Текст книги "Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 95 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Шериф сморщил лоб и неуверенно повторил: «В одностороннем порядке…, А что вздернули – у нас с этим быстро. Черные должны знать свое место».

– Вы со своим местом, – сочно заметил Дэниел, – можете проститься, это я вам обещаю. Где… – он, на мгновение, запнулся, – тело?

– Черные его снимали, я видел, – кто-то из мужчин отпил из оловянной фляжки. «У них ищите, они там, – Дэниел увидел маленькие, покосившиеся домики за рекой, – живут. Это наши свободные черные, – издевательски добавил его собеседник, – всякие любители негров, вроде вас – их отпустили. Бездельники, работать не хотят… – Дэниел, уже не слушал его. Он быстрым шагом пошел к деревянному мосту через широкую, мелкую реку.

– Не смей плакать, – велел себе он. «Потом, в Бостоне, с его семьей – можно будет. Но не сейчас, не здесь. Ната надо увезти отсюда»

Маленькая, босая девочка, что сидела на крыльце, гладя кошку, испуганно ойкнула и убежала. Дэниел вдохнул запах свежей стружки и услышал тихий голос: «Что вам угодно, мистер?»

– Я ищу своего друга, – Дэниел помолчал, схватившись за косяк двери, – того, что повесили…, Меня зовут мистер Вулф, я с севера.

– Вижу, – коротко сказал негр. Он протянул Дэниелу крепкую, в занозах ладонь: «Брат Фримен…, в сарае лежит, а я гроб делаю, я ведь столяр. Пойдемте».

В сарае было тепло и сухо. Дэниел наклонился над умиротворенным, спокойным лицом. Он вспомнил госпитальную палатку в Саратоге и легкую, тихую улыбку умиравшего Хаима. «Покойся с миром, – прошептал Дэниел, целуя высокий, цвета каштана лоб. «Я позабочусь о твоей семье, обещаю».

Томас все переминался с ноги на ногу: «Брат Фримен перед смертью говорил, и складно так, мистер Вулф. Я запомнил, – негр вздохнул:

– All that my yearning spirit craves,

Is bury me not in a land of slaves.

– Мы тебя похороним на свободной земле, Нат, – Дэниел взял его за руку и повторил: «На свободной». Он скинул сюртук, и, засучил рукава рубашки:

– Я вам помогу, мистер Томас, я умею с деревом работать. Не хочу, – Дэниел помолчал, – чтобы Нат оставался здесь, даже ненадолго. Я его отвезу домой, – он вытер слезы рукавом, и пошел вслед за негром.

Телега медленно свернула с моста, и, прыгая по колдобинам, направилась к выезду из города. Было уже сумрачно, звенели москиты, с реки был слышен плеск воды и детские голоса.

– Скатертью дорога, – расхохотался один из мужчин, что так и сидели на бревне, затягиваясь трубкой, осматривая гроб. Мистер Томас, было, подхлестнул лошадь, но Дэниел попросил: «Стойте».

Он пришпорил Фламбе. Подъехав к зданию, приподнявшись в стременах, мужчина одним легким движением снял американский флаг.

– Вы его недостойны, – зло сказал Дэниел. Перегнувшись в седле, он укрыл гроб знаменем.

– На север, мистер Томас, – попросил он. Не оборачиваясь, Дэниел поехал вслед за телегой.

Бостон

Почтовая карета остановилась перед Фанейл-холлом. Высокий, крепкий юноша спрыгнул на булыжники площади. Подняв голову, глядя на золоченого кузнечика, что вертелся на шпиле, он улыбнулся. Тедди принял от кучера свой саквояж и сверился с блокнотом.

– Так, – пробормотал юноша, – сначала на Бикон-хилл, в дом Горовицей. Тетя Мирьям и ее муж должны были уже приехать. Там забрать ключи от моего дома, потом сходить к тете Салли, на южную дорогу. Гостиница и трактир Freeman’s Arms. Кузины, – он ухмыльнулся, – наконец-то девочек увижу, а то у дяди Меира – тоже мальчишки. Смешные.

Он вспомнил веселый голос Хаима: «Мы бы, конечно, в Андовер или в Экзетер поехали, но туда евреев не принимают. Так что мы в городской школе учимся – здесь, в Нью-Йорке, и в Филадельфии. А после обеда в синагогу ходим, в классы тамошние».

Тедди посмотрел на раскрытый том Талмуда, что лежал перед кузеном: «Пьетро, я вам о нем рассказывал – он очень хорошо древнееврейский знает. И греческий язык, и латынь. Он священником хочет стать, им это надо».

– Нам тоже надо, – вздохнул Меир, почесав пером каштановую голову. «У Хаима через год бар-мицва, а у меня – через два. Когда наши кузины из Святой Земли приезжали – мы с ними по-английски говорили, конечно. Талмуд хорошо память тренирует. И мне это полезно, и Хаиму».

– Тебе понятно, почему, – заметил Тедди, вглядываясь в черные, причудливые буквы. «Ты банкиром хочешь быть. А тебе зачем? – он взглянул на старшего кузена.

– Я буду разведчиком, в армию пойду, – заявил Хаим. «Знаешь, – он вскочил со стула и подбежал к большой карте Америки, что висела на стене детской, – это ведь так интересно! Здесь, – он показал на белое пространство, – к западу от этого нового поселения, Цинциннати – никто еще и не был. Я хочу пройти оттуда до Тихого океана – Хаим упер палец в конец карты. «Там, говорят, есть горы, золото…, Или свернуть на север. Наш дядя Стивен, муж тети Мирьям, ты его увидишь, тем летом брал нас в экспедицию. Мы до самого западного края Великих Озер дошли».

– Я в Уэльс ездил, – улыбнулся Тедди. «Два лета назад. Дядя Питер, когда от ранения своего окончательно оправился, взял нас всех, мальчиков, и повез в горы. Там очень красиво. Хотя наша Америка больше, конечно, – он еще раз взглянул на карту. «Но я в Бостоне буду жить, как вернусь. Так что рядом окажемся».

Он остановился перед уютным, красного кирпича домом под черепичной крышей. В саду зеленел клен, вокруг скворечника вились птицы. Девочка лет шести, темноволосая, в холщовом платьице– висела на заборе.

– Ты атакован! – заявила она и плюнула в Тедди жеваной бумагой через трубочку. «А теперь ты убит, падай, – велела девчонка, взглянув на него лазоревыми, большими глазами. На белых, гладких щеках играл легкий румянец, каштановые кудри спускались на плечи. «Иначе сейчас в глаз плюну, – пообещала девчонка. «Мало не покажется».

Тедди поставил саквояж на землю. Подергиваясь, он закатил глаза. Девчонка рассмеялась: «Верю. Но мог бы и упасть».

– Тут пыльно, – хмыкнул Тедди. «Меня зовут Теодор Бенджамин-Вулф, кстати».

– Мама! – звонко крикнула девчонка. «Кузен Тедди приехал! Иди сюда!»

– Я Дебора, – протянула она ладошку, испачканную соком от ягод и травой. «Дебора Кроу. Мне шесть лет, а тебе – она задумалась, – шестнадцать, я на родословном древе видела. Еще у меня есть папа, старший брат, и две старшие сестры. Были еще бабушки, – Дебора погрустнела, – но они умерли, бабушка Франклин давно, а бабушка Онатарио тем летом. Мы на озере живем, Эри, слышал про такое? – поинтересовалась девочка.

– Конечно, слышал, – ответил юноша. «Сейчас мы приехали в Бостон, – зачастила девочка, – потому что папа хочет научить Элайджу ходить на море. Папа на лето устроился капитаном, Элайджа у него юнгой, а Мэри он взял помощником. Это моя самая старшая сестра, ей девятнадцать лет, – объяснила Дебора. «Она здорово под парусом ходит. Я тоже просилась, но меня не взяли, – вздохнула девочка и обернулась: «Мама! Ну, где же ты была?»

– В подполе, – рассмеялась невысокая, изящная женщина. Из-под простого чепца выбивались на спину рыже-каштановые локоны, загорелые щеки были усеяны веснушками.

– Вы Тедди, – сказала она, протягивая руку. «Меир мне написал, из Нью-Йорка. Очень рада вас видеть. Я миссис Мирьям Кроу, тетя Мирьям».

От нее пахло свежим хлебом и чем-то сладким. Тедди покраснел. Пожимая сильные пальцы, юноша улыбнулся: «Рад встрече».

– Пойдемте, – велела она, забирая у него саквояж. «Меир просил вам ключи отдать, но я вам уже комнату подготовила. Я вас в шестнадцать лет одного жить не отпущу, даже и не думайте. Кузины ваши тут, заодно и познакомитесь».

Дебора ловко вскарабкалась на клен. Тедди ахнул: «Тетя Мирьям! Она не упадет?»

– Она с детства по мачтам скачет, – отмахнулась женщина, – у нас, на озере, деревья повыше этих будут. Ничего страшного.

Тедди, заходя в дом, увидел, как Дебора, пожевав бумагу, плюнула ей в раскрытые ставни второго этажа. Девочка крикнула: «Мораг! Хватит читать! Кузен Тедди приехал, он смешной!»

– Сама ты смешная, – ласково улыбнулся юноша. Вскоре он уже сидел в столовой, на льняной скатерти стоял фаянсовый горшок с дымящимся, рыбным супом. Мирьям вытерла руки полотенцем: «Муж мой послезавтра должен в порт вернуться. Познакомитесь с ним, с другими кузенами своими. Мне сейчас на вызов идти надо, я же акушерка. Дебору заберу, она уже учится у меня, а за вами Мораг поухаживает».

– Мне еще к тете Салли надо зайти, – Тедди откусил от свежевыпеченной, теплой горбушки: «Тетя Мирьям, так все вкусно…, Тетя Эстер тоже очень хорошо готовит. Я же в школе все время, только на каникулах домашнее ем».

– Бедный мальчик, – вздохнула Мирьям. «Мать во Франции, с отчимом его застряла, и не выбраться им никак. Высокий, широкоплечий, а все равно – мальчик еще совсем. Пусть хоть в семье поживет…»

– Мораг тебя проводит, – отозвалась женщина, – они с Мартой, дочкой Салли – подружились очень. Вместе в библиотеку ходят, вместе гуляют. А вот и она, – женщина подняла голову.

Дебора, пыхтя, втащила в столовую потрепанную, кожаную суму: «Я готова, мамочка».

Тедди увидел девушку, что спускалась по лестнице и встал. Она была хрупкая, много ниже его, изящная, белокожая, с угольно-черными косами. Темные, большие глаза были обрамлены длинными ресницами.

– Мораг, это кузен Тедди, из Лондона, – деловито сказала мать. «Там цыпленок, над очагом. Потом свари кофе, и нарежь миндальный пирог, что мы пекли. После обеда отведи его к тете Салли. Дебора, идем».

Дверь захлопнулась. Мораг, переложив в левую руку какую-то книжку – протянула ему тонкие пальчики.

Она вскинула голову: «Какие глаза у него красивые. Как Эри. Нет, оно светлее. Как море».

– Очень рад с вами увидеться, кузина, – весело сказал Тедди. «Что вы читаете?»

– «Песни Невинности» Блейка, – Мораг покраснела. «Мне очень нравится. Вы читали?»

– Конечно, – Тедди все стоял. Девушка спохватилась: «Вы садитесь, пожалуйста! Я сейчас цыпленка принесу». Она задержалась на пороге кухни и повертела головой, думая, куда положить книгу.

– Давайте сюда, – добродушно сказал Тедди, забирая у нее томик. «Какие у него руки теплые, – поняла Мораг. «Господи, я таких мальчиков и не видела, ни разу. Да и где увидеть, не у нас же, в деревне. Хотя, когда мы с мамой по набережной гуляли – я заметила, на меня смотрели. Хотя на что смотреть, я худая такая…, – она чуть слышно вздохнула: «Спасибо».

Миндальный пирог был совсем свежим. Тедди подвинул Мораг фаянсовую тарелку: «Вы тоже ешьте, кузина. Просто замечательно вы готовите. А вы акушеркой не хотите стать?»

Мораг отпила кофе: «Я крови боюсь. Так неудобно, моя прабабушка, бабушка, мама – все акушерки. Я, когда палец порежу – плачу. И у меня морская болезнь, – алые, красивые губы улыбнулись. «Папа капитан, старшая сестра, брат – все под парусом ходят. Даже Дебора – и то по мачтам карабкается, а у меня морская болезнь. Я учительницей буду. Моя подружка, Марта, – вы с ней познакомитесь, – тоже преподавать хочет».

– Ничего страшного, – уверенно заявил Тедди, садясь на подоконник, закуривая. «Мой брат старший, неродной, сын отчима моего, Маленький Джон – у него тоже морская болезнь, а ему уже за тридцать. Мой отчим – герцог, – зачем-то добавил Тедди, – вы знаете, наверное».

– Экзетер, – кивнула Мораг. «У меня тоже титул есть. Я леди Кинтейл, по отцу моему, но в Америке, это ничего не значит. А вы кем хотите стать, кузен? – она осторожно взглянула на золотящиеся под солнцем каштановые волосы.

– Адвокатом, как Дэниел, мой брат, – хмыкнул Тедди. «Буду в Америке жить. Я тут пятнадцать лет не был, кузина Мораг, но мне здесь нравится. А стихи, – он потянулся за томиком Блейка, – я люблю, но больше – театр. Моя старшая сестра, Тео, мадемуазель Бенджаман – лучшая актриса Франции. Она меня учила, когда я в Париже на каникулах гостил. В Итоне, мы пьесы ставим, я уже все шекспировские роли переиграл. Жалко, что в актеры мне не пойти, – Тедди ухмыльнулся.

– Я и в театре никогда не была, – грустно проговорила Мораг.

– Так мы с вами пойдем, – вскричал Тедди. «У дяди Питера и дяди Джованни ложа, на Друри-Лейн. Все вместе и сходим. А пока, – он потушил окурок и озорно спросил: «Ромео и Джульетту» читали?»

– Да, – удивилась Мораг.

– Дайте мне реплику, – велел Тедди, – помните сцену на балконе: «О, горе мне…»

– О, горе мне…, – робко повторила Мораг.

Он поднялся. Мораг подумала: «Господи, никогда бы не поверила. У него даже глаза сияют. Но ведь так не может быть. Он меня сегодня в первый раз увидел, это просто игра, театр…».

Его голос, – красивый, низкий, – наполнил комнату. Тедди протянул к ней руку, и улыбнулся. «Будто солнце, – вздохнула девушка. «Какой он красивый».

– Она сказала что-то.

О, говори, мой светозарный ангел!

Ты надо мной сияешь в мраке ночи… – слышала она. Мораг, невольно сжав руки, взволнованно дыша – залюбовалась юношей.

– Мне все аплодировали, – сообщил Тедди, усаживаясь в кресло, наливая себе еще кофе. Он сжевал пирог, и облизал пальцы: «Простите. Тут совсем как дома. Я с Элизой, – это моя сестра младшая, – тоже не стесняюсь».

– Не надо, – чуть было не сказала Мораг. Он поднялся, и поставил посуду на поднос: «Сидите. Я сам все умею. Дядя Питер вдовец, и прислугу не держит. В Итоне, как я еще малышом был – надо было старшим прислуживать, – он рассмеялся и крикнул, уже из кухни: «Я сейчас помоюсь, переоденусь, – отведете меня к тете Салли?»

– Хорошо, – еще нашла силы ответить Мораг. Потом она просто сидела, слушая, как он моет посуду, насвистывая какую-то песенку.

– Это о Вороне – Тедди всунул каштановую голову в столовую. «Тетя Эстер его потомок, знаете? А мы с вами – нет. Вы играете, а то я когда через гостиную шел – фортепьяно видел».

– Нет, – помотала головой Мораг. «Только пою, меня бабушка Онатарио научила. Индейские песни».

– А я играю, – Тедди вытер руки. «Меня мама в три года за инструмент посадила. Она отличная музыкантша, ей даже Моцарт сонату посвятил. А я, – он не смог скрыть улыбку, – всякие песенки бренчу. И танцы, конечно. Я вам могу аккомпанировать, я по слуху все подбираю, – Тедди потянулся. Кивнув: «Я сейчас», – юноша взбежал по лестнице наверх.

Мораг ощутила запах сандала – теплый, пряный. Прижав ладони к горящим щекам, она отчаянно шепнула: «Так вот это как бывает, Господи. Спасибо, спасибо тебе».

На большом, дубовом столе были аккуратно разложены папки. Девушка в холщовых нарукавниках поболтала кистью в мисочке с клейстером. Мазнув, она прижала длинными пальцами ярлычок. «Оплаченные счета, второе полугодие 1792», – прочла Марта Фримен, и хмыкнула: «Еще пара дней, и я все приведу в порядок».

Она встала, – высокая, гибкая, легкая – и прошлась по комнате. Иссиня-черные, кудрявые волосы были кое-как заколоты на затылке. Марта подошла к зеркалу: «Надо будет, как закончу – в море поплавать. И на лошади прокатиться. Чахну тут над бумагами, как будто и не каникулы». Марта достала из ящика стола пистолет, и вскинула его, нацелив на дверь: «И пострелять тоже. Не ждать, пока папа приедет».

– Господи! – раздался с порога испуганный голос бабушки. Мамаша Бетси стояла с подносом в руках. Марта рассмеялась. Убрав оружие, она поцеловала бабушку в лоб. «Совсем не надо было мне кофе носить, – ворчливо сказала девушка. «Спустилась бы и сама сварила. Сейчас я тут закончу и приду маме помогать. Сегодня же пятая комната съезжает, убраться надо».

Негритянка присела в кресло и ласково улыбнулась: «Как же тебя не побаловать, внученька, ты даже летом со всем этим возишься. Что бы мы делали, если бы не ты, ты же и считаешь, и баланс сводишь…, Сама знаешь, – мамаша Бетси поправила чепец, что прикрывал ее полуседые волосы, – я, хоть читать и умею, но не сильна в грамоте, а на матери твоей – и слуги, и кухня, куда все успеть…»

– Ничего страшного, мне только в радость, – Марта отпила кофе. Бабка осторожно сказала: «Там объявление принесли. В Первой Баптистской Церкви негритянский базар, благотворительный, и танцы потом. Может, сходила бы…»

Красивое лицо девушки похолодело, скулы застыли. «Я не хожу туда, где негры и белые разделены, – отрезала Марта.

– А в школу негритянскую ходишь…, – вздохнула бабка. «Что ты учительницей хочешь стать – так только черным преподавать будешь, сама знаешь. Миссис Люси, что тебя французскому языку учит – всякий на нее посмотрит, и скажет – белая. У нее один прадед – негр, и все. Там у них, в Новом Орлеане, таких много. Однако все равно, – жестко сказала Бетси, – в паспорте она цветная. И никто из белых девушек у нее учиться не будет. Так же и у тебя».

– Это изменится, бабушка, – страстно ответила Марта. «Вот увидите, негры и белые будут вместе, в одних школах, в одних почтовых каретах…, Евреи же есть в правительстве, и мы тоже…»

– Ничего мы не «тоже», – бабка поднялась. «Евреи – они белые, внучка. Что свободу нам дали – так это по Божьему закону положено, а остальное в руках белых. Как они решат, так и будет, не нам с этим спорить».

Марта только поджала темно-красные, изящно вырезанные губы. Бабка помялась у двери: «Тут Фредди с отцом приходил, крышу чинить. Спрашивал, как ты, и не желаешь, ли прогуляться, раз каникулы. Хороший парень, добросовестный, хоть и восемнадцатый год – а уже деньги откладывает, на свой дом. Может…, – бабка замолчала, увидев, как Марта закатила красивые, карие глаза.

– Фредди Сандерс едва свое имя подписать может, – сочно сказала девушка, допивая кофе, – а я Вольтера читаю. И вообще, – Марта оживилась, – бабушка, мисс Бенджаман, сестра дяди Дэниела младшая – она цветная. Во Франции на это и внимания не обращают. Она актриса, с нее портреты пишут…, Я тоже могу в Старый Свет уехать.

– У нее одна черная бабка, а у тебя – один белый дед, – Бетси раздула ноздри. «В зеркало хоть иногда смотрись. Нашла себя с кем равнять. А что с нее портреты пишут – так ей за тридцать уже, а ни мужа, ни детей нет. Так и умрет старой девой. Тоже такого хочешь?»

– Сама разберусь, – Марта со значением открыла шкаф, где на полках громоздились связки бумаг. «Спасибо за кофе, бабушка, буду дальше работать».

Бетси только покачала головой и осторожно закрыла дверь. Здесь, в семейном крыле было тихо, снизу, с кухни, пахло обедом. Она услышала веселый голос невестки: «Кто написал на доске: «Суп с криветками»? Научитесь, уже, наконец, не делать ошибок. Стыдно же».

Бетси поправила серебряные подсвечники на комоде орехового дерева, что стоял в коридоре.

– Хорошо живем, грех Бога гневить, – подумала она, остановившись у окна, глядя на лазоревое, волнующееся море. «Слуг пять человек в гостинице и в трактире. Клиенты так и валят, только успевай поворачиваться. И деньги отложены, на ремонт, Марте в приданое…, Еще бы внука, или внучку, конечно, надо с Салли поговорить. Посижу с малышом, ничего, справимся. Если бы Нат на юг не ездил…, – она закрыла глаза и страстно, тихо сказала: «Господи, убереги моего сына от всякой беды, отведи от него стрелу недруга, защити его. Выведи народ наш из рабства, как во время оно выводил сынов Израиля. Аминь».

– Все равно, – Бетси спустилась вниз, – надо за Мартой присматривать. Она одна в лес ходит, одна по городу гуляет. Девочка с головой, конечно, ничего безрассудного не сделает. Однако же негры говорили – в Филадельфии девушек воровать стали. На юг их отправляют. А что они свободные – так на это никто не смотрит, черные и черные. Упаси Марту Господь от такого. Меня саму хозяин силой взял, как мне тринадцать было. И Салли тоже – и хозяин, и сын его. Господи, убереги нас от этих бандитов. Еще, не дай Бог, сюда доберутся, – Бетси перекрестилась и прищурилась – юноша и девушка шли по двору.

– Марта! – крикнула она. «Мораг тут, с гостем».

– Мораг! – радостно отозвалась Марта. Выскочив из комнаты, она обняла бабушку. «Ты моя милая бабуся, – сказала девушка. «Не беспокойся, пожалуйста, все будет хорошо. И не вздыхай».

Она застучала каблучками по лестниц. Миссис Бетси, приглядевшись, ахнула: «Да это брат мистера Дэниела, Тедди. Сын миссис Марты, благодетельницы нашей. Какой мальчик красивый-то, и высокий».

– Вот, – Мораг повернулась к Тедди, – это Freeman’s Arms, а это тетя Салли.

Высокая, вровень Тедди, изящная женщина, с кожей цвета карамели, в красивом, шелковом платье, распахнула объятья: «Я тебя последний раз, милый мой, видела, как тебе год исполнился. Как раз в Бостоне. Очень, очень рада. Скоро мой муж приедет, он тоже твою матушку знает».

– Я тоже рад, миссис Фримен, – Тедди склонился над ее рукой.

– Тетя Салли, – велела она. «А это Марта, ее в честь твоей матушки назвали».

Тедди застыл. Она спускалась с крыльца – высокая, с прямой спиной, в пурпурном, хорошо скроенном платье. Поток черных волос окутывал ее плечи, летнее солнце играло на коже цвета светлого каштана, пробегало золотистыми искрами в карих глазах.

– Царица Савская, – вспомнил юноша. «Она, наверное, такая же была. Черт, почему я всегда – сразу краснею. Да она на меня и не посмотрит – такая красавица».

Однако она подала нежную руку и улыбнулась: «Я очень рада, мистер Бенджамин-Вулф. Мораг мне говорила, что вы приедете».

– Пожалуйста, – отчаянно пробормотал юноша, – просто Тедди, мисс Фримен.

– Тогда и вы меня называйте Мартой, – велела она. Тедди с удивлением увидел румянец на высоких, будто из темной бронзы отлитых, скулах.

Он забыл о Мораг, что стояла рядом, забыл обо всем. Только когда Марта, рассмеялась: «Пойдемте, Тедди, вы как раз к обеду», он нашел в себе силы ответить: «Меня кузина Мораг покормила, спасибо большое».

– Значит, – Марта подняла бровь, – я сварю всем нам кофе, и вы нам расскажете о Старом Свете.

Она повернулась и пошла к входу в трактир, а Тедди все не мог оторвать взгляда от ее спины, от волос, что играли в лучах солнца черным, глубоким огнем.

– Она очень красивая, да? – раздался рядом грустный голос Мораг. «Да что ты, – вздохнула девушка, – понятно, на кого он смотреть будет. Ладно, Марта моя подруга, да и не нравлюсь я ему. Буду просто им любоваться и молчать».

– Да, кузина Мораг, – тихо ответил Тедди. «Очень красивая».

Миссис Бетси подперла щеку рукой: «Так ты десять тысяч негров освободил. Господи, вот уж истинно – благодетель. Ты ешь, ешь, мы это печенье по рецепту миссис Эстер делаем, с имбирем, свежее совсем. И джем намазывай. Это я сама варила, малиновый».

– Не десять, – Тедди покраснел, – а почти девять, миссис Фримен. Спасибо, все вкусное такое, совсем, как дома. А землю мой адвокат нью-йоркский в аренду сдаст, и неграм – тоже.

Он посмотрел на дверь в столовую: «Сразу с Мораг наверх убежали. Господи, она, наверное, со мной и встречаться не захочет, Марта. Я же видел афишу, на набережной, – вспомнил Тедди, – концерт будет завтра вечером. Вот бы с ней сходить…»

– Ну и славно, – Салли улыбнулась. «У нас много негритянских ферм появилось, вокруг Бостона. Мы у них провизию берем. Коровы-то у нас свои, и куры тоже, а вот овощи покупаем».

– У вас так красиво, тетя Салли– восторженно сказал Тедди, оглядывая натертый паркет, серебро и фарфор в открытых шкафах, кружевную скатерть на столе.

Салли качнула изящной, прикрытой шелковым чепцом головой. «Я в имении твоего отца выросла, Тедди, а у него отличный вкус был. Так что я знаю, как дом обустроить, научилась. Когда мы только постоялый двор открыли, помню, люди говорили – у этих негров грязь одна, они все ленивые, готовят плохо…, А вот видишь – лучшая кухня в Бостоне. Муж мой сам к очагу встает, он отменно готовит».

Тедди подумал: «Она же рабыней была, у моего отца. Мама ее из Виргинии вывезла, она рассказывала. Господи, неудобно как…»

– Тетя Салли, – решительно сказал юноша, – я извиниться хотел. За то, что вы в рабстве были.

Женщина ласково положила на его руку свою – изящную, с длинными пальцами: «Уж как твоя матушка нам помогла, что брат старший сделал, когда миссис Бетси освободил – так и не измерить этого. Если бы не они, мы бы никогда волю не обрели».

– Тетя Салли, – Тедди сглотнул, – а вы моего отца знали? И брата, Мэтью? Мама мне рассказывала, но совсем немного. Просто, что ее папа болел тяжело, и она вышла замуж за Дэвида, моего отца. А потом и он умер, от оспы. Если вы там жили, в имении, то вы их должны были знать?

Женщина все еще улыбалась – одними губами. Миссис Бетси бросила предостерегающий взгляд на невестку. Та, на мгновение, опустила длинные ресницы. Салли вспомнила почти незаметные следы от ожога у себя на плече. Она весело сказала: «Что ты, милый мой! Я младшей горничной работала. Там пять сотен человек было, в имении. Я только издали их видела – мистера Дэвида и мистера Мэтью. Даже не разговаривала с ними никогда».

– Не надо мальчику об этом знать, – подумала Салли, глядя в его большие, лазоревые глаза. «Как у деда его, – вздохнула женщина. «Пусть ему мать скажет, или брат старший. А лучше пусть вообще ничего не говорят. Что было, то было, и не вернется оно».

Марта всунула голову в столовую: «Мамочка, мы с Мораг хотим верхом покататься, можно? В пятой комнате мы убрались».

– Ты же гостья, Мораг, – укоризненно заметила Салли, – зачем ты с тряпками возишься?

– Мне нравится, – рассмеялась Мораг, что стояла за подругой, – я и дома все время что-то чищу. Мы недалеко, тетя Салли, до ручья и обратно.

– Тедди с собой возьмите, – распорядилась женщина, – зачем ему с нами сидеть. У нас ручей, – обратилась она к юноше, – там водяную мельницу поставили. Муж мой с Мартой, как она еще маленькая была, на телеге ездил, за мукой. Там красиво очень, посмотришь.

Они сидели на камнях, в маленькой запруде покачивались кувшинки, скрипело деревянное, обросшее мхом, колесо. Звенела вода, пахло свежестью, лесными цветами, где-то вдалеке куковала кукушка.

– Долго, – прислушавшись, сказала Мораг. «В Англии, кузен Тедди, – так же красиво?»

– Вы все увидите, кузина, – он заставил себя не смотреть на Марту. Черные, блестящие волосы спускались ниже талии. Она была в платье для верховой езды, – темно-зеленом, отделанном замшей цвета каштанов.

– Она вся, как крем-карамель, – понял Тедди. «Господи, если бы я, хоть пальцем к ней прикоснулся, – я бы умер, от счастья. А она сама в седло садилась, и сама спешивалась, эх».

– У дяди Питера усадьба на Темзе, и у дяди Джованни тоже, – добавил юноша. «Мы с вами и Мэри обязательно на лодке покатаемся, кузина. Там у нас ивы, лебеди…»

Марта бросила в тихую воду камешек и лукаво заметила: «Если бы не морская болезнь, Мораг бы со мной на боте вышла. Я как раз на той неделе собираюсь».

– Вы тоже под парусом ходите? – удивился юноша.

– Марта и стреляет, и вы сами видели, как она с конем управляется, – восхищенно сказала Мораг. «Меня бабушка Онатарио научила верхом ездить, а стреляю я только из лука, – девушка покраснела, – из пистолета громко очень, я до сих пор боюсь».

– Вот бы с ней на боте отправиться, – вздохнул Тедди. «Я же умею. Тетя Изабелла нас всех в Грейт-Ярмут возила, учила. Господи, она, наверное, в мужском костюме будет, ей так пойдет…». Юноша представил себе длинные, стройные ноги, смуглую кожу цвета каштанов, в распахнутом воротнике рубашки, волосы, бьющиеся черной волной под крепким ветром, и сглотнул: «Наверное, нам уже пора, вечереет».

Девушки ехали впереди. Он, глубоко выдохнув, сжав в кулаке поводья, велел себе: «Будете расседлывать лошадей – ты ее и пригласишь. Просто прогуляться, вот и все. Откажет так откажет».

Однако она не отказала. Она улыбнулась, так и держа в руке щетку: «Я вас буду ждать завтра в семь, перед Фанейл-холлом». Марта помолчала: «Тедди».

Он шел на Бикон-хилл, слушая и не слыша, что говорит Мораг, вспоминая глубокие, карие глаза Марты, ее волосы, от которых пахло лесной свежестью, всю ее – высокую, легкую, словно высеченную из старой, боевой бронзы.

– Артемида-охотница, – вспомнил Тедди, ворочаясь, глядя на косой, бледный серп луны, что повис над городом. Он выбрался из постели, и, чиркнув кресалом, зажег свечу. Тедди курил, сидя на подоконнике, смотря на спокойное море, на мачты кораблей в порту, и шептал:

-

Муза, воспой Артемиду, родную сестру Дальновержца,

Стрелолюбивую деву, совместно взращенную с Фебом.

Поит она лошадей в тростниках высоких

Мелита

И через

Смирну

несется в своей всезлатой колеснице

Радуйся ж песне и ты, и с тобой все другие богини!

– Радуйся, – уверенно повторил Тедди. Ласково улыбнувшись, он вздохнул: «Моя богиня».

В соседней комнате Мораг, подперев щеку кулаком, сидела над тетрадью. «5 июня 1793 года, – написала девушка. «Ничего не могу сделать – он мне так нравится, так нравится! Он красивый, умный, заботливый, и так много знает. А ему, – она прервалась и грустно погрызла перо, – нравится Марта, это сразу видно. Так тому и быть, – дописала девушка и застыла. Она неслышно, отчаянно плакала, не стирая слез с глаз, смотря на то, как расплываются свежие чернила.

Перед Фанейл-холлом, по площади, гуляла нарядная толпа. Марта сразу увидела его – в темном сюртуке, с букетом маргариток в руках. «Он тут всех выше, – поняла девушка. Подойдя к Тедди, принимая цветы, она улыбнулась: «Большое вам спасибо».

– Я хотел ландыши, – юноша все никак не мог отвести взгляда от ее лица, – но мне сказали, – тут они только в горах растут…, Но надеюсь, надеюсь, – Тедди покраснел, – вам и эти понравятся.

Марта спиной почувствовала, как на них кто-то смотрит. «Надо уйти отсюда, – вздохнула девушка. «Господи, и когда такое только закончится?»

– Очень, очень, красивые, спасибо вам, – Марта приколола букетик к поясу своего шелкового, цвета глубокой лазури, платья. Оно было отделано кружевом слоновой кости. Тедди увидел, как на Марту, облизывая губы, уставился какой-то изысканно одетый мужчина с тростью.

Тедди, вскинув каштановую голову, подал ей руку – люди вокруг замерли. Юноша тихо сказал: «Пойдемте отсюда, а?»

– Так всегда, – грустно отозвалась Марта, когда они шли к набережной. «У нас не принято белому юноше гулять с черной девушкой. Или наоборот, – добавила она. «Поэтому и смотрят».

– Смотрят потому, что дураки, – зло отозвался Тедди. «Я уже понял, Марта – недостаточно объявить рабство вне закона, надо изменять всю систему жизни. Мне кузина Мораг рассказывала – вас даже в библиотеку не пускают, это просто, просто… – юноша поискал слово, – дикость какая-то, вот и все».

– И на концерт мне тоже нельзя, – Марта указала на афишу. «У нас, конечно, есть свои школы. Вы знаете, я в следующем году уже буду малышей учить. Концерты тоже есть, и вечера танцевальные. Но все равно, – она поморщилась, – это так неприятно, Тедди…, Папа мой, – Марта понизила голос, – беглым помогает, с юга. Привозит их сюда, в свободные штаты, или в Канаду отправляет, дядя Стивен этим занимается. И все равно, – она вздохнула, – хоть мы тут и не рабы, а живем отдельно.

– И вообще, – Марта взялась руками за деревянные перила набережной, – я в школе преподавать буду. А толку? – горько сказала она. «Девочек в университеты не принимают, – ни белых, ни черных. Наши мальчики только с наставниками могут учиться. Вы юристом станете, Элайджа Кроу – капитаном, сыновья тети Эстер тоже в университет пойдут, а наши…, – она вздохнула: «Рабочие, фермеры, прислуга. Что у нас постоялый двор – так это матушку вашу, Тедди, благодарить надо. Без нее мои родители не смогли бы дом купить, дело открыть…»