Текст книги "Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]
Они вышли на прохладную, пустынную площадь и Мадлен, опустив глаза, глядя на серые булыжники, неслышно шепнула: «Господи, дай Жюлю выбраться отсюда, а мне – дай умереть».
Мадлен и Деметр прошли к остаткам городских стен. Комиссар махнул гвардейцам, что охраняли вход в круглую башню: «Пропустить!»
Он поднялся вслед за ней по узкой лестнице и вежливо заметил: «Я подожду. Порадуй своего брата счастливой новостью, Мадлен».
Железную дверь отворили. Она увидела Жюля, что лежал на соломе, свернувшись в клубочек.
– Братик! – Мадлен опустилась на колени рядом с ним. «Братик, милый!»
Жюль открыл серо-голубые, большие глаза и потянулся к ней – как когда-то давно, когда ей было двенадцать, а ему – два. Мадлен приходила домой из монастыря, с мешочком самодельного печенья. Жюль ковылял к сестре, и прижимался головой к ее коленям: «Маден! Маден!».
Девушка вытерла слезы с его лица: «Завтра тебя отпустят, я уговорила Деметра».
– Как? – удивленно спросил Жюль.
– Неважно, – отмахнулась она. «Только запомни – сразу же иди на север, к побережью. Ищи там рыбаков и отправляйся в Англию. Ради нашей семьи, Жюль, я прошу тебя – хотя бы тебе надо выжить…, – она осеклась. Жюль твердо ответил: «Я тебя не брошу, даже и не думай».
– Со мной все будет хорошо, – соврала Мадлен, чувствуя, как зарделись ее щеки. «Просто вдвоем тяжелее бежать. Я потом к тебе приеду».
– Господи, прости меня, – вздохнула девушка. «Нельзя лгать, конечно, но я это делаю ради мальчика».
Он взял ее руку. Прижавшись к ней губами, Жюль пробормотал: «Сестричка…»
– Завтра же уходи, – велела девушка, целуя его мягкие, пахнущие лесом и дымом волосы, – даже меня не навещай, это опасно. Мы еще встретимся.
– Обещаешь? – он все не отрывался от ее ладони.
– Обещаю, – твердо ответила Мадлен и перекрестила брата.
На большом столе стояли помятые, поцарапанные серебряные подсвечники. Скатерть – из бретонского льна, пожелтевшая, измятая, закрывала только одну половину. Мадлен поняла: «Это не для столовой скатерть. Это для комнаты, где слуги ели. Там меньше стол. Сюда стелили кружевные. Их и нет, давно, наверное».
Пахло жирным, жареным мясом, вином. Девушка почувствовала, как у нее кружится голова.
– Розовое из Сомюра, – одобрительно сказал Деметр, пробуя вино из своего бокала – тоже помятого, с пустыми, зияющими местами на месте драгоценностей. Мадлен замерла. «Это же из аббатства Сен-Мелюн кубок, – она почувствовала, как холодеют ее руки, – для причастия…».
Он поднял сочный кусок кабана с тарелки. Оторвав крепкими, белыми зубами сразу половину, – сало закапало на подбородок, – комиссар велел: «Поешь, Мадлен. Ты очень бледная, хотя тебе идет, – Деметр усмехнулся.
– Я все вынесу, – пообещала себе девушка, ковыряя мясо. К горлу подступила тошнота. Мадлен, подняв голову, подышала. Деметр курил, отхлебывая вино, пристально ее рассматривая.
– Завтра уберешь, – нетерпеливо поднялся он. «Пошли».
Особняк был пуст, только снизу, из передней, доносились голоса играющих в карты охранников. «Это опочивальня мамы и папы, – поняла Мадлен. Он втолкнул ее внутрь, в непроницаемую черноту, и повернул ключ в двери.
– Послушница, – услышала девушка тихий, вкрадчивый шепот. «Почти монахиня…» Его руки – с толстыми, скользкими пальцами, – забегали по ее телу, Деметр толкнул ее к кровати. Мадлен, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги, – закрыла глаза.
Платье затрещало, Мадлен ощутила, как он, бормоча что-то, раздевает ее, а потом она задыхалась под тяжестью его тела, отвернув голову, теряя сознание от запаха табака. «Открой рот, – приказал Деметр. У Мадлен перехватило горло от отвращения – из его рта пахло чем-то гнилым, мертвым.
Боли не было. Ничего не было. Она просто лежала, чего-то ожидая, напрягшись. Потом Деметр выдохнув, скатился с нее. Мадлен, медленно опустив руку, вытерла струйку чего-то теплого, липкого, что бежала по ее ноге.
– Вот и все, – горько подумала девушка. Он отодвинулся от нее, завернувшись в шелковое, пахнущее пылью одеяло. Мадлен, лежа на спине, слушая его храп, стала ждать рассвета.
Деметр проснулся от дуновения холодного воздуха. Ночью ставни растворились, в комнате было серо, за окном лил дождь. Он покосился на Мадлен – девушка лежала на боку, спиной к нему, и размеренно, ровно дышала. «Сейчас нельзя, – напомнил себе комиссар, – нельзя, чтобы она видела. Ночью, только ночью, в кромешной мгле…, Нельзя, чтобы трогала…»
Он осторожно встал с кровати, и уже двинулся к окну, как услышал сзади скрип. «Не поворачивайся к ней, – велел себе Деметр. Он тут же рассмеялся про себя: «Чего ты боишься? Она же ничего не знает, подумает, что так и надо. Это с другими женщинами надо было опасаться, что поднимут на смех, будут издеваться…, С ней можно не церемониться».
Деметр обернулся и нарочито вежливо сказал: «Доброе утро, Мадлен».
Она сидела, прижавшись к резной спинке кровати, глядя на него расширившимися глазами. Деметр закрыл окно и вернулся в постель. Мадлен молчала, а потом, тихо спросила: «Моего брата сегодня выпустят?»
– Твоего брата, – буркнул Деметр, – выпустят тогда, когда ты станешь ласковей в постели, поняла?
– Но вы, же обещали, – ее голос задрожал.
Комиссар, внезапно, резко, схватил ее за волосы. Мадлен застонала от боли. Деметр зло ответил: «Я хозяин Бретани, я твой муж – и твой хозяин, так что делаю все, что захочу». Он хлестнул ее по лицу, задев нос, кровь закапала на старый шелк простыней. Мадлен расплакалась, сжавшись в комочек, спрятав голову в коленях.
Маленький отряд ехал по лесной тропинке на низкорослых, крестьянских лошадях. Джон оглянулся и тихо спросил Питера: «Поверили они тебе, что ты с запада сюда явился?»
Мужчина поправил очки и усмехнулся: «Да как же. Можно подумать, они тут дураки. Продали припасов и указали на дверь. Я их очень хорошо понимаю, – он поежился, вспомнив разоренную, сожженную деревню, что они миновали третьего дня.
Две девочки, – помладше и постарше, – копошились в огороде. Питер спешился и осторожно подошел к ним: «Есть кто-нибудь из взрослых?»
– Я взрослая, – хмуро отозвалась девочка постарше, распрямившись, вытирая грязное лицо. «Элизе ровесница, – понял Питер. Маленькая девочка, лет шести, – спряталась за сестру.
– А где ваши родители? – вежливо поинтересовался мужчина.
– Ты не отсюда, – вместо ответа хмыкнула девочка, вслушавшись в его акцент. «И не с запада, – она шепнула что-то сестре. Та, перебирая босыми ножками, шмыгнула в кусты. «Уходи, – коротко сказала старшая девочка. Отвернувшись, она скрылась в кое-как построенном, хлипком сарае.
– Они же думают, что мы шпионы, – тихо добавил Питер и посмотрел на небо: «Господи, вторую неделю мы здесь – и то дождь, то тучи. Хоть бы раз солнце выглянуло. И люди такие же – угрюмые, молчаливые, слова из них не вытянешь. Хотя, конечно, война…»
– Я все тот крест перед собой вижу, папа, – Майкл, что ехал рядом с Питером, вздохнул. «Там, где аббатства развалины стояли».
– Да, – Питер, на мгновение, коснулся его руки.
Обгорелые, каменные своды уходили в серое небо, дул резкий ветер, вода в реке топорщилась. Простое, сколоченное из досок распятие, возвышалось на берегу, среди мокрой травы. «Здесь в день Пасхи были злодейски убиты десять монахов аббатства Сен-Эногат. Да призрит господь души мучеников! – было вырезано на кресте – твердой, сильной рукой, без единой ошибки. Внизу было выжжено сердце, увенчанное крестом.
– Образованный человек писал, – заметил Джон. «Как бы ни сам, де Шаретт, он ведь дворянин». Герцог взглянул на темную полосу леса за руинами аббатства: «У него в отрядах, по слухам, много, местной аристократии. Тех, кто жив пока, – мрачно добавил Джон и велел: «По коням!».
Мэри ехала впереди, внимательно оглядывая высокие деревья. Лес был не таким, как дома, – подумала девушка. Он был мрачным, глухим, откуда-то издалека слышались шорохи, тоскливый, протяжный крик каких-то птиц. Мэри положила руку на пистолет: «Стойте!»
– Что там? – Джон подъехал ближе.
Мэри обернулась и тоскливо поняла «Что-то там случилось, в Ренне. У него глаза другие. Он смотрит на нас…, на меня…, и видно, что мыслями – он не здесь. Да ладно, все и так понятно. Цветная есть цветная. Никому я не нужна, ни в Англии, ни за океаном. Вернусь домой, и буду с папой по озерам плавать, вот и все, – Мэри заставила себя вздернуть твердый подбородок и махнула рукой: «Там ловушка».
Джон присмотрелся и восхищенно свистнул: «Молодец! Никто бы не разглядел».
– Я в лесах выросла, – пробурчала Мэри. «Наши индейцы – тоже такие устраивают». Она привстала в стременах: «Объезжайте яму по краю, очень осторожно. Она прикрыта ветками, а на дне колья».
Всадники медленно тронули лошадей. Джон попросил Мэри: «Оставайся впереди, пожалуйста, ты лучше всех нас леса знаешь».
Она кивнула. Подождав, пока ее лошадь обойдет ловушку, девушка вскинула голову вверх. «Что-то не так, – еще успела подумать Мэри, а потом она услышала крик: «Dieu Le Roi», треск выстрелов и крикнула: «Назад! В лес!»
Она повернулась и увидела, как Майкл, пришпорив свою лошадь, перескочил ловушку. Он пригнул ее голову к холке коня и прикрыл ее своим телом. Сверху на них упали ветки, какой-то сор, сзади свалилось бревно, лошади испуганно заржали. Майкл, дернувшись, вздрогнув, застонал сквозь зубы. Мэри почувствовала что-то горячее, мокрое на своей куртке. Высвободившись из его рук, соскочив на землю, удерживая бьющих копытами лошадей, девушка потрясла его: «Слезай!»
– Ерунда, – сказал юноша. «Плечо зацепили».
– Он мне жизнь спас, – подумала Мэри. Стащив Майкла с седла, поддерживая его, она позвала: «Дядя Питер! Джон! Капитан Фэрфакс! Где вы?»
– Тут, – услышала она голос капитана. Трое мужчин стояли под прицелом. Бородатый человек в крестьянской блузе взглянул на Мэри. Она зло сказала: «У нас раненый, разве не видите? Откуда вы вообще появились? – девушка осеклась и увидела веревки, что свисали с веток деревьев.
– Шпионов, – сказал бородач, наводя на нее пистолет, – мы расстреливаем на месте.
– Он дворянин, – понял Джон. «Просто зарос тут, в лесах. Уж не сам ли де Шаретт?»
– Нам нужно видеть генерала де Шаретта…, – вежливо начал Джон. Повстанцы захохотали. Кто-то крикнул: «Из самого Парижа сюда изволили явиться? Говор у вас не местный, да и холеные вы слишком!»
– Из Лондона, – Питер решительно снял очки и сунул их в лайковый, с золотой застежкой, футляр: «Мой сын ранен, дайте мне к нему пройти!»
– Ничего страшного, папа, – слабо отозвался Майкл. Он сидел на земле, сняв рубашку и куртку. Мэри ловко перевязывала смуглое, кровоточащее плечо. «Пуля чиркнула по коже, – бодро сказала девушка, – скоро заживет».
– По-русски, – Майкл широко улыбнулся, – говорят «до свадьбы». Меня дядя Теодор учил.
Он встал, опираясь на руку девушки. Бородач протянул: «Видите, ходить может. Раз вы из Лондона, то мы сейчас с вами поговорим на вашем родном языке, – он зловеще улыбнулся и свистнул: «Волчонок!»
Джон похолодел. Над тропой закачалась веревка. Худой, белобрысый парнишка ловко соскочил на землю: «На дороге в Ренн никого нет, месье виконт. Я на самом высоком дереве сижу, оттуда на десять миль вокруг видно. Когда мы уже отправимся Жюля выручать?»
– Элиза! – крикнул Джон. «Элиза!»
Она отступила на шаг и прошептала: «Братик! Милый…, Дядя Питер…, Майкл… – вы за нами приехали?». Элиза посмотрела на пистолет в своей руке и покраснела: «Майкл, прости меня, это я, наверное, тебя ранила…»
– Много народу стреляло, милая, – рассмеялся юноша. Элиза, выдохнув, бросившись к Джону, прижалась к нему. Он гладил тощую, в крестьянской блузе, спину: «Все, сестренка, мы увезем вас… – Джон осекся. Элиза, подняв глаза, решила: «Не надо. Пусть мамочка ему все расскажет».
– Господа, – она взяла брата за руку. «Позвольте представить вам – мой старший брат, Джон Холланд, граф Хантингтон, – Элиза помолчала и решительно продолжила: «Мой дядя, мистер Питер Кроу, его сын, мистер Майкл Кроу, и… – она нахмурилась, глядя на смуглого, невысокого, с коротко стрижеными кудряшками, паренька.
– Мисс Мэри Кроу. Я твоя кузина, Элиза, – улыбнулась та. «Из Америки. И капитан Джек Фэрфакс, из Плимута».
– Теперь, когда все познакомились, – хмуро сказал Фэрфакс, – можно, наконец, опустить ружья? Одного из нас вы уже ранили.
– Это виконт де Лануа, – Элиза указала на бородача, – командир наших дозорных.
– Рад знакомству, – тот склонил светловолосую, выпачканную в золе, голову. Изящно сбив с рукава блузы какой-то листик, виконт подал Мэри руку:
– Мадемуазель, я очарован. Я много слышал об Америке от нашего командира, генерала де Шаретта. Вы мне непременно должны рассказать о вашей родине. Пойдемте, – велел Лануа. «Мы совсем недалеко от основного лагеря».
– Я сбегаю за мамой, – Элиза исчезла в густых кустах.
У Джона отчаянно, горько заныло сердце. Он приказал себе: «Не смей! Отец жив, ты сейчас его увидишь!»
Он вздохнул: «Майкл, ты в седле можешь сидеть?»
– Я уже там, – усмехнулся юноша.
– Все наверх! – велел виконт и развел руками:
– Сами понимаете, без дозорных мы оставаться не должны. Прошу, – он указал на заросшую травой тропинку, что вела в самую чащу: «Я пойду впереди, та ловушка, у которой мы вас перехватили – только одна из многих. Жаль, наш инженер уехал, месье Корнель. Мы тогда делали и мины, и бомбы. Сейчас тоже – но поменьше, не все с порохом работать умеют».
– Я тоже инженер, – рассмеялся Майкл, – появятся у вас и мины, и бомбы и все, что вам надо, месье виконт.
– Месье Корнель добрался до России и обвенчался, – поднял бровь Питер. «С мадемуазель Бенджаман».
– Врали, значит, в газетах, – сочно сказал Лануа. «Я ее один раз на сцене видел, в Париже. До войны еще. Великая актриса, конечно». Он остановился: «Здесь осторожней. Я сначала веревки разрежу, а то нам на головы бревна свалятся».
Виконт убрал нож и распрямился: «Мы тогда выпьем за их здоровье, господа. Вино у нас есть, не только медовуха».
Джон тронул лошадь и повел носом – откуда-то издалека уже тянуло дымом костров.
Над огнем висел закопченный котелок, вкусно пахло супом. Майкл, оглянулся на землянки: «Сколько у вас народу, месье де Шаретт?»
Генерал открыл вино. Он мрачно отозвался, разливая его в оловянные стаканы: «Две сотни тут постоянно прячутся. Им в деревни хода нет. И сотню крестьян мы еще поднимем, конечно. У ее светлости тоже сотня, – он махнул рукой на еле видную в тумане фигурку Марты.
Землянки были вырыты на сухом острове, посреди болота. Отсюда Майкл даже не видел гать, которую они миновали по пути к лагерю – все было окутано белесой, холодной пеленой, верхушки деревьев уходили в серое, мрачное небо. Он поежился. Мэри строго велела, помешивая суп: «Поешь, и сразу спать, ты все-таки ранен».
Элиза оглянулась – брат стоял рядом с матерью. Она только и разобрала в тумане, что его светловолосую голову.
–Четыре сотни, – посчитал Питер. «Месье де Шаретт, но ведь была…»
Генерал выпил сразу половину стакана и хмуро ответил:
– Была Католическая Королевская Армия, господа. Вы хоть знаете, – он тяжело вздохнул, – сколько мы человек потеряли той осенью…, Всех офицеров, один я остался. Хоть Теодор теперь в безопасности, – он невесело улыбнулся. Мэри поторопилась сказать: «Давайте ваши котелки, господа. Это мы с тетей Мартой варили, из уток с картошкой, очень вкусно».
Вокруг костра наступило молчание. Майкл, пробуя суп, подумал: «Хлеба у них нет. Да какой хлеб, крестьяне еле на овощах выживают».
– И вы собираетесь с четырьмя сотнями человек атаковать Ренн? – поинтересовался Питер.
– Да, – тяжело ответил де Шаретт, хлебая суп, – Деметр превратил наши земли, – он повел рукой вокруг, – в пустыню, вы сами видели. Так что мой долг – убить его. И убивать всех республиканцев, что перейдут нам дорогу.
– И сколько еще вы будете продолжать? – Питер снял очки.
– Папа, – предостерегающе заметил Майкл.
– До последней капли крови, месье Кроу, – темные глаза де Шаретта заблестели яростью. Генерал отодвинул котелок. «Вы приехали сюда, из вашей благополучной, сытой страны. Англия палец о палец не ударила, когда Франция истекала кровью, и дети становились сиротами! – он встал. «Где были обещанные нам графом Прованским корабли? Мы осаждали Нант, каждый день под пулями гибли люди, а вы даже не подумали послать сюда военную эскадру!»
– Месье де Шаретт, – Питер тоже поднялся, – я не имею никакого отношения к правительству Великобритании, а граф Хантингтон, – он кивнул на Марту и Джона, что сидели у края болота на каком-то бревне, – он приговорен Комитетом Общественного Спасения к смертной казни. Его светлость сделал в Вене для ваших эмигрантов, столько…
– Да, – устало махнул рукой де Шаретт, – бежать, конечно, легче всего. В Лондон, в Австрию, в Россию…, Только если все убегут, – он вскинул побитую сединой голову, – кто будет защищать народ Франции от этой шайки головорезов?
Генерал замолчал. Они услышали горький, тревожный крик птицы, что кружилась над лагерем.
– Спасибо за ужин, – он поклонился в сторону Мэри. «Землянку свою вы видели. Мадемуазель Кроу будет ночевать с ее светлостью и Элизой, в замке. Тут недалеко». Де Шаретт, было, подхватил с земли свою куртку, но повернулся к Питеру, держа ее в руках: «Вы можете уехать, конечно…»
Питер поднял руку: «Месье де Шаретт, мы здесь не только для того, чтобы помочь нашим родственницам, но и, разумеется, сделаем все…»
– Хорошо, – вздохнул генерал и помолчал: «Спасибо вам. Завтра соберемся, будем думать – как нам распределить силы для атаки».
– Я займусь оружием, так что все, что вам нужно, будет в порядке, – Майкл отпил вина. Де Шаретт, накинув на плечи куртку, повторил: «Спасибо. Спокойной ночи, господа».
Он ушел – медленной походкой смертельно усталого человека. Элиза, прижавшись к боку Мэри, попросила: «Ты мне должна непременно, непременно все рассказать – об Америке, о наших родственниках, о Мораг…Я так рада, что ты приехала…»
– Расскажу, конечно, – девушка обняла худые плечи Элизы и строго заметила: «Дядя Питер, Майкл, капитан Фэрфакс – идите спать, видно же, что вы устали. Мы подождем тетю Марту с Джоном и тоже пойдем».
– Вас проводить надо, – Фэрфакс посмотрел на зеленую точку Венеры, что виднелась над темными верхушками деревьев. «Все же вечер на дворе».
– Не надо, – раздался за их спинами тихий голос. Питер понял: «Она ведь совсем не изменилась. Только морщины… – он посмотрел на резкие линии по углам тонких губ. Марта присела к костру и что-то шепнула дочери. Та кивнула. Поднявшись, Элиза пошла по тропинке, к так и сидящему на бревне Джону, исчезая в тумане.
– Тяжело ему, – Марта приняла от Мэри котелок с супом и коротко улыбнулась: «Спасибо, милая. Мы сами дойдем, – она посмотрела на капитана, – здесь недалеко, и дорога известная. Спокойной ночи».
– У нее кольца нет, – увидел Питер и вспомнил грустные, зеленые, глаза Элизы: «Алмаз я солдатам отдала, когда папу казнили, и мама умирала. Так я ее и спасла. Только крестик остался, – девочка положила руку на худые ключицы.
– Найду и верну ей, – пообещал себе Питер. Превозмогая желание коснуться ее бронзового, стриженого затылка, обнять и больше никогда не отпускать, он ответил: «Спокойной ночи Марта, хороших вам снов».
– Да, – она все смотрела куда-то вдаль, на густой туман, грея руки о закопченный котелок. «Вам тоже. Завтра будет тяжелый день, начнем готовить атаку на Ренн. Так что выспитесь, – велела женщина.
Уже у входа в землянку Питер обернулся, – она сидела, взяв руку Мэри, что-то ей рассказывая.
– Оставь, – велел себе мужчина, шагая в сырой, кислый запах пота, в храп и сопение людей, – оставь, видишь же – не до тебя ей. И никогда ты ей никем, кроме друга, не станешь».
– Ты что, папа? – услышал он за своей спиной голос Майкла. Снимая очки, Питер ответил: «Ничего, сыночек, ничего».
Элиза потянулась, и стерла слезы с лица брата:
– Не надо, милый, не надо…Господи, – вдруг вырвалась у девочки, – как же мы без папы будем? Джон, Джон, – она прижалась щекой к его руке, – я ведь думала, что и мамочка тоже умрет…, У нас братик был, маленький, такой маленький, – девочка тихо завыла. Джон, испугавшись, прижал ее к себе: «Все, все, милая, все закончилось…»
– Их на кладбище Мадлен похоронили, и папу, и Джорджа, – девочка вытерла нос рукавом куртки. «Во рвах, куда казненных сбрасывали. Мы братика окрестили, хоть он и мертвый родился. Акушерка сказала, что так правильно…»
– Правильно, – согласился Джон. Герцог велел себе: «Когда все это закончится, поедешь, найдешь их… – он глубоко вздохнул, – и похоронишь там, на кладбище Мадлен, в семейном склепе».
– А Констанца пропала, – грустно добавила Элиза. Джон невольно улыбнулся: «Дядя Дэниел ее искать поехал, он выполнит то, что обещал».
– Тогда хорошо, – Элиза все не выпускала его руки. Девочка, страстно, проговорила:
– Надо быстрее атаковать Ренн, я принесла сведения о солдатах. Там Жюль, мой друг, вы нас на рынке видели. Деметр его, наверняка, в тюрьму посадил. Он ведь маркиз де Монтреваль, Жюль, – объяснила Элиза.
– А эта девушка, там, на рынке…, – Джон почувствовал, что краснеет и усмехнулся: «Хорошо, что темно уже, Элиза не заметит».
Сестра прихлопнула комара на шее: «Как отойдешь от костра, они сразу лезут. У нас в замке их тоже много – озеро рядом. Это старшая сестра Жюля, Мадлен, она послушница, тайно. Раньше в монастыре жила, а теперь – в миру».
Элиза пристроила голову у него на коленях. Джон, достав трубку, закурив, неслышно вздохнул:
– Послушница, значит…, А ты уже и придумал себе что-то, дурак. Как с Мэри – девочка сюда не из-за тебя поехала, нужен ты ей, а потому, что характером – вся в дядю своего. Он и после расстрела выжил, и экипаж фрегата подбил на сторону американцев перейти. Кровь Ворона. Так тому и быть. А Мэри, – он внезапно улыбнулся, – я сделаю предложение, о которого она не сможет отказаться. Папа был бы доволен.
Элиза зевнула. Джон спохватился: «Сейчас к маме тебя отведу».
– Покури еще, – сонно велела ему сестра. «Хотя бы комары не кусают».
– Ренн мы атакуем, – задумчиво проговорил Джон, гладя ее белокурую голову. «Это я тебе обещаю, сестричка».
– Просто потому, что там люди в опасности, – сказал себе мужчина. Закрыв глаза, Джон не удержался, – представил себе светло-русые, распущенные по плечам волосы, серо-голубые глаза. Он увидел всю ее – высокую, тонкую, выходящую из озера, окутанную туманом.
– Прощай, Джиневра, – грустно вздохнул Джон, глядя вдаль, на белую пелену над болотом.
Ему снился расстрел. Он стоял у каменной стены, под мелким дождем, отстранив повязку, глядя на взвод солдат Национальной Гвардии, что поднимали ружья. ««Пока не закрою глаз, стреляйте в сердце», – громко приказал генерал. Услышав первые залпы, он пошел навстречу солдатам, не останавливаясь, пока не упал посреди тюремного двора, в луже темной, быстрой крови.
Де Шаретт открыл глаза. Отерев пот со лба, потянувшись за трубкой, накинув куртку, он вышел из землянки. Лагерь спал. Де Шаретт, прислушавшись, уловил чьи-то легкие шаги. Марта появилась из темноты. Она шла, склонив голову, засунув руки в карманы. Де Шаретт, раздув ноздри, спросил: «Он приехал тебя забрать, потому что вы с ним были любовниками? Или до сих пор – любовники?»
Марта остановилась, будто на что-то натолкнувшись. Женщина гневно ответила: «Он приехал потому, что он джентльмен, он – наш с Элизой родственник, а мы в опасности…Месье де Шаретт, да как вы смеете…»
Ее зеленые глаза играли, переливались в свете бледной, полной луны. Кровь бросилась ему в голову. Генерал шагнул на тропинку, и, обняв ее, – женщина чуть вскрикнула, – прижал к себе:
– Я заберу тебя в землянку, прямо сейчас, и ты станешь моей женой. Завтра привезут кюре, и он обвенчает нас, Марта. Тогда и ты, и Элиза действительно – будете в безопасности. Я за вас отдам свою жизнь.
Марта молчала. Генерал ощутил, как стучит ее сердце.
– Я прошу тебя, – де Шаретт опустился на колени, – прошу, Марта…, Не заставляй меня совершать поступков, недостойных дворянина, ибо видит Бог, – он все не выпускал ее из рук, – я готов на все, чтобы ты осталась со мной. Ты же знаешь…, – горько добавил он. Марта спокойно ответила: «Знаю. Однако я вас не люблю, месье де Шаретт, и было бы бесчестным обманывать вас. Выпустите меня, – она попыталась вырваться. Генерал, подхватив ее на руки, шепнул: «Поздно, Марта. Обратного пути нет».
– Оставьте! – сдавлено закричала женщина. «Или я буду стрелять!»
– Стрелять буду я, – раздался сзади спокойный голос. Де Шаретт почувствовал, как ему в спину уперлось дуло пистолета.
– Что за черт, – выругался он, на мгновение, разомкнув руки. Марта спрыгнула на тропинку. Достав оружие, наставив его на генерала, женщина приказала: «Идите к себе, месье де Шаретт, завтра будет длинный день».
С болота тянуло гнилой, холодной сыростью, наверху, над их головами, ветер шуршал в кронах деревьев.
– Извинитесь, – потребовал Питер у де Шаретта: «Дворянин не может себя так вести, месье генерал».
– Каждая шваль мне будет указывать, – пробормотал де Шаретт. Он с удовольствием увидел, как покраснело лицо Питера. «Тем более, – он показал на Марту, – ее любовник».
Питер опустил пистолет, Марта услышала звонкую пощечину. Де Шаретт, потирая лицо, холодно пообещал: «Я вам ее кровью верну, месье Кроу. На рассвете. Выбор оружия за вами, – добавил генерал. Поклонившись, печатая шаг, де Шаретт пошел к своей землянке.
– Генерал! – ее голос был высоким, ломким, она так и стояла с пистолетом в руках. Де Шаретт обернулся и Марта гневно сказала:
– Вы оба, – она повела оружием в сторону Питера, – сейчас отправитесь спать. Никакой дуэли не будет, вы, кажется, с ума сошли. Нам надо атаковать Ренн, а не заниматься, – женщина поморщилась, – мелкими склоками».
Де Шаретт угрюмо сказал: «Он меня оскорбил, ваша светлость».
– А вы, – Питер шагнул к нему, – оскорбили мою родственницу, преследуя ее, пытаясь взять силой…
Марта вздохнула и выстрелила в воздух. Птицы сорвались с веток, испуганно хлопая крыльями.
Женщина дернула углом рта: «Я тут самая титулованная, я вдовствующая герцогиня, и я, месье де Шаретт, – запрещаю вам драться. Я прощаю вас, – она повернулась к Питеру: «И тебе тоже запрещаю. Исполняйте распоряжение, – Марта убрала пистолет и подышала на руки.
– Так, значит, вы его любите? – ядовито спросил де Шаретт. «Так идите к нему, идите, он вас ждет, не зря же он сюда приехал».
– Генерал, – устало сказала Марта, – вы рискуете еще одной пощечиной, и я имею на нее полное право. Я никого не люблю, ни вас, ни месье Кроу. Хватит об этом, – она замотала вокруг шеи шарф: «Пожмите друг другу руки и расходитесь. Нам еще воевать вместе, не забывайте».
Питер посмотрел на ее худое, бледное, лицо. Под большими глазами залегли темные круги. «Не заставляйте меня обнажать оружие, – усмехнулась Марта, засунув руки в карманы, – месье де Шаретт, протягивайте руку, протягивайте».
Питер пожал сильные пальцы, и женщина мимолетно улыбнулась: «Вот и славно. Идите спать, господа, встретимся завтра на военном совете».
Ее шаги затихли. Де Шаретт поглядел на сомкнувшийся, непроницаемый, белый туман: «Я хочу попросить прощения, месье Кроу. Но вы сами понимаете, с тех пор, как ее светлость сюда приехала, зимой, я больше, ни о ком и думать не могу…»
– Не надо, месье де Шаретт, – Питер положил ему руку на плечо. «И вы меня простите».
– У меня медовуха есть, – сказал генерал. «Пойдемте, я вам покажу карты Ренна. У вас, я вижу, голова на плечах хорошая, хоть, наверное, и не воевали никогда. Подумаем вместе, как нам будет лучше организовать атаку».
– Не воевал, – признал Питер. Посмотрев на тропинку, что терялась в тумане, он горько подумал: «Ты все услышал. Не любит. Ладно, сделай то, что должно, привези всех домой, и просто оставайся ее другом».
– Но с удовольствием помогу, – добавил он.
В землянке было накурено, на грубо сколоченном, деревянном столе лежали карты городских укреплений.
Генерал оглядел совет: «Месье Кроу-младший, мадемуазель Кроу, и мадемуазель Элиза сегодня же вечером отправляются в Ренн, на телеге с картошкой, – он усмехнулся. «Там они забирают вещи, лежащие в подполе у маркизы де Монтреваль. После этого месье Кроу начинает, так сказать, инженерную подготовку».
– Ты только там, на рожон не лезь, – шепотом велел Питер сыну. Майкл оскорблено поднял бровь: «Папа! Уж в чем-чем, а в этом я никогда замечен не был». Майкл незаметно посмотрел на Мэри. Девушка сидела на шатком табурете, обхватив смуглыми, сильными руками острое колено. Зеленые глаза блеснули: «Картошку мы с женщинами приготовили, и телега тоже – ждет».
– Я ее, наверное, больше не увижу, – подумал Майкл. «Доберемся до Лондона, и она уедет домой, в Америку. Пусть будет счастлива, – он тихо вздохнул и не смог удержаться – полюбовался ее мелкими, уже отросшими кудряшками.
– Далее, – Марта поднялась и махнула рукой: «Сидите, сидите».
Она указала на мост через реку.
– Здесь будет один из сюрпризов месье Кроу. Как мы узнали, через три дня, утром, две сотни солдат отправляются из Ренна на восток. В городе останется уменьшенный гарнизон, сто человек, или около того. Мы дадим им пройти мост, а потом капитан Фэрфакс со своим речным, – Марта усмехнулась, – отрядом, – приведет в действие мины. К этому времени все повстанцы, уже будут в Ренне. Бомбы, что приготовит месье Кроу-младший, начнут взрываться. Мы сможем атаковать казармы и префектуру.
– И отель де Монтреваль, потому что Деметр живет именно там, – заметил генерал. «Ваша светлость, – он поклонился в сторону Джона.
Тот развернул план особняка.
– Благодаря виконту де Лануа, который до войны часто гостил у де Монтревалей, у нас есть примерная схема комнат. Я и месье Кроу-старший придем в Ренн пешком, под видом торговцев вразнос. Мы постараемся проникнуть в отель де Монтреваль и, – Джон помолчал, – покончить с Деметром, желательно – рано утром, еще до начала общей атаки. Вот и все.
– Каждый командир, – наставительно сказал де Шаретт, – должен знать место своих людей в бою. Ознакомьтесь с планом, мы его подготовили с месье Кроу-старшим, и не стесняйтесь задавать вопросы.
Элиза храбро подняла руку: «А Жюль, месье генерал? Нам же надо его освободить!»
– И освободим, – успокоила ее мать. «Я с пятью десятками человек буду атаковать круглую башню, ту, что Деметр превратил в тюрьму. Жюль, наверняка, в ней».
– Все, господа, – де Шаретт хлопнул рукой по столу, – как говорится, Бог нам в помощь.
Командиры столпились у карты. Мэри сказала Майклу: «Забирай свои вещи, и пойдем. Нам надо до заката добраться в Ренн».
Питер, на мгновение, задержал сына: «Вы там осторожней, с порохом. У тебя руки, конечно, ловкие…»
– У Мэри тоже, – Майкл покраснел. «Все будет в порядке, папа».
