Текст книги "Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

– В отпуске, – он все улыбался. «Я дипломат, посол по особо важным поручениям, работаю в нашем Государственном Департаменте. Так могу я надеяться на танец, кузина Изабелла? – Дэниел подал ей руку.

Они встали друг напротив друга. Изабелла тихо сказала: «Нас в Марокко сватали, господин Даниял. Жалко, что мы с вами в Париже разминулись. Вы знаете, что Тео вышла замуж за Теодора, в Петербурге? Они нам письмо прислали».

Дэниел кивнул. «Питер мне говорил. Я здесь по его приглашению, обманным образом, так сказать».

Изабелла весело сморщила нос: «Я уверена, что, пока вы в Лондоне – вас будут рады видеть в хорошем обществе, кузен Дэниел. Вы обязательно должны познакомиться с моим мужем. Он сейчас в Кембридже, преподает, но на выходные приезжает домой».

– Буду рад, – Дэниел вдохнул запах роз: «Недолго тебе послом оставаться, милый мой, как вернешься – надо будет в отставку подавать».

Он вспомнил ласковый голос Салли: «Смотри, он совсем белокожий, наш маленький Нат». Дэниел нежно коснулся темно-каштановых волос. Мальчик открыл карие глазки. Посопев, он прижался к смуглой груди матери. «Спасибо, спасибо, любовь моя, – Дэниел поцеловал теплый висок женщины и, достал из кармана сюртука бархатный футляр: «Это тебе».

Крупные жемчужины цвета слоновой кости перемежались с ограненными бриллиантами. Он приложил к ее шее ожерелье: «Когда я вернусь – мы с тобой поедем в Филадельфию и поженимся. И маленького Ната я признаю, – он так и стоял на коленях, обнимая их двоих.

– А она отлично танцует, – усмехнулся Дэниел. «Принцесса Марокко. Пока я не женат, можно и развлечься. Салли все равно ничего не узнает, между нами океан. Кузина Изабелла, – он наклонился к нежному уху: «Мне очень жаль, что из того сватовства так ничего и не вышло, кузина. Теперь я вижу, что много потерял».

Она только мимолетно покраснела и продолжила танцевать.

Над, Ганновер-сквер занимался нежный, весенний рассвет, когда невысокий, светловолосый мужчина, в куртке моряка и холщовых брюках, с потрепанной сумой через плечо, постучал в дубовую дверь под золоченым вороном. Изящные буквы блестели в первых лучах солнца: «Клюге и Кроу. Anno Domini 1248».

Запахло жареным беконом и кофе. Джон пожал сильную руку: «Я уже в Уайтхолле побывал, но там меня не кормили. Вся надежда на то, что у богатейшего промышленника Англии найдется пара яиц в кладовой».

– Я всего лишь седьмой, если брать в расчет чистый капитал, без оборотных средств, – запротестовал Питер, снимая холщовый фартук. «Дэниел спит еще. Они вчера поздно с бала вернулись. То есть сегодня, – улыбнулся мужчина.

– Вовсе я не сплю, – раздался голос с лестницы. Дэниел протянул руку: «Вы на отца похожи, как две капли воды, граф Хантингтон. Мы с ним подружились, когда Парижский договор подписывали. Вы в это время, кажется, уже в Мадриде были. Очень приятно».

– Просто Джон, – отмахнулся мужчина.

– Да, я тогда только начинал карьеру, так сказать, – тонкие губы графа улыбнулись, – хотя какая у нас карьера? Это вы, дипломаты, блистаете в дворцовых залах. Мы в это время прочищаем дымоходы в тех самых дворцах, – Джон расхохотался: «Эта девочка, дочь Гениси…Она ведь здесь. Господи, я ее и не видел никогда. Гениси…, – он вспомнил тонкие, смуглые руки, что обнимали его за шею, задыхающийся, ласковый голос: «Я так люблю тебя, Большой Джон!», и вздохнул: «Пора за стол, господа».

Уже за кофе он выложил из своей сумы старые, потрепанные газеты. Джон подвинул их мужчинам: «Интересное чтение. Как вы, наверное, знаете, прошлой осенью погибли все генералы Католической Королевской Армии. После битвы при Савене остатки отрядов ушли в леса. Но де Шаретт, по слухам, жив, а тут еще вот это… – он указал на статью.

– Слухи о так называемой банде Волчицы, орудующей в глухих районах Бретани, – прочел Питер, – совершенно необоснованны. Республиканская армия держит эту местность под строгим контролем, поэтому все, кто распускает такие сплетни – являются врагами революции. Это же «Папаша Дюшен», – поморщился Питер, – желтый листок.

– В них тоже иногда печатают полезные вещи, – заметил Дэниел. «Ты думаешь…, – он не закончил и взглянул на Джона.

Тот пожал плечами.

– Кто говорит, что отца и Марту казнили, кто – что они сбежали в Вандею. Об Элизе вообще ничего неизвестно, как и о Констанце. Лавуазье все еще в тюрьме Порт-Либр. Я считаю, что нам надо разделиться, – Джон достал простой портсигар. Распахнув двери в сад, он закурил: «Ты, Дэниел, едешь через Амстердам – в Париж, со своим дипломатическим паспортом. Ищешь там Констанцу и выполняешь еще одно маленькое, – он подмигнул Питеру, – поручение».

– Я бы и сам мог, – недовольно отозвался Питер, убирая со стола.

– Мы с тобой и так головой рискуем, – Джон стряхнул пепел, – дальше Вандеи нам забираться нельзя. Меня в Париже эшафот ждет, и тебя тоже, поверь. Там сейчас не церемонятся со шпионами.

– Дэниел сам переговорит с этим человеком, Робеспьером давно недовольны, просто надо, – граф пощелкал пальцами, – как-то их подтолкнуть к действиям. Вот мы и подтолкнем. Дэниел отплывет из Дувра, легально, и легально же пересечет границу Франции. Вот только как Констанцу вывозить, если она жива…, – Джон вздохнул.

– Выпишу ей американский паспорт, – усмехнулся Дэниел, – у меня есть и бланки, и печать. Вам бы я тоже мог их сделать… – он взглянул на Джона.

Тот замахал рукой, разгоняя дым:

– Нет, нет, крестьяне в Вандее еще не научились читать по-английски. Любой комиссар Конвента, завидев вашу печать, тут же полюбопытствует – что это два американца делают в бретонской глуши. Заодно решит нас подержать в тюрьме, на всякий случай. Мы с Питером найдем в Плимуте надежного человека, – у меня есть один на примете, – и отправимся в страну, известную своим девизом: «Kentoc'h mervel eget bezañ saotret», – Джон улыбнулся.

Питер перевел: «Лучше смерть, чем бесчестие. У меня шахты в Уэльсе и Корнуолле. Нахватался, языки-то похожи».

– Это нам очень поможет, – задумчиво протянул Джон. «Так что проведем воскресенье в Мейденхеде и разъедемся – ты в Дувр, а мы в Плимут».

– Кто едет в Плимут? – раздался звонкий голос с порога. Джон замер. «Господи, – подумал он, – я не верю. Я ее последний раз видел, как она еще малышкой была…»

Зеленые глаза блеснули, мелкие кудряшки упали на плечи, красивые, пухлые губы улыбнулись. Она была в утреннем, закрытом платье из тонкого муслина и пахло от нее – свежей, будто родниковой водой, травами, весенним ветром.

Мэри взглянула в светло-голубые, прозрачные глаза: «Здравствуйте, дядя Джон. Вы меня малиной кормили, помните?».

– Помню, мисс Кроу, – сглотнул он. Склонившись, Джон поцеловал маленькую, смуглую, сильную руку.

Джон откинулся на спинку мраморной скамейки. Он ласково посмотрел на Мораг: «Ты прости, племянница, что я тебя рассматриваю. Ты очень на маму свою похожа».

Мораг зарделась, и повертела в руках вышивание: «Мама Мирьям мне говорила, дядя Джон…Вы очень мою маму любили. И бабушка Онатарио тоже о вас рассказывала».

– Любил, – он исподтишка взглянул на раскрытые двери гостиной. Изабелла сидела, склонившись над альбомом, что-то чертя. Мэри, напротив, сосредоточенно читала книгу. «Путешествия Дина Магомета», – увидел Джон название. «Это же об Индии, новое издание. Господи, что это я, краснею, что ли?».

– Мы тогда совсем юными были, – улыбнулся он. «И деда я твоего знал, Скенандоа, так что, – он поцеловал Мораг в белый, высокий лоб, – у тебя замечательная родня. Ей гордиться надо».

Девушка помолчала. «Дядя Джон, – грустно сказала она, – у меня ведь и отец был. Вы его тоже встречали. То есть, для меня он не отец, конечно, но все равно…, – Мораг смешалась и покраснела.

– Мы же за наших родителей не отвечаем, – Джон пожал ее хрупкую руку. «Отец Тедди и Дэниела владел рабами, а для них – нет ничего, хуже рабства. Так что я уверен, милая, что и ты – вырастешь такой, как твоя мама была».

– А какая она была? – с интересом спросила Мораг.

Джон задумался: «Она не боялась любви, милая».

– Я тоже не боюсь, – сказала себе Мораг. «Я сделаю то, что решила, вот и все. Тогда Тедди будет со мной. Он никогда меня не бросит, он человек чести».

– Чай готов, – позвал их Питер. Джон, поднимаясь, предлагая руку Мораг, посмотрел на женщин в гостиной – Мэри отложила книгу. Он вздохнул: «Брось, ты с ума сошел. Молодая, красивая девушка, а ты – старый холостяк. Оставь, граф Хантингтон».

Мэри взглянула в сад: «Он совсем не изменился, Большой Джон. Только возмужал, загорел, вот и все. Улыбка у него такая же, как была. Как солнце», – она мечтательно закрыла глаза и услышала голос Изабеллы: «Все же тебе стоит подумать о мистере Брокхерсте».

– Тетя, – с чувством ответила Мэри, – я о нем, думаю ровно столько же, сколько о мистере Дине Магомете, что написал вот эту книгу. Даже меньше, потому что мистер Магомет изъездил всю Индию, а мистер Брокхерст дальше Грейт-Ярмута и носа не высовывал, – Мэри фыркнула, выходя из гостиной. Изабелла, захлопнув альбом, развела руками.

Уже в кабинете, распечатывая дневную почту, Питер пробежал глазами какое-то письмо: «Майкл приезжает вместе с Джованни. Они привозят Тедди, в Итоне согласились отпустить его на несколько дней. Джон, ты с ним поговори, только осторожно. Мальчику семнадцать лет, совершенно незачем ему с нами во Францию ехать.

– Конечно, – кивнул Джон и запер дверь: «Итак, Дэниел, человека, с которым ты встретишься в Париже, зовут месье Жозеф Фуше…»

Но все время, пока он говорил, пока они просматривали карты Бретани, Джон видел перед собой большие, веселые глаза, сладкие, цвета темной малины, губы. Он слышал нежный голос: «Конечно, я хожу под парусом, дядя Джон. Папа меня с четырнадцати лет помощником брал. По моим лоциям все озеро Эри плавает. Помните наше Эри? – она улыбнулась. Джон тихо ответил: «Я все помню, мисс Кроу».

– Все, – повторил он про себя и разозлился: «Прекрати! Нашел время об этом думать!»

– Высадимся мы здесь, – указал он сигарой на карту, – и пойдем на северо-восток, в самую глушь, избегая городов. Найдем хотя бы де Шаретта, выясним, что он знает об этой банде, а потом будем действовать дальше.

– Но почему ты так уверен, что они в Вандее? – удивился Дэниел. «Если они живы, конечно».

– Потому, – Джон потушил окурок, – что я знаю своего отца, и Марту. Они не из тех, что сдаются, дорогой мой, не из тех, что бегут. Они будут воевать дальше.

– Да, – тихо сказал Дэниел, вспомнив упрямые, твердые, зеленые глаза, – в этом ты прав.

Сидя за чаем, Мэри весело помахала каким-то письмом:

– Тетя Изабелла, миссис Брокхерст приглашает меня за город на несколько дней. Можно, я поеду? Они снимают этаж в гостинице, в Ричмонде.

Изабелла пробежала глазами ровные строки. Женщина озабоченно заметила: «Но ведь тебя туда отвезти надо, милая…, Мы в Мейденхед только в пятницу собираемся».

– Совершенно незачем беспокоиться, тетя, – девушка пожала стройными плечами и потянулась за сливками. «Они живут на Стрэнде. Я просто возьму наемную карету, вот и все. А оттуда все вместе отправимся в Ричмонд».

– И все же тебя надо проводить, – Изабелла нахмурила тонкие брови. Мораг сидела, задумчиво глядя куда-то вдаль, на вечернее небо. «Тедди будет в Мейденхеде, – сказала себе она. «Мэри уезжает, и все остальные тоже. Дядя Джованни и тетя Изабелла, как обычно, из спальни выходить не будут, – она покраснела, – вот и отлично. Никто нам не помешает. А Майкл? Майкл за книгами будет сидеть».

Мораг услышала голос сестры: «Тетя Изабелла, тут десять минут до Стрэнда. Я ведь и в библиотеку одна хожу, и в лавки…, Тем более, я в карете буду».

– Хорошо, – сдалась Изабелла, – только непременно пошли мальчика из гостиницы, с запиской, что у тебя все в порядке.

– А как же, – беззаботно отозвалась Мэри. Девушка вскочила: «Я тогда собираться пойду».

– Надо же, – усмехнулась Изабелла, помешивая чай, – а говорила, что Фредди Брокхерст ей не интересен. Ох уж эти девушки, – она взглянула на Мораг: «Ей пятнадцать только. Совсем ребенок, ничего такого на уме нет».

– А я вышивать пойду, тетя, – улыбнулась Мораг, – раз Тедди приезжает, я хочу закончить для него эти платки, с монограммами.

Она вышла из гостиной. Пройдя мимо библиотеки – из-под двери тянуло табаком, Мораг увидела сестру. Мэри стояла, рассматривая резные, дубовые панели на стене.

– Ты же собираться хотела, – удивилась Мораг.

– Я здесь мышь видела, – рассеянно ответила Мэри. «Жду, может, пробежит, еще. Надо дяде Питеру сказать».

Мораг пожала плечами: «Первый раз слышу, чтобы тут мыши были». Она поднялась на второй этаж, Заперев дверь, раздевшись, девушка в одной рубашке прошла в умывальную.

– Ему понравится, – Мораг распустила волосы, упавшие черной волной на плечи. Она посмотрела на маленькую грудь, и, повертелась перед зеркалом:

– Я совсем ничего не знаю. И не надо, просто буду делать так, как он скажет. Мужчинам по душе, когда девушка их слушается, я это уже поняла. Потом мы поженимся, после такого Тедди никогда меня не бросит. Он джентльмен и сделает предложение. Подождем, пока он университет закончит, ничего страшного.

Она сладко вздохнула, и, устроившись на постели, закрыла глаза.

Мэри зашла в соседнюю спальню и пробормотала: «Плимут, значит. Таверна мистера Берри, спросить капитана Фэрфакса. Вот и спросим».

Девушка присела к бюро и быстро написала: «Дорогая миссис Брокхерст, большое спасибо за ваше приглашение. К сожалению, я вынуждена его отклонить по семейным обстоятельствам. Примите уверения, и так далее, искренне ваша, мисс Мэри Кроу».

Она запечатала письмо. Раскрыв саквояж, девушка стала собираться. Уже спустившись вниз, глядя на Изабеллу, что стояла на крыльце дома, Мэри вздохнула:

– Я ему не нравлюсь, конечно. Кто я такая, рядом с ним? Но это все неважно, помни, что папа говорил: «Если люди в опасности, то надо забыть все и идти к ним на помощь».

– И ты так всегда делал, папа? – Мэри подперла подбородок кулачком и посмотрела на шпагу Ворона, что висела над камином. За ставнями дома выла зимняя вьюга, потрескивали фитили свечей.

Отец раскурил трубку и долго молчал:

– По молодости, как еще в британском флоте служил – прошел мимо торгового корабля, на который пираты нападали. Не прошел бы – твою тетю Эстер не продавали бы на аукционе. Хотя нет худа без добра – он усмехнулся, – видишь, она так с первым мужем своим познакомилась, а дядя Иосиф – с тетей Джо. Но знаешь, – он погладил короткую бороду, – мне тут дядя Меир отрывок показал, из Талмуда. Там написано: «Если не я для себя, то кто для меня? Если я только для себя, то, что я? Если не теперь, то когда же?». Вот так-то.

– Если не теперь, то когда же, – напомнила себе Мэри, и поцеловала тетю: «Я вам из гостиницы записку пошлю, и из Ричмонда тоже. Не волнуйтесь».

– Из Плимута, – поправила она себя, садясь в карету.

– Вот здесь остановитесь, – попросила Мэри кучера, когда они доехали до Стрэнда, – и ждите меня. «Миссис Брокхерст, сейчас, наверное, к обеду переодевается, – усмехнулась Мэри, – и Фредди тоже. Никакой опасности нет».

– Отнесите вот эту записку вашей постоялице, миссис Брокхерст, – попросила Мэри у стойки, – и дайте мне лист вашей бумаги и конверт.

– Дорогая тетя Изабелла, – писала она, – я уже в «Эксельсиоре». Сегодня после обеда мы уезжаем в Ричмонд. Миссис Брокхерст шлет вам привет».

– Отправьте мальчика на Ганновер-сквер, – попросила Мэри, оставив на стойке письмо и серебряную мелочь, – особняк мистера Кроу. Для миссис Изабеллы ди Амальфи.

Она вернулась в карету: «На плимутскую дорогу, пожалуйста».

Остановив экипаж перед невидным постоялым двором, расплатившись, Мэри посмотрела на запад. Солнце медным диском висело в закатном небе, метались, кричали чайки. Она, чему-то улыбнувшись, потянула на себя хлипкую дверь.

– Комнату на час, ножницы, и лошадь, – велела девушка. Мэри орудовала ножницами перед тусклым, старым зеркалом и считала в уме:

– Двести миль до Плимута. Через два дня я уже буду там. Сегодня среда. Они только в воскресенье выедут. Хватит времени на то, чтобы найти этого капитана Фэрфакса – он, наверное, родственник тому Фэрфаксу, о котором дядя Иосиф рассказывал. Найти его, и наняться на корабль. Французский язык у меня, как родной, спасибо папе. Все будет хорошо.

Невысокий, смуглый юноша встряхнул коротко остриженными, кудрявыми волосами. Накинув холщовую куртку, подхватив саквояж, он выбежал во двор.

– Поели бы, мистер, – недовольно сказал слуга, передавая ему поводья гнедого жеребца.

– В Плимуте поем, – юноша рассмеялся. Ловко вскочив в седло, он погнал коня быстрой рысью на юго-запад. Над полосой заката, в зеленоватом, прозрачном небе, уже была видна молодая луна.

– Уважаемый мистер Бромли, в случае моей смерти распоряжения по исполнению завещания остаются в силе, с одним изменением – единственным душеприказчиком, а также опекуном над капиталом, до достижения моим сыном Майклом совершеннолетия, становится мистер Джованни ди Амальфи, – Питер расписался. Нагрев сургуч, он приложил свою печать.

– Правильно, – смешливо сказал Джон, гладя крупного, черного, холеного кота, что раскинулся у него на коленях.

– А то вдруг я тоже из Франции не вернусь. Жалко, – он потянулся. Гато с недовольным мяуканьем соскочил на персидский ковер. «Род может прерваться. Надо было мне раньше жениться. Хотя, – мужчина развел руками, – таких женщин, как моя мачеха, редко встретишь, а другая меня не вытерпит».

В библиотеке было тихо, пахло – неуловимо, тонко, – розами. Джон, подняв глаза, увидел Изабеллу и Дэниела. Они, сидя на скамейке в саду, о чем-то разговаривали.

– Жениться, – рассеянно сказал Питер. Он почувствовал, как заныло сердце – там, под сюртуком, под рубашкой, рядом с аккуратным шрамом. Питер вспомнил, как, вынырнув из тяжелого, опиумного сна, он услышал веселый голос профессора Бойера: «Все прошло удачно, месье Кроу. Пуля не задела никаких важных сосудов. Просто место такое, – хирург пожал плечами, – опасное, сердце рядом. Я его видел, кстати, – Бойер снимал измазанный кровью фартук.

– Кого? – выдавил из себя Питер, разомкнув пересохшие губы.

– Ваше сердце, – ласково ответил Бойер. «Оно у вас отменное. До ста лет проживете, месье Кроу. Конечно, – профессор усмехнулся, – если у вас больше не случится всяких там дуэлей. А теперь, – он вытер со лба Питера холодный пот, – вам надо лежать. До осени. Потом я вам разрешу сесть, ходить, а на Рождество уедете в Англию».

Питер подвигал правой рукой. Неожиданно для самого себя мужчина улыбнулся: «А писать мне можно, профессор? И читать?».

– Ради Бога, – отозвался Бойер. «Так даже веселее выздоравливать будет. Что, – он стал мыть руки в тазу, – хотите, раз у вас досуг появился, провести время за книгами?»

– Отнюдь, – хмыкнул Питер, – у меня дело, профессор Бойер. На меня двадцать тысяч человек работает – от Лидса до Бомбея, и от Корнуолла до Кантона. Буду управлять им из Парижа, раз уж такое, – он скосил глаза на повязку, – со мной случилось.

– И неплохо управлял, – усмехнулся он. Сердце все побаливало. Питер понял, что думает о ней. У нее были бронзовые, падающие на плечи волосы, зеленые, веселые глаза. Она наклонялась над его изголовьем и подносила к губам ложку с бульоном.

– Да я бы и сам…, – попытался запротестовать Питер.

На него повеяло жасмином. Твердый голос сказал: «Нет, дорогой мой. Я установила дежурство, мы с Элизой и Тео будем меняться. К Рождеству оправишься, не сомневайся».

– Оставь, оставь, – велел он себе. «Даже если она жива, она тебя никогда не любила. И не полюбит».

– Майкл, – закончил он бодро, надписывая конверт, – остается наследником. Впрочем, он, скорее всего, наймет управляющих, для торговли. Он в этом совсем не разбирается, в отличие от инженерного дела.

Джон отворил большие окна, что выходили в сад. Присев на широкий подоконник, он раскурил сигару.

– А ты, я вижу, – ядовито заметил граф, – из Франции собрался в гробу возвращаться.

– Учитывая, чем закончилась моя последняя поездка туда…, – начал Питер, но Джон улыбнулся:

– Ерунда. Съездим в Вандею, привезем всех домой, а месье Робеспьер не переживет этого лета, слишком многим он насолил. И твои деньги помогут.

– Жаль, что я не посмотрю на то, как ему будут отрубать голову, – заметил Питер. «Ничего, в газетах прочитаю. Так ты думаешь, твой отец, и, – он заставил себя произнести ее имя, – и Марта…, они живы?»

– Больше, чем уверен, – ответил Джон. «Папа не мог просто так погибнуть. Все будет в порядке, – он стряхнул пепел и крикнул: «Пошли пить чай!»

– Кузина Изабелла хочет показать мне свою мастерскую, – Дэниел подал ей руку, – мы к вам присоединимся.

Дэниел взглянул на изящный, чуть покачивающийся стан женщины, на белоснежную кожу декольте, – на ней было перехваченное под грудью платье, из зеленовато-серого, в цвет глазам, шелка. Он спросил: «Вам нравилось в Марокко, кузина Изабелла?»

– Очень, – она погрустнела. «Жаль, что его величество…, мой отец, умер, так и не успев увидеть внука. Мы хотели повезти туда Франческо, однако он был еще маленький. Папа нам оставил большие деньги, – Изабелла вздохнула, – но ведь не это главное…, Он был удивительно благородным человеком, кузен Дэниел, умным, талантливым».

– Он опередил свое время, – согласился Дэниел, пропуская ее вперед, в просторную, занимающую весь верхний этаж дома, студию. На отполированном паркете лежали лучи солнца. «Конечно, – подумал Дэниел, – это опасно. Ее муж может вернуться. Но мне много времени не надо. Приеду из Франции и как следует, ей займусь, обстоятельно. Она очень, очень хороша, хотя и в возрасте, конечно. Он указал на искусно сделанную модель шахты: «А это что, рядом?».

– Рабочий поселок, – радостно сказала Изабелла. «Я, наконец-то, уговорила Питера строить жилье рядом с шахтами и мануфактурами. Типовое, оно недорого стоит». Изабелла подняла модель дома:

– Внизу кухня и гостиная, наверху три спальни. За домом участок, там можно выращивать овощи, поставить курятник…, Рабочие будут их арендовать по сниженной цене, а после десяти лет – смогут выкупить в собственность. Здесь же, в поселке, будет начальная школа, кабинет врача…, – Дэниел положил руку поверх ее пальцев и наклонился:

– Я смотрю на вас и думаю – вы могли бы стать моей женой, кузина Изабелла…, Давайте попробуем представить, что так и случилось…, Я ведь уезжаю, и могу не вернуться. Я вижу, что вам этого хочется…

Он вздрогнул и почувствовал лезвие ножа, упершееся куда-то пониже живота.

– Кузен Дэниел, – сказал холодный голос, – я сама делаю все эти модели. Ножом я владею отменно. И рука у меня верная. Вы лучше попробуйте представить, что вам делают обрезание, – Изабелла пошевелила лезвием. Он поежился – струйка пота потекла по шее.

– Потому что без этого вы бы не смогли стать правоверным, господин Даниял, – издевательски протянула женщина.

– И моим мужем, конечно, тоже. Очень хорошо, что сватовство провалилось, – Изабелла отступила от него, и отложила нож: «Я бы не хотела быть вашей женой, кузен Дэниел. Надеюсь, что…»

– Простите, – он стиснул руку в кулак. «Такого больше не повторится, кузина».

– Очень хорошо, – сухо ответила женщина с порога. «Спускайтесь к чаю».

Он все-таки не выдержал, – зайдя в свою спальню, запершись, он расстегнулся: «Белую. Я хочу белую женщину».

– Женюсь, – решил Дэниел, вымыв руки.

– Не на Салли. Она меня любит, она поймет. Объясню ей, что я это делаю ради страны, что я не могу уходить в отставку…, Женюсь на белой девушке. Тогда можно будет остаться в департаменте, лет через десять стать государственным секретарем…, Салли и маленького я буду обеспечивать, конечно. Буду жить на две семьи, так половина администрации делает, тот же Джефферсон, а он в президенты метит. Отлично, – он взял маленькую шкатулку, что стояла на столе орехового дерева, и полюбовался темной жемчужиной в золотом кольце.

– Не зря я его с собой взял, – хмыкнул Дэниел, – встречу какую-нибудь хорошенькую парижанку и женюсь. Можно прямо во Франции.

Он причесался. Сменив рубашку, застегивая на ходу сюртук, Дэниел побежал вниз – со двора уже был слышно ржание лошадей и веселый голос: «Франческо и Пьетро взяли с меня обещание, что я привезу им сладостей, тетя Изабелла!».

– Тедди, – Дэниел обнял брата: «Да ты меня перерос, во мне шесть футов один дюйм, а в тебе сколько?»

– Шесть и три, – задорно ответил Тедди. «У нас тут новая игра появилась, в школе Регби. В Итоне в нее тоже играть стали. С мячом. Я в команде за нападающего, – он повел широкими плечами и обернулся:

– А это Майкл Кроу, гений математики, лучший студент дяди Джованни.

Невысокий, изящный юноша подал Дэниелу руку. Чуть раскосые, голубые глаза улыбнулись: «Тедди преувеличивает, конечно…»

– Ничего он не преувеличивает, – высокий мужчина, с почти седой головой, похлопал Майкла по плечу. – Уже пять публикаций, а ведь всего девятнадцать лет. Я бы его, конечно, при себе оставил, в ассистентах, но Майкл у нас практик. Под землю рвется, как Теодор. Джованни ди Амальфи, – он пожал руку Дэниела. «Муж знаменитого архитектора и скромный преподаватель в Кембридже».

– Профессор, – смеясь, поправила его Изабелла. Дэниел заметил ее томный взгляд: «Он же старик, что она в нем нашла? Даже самая талантливая женщина все равно глупа. И эта тоже – иначе бы она от меня не отказалась».

– Сейчас позову Мораг…, – начала Изабелла. Девушка уже спустилась вниз:

– Я тут. Здравствуйте, дядя Джованни, Майкл. Здравствуй, Тедди, – она покраснела: «Он станет моим мужем. Как в «Ромео и Джульетте». Можно сбежать, – поняла Мораг. «В Шотландию, в эту деревню. Гретна Грин, кажется. Там не нужно согласие опекунов для брака, и юношам можно жениться с четырнадцати лет. А девушкам – с двенадцати. Так и сделаем, после того…, – она почувствовала, как зарделись ее щеки и выдохнула: «Я подам чай, тетя Изабелла».

– Мэри уехала к Брокхерстам, они в Ричмонде, – заметила Изабелла, когда они уже шли в гостиную. Муж взял ее за руку. Замедлив шаг, Джованни шепнул: «Давай обойдемся без чаю. Мораг там похозяйничает».

Изабелла усмехнулась, и громко сказала: «Нам надо обсудить проект новой шахты, дорогие, так что мы поднимемся наверх. Мораг за вами поухаживает».

– Хорошо, – обернулся Майкл: «Я сейчас, позову папу».

В библиотеке пахло хорошим табаком, отец сидел за столом, углубившись в какие-то подсчеты, граф Хантингтон пристально рассматривал карту Бретани.

– До чая мы так и не добрались…, – рассеянно пробормотал Джон, делая пометки на полях.

– Его уже накрыли, – вежливо заметил Майкл, прислонившись к двери. Он оглядел мужчин: «Здравствуй, папа. Здравствуйте, дядя Джон. Я еду с вами во Францию».

Уже после чая, выйдя в сад, присев на скамью, Питер снял очки. Он растерянно спросил: «Мальчик мой, зачем тебе это?»

Майкл забрал у него из рук очки и ласково ответил: «Вот затем, папа. В последний раз ты полгода в постели пролежал, и я не хочу тебя терять. Я отлично стреляю, хороший наездник. Ты меня прости, – Майкл прижался щекой к его плечу, – мне девятнадцать, а тебе за сорок».

– Сорок два всего лишь, – недовольно пробормотал мужчина. «Не делай из меня старика».

Он закрыл глаза и услышал жужжание пчел. Пригревало солнце. Питер подумал: «Хорошая весна в этом году. Господи, только бы все живы остались. Ладно, – он вздохнул, – делай, что должно и будь, что будет».

– Мне сон снился, – неохотно заметил Майкл. «Я, конечно, не верю во все это, папа…, – он посмотрел на лицо отца. Тот так и сидел, не поднимая век: «Мне тоже. Я тебе медальон отдам, если хочешь. Завтра, когда мы в Плимут поедем».

Майкл взял его руку – такую знакомую, ту, что крестила его на ночь, что вкладывала в его пальцы перо, и показывала, как писать буквы, ту, что гладила его по голове. Юноша пожал сильные пальцы: «Хочу. Спасибо, папа».

– Тебе спасибо, сыночек, – Питер приоткрыл один синий глаз, и усмехнулся: «Экзамены ты, значит, досрочно сдал. Хитер, дорогой мой, ох и хитер. Готовился».

– В тир ходил, – заметил Майкл. «Только Тедди все равно лучше меня стреляет, – он посмотрел на каштановую, кудрявую голову кузена, что возвышалась над живой изгородью из кустов роз.

– Джон сейчас с ним поговорит, – понял Питер, – как раз перед отъездом нашим. Джованни с Изабеллой потом присмотрят за мальчиком – еще, не приведи Господь, во Францию вздумает бежать. Все же мать…, – он опять ощутил, как заныло у него сердце.

Майкл сидел, глядя на блестящую ленту Темзы, на птиц, что летели куда-то на юг. Последние недели, в Кембридже, ему снилась она – как тогда, исчезающая в туманной дымке, что висела над каким-то озером. Она была старше, выше, с коротко остриженными, белокурыми волосами. Она поворачивалась, и Майкл видел кровавые впадины на месте ее глаз. «Не успеешь, – слышал Майкл. Потом Элиза уходила, растворяясь в серой мороси. Он, проснувшись, тяжело дыша, шептал: «Успею».

– Майкл, – он вздрогнул от тихого голоса отца, – я подумал…Раз дядя Теодор теперь в Петербурге, может быть, стоит попросить его – пусть узнает, что с твоим, – Питер твердо выговорил: «Отцом».

– Ты думаешь, он жив? – помолчав, спросил Майкл. «Двадцать лет прошло, папа».

– Все равно, – Питер поднялся и, забрав у него очки, усмехнулся: «Стрелять буду в них, не промахнусь. Все равно, дорогой мой, – повторил он, – я напишу дяде Теодору. Вдруг, что-нибудь и удастся выяснить…, – он развел руками. Майкл, почесав темно-каштановые волосы, согласился:

– Так будет правильно. Спасибо тебе, папа. Пойдем, – он подтолкнул отца к дому, – покажу тебе новые чертежи. Помнишь, я рассказывал тебе о молодом инженере, мистере Третвике, из Корнуолла? Мы с ним кое-что придумали.

Они пошли к дому. Мораг, что сидела с книгой на расстеленной по траве шали, обернулась – двое мужчин, – пониже и повыше, – шагали к реке.

– Завтра, – повторила она себе, закрыв глаза, чувствуя на лице свежий ветер, вдыхая запах нежной, весенней листвы. «Завтра я стану его женой, перед Богом, и нас уже никто не сможет разлучить».

Джон присел на замшелое бревно. Закурив сигару, выдохнув дым, он посмотрел на ивы, что купали свои ветви в зеленой, широкой реке.

– Нет ничего лучше Англии, – подумал он. «Хватит, привезу папу с Мартой и Элизой домой, и отправлю в Оксфордшир. Пусть розы выращивают и возятся на пасеке. Ездят на охоту, принимают гостей…Папе шестой десяток, пора и в отставку».

– В общем, – заключил он, – нет никакой причины волноваться, Тедди. Мы поедем во Францию и обо всем позаботимся.

Юноша поднял какой-то камешек. Бросив его в реку, выдохнув, он повернулся к Джону.

– Почему, – гневно спросил Тедди, – почему мне никто никогда ничего не рассказывает? Пропали моя мать, мой отчим, моя сестра, – а я должен сидеть в проклятой школе, и писать выпускную речь на латыни, вместо того, чтобы… – он осекся и послушно сел рядом с Джоном. Тот потянул его за рукав охотничьей куртки.