Текст книги "Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]
– Мама, – сочно отозвалась женщина. «Доброе утро, дорогой мой. Ты откроешь, или мне так и мерзнуть? На улице прохладно еще».
Он был в бархатном халате, каштановая голова – растрепана, лазоревые глаза чуть припухли. Марта вдохнула запах табака, шампанского и ароматической эссенции. Дверь в спальню была приоткрыта, и она увидела брошенное на персидский ковер винно-красное платье.
Марта подняла руку. Сняв с халата сына длинный, черный волос, она сухо велела: «Оденьтесь и приходите в столовую. Мы с Мэри хотели у тебя позавтракать. Она сейчас вернется. Давно Мораг приехала?»
– Вчера утром, – услышала Марта. Девушка вышла из спальни, завернутая в шелковую простыню. Она капризно сказала: «Тедди, помоги мне надеть платье, я одна не справлюсь. Здравствуйте, миссис Марта, – она покраснела, – рада вас видеть. Я собиралась в Мейденхед, да вот…»
– Да вот не доехала, – ехидно закончила Марта. Повернувшись, она прошагала на кухню.
Тедди втолкнул Мораг в спальню и зло спросил: «Зачем это было делать? Осталась бы здесь, они бы позавтракали и ушли. Одевайся, – он поднял с ковра ее платье.
Простыня скользнула вниз. Мораг, прижавшись к нему, тихо рассмеялась: «Не хочу, любимый».
– Одевайся, – глубоко выдохнув, повторил Тедди. Он захлопнул за собой дверь в умывальную. Мораг выпятила нежную губку и обиженно пробормотала: «Ничего такого не случилось, миссис Марта и так все знает, зачем прятаться?».
В отделанной шелковыми обоями столовой вкусно пахло свежим хлебом и жареным беконом. Марта взялась за серебряный кофейник. Она ласково заметила, глядя на Мораг: «Мы как раз с Мэри по делам в город приехали. А ты, я смотрю, ранняя пташка. Сразу с корабля, и к своему жениху».
– Конечно, тетя Марта, – пожала плечами Мораг, – я ведь соскучилась, мы долго не виделись. И Тедди тоже, – со значением сказала она, покосившись на юношу.
Тот отложил газету: «Вы тогда отвезете Мораг в Мейденхед? Мне в контору надо. Я к репетиции венчания появлюсь, вместе с Майклом».
– И багаж ее заберем, и отвезем, ни о чем не волнуйся, – ласково ответила мать. «Прощайтесь».
– Скоро увидимся, милый, – Мораг подняла руку. Тедди, поцеловав ее, не сказав больше ни слова, – вышел.
Марта нагнала его на ступенях. Потянувшись, она остановила сына: «Тедди, ты подумай…»
– Да не о чем больше думать, – он раздул ноздри. Марта, на мгновение, увидела перед собой темную спальню в виргинском поместье Бенджамин-Вулфов, и смуглое, красивое лицо свекра: «А теперь попроси! – услышала она издевательский голос. «Встань на колени, поцелуй мне руку, и попроси, Марта! Я тебя научу покорности!»
– А потом он взял свою плеть, – Марта поежилась и взглянула на сына. «Нет, Тедди не такой, как он – подумала женщина.
– Не о чем, – повторил Тедди и махнул рукой. «Ты прости, мамочка, что так получилось…, – он покраснел. Марта, перекрестив его, шепнула: «Ничего, ничего, милый. Все устроится. На следующей неделе увидимся».
Тедди наклонился. Поцеловав ее в щеку, вдохнув запах жасмина, он шепнул: «Я люблю тебя, мамочка».
– Я тоже, – она все смотрела ему вслед, пока его темный сюртук не пропал в утренней толкотне на тротуаре.
Марта вернулась в столовую. Мэри, откинувшись на спинку стула, куря сигарку, читала вслух газету: «По сведениям наших корреспондентов, генерал Наполеон собирается в скором будущем нанести сокрушительный удар австрийским войскам в Италии».
Мораг зевнула. Отпив кофе, девушка сморщила нос: «Опять политика, на корабле только о ней и говорили. Тетя Марта, – она взяла тарелку женщины, – давайте, я за вами поухаживаю. Вы знаете, Констанца родила, как раз перед Пасхой. Мальчика, Дэвидом назвали».
– Откуда же мне знать? – усмехнулась Марта, разрезая бекон. «Ты сюда в одном платье прибежала, без писем, без багажа».
Мораг покраснела и замялась:
– Она в Нью-Йорк переехала, Констанца. Мистер Александр Гамильтон, бывший министр финансов, в следующем году газету открывает. Констанца будет ее редактировать, – Мораг пожала плечами, – понятно, не открыто. Она книгу написала, об освоении индейских территорий. Люди ночью в очередях стояли, чтобы ее купить, а репортажи ее – все газеты перепечатывают. Она еще колонки пишет, политические. Она партию федералистов поддерживает, мистера Гамильтона партию.
– Вот как, – только и сказала Марта. Потянувшись, она забрала у Мэри сигару. «Сейчас в порт поедете, – распорядилась она, – а оттуда в Мейденхед. К портнихе я сама схожу». Марта стряхнула пепел: «А дядя Дэниел – тоже за федералистов?».
Мораг расхохоталась: «Нет, конечно. Он любимец мистера Джефферсона. Джефферсон и Гамильтон – заклятые противники».
– Так я и думала, – усмехнулась Марта. Потушив сигару, она велела: «Пошли, посажу вас в карету».
Джованни устроился на скамейке. Осторожно поставив рядом с собой корзинку, мужчина заглянул внутрь – Сидония мирно посапывала. Из-под кружевного чепчика были видные темные кудряшки. Изабелла скинула туфли, устроившись под боком у мужа.
– Франческо, как приехал, так из студии и не выходит. Я ему дала эти новые цеха чертить. Что бы ты ни говорил, – она ласково прижалась щекой к плечу Джованни, – он архитектором станет.
– Математиком, – пробурчал Джованни, – и не спорь со мной. Займет мое место в Кембридже. Грех с его способностями просто строить.
– Просто строить, – усмехнулась Изабелла, но тут окно третьего этажа распахнулось. Франческо, высунув темноволосую голову, недоуменно спросил: «А что с Рэйчел и Пьетро? На завтраке их не было, а уже обед скоро…»
– Они в постели позавтракали, милый, а к обеду, – мать развела руками, – спустятся, наверное. Не волнуйся, они отдыхают.
Окно закрылось. Джованни, посмотрев на корзинку, весело сказал: «Сидония тише Франческо будет, все-таки девочка. Не устаешь ты, милая? – он поцеловал висок жены и понял: «Седые волосы у нее. А у меня голова вся белая. Кто бы мог подумать, что у нас еще дитя появится».
Изабелла сладко потянулась: «Ты же меня из постели не выпускаешь, лежу и кормлю. Жалко только, что на венчание мне не попасть будет, надо кому-то с детьми остаться. Но все в порядке. Шатер завтра начинают ставить, а послезавтра – цветы привезут. Я загляну в церковь, присмотрю за тем, как все украсят».
– Хорошо, что святой отец разрешил Пьетро ему помогать, – Джованни достал из кармана сюртука письма, – мальчику практика нужна. И правильно мы не стали настаивать на том, чтобы он в Кембридж вернулся. Видишь, уже и экзамены сдает.
– Рэйчел мне рассказывала, что он все эти два года по ночам занимался, – Изабелла стала раскрывать конверты, – пусть хоть отоспятся дети.
– Отоспятся, – смешливо протянул Джованни. Над кустами роз жужжали пчелы, на траве еще лежала роса, лениво журчала вода в изящном, беломраморном фонтане, по краю поилки для птиц толкались, щебетали воробьи.
– Сначала читай то, что Антония написала, – велела Изабелла, – смотри, шесть лет ей, а какой почерк хороший.
– Дорогие бабушка и дедушка! – начал Джованни. «Мы с мамой и маленьким Дэвидом переехали в Нью-Йорк. У нас новая, очень красивая квартира. В моей комнате постель, как у принцессы, под кружевным балдахином. Дэвид очень хороший, спокойный и я рада, что у меня есть братик. Его крестили в церкви Святого Павла, в Вашингтоне. Я была крестной, а мистер Джефферсон, наш будущий президент – крестным отцом.
В Нью-Йорке мне очень нравится. Мама со мной занимается английским, ко мне приходят учителя французского и музыки. Мистер Гамильтон, мамин друг, купил мне настоящее пианино. Он подарил маме загородный дом, на реке Гудзон. Там у нас парк, конюшни, и у меня есть свой пони».
Изабелла кашлянула и осторожно сказала: «Вот оно как».
– Мы с мамой ездили на запад, два лета подряд, – продолжал читать Джованни, – в Цинциннати, новый город на реке Огайо. Мне там очень понравилось. Мама меня брала с собой в рейды на индейские территории…, – Джованни вздохнул и отер пот со лба шелковым платком.
– Не волнуйся, – примирительно заметила Изабелла, – у нее грудной ребенок. Вряд ли она его повезет на эти самые индейские территории. Хотя она уже и на воздушном шаре с Антонией поднималась, успела.
– Приезжайте, пожалуйста, милые бабушка и дедушка, ваша любящая внучка Антония, – закончил Джованни. Жена ласково сказала: «Сиди подрастет, и поедем. Теперь читай, что Констанца написала».
– Дорогой папа, дорогая Изабелла. У меня все хорошо. В следующем году я начинаю редактировать новую газету в Нью-Йорке. Мне, конечно, удобней жить здесь, тем более, что мистер Гамильтон купил мне квартиру. Разумеется, папа, вся недвижимость, которую он мне подарил – оформлена на тебя, так что поздравляю, у тебя есть еще одно имение.
Дэниел остается в Вашингтоне. Он будет заместителем государственного секретаря, когда Джефферсон станет президентом, это вопрос решенный.
Он обязан навещать детей раз в месяц. Разумеется, он будет обеспечивать и Антонию, и Дэвида. Мы подписали соглашение, по которому он должен выдавать мне пять тысяч долларов ежегодно на их содержание, а также полностью оплачивать обучение. Я получаю от него пять тысяч долларов в год на свои нужды. Тот адвокат, которого ты мне, папа, порекомендовал – свои деньги отработал.
Джованни прервался и пробормотал: «Немаленькие деньги, между прочим. Интересно, почему Дэниел решил не оспаривать договор о разъезде?»
– Не у Констанцы внебрачный ребенок, а у Дэниела, – спокойно ответила Изабелла, – и все об этом знают. Не в его интересах, чтобы Констанца подала на развод. У него карьера. Бедная миссис Салли, – грустно сказала женщина.
– Что, конечно, не может сравниться с теми деньгами, которые он тратит в Бостоне, – продолжал Джованни, – но я рада, что Салли и маленький Нат ни в чем не знают нужды. Мои книги отлично продаются. Обе уже выдержали четыре издания. Когда Дэвид немного подрастет, я отправлюсь на юг – хочу написать серию анонимных репортажей о жизни рабов. Так что третья книга тоже будет, как у нас говорят, бомбой.
– Господи, – перекрестилась Изабелла, – это же опасно. Она что, прямо на плантации собирается?
– Она участвовала в налете на индейские деревни, – напомнил ей Джованни. «Милый папа, милая Изабелла, приезжайте, мы все вам будем очень рады. Большой привет Франческо, Пьетро, Рэйчел, тете Марте и всей ее семье». А, – он прищурился, – вот и приписка: «Роды были легкие. Через два часа я уже делала корректуру статьи. Дэвид в отца – русоволосый, и глаза у него синенькие».
Изабелла свернула письма: «Мой дорогой, за Констанцу тебе беспокоиться нечего».
– Если не считать воздушных шаров, атак на индейцев, и того, что она собирается вывозить беглых рабов с юга, – вздохнул Джованни. «А так да – беспокоиться нечего. Сиди, – он наклонился к корзинке, – ты проснулась?»
Девочка открыла серо-зеленые глазки и заулыбалась. «Пойду, покормлю ее, – Изабелла поднялась. Взяв корзинку, покачав дочь, она шепнула: «Приходи потом, до обеда еще долго».
– Приду, – ласково усмехнулся Джованни, вдыхая запах роз. Жена поднялась по широким, каменным ступеням в дом. Он все сидел, вытянув ноги, любуясь своим садом, повторяя: «Беспокоиться нечего».
У большой кровати стоял серебряный поднос с остатками завтрака. Пьетро налил себе остывшего кофе и поцеловал распущенные, белокурые волосы жены:
– Видишь, дядя Джон привез все письма, а ты волновалась. Твой папа их отправил в Яффо, оттуда они в Ливорно поплыли, а в Италии война…, Пока они до Амстердама добрались…, – Пьетро пожал плечами, – много времени утекло.
– Дядя Джон сказал, что в следующем году заключат мирный договор с Францией, почта будет быстрее идти, – он прижал к себе жену. Та, отпив из его чашки, рассмеялась:
– Я рада, что у папы и девочек все хорошо. Только он пишет, что госпожа Судакова совсем помешалась, – Рэйчел погрустнела, – может, сообщить Моше об этом? Все-таки мать его.
– Только если осторожно, – вздохнул Пьетро. Обведя глазами шелковые обои на стенах, он улыбнулся: «Я здесь спал, когда маленький был».
– Рав Судаков и Ханеле так из Польши и не вернулись, – Рэйчел все вертела в руках письмо. «Мальчик у Ханеле родился, она его с собой взяла. Я потом напишу папе, – она тихонько вздохнула. Пьетро, услышав это, успокоил жену: «Твой папа обязательно приедет к нам, вот увидишь».
– Он хотел с внуками повозиться, – смешливо отозвалась Рэйчел.
– Вот и повозится, – Пьетро отставил чашку и привлек ее поближе, – года через два можно начинать? – он склонил голову набок. Рэйчел, глядя в его веселые глаза, согласилась: «Можно. Даже нужно, дорогой выпускник Кембриджа».
– Я буду им только через месяц, – предупредил ее муж. Рэйчел, улыбаясь, замерла. Жаворонок вился над садом. Птица, подлетев к их окну, присев на каменный подоконник, запела. Пьетро шепнул ей: «Тогда, в Иерусалиме, тоже жаворонок был, помнишь?»
– Это тот же самый, – уверенно ответила Рэйчел. Закрыв глаза, девушка попросила: «Господи, позаботься о папе, о сестрах моих, пусть они не узнают больше ни горя, ни несчастий».
Жаворонок черной точкой ушел в высокое, летнее небо. Они все лежали, держась за руки, слыша его удаляющуюся, нежную песню.
Над зеленой травой сада колыхался белый шелк шатра. Марта провела рукой по стопке кружевных скатертей: «Двести человек гостей. Сегодня с утра мы с Мадлен в Мейденхед ездили, проверяли, как там дела с провизией для обеда – ни на одном постоялом дворе мест нет. Друзья Тедди из Кембриджа, – она стала загибать пальцы, друзья Жюля из армии, подруги Элизы…»
Питер окинул взглядом слуг, которые расставляли столы. Усмехнувшись, он кивнул на скамейку: «Иди-ка сюда».
Они присели. Марта, прищурившись, посмотрела на лужайку – Мартин и девочки Холландов устроились около Джона с Мэри, которые им что-то рассказывали.
– Насчет Элизы, – Питер вытащил из кармана домашней, бархатной куртки, какие-то документы, – мы тут с Джоном съездили. Купили ту квартиру на Слоан-стрит, о которой ты мне рассказывала. Все-таки земли – это земли, ей по завещанию отца в Оксфордшире кое-что досталось, но не будут, же они там жить…
Марта положила руку на его пальцы: «Спасибо тебе, милый. Если Жюлю имения вернут, они, конечно, во Францию уедут, но ведь до этого еще далеко…, Спасибо».
– Что ты, – муж усмехнулся, – мы с Джоном скинулись. Она вовсе не такая дорогая, эта квартира. Граф Кадоган меня приглашал компаньоном в это новое товарищество, по застройке, но у меня с шахтами, мануфактурами и торговлей дел хватает. Изабелла для них дома будет проектировать.
– Там пять комнат, – вспомнила Марта, – им хватит. Слуги живут отдельно, как в Париже, очень удобно. Все равно, пока у них дети еще не появятся. Жюлю надо по службе продвинуться, Элизе – стать старшей фрейлиной…
Окно второго этажа открылось, и Мадлен помахала ей: «Тетя Марта! Поднимайтесь, портниха все разложила. Девочкам мы уже платья померили».
– Иди, иди, – добродушно сказал Питер. «Сейчас цветы привезут, Изабелла появится… – он ласково подтолкнул жену в плечо. «Детей надо собрать, и к Джованни в усадьбу отправить».
– Что бы я без нее делала, – вздохнула Марта, взбегая по ступенькам, – без Изабеллы. Она за Юджинией и Джоном-младшим присмотрит, покормит их. Как ей надо будет на стройку съездить, или еще куда-нибудь – я Сиди заберу».
В спальне пахло жасмином, вдоль стен стояли деревянные манекены. Марта посмотрела на маленькие шелковые платья цвета морской волны, отделанные серебром, на бархатные бриджи и сюртук для Мартина и повертела в руках подушечку для колец.
– Завтра репетиция, – озабоченно сказала Мадлен. Она стояла посреди спальни в кружевной рубашке, придерживая легкий, голубовато-серый шелк юбок. Портниха обмерила ее грудь: «Похудели, ваша светлость, с последней примерки. Я сейчас все ушью. Миссис Кроу, вот ваше платье, – она окинула Марту быстрым взглядом: «Вы как были тростинка, такой и остались. Платья невест в гардеробной».
Марта приложила к себе струящийся, невесомый, темно-зеленый шелк и рассмеялась: «У вас, Мадлен, в провинции, такой моды и не было, наверное. В Париже, я помню, мы, чуть ли ни в рубашках ходили. Говорили, что у светской дамы ноги должны быть видны от туфель до ягодиц, – Марта хихикнула. «Я-то всегда худая была, а вот у мадам Тео, – было на что посмотреть. Еще и грудь до сосков открыта, а что не открыто – там такая легкая ткань, что все просвечивало. Все хорошо, мадам Шаронн, – она вошла в соседнюю комнату.
Марта ласково провела пальцами по кружевным шлейфам, на мгновение приложила к щеке невесомую, прозрачную вуаль: «Элиза в диадеме Холландов будет. Питер ее поведет, а Мораг с Джованни пойдет. Мораг, Мораг…, – она подошла к окну и твердо сказала себе: «Все будет хорошо. Они просто молодые. Мораг любит Тедди, она будет о нем заботиться. Жалко, конечно, что уезжают они, но теперь через океан легко путешествовать – три недели, и ты в Бостоне. Буду ездить, их навещать».
Марта, устроившись с ногами на бархатной кушетке, взяла с мраморного столика письма.
Она задумалась: «Интересно, это Гамильтона ребенок или все-таки Дэниела? Гамильтону шестой десяток. Совсем голову потерял на старости лет – газету она свою получила, квартиру, имение…, Но журналист она отменный, ничего не скажешь, – Марта взглянула на томик, что лежал на кушетке.
– Герои дикого Запада, – прочла она. Усмехнувшись, женщина открыла книгу.
– Стреляйте! – услышал я крик. Взведя курок своего верного пистолета, ваш корреспондент вскочил на коня. Лейтенант Хаим Горовиц, недавний выпускник Вест-Пойнта, племянник героя Войны за Независимость, перегнулся в седле: «Индейцы ушли за реку Огайо. Мы сейчас отправимся их догонять. Но вы, мистер Констан, останетесь здесь, мы не берем в рейды гражданских лиц».
Я обвел глазами бесконечную прерию и поиграл пистолетом: «Лейтенант Горовиц, я видел казнь короля Людовика и сражался в рядах, восставших в Вандее. Читатели не простят, если меня не будет в отряде».
– За вами будет некому присматривать, – отрезал лейтенант.
Вместо ответа я прицелился. Птица, что вилась на высоте двухсот футов, в чистом, жарком летнем небе, камнем упала к нашим ногам. Лейтенант Горовиц велел: «За мной!»
О, читатель! Даже мое перо бессильно останавливается, когда передо мной открываются просторы наших новых территорий…,– Марта отложила книгу и пробормотала: «Предположим, в Вандее она не сражалась, я ей все написала. Но кого это интересует, уже четыре тиража вышло».
Она взяла письмо от Эстер и вдохнула запах лаванды: «Хаим уже лейтенант, командует соединением разведчиков на Северо-Западной Территории. Натан учится в Йеле и одновременно посещает лекции в юридической школе мистера Рива, того адвоката, что вместе с Дэниелом, выступал на процессе миссис Фримен, когда ее освобождали из рабства.
Милая Марта, я очень волнуюсь за Иосифа, хоть он и личный врач генерала Бонапарта, но все равно – участвует в сражениях. Джо меня, конечно, успокаивает в письмах. Я желаю твоей дочери и сыну счастливой свадьбы. Мы очень рады, что Тедди возвращается домой. Надеюсь, ты будешь его навещать, и мы сможем с тобой увидеться. Твоя любящая кузина, Эстер. Меир передает всем привет. Мы посылаем маленькие подарки молодым, и дорогой племяннице Рэйчел».
– Маленькие, – ласково улыбнулась Марта, рассматривая футляры с бриллиантовыми брошками и запонками.
Она высунула голову из гардеробной: «Мадлен, надо детей собирать. Изабелла у нас пообедает и к себе отправится».
– Хорошо, тетя Марта, – Мадлен сняла шляпку, что она примеряла перед большим венецианским зеркалом: «Второй раз с вами, тетя Марта, к венцу пойдем, раз на репетиции невест будем заменять».
– Я так вообще – четвертый, – усмехнулась женщина и замерла. От реки к лужайке поднималась пара – высокий, русоволосый юноша в алом мундире и стройная девушка в светлом, муслиновом платье, с распущенными по плечам черными волосами.
– Вы и есть тот самый Жюль, – смешливо сказала Мораг, искоса его рассматривая. «Мне тетя Мадлен все о вас рассказала, как вы в Бретани воевали. Вы уже капитан?»
– Лейтенант, – он покраснел. «Вы хорошо гребете, леди Кинтейл».
– Я на озерах выросла, в Америке, – Мораг пожала плечами: «У него есть титул. Маркиз де Монтреваль. Я свой потеряю, когда за Тедди выйду замуж. Зато Тедди очень богат, у него больше полумиллиона фунтов. У Жюля за душой, кроме имени и шпаги, и нет ничего. Можно просто развлечься, Элиза его на пушечный выстрел к себе не подпускает, она очень скромная. А я, – Мораг чуть не рассмеялась вслух, – я – нет. Никто ничего не узнает».
С реки дул легкий ветер, от ее волос пахло какими-то цветами. Жюль спросил: «А что вы на реке делали, леди Кинтейл?»
– Каталась, – она накрутила на палец черный локон. «Я скучаю по Америке, ваша светлость, а здесь, почти так же красиво, как и дома».
– Что вы, – юноша улыбнулся, – просто Жюль. Мы с вами у алтаря будем стоять, то есть… – он смешался. Мораг звонко рассмеялась: «Ничего страшного. Будем, но не вместе. Тедди завтра приезжает, со своим шафером, а ваш шафер уже здесь, – она тихонько вздохнула:
– Если бы я тогда была умнее, я бы бросила Тедди и соблазнила его светлость. Была бы герцогиней. Он мою маму любил, в молодости, все говорят, что я на нее похожа. Мэри не удалось, впрочем, она некрасивая, не то, что я. Так и останется старой девой, зачахнет в своем Стокгольме.
– Да, – она еще раз незаметно посмотрела на Жюля, – а теперь он привез себе эту Мадлен, бесприданницу, еще и брата ее на себя взвалил. Тетя Марта говорила – Мадлен в одном платье из Бретани уехала. И она немолода, тридцать лет, – девушка внезапно остановилась, налетев на что-то.
Марта стояла, посреди дорожки, улыбаясь. «Здравствуй, милый Жюль, – сказала женщина, – наконец-то».
Юноша поцеловал ей руку. Марта велела: «Ты, дорогая, пойди в детские, помоги Мадлен уложить вещи. Тетя Изабелла у нас пообедает, и вы уедете к ней в имение».
Мораг, было, открыла рот, но Марта добавила: «Твой жених завтра появится. Сама понимаешь, не след вам под одной крышей жить. Элиза перед самым венчанием приедет, утром. Так что Жюль у нас остановится».
Она взяла юношу под руку и повела к дому. Мораг, сжав губы, раздраженно отбросив какой-то камешек, пробормотала: «Очень хорошо, что мы с Тедди в Америку уезжаем. Надеюсь, она к нам в гости не соберется. Я бы не вынесла, если бы мы с ней на одном континенте жили. Нечего так трястись над своим Жюлем, никому он не нужен, кроме Элизы, – Мораг вскинула голову, и выпрямила спину. Взбежав в детские, она увидела Мадлен – та стояла в кладовой, снимая с полок пеленки.
– Корова коровой, и что только его светлость в ней нашел, – Мораг посмотрела на домашнее платье женщины. Мораг улыбнулась: «Давайте, я вам помогу, тетя Мадлен».
Рэйчел отступила на шаг и поправила вуаль на черноволосой, изящной голове Мораг: «Очень красиво».
– У Элизы диадема будет, с бриллиантами, – Мораг оглядела себя в зеркало и незаметно раздула ноздри, – а я, словно нищенка – с одним венком.
Белый шелк платья облегал стройную фигуру, кружевной шлейф накидки спускался на персидский ковер. Мораг подняла руку и посмотрела на свои холеные пальцы.
– Здесь будет кольцо, уже скоро – победно подумала девушка. «Никогда в жизни больше к очагу не подойду. В Бостоне наймем слуг, горничную. Тедди купит мне фортепьяно, у нас будут приемы…, И драгоценности он мне будет покупать. Я не как мама – та до сих пор с тем кольцом ходит, что кузнец в Питтсбурге смастерил. У нее и бриллиантов нет. А у меня будут».
Рэйчел оправила свое лазоревое платье. Мораг зорко посмотрела на ее грудь: «Новая брошка? Это тебе Пьетро подарил?»
Девушка покраснела: «Что ты, она дорогая, мы себе никогда такого не сможем позволить. Тетя Эстер и дядя Меир прислали, из Америки. Но ведь у тебя тоже брошь, – недоуменно сказала Рэйчел.
– У нее больше, – пригляделась Мораг. «Конечно, она, хоть и крестилась, все равно еврейка, Горовиц. Понятно, почему тетя Эстер и дядя Меир на нее деньги тратят».
Франческо постучал в дверь: «Рэйчел, папа ждет, внизу».
Мораг подождала, пока Рэйчел поднимет ей шлейф. Выходя из спальни, девушка хмыкнула: «Даже не с кем поговорить было. Франческо пятнадцать лет, он ребенок совсем, а Пьетро или за книгами сидит, или от Рэйчел не отходит. Как она может с ним жить? Она же мне рассказывала – сама обеды варит, сама стирает…, Всего две комнаты у них. Еще и в школе церковной преподает. В жизни больше к доске не встану, я на это шесть лет потратила».
Изабелла ждала ее внизу, держа на руках Джона-младшего.
– Малышки заснули, а граф Хантингтон, – она покачала мальчика, – еще гуляет. Сейчас вы уедете, и мы с ним ляжем. Иди сюда, – она поцеловала Мораг в лоб и шепнула: «Будь счастлива, милая».
– Буду, – твердо сказала себе Мораг, оглядывая красивую, с мраморными статуями, переднюю, зеркала в резных рамах, широкую, устланную коврами лестницу. В открытых шкафах вдоль стен стояло арабское серебро и китайский фарфор.
– Надо будет дом в Бостоне перестроить, – напомнила себе Мораг, опираясь на руку Франческо, поднимаясь в карету. Рэйчел расправила ее шлейф и Джованни улыбнулся: «Ты вся сияешь, милая».
– Перестроить дом, – думала Мораг, глядя на зеленые, просторные поля вдоль реки, – купить усадьбу в деревне, заказать мне платья, завести выезд…, У Тедди столько денег, что на все мои прихоти хватит…
Она откинулась на бархатную спинку сиденья и блаженно закрыла глаза.
Пьетро надел облачение: «Святой отец, а разве так можно? Я всего лишь дьякон, у меня сана нет пока».
В ризнице пахло свечным воском, в полуоткрытую дверь доносился гул голосов – гости рассаживались. Отец Адамс провел рукой по седым волосам:
– Ты же в этой церкви вырос, Пьетро. Помнишь, как приехал ты с отцом, пришел ко мне и в причетники попросился? – он окинул взглядом юношу: «Хороший из него священник будет. Не о себе думает, а о людях. Так и надо. Мог бы у нас остаться, в богатом приходе, а ведь нет – в самые трущобы поехал. И жена у него славная, настоящая помощница. В самом Вифлееме венчались, Господи. Счастливы они, сразу видно».
– Так что, – закончил Адамс, – ничего страшного. Тем более твои родственники женятся. Иди, – он подтолкнул юношу к двери, – проверь, все ли в порядке.
Стены церкви были задрапированы белым шелком и украшены каскадами зелени. Пьетро посмотрел на женихов – Жюль, в мундире лейтенанта лейб-гвардии, стоял, о чем-то тихо разговаривая с Джоном. Тот был в сюртуке, украшенном двумя звездами, и Пьетро вспомнил: «Он же еще австрийский орден какой-то получил».
Он подошел к Тедди и Майклу. Пожав им руки, Пьетро смешливо спросил: «Кольцо не забыли?» Майкл добродушно похлопал себя по карману сюртука:
– Хоть мы вчера с ними, – он показал на Жюля и Джона, – как следует, посидели, выпили, но мистер Бенджамин-Вулф поднялся рано утром, и я вместе с ним. Так что кольцо там, где ему положено быть.
Марта, что сидела в первом ряду, качнула носком туфли: «Может, стоило брачный контракт подписать? Хотя по завещанию Тедди все отходит его детям, если они появятся. Мораг просто содержание назначается, и все. Тысяча фунтов в год, ей хватит. А если он умрет бездетным, – Марта невольно перекрестилась, – то все деньги я получаю. Господи, да о чем это я? – она шепнула Мадлен:
– Ты сходи, милая, посмотри, как там девочки и Мартин. Может, кому-то в умывальную надо. Лучше это сейчас сделать, до начала церемонии.
Тедди стоял перед алтарем – он был высокий, мощный, в отлично сшитом, бежевом сюртуке. Марта, вздохнув, велела себе: «Будешь писать, приезжать…Он хороший мальчик, он не обидит Мораг».
– Все в порядке, – тихо сказала Мадлен, вернувшись на свое место. «Мэри такая красивая в этом зеленом шелке, к ее глазам очень идет. Там уже кареты подъехали, тетя Марта».
Органист заиграл марш Генделя. Мадлен, вставая, поймала взгляд мужа – Джон подмигнул ей. Женщина покраснела: «Поедем в Саутенд и будем по берегу гулять. Девочки по воде пошлепают, маленький на солнце посидит. Жюль с Элизой после свадебного обеда в Оксфордшир отправляются. Хотели в Озерный край, но у них всего две недели отпуска».
– Вот и невесты, – услышала она голос Марты. Повернувшись, Мадлен ахнула: «Как в сказке!»
Девушки шли по проходу – белокурая и черноволосая, обе стройные, тонкие, окутанные кружевами. Вероника и Джоанна осторожно несли шлейфы. Мартин, в бархатном костюме пажа, гордо держал перед собой подушечку для колец.
– Какая она красивая, – Майкл, стоя рядом с Тедди, любовался смуглым, чуть раскрасневшимся лицом Мэри. Он почувствовал тонкий аромат цветов. Мэри, приняв букеты невест, едва слышно шепнула ему: «Ты знаешь, что шаферу и подружке положено танцевать?»
– Конечно, – Майкл улыбнулся, – я первый к тебе подойду, никому свою очередь не отдам». Он похлопал Тедди по плечу и отступил: «Удачи тебе».
Питер встал рядом с женой и незаметно протянул ей шелковый платок. Марта вытерла глаза и, пожав ему руку, тихо сказала: «Спасибо, милый. Господи, могла ли я подумать, и сын, и дочь, в одной церкви, в один день…».
Жюль опустил глаза и увидел ее белую, маленькую руку. Он вспомнил бесконечные, бретонские леса, худенького, коротко стриженого мальчишку, с которым они ловили рыбу, и спали под одной курткой. Наклонившись к ее уху, юноша одними губами проговорил: «Я тебя люблю, мой Волчонок».
– И я тебя, месье маркиз, – розовые губы улыбнулись. Элиза пожала ему пальцы и священник, откашлявшись, начал:
– Возлюбленные мои, мы собрались здесь перед лицом Господа и перед лицом прихожан, чтобы соединить этих людей священным обрядом супружества.
– Я прошу и требую от вас, как в страшный день суда, когда все тайны сердца будут открыты: если кому-либо известны препятствия, из-за которых вы не можете сочетаться законным браком, то чтобы вы признались нам. Нельзя сомневаться в том, что все, кто соединяется иначе, чем это дозволяет слово божье, богом не соединены и брак этот не считается законным.
В церкви наступила тишина. Тедди, глядя на белую, зардевшуюся щеку Мораг, мучительно, незаметно сжал руку в кулак. «Нельзя, нельзя, – велел он себе, – не будь таким, как твой отец, не смей! Ты виноват перед ней, ты ее соблазнил – теперь поступай, как человек чести».
Опустив голову, глядя на персидский ковер перед алтарем, Тедди приказал себе молчать.
Потом все случилось очень быстро. Тедди, взяв у Майкла золотое, с бриллиантом, кольцо, вздрогнул, услышав голос священника:
– Берешь ли ты, Теодор, эту женщину, Мораг, в свои законные жены? Будешь ли любить, утешать, почитать ее и жить с ней в болезни и здравии до конца своих дней, отказавшись от других? – спросил отец Адамс.
Тедди помолчал. Надевая Мораг кольцо, юноша ответил: «Да».
Он увидел, как торжествующе улыбаются ее алые губы. Отпустив ее руку, Тедди отвернулся: «Господи, прости меня. Я буду стараться, буду хорошим мужем…, Но я ее не люблю, совсем не люблю».
