Текст книги "Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]
– Да, – нежным голоском проговорила Мораг. Тедди, почувствовал прикосновение ее теплых пальцев.
Он незаметно вздохнул: «Все будет хорошо».
Питер нежно погладил плечо жены: «Сейчас Элиза с Жюлем. Карету я заказал. Тедди с Мораг отсюда на Стрэнд поедут, в отель. Там все приготовлено, я лучший номер снял, не волнуйся».
Марта взяла платок у Мадлен: «Мой уже мокрый. Господи, только бы они были счастливы…».
Звучала музыка, пары шли по проходу, Вероника и Джоанна разбрасывали перед ними лепестки белых роз.
Марта взглянула на сына. Кивнув ему, улыбнувшись, она взяла мужа под руку. «Пойдемте, – весело сказала женщина, – раз мы с тобой, Мадлен, без детей сегодня – хоть потанцуем вволю».
Но все время, пока она, принимая поздравления, шла к выходу из церкви, пока Жюль и Элиза, смеясь, пробегали под скрещенными шпагами, пока процессия возвращалась в усадьбу Кроу, где у входа в шатер уже стояли слуги с бокалами шампанского – Марта вспоминала мимолетную тоску в лазоревых, красивых глазах Тедди.
– Так бывает, – твердо сказала себе она, заходя в шатер, где уже были накрыты закуски. «Они просто давно не виделись и должны привыкнуть друг к другу».
Майкл подошел к отцу и указал на центральный стол: «Садитесь, вы оба! И отдыхайте. Мы с его светлостью, – он подмигнул Джону, – шаферы, нам и распоряжаться свадебным обедом. Я буду говорить о том, как Тедди учился в Кембридже…»
– Лучше не надо, – добродушно предупредил его Тедди. Майкл, усмехнувшись, продолжил: «А его светлость вспомнит, как Жюль и его жена познакомились. Там, кажется, кто-то в кого-то стрелял».
– Вовсе нет, – Элиза и Жюль, так и держась за руки, рассмеялись. «Я просто сказала, что он промахивается, и предложила его поучить, – Элиза покраснела.
– Господи, какая же я счастливая, – вздохнула девушка. «Жаль только, что мы редко видеться будем. Ничего, сейчас в Оксфордшире поохотимся, порыбачим, покатаемся на лодке…, И хорошо, что мы не в замок едем, а в охотничий дом – там совсем уединенно».
Мораг ничего не слышала – она сидела, рассматривая свой бриллиант: «Миссис Бенджамин-Вулф. Я знала, знала, что добьюсь своего. У Элизы совсем простое кольцо, мне бы стыдно было такое носить, тем более она теперь маркиза. И вообще, – Мораг незаметно посмотрела на девушку, – она некрасивая, конечно. До сих пор, как мальчишка. Пусть забирает своего драгоценного Жюля, – Мораг по-хозяйски взяла руку мужа: «Я тебя люблю, дорогой. Не забудь, мы открываем танцы».
– Мы, и Элиза с Жюлем, – поправил ее Тедди и залпом выпил полный бокал шампанского.
Мадлен сидела, подставив лицо нежному, утреннему солнцу. Девчонки, в простых, холщовых платьицах бегали друг за другом по мелкой воде, Джон-младший копошился на расстеленной шали, пересыпая пухлыми ладошками белый песок.
Мальчик подполз к матери, и, положив светловолосую голову ей на колени, сладко зевнул.
Мадлен покачала его и тихо спросила: «Месяц еще, да?»
– Чуть больше, – Джон смотрел на головы дочерей. Русые волосы Вероники отливали золотом, за спиной Джоанны развевались льняные локоны.
– В августе уеду, – он устроил жену и сына у себя в руках. «Опять в Австрию. Но к Рождеству я постараюсь вернуться. Ты не скучай, осенью переезжай в город. Там миссис Марта, ее семья – все веселее будет».
– Постараюсь, – Мадлен вздохнула и положила ему голову на плечо. «Как ты думаешь, – она перебирала пальцы мужа, – когда дома…, во Франции – все закончится? Когда Жюль с Элизой туда вернутся?»
Джон взглянул на блестящую, бесконечную гладь Северного моря. Девочки брызгали друг на друга водой. «Не скоро, милая, врать не буду, – наконец, вздохнул он. «В следующем году мы подпишем мирный договор, хотя бы ненадолго, и сможем съездить в Париж. Девочкам там понравится».
– И маленький подрастет, – едва успела сказать Мадлен. «Тише, тише, – девчонки подбежали и устроились по обе стороны от отца, – братик только заснул».
– Папа, – Джоанна потерлась носом о его щеку. «Расскажи сказку. Про клык расскажи!»
Вероника робко коснулась оправленного в золото клыка, что висел на загорелой шее отца. «Расскажи, папа! – все не отставали дочери. Джон, улыбнувшись, начал таинственным голосом: «Слушайте…»
Потом Вероника подперла ладошкой щеку: «Я бы побоялась, если бы медведя увидела».
– А я бы нет, – отрезала Джоанна. «Я бы в него выстрелила. Папа, а почему тетя Джо тебе клык отдала? Потому что ты смелее ее?»
– Вовсе нет, – Джон поцеловал девочек. «Тетя Джо кораблем почти командовала, а ей всего шестнадцать лет было. Просто сейчас он, – мужчина коснулся клыка, – у меня, а потом я его вашему братику отдам».
Джоанна скривила губки: «А я бы так его хотела…, Ничего, я вырасту, и на войну пойду, офицером, как дядя Жюль».
– Очень надеюсь, – Мадлен поднялась и взяла сына удобнее, – что никому не придется воевать – ни дяде Жюлю, ни тем более тебе. Бегите, милые, – велела она дочерям, – умойтесь и переоденьтесь перед обедом.
Девчонки поскакали к дому. Джон забрал мальчика у жены: «Я для того и работаю, любовь моя, для того и не вижу вас месяцами, чтобы не пришлось больше воевать – никому и никогда».
Мадлен кивнула. Он, потянувшись, поцеловал ее в пахнущие солью, нежные губы. «На море штиль, – со значением сказала жена, – можно девочек оставить с няней, а самим на косу прокатиться, где ты меня рыбой кормил, с костра, помнишь?»
Джон оценивающе посмотрел на гладкую воду: «Туда, конечно, можно и пешком дойти…, Я понял, почему мне так нравится работать на континенте – я там не страдаю морской болезнью. Ладно, – он улыбнулся, – и вправду, ветра нет. Вечером отвезу тебя туда, искупаемся».
– Море теплое, – томно сказала Мадлен, указывая на деревянную купальню, что стояла у кромки воды, – девчонки вчера долго там сидели. На косе нет никого, можно и так…, – он покраснела и замялась. Джон, усмехнувшись, шепнул ей: «Нужно».
Они взялись за руки и стали подниматься по каменной лестнице к дому, что стоял на откосе холма.
Майкл вытер руки о фартук. Прислонившись к своему рабочему столу, он развернул письмо. Здесь, в геологических кабинетах Британского музея, царила тишина, изредка прерываемая чьим-то покашливанием. Скрипели перья, пахло табаком, в открытые окна было видно ясное, синее летнее небо.
– Дорогой Майкл, – читал он. «Я приехал в Санкт-Петербург совсем ненадолго, но твое письмо успел застать. У нас все хорошо, мальчишки растут, мадам Тео преподает в театральной школе. Я отправил рекомендацию в университет Упсалы. Думаю, моего имени, и репутации Джованни хватит, чтобы тебя пригласили преподавателем на семестр. Как ты и просил, посылаю тебе часть метеорита. Мне были бы очень интересны твои наблюдения. Я, хоть и в армии сейчас, но научную работу стараюсь не бросать. Мы посылаем Элизе и Тедди свои поздравления, и подарки – на адрес Марты. Пиши мне, искренне любящий тебя дядя Теодор».
Майкл восхищенно повертел кусочек серого железа: «Внеземное. В руках его держать и то боишься. Надо будет посидеть с микроскопом, если мне только в конце лета в Уэльс возвращаться».
– Мистер Кроу, – тихо позвал его служитель, что сидел за конторкой у входа в зал. «К вам посетитель, мистер Жан-Мари».
Она стояла у высокой, дубовой двери – маленькая, стройная, смуглая, в коричневом сюртуке и бриджах. Волосы были скрыты темной треуголкой.
– Иначе бы меня дальше парадного подъезда не пустили, – лукаво шепнула ему Мэри, – а я хочу посмотреть минералы. Ты же обещал, когда мы танцевали.
– Шляпы снимать надо, – пробурчал служитель, провожая глазами ее прямую спину.
– Пошли, – Майкл снял фартук, и аккуратно повесил его на спинку стула, – коллекции в соседней комнате, тут работают.
Он показывал ей цейлонские аквамарины, индийские изумруды, невиданный, остроконечный кристалл турмалина из Бразилии, горный хрусталь и платиновые самородки. Она касалась нежными пальцами отпечатков невиданных, давно погибших растений и животных. Распахнув зеленые глаза, Мэри смотрела на муху, застывшую в янтаре.
От нее пахло какими-то летними цветами, темно-красные губы улыбались, и Майкл велел себе: «Скажи ей, скажи. Зачем ждать, Господь только ведает, когда вы эту тележку закончите».
– Мэри, – он откашлялся и взглянул на нее. Девушка стояла, любуясь янтарем, что лежал на ее узкой ладони.
– Да, Майкл? – она дрогнула ресницами.
– Я хотел сказать… – он почувствовал, что краснеет, – хотел сказать, что дядя Теодор тоже дал мне рекомендацию. Поэтому я, скорее всего, приеду в Упсалу, на семестр. Осенью, и останусь до Рождества.
– Я тебя навещу, – Мэри улыбнулась и опустила янтарь в его войлочное гнездышко. «И ты ко мне приезжай, на Рождество. Я, конечно, во дворце буду занята, но мы сможем погулять…»
– Сможем, – горько подумал Майкл. «Говорил же мне отец, чтобы я не боялся. Нет, я не могу, я ей не нравлюсь, совсем».
– Я завтра хочу на лошади покататься с утра, – сказала Мэри, оглядываясь на закрытые двери, надевая треуголку, – может быть, присоединишься? В Гайд-парке.
– Тедди там каждое утро катается, – зачем-то сказал Майкл. Спохватившись, он добавил: «Приду, конечно, большое тебе спасибо».
– Тедди? – она подняла бровь. «У него же медовый месяц».
– Медовая неделя, скорее, – Майкл усмехнулся. «Бромли спохватился, что Тедди в конце месяца отплывает в Бостон. Патрон решил взвалить на него дела всех работников, что сейчас в отпуске. Они с Мораг на Ганновер-сквер живут, из отеля съехали уже».
– Завтра встретимся, – Мэри подала ему руку. Майкл заставил себя посмотреть в ее зеленые, большие глаза: «Встретимся, конечно».
Дверь закрылась, он опять вдохнул запах цветов, и грустно сказал бразильскому турмалину: «Рабочие меня смелым называют. Говорят, мистер Майкл под землей ничего не боится…, А на земле…, – он махнул рукой и стал складывать минералы в ящики.
Мэри дошла до Стрэнда. Устроившись в кофейне, закурив, девушка достала свой блокнот. Она развернула вложенное письмо. Заказав кофе, Мэри пробежала глазами ровные строки:
– Милая Мэри, – писала Элиза, – я опять во дворце. Сама знаешь, как мы живем – по двое в комнате. Жюлю сюда, конечно, никак не пробраться. Ее величество обещала меня отпускать раз в месяц на два-три дня, главное – чтобы Жюль был свободен в то же самое время. А этого, с его дежурствами, предугадать нельзя, – перо девушки остановилось. «Мама мне написала, что квартира к осени будет обставлена, но все равно – пока мы не будем там жить, домом она не станет. Милая Мэри, ты просила сказать, как это. Лучше всего на свете, – прочла Мэри. Затянувшись, выдохнув дым, она хмыкнула: «У Мораг даже спрашивать не стоило, она бы все равно ничего не сказала. Как была скрытная, так и осталась. Лучше всего на свете, – задумчиво повторила девушка и покраснела.
– В Упсалу я в платье приеду, – подумала Мэри, медленно отпивая кофе. «Но я ему все равно не нравлюсь – ни в сюртуке, ни в платье. Разве что только без платья…, – она часто задышала и одернула себя: «С ума сошла! Он джентльмен, он никогда себе такого не позволит. Не выставляй себя на посмешище. Умрешь старой девой, как та дама во Флоренции, вот и все».
Она вспомнила пахнущую воском и пылью гостиную, и смешливый, надтреснутый голос седоволосой, в темном платье женщины: «Я здесь уже тридцать лет сижу, дорогая моя. Отца нашего общего знакомого помню, как он еще молодым человеком был».
Женщина протянула ей перевязанные лентой конверты: «Все зашифровано, так что беспокоиться не о чем».
– А почему сюда? – вдруг спросила Мэри, оглядывая старую, потрепанную мебель, потускневшие портреты на стенах.
– Моя мать итальянка была, – женщина пожала плечами, – я с детства язык знаю. Отец мой работал, здесь, в Италии. В Риме, – она посмотрела вдаль. «Так я в стране и осталась, после его смерти. Замуж меня не звал никто, сама видишь, не красавица…, – Мэри взглянула на карты, что лежали на круглом столе и решительно попросила: «Погадайте мне, пожалуйста».
Женщина только улыбнулась тонкими, бледными губами. Тасуя колоду, она вгляделась в карты: «Дитя у тебя будет. Вот только…, – она замялась и махнула рукой: «Нет, ерунда. Иди, я клиентку жду. Тайные ритуалы египетской магии будем практиковать, – она выразительно закатила серые, острые глаза.
– Дитя…, – повторила Мэри. Дернув уголком губ, девушка убрала письмо в блокнот. «Все это чушь, – напомнила она себе. Бросив на стол деньги, Мэри вышла в сияющий, летний полдень.
Толпа медленно фланировала по Стрэнду. Мэри, приглядевшись, увидела знакомую, винно-красную, соломенную шляпку. Она догнала сестру – Мораг застыла перед витриной посудной лавки: «Добрый день, милая».
– Как ты думаешь, – Мораг все смотрела на веджвудский сервиз, – он сильно побьется, если его морем везти?
– Если вы попадете в шторм, – сочно ответила Мэри, – от него вообще ничего не останется. Купишь в Бостоне фарфор, у нас свои фабрики есть…
Мораг сморщила нос: «Американский – очень грубый, а британские товары у нас дороже». Она повертела на плече шелковый зонтик: «Придется тратить деньги дома. Не то чтобы у нас их не хватало, – усмехнулась девушка.
– Ты куда? – она оглядела сюртук сестры.
– На работу, – Мэри махнула рукой в сторону собора Святого Павла. «А ты на Ганновер-сквер? Майкл сказал мне, что вы из отеля съехали».
– Тедди надо в контору, – недовольно ответила Мораг, – пришлось прервать медовый месяц. Я бы еще в отеле пожила, – она блаженно закатила темные глаза, – там серебряная ванна и мраморный пол в умывальне.
– На Ганновер-сквер все то, же самое, – недоуменно пожала плечами Мэри. Они медленно пошли на восток.
– Там слуг нет, – Мораг поджала алые губы, – все в Мейденхеде. Приходится самой все делать…
– Можно подумать, – язвительно заметила Мэри, – что дома это за тебя кто-то делал. Подумаешь, обед приготовить…
– Мы в отели ходим обедать, – вздернула нос Мораг, – я сказала Тедди, что у нас медовый месяц, и я хочу его провести так, как положено. Тем более, мы скоро уже отплываем.
– А сейчас ты куда? – спросила Мэри, когда они вышли на площадь, к собору.
– К Тедди, в контору, – сестра все улыбалась. «Хочу его развлечь немного. Впрочем, ты все равно не поймешь, как».
– Что тут понимать, – пробормотала себе под нос Мэри, глядя на то, как покачиваются стройные бедра сестры под шелковым, гранатовым платьем. «Это новое какое-то, – сказала она себе. Свернув в боковую улицу, Мэри постучала в синюю дверь неприметного, трехэтажного дома.
Тедди поднял голову от бумаг, и устало потер глаза: «Кофе, отлично. Большое спасибо, Саймон. Эти конверты, – он передал мальчику пачку, – едут в Бат, и сбегай в контору мистера Эджвика, это за углом, – скажи, что я подтверждаю сегодняшний обед. У меня в клубе, в семь вечера».
– Узнаем о том деле, что Эджвик вел в Манчестере, – усмехнулся Тедди, – это может быть полезно для тяжбы с патентами. Если бы не дядя Джон, и не Питер с Джованни – меня бы никогда в жизни в Брук-клуб не приняли. Но дядя Питер там, в правлении, замолвил за меня словечко. Так бы еще в кандидатах сидел. Что такое, Саймон? – Тедди недоуменно посмотрел на него.
Мальчик покраснел: «Там миссис Бенджамин-Вулф, она хотела без доклада пройти, но вы ведь велели…»
– Велел, – согласился Тедди, поднимаясь. «Ты делами займись, Саймон. Она в приемной?»
Мальчик кивнул, исчезая. Тедди отхлебнул кофе и закурил сигару: «Говорил же я ей…»
Он закрыл за собой дверь приемной и увидел стройную спину жены. Мораг стояла, рассматривая мраморный бюст Цицерона. Скульптор придал лицу римлянина черты мистера Бромли.
Тедди стряхнул пепел: «Мораг, я тебе неоднократно повторял – я здесь работаю. Тебе нельзя тут появляться, тем более…»
Она повернулась. Порхнув к нему, положив голову на его руку, жена шепнула: «Я знаю, знаю, милый, прости меня, я очень соскучилась…, Пойдем, пожалуйста…, – Мораг потянула его в сторону обитого бархатом дивана.
– Нет, – Тедди стряхнул ее руку и раздельно повторил: «Я работаю, Мораг. И не надо меня беспокоить дома, в кабинете или библиотеке. Есть время, и есть место, вот и все. Здесь, – он обвел рукой приемную, – контора, а не супружеская спальня. Так же будет и в Бостоне. Ты что-то еще хотела? – он взглянул на зардевшиеся щеки.
– Он не даст денег, – панически подумала девушка. «В тот раз, за жемчуга, когда я потом сказала, что отложила ожерелье, он только рассмеялся и спросил: «Сколько?». Но тогда мы до дивана добрались…, а сейчас…»
Мораг сглотнула: «Я браслет видела, рубины и бриллианты…, У меня не хватило денег, и я написала…»
– Дай ее сюда, – потребовал муж. Мораг покорно достала из бархатного мешочка расписку. Тедди посмотрел на цифру и, сдерживаясь, заметил: «Это я заплачу, Мораг. Но в последний раз. В Бостоне ты будешь получать триста долларов на хозяйство в месяц, и сто на булавки. Это все».
– Но мне нужны драгоценности, платья…, – вскричала девушка. «Тедди, как ты можешь?»
– Могу и буду, – его лазоревые глаза похолодели. «Драгоценности я тебе буду дарить, это моя обязанность, как мужа. На сто долларов можно сшить пять платьев, и еще сдача останется. Саймон тебя проводит, – он распахнул дверь, – мне надо вернуться к работе.
Мораг раздула белые ноздри: «Мне кажется, у меня сегодня начнется мигрень, Тедди».
– Очень хорошо, – он усмехнулся. «У меня деловой обед в клубе, а потом надо посидеть с документами. Рэйчел тебя приглашала поехать в этот сиротский приют, в Уайтчепеле, с преподобным Адамсом. Посмотреть, как там поставлено дело. Я бы на твоем месте не отказывался. При нашем положении в обществе, мы должны заниматься благотворительностью».
Мораг помолчала и сладко улыбнулась: «Конечно, любимый».
– Вот и славно, дорогая, – он наклонился и поцеловал девушку в щеку. Дверь за ним закрылась. Мораг, вдыхая запах табака, сплела свои белые, нежные пальцы.
– В Америке найдется много богатых мужчин, они будут счастливы меня побаловать. Тот же дядя Меир, например, – Мораг завязала ленты шляпки. Встряхнув головой, девушка вышла из приемной.
Интерлюдия
Камборн, Корнуолл, декабрь 1801 года
Рыжеволосая, голубоглазая девочка в бархатном платьице проковыляла к украшенной гирляндами елке. Она восторженно всплеснула руками: «Еще!». Мартин Кроу закатил глаза: «Берешь гирлянду и сама вешаешь. Сюда, где пониже. Сиди, – он посмотрел на вторую девочку, что устроилась на ковре с альбомом, – ты же вся измазалась!»
– Она рисует, – добродушно заметил Франческо ди Амальфи. Он сидел на диване, тоже с альбомом, и быстро что-то набрасывал.
– Иди сюда, я тебе ее покажу, – позвал он Мартина.
– Ты ее видел? – лазоревые глаза мальчика широко раскрылись.
– Папа меня провел, – усмехнулся Франческо. «Я все запомнил. Вот она какая, – он повернул рисунок к Мартину.
Тот внимательно его изучил и тихо спросил: «А она ездила?»
– При мне – нет, – признал Франческо, – они только в сочельник ее запустят. Там будет папа, Майкл и мистер Третвик. И дядя Питер тоже, он все это финансировал. Она называется «Курящий Дьявол», – юноша широко улыбнулся. «Поедут вдоль Фор-стрит, наверх, на холм Камборн и оттуда в деревню близлежащую, Бикон. А потом обратно.
Мартин потрогал пальцем большие колеса тележки: «Все равно, пока не увижу сам, не поверю. Папа говорит, что надо самому во всем убедиться. Не зря он меня и в шахту брал, и на мануфактуры мы с ним ездили».
Темноволосая девочка отложила кисть и гордо пролепетала: «Исую!»
– Третье слово это у нее было, – усмехнулся Франческо, – после «мамы» и «папы». Ты вправду, Сиди, вся измазалась. Пойдем, умоемся, обед скоро.
– Снег! – Юджиния захлопала в ладоши. «Гулять!»
– Завтра погуляем, – Мартин оправил на ней бархатное платьице. «Сейчас родители вернутся, Юджи. Надо поесть и спать ложиться».
– И вправду, – мальчик взглянул на снежинки, что кружились за окном дома, – будет белое Рождество. Тедди написал, что у них в Бостоне в прошлом году холодно было, они на коньках по реке катались. Жалко, что Вероника и Джоанна в Оксфордшире, я бы с ними снеговика сделал. И Элиза с Жюлем там Рождество проводят».
Дверь стукнула, и он услышал веселый голос матери: «Как вы справляетесь?».
Она стояла на пороге, раскрасневшаяся, в собольей пелерине и бархатном капоре, на бронзовых, спускающихся на плечи волосах, таял снег.
– Мама, мама! – залепетала Юджиния. Марта присела и протянула руки: «Иди сюда, доченька моя хорошая». На белой шейке девочки блестел золотой крестик.
– Мы умылись, – сказал Франческо, выходя в гостиную, держа на руках сестру. «Тетя Марта, – недоуменно спросил он, – а где мама? Вы же вместе уходили».
– Сейчас придет, – Марта чему-то улыбнулась. «Они там… – она обернулась к двери и рассмеялась: «Думали, в тайне этого гостя сохранить, но не получилось».
Мартин посмотрел на невысокую, стройную девушку в темно-зеленом рединготе с мехом лисы, что зашла в переднюю вслед за Изабеллой. Мальчик радостно вскричал: «Тетя Мэри! Вы подарки привезли?»
– Мартин, – ужаснулась мать, но девушка только махнула рукой: «Так и надо, тетя. Привезла, конечно, полную карету. Франческо, пойдем, – велела она, – разгрузим ее».
Они ушли. Мать, покачивая Юджинию, распорядилась: «Мартин, начинай на стол накрывать, пожалуйста. Сейчас папа и дядя Джованни вернутся».
Изабелла подождала, пока за мальчиком закроется дверь: «Ты с Мэри поговоришь? – она указала глазами на обручальное кольцо Марты.
– После рождества, – так же тихо ответила женщина. «Она здесь до нового года. Питер обещал с Майклом словечком перемолвиться. Все будет хорошо, – Марта усмехнулась и вдохнула морозный воздух с улицы: «Вы все эти ящики сразу в кладовую ставьте».
Изабелла опустила дочь на персидский ковер в гостиной и сбросила отороченную мехом, бархатную шубку: «Надо будет на следующее Рождество в Лидс съездить, дети там совсем одни. Они, конечно, к преподобному отцу обедать пойдут, но все равно, лучше в семье праздник отмечать. Тем более, летом Пьетро сан принял…».
– Мэри! – раздался из передней голос Питера. «Вот уж нежданный гость! И его светлость приехал?»
Мэри улыбнулась: «Он сразу в Оксфордшир, дядя Питер. После Нового года мы с ним в Лондоне встречаемся. Я вам почту привезла, с Ганновер-сквер, мне слуги отдали. Тетя Марта, – девушка всунула голову в комнату и ахнула: «Какая елка красивая!»
– Елка! – обрадовалась Юджиния и заковыляла к Мэри. Та подняла ее и поцеловала нежную щечку: «Элишева и Моше поженились, в октябре, в Иерусалим уехали. Тетя Джо мне письма передала, для Рэйчел и Пьетро, я их отослала».
– Вот и славно, – ласково сказала женщина, убирая меха с дивана. «Ты что-то спросить хотела, милая?»
– Да, – Мэри покраснела: «А Майкл где?»
– Они с мистером Третвиком с тележкой возятся, послезавтра пробный запуск, – объяснила Марта. «Он там до позднего вечера будет, в мастерских»
– А, – только и ответила Мэри. Изабелла весело сказала, подняв дочь: «К столу, к столу!».
В спальне было тепло, горел камин. Юджиния спокойно сопела в своей колыбели, что стояла рядом с большой кроватью, под шелковым балдахином.
Марта отбросила меховую полость. Сладко потянувшись, устроив голову на плече у мужа, она велела: «Читай, что там наша невестка пишет».
– Дорогие тетя Марта и дядя Питер! – начал он, приняв от жены очки. «У нас все хорошо, практика Тедди процветает. Прошлым летом мы перестроили дом. Я в это время ездила к маме и папе, на озера. Они передают вам большой привет. Осенью мы были в Вашингтоне. Тедди участвовал там, в собрании республиканской партии. Мы виделись с дядей Дэниелом, с дядей Меиром и его семьей. Жаль только, что не застали мальчиков – Хаим был на территориях, а Натан – в университете. Газета Констанцы очень популярна. Посылаю вам ее третью книгу – на юге многие штаты ее запретили. Это еще больше подлило масла в огонь, вышло уже несколько тиражей.
Тетя Салли передает вам свою любовь, маленький Нат отлично учится и радует ее. Марта живет в Нью-Йорке. Она пишет для газет, под псевдонимом, тетя Констанца ее тоже печатает.
Дорогая тетя Марта, мы ожидаем счастливого события в новом году. Чувствую я себя превосходно, мама обещала приехать на первое время, помочь мне с малышом. Я вам сразу же напишу, остаемся ваши любящие дети, Мораг и Тедди.
– Тут еще постскриптум, Тедди рука, – прищурился Питер. «Милая мамочка, дорогой Питер, ждем вас всех в гости, не откладывайте».
– Бабушка, – смешливо протянула Марта, забирая у мужа письмо. Он посмотрел на белое, едва прикрытое кружевами плечо, и, вдыхая запах жасмина, согласился: «Бабушка». Питер снял очки и рассмеялся: «Иди сюда».
– Если хочешь быть дедушкой, – наставительно сказала Марта, целуя его, – поговори с Майклом.
– Поговорю, – он почувствовал совсем рядом ее мягкие, бронзовые волосы, услышал ее шепот: «Люблю тебя!». Блаженно выдохнув, он погрузился в сладкий, такой знакомый покой.
Мэри закрыла папку с документами и прислушалась – дом уже спал. Она посмотрела на колеблющиеся огоньки свечей и вспомнила ласковый голос Марты: «Так, говоришь, вы с Майклом в Упсале увидитесь?»
В парке на Ганновер-сквер было пустынно – жаркий август разогнал лондонцев за город. Марта наклонилась и поправила кружевное одеяльце на Юджинии – девочка спала в плетеной корзинке. Мэри повозила светлой, замшевой туфлей по зеленой траве. Она была в муслиновом платье и легкой шали, темные, отросшие кудряшки падали на смуглую шею.
– Я к нему приеду, – наконец, сказала Мэри, подняв голову, чувствуя, как горят у нее щеки. «Мне ведь уже двадцать шесть, тетя Марта…, Надо же когда-нибудь… – она ощутила горячие слезы в глазах. Отвернувшись, девушка пробормотала: «А если…, если будет дитя, я просто вернусь домой, на озера. Папа и мама поймут…»
– Совсем дура, – сочно отозвалась старшая женщина. «Майкл джентльмен. Он такого себе никогда не позволит».
Мэри расплакалась – тихо, горестно. «И что теперь? – она комкала в маленьких руках шелковый платок. «Теперь мне до конца жизни флиртовать с этими шведскими дуболомами, тетя Марта? Танцевать, играть в карты, шифровать донесения? Или не со шведскими? Да какая разница, – она махнула рукой.
Марта взяла у нее платок. Вытерев мокрые щеки, она нежно обняла Мэри. «Ты ему нравишься, – шепнула она. «Очень нравишься. Он хоть по крови и не Питера сын, а все равно на него похож. Питер тоже долго собирается, поверь мне. Зато когда соберется…, – она не договорила и лукаво улыбнулась.
– Так что мне, не ездить в Упсалу? Я ведь ему обещала…, – Мэри шмыгнула носом.
– Отчего же не ездить? – удивилась старшая женщина. «Город там красивый, я слышала. Погуляете, на коньках покатаетесь, в Швеции, зима суровая. На охоту отправляйтесь. Пусть он тебя в Стокгольме навестит».
– А… – Мэри покраснела и неопределенно повела рукой в воздухе.
– Всему свое время, – усмехнулась Марта и подхватила корзинку: «Не надо торопиться, милая, поверь мне. Пусть все идет своим чередом».
Мэри поднялась. Пройдясь по своей спальне, девушка посмотрела в окно, за которым кружились снежинки.
Она увидела перед собой замерзшее озеро в Упсале и лазоревые, чуть раскосые глаза Майкла. Он опустился на колени и велел: «Давай сюда ногу».
– Я сама, – покраснела Мэри. Она стояла, держа в руках стальные коньки. Короткая, по щиколотку, шерстяная юбка, чуть приоткрывала стройные ноги в высоких, по колено, кожаных сапожках. Она уткнула нос в воротник лисьей шубки и повторила: «Я сама могу».
– Давай, давай, – Майкл забрал у нее коньки. Он стал ловко привязывать их к сапожкам и краем глаза увидел кашемировый чулок, что поднимался куда-то дальше. Блеснули белые кружева, и он отвел глаза: «Как бы мне теперь встать, чтобы она ничего не заметила. Нет, не получится. Придется опять о логарифмах думать, – он улыбнулся, и Мэри озабоченно спросила: «Ты что покраснел?»
– Холодно, – Майкл закончил и подал ей руку: «Потом с горки покатаемся, я санки у мальчишек возьму».
Она сидела сзади, обхватив его руками, ветер бил им в лицо, он слышал восторженный смех. Когда санки уткнулись в сугроб, Мэри, тяжело дыша, сказала: «Мы так на озерах зимой играли. Здесь так хорошо, – девушка поднялась. Раскинув руки, она посмотрела на бесконечную, заснеженную равнину, на полоску темного леса вдали: «Совсем, как дома».
Они медленно шли по узкой тропинке в снегу. Майкл помолчал: «Мэри, …а ты хочешь домой вернуться? В Америку?»
Девушка улыбнулась: «Нет. Мне в Старом Свете нравится, Майкл».
Он, было, хотел что-то сказать, но передумал. Замотав вокруг шеи шарф, предложив ей руку, Майкл весело кивнул в сторону черепичных крыш города: «Сейчас покажу тебе, как я умею готовить. И глинтвейн сварю, у меня вино хорошее осталось».
Мэри прижалась разгоряченным лбом к стеклу: «У Мораг ребенок будет, в следующем году. А она меня младше. Да что там…, – девушка внезапно разозлилась. Открыв кедровый шкаф, Мэри натянула сапожки. Накинув редингот, прикрыв волосы лисьей шапкой, девушка тихо вышла в заснеженный палисадник и остановилась – на улице были слышны голоса рабочих.
Камборн не спал. До нее доносилось гудение паровых машин, вечерняя смена возвращалась домой, а на смену ей шла ночная. «Здесь больше всего шахт, – вспомнила Мэри, – у дяди Питера одного – целый десяток. Медь и олово добывают».
Она подождала, пока поселок стихнет. Мэри быстро пошла по скользкому, булыжному тротуару к темной громаде механических мастерских.
Ворота были полуоткрыты, в деревянной будке сторожа, – Мэри заглянула внутрь, – никого не было. «Все ушли, – грустно поняла она. «Майкл, наверное, с мистером Третвиком, в таверну какую-нибудь отправился».
Девушка посмотрела на освещенный свежевыпавшим снегом двор и замерла. Она стояла посередине – с высокими, выше человеческого роста, колесами, с трубой, с площадкой сзади, на которую вела узкая лестница.
– Невозможно, – подумала Мэри. «Не бывает такого, она никогда не поедет. Это же….»
– Это «Курящий Дьявол», – раздался сзади смешливый голос. Майкл подышал на руки, – он был в суконной, старой, рабочей куртке, темные волосы – усеяны снежинками. «Я очень рад, что ты приехала, Мэри, – мужчина улыбался. «Счастливого Рождества».
– Счастливого Рождества, Майкл, – ее зеленые глаза блестели в свете звезд. Снег лежал вокруг белым, чистым ковром.
Он подал ей руку и кивнул на лестницу: «Хочешь?»
Мэри испуганно отступила: «А можно?»
Майкл посмотрел на тележку:
– Я ее три года строил вместе с Ричардом, мистером Третвиком, так что да, – он кивнул, – можно. Пошли? – он, на мгновение, коснулся пальцев Мэри. «В любом случае, чтобы она ездила, нужно два человека, – Майкл поднялся по лестнице, – один следит за двигателем, а второй управляет. Ты будешь управлять. Только ворота открой, – попросил он.
– Я не верю, – тихо сказала Мэри, оказавшись рядом с ним на площадке. «Не бывает такого…»
