое тело одному из них…

И он плюнул куда-то вниз – возможно, на тело Сумасброда.

только не Сумасброд там ничего нет это не он

Потом он отвернулся и зарычал на стражника, веля подойти. И добавил:

– Принеси меч!

Тогда я начала молиться. Я понятия не имела, мог ли Солнышко услышать меня. А и услышит, то обратит ли внимание? Хотя на самом деле мне было все равно. «Отец Небесный, пожалуйста, пускай этот человек меня убьет…»

– Это обязательно? – подала голос Серимн. Происходившее ей не нравилось. – Ее еще можно перетянуть на нашу сторону…

– Это должно быть сделано вскорости после смерти. Я не допущу, чтобы это безобразие еще и пользы не принесло!

Он взял что-то у стражника.

Я ждала. Датэ обратил на меня взгляд, морозный, точно ветер у вершины Древа. Мне было все равно. Я не чувствовала страха.

– Когда Блистательный Итемпас убил Энефу, – сказал Датэ. – Он еще и вскрыл ее тело, чтобы исторгнуть частицу плоти, заключавшую все ее могущество. Не сделай он этого, вселенной настал бы конец. Убийство Ночного хозяина подвергло бы мир такому же риску, оттого-то я и провел много лет в изысканиях, выясняя, где же помещается душа божества, когда оно воплощается.

Он обеими руками взял меч и взмахнул им так быстро, что на какое-то мгновение я увидела шесть рук вместо двух. И три набора зубов, оскаленных в бешеном усилии.

Меч со свистом рассек воздух… ветерок коснулся моего лица… влажно чавкнула разрубленная плоть…

Но это была не моя плоть.

Оцепеневший ум медленно затопил ужас: Сумасброд…

Датэ отшвырнул меч и жестом подозвал кого-то на подмогу. Они склонились над телом… Снизу поднимался запах божественной крови, густой, сладковатый, такой знакомый… Он был здесь настолько же не на месте, как и в переулке, где погибла Роул. А еще я услышала… О боги, я услышала звуки, больше подобавшие Преисподним. Рвущаяся плоть… Треск жил и костей…

Наконец Датэ выпрямился. Его рука затмилась: он что-то держал. Его одежда была сплошь заляпана кровью и казалась дырявой. Он смотрел на то, что держал в руке, и я не могла истолковать выражение его лица, не касаясь его пальцами, но я догадалась. Подавленное отвращение пополам с нетерпением. Почти сверхчеловеческая похоть.

Когда он поднес сердце Сумасброда ко рту и запустил в него зубы…

*