Текст книги "Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Он взял ее за нежную руку, – Марта не отстранилась. Помолчав, Тедди унял отчаянно бьющееся сердце: «Я знаю, Марта. И я вам обещаю – я все сделаю, чтобы такого больше не было. Для этого я иду в юристы. Буду бороться со всем этим мракобесием. Аам можно вниз спуститься? – спросил Тедди, кивая на деревянную лестницу. «Мы бы на берегу посидели…»

– Папа здесь со мной играл, когда я маленькая была, – нежно сказала Марта, опираясь на его крепкую руку. Его каштановые, кудрявые волосы чуть шевелил ветер, пахло от него чем-то теплым, приятным. Девушка подумала: «Он же не виноват, что у него отец рабами владел. Он приехал в Америку, всех освободил, поступил достойно…, И с ним интересно, он так много читал, жил в Париже…»

Она опустилась на ступеньку. Запахнув шаль, подождав, пока Тедди присядет на перила, Марта улыбнулась: «Это очень хорошо, что вы неграм хотите помогать, Тедди. Только ведь у нас богатых мало, почти нет, адвокату ведь платить надо…»

– Pro bono, – уверенно отозвался юноша. «Как Дэниел вашу бабушку представлял. Ничего, Марта, – он хмыкнул, – заработаю семье на жизнь, не пропаду». Марта подняла голову и посмотрела в лазоревые глаза. «Расскажите мне о Париже, – попросила девушка. Он, робко присев рядом, чуть коснулся ее руки: «Сейчас я от счастья и умру. Так вот как это бывает».

Море едва слышно шуршало, на западе, над крышами Бостона, над Бикон-хиллом, висел северный, нежный закат. Они все говорили, держась за руки, смотря в бесконечную, золотящуюся даль залива.

Уже стоя у ворот гостиницы, Марта предложила: «Приходите в субботу, Тедди. Пообедаем, и на боте вместе покатаемся. Придете? – она подала ему руку.

– Вы еще спрашиваете, – неожиданно, отчаянно ответил он. «Я, Марта…, – он не закончил. Махнув рукой, Тедди выдохнул: «Приду, конечно».

– Вот и хорошо, – шепнула девушка. Скользнув в калитку, прислонившись к забору, стягивая на груди шаль, она помотала головой: «Нельзя, нельзя…, Он белый, ему не по пути с тобой…, Нельзя, Марта». Марта вспомнила его смех, его ласковые, красивые глаза и веселый голос: «Жалко, что в Америке театра нет. Но я организую, пусть и любительский, обещаю».

– Ваша любимая роль, наверное, Ромео? – усмехнулась девушка.

– Отелло! – он со значением поводил глазами и тут же расхохотался: «Меркуцио. Мне кажется, мы с ним похожи. Я тоже смеяться люблю. Только жалко, что он умер молодым, – Тедди вздохнул: «Послушайте».

Он читал монолог о царице фей. Когда юноша закончил, Марта, захлопала в ладоши: «Я такого и не слышала никогда, Тедди. Вам актером надо быть».

– Только если вы на меня будете смотреть, Марта, – проговорил он и отвернулся: «Вот, как сейчас».

Девушка встряхнула головой. Прижав к щеке букетик маргариток, она шепнула: «Что будет, то и будет».

Капитан Стивен Кроу откинулся на спинку стула, и погладил короткую, каштановую, уже в седине бороду: «Я очень рад, Тедди, что тебе нравится в Америке. Как обоснуешься в Бостоне – милости прошу к нам на озера».

Тедди затянулся сигарой: «Мальчики Горовицей мне рассказывали, дядя Стивен, как у вас красиво. И о шпаге Ворона тоже говорили. А почему вы ее не носите?»

– Нам нельзя, – Элайджа поднял голову от немой карты, которую он раскрашивал. «Мы квакеры, мы не признаем оружия, и не воюем».

– А почему вы тогда в синагогу едете? – недоуменно спросил Тедди. «Мне тетя Мирьям говорила. В Ньюпорт, на несколько дней».

– Потому, – Мирьям внесла серебряный кофейник в столовую, – что я еврейка, дорогой Тедди. Мои дети тоже, хоть этот, – она поцеловала затылок Элайджи, – и квакером станет. Мы семья, и делаем все вместе. У нас праздник в воскресенье, Шавуот, а до этого шабат. Так что в среду мы уже двинемся в Ньюпорт. Заодно на кладбище сходим. Там и родители мои похоронены, и брат старший.

– А отца моего в яме зарыли, – подумал Тедди, – тогда эпидемия была.

Он вспомнил склеп серого камня на кладбище Мадлен, два имени на нем, и тихий голос матери: «Дядя Теодор выкупил этот участок в вечное владение нашей семьи, как тетя Жанна умерла. Теперь, – она помолчала, – твой брат будет здесь лежать, вместе со всеми остальными».

– А каким он был? – спросил Теодор, держа над головой матери шелковый зонт.

– Разным, – коротко ответила женщина. Повернувшись на каблуке, мать пошла к выходу, туда, где их ждала карета.

– А как же вы поженились? – недоуменно спросил Тедди, принимая от Мэри блюдо с лимонным пирогом. «В Англии так нельзя».

– Тут не Англия, милый мой, – хохотнул капитан Кроу. Он ласково взял жену за руку. «Мы в Пенсильвании женились. Там это можно самим делать, без священника, без раввина, просто свидетели нужны, и все».

– А вот скажем, – осторожно начал Тедди, поглядывая на Мэри. Девушка, склонившись над плечом брата, исправляла карту, – скажем, если….

Мэри подняла голову. Она усмехнулась, блеснув зелеными глазами: «Да не мямли ты, кузен. Если девушка цветная, а юноша – белый?»

– Или наоборот, – поспешно заметил Тедди. Он почувствовал, что краснеет.

– Тоже в Пенсильванию надо ехать, – хмыкнула она. Темные, тугие, мелкие кудряшки Мэри были украшены белым цветком, простое, красивое платье собрано под маленькой грудью. На смуглой шее играло, переливалось жемчужное ожерелье. «Это единственный штат, где разрешены такие браки, – объяснила Мэри. «Или на запад – на территориях вообще на такое внимания не обращают».

– А ей тоже в мужском хорошо, – подумал Тедди. Юноша вспомнил, как они стояли на причале. Невысокий, легкий молодой человек, с короткими, по плечи, кудрявыми волосами, в холщовых штанах и куртке, ловко бросил канат. Пришвартовав корабль, он крикнул: «Вот мы и дома, мама, Мораг, Дебора! Очень соскучились!»

Юноша перепрыгнул через борт и протянул ему маленькую, смуглую, жесткую руку: «Я Мэри Кроу, а вы, должно быть, кузен Тедди. Вот мой отец, – она обернулась: «А обезьяна, что спускается по мачте – мой младший брат, Элайджа».

Крепкий мальчик промчался по палубе. Оказавшись в руках матери, он выдохнул: «Я тоже, мамочка, так скучал, так скучал!».

– Так значит вы, – Тедди замялся, – только в Пенсильвании можете замуж выйти? Простите, я не хотел…, – он смешался и опустил глаза.

– Я бы могла получить поддельный паспорт, – Мэри подняла бровь, – но это бесчестно. О вас я не говорю, – девушка присела за стол, – вы рабов освобождали. Это благородное дело, а идти на подлог, ради того, чтобы обвенчаться…, – губы девушки брезгливо искривились, – недостойно. Я не буду выходить замуж за того, кому важно, чтобы его жена была белой.

– Правильно, – добродушно заметил капитан Кроу, разливая кофе. Мораг спустилась вниз. Отчего-то вздохнув, она сказала: «Дебора заснула, можно и спеть. Поможете мне, кузен Тедди? – девушка кивнула на фортепьяно.

– Разумеется – с готовностью ответил он. Мэри, искоса посмотрела на сестру: «Да нет, показалось. И вообще, они еще дети, ей четырнадцать, ему шестнадцать. Он даже не студент. Просто дружат, и все».

Но пока Мораг пела, – нежным, высоким голосом, пока он, даже не думая, подбирал мелодию, Тедди повторял себе одно слово: «Пенсильвания. Пенсильвания».

Тедди остановился перед лавкой, и, оглянувшись – сияло утреннее солнце, улица была запружена народом, к рынку ехали телеги с овощами, пахло рыбой и свежим хлебом, – перекрестился.

– Все будет хорошо, – твердо сказал себе он. «Приедет ее отец, и я сделаю предложение. У нее хорошие родители, они поймут. И мама поймет, я знаю. Будем помолвлены, пока я учусь, а потом поженимся. В Пенсильвании, – ухмыльнулся он. Одернув сюртук, Тедди толкнул дверь.

Колокольчик зазвенел, хозяин опустил лупу. Окинув взглядом высокого, мощного юношу, ювелир заулыбался: «Чего изволите, мистер?»

– Я, – Тедди покраснел, – хотел бы купить кольцо.

Бот покачивался на легкой волне в маленьком заливе. Марта спустилась вниз, скользя по обрыву. Тедди недовольно сказал: «Я бы вам руку подал».

Девушка только улыбнулась. Она и вправду была – в бриджах и рубашке, распахнутой на бронзовой, стройной шее, где висел простой крестик. «Я нам мяса взяла холодного, хлеба, – Марта вытащила из-за голенища сапога оловянную фляжку, – и немного виски. Это с юга, кукурузное. Пробовали?»

– Нет, – Тедди рассмеялся. «Только шотландское, ячменное. Мы с Пьетро как-то раз, на каникулах, остались дома одни, а дядя Питер кабинет не запирает. Ну и попробовали, – он все-таки захохотал. «Хорошо еще, что никто не заметил. На каникулах положено допоздна спать. Но голова у нас потом ужасно болела. Я вино пью, не в школе, конечно».

Он прошлепал по мелкой воде. Легко подняв ее за талию, поставив на палубу, Тедди забрался наверх: «А куда мы с вами идем?»

– Вот сюда, – девушка развернула карту. «Я подумала – вам интересно будет. Это Линн, очень красивая деревня. Семь миль всего, ветер хороший, мы быстро обернемся».

Тедди закрепил парус. Глядя на то, как девушка уверенными движениями выводит лодку из гавани, он спросил: «А вас кто морскому делу учил, Марта?»

– Дядя Стивен, – откликнулась она. «И меня, и папу. Они с моим отцом друзья».

– А вот Мэри, – Тедди осторожно покашлял, – она ведь тоже цветная, в паспорте…

Марта помолчала: «У них, на западе, все по-другому. Мэри в деревне живет, в глуши. Там у них индейцы, белые – все перемешались. У Мораг мать индианка была. У них на такое внимания не обращают, не то, что здесь. Да и потом, у Мэри все же мало черной крови».

Он посмотрел на летящие по ветру косы. Бот наклонился и Марта рассмеялась: «Тедди, следите за парусом! Или хотите у штурвала постоять?»

– Я хочу быть там, где вы, – чуть не сказал юноша, но вместо этого заметил: «Ваш отец, должно быть, – замечательный человек».

– Лучше его нет, – просто ответила Марта. «Он меня и стрелять научил, и верхом ездить…, Он же почти всю войну прошел, сержантом был, ранили его…, А потом еще и новобранцев обучал. Он с юга людей спасает, из рабства, – она ловко переложила штурвал: «Называется – Подпольная Дорога, а папа проводник. Их там много, и мужчины есть, и женщины. Негры, так меньше подозрения. А хозяева станций, где беглые прячутся, белые. Как тетя Мирьям и дядя Стивен. У них последняя станция, дальше уже Канада».

– Но ведь это очень опасно, – Тедди посмотрел на золоченого кузнечика над крышей Фанейл-холла. «Я читал, знаю ваши…, наши законы. За помощь беглым полагается смертная казнь».

Марта вздохнула: «Кому-то надо это делать. Папа отличный разведчик. Он там, на юге, все уже изучил. Он очень осторожный. Хотя мы волнуемся, конечно. А вы вашего отца не помните? – спросила девушка.

– Мне год был, как он умер, – хмуро ответил Тедди. «Но Джон, мой отчим – просто замечательный человек, и дети у него прекрасные. Маленький Джон, и Джо. Она вышла замуж за брата тети Эстер, Иосифа, они в Амстердаме живут. У меня еще младшая сестра есть, – юноша хихикнул, – Элиза, ей двенадцать лет сейчас. Только я их никого не видел, уже третий год. Во Франции революция, они оттуда выехать не могут. Следующим летом я туда отправлюсь, помогать им».

– Значит, он тут не останется, – внезапно, грустно подумала Марта. Тедди, будто услышав ее, хмыкнул: «А потом вернусь в Америку, я же американец. Закончу Кембридж и вернусь. Дэниел мне свой дом отдает, на Бикон-хилле».

– Вот и Линн, – сказала Марта. Тедди посмотрел на беленые дома под черепичными крышами, на чаек, что кружились над причалом. Он положил свою большую руку на штурвал: «А что там дальше, на севере?»

– Берег, – ее рука, – смуглая, красивая, – была совсем рядом. «Там очень пустынно, только белый песок, и все. И плавник, – добавила Марта, – можно костер развести».

– Вот сюда, – Тедди уверенно указал на тонкую косу, что вдавалась в море. «Смотрите, какая там бухта хорошая. Бросим якорь, и погуляем».

Он первым выпрыгнул в мелкую воду и протянул руки: «Давайте!»

Девушка стояла, облокотившись на борт лодки, улыбаясь.

– Кто указал тебе сюда дорогу? – проговорила она. Черные, густые волосы играли, бились на ветру. Тедди, взглянув в карие глаза, внезапно опустился на колени.

– Любовь! Она к расспросам понудила,

Совет дала, а я ей дал глаза.

Не кормчий я, но будь ты так далеко,

Как самый дальний берег океана, -

Я б за такой отважился добычей, – выдохнул юноша. Марта оказалась у него в руках: «Я ближе. Ближе, Тедди».

От ее губ пахло солью и чем-то свежим. «Как будто цветы, – понял Тедди. «Артемида, – шепнул он. «Артемида-охотница, богиня моя, спасибо тебе, спасибо….»

– Ты весь мокрый, – испуганно сказала Марта, когда он выносил ее на белый песок. «Надо костер разжечь….». Она откинула голову назад, и простонала: «Тедди. еще, еще, пожалуйста….Господи, да что же это?»

– Не надо, – он целовал бронзовую шею. «Не надо костра, ничего не надо…Просто будь со мной, всегда. Марта, я прошу тебя, прошу, – он прижал ее к себе, совсем близко, – прошу, стань моей женой…, А это, – он закрыл глаза и поцеловал ее нежные, мягкие веки, – это любовь, вот и все. Моя Артемида…»

– Стану, – она почувствовала, как горят щеки. Обнимая его, что-то шепча ему на ухо, девушка выдохнула, опускаясь вместе с ним на песок: «Стану!»

– Нельзя, – еще успела подумать Марта, – надо подождать. Мне ведь всего четырнадцать, да и он ненамного, старше. Но я не хочу, не хочу ждать, – девушка притянула его к себе, развязывая шнурки на вороте рубашки. Тедди увидел начало высокой, небольшой, бронзовой груди: «Господи, не бывает такого счастья».

Не осталось ничего вокруг, кроме плеска легких волн, кроме их шепота, кроме разбросанной одежды. Марта, приподнявшись на локтях, крикнула: «Еще, еще, пожалуйста!». Она даже и не поняла, как это случилось – они были вместе, навсегда. Она гладила Тедди по голове, чувствуя, как смешиваются на лице слезы – ее и его.

– Милый мой, – сказала она потом, тихо, целуя его куда-то за ухо. «Любовь моя, не плачь. Все хорошо, я теперь твоя, а ты – мой».

– Это от счастья, – он лежал, уткнувшись лицом в смуглое плечо. «От счастья, Марта. Прости, пожалуйста, – он помолчал, – это у меня в первый раз. Тебе не понравилось, наверное…»

– Или тебе, – задумчиво сказала девушка. Тедди поднял голову и усмехнулся: «Мне это будет нравиться всегда, я уже понял. Но только с тобой, никого другого мне не надо. Иди ко мне, – он потянулся. Накрыв ее курткой, Тедди повторил, целуя растрепанные волосы: «Только с тобой, Марта, отныне и на всю жизнь. Я ведь и кольцо уже купил, – признался Тедди. «Вернется твой отец, я приду к вам делать предложение».

Марта взяла его руку, и прижала к своей щеке: «А если бы я отказала?»

– Сюда, мой горький спутник, проводник

Зловещий мой, отчаянный мой кормчий!

Разбей о скалы мой усталый челн!

Любовь моя, пью за тебя! – хмыкнул Тедди, проведя губами по ее теплой спине. «Пошел бы к аптекарю, как Ромео. Что бы мне еще оставалось делать?»

– Дурак, – хихикнула Марта. Повернувшись, она прижалась головой к его груди: «Как бы это бабушке на глаза не попасться? Она же говорила, какая девушка себе не сберегла, ту пчелы начинают кусать. А меня как раз и не кусали ни разу, хоть и ульи у нас стоят. Она ощутила его пальцы, и чуть слышно застонала: «Все это ерунда».

– Хочу тебя, – он зарылся лицом в ее теплые волосы. «Так всегда будет, всегда, моя Артемида».

Искупавшись, устроившись под одной курткой, они кормили друг друга. Тедди, отпив из фляжки, поцеловал Марту: «Вкусное. Не такое, как шотландское, но вкусное. Нам с тобой надо подождать четыре года, пока я учиться закончу – и все. В двадцать лет получу диплом, вернусь сюда, и поженимся. В Филадельфии, как тетя Мирьям и дядя Стивен. Наши родители приедут, и вообще вся семья. Я тебя люблю».

– Тедди, – она перебирала его пальцы, – Тедди, но ведь если ты на мне женишься…

– Когда я на тебе женюсь, – поправил он Марту.

– Когда, – вздохнула девушка. «Нам ведь никуда нельзя будет ходить вместе. От нас многие белые отвернутся. Не все, конечно, – торопливо прибавила Марта, заметив, как изменилось его лицо. «Твой брат, например, аболиционист известный, и друзья его…, – голос девушки увял.

Тедди поворошил костер. Прижав ее к себе, юноша рассудительно ответил: «Во-первых, я не собираюсь ходить в те места, где не будет тебя. Во-вторых, я жизнь положу, обещаю, на то, что бы все это – он повел рукой в сторону берега, – изменилось. Чтобы наши дети смогли учиться в университете, а ты, – он потерся лицом о ее плечо, – могла бы видеть меня на сцене».

– Любительской сцене, – строго сказала Марта. «Только любительской, дорогой мой адвокат».

– Обещаю, в актеры я не сбегу, – расхохотался Тедди. Вынув из ее рук фляжку, укладывая ее на песок, целуя смуглые, стройные ноги, он шепнул: «Я теперь, Марта – навеки твой, вот и все».

Мирьям оглядела переднюю: «Обедать ходи к Фрименам. Я с тетей Салли договорилась. В остальном – кладовая полна. Готовишь ты, в общем, неплохо».

– Отлично готовит, – заметил Элайджа. Мальчик спустился с лестницы, держа в руках два саквояжа. Дебора отпустила руку Тедди и широко улыбнулась: «Когда мы вернемся, будем играть в индейцев. В этот раз я тебя возьму в плен!»

– Когда мы вернемся, – капитан Кроу взял у сына багаж, – Тедди и девочкам уже и отплывать надо будет, через несколько дней.

Дебора погрустнела, но потом уверенно заявила: «Тедди будет жить в Америке, и приедет к нам в гости!»

– Приеду, – рассмеялся юноша, и чуть не добавил: «Приедем, с Мартой».

– Марта, – подумал он, закрыв глаза. «Господи, уже скоро и отец ее вернуться должен. Обручимся, следующим летом я съезжу во Францию, а потом – сюда. Мое счастье, любимая моя…»

– Тедди! – услышал он девичий голос, и, вздрогнув, очнулся. Мэри, – в простом, темно-зеленом платье, протягивала ему стопку книг. «Верни в библиотеку, пожалуйста, – попросила девушка, – а новых книг не бери. Все равно нам скоро отплывать».

Мораг, что стояла сзади, бросила один взгляд на его лицо и опустила глаза. «Он весь сияет, – грустно поняла девушка. «Как солнце. Господи, видно же – Марта ему нравится, очень нравится. И он ей тоже, наверное. Да и кому бы, он не понравился…, Пусть, – горько сказала она себе, – все равно – мне никто, кроме него не нужен. Пусть будет счастлив».

– Пошли, – Мэри подтолкнула сестру. «Дебора с Элайджей уже в карете. Почитаешь им по дороге, а я с папой на козлы сяду. Тоже править буду, чтобы он не уставал».

Тедди вышел за калитку и помахал им рукой. Дебора высунула каштановую голову из окошка возка, и плюнула в него жеваной бумагой из трубочки. «Не скучай! – донесся до него голос девочки. Тедди хмыкнул: «Такой же сорванец, как Элиза, кого угодно загоняет».

Он вернулся в дом. Пройдя в гостиную, открыв шкатулку, юноша повертел в руках ключи. «Нет, нет, – помотал головой Тедди, – нельзя. Так бесчестно, надо дождаться свадьбы. Там, на берегу…, – он почувствовал, что краснеет, – мы обручились, конечно. Надо сделать предложение, пожениться…»

Юноша вспомнил ее шепот: «Я люблю тебя, Тедди, и никуда, никуда не отпущу, слышишь?»

– Я никуда и не собираюсь, – смешливо сказал он, целуя ее шею, обнимая маленькую, высокую грудь. «Буду принимать клиентов, ходить в суд…, Ты будешь преподавать своим малышам, и нашим тоже, а вечером я тебе буду играть, любовь моя…

Он встряхнул головой. Быстро поднявшись наверх, Тедди взял со стола свою тетрадь.

– Межрасовый брак, – читал Тедди. «Массачусетс – запрещены браки белых с индейцами и неграми. Мэриленд – запрещены браки белых с неграми. Делавер, Джорджия, Кентукки, Луизиана, Северная Каролина, Южная Каролина, Теннесси, Виргиния. Запрещены, запрещены, запрещены…». Он с отвращением отбросил блокнот. Положив перед собой стопку чистых листов, Тедди решительно написал: «В защиту права человека вступать в законный союз с представителем другой расы».

Юноша потянулся за Писанием: «Они на Библию ссылаются. Я тоже сошлюсь на Библию. Пьетро бы сюда, он и Ветхий, и Новый Завет наизусть знает, но я и сам справлюсь».

Тедди исправлял и перечеркивал, пока в окне не засветились слабые, летние звезды.

– Завтра приведу это все в порядок, – ласково сказал он и прочел:

– Брак является одним из основных гражданских прав человека, фундаментом для существования и выживания нашего общества. «Все люди рождены свободными и равными, – говорит нам Декларация Независимости. Запрет на межрасовые браки противоречит самому духу нашей страны, основанной на принципах равенства и братства между всеми ее гражданами…, – он потер лицо руками: «Завтра, все завтра».

Он взбил подушку. Зевнув, Тедди заснул спокойным сном усталого, хорошо поработавшего человека.

Над морем уже поднялось солнце, когда Дэниел, спешившись, обернулся к вознице: «Это здесь».

– Даже в Нью-Йорк я не стал заезжать, – думал он, идя к воротам Freeman’s Arms. «Господи, бедная миссис Бетси, единственный сын. Салли, Марта…, Надо с ними остаться. Помочь им, устроить похороны. Тедди с девочками потом в Англию отплывет, а я тут поживу, в Бостоне. Присмотрю за семьей Ната, пока они не успокоятся…, Хотя как тут успокоиться, – он посмотрел на прикрытый американским флагом гроб и заставил себя поднять руку.

Калитка распахнулась еще до его стука. «Наконец-то, – сварливо сказала миссис Бетси, пересчитывая серебро, что лежало на ее ладони. «Заждались мы твоего сена, милый».

Дэниел почувствовал, как тоскливо, отчаянно заныло у него сердце. «Миссис Бетси…, – тихо сказал он. «Миссис Бетси, это я, Дэниел».

Она, наконец, вскинула голову и увидела телегу. Черные, большие глаза остановились, серебро упало на булыжники двора. Негритянка одними губами прошептала: «Не отвел стрелу Господь, не уберег сыночка моего….»

По ее лицу катились крупные, медленные слезы. «Господи, – она подошла к телеге и положила голову на гроб, – отца твоего белые плетьми забили, сыночек. Не виделись мы с тобой столько лет, сиротой ты рос, вдали от ласки материнской, и вот умер на чужбине. Отдал свою жизнь за негров, сыночек мой, счастье мое…»

Она внезапно распрямилась. Смотря куда-то вдаль, миссис Бетси требовательно спросила: «Как умер он, мистер Дэниел?»

– В Хиксфорде, в Виргинии, – Дэниел помолчал, – их поймали, на реке, миссис Бетси. Беглых к хозяевам отправили, а Ната повесили. Мне очень, очень жаль, вы же знаете, он был мне другом…

– Белые повесили, – миссис Бетси вытерла слезы сухой, натруженной ладонью. «Да, мистер Дэниел?»

– Да, – он торопливо добавил: «Шериф Хиксфорда – его уже в отставку отправили….»

– Однако он жив, – жестко сказала женщина, – а мой сыночек в землю ляжет.

Пройдя к воротам, – маленькая, с прямой спиной, – распахнув их, негритянка велела: «Заезжай!»

Салли уже спускалась с крыльца – в простом, рабочем платье, с уложенными вокруг головы черными косами. «Матушка! – она покачнулась, схватившись за перила. «Матушка, что…»

– Мужа твоего белые убили, – коротко сказала миссис Бетси. Дэниел едва успел подхватить Салли, – она сползла вниз, на ступени крыльца. Женщина, зарыдала, выгнувшись, уткнувшись лицом ему в плечо.

– Нат, Нат, милый мой… – шептала она, а потом дверь скрипнула. Марта, стоя на пороге, выдохнула: «Что это?»

– Отец твой, – ответила миссис Бетси. «Мертвый. Белые его повесили, в Виргинии».

– Папа! – Марта бросилась к телеге, протянув руки. Она заколотила по крышке гроба: «Нет, нет, я не верю, скажите, что это не так, папа, папочка…».

Девушка обняла гроб, плача. Дэниел, укачивая Салли, погладил ее по голове: «Пойдемте, пожалуйста. Я обо всем позабочусь. Надо закрыть постоялый двор, вам не до этого сейчас…».

Миссис Бетси взяла его за руку «Спасибо тебе, милый. Что бы мы без тебя только делали…, Ты отведи их наверх, – она кивнула на внучку, что плакала, сидя на телеге, прижимаясь щекой к гробу, – а я к преподобному отцу схожу, договорюсь насчет похорон».

– Даже в смерти, – подумала миссис Бетси, глядя на то, как Дэниел ласково поднимает Марту, как Салли цепляется за его руку, – даже в смерти, и то отдельно будет лежать. На кладбище для черных. Сыночек, сыночек мой…, – она заставила себя не плакать. Женщина деловито сказала вознице: «Сейчас слуг пришлю. В гостиной пока гроб поставим, потом в церковь перевезем, для прощания».

Негр замялся: «Может, в сарай все же…»

– Мой сын в сарае лежать не будет, – отрезала миссис Бетси, – он за таких людей, как ты умер. Свободный же ты?

– Да, – возница отчего-то вытер глаза, – три года, как меня на север вывели. Сюда, в Массачусетс. А как звали его? – кивнул он на гроб. «Сына вашего?»

– Брат Фримен, – вздохнула Бетси. «Натаниэль Фримен».

Возница встал с козел и перекрестился: «Слышал я о нем. Негры говорили – он перед смертью попросил – не хороните меня на земле рабов. Я умер свободным и в землю лягу – тоже свободную».

– Так оно и будет, – ответила миссис Бетси. Погладив крышку гроба, женщина шепнула: «Я скоро, сыночек».

Они лежали на постели, обнявшись. Салли, ослабевшим от слез голосом, читала, держа перед собой пожелтевший лист:

– Милая моя женушка! У нас в лагере все хорошо, стычек с британцами нет, так что не волнуйся за меня. Новобранцы, хоть и сердятся, что я их гоняю, но потихоньку становятся настоящими солдатами. Поцелуй нашу маленькую тыковку. Скажи ей, что, когда папа приедет в отпуск, он должен увидеть еще два зубика, обязательно! Я по вам очень скучаю, мои любимые. Думаю, на Рождество уже увидимся…, – она разрыдалась. Марта, забрав у нее письмо, вытерев заплаканное лицо, попросила:

–Ты поспи, мамочка. Поспи, пожалуйста. Постояльцев нет сейчас, а трактир мы с бабушкой закрыли. Я написала объявление, что у нас траур. Дядя Дэниел и бабушка в церковь пошли. Папа…, – девушка прервалась, но справилась с собой, – папа в гостиной лежит. Как преподобный отец придет – будем прощание устраивать.

– Готовить надо…, – искусанные губы разомкнулись. «Поминки же, много народу будет…, Надо встать…»

– Не думай сейчас об этом, – Марта поцеловала мать и твердо велела: «Поспи, а письма я уберу, в сундучок».

Она вышла в гардеробную. Распахнув шкап кедрового дерева, девушка увидела старый, потрепанный, уже поблекший голубой мундир Континентальной Армии.

– Папочка, – Марта спрятала лицо в рукаве. Мундир пах порохом – совсем неуловимо, тонко. Она вспомнила его веселый голос: «Если бы девушек брали в армию, тыковка, из тебя бы вышел отличный солдат, очень метко стреляешь».

– Я давно уже не тыковка, папа, – нарочито обиженно отозвалась Марта, снимая мишени со стены сарая. «Я тебя выше».

– Тыковка-тыковка, – он поцеловал смуглую щеку. «Уж больно ты пухленькая была в детстве, дорогая моя».

– Папа, – сказала Марта, раскачиваясь, – папа, милый мой, я отомщу. Клянусь, клянусь.

Девушка, на мгновение, увидела перед собой лицо Тедди: «Он поможет мне. Он меня любит, он поймет. И он не такой, как другие белые, он – как Дэниел, он наш друг».

Девушка наклонилась и вытащила старый сундучок. На крышке было написано: «Мисс Салли Хит». Она уложила письма внутрь и стала рассеянно перебирать содержимое – простое зеркальце в серебряной оправе, дешевые заколки, томик стихов с засушенными в нем цветами. Обивка была чуть надорвана. Марта, отогнув ее, увидела старый конверт.

Она вытащила оттуда сложенные втрое листы. Нахмурившись, Марта стала читать. Дойдя до конца, она почувствовала, как к ее горлу подступает тошнота. Посмотрев на печать и подпись, девушка прошептала: «Записано со слов мисс Салли Хит, семнадцати лет, горничной, бывшей рабыни мистера Дэвида Бенджамин-Вулфа. Удостоверено мной, адвокатом Дэниелом Вулфом, в Бостоне, Массачусетс, 18 июня 1778 года».

– Его отец, – подумала Марта. «Его старший брат».

Она вспомнила следы от ожога на плече матери и свой детский голос: «А это откуда?»

– Угли просыпались из печки, так что всегда будь осторожной, – улыбнулась та.

Марта, трясущимися пальцами, развернула листы. «После того, как он избил меня плетью, – читала девушка, – он накалил в огне каминные щипцы и выжег мне на плече слово: «Шлюха». Я плакала от боли, и просила его, на коленях – отпустить меня. Вместо этого он взял пистолет, и…, – Марта отбросила конверт и еле успела добежать до умывальной.

Ее стошнило. Потом Марта, умывшись, глядя на свое распухшее от слез лицо, мрачно сказала: «Он знал. Все знал. Он не мог не знать – его старший брат заверял эти показания. Он такой же, как все, – Марта подышала, – просто притворялся. Ненавижу его, ненавижу, – девушка опустилась на деревянный, нагретый солнцем пол, и опять заплакала.

Успокоившись, прибрав за собой, Марта прошла в гардеробную. Поставив сундучок на место, она спрятала конверт в карман передника.

– Пусть только придет сюда, – девушка раздула бронзовые ноздри. «Пусть только посмеет прийти, сын насильника, брат насильника. И я, как я могла…, Еще и говорила ему, что люблю его, верила ему. Его отец владел моей матерью, его брат – издевался над ней. Он тоже, наверняка, сделал бы такое со мной – просто не сразу, – Марта, сжав конверт, повторила: «Отомщу».

Салли сидела за столом, перебирая длинными пальцами конверты. «Сколько людей на поминки пришло, – вспомнила она, – все негры Бостона, наверное. И письма доставили – из Филадельфии, из Нью-Йорка…Господи, дай ты нам сил, завтра хоронят его…, – она опустила укрытую черным чепцом голову в смуглые ладони.

– Марта сама не своя, – вздохнула она. «Любила она отца, конечно. Пришла ко мне ночью, будто маленькая, обняла, плакала так…, И шептала: «Мама, мамочка, я отомщу, отомщу, за папу, за всех». Господи, убереги ты девочку, одна она у меня осталась. Пусть замуж выйдет, внуков мне родит, – женщина поднялась. Подойдя к окну, Салли посмотрела на прибранный, чистый двор.

Дэниел, стоя на крыльце, прощался с последними гостями. Она увидела Тедди – в черном сюртуке. Юноша стоял, глядя наверх, на окна второго этажа.

Марта отпрянула от ставни своей комнаты, и помотала головой: «Не могу, не могу его сейчас видеть. Пусть уходит, вместе с ним».

Она вспомнила его ласковый, тихий голос: «Марта, милая моя, мне так жаль, так жаль. Ты знай, я все, все сделаю для тебя, для твоей семьи…, – Тедди оглянулся, – они стояли в углу гостиной, – и добавил, шепотом: «Я люблю тебя, Марта. Мне надо кузин в Англию отвезти. Потом я вернусь и сделаю предложение, как раз траур закончится».

– Нельзя, – велела себе девушка. «Тут преподобный отец, гости…Я бы прямо сейчас пощечину этому мерзавцу дала, и в лицо бумаги бросила. Как он смел, играть, меня обманывать…Актер».

– Мы поговорим позже, – наконец, отозвалась девушка, – позже, Тедди. Прости, мне надо к маме, – она ушла. Тедди проводил ее взглядом – растерянным, тоскливым.

– Так же смотрит, – поняла Марта. Захлопнув ставню, она бросилась на кровать, прикусив зубами угол подушки. «Папа, – сдавленно сказала она, – папочка, ну зачем, зачем! Господи, помоги мне…, Я скажу ему, что все знаю, а если он будет отпираться – брошу в лицо мамины показания. Лгун, какой лгун…, Бедная мамочка, как она страдала».