Текст книги "Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]
Вдалеке виднелась шлюпка. Девушка, приглядевшись к ней, поняла, что Майкл сидит на веслах. «В Сен-Мало пошли, за вином, – она увидела рядом с Майклом голову капитана Фэрфакса. «У Майкла плечо совсем зажило, даже раньше свадьбы, – Мэри поняла, что улыбается.
– Как клев? – Джон опустился рядом.
– Клев отличный, – весело отозвалась Мэри. «Хотя у нас, на озерах, конечно лучше».
– На озерах, – пробормотал герцог. Он решительно спросил: «Мэри, а ты собираешься в Америку возвращаться?».
Зеленые глаза заблестели смехом. Мэри, повернувшись, взглянула на него – прямо. Темная, тонкая бровь поднялась вверх.
– Тетя Марта мне рассказывала, как твой отец покойный ей работу предложил, – задумчиво протянула девушка. «Тебе тоже любовница нужна, Джон?»
Он расхохотался. Взяв у Мэри удочку, герцог насадил на крючок устрицу. «Мы вас до осени не поедим, – пробормотал Джон, – а рыбам все равно». Джон забросил бечевку в море и так же задумчиво ответил:
– Это мы посмотрим, в будущем. Мне нужен человек, – смелый, честный, привлекательный, – он подмигнул девушке, – разбирающийся в технике, морском деле, умеющий стрелять….
Мэри подняла руку: «Стой, стой…, Чем он будет заниматься, этот человек?»
– С нейтральным паспортом, – закончил Джон и сердито велел:
– Не перебивай, пожалуйста. Заниматься он будет тем, чем не могут заниматься англичане. Как ты понимаешь, легально мы сейчас во Францию въехать не можем, и долго еще не сможем. К тому же, – мужчина вздохнул, – этим летом французы войдут в Нижние Земли, а там и до Италии доберутся. А я – либо в Вене, либо в Лондоне. Может быть, еще и в Петербурге. Посмотрим, вступят русские с нами в коалицию, или нет. Мне нужен человек, который сможет беспрепятственно путешествовать, – Джон усмехнулся, – и к нашим союзникам, и к нашим противникам. Курьер, – он помолчал. «Это пока. Потом подумаем о постоянном месте работы. Ну как? – он взглянул на девушку.
Мэри молчала и он хмыкнул:
– Разумеется, у тебя будет своя квартира, где-нибудь в тихом районе, в Блумсбери, деньги…, Родителям можешь написать правду. Твой отец, хоть и перешел на сторону американцев, но все поймет, я думаю. Джованни с Изабеллой скажем, что ты работаешь на правительство, чтобы они не волновались. Ты и, правда, на него будешь работать.
Он вытащил рыбу. Мэри, сняла ее с крючка: «С одним условием».
– Никогда не работать против твоей страны, – Джон закатил глаза. «Знаю, знаю. Мы не собираемся с вами воевать».
– Это пока, – передразнила его Мэри. Посмотрев куда-то вдаль, на чуть заметный силуэт «Молнии», она вздохнула: «Нет, это и так понятно». Девушка помолчала. Джон, глядя на зардевшуюся, смуглую щеку, торопливо сказал:
– Разумеется, для таких вещей я тебя использовать не собираюсь. Для этого есть…, – он оборвал себя. Мэри усмехнулась: «Ты не забывай, тетя Марта мне и это рассказала. Так вот я не такая, и никогда этим заниматься не буду».
– Обещаю, – твердо ответил Джон и протянул ей руку.
У нее была жесткая, маленькая ладонь – крепкая, надежная. Мэри встряхнула головой:
– Своя квартира. За мной никто не будет присматривать. Буду ездить по всей Европе. Господи, какое счастье. Лучше, чем сидеть в особняке женой мистера Брокхерста. А за него, – она искоса взглянула на герцога, – я бы все равно замуж не вышла, за дядю Джона. Буду ждать того, кто мне по душе придется, по-настоящему, – она легко вскочила на ноги: «Берите корзину, мистер Джон. Мне теперь вас так надо звать, да?»
– Надо, – усмехнулся герцог. Полюбовавшись тем, как она ловко взбирается на камни, Джон пошел следом.
Мадлен бросила в воду камешек. Вздохнув, она посмотрела на шлюпки, что швартовались к борту «Молнии».
– Жюль помогает ящики грузить, – поняла девушка. «Господи, как оно все сложится, в Англии? Здесь, – она оглянулась, – все-таки дом, как его бросить? Буду совсем одна, Жюль вырастет. Он сказал, что в армию пойдет…, Устроюсь гувернанткой, или буду вышивать, шить – у меня хорошо получается. Мне совсем немного надо – проживу».
Марта спустилась с прибрежного обрыва на песок и увидела стройную, в серой шали спину. На западе уже играл багровый закат, дул сильный, соленый ветер. Темнеющее море шумело, набегая на плоский берег.
Она вспомнила растерянный голос пасынка: «Марта…, Может быть, ты поговоришь с мадемуазель де Монтреваль. Ты все-таки женщина, вдова, старше ее…, Мне, как ты понимаешь, – Джон развел руками, – неудобно. Просто, – Марта с удивлением увидела, что он покраснел, – когда мы убили Деметра…»
– Да говори, – велела женщина, оглянувшись, – рядом никого не было.
Джон облизал пальцы и тяжело вздохнул: «Я и не знал, что такое возможно…».
Марта слушала. Потом, усмехнувшись, она пообещала: «Поговорю. Ты что, – Марта зорко взглянула на мужчину, – ей предложение сделал?»
– Хотел, – мрачно сказал Джон. «Только она отказала, сразу. Мол, она в жены не годится…, Марта, – он поднял голубые, прозрачные глаза, – как же это будет…, Даже если мадемуазель де Монтреваль согласится, она ведь католичка…»
– Питер женился на католичке, и ничего, – хмыкнула женщина. «Сейчас много прелатов в эмиграции. Напишешь в Германию или Италию, ей дадут разрешение на венчание».
– Нет, – решительно сказал Джон, – я лучше самому папе Пию напишу. Так надежней. Пока французы не захватили Ватикан и не устроили там какой-нибудь очередной алтарь Высшего Существа, или другую ересь. Думаешь, она согласится? Стать моей женой? – робко спросил Джон.
– Ты очень убедителен, – заметила Марта, разбивая камнем клешни лангуста.
– Все равно, – она попробовала теплое, белое мясо, – у нас в Новой Англии они больше будут. Морем пахнут, – Марта сладко зажмурилась и повторила: «Очень убедителен. Мэри уговорил на тебя работать, – женщина взглянула на сердитое лицо Джона, и рассмеялась: «Никому не скажу, обещаю. За мадемуазель де Монтреваль не беспокойся, все у вас будет хорошо».
– Мадлен, – Марта присела рядом с ней на песок и взяла белую руку девушки, – ничего, что я тебя так называю?
– Ничего, – вздохнула та и положила голову на колени. «Так даже лучше, ваша светлость».
– Марта, – поправила ее женщина и помолчала. «Мадлен, ты же знаешь…, Я вдова, старше тебя…, Ты расскажи мне, что у тебя там случилось, в Ренне. Может, и беспокоиться не о чем, – Марта улыбнулась.
Мадлен вдохнула ветер с моря. Всхлипнув, покраснев, девушка шепнула: «Стыдно…, Ваша светлость…, Марта…, неужели они все такие, мужчины?»
– Ты расскажи, – мягко повторила Марта. Мадлен, отвернувшись, стала говорить. Марта внезапно рассмеялась и поцеловала теплый висок: «Какая ты вышла из купели крестильной, такой и осталась, дорогая моя. Можешь и не думать об этом».
– Но как же? – удивленно начала Мадлен. Марта, подняв какую-то палочку, стала рисовать на песке. Глаза девушки расширились и она ахнула: «Мадам!»
Волна, с шорохом подобравшись к их ногам – смыла рисунок. Марта задумчиво сказала: «Если по душе тебе он, Мадлен – не отказывайся. Знаешь же сама, – праведную жизнь не только в монастыре можно вести. Заботится о муже, детей воспитывать… – она пожала руку девушки. Та, внезапно поднявшись, посмотрела на обрыв: «Марта…, Мадам Холланд…, Спасибо, спасибо вам».
Она бежала наверх, придерживая платье, тяжело дыша, косы развевались на ветру. Джон, торопясь вниз, проклиная неустойчивые камни, внезапно оступился. Сочно выругавшись, мужчина налетел на нее.
– Вы опять ругаетесь, – смешливо сказала Мадлен. «Всякий раз, как я вас вижу, вы чертыхаетесь, ваша светлость.
– Я больше не буду, – пообещал Джон и облегченно подумал: «Господи, неужели…»
Она протянула руку и тихо вздохнула: «Что вы мне там, на реке говорили, у костра…, Вы мне по душе, очень по душе, ваша светлость».
Он прижался губами к длинным пальцам, и едва слышно сказал: «Мадлен…»
– Джон… – попыталась она выговорить его имя по-английски, со смешным, певучим акцентом. «Жан… – Мадлен все улыбалась. Герцог, обняв ее, поцеловал, – нежно, осторожно. Золото ее растрепанных волос освещалось заходящим солнцем. Они взялись за руки, спускаясь к берегу, – туда, где виднелись темные очертания шлюпок.
Марта облокотилась о борт «Молнии». Запахнув куртку, женщина завязала шарф. Ветер здесь, в открытом море, был холодным. Она посмотрела на закат по левому борту корабля:
– Вот и хорошо. Мадлен с Жюлем пока в Мейденхеде поживут, у Изабеллы. Осенью они с Джоном обвенчаются, как разрешение он получит, и уедут все вместе в Вену. Мальчик там учиться будет, в семье станет жить…, И Мэри уедет, уже в конце лета. И мы тоже, – она взглянула на запад, туда, где низкое солнце уже опускалось в простор темно-синей воды.
– Завтра к обеду будем в Плимуте, – рассмеялся Питер, что вышел на палубу. Он указал рукой в трюм: «Джону опять плохо, маркиза де Монтреваль за ним ухаживает».
– Ничего, – улыбнулась Марта, – пусть привыкает, раз выходит замуж за человека с морской болезнью. Я сразу в Итон поеду, к Тедди. Только сначала, – она подергала рукав холщовой куртки, – к портнихе схожу, вместе с Элизой. Бедная девочка уж и забыла, как платье носить.
– А потом в Америку, – утвердительно заметил Питер. «Мне Элиза проболталась, – он развел руками.
– Да, – Марта стояла к нему спиной, – мне надо домой, Питер. Там, – она махнула рукой в сторону Англии, – узнаем, что с Констанцей, но, кажется мне – все хорошо, Дэниел нашел ее. Может, она и дома уже. И Джо я напишу, об отце ее, – Марта помолчала, и тяжело вздохнула. «Я тебе для Тео письмо оставлю, отправишь ей? – Питер посмотрел в большие, зеленые глаза и кивнул.
– Вот сейчас, – велел он себе. Сняв очки, повертев их в руках, мужчина спросил: «Марта…, То, что ты в лагере сказала, когда мы с де Шареттом драться собирались, – это правда?»
Волна разбилась о борт «Молнии», корабль накренился. Марта, легко коснулась его руки: «Правда, Питер. Пока… – она запнулась, – пока это так».
Он склонил каштановую голову: «Спасибо и на том, Марта. Тебя ждать из Америки?».
– Не знаю, – она потянулась, – Питер был лишь немного выше, и поцеловала седой висок. «Не знаю, Питер».
– Поворот! – закричал от штурвала капитан Фэрфакс. «Молния», заполоскав парусами, разрезая носом волны, – пошла на север.
Интерлюдия
Лондон, осень 1794 года
– Колокола звонят, – Марта улыбнулась и велела: «Наклонись». Мадлен изящно присела. Женщина, поправив тонкую, кружевную вуаль, полюбовалась бриллиантовой, с крупными изумрудами, тиарой.
– Ее при королеве Анне сделали, – сказала Марта, – а изумруды – мой муж покойный велел вставить, перед нашим венчанием». Она перекрестила девушку: «С Богом. Бояться нечего, тебе сам папа Римский разрешение на брак прислал».
Мадлен пожала ей руку. За окном был теплый, яркий день, пышные кроны деревьев на Ганновер-сквер играли золотом. Мадлен вздохнула: «Ваша светлость…, Марта…, Спасибо вам, спасибо, что вы вернулись. Как бы я без вас… – девушка покраснела.
Она стояла – высокая, тонкая, окутанная кремовым шелком, перехваченное под грудью платье спускалось на пол, шлейф был аккуратно расправлен.
Марта передала ей букет белых фиалок, и позвала: «Элиза!»
Дочь, с венком на голове, с распущенными по спине, отросшими, белокурыми волосами, заглянула в спальню и ахнула: «Тетя Мадлен, вы как из сказок о рыцарях! Как королева Джиневра!»
Марта подошла к зеркалу, и, оглядела себя – она была в платье темно-зеленого шелка, шляпа – с узкими, по новой моде, полями, была украшена бантами. Бронзовые, завитые волосы падали на плечи.
– Вернулась, – подумала она, осторожно помогая Мадлен спуститься с лестницы особняка Холландов. У подъезда уже стояла золоченая, запряженная белыми лошадьми карета.
Марта закрыла глаза и вспомнила теплую, озерную воду, белый песок уединенной бухты, синее, просторное небо над Эри.
Они с Мирьям сидели у кромки воды, в одних холщовых, коротких рубашках. Та сладко потянулась: «Хорошо как искупались. Видишь, – женщина подтолкнула Марту, – я же тебе говорила, здесь нет никого, остров. Вечером Стивен зайдет на боте, заберет нас».
Марта посмотрела на румянец, что играл на щеках Мирьям, на влажные, каштаново-рыжие косы. Женщина рассмеялась: «Ты, наверное, с мужем, часто сюда плаваешь?»
Мирьям хихикнула: «Нередко, поверь мне». Она взяла руку Марты:
– Все хорошо будет, милая. Ты же еще молодая женщина. У меня тоже так было, – она помрачнела, – два года целых. Видишь, как ты сюда приехала, как я тебя откормила, – все и началось опять. Это же война, – Мирьям вздохнула, – так бывает.
Марта скосила глаза в вырез рубашки: «Тут, как ничего не было, так и не появилось».
Мирьям развела руками: «От этого трав у меня нет. А мой сбор пей, каждый день, пока, – она подмигнула Марте, – не поймешь, что больше не надо».
Марта поводила ногой по песку: «Я знаю, что он меня любит. Видела. Давно еще, как замужем за Джоном была. Потом он Жанну встретил, потом эта революция началась…, – женщина замолчала. Мирьям уверенно сказала:
– Он Тедди растил, как родной отец. Он с вас пылинки сдувать будет. Стивен мне рассказывал о нем, милая. Так что ни о чем не тревожься.
Марта почесала в бронзовой голове и недовольно ответила: «Я подумаю. Ты прости, что с Мораг так получилось, – она почувствовала, что краснеет, – если через шесть лет не передумает она, – пусть венчаются».
Мирьям пропустила сквозь пальцы песок: «Я все понимаю, сама такой была, двадцать лет назад, в Филадельфии. Если бы любила того человека, так же поступила».
– Дэниела, – утвердительно сказала Марта. Мирьям только кивнула, смотря куда-то вдаль. Марта услышала растерянный голос сына, – он стоял у камина, высокий, мощный, в хорошо сшитом сюртуке, опустив, как мальчик, кудрявую, каштановую голову.
– Ты меня будешь ругать, – тихо сказал Тедди. «Мы с Мораг обручились, мамочка, и хотим пожениться».
– Обручились, – повторила Марта. Она сидела за столом Питера. Отодвинув бумаги с расчетами, женщина нашла шкатулку розового дерева со своими сигарами. Распахнув дверь в сад, она обернулась. Тедди поспешно чиркнул кресалом.
Марта выдохнула дым и посмотрела в лазоревые глаза сына. Тот покраснел и отвел взгляд. «Может быть, – тихо спросила Марта, – мне стоит с Мораг поговорить? Вдруг она миссис ди Амальфи что-то не сказала?»
– Она ей все сказала, – буркнул Тедди. «Не надо, говорить, пожалуйста… – он помолчал. «Это я во всем виноват, мама, мне очень стыдно. Они для меня как родители были – дядя Джованни и тетя Изабелла, и я, под их крышей…»
– Чтобы такого больше не повторилось, – вздохнула Марта, – Мораг поплывет со мной обратно в Америку. Через шесть лет, если еще будете этого хотеть, – она усмехнулась, – повенчаетесь. Пока ты Кембридж закончишь, пока у мистера Бромли в конторе поработаешь, хотя бы два года…
Тедди только упрямо сжал губы: «Я должен поступить, как джентльмен, мама, раз уж…»
– Раз уже не удержался, – Марта потушила сигару. Погладив сына по щеке, она развела руками: «Ты прав, конечно. Но все равно надо подождать».
– Мораг, конечно, любит его, – кисло заметила Мирьям. «Не пройдет у нее это, так что пусть женятся. Дэниел с Констанцей поженились, хотя… – она замолчала и взглянула на Марту.
– Да знаю я все, – та махнула рукой. «С ним не поговоришь, – взрослый мужчина. Да и вся Америка знает, думаю. Как о мистере Джефферсоне, и его, – Марта поискала слово, – супруге. Второй».
– Мистер Джефферсон вдовец, – возмутилась Мирьям, – хотя это все равно бесчестно – жить с женщиной и не жениться на ней, потому что она цветная. Но Дэниел ведь муж Констанцы, как она…
– А вот так, – хмыкнула Марта и увидела перед собой отделанную розовым шелком детскую.
Колыбелька была сделана из беленого дуба, над ней висел кружевной балдахин. Марта оглядела персидский ковер на полу, искусно вырезанные игрушки, маленькую тележку, запряженную лошадкой: «Видишь, любит он ее».
Констанца нежно взяла ребенка – девочка лежала на спине, размахивая ручками, улыбаясь. Женщина присела в большое кресло, положив ноги на бархатную скамеечку. Она дала ребенку грудь и усмехнулась:
– Тетя Марта, Дэниел не Антонию любит, а статьи в газетах: «Помощник государственного секретаря в семейном кругу. Очаровательная жена и новорожденная дочь. Мистер Вулф любезно пригласил нас к домашнему очагу…, – Констанца закатила глаза и высунула язык.
– Он их проводит по дому, непременно показывает детскую, они восторгаются…, В общем, поверьте мне, если не при следующей администрации, то через одну – он непременно станет госсекретарем. Американцы падки на семейные ценности.
Констанца покрутила на длинном пальце кольцо с большой жемчужиной: «Раз в две недели он навещает Бостон. Натаниэлю уже, – Констанца посчитала на пальцах, – полгода в июле было».
– Откуда ты знаешь? – Марта присела на ручку кресла, испытующе посмотрев на девушку.
Констанца только рассмеялась и пощекотала дочку под толстеньким подбородком.
– Тетя, я журналист. Хоть я сюда и приехала за неделю до родов, хоть Антонии и два месяца, однако хватки своей не потеряла. Сразу нашла издателя, подписала договор…, то есть Дэниел за меня подписывал, – мрачно поправила себя Констанца, – замужние на это не имеют права. Как только он уехал на несколько дней, – разузнала, куда. Пусть, – она пожала плечами.
– В конце концов, это тетя Салли, она как семья. Мне просто жаль, что Дэниел на ней никогда не женится». Она поднялась и поносила Антонию по комнате: «В деньгах он мне не отказывает, в конце концов, это мои деньги, заработанные. Папа написал, что переведет мне приданое, спальни у нас раздельные, как положено… – Констанца остановилась:
– Как Антония подрастет, поеду на запад. Я уже согласилась написать серию репортажей о стычках с индейцами и постройке новых поселений. Ее с собой возьму, – Констанца покачала дочь.
– Глаза твои, – заметила Марта, любуясь белокурой, темноглазой, хорошенькой девочкой. «А волосы…»
Констанца поцеловала мягкие локоны дочери. «Антуана. Тетя… – она помолчала, но справившись с собой, просто сказала: «Он единственный, тетя, кого я любила. Другого, такого, как он – нет, и не будет. А мы с Антонией справимся, да? – Констанца поцеловала ее в щечку.
Девочка весело засмеялась и приникла головой, укрытой кружевным чепцом, к плечу матери.
– Вот так, – повторила Марта и добавила: «За Мэри вы не волнуйтесь. У нее голова на плечах хорошая, работать она будет отменно. Да и не опасно то, чем она занимается».
– Почти, – подумала Марта. Мирьям, отерев глаза, вздохнула: «Я всегда знала, что она в отца пойдет. Кровь Ворона, – она улыбнулась. Женщины услышали крик: «Эй, на острове! Мы сейчас будем вас атаковать!»
– И здесь нашли, – пожаловалась Мирьям. Элайджа бросил якорь. Дети, спрыгнув в мелкую воду, зашлепали к берегу.
В наемной карете приятно пахло хорошим табаком и сандалом. Тедди поднял глаза от письма, что он читал: «А что это дядя Питер тебя попросил задержаться, на пару дней?»
Майкл пожал плечами и выглянул из окошка:
– Уже Стрэнд. Скоро у церкви окажемся, если в пробку не попадем. Хотя мы же младшие шаферы, мы раньше всех приезжаем. Приглашения будем проверять, – усмехнулся юноша. «Папа сказал – после свадьбы поедем в Мейденхед, вместе с Жюлем, а потом мы его в Кембридж заберем».
– Интересно, – подумал Тедди, – меня тоже мама попросила остаться. Зачем бы это? – он раскурил сигару и вернулся к чтению.
– Милый, милый, дорогой мой Тедди! У меня все хорошо, я преподаю здесь, в нашей деревенской школе – английский язык, и еще учу девочек музыке. Папа привез для меня фортепиано из Нью-Йорка. На праздники мы ездили к Горовицам. У Хаима была бар-мицва, а у Натана будет в следующем году. Все передают тебе привет, и пожелания успешной учебы в университете. В Нью-Йорке я виделась с Мартой, она процветает, тоже преподает – в школах для цветных. Пожалуйста, пиши мне, твоя любящая невеста, Мораг Маккензи, в скором времени – Мораг Бенджамин-Вулф.
Тедди поморщился и вспомнил бронзовую, светящуюся кожу, ее черные, тяжелые кудри, плеск волн на морском берегу. «Марта ничего не скажет Мораг, – подумал он, – она человек чести. И я ничего не скажу, никогда. Она не узнает. Я и Марту-то больше не увижу, – он подавил тяжелый вздох. Тедди вспомнил ту весеннюю ночь, в Мейденхеде, когда Мораг, на цыпочках прокравшись по коридору, постучала в его спальню.
– Ты завтра уезжаешь, – она лихорадочно целовала его, подталкивая к кровати, – я не могу, не могу тебя так отпустить…, Я люблю тебя, Тедди, люблю, – она закусила губу и притянула его к себе: «До утра не уйду».
Тедди почувствовал, как у него горят щеки. «Слава Богу, мы теперь только через шесть лет увидимся, – облегченно вздохнул он. «Иначе я бы учиться не смог, да и вообще…, – он убрал письмо и заметил, что Майкл улыбается, читая свое.
– Марки на нем странные были, – вспомнил Тедди конверт, – я их и не видел никогда. Не русские, я бы узнал. Майкл же учит русский, с дядей Теодором переписывается. И не из Святой Земли, там турецкие. Понятно, что от Мэри письмо, просто интересно – откуда. Работает на правительство, – услышал он строгий голос матери.
– И все, и нечего об этом говорить, – она захлопнула какую-то кожаную папку. Тедди поинтересовался: «Что там?»
– Неважно, – коротко ответила мать, и взглянула на каминные часы: «Пойдем, не след заставлять карету ждать, дорогой мой первокурсник Кембриджа».
– Дорогой Майкл, – читал юноша, – тут очень холодно, холоднее, чем в Англии. Кажется, скоро пойдет снег. Впрочем, я его уже не увижу, мой корабль отплывает послезавтра, – в более теплые края. Я купила себе отличный редингот, с мехом лисицы и такую же шапку, так что не волнуйтесь – я не мерзну. Ты можешь мне писать на адрес нашего общего знакомого в Вене. Он позаботится о том, чтобы я получила корреспонденцию. Остаюсь твоим преданным другом, Мэри.
– Твоим преданным другом, – грустно повторил Майкл и вздохнул: «Кажется, приехали. Вылезай, я распоряжусь, чтобы он отвез багаж в Мейденхед».
Звонили колокола. Тедди, оправляя свой серо-синий сюртук, взял из кареты коробку с бутоньерками. Майкл расплатился с кучером, и, забрав цветок – пристроил его в петлицу своего сюртука.
– Гости жениха – направо, гости невесты – налево, – смешливо сказал юноша, проведя ладонью по коротко стриженым, каштановым волосам. «Вот и дядя Джованни с тетей Изабеллой, – он указал на Ганновер-сквер, – жалко, что мальчишек из Итона не отпустили».
– Гости невесты – одни французы будут, – ухмыльнулся Тедди. «Все эмигранты явятся. А со стороны жениха – принц Уэльский, и вообще – половина королевской семьи. Он тоже женится, принц, в следующем году».
Майкл поднял голову, и посмотрел на колонны церкви святого Георга:
– Хорошо, конечно, но в Мейденхеде, в нашей деревенской церкви – мне больше нравится. Там и женюсь, – он повернулся и услышал голос Джованни: «Отлично выглядите, юноши».
– Гости жениха – направо, – указал Тедди. Джованни, взяв под руку жену, шепнул ей: «Ты молодец, очень красиво все оформлено».
Изабелла посмотрела на волны шелка и кружев, на высокие, веджвудские вазы белого фарфора с букетами роз, и широко улыбнулась: «Они будут счастливы, вот увидишь. Как мы с тобой, как Констанца…, – женщина перекрестилась: «Слава Богу, что Дэниел спас ее. И внучка у нас уже есть, первая. Надо будет потом съездить в Америку, увидеть Антонию».
Они устроились на скамье. Джованни, оглядывая алтарь, тихо заметил:
– Переночуем у Питера, он в Мейденхед уезжает, сразу после венчания, с детьми и Мартой. Завтра я схожу к Бромли, договорюсь насчет того, чтобы приданое Констанцы в Америку перевести. У Бромли есть партнер в Нью-Йорке, он мне написал. Меир тоже этого человека рекомендует, а я его мнению доверяю. Попрошу его открыть фонд на имя Антонии, чтобы у нее к восемнадцати годам свои деньги были.
Изабелла повертела кольцо с бриллиантами вокруг пальца: «Джованни…, Неужели ты думаешь, что Дэниел не обеспечит Антонию…, Она же все-таки…»
– Она не его дочь, – коротко ответил ей муж.
– Сама знаешь, сейчас разводы на каждом шагу. Тем более у них гражданский брак, без венчания. Я просто хочу, чтобы моя внучка была защищена. К сожалению, – он горько усмехнулся, – законы о собственности замужней женщины еще долго не изменятся. Констанца, конечно, заработает себе на жизнь, в случае, если…, – он не закончил. Изабелла твердо сказала: «Не надо думать о плохих вещах, милый. Может быть, они еще полюбят друг друга. Ты сходи, конечно, а я отправлюсь в парк, на этюды».
– Вот и жених, с Питером, – оглянулся Джованни. Церковь постепенно наполнялась народом. Изабелла ахнула: «Смотри, что это у Джона? Звезда на сюртуке».
– Орден Бани, – смешливо отозвался Джованни. «У его отца был орден Подвязки, только покойный герцог его никогда не носил, конечно. Этот тоже, – он кивнул на жениха, – все больше в куртке ремесленника ходит».
Органист заиграл Генделя. Питер, положив руку на плечо Джону, улыбнулся: «Все будет хорошо, юноша».
Двери церкви открылись. Мадлен, под руку с братом, пошла по проходу. Элиза аккуратно несла шлейф. Марта, напоследок перекрестив невесту, скользнула на скамейку к Джованни с Изабеллой. «Сразу после церемонии они в Саутенд едут, на две недели, – шепнула женщина. «Потом забирают Жюля – и в Вену, через Амстердам. Пока там еще британский гарнизон стоит. Джон хоть сестру увидит».
– Перевез бы ее сюда, – сердито сказал Джованни, – он ведь может.
– Он предлагал, – почти не размыкая губ, ответила Марта, – Джо с Иосифом не хотят. Уверяют, что евреев все эти революции не коснутся. Тем более Иосиф врач, а не политик.
– Марат тоже был врач, сначала, – проворчал Джованни. «Хоть Робеспьеру голову отрубили, спасибо ему…, – он незаметно кивнул на Питера. «Может быть, и спокойнее там станет».
– Я тебя люблю, сестричка, – шепнул Жюль, подводя ее к жениху. «Будьте счастливы».
От нее пахло – тонко, легко, – фиалками. Мадлен доверчиво протянула ему руку. Джон, взглянув на нее, пообещал себе: «Никогда, никогда она больше не узнает ни горя, ни страданий».
– Здравствуй, любимая, – тихо сказал он. Мадлен, дрогнув длинными, темными ресницами, улыбнулась.
Музыка стихла. Они, так и, держась за руки, опустились на колени перед алтарем.
Огромный дуб возвышался над кладбищем. Золотые, легкие листья кружились в воздухе, вдали поблескивала Темза. Серая, низкая церковь стояла посреди лужайки с зеленой, еще свежей травой. Надгробий было много – простые, вросшие в землю камни, беломраморные и гранитные кресты. Пахло осенью – горьковатый, настойчивый аромат палой листвы. Теплый ветер медленно кружил поблескивающие на солнце паутинки.
Забил колокол – размеренно, негромко. Марта перекрестилась. «Я есть воскресение и жизнь, – прочла она. Ласково прикоснувшись рукой в замшевой перчатке к высеченным на камне буквам, Марта посмотрела вокруг. Рядом стоял еще один камень – темный, строгий гранит. «Выходящие на кораблях в море, работники на водах великих, те видели творения Господа, и чудеса Его в пучинах. Памяти сэра Стивена Кроу, адмирала Виллема де ла Марка и миссис Марты де ла Марк».
– Вот тут они все и лежат, – раздался рядом негромкий голос. Питер вертел в руках очки. «Ккроме тех, кто в море, – вздохнул он. «И я тоже – место себе присмотрел, – он указал на маленький холмик.
Марта взяла у него очки. Ласково надев их, она коснулась седого виска: «Бойер обещал тебе, что ты проживешь до ста лет. Так оно и будет. А там, – она повернулась и посмотрела на холм, – будем лежать вместе».
Он стоял, глядя куда-то вдаль, а потом тихо спросил: «Марта…, Ты уверена? Потому что не надо, не надо делать что-то…, – Питер вздрогнул, – она приложила палец к его губам. «Я для этого и ездила в Америку, – улыбнулась Марта. «Подумать».
Она внезапно порылась в кармане редингота – цвета осенних листьев, отделанного замшей, и достала письмо. «От нынешней герцогини Экзетер, – рассмеялась Марта. «Вчера курьер привез. Я ее попросила перед венчанием – черкнуть мне строчку, как у них там дела, в Саутенде».
– Лучше всего на свете, – прочел Питер. Марта все улыбалась: «Я ведь и к Мирьям ездила, на озеро Эри, и в Бостоне жила, и в Нью-Йорке, у Горовицей. Даже отправилась этот новый город посмотреть, на реке Потомак, что они строят».
– И все время думала, – утвердительно сказал Питер.
– Угу, – кивнула она, и поправила шляпу, с алмазной пряжкой на тулье: «Знаешь, как Тео мне написала? Любовь бывает разной – быстрой, как разгорающийся костер, медленной, как тлеющие угли. Самое главное – не проходить мимо этого огня, не бояться быть его частью. Вот так-то, милый мой. А в Америке, – она помолчала, – я поняла, что люблю тебя».
Питер посмотрел в зеленые, твердые глаза. Наклонив голову, поцеловав ее руку, он попросил: «Пойдем?»
В церкви было тихо, утренняя служба давно закончилась. Священник пожал руку Питеру: «Я попросил причетников остаться, они свидетелями будут».
– Спасибо, святой отец, – поблагодарила его Марта. «Пьетро вам привет передает, на Рождество увидитесь».
Они прошли к алтарю. Питер вспомнил церковь в Бомбее, влажную жару, ветер с моря и голубые глаза Марии. «Мальчик хороший вырос, – ласково подумал он. «Может быть…, – он заставил себя не смотреть на Марту.
– Как Господь рассудит, так и случится, – напомнил себе Питер, беря ее за руку, опускаясь на колени.
– И кольцо ее ты вернешь, всю Европу обыщешь, а вернешь. Что там Джон говорил? Его величество очень заинтересован в тех сокровищах, что пропали из французской королевской казны. Вот и занимайся ими, как Джон тебя просил. Может быть, удастся напасть и на след алмаза.
– Я тебя люблю, – внезапно, едва слышно сказал он в нежное, отягощенное изумрудной сережкой ухо. – Но ты ведь, наверное, это уже знаешь.
– Я тоже, – тонкие губы усмехнулись. «А этого ты не знал, наверное»,
– Не знал, – подумал Питер.
Они сидели в саду, под голубым, лондонским небом. Питер, искоса глядя на Марту, спросил: «Раз ты вернулась, – будешь жить спокойно в Оксфордшире, воспитывать Элизу? Когда пасынок твой женится».
От нее пахло жасмином – неуловимо, тонко. Бронзовые волосы были непокрыты, и перевязаны бархатной лентой цвета лесного мха. Шелковое, цвета ржавчины, платье было собрано такой же лентой, – под маленькой, едва заметной грудью.
– Нет, – задумчиво ответила Марта. «Жить я буду тут, на Ганновер-сквер, Джон попросил меня, – она покрутила пальцами, – не уходить в отставку. Буду заниматься бумажной работой – анализ, оценка правдоподобности сведений, сверка источников. Элизе я учителей наняла, да и я тоже – собираюсь вернуться к математике и музыке. Мисс Янсен, эта знаменитая пианистка – будет мне преподавать».
– Так мы соседями станем, – Питер покраснел. «Можем обедать друг у друга».
