Текст книги "Статьи"

Автор книги: Николай Лесков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 85 страниц)

ИСКАНИЕ ШКОЛ СТАРООБРЯДЦАМИ
Статья первая

Ходатайство московских старообрядцев о разрешении учредить школы. – Права русских старообрядцев сравнительно с правами татар, евреев, немцев и поляков. – Начало систематическому обучению раскольничьих детей. – Ковылинская школа в Москве. – Причины ее закрытия. – Новые ходатайства о разрешении школ. – Гребенщиковская школа в Риге. – Правила, на основании которых существовала рижская школа и способ ее закрытия. – Хитрости и тонкости раскольников, как обойти требования правительства. – Раскольники соглашаются реформировать свою школу и потом отказываются. – Все требования и настояния начальства оказываются бессильными. – Рига остается без школы.

Русские раскольники ищут света. На днях “Московские ведомости” сообщили, что московские раскольники ходатайствуют у правительства о разрешении им учредить для своего юношества школы. “Московские ведомости” говорят, что ходатайство это внесено уже в высшие правительственные сферы и, как полагает сказанная газета, вероятно, будет разрешено в интересе просителей.

Известие это возбудило одновременно самое живое участие во всех старообрядцах, составляющих столь значительную часть русского населения, и обратило на себя внимание всего общества. Раскол ищет света. Движение это чрезвычайно ново для общества, которое никогда не думало, что раскол может искать путей к просвещению. В обществе сложилось убеждение, что раскол остается в нынешней его тьме по его собственной вине, что он никогда не хотел учиться и что просвещение ему ненавистно. От этого в обществе полагают, что нынешнее искание раскольниками права поучать своих детей в особых школах есть вещь совершенно новая, что этим раскол делает шаг, которого он до сих пор никогда не делал. В сущности, все рассуждающие таким образом заблуждаются. Русский раскол давно ищет средств учить своих детей, не смущая их детской совести религиозными противоречиями. Русский раскол давно ищет такого права, какое имеют на русской земле татарин, еврей, немец, поляк и француз, – словом, раскол давно ищет права учить детей в русской школе с освобождением их от наставнического влияния законоучителей православного исповедания.

Доселе в такой свободе, великодушно даруемой русскою веротерпимостию татарам, полякам, евреям, немцам и французам, отказываемо было одним русским старообрядцам. Но, как полагают, ныне настало время и старообрядцам, людям русского происхождения, быть сравненными в правах свободы совести с проживающими в России иностранцами; нынче полагают, что и старообрядцы будут так же свободно учить своих детей в русских школах, как учатся и теперь проживающие в России чужеземцы; нынче даже утверждают, что это непременно будет так, потому что этого требует дух времени, историческое развитие государства, сочетание событий… Одним словом, утверждают, что даже всякое сомнение в том, что школы раскольникам будут разрешены, неуместно.

В таком взгляде общества на требования нашего времени очень много утешительного, но мы, к сожалению, не можем всецело разделить всех этих светлых упований и не беремся предрешать вопроса о раскольничьих школах ни в какую сторону и будем ждать, как разрешат этот вопрос власти, от которых зависит его разрешение. Нас в настоящую минуту занимает не решение вопроса о раскольничьих школах, а общеинтересная история этого дела в его прошедшем.

В противность общераспространенному мнению, что раскол, ища в настоящее время школ, выкидывает, так сказать, совершенно новое па, мы должны сказать, что русский раскол давно уже с свойственным ему упрямством стремился становиться в эту позицию. Русские староверы давно добиваются возможности учить своих детей, и искание школ расколом составляет целую историю, может быть, интересную не менее истории искания расколом священства. История эта, любопытная сама по себе, по фактам и событиям, из которых она слагается, будет иметь большое значение в истории русской цивилизации. Мы имеем намерение в настоящее время, когда общество заинтересовано возбужденным вопросом о раскольничьих школах, познакомить интересующихся этим вопросом читателей с любопытною историею искания раскольниками школ в России.

У русских старообрядцев, или раскольников, в настоящее время нет школ, дозволенных правительством, но они некогда были. Начало систематическому воспитанию малолетних раскольников положено московским купцом Ильею Васильевичем Ковылиным в первой четверти текущего столетия. Из истории Преображенского кладбища в Москве мы знаем, что: “в одном из зданий этого кладбища было устроено Ковылиным училище, где мальчики с бойкими способностями обучались чтению и письму церковному под руководством наставника Осипова. Потом очередные наставники толковали им катехизис. Образование оканчивалось изучением главных пунктов отличия федосиевского учения от учения православной церкви. Для учеников была открыта кладбищенская библиотека, состоявшая из старопечатных книг и раскольничьих сочинений, которою они пользовались под руководством своих учителей”. Эта особая раскольничья школа, существовавшая в Москве, учреждена была на Преображенском кладбище, в тех соображениях, что раскольники не желали посылать своих детей в общие школы, а не желали они посылать своих детей в общие русские школы потому, что в этих русских школах детям старообрядцев преподавался бы закон Божий и вообще религиозные правила в духе новшества, которое составляет основу религиозного разномыслия раскольников с господствующею церковию. Вот откуда возникла потребность в особых школах.

Ковылинская школа на Преображенском кладбище существовала до тех пор, пока в общине были хорошие радетели, умевшие ее отстаивать. Затем, во время всеобщего гонения на раскол, школа эта была закрыта. Люди, имевшие возможность близко ознакомиться с старыми делами Преображенского кладбища, заявляли у нас печатно, что все образование (Преображенской) кладбищенской школы “было направлено к тому, чтобы внушить детям отвращение к церкви и церковникам-никонианам” (“История Преобр<аженского> кладб<ища>”, стр. 46). Мы не можем утверждать полную верность этого заключения; но, принимая во внимание общие тенденции раскола и исключительные воззрения покойного Ковылина, мы не станем и опровергать сделанного вывода. Может быть, в преображенской кладбищенской школе в ее цветущее время и действительно преобладало упомянутое направление, но ниже в нашем рассказе мы будем иметь возможность показать, что собственно вовсе не это направление было поводом к закрытию раскольничьих школ и к оставлению детей староверов без всякого образования, а простое желание во что бы то ни стало закрыть их и тем принудить раскольников посылать детей в общие русские школы. Впрочем, мы теперь на минуту все-таки остановимся на ковылинской школе.

Школа Преображенского кладбища была весьма неблестящая. Сколько известно, познания в науках и искусствах, выносимые воспитанниками из этой школы, вообще были до крайности бедны. О науках, способствующих развитию самостоятельного мышления, в школе ковылинской, разумеется, не было и помину. В ней учили счислению, но и то слегка, настолько, насколько это необходимо по соображению русского лавочника. В искусствах шли также очень недалеко. Некоторые из членов кладбищенской школы приобретали, впрочем, замечательное искусство писать по-уставному, а потом занимались переписыванием богослужебных книг, которые по дорогой цене продавались в конторе кладбища иногородным федосиевским общинам и зажиточным федосиевцам. Другие занимались иконописным искусством и делали копии с древних икон, достигая в этом искусстве такой высоты и такого совершенства, что самые известные знатоки с трудом могли отличить их копии от оригиналов. Весьма искусно воспитанники умели подделываться и под древние рукописи, изменяя при том и цвет бумаги и соблюдая малейшие остатки древности.

Кроме внушения вражды к господствующей церкви и церковникам-никонианам, в этом, сколько известно, заключалось и все образование в большой ковылинской школе на Преображенском кладбище, и в этом же оно заключалось больше или меньше во всех общинах федосеевского согласия, находившихся во времена Ковылина в зависимости от Преображенского кладбища. Иначе это и не могло быть, потому что все эти общины от Преображенского кладбища получали наставников и в его же конторе покупали свои книги. Школа эта закрыта, как закрыты и все раскольничьи школы, в то время, когда правительство, озабочиваясь привлечением раскола в лоно господствующей церкви, полагало достигать этого путем преследования. С тех пор дозволенных правительством раскольничьих школ нет, и память о них, мало-помалу изглаживаясь, чуть-чуть вовсе не исчезла даже в самом расколе. По крайней мере, к нашим временам слава московской ковылинской школы настолько померкла и забылась, что идеалом школ, об учреждении которых никогда не переставали мечтать раскольники, у них являлась не ковылинская, а другая, уже тоже тридцать лет назад уничтоженная школа. В 1862 г. старообрядцы Петербурга и вообще всего северо-западного края, утешенные милостями и льготами, дарованными им в царствование нынешнего Государя, возымели надежду, что, рядом с этими льготами, им, вероятно, не отказано будет и в праве снова учредить школы, в которых могло бы обучаться их юношество. Тогда, высказывая эти надежды, раскольники северо-западных общин заявляли, что они желали бы иметь школы не такие, какие были в Москве, где будто бы “все образование было направлено к тому, чтобы внушить детям отвращение к церковникам-никонианам”, а такие школы, какие были и какие будто бы и поднесь потаенно существуют у старообрядцев Риги. При всех этих ходатайствах заметно было, что русские старообрядцы, указывая на рижскую общину, представляют себе эту общину идеалом всестороннего благоустройства и желанной свободы. Правительственное лицо, к которому простирались эти ходатайства, прежде, чем отвечать на них, желало ознакомиться с тем, что такое была прежняя уничтоженная рижская школа; что такое ныне потаенно там существующая школа, и вообще, что такое составляет в образовании рижан идеал старообрядцев, стремящихся к учреждению у себя школ?

Раскольничья школа существовала в Риге при так называемом гребенщиковском богоугодном заведении (заведение это называется “гребенщиковским” потому, что оно устроено щедротами некоего старообрядца Гребенщикова – радетеля об общественном благе).

Школа при гребенщиковском заведении помещалась в одном здании с больницею, приютом для требующих общественного призрения, большою моленною, певческою и кельями. Заведение это состояло в ведении рижского приказа общественного призрения; а школа на общих основаниях приходских училищ подчинялась надзору местного директора училищ. Учителем в этой школе был шкловский мещанин Емельянов, обучавший детей чтению, письму и арифметике. Чтобы учитель Емельянов внушал воспитанникам рижской школы вражду к господствующей церкви и к церковникам-никонианам и чтобы в рижской школе вообще держалось такое раздражающее направление, этого из дел архива не видно.

Из представления же рижского гражданского губернатора г. Егора фон-Фелькерзама генерал-губернатору барону Палену от 15 августа 1830 г. за № 72 узнаем, что и названный нами учитель, шкловский “мещанин Дорофей Дмитриев Емельянов был человек экзаменованный, имел от губернского директора училищ свидетельство, выданное ему 28 сентября 1828 г. за № 649, в удостоверение, что он имеет право преподавания наук в первоначальной школе”.

Так, школа при гребенщиковском заведении существовала открыто; обучала и выпускала воспитанников, и никто не обращал на нее никакого внимания и не находил в существовании ее никакого вреда ни для нравов, ни для государства. До 1830 г. гребенщиковская школа идет тихо и мирно, и история школы за весь этот спокойный период ее существования не представляет ничего занимательного. Наибольший интерес в это время она представляет не как педагогическое учреждение, а как приют, в который подбирали с улицы бедных детей. В гребенщиковской школе учили детей чтению, письму да арифметике и потом обученных всему этому мальчиков пристроивали в лавки к торговцам или в ученики к ремесленникам; а из тех, у которых оказывались хорошие голоса, формировали хор для молитвенного пения. Из разговоров с бывшими учениками гребенщиковской школы (из которых некоторые уже оставили раскол и присоединились к православию) оказывается, что в гребенщиковской школе отнюдь никогда не было такого вредного направления, которое было в свое время обнаружено в московской школе Ковылина. Рижская гребенщиковская школа имела только то сходство с московскою школою Преображенского кладбища, что она была в образовательном отношении учреждения довольно слабая. Умнейшие из рижских раскольников, сколько-нибудь способные понять и оценить достоинство школ, не выражают никакого сочувствия ни к курсам, ни к методам преподавания уничтоженной гребенщиковской школы, но при всем том они сетуют о ее закрытии. Они сетуют об упразднении этой школы потому, что, как ни плоха была, она все-таки давала возможность огромному количеству сирот, тяготящих рижскую раскольничью общину, обучаться грамоте и делаться полезными детьми, тогда как ныне дети эти, шатаясь без всякого дела, занимаются ремеслом, которое дало им название “карманщиков”.

Как и по какому поводу в Петербурге вспомнили о рижской гребенщиковской раскольничьей школе, я не встретил в делах рижского генерал-губернаторского архива никаких сведений; но покойный попечитель рижской общины Петр Андреевич Пименов говорил мне, что обществу вздумалось будто бы попросить правительство не то о какой-то субсидии для школы, не то о расширении ее программы, и эта просьба была причиною того, что на школу обратили внимание и закрыли ее. В какой степени этот рассказ Пименова заслуживает вероятия, – теперь отвечать трудно, а из дел генерал-губернаторского архива видно лишь то, что в начале этой истории лифляндский, эстляндский и курляндский генерал-губернатор и попечитель дерптского учебного округа барон фон дер Пален в августе 1830 года нашел себя обязанным “довести до Высочайшего сведения: с чьего дозволения заводит школы совет рижского старообрядческого общества? Какие учителя находятся в означенных школах? И имеют ли они законное на то право?” Когда таким образом барону Палену представилась надобность представить категорический отчет на этот вопрос, то его это очень затруднило, и он, будучи попечителем учебного округа, в котором находилась школа, сам на этот вопрос отвечать не мог, а нашел нужным потребовать спрашиваемых у него сведений от рижского губернатора Егора фон Фелькерзама. Г. фон Фелькерзам, хотя и не обязан был ведать дела школы ближе попечителя, однако 15 августа 1830 года за № 72 отрапортовал барону Палену, что “совет рижского старообрядческого общества ныне вновь школ не заводит, а содержит школу при молельне и богадельне своей с самого основания этих заведений и что в школах воспитание детей руководствуется назначениями, изображенными в правилах, утвержденных 20 февраля 1827 года предместником барона Палена, для управления богадельни, больницы, сиротского отделения и школы рижского старообрядческого общества”. При этом губернатор Егор фон Фелькерзам представил попечителю и самые правила на управление богадельни, больницы, сиротского отделения и школы рижского старообрядческого общества. Правила эти, утвержденные 20 февраля 1827 года предместником барона Палена, маркизом Паулуччи, представляют собою очень немалый интерес. При рассмотрении этих правил оказалось, что школа утверждена не произвольно, а существовала на основании этих правил, утвержденных маркизом Паулуччи. По нашему мнению, этот интересный и до сих пор никому почти не известный документ заслуживает внимания и в настоящее время.

Правилами, утвержденными маркизом Паулуччи (гл. 12 ст. 22 о сиротах, подкидышах и новорожденных), было постановлено:

§ 114. “Принимаемых в богадельню воспитанников до восьмилетнего возраста распределять между богаделенными женского пола, наиболее здоровыми и хорошего поведения, внушая этим женщинам иметь бдительное смотрение за детьми, радея о них, как то родители о своих собственных детях учинить обязаны, со всею осторожностью и человеколюбием. О принимаемых воспитанниках объявлять каждый раз полиции и сверх того вести о них с большою точностию книгу, замечая в оной, какого именно он вероисповедания”.

§ 116. “По староверскому обряду можно воспитывать таких только детей, коих родители принадлежали к старой вере, всех же прочих детей – по тем религиям, в коих состояли родители их. Если же родители не были известны, то в таком случае младенцев крестить и воспитать по обряду греко-российской церкви”. (Под словом греко-российской должно разуметь господствующую православную церковь, которую раскольники не хотят называть православною, считая, что православные одни они.)

§ 118. “Всех сих сирот снабжать от богадельни всеми потребностями”.

§ 119. “Воспитательницы, попечению коих таковые малолетные сироты вверяются, должны пещись о них, как были бы их дети собственные, всякий день поутру и к вечеру умывать им лице и руки, а поутру вычесывать им головы и вообще содержать детей в чистоте и опрятности; белье переменять еженедельно, а если понадобится, то и чаще, и смотреть, чтобы платье и обувь были целы и чтобы младенцы не ходили босиком, особливо на двор или на улицу. Наблюдение за сим возлагается и на попечителя”.

§ 120. “По достижении двухлетнего возраста каждому дитяти прививать предохранительную оспу в назначенное тому врачом время, не оставляя отнюдь никого из оных без прививания”.

§ 121. “Для изучения прививания предохранительной оспы выбрать одного или двух оказывающихся к тому способными из прислужников богадельни и отдать таковых для изучения к врачу”.

§ 123. “По достижении младенцами обоего пола восьмилетнего возраста отдавать их в школу для обучения чтению, а младенцев мужеского пола и писанию и арифметике, по крайней мере первых пяти правил или специй”.

§ 124. “По достижении двенадцатилетнего возраста обучать их в религии, заставлять их несколько часов каждодневно читать Священное Писание и обучать во всех отношениях различать добро от зла; изъяснять им несчастные последствия от злых, а хорошие от добрых деяний, предостерегая от первых, соделать их тем полезными гражданами и сочленами гражданского общества. Сверх того, по достижении двенадцатилетнего возраста, отдавать купцам для обучения торговле, или ремесленникам или земледельцам, или же в услужение, чтобы, с одной стороны, дети могли приобресть познания, нужные для полезного общежития и приобретения промышленности, а вместе с тем и обеспечивающие их будущее существование; с другой же стороны, чтобы заведение освободилось от не нуждающихся более в его пособии”.

§ 125. “Учитель имеет обязанность наблюдать, чтобы все в предыдущих параграфах назначенные правила на счет содержания малолетних сирот и детей были выполняемы со всею точностию”.

§ 126. “Он, как учитель и воспитатель юношества, должен пещись об образовании оного прилежным обучением и внушениями нравственных и человеколюбивых правил и тем соделать их полезными сочленами гражданского общества”.

§ 127. “Ни одно дитя без матери или воспитательницы не должно быть отпускаемо из заведения, и за сим смотреть и строго наблюдать учителю”.

§ 128. “Школьники должны являться в школу, кроме праздничных и воскресных дней, каждодневно по утрам, с апреля месяца и по октябрь, в семь часов, а с октября месяца и по апрель в восемь часов; пополудни же в час и пробыть в школе до полудня по двенадцатый час и пополудни до седьмого часу”.

“Если же школьники будут не из богаделенных жителей, в таком случае время прихода их в школу остается вышеозначенное; для выхода определяется: с апреля по октябрь в 5 часов, а с октября по апрель в 4 часа вечера”.

§ 129. “Учитель обязан вести верные списки не токмо ученикам своим, но и всем детям, находящимся в богадельне, не достигшим еще учебного возраста, не касаясь в том до обязанности попечителя, ведущего по себе списки обо всех жителях в богадельне и больнице находящихся”.

§ 130. “По достижении восьмилетнего возраста малолетных (живущих в семействах), учитель настаивает об отдаче их в школу для обучения”.

§ 131. “В школе дети мужеского пола не должны сидеть вместе с таковыми же женского пола, а иметь каждому полу особые скамейки. Равномерно не должны и жительствовать вместе, а иметь каждому полу свои отдельные покои”.

§ 132. “Каждый раз, по приходе в школу и по окончании учения, учитель с учениками своими совершает молитву по обряду христианства”. Но какая это молитва должна читаться “по обряду христианства” – того не сказано. Говорят, это был известный старообрядческий “начал”, то есть “Господи Исусе Христе Сыне Божий” и т. д.

§ 133. “Дети должны обучаться в означенных науках по § 123 сего положения; дети же женского пола в свободные часы и в рукоделиях”.

§ 134. “Из обучающихся в школе детей, подчиненных во всем учителю, без ведома его никто ни в какое время из заведения отлучаться не смеет, и в том даже попечитель не должен употреблять своего влияния, ибо за поведение школьников отвечает один учитель”.

§ 135. “В свободные от учения часы и в хорошую погоду учитель сам водит детей на прогулки, наблюдая, чтобы шли смирно и тихо и никто никуда не отлучался”.

§ 136. “К родственникам никого из обучающихся детей не отпускать иначе, как ежели сами родственники придут за ними, и то только в праздничные дни и с дозволения учителя”.

§ 137. “По окончании наук, как учители, так и попечители стараются приготовленных детей отдавать к добрым хозяевам в услужение, кто к чему способен окажется, с подпискою, что принимающих к себе во услужение употреблять будут в честные и добрые занятия и удерживать от непозволительных поступков”.

§ 138. “Выпуск детей разрешает совет заведения и записывает всякий раз в журнал, в который и заносит имя взявшего кого к себе во услужение”.

§ 139. “О каждом выпуске, как равно о каждом новорожденном и подкидыше, от совета в тот же день посылается объявление в полицию с испрошением для последних узаконенных видов”.

Вот правила, на основании которых существовала и которыми руководилась возбуждающая зависть старообрядцев гребенщиковская раскольничья школа в Риге. Генерал-губернатор и попечитель учебного округа барон Пален так и донес, что школа существует на основании этих, даже и для нынешнего времени весьма нехудых правил. Какие соображения последовали в Петербурге по поводу представления, сделанного бароном Паленом после собрания этих сведений, – неизвестно, но в июле 1832 г. попечителем дерптского учебного округа вскоре за сим была получена из министерства народного просвещения бумага следующего содержания:

“Г. министр внутренних дел, по Высочайшему Государя Императора повелению, по делу о рижских раскольниках и их заведениях, сообщил мне, что раскольническая школа в Риге не может существовать в настоящем ее положении, ибо учреждена в противность начал, на коих заведены народные школы, и управляется учителем из шкловских мещан, раскольником, между тем, как постановлением 1820 г. воспрещено выбирать из раскольников в общественные должности, а потому еще менее можно допустить раскольнику быть наставником юношества, чтобы вследствие сего я принял меры закрыть оное училище, на основании изданных по сему предмету узаконений, и не иначе дозволил вновь учредить школу в Риге, как по уставу уездных и приходских училищ, 8 декабря 1828 г. Высочайше утвержденному, хотя оный устав и не распространен на дерптский учебный округ, но приличнее уравнять школу сию с другими подобными в государстве; ибо она, может быть, в Риге и даже во всем округе одна такая школа”.

“К сему г. министр внутренних дел присовокупляет, что находящиеся в означенной раскольнической школе малолетние круглые сироты мужского пола, как могущие остаться без призрения, вследствие Высочайшего повеления, будут определены в рижский баталион военных кантонистов”.

“Во исполнение сего Высочайшего Его Императорского Величества повеления покорнейше прошу ваше превосходительство сделать надлежащие распоряжения о закрытии существующей в Риге раскольнической школы и о недозволении вновь учредить школу в Риге, иначе, как на основании устава уездных и приходских училищ 8 декабря 1828 г. Высочайше утвержденного, не допуская ни под каким видом, чтоб учителем в оной был назначаем раскольник”. Подлинное подписал: министр народного просвещения генерал от инфантерии князь Карл Ливен (23 июня 1832 г. № 742).

Барон Пален, как генерал-губернатор и попечитель учебного округа, по-прежнему возложил исполнение этого распоряжения на того же губернатора Егора фон Фелькерзама. Г. Фелькерзам взялся за это дело энергически и 17 октября 1832 <г.> за № 281 донес попечителю следующее:

“Во исполнение Высочайшей воли, бывшая прежде раскольничья школа закрыта, и старшины здешнего старообрядческого общества, на общем совещании сего предмета в присутствии губернского директора училищ и рижского полициймейстера, изъявили готовность устроить означенную школу на точном основании вышеприведенного устава и представить в оное учителя не из раскольников к губернскому директору училищ на испытание.

Как исполнение сего со стороны их замедлилось, то я 24 минувшего сентября предписал рижскому полициймейстеру понудить старшин к исполнению их обещания, с тем, что если в течение 8 дней оно не будет исполнено, то они подвергнутся строгой ответственности.

Ныне попечители рижского старообрядческого общества представляют мне, что общество отказало в выборе учителя в их школу не из раскольников, потому что, якобы, не имеет способов производить ему содержание и определило закрыть лучше эту школу вовсе. А как учреждение сей школы, на основании устава уездных и приходских училищ и определение в оную знающих учителей не из раскольников требуются по Высочайшей воле, то от меня предписано вместе с сим рижскому полициймейстеру объявить старообрядческому обществу, что если они сами не изберут таковаго учителя, то он будет назначен в школу по выбору губернского учебного начальства и именно на их счет, потому что школа сия учреждается единственно для их общества, и в таком случае будет сделана на них раскладка”.

Но энергия губернатора, столкнувшись с непреклонностию раскола, не имела, по-видимому, столь желанного в Петербурге успеха. Дело тянулось; барон Пален настаивал в Риге на немедленном выполнении петербургских требований у г. Егора фон Фелькерзама; г. Егор фон Фелькерзам, в свою очередь, строго понуждал полициймейстера, а полициймейстер подшпоривал общественных старшин, и в следствие всего этого взаимодействия 18 ноября 1832 г. последние подали полициймейстеру нижеследующую оригинальную бумагу, которую назвали: “требованное покорнейшее объяснение”. Вот этот интереснейший по своей оригинальной раскольнической тонкости документ:

“Его высокоблагородию, господину рижскому полициймейстеру, подполковнику и кавалеру Ивану Павловичу Вакульскому 2-му,

от попечителей убогого и больничного заведения рижского старообрядческого общества

требованное покорнейшее объяснение.

Ваше высокоблагородие изволили требовать, чтоб мы объяснились о том, сколько, в случае если наше старообрядческое общество желает иметь школу в нашем убогом заведении, можно определить на покупку книг, жалованье учителю, ежегодное содержание и прислугу особую, приличную для учителя квартиру, и чем можно обеспечить впредь такой доход? Ссылаясь на поданное уже 14 октября его превосходительству г. лифляндскому гражданскому губернатору покорнейшее представление, имеем честь представить вашему высокоблагородию еще следующее: для исполнения выписанного вашего требования созывали мы еще 24 октября и 16 сего ноября членов старообрядческого общества и, сообщив им упомянутое требование, приглашали их объявить свое мнение касательно содержания школы, с обозначением: из каких источников можем мы получать нужныя средства на исправление вышеозначенных расходов к содержанию школы и учителя, как поступающие в сие убогое заведение добровольные подаяния имеют назначенною целию единственно содержание убогих и больных и недостаточны даже на сии необходимые потребности; бывшее же доселе в сем заведении обучение членов старообрядческого общества и вероисповедания нескольких бедных старообрядческих детей первоначальным основаниям грамоты происходило из усердия безденежно, не причиняя заведению дальнейших расходов.

На сие бывшие в собраниях члены старообрядческого общества, ссылаясь на изложенныя уже в вышеупомянутом нашем представлении от 7 октября обстоятельства, объявили, что если не благоугодно будет высокому начальству дать или исходатайствать нам в вышнем месте позволение продолжать в своем заведении обучение грамоте старообрядческих детей, избираемых из сего же общества и вероисповедания членом в силу Высочайшего указа от 8 декабря 1828 г., под надзором губернского господина директора училищ, то старообрядческое общество не желает вовсе иметь в нем школу на ином основании, а для обучения детей своих грамоте и наукам будет пользоваться предоставленными каждому сословию и партикулярным лицам способами: посылать детей своих по удобности для каждого обывателя, в рассуждении жительства и других обстоятельств, в общественные училища”.

Подписали: “Вашего высокоблагородия покорнейшие попечители старообрядческого учебного заведения: Иван Игнатьев Лисицын, Андрей Семенов Пуговишников, Павел Данилов, Никон П. Волков, Павел Егоров Леонтьев”.

Рига 18 ноября 1832 года.

Вот все, чего добились от раскольников губернатор Егор фон Фелькерзам и рижский полициймейстер, подполковник и кавалер Иван Павлович Вакульский 2-й.

Раскольники, очевидно, упорствовали и хотели поставить на своем. Губернатор фон Фелькерзам и полициймейстер Вакульский, вероятно, это видели, но не нашли никаких средств переупрямить раскольников.

Получив это “требованное покорнейшее объяснение”, губернатор Егор фон Фелькерзам, по-видимому, нашел положение свое столь затруднительным, что более ни на чем не настаивал и даже не выразил никакого собственного мнения о том, что бы следовало в настоящем случае предпринять с непокоряющимися “покорнейшими попечителями” старообрядческого общества, а представил вышеприведенное их “требованное покорнейшее объяснение” барону Палену. В этом представлении от 24 ноября 1832 г. за № 292 губернатор Егор фон Фелькерзам докладывал генерал-губернатору, что он представляет приведенный казус на его благоусмотрение и “будет иметь честь ожидать предписаний”.