Текст книги "Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Марта сжалась в клубочек, притянув колени к животу. Девушка мрачно сказала, сжав руку в кулак: «Ни один белый меня больше не коснется, никогда. Лучше я умру».

Она заснула, вздрагивая. Ей снилась мать – привязанная к козлам, кнут, хлещущий по смуглой спине и Тедди, что смеясь, отбрасывая плеть, кричал: «А теперь ведите сюда дочь, развлечемся с ними обеими!».

Марта всхлипнула. Кусая губы, бормоча: «Нет! Нет!», девушка перевернулась на бок. Она и не услышала, как бабка вошла в комнату. Осторожно сняв с нее туфли, натянув на плечи одеяло, та перекрестила девушку.

Миссис Бетси вернулась в свою спальню. Заперев дверь, взглянув на распятие на беленой стене, она присела на край кровати.

– Вот и похоронят тебя, – устало сказала женщина. «Семь лет тебе было, сыночек, как продали меня. Как я плакала, на коленях просила – не отрывайте от меня мальчика…, Мистер Дэвид велел надсмотрщику: «Двадцать плетей ей дайте, надоела она мне». Бросили в телегу и на аукцион отвезли. Натаниэль, милый мой, – она вытерла слезы костяшками пальцев. «Один ты у меня был, сыночек, и вот – забрал тебя Господь».

Миссис Бетси прилегла, что-то шепча, зажав в руке простой крестик. Уткнув лицо в сгиб руки, она опять расплакалась.

У калитки Дэниел сказал Тедди: «Гроб уже в церковь увезли. Я еще тут побуду, а ты сходи в мастерскую, проверь – что там с камнем. Помнишь же, что высечь на нем надо?»

Тедди кивнул: «Те слова его, предсмертные. Дэниел, – он помолчал, – как ты думаешь, может быть, мне остаться стоит?». Он замялся: «Помочь им, поддержать…Тетя Мирьям и дядя Стивен поймут, я уверен».

Старший брат потрепал его по каштановой голове: «А кому тогда Мэри и Мораг в Англию везти? Мне до следующей весны никак не вырваться, уж больно много дел в департаменте. Весной встретимся в Лондоне и отправимся во Францию, искать твою мать с отчимом».

Тедди только сунул руки в карманы сюртука. Он угрюмо отозвался: «Ладно».

– Бедная моя девочка, – думал он, идя по дороге вдоль моря, – счастье мое…, Плакала, так плакала. Господи, – он вдруг остановился, – только бы с мамой все хорошо было, прошу тебя. С мамой, с Элизой, с Джоном…, – юноша остановился. Вынув бархатный мешочек, он положил на большую ладонь простое, золотое кольцо.

– Все равно, – сказал себе Тедди, – я его Марте оставлю. Пусть она в трауре, пусть не будет его носить, все равно. Это ее кольцо, иначе нельзя.

Он посмотрел на сияющую гладь моря, и присел на камень:

– Значит, так. Найти маму и всех остальных. Увезти их в Лондон. Закончить университет. Жениться на Марте. Добиться отмены всех этих средневековых законов. Хотя бы тут, в Массачусетсе, а там посмотрим. Ах да, – он невольно улыбнулся, – и стать судьей Верховного Суда. Дел, в общем, много, – он обернулся и взглянул на черепичную крышу постоялого двора. «Все будет хорошо, любовь моя, – ласково сказал Тедди. «Я вернусь, и все будет хорошо».

Он шел к Бостону, представляя себе уютный дом на Бикон-хилле, фортепьяно в гостиной, книги, большой, круглый обеденный стол, детей – мальчиков и девочек. Тедди видел ее – высокую, стройную, в шелковом платье. «Как у Тео, – прошептал он. «Гранатовый цвет, ей очень пойдет. И пурпурный, и темно-синий. Моя богиня, любовь моя…., – он вздохнул и почувствовал, что опять улыбается.

Салли услышала стук в дверь и тихо сказала: «Открыто».

– Все ушли, а Марта и миссис Бетси – отдыхают, – Дэниел стоял на пороге. Он был в черном, хорошо скроенном сюртуке. Русые волосы чуть золотились на солнце.

– Он траур надел, – поняла Салли. «И он, и Тедди. Господи, они ведь нам не родня, а так заботятся…, И Мирьям из Ньюпорта написала – как вернутся они, сразу сюда придет. Посидит со мной, погорюет».

Салли посмотрела на конверты, разложенные по столу: «Столько писем, Дэниел, я даже и не думала…»

– Ната очень любили, ты же знаешь, – он все не заходил в комнату. Салли махнула рукой: «Ты садись, садись, пожалуйста».

Мужчина наклонил голову. Подождав, пока она устроится в кресле, Дэниел устроился рядом, достав из кармана сюртука блокнот.

– Ты просто послушай, – мягко сказал Дэниел, глядя на следы от слез на смуглых щеках. «Я понимаю, ты сейчас не в том состоянии, чтобы делами заниматься…, – он запнулся. Салли вздохнула: «Нет, нет, мне так легче».

Строгое, черное платье прикрывало ее руки до запястий, сквозь траурное кружево воротника светилась нежная, цвета карамели шея.

– Дина так одевалась, – вспомнил Дэниел. «Скромно. Два года, как они уехали. Пусть будет счастлива со своим Аароном, – он опустил ресницы и почувствовал прикосновение ее губ, увидел косой луч солнечного света, что пробивался через крышу сукки, услышал шелест золотых листьев в саду Горовицей.

– Все счастливы, – горько подумал Дэниел. «Мирьям, кроме своего квакера, и не смотрит ни на кого. Эстер – до сих пор с Меиром за руки держится, я же у них обедал, на Песах, видел. А я? Через два года сорок, и ни семьи, ни детей. И не любил меня никто».

Он откашлялся: «Участок на кладбище я в вечное владение купил, Салли, так что ни о чем не беспокойся. По завещанию Ната и земля и строения – все тебе переходит. Я посидел со счетами, у вас все в порядке, долгов нет».

– Нет, – она помотала головой. «Ты же сам знаешь, Нат нечасто дома бывал, – она прервалась и сжала изящными пальцами ручку кресла, – мне самой приходилось управляться…, И спасибо тебе, спасибо…»

– Я обещал Нату о вас заботиться, – вздохнул Дэниел, – над телом его. Пока я жив – так и будет. И вот еще, – он достал из-за отворота сюртука конверт, – это сегодня пришло, с утра. От аболиционистов, – он посмотрел в темные, большие, чуть припухшие глаза Салли. «Отсюда, из Нью-Йорка, из Филадельфии…»

Салли взглянула на чек и всхлипнула. «Так много, Дэниел…»

– Вы кормильца потеряли, – просто ответил он. Женщина, уронив голову на его плечо, разрыдалась.

–Дэниел, – она хватала ртом воздух, – Дэниел, как же мы теперь, как мы жить будем…

– Я всегда буду рядом, Салли, – тихо сказал он, гладя ее по голове, привлекая ее к себе. «Если ты мне позволишь, Салли, если позволишь, я всю жизнь посвящу тебе».

– Господи, – промелькнуло у нее в голове, – что я делаю. Ната еще не похоронили, нельзя, нельзя…, – он опустился на колени. Обняв ее, Дэниел шепнул: «Салли, пожалуйста…, Позволь мне заботиться о вас, я прошу тебя. Это мой долг, перед Натом, перед вашей семьей…»

– Не надо…, – ее голос был совсем тихим, – не надо, Дэниел…, Так нельзя, это грех, это плохо…

Дэниел подумал, что понимает отца. Она была вся будто вылеплена из нежной, мягкой карамели. У нее были покорные, черные глаза, дрожащие, темно-красные губы, ее слезы на вкус были – как лучшее вино. «Салли, – он провел губами по ее руке, – Салли, разве любовь – это грех?»

– Четыре месяца, как я Ната, не видела – тоскливо поняла женщина. «Господи, как хочется просто прижаться к кому-то, чтобы утешил, чтобы обнял меня, приласкал…Просто, чтобы он был здесь, иначе так одиноко, так одиноко…»

Она уткнулась лицом в его сюртук, плача, держа его за руку. «Дэниел, – выдохнула она, – Дэниел, я сама не знаю, что делаю, …Ты просто побудь вместе со мной, просто…., – она закусила пальцы на руке и стала качаться из стороны в сторону.

– Иди сюда, – он ласково поднял ее на ноги. Поддерживая женщину, Дэниел довел ее до кровати. Он уложил Салли на подушки: «Я посижу с тобой, столько, сколько надо, Салли. Пожалуйста, не прогоняй меня, я не могу, не могу видеть, как ты страдаешь…»

Она почувствовала рядом его крепкие руки. Свернувшись в клубочек, все еще плача, женщина шепнула: «Спасибо тебе, спасибо, Дэниел». Он был совсем близко. Салли, ощутив тепло его тела, глотая слезы – повернулась и поцеловала его.

– Всякая плоть-трава, и вся красота ее – как цвет полевой.

Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа, -

разносился по кладбищу голос священника. Зеленая лужайка была усеяна людьми. Дэниел, подняв голову, увидел брата. Он стоял, не отводя глаз от вырытой ямы, от простого, соснового гроба рядом с ней. Салли, в черном платье, держала за руку дочь. Дэниел, глядя на нее, вспомнил свой ласковый, тихий шепот: «Мы поженимся…в следующем году, как только я вернусь из Франции, как только закончится траур. Салли, Салли…, – она обняла его за шею, – крепко, отчаянно. Все еще всхлипывая, женщина шепнула: «Правда?»

– Правда, – Дэниел прикоснулся губами к высокому, теплому лбу, к мокрым ресницам: «Я просто хочу, чтобы меня любили. Чтобы у меня была семья, чтобы было, куда возвращаться. Уйду из департамента, ничего страшного. Вернусь в адвокаты. Салли меня всегда будет любить, – она приникла к нему горячим телом: «Ты ведь уйдешь от меня, Дэниел, ты не женишься на цветной».

– Женюсь, – твердо ответил он, а потом не осталось ничего вокруг, кроме ее губ, – свежих, как ветер с моря, кроме ее лихорадочного дыхания. Дэниел, чувствуя, как она гладит его по голове, как шепчет: «Еще, еще!», – поцеловал старые следы от ожога на смуглом плече женщины.

Гроб опустили в яму. Салли бросила вниз комок влажной земли:

– Господи, прости меня. Нат бы понял, он бы хотел, чтобы я была счастлива. Марта скоро замуж выйдет, будет своим домом жить, а мы с Дэниелом состаримся вместе. И он такой заботливый, такой ласковый…, – она почувствовала, что краснеет, и вздохнула: «Видно, на роду мне так написано. Мистер Дэвид, мистер Мэтью, а теперь он. И он жениться обещал…, – она обвела глазами медленно расходящуюся толпу и увидела миссис Люси, учительницу французского языка. Она держала за руку сына – красивого, белокожего мальчика с темными, кудрявыми волосами.

– Она поэтому и уехала из Нового Орлеана, – вспомнила Салли. «Жила там с офицером каким-то, а он потом с белой женщиной обвенчался. И ребенка не признал. Но Дэниел не такой, он меня не обманет».

Салли вздохнула. Перекрестившись, она услышала голос миссис Бетси: «Пойдем, милая, надо стол накрывать».

Женщина взглянула на ворота кладбища – Дэниел о чем-то говорил с Тедди. Он подождал, пока Салли поравняется с ними: «Тедди Марту проводит, не волнуйся. Можно…, – робко начал он, – можно, я тебя провожу?».

Салли кивнула. Дэниел, наклонившись к ее уху, едва слышно проговорил: «Я приду сегодня. В полночь, милая, как все спать улягутся. Откроешь калитку?».

Она вспомнила свои слезы, свой ласковый шепот: «Дэниел, милый, спасибо тебе, спасибо…, – и кивнула изящной, прикрытой чепцом головой.

– Я люблю тебя, – сказал он. Предложив ей руку, Дэниел повел Салли по тропинке вдоль берега к дому.

Марта шла рядом с Тедди, вдыхая запах сандала, искоса посматривая на него.

– Даже глазом не моргнет, – зло подумала она. «А что он негров освободил – так это для вида просто. Рабы ему не нужны, он и так богач, я слышала. Все они такие, соблазняют цветных девушек, а потом – бросают. Миссис Люси хотя бы. Жила с белым, он ее с ребенком оставил, и даже слышать о мальчике не хочет. Хорошо, что меня Господь миловал, вчера крови начались, – она зарделась. Вспомнив ласковые поцелуи Тедди, то, как он плакал, уронив ей голову на плечо, Марта спросила себя:

–А если он и вправду не знал ничего? Все равно, все равно…Я не смогу жить с сыном человека, который издевался над мамочкой, с братом человека, который…, – Марта внезапно остановилась. Открыв рот, девушка подышала.

Негры ушли вперед, они стояли на тропинке, совсем одни. Тедди, робко взяв ее за руку, озабоченно спросил: «Все в порядке? Ты устала, милая, ты отдохни, пожалуйста, …Я тебе вот это принес…, – юноша достал из кармана бархатный мешочек. Встряхнув головой, он опустился на одно колено:

– Марта, – его каштановые волосы золотились в летнем солнце, – Марта, я знаю, так нельзя, ты сейчас в трауре, и матушка твоя – тоже. Ты просто возьми это кольцо, – он вскинул лазоревые, грустные глаза. «Не носи, просто возьми, пожалуйста. Стань моей невестой, Марта. Когда траур закончится – мы обручимся, официально. Я люблю тебя, ты же знаешь…»

Тедди замолчал и посмотрел на нее. Она молчала – стройная, в темном, глухом платье, черные косы развевались по ветру, на бронзовой коже щек играл румянец.

Марта взглянула на кольцо, что лежало на большой, надежной, крепкой ладони.

– Никогда, – просто ответила она. «То, что было, – было ошибкой, Тедди. Нам с тобой не по пути. Найди себе белую девушку и будь с ней счастлив».

Он убрал кольцо. Поднимаясь, юноша глухо сказал: «Я ни с кем не буду счастлив, кроме тебя, и ты это знаешь, Марта. Почему так? – тоскливо спросил он, протягивая к ней руку. «Неужели вот это, – Тедди указал на свое лицо, – так важно? Я же не виноват в том, что я белый, Марта…, У моей семьи никогда больше не будет рабов, никогда…, – он помотал головой и отчаянно добавил: «Ты же знаешь, не все белые такие, как те, что убили твоего отца…»

– И это говоришь ты, – ядовито усмехнулась девушка, – сын плантатора, который издевался над своими рабами, брат человека, который…, – Марта не закончила. Выхватив из кармана платья конверт, девушка швырнула письмо в лицо. «Не говори, что ты об этом не знал! – ее губы презрительно исказились. «Лгун, актер, мерзавец! Ты бы сделал со мной, то же самое, что твой брат делал с моей матерью, я уверена!»

Марта сжала руки в кулаки, тяжело дыша, а он, побледнев, читал ровные строки:

– Когда мне было четырнадцать, мистер Дэвид Бенджамин-Вулф отобрал меня для размножения. Он сказал, что я должна буду рожать от него детей, на продажу, так как у меня половина белой крови, и мое потомство будет дорого цениться. Также я должна была развлекать его гостей, и его сына, мистера Мэтью, когда тот приезжал на каникулы. Мистер Мэтью бил меня кнутом, и часто…, – Тедди пошатнулся и заставил себя дочитать до конца.

Посмотрев на подпись и печать брата, он, все еще держа в руке бумаги, тихо сказал: «Марта, поверь мне, я ничего не знал…Мне никто, ничего не говорил, ни мама, ни Дэниел…, – Тедди почувствовал, как ноет у него сердце. Вздохнув, он решительно закончил: «Прости меня, прости, пожалуйста,…Я знаю, как тебе тяжело сейчас…Я обещаю, обещаю, Марта…»

Она выхватила у него конверт и холодно ответила: «Белый никогда не узнает, – что такое быть рабом, мистер Теодор, – она сжала зубы, – Бенджамин-Вулф. Белый никогда не поймет негра. Прощай, и не приближайся ко мне больше, – Марта отвернулась. Девушка пошла прочь – высокая, с прямой, жесткой спиной.

Она плакала, не стирая слез со щек: «Господи, как больно…, Но нельзя, нельзя…, В память о папе, в память о том, как страдала мамочка – нельзя. Нельзя предавать свою кровь».

Тедди смотрел ей вслед. Сбежав по тропинке к морю, в сердцах ударив кулаком по камню, юноша прошипел: «Почему, почему мне ничего не сказали? Я же взрослый, я бы понял….». Он вспомнил ее бронзовую, мягкую кожу, ее сладкие губы. Присев на гальку, уронив голову в руки, Тедди разрыдался.

Дэниел, чиркнув кресалом, зажег свечи: «В этой спальне ты дремал, когда тебе год от роду был. Твоя матушка тогда из Виргинии приехала, вместе с Салли, и сюда пришла».

Тедди присел на подоконник, и, закурил, глядя на залив: «Тогда же ты с тети Салли показания снял, да? О ее жизни в имении, – юноша горько усмехнулся, – моего отца».

– Откуда он… – подумал Дэниел. «Одна копия бумаг была у Марты, она ее в Лондон увезла, а вторая – у Салли. Господи, – мужчина похолодел, – неужели…». Он взглянул на лицо брата и поразился – синие глаза потеряли искорку веселья, подбородок затвердел. Дэниел понял: «Совсем взрослый. Уже не мальчик, нет».

– Я только хочу знать, – устало продолжил Тедди, выдыхая сизый дым, – почему мне ничего не рассказали? Не мама, – он вздохнул, – я понимаю, ей тяжело было о таком говорить, даже после всех этих лет. Но ты, Дэниел, ты, же мой старший брат…

Дэниел наклонился и обнял мощные плечи: «Думаешь, мне легко было? – шепнул он. «Ты сам знаешь, я из семьи в восемнадцать лет ушел, как раз из-за этого. Знать, что у меня такой отец…, – он поморщился, – знать о Мэтью…»

– Как он умер? – внезапно спросил Тедди. «Мэтью. Расскажи мне, Дэниел, только, пожалуйста, – он отложил сигару и потер лицо руками, – ничего не скрывай. Не надо больше, – он помолчал. Дэниел, разлив вино по бокалам, стал говорить.

Они почти допили бутылку, когда Тедди, зажигая четвертую сигару, глядя на тонкий серпик луны в окне, пробормотал: «Спасибо. Мама правильно сделала, что убила его, – он внезапно улыбнулся: «Впрочем, я в маме никогда не сомневался, и в Джоне тоже».

– Мы их найдем, – пообещал Дэниел, целуя брата в лоб. «Поедем во Францию и найдем. У нас американские паспорта, нас не тронут. И Констанцу оттуда вывезем».

– Придется ее связать для этого, – хмыкнул Тедди. «Я тебя попросить хотел – я статью написал. Думаю, ее в какой-нибудь аболиционистский журнал пристроить. Посмотри на нее, пожалуйста. Ты же опытный юрист, а я только учиться начинаю».

– Конечно, – откликнулся Дэниел. «А о чем статья?»

– О праве человека вступать в межрасовый брак, – горько ответил Тедди, отвернувшись, уставившись на медленно темнеющее за окном небо. «Пусть будет счастлива, – сказал он себе, чувствуя горячие слезы в глазах. «Пусть, не со мной, но пусть будет счастлива. Моя богиня».

Дэниел осторожно поднял руку и постучал в калитку. Дорога была уже пуста, вдалеке чернели верхушки леса, за его спиной шуршало, плескалось море под обрывом.

–Заснул мальчик, – ласково подумал он. «Бедный, такое услышать. Ничего, он сильный, справится. Я сейчас рядом, помогу ему. А статья хорошая, осенью ее в печать пустим. Конечно, много воды утечет, прежде чем другие штаты последуют примеру Пенсильвании, но за это надо бороться. И за право негров на учебу в колледже – тоже. Много работы впереди. Теперь мне ничего не страшно, я теперь не один».

Салли стояла, держа в руке оловянный подсвечник: «Дэниел….».

Он забрал у нее свечу. Поцеловав теплые, пахнущие свежей выпечкой, мягкие ладони, мужчина выдохнул: «Я так ждал тебя, любовь моя, так ждал. Всю жизнь ждал, оказывается».

Салли прижалась губами к русому, в чуть заметной седине виску. Они долго стояли так, обнявшись, не размыкая рук, вытирая слезы друг другу.

Мирьям выглянула в окно кухни и улыбнулась – дети сидели под кленом, держась за руки. Она услышала голос Мэри: «Вы только не грустите, пожалуйста. Мы с Мораг обязательно вернемся, а когда вы подрастете – и вы в Англию поедете».

– Я хочу в Амстердам, – внезапно сказала Дебора, вертя в руках трубочку. «Папа рассказывал – там очень красиво, как в сказке».

– И в Амстердам тоже отправитесь, – согласилась Мораг, отложив томик стихов. Мирьям вытерла руки и вздохнула:

–Мэри совсем уже взрослая, девятнадцать лет. Может быть, все-таки стоило попросить Дэниела поправить ей паспорт немного? Но она очень щепетильная, никогда бы не согласилась. Да и потом, – женщина хмыкнула, – она девочка прямая, честная, не будет обманывать. Может, в Англии кого-нибудь встретит. И Мораг тоже – не за фермера же ей замуж идти. Она и поет, и стихи пишет… – в дверь позвонили. Мирьям, пройдя в переднюю, ахнула: «Салли!»

Под черными глазами женщины залегли глубокие тени. Мирьям потянулась и, обняла ее: «Мне так жаль, милая, так жаль…., Мы только вчера вернулись из Ньюпорта, поздно вечером. Проходи, проходи, пожалуйста. Стивен в порту, корабль свой к отплытию готовит. Проводим девочек, и они с Элайджей в море уйдут».

Салли присела на крепкий стул. Глядя в доброе, с морщинками вокруг синих, больших глаз, лицо Мирьям – она расплакалась.

– Милая, – Мирьям обняла ее за плечи, – милая, не надо…, У тебя доченька есть, миссис Бетси…Она шептала что-то ласковое, успокаивающее. Салли, вытерев щеки, спросила: «А ты? У тебя ведь муж моряк, хоть и по озерам ходит. Ты не боишься, Мирьям?»

Женщина поставила медный кофейник на треногу в очаге. Присев напротив, перебирая длинные пальцы Салли, она вздохнула: «Боюсь, конечно. И за Стивена, и за Элайджу, и Мэри – тоже у штурвала стоит, – Мирьям улыбнулась. «Молюсь, чтобы с ними все хорошо было, Псалмы читаю».

– Я тоже молилась, – Салли покачала изящной головой и сказала себе: «Я не могу, не могу. Не могу попросить у нее трав, язык не поворачивается. Уже пять дней ничего нет. Господи, надо Дэниелу сказать, нельзя тянуть. Какой стыд, какой позор, – кровь прилила к ее щекам. Она повторила: «Молилась. Но видишь… – ее губы задрожали и Салли не закончила.

Мирьям ласково вытерла ей слезы, своим платком. Заварив кофе, она добавила в фаянсовые кружки молоко: «На Эстер посмотри. Она, бедная, тоже – мужа потеряла. Однако же, теперь она счастлива, и деток растит. И я, – женщина улыбнулась, – могла ли я думать, там, у Кинтейла в лагере, что все так обернется? Отгорюешь, поплачешь, милая, и дальше надо жить. Тебе же тридцать три всего, – Мирьям посмотрела на красивое, грустное лицо Салли.

– Дальше, – та помешала кофе и велела себе: «Прямо отсюда пойдешь, и скажешь все Дэниелу. Он дома, должно быть».

– Спасибо тебе, – Салли помолчала. «Мы справимся».

– А Марта, – пронеслось у нее в голове. «Девочка так отца любила…, Но ведь это Дэниел. Она его с детства знает, он друг негров, Марта будет согласна. Она только порадуется, когда о ребенке услышит».

– И вот еще, – Салли порылась в бархатном мешочке, что висел у нее на запястье, – Марта записку передала, для Мораг…, Просит, пока она не уехала – взять для нее книг в библиотеке. Нам же туда нельзя, – Мораг, услышав голос Салли, всунула голову в кухню: «С удовольствием!»

Она пробежала глазами записку и увидела внизу постскриптум: «Буду ждать тебя завтра в три у Фанейл-холла. Мне надо сказать тебе что-то важное».

– Что же она сюда не пришла? – удивилась Мораг. Посмотрев на Дебору и Элайджу, что висели на заборе, девушка усмехнулась: «Тут и не поговорить толком, конечно. А все равно – я по ним скучать буду».

Девушка вернулась к клену. Положив голову на плечо сестры, она попросила: «Прочти мне еще раз то письмо, от тети Изабеллы».

– Дорогие мои Мэри и Мораг, – начала читать сестра. «Мы все очень, очень рады, что родители разрешили вам поехать в Англию. Жить вы будете у нас с дядей Джованни, в Мейденхеде. С началом сезона дядя Питер устроит в вашу честь обед у себя, на Ганновер-сквер. Когда вы приедете, еще будут каникулы, поэтому вы познакомитесь и с Майклом, сыном дяди Питера – ему восемнадцать лет, и он учится в Кембридже, и с нашими сыновьями – Пьетро, другом Тедди, и Франческо, ему восемь. Он только отправляется в школу, в этом году. С Тедди, я уверена, вы уже подружились».

– Подружились, – горько повторила Мораг. «Как мы из Ньюпорта вернулись, он сюда и не приходил. Папа сказал, у него статью осенью печатают, в сборнике общества аболиционистов, в Пенсильвании. Тедди над ней работает, у него времени нет. Какой он умный, и латынь знает, и в шестнадцать лет уже публикуется…»

– Мы с вами, дорогие девочки, будем ходить в театр, в Британский Музей. Я вас буду вывозить на балы, и, конечно, напишу ваши портреты. С любовью к вам, в ожидании встречи, – Изабелла ди Амальфи.

– Надо будет карточки напечатать, – озабоченно сказала Мэри, убирая письмо в томик Блейка. «Визитные. Так положено, я читала в этой книге, о светском этикете. Мисс Мэри Кроу и Мораг Маккензи, леди Кинтейл. Это Англия, там важно, что у тебя есть титул».

Мораг покраснела: «Ерунда, какая…»

– Вовсе не ерунда, – рассудительно заметила Мэри, поднимаясь: «Дядя Питер написал, что ты в этом сборнике есть, мистера Альмона, где вся аристократия перечисляется. Король Георг подтвердил своим указом, что ты – наследница Кинтейлов».

– Наследница без денег, – хмыкнула Мораг, отбросив на спину черные косы.

– С твоей красотой, – Мэри поцеловала ее в щеку, – это совершенно неважно. И потом, папа с мамой же говорили – они откладывали нам на приданое, так что не беспокойся. Мы, конечно, не богачи…, – девушка развела руками.

– Тедди – наследник Бенджамин-Вулфов, – грустно подумала Мораг. «У него одной земли в Виргинии пять тысяч акров. Еще имение, деньги в банке…, Зачем я ему нужна – полукровка, деревенская девчонка».

– Обедать, – позвала мать, стоя на пороге кухни. «Снимайте детвору с забора».

Мораг подождала, пока все зайдут в дом. Вскинув голову, глядя на зеленые листья клена, на птиц, что кружились у скворечника, она вытерла слезы с глаз. «Никогда даже словом не обмолвлюсь о том, что он мне нравится, – решила девушка. «Все равно, мы не будем видеться. Он в Бостоне поселится, а я на озеро вернусь, и буду в школе преподавать. Так будет лучше, – она вздрогнула. Обернувшись, Мораг радостно сказала: «Папа!»

Капитан Кроу поцеловал ее теплый, нагретый солнцем затылок: «Каюта ваша готова, и Тедди тоже. Багаж погружен, так что проводим вас, и поплывем с Элайджей на север».

– А я тут одна с Деборой останусь, – Мирьям подошла к ним, и обняла девушку: «Я уверена, вам очень понравится в Англии, милая».

Мораг заставила себя улыбнуться: «Конечно, мамочка». На ветку клена присел дрозд и залился песней – легкой, свободной. «Просто буду его любить и все, – вздохнула Мораг. Взяв родителей за руки, она пообещала: «Я вернусь, обязательно».

Салли помялась у крыльца с медной табличкой: «Дэниел Вулф, адвокат, представительство в суде». Она отчего-то вспомнила, как Нат, ясным весенним утром, открыл ей эту дверь.

– Пятнадцать лет прошло, – горько подумала она. «Там мы венчались, в Первой Баптистской Церкви, а потом четыре дня в комнатах миссис Марты прожили. Господи, Тедди тогда годик был, а сейчас – взрослый мужчина».

– Тетя Салли, – услышала она удивленный голос. Юноша стоял на пороге с кофейником в руке. Она сглотнула: «Мне надо с мистером Дэниелом поговорить, насчет завещания…»

– Проходите, конечно, – Тедди поклонился. «Он в кабинете у себя, работает». Юноша отчего-то вздохнул и спросил: «Как Марта, тетя Салли?»

– Хорошо, – слабо улыбнулась женщина, и нажала на бронзовую ручку двери.

В кабинете пахло сандалом, Дэниел, в одной рубашке, с засученными до локтей рукавами, что-то быстро писал.

– Таким образом, – пробормотал он себе под нос, – учитывая подписанную президентом Вашингтоном, 22 апреля, декларацию нашего нейтралитета, в войне между Францией и Великобританией, я бы рекомендовал подготовить закон о нейтралитете США, где американцам будет запрещено вступать в военные действия со странами, которые заключили с нами мирные соглашения. Более того, я считаю, что сейчас мы можем действовать более решительно в наших отношениях с Великобританией, и добиться пересмотра тех статей Парижского мирного договора, которые являются невыгодными для нашей страны…

Он прервался, увидев ее, и тут же встал.

– Салли, – улыбнулся Дэниел. Озабоченно, понизив голос, он спросил: «Что случилось? Подожди». Дэниел закрыл дверь на ключ и поцеловал ее – глубоко, долго.

– Дэниел, – выдохнула она, обнимая его. «Дэниел, я не знаю, как тебе сказать…, У нас будет, ребенок. Наверное, – краснея, прибавила Салли. «В феврале».

– Господи, – подумал Дэниел, – господи, как я рад. Милая моя, счастье мое…

– Иди, иди сюда, – он нежно усадил ее на диван. Опустившись на пол, Дэниел положил ей голову на колени: «Но ведь это, же хорошо, Салли, это такая радость…»

Женщина наклонилась. Целуя его, Салли робко заметила: «Я не знала, как ты…как ты отнесешься к такому…, Даже ходила к Мирьям, хотела трав у нее попросить, но не смогла, не смогла, – она помотала головой.

– Что ты, – его рука заскользила по шелковому, черному чулку. «Какая у нее кожа нежная, – улыбнулся Дэниел. «И, правда, словно карамель».

– Милая моя, это же наше дитя, – он почувствовал под пальцами кружева. Салли, выдохнула: «Но как, же нам пожениться, я ведь в трауре еще…»

– И я пока не могу подавать в отставку, – он обнял женщину и стал расшнуровывать ей корсет. «Сама знаешь, война идет, очень много работы…, Как только вернусь из Франции – обязательно это сделаю. Мы сразу поедем в Филадельфию, к мировому судье, – он прижался губами к темному соску, что показался из-под спущенной рубашки.

Одной рукой он развязал ленты ее чепца. Укладывая ее на спину, целуя плоский, смуглый живот, поднимая к бедрам юбки, Дэниел шепнул: «Ничего страшного, любовь моя…, Потом я просто признаю мальчика, или девочку, вот и все. Я никогда, никогда вас не брошу, всегда буду рядом…»

– Дэниел…, – она откинула назад черноволосую голову, – тут же Тедди, вдруг он….

– Он работает, так что не бойся, он мешать не будет, – Дэниел встал на колени. Нежно раздвинув ей ноги, опускаясь на нее, прижимаясь к ее губам, он выдохнул: «Я люблю тебя!»

Мораг сразу увидела Марту – та ждала у входа в Фанейл-холл, высокая, в простом, светлом батистовом, платье. Черные, тяжелые косы падали ей на спину.

– Ты пришла, – негритянка улыбнулась и приняла от нее книги. «Спасибо, – она погладила обложку верхнего тома, – я потом тетю Мирьям попрошу отдать. Вы сегодня отплываете?»

Мораг кивнула и, потянувшись, обняла подругу: «Я буду скучать, – шепнула она, – и обязательно вернусь, мы еще встретимся, Марта!»

Та только вздохнула и оглянулась: «Мораг…, Я тебя попросить хотела…»

– Да, – карие, большие глаза девушки доверчиво распахнулись.

– Так будет правильно, – сказала себе Марта. «Я не могу, не могу – я вырвала его из сердца. Я не буду больше о нем вспоминать, но Мораг он нравится, я, же видела. Она хорошая девушка, она о нем позаботится. Пусть будет счастлив».

– Присмотри за Тедди, – шепнула ей Марта. «Пожалуйста. Ты же знаешь, у него вся семья пропала, ему очень одиноко. Ты ему нравишься».

Мораг закусила губу и отчаянно помотала головой. «Не плачь, – велела себе она, – ты уже взрослая. Не смей плакать».

Однако на длинных, темных ресницах уже повисли слезы. Она, дрожащим голосом, ответила: «Не нравлюсь».

Марта погладила ее по руке: «Значит, понравишься, поверь мне. Просто подожди, и все».

Они поцеловались. Марта рассмеялась: «Я приду в порт, помашу вам на прощанье. Хорошего плаванья!»

Она ушла. Мораг все стояла, перебирая в руках кончик своей косы.

– Понравиться, – повторила она и покраснела. «А как? Надо его слушать. Ему будет приятно. И ухаживать за ним, хотя он сам – и убирает, и готовит отлично. Все равно, каждый рад, когда о нем заботятся. Папа тоже все умеет, а мама ему иногда завтрак в постель относит. И потом они долго из спальни не выходят, – Мораг зарделась и вспомнила ласковый голос бабушки: «Жила бы ты в старые времена – тебя бы уже замуж выдали».

– В двенадцать лет? – ахнула девушка, склонившись над озером, полоща белье.

Онатарио пожала плечами: «Как крови пошли, значит можно. Сейчас закончим со стиркой, я тебе все и расскажу, что тебе знать надо».

Мораг прижала ладонь к пылающей щеке: «Если…, если…, мы это сделаем, я, наверное, тут же и умру, от счастья. Тедди…, – она мечтательно закрыла глаза. Вздохнув, сжав руки, Мораг кивнула: «Так тому и быть. И ему станет хорошо».