Текст книги "клуб аистенок(СИ)"

Автор книги: Нелли Кулешева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

– Уверен, вы понимаете, если он согласится – проект запустят, и, уладив эти три пункта, он начнет сниматься, как только вернется, -

Редфорд. Рик помнил выражение на маленьком личике Дорин, предложившей заполучить Редфорда для фильма. Сейчас он излагал перед ним природу проекта и что прежде всего в нем интересует. Актер кивал, улыбался и по его комментариям Рик видел, что они, слава Богу, понимают друг друга полностью.

Вчера вечером, проходя мимо двери комнаты Дорин, он слышал, как она вслух читала "Алису в стране чудес". В любой из дней, она может родить и 50-летний мужчина усыновит

ребенка. В разговоре с Редфордом как-то всплыла тема детей. Возможно, потому что у Филиппа, главного героя, были дети. Редфорд спросил Рика, есть ли у того дети

– ...почти, – ответил Рик, и скоро обнаружил, что рассказывает всю историю с Дорин, о предстоящих родах и усыновлении.

– О, это целая история для кино, – сказал Редфорд.

Все, кто был в комнате, рассмеялись. Они подходили к критическим пунктам. К той части, когда Роберт Редфорд скажет Рику, какие изменения он хотел бы сделать в сценарии, и Рику придется решить за или против этих изменений. Он уже был готов направить разговор в это русло, когда услышал сигнал бипера, прикрепленного к ремню. Все повернулись к Рику.

– Наверное, я что-то не то съел за ланчем, – пошутил Рик, вскочив.

Дорин, ребенок, его ребенок вот-вот родится. Придет в этот мир и станет его наследником, его семьей. Встречу с Робертом Редфордом нельзя ни отложить, ни перенести. В эти 6 месяцев шанс запустить проект, вероятно, будет потерян.

– Джентльмены, – Рик слегка поклонился, – ученый с его лекарством от рака должен подождать, потому что именно сейчас я собираюсь стать отцом. – И легким шагом он покинул собрание с Робертом Редфордом, чтобы отвезти Дорин Кобб в госпиталь.

20

Однажды в Panache Карин Рассказала Элейн, будто слышала, что женщины, удочерившие ребенка, иногда кормят его грудью. Они прикрепляют к своему соску крошечную трубочку, соединенную с детским питанием. Ребенок сосет трубочку и одновременно грудь, и со временем гормоны матери вступают в действие, и грудь начинает вырабатывать собственное молоко. Добросердечной Карин Элейн не открыла, что ее тело не способно вырабатывать такие гормоны. Просто поблагодарила за информацию.

Джеки и Элейн решили встретиться после УЗИ, то есть через 14 недель. Время летело, от Джеки не поступало новостей, и это была хорошая весть, так как она означала, что беременность развивается нормально. Когда зазвонил телефон Джеки, Элейн услышала знакомый голос:

– Я сейчас – танк. Ты упадешь в обморок, увидев меня.

Она обрадовалась:

– Не могу дождаться.-

Открыв дверь в приемную доктора и увидев Джеки, Элейн испытала легкий шок. Намерение иметь ребенка перестало быть идеей. На лицо было явное свидетельство, круглое и пухлое свидетельство: внутри этой женщины – ребенок Митча.

– Как тебе это нравится? – Джеки вытянула ноги, потом поднялась с трудом и, подойдя, обдала Элейн запахом Шамиля.

– Выглядишь великолепно, – сказала Элейн.

Джеки отступила и посмотрела вниз на свой огромный живот:

– Там наш малыш, и сегодня мы увидим его.

Юная черноволосая беременная девушка, сидящая напротив в зале ожидания, отложила журнал, взглянула на них обеих и улыбнулась.

– У нас будет ребенок, – объяснила ей Джеки.

Девушка подняла бровки, не зная, что сказать, и, казалось, почувствовала облегчение, когда медсестра пригласила Элейн и Джеки в кабинет.

Доктор посадил Элейн на складной стул в угол комнаты, и оттуда она могла видеть только верх круглого живота Джеки, лоснящегося от геля. Доктор, красавец с серебряными висками в странной дисгармонии с очень молодым лицом, наносил гель на живот с такой нежностью, как любовник втираю– щий крем любимой. Гель облегчал скольжение инструмента в руках доктора.

Комната была слабо освещена, чтобы Джеки, Элейн, доктор и медсестра могли лучше видеть клубок-тельце на крошечном экране, вмонтированном под потолком. Картинка смотрелась как плохое восприятие сломанного TV, но картинка была долгожданная. Доктору необходимо было установить расположение жидкости, часть которой он собирался извлечь. С помощью медсестры, державшей указку на мониторе, он осторожно показывал, объясняя Джеки и Элейн, что у дитя все пальчики на руках и ногах, прекрасный позвоночник и здоровое сердцебиение.

– Бог мой! Когда должен был родиться мой Томми, таких вещей не было, – со стола поразилась Джеки. – В те дни просто скрещивали пальцы, молясь, чтобы все было хорошо. Доктор, можете сказать, что там?

– Конечно, могу. Могу вас уверить, что там ребенок, – пошутил доктор.

Джеки всхлипнула от смеха, и клубок на экране подпрыгнул.

– Я имею в виду пол, – спросила Джеки.

– Через несколько недель будем знать. Хотите, чтобы мы известили вас, когда, миссис О'Мэли?

– Черт возьми! Да! Правда, Элейн?!

Никогда не приходила в голову Элейн мысль о поле ребенка, она попросила Джеки сделать УЗИ, чтобы убедиться, что у ребенка нет генетических дефектов. А хочет ли Митч знать пол ребенка до рождения, она тоже не знала.

– Конечно, – Джеки обратилась к доктору, – в таком случае они будут знать назвать ли ребенка Джеки, если окажется девочка, или Джек, если вдруг будет мальчик, – она рассмеялась снова, – это шутка, доктор. Меня зовут Джеки, а это их ребенок.

Доктор с легкой улыбкой кивнул.

– Посмотрите, – вдруг сказала Джеки, – каждый раз, когда я хохочу, он скачет. Ну не прелестно ли это?

Элейн пыталась сконцентрироваться на экране, но не могла бы сказать, где какая часть ребенка, где кончается ребенок и начинается все остальное на картинке. Это не было похоже на то, что она воображала. Она думала увидеть такие же фотографии, как в книжках, которые она купила, как только узнала, что Джеки беременна. Книжки назывались "Ребенок родился" и "Скрытая жизнь неродившегося ребенка". Она моргнула, когда медсестра выключила яркий флуоресцентный свет над головой.

– Миссис О'Мэли, я дам вам слабую местную анестезию в том месте, откуда собираюсь извлечь околоплодную жидкость. Вы почувствуете слабый укольчик и больше ничего, – предупредил врач Джеки.

– А когда вы введете большую иглу? – голос Джеки звучал почти по-детски.

– Совсем не будет больно, – заверил ее доктор.

– Вам легко говорить, – нервно хихикнула Джеки.

Доктор промолчал.

– Элейн? – Джеки оторвала голову посмотреть туда, где сидела Элейн, – можешь подойти и поддержать меня за руку?

– Да.. .а... Конечно, – Элейн взглянула на доктора, спрашивая разрешения.

Он кивнул. Она подошла к столу и нежно взяла руку Джеки в свои. Пока доктор извлекал жидкость, и Джеки сжимала руку Элейн, они старались смотреть друг другу в глаза и говорить об одежде для мамы, в какие они сейчас, когда процедура окончится, пойдут магазины и, вообще, обо всем.

Час спустя они уже были в магазине Lady Madonna. До сегодняшнего дня Элейн отводила глаза, когда проходила мимо отдела или магазина одежд для мам. Сейчас, стоя посреди такого магазина, она с радостью выбирала слаксы и рубашечки для Джеки.

– В сером я смотрюсь, как старая дева, – кричала ей Джеки из примерочной. – В розовом – как Петунья-Свинья.

– Черное стройнит, – кричала ей в ответ Элейн, выбирая черную просторную футболку и черные брюки с эластичным пояском-резинкой впереди.

Она подала их Джеки в занавешенную примерочную. Когда занавески едва раздвинулись и показалась Джеки с огромнейшими грудями на огромнейшем животе, Элейн сделала шаг назад, но Джеки гордо выставила себя, широко раздвинув занавески.

– Шокирует? И только 17 недель. Буду мать-слон.

Плата в 10000 долларов не включала оплату одежды для будущей мамы, но Митч согласился дать Джеки несколько сотен долларов сверху. И будет прекрасно, если Элейн пойдет с ней покупать одежду.

– Мне нравится твой вкус, – говорила Джеки, – пойдем со мной, чтобы я не накупила вещей, в которых буду выглядеть глупо.-

Черная двойка была великолепна и белый морской топ с красными брюками, летнее платье, несколько футболок, брюки-джинсы для будущей мамы, четыре новых лифчика и полдюжины трусиков. Все стоило дорого. Джеки сказала, что ей не нужна ночнушка, так как она спит в мужской огромной футболке, "к сожалению, не с огромного размера мужиком", – смеясь добавила она.

Продавщица посмотрела с удивлением, когда Элейн оплачивала покупки наличными.

– Очень редко платят наличными, – почти подозрительно сказала она.

– Ей не позволено оставлять следы, вот почему, – ухмыльнулась Джеки, дружески толкнув Элейн в бок.

Противно. Противно скрывать от Джеки кое-какие аспекты жизни. Пока продавщица складывала в пакеты покупки, Элейн разглядывала все выставленные наряды, надетые на манекены с набитыми животами, и пыталась сообразить, как она бы выглядела, если бы сама была беременна.

– Похоже, вы покупаете ей весь гардероб, – прокомментировала продавщица, чтобы поддержать разговор. – Ваша сестра?

Элейн отрицательно покачала головой.

– Кузина?

Элейн снова отрицательно качнула головой.

– Не родственница?

– Нет.

– Поразительно. Вы очень похожи. Исключая, конечно, что она ...

– Беременна? – спросила Элейн.

– Нет, толстая, – произнесла Джеки, и все трое рассмеялись.

Продавщица отдала пакеты Элейн, та передала их Джеки, и они обе отправились на

ланч.

Джеки была на шестом месяце и Элейн решила поведать обо всем матери. Она приехала в Беверли Хилз и взяла маму на ланч в Bedford CafS, крошечный ресторанчик на углу, в котором мама любила бывать.

Ресторанчик располагался рядом с юридическим офисом, где она работала, и очень часто мама ходила туда одна и за мясным рулетом – коронным блюдом этого ресторана – читала газеты.

– Знаю, это странно, и у тебя будут всякие сомнения на этот счет, но, поверь, все тщательно продумано, и, если у нас будет здоровый ребенок от Митча, я стану счастливой женщиной.

– Ммм...мм, – лицо Маргарет Дунн застыло в маске неодобрения.

– Мама, ты и я – мы обе знаем – я могла умереть, но не умерла. И сейчас мне кажется, каждый день, прожитый мною на этой земле, священен. Представь, как же мне повезло, что у нас будет ребенок. Пожалуйста, порадуйся за меня.

– Родная, я счастлива, что у тебя будет то, что ты хочешь. Но, боюсь, все окажется не совсем так. Иметь ребенка таким образом, значит хотеть угодить мужчине, – голос мамы стал напряженным, и она смотрела поверх плеча Элейн.

Туда она всегда смотрела в те редкие моменты, когда возникал серьезный разговор с дочерью.

– Что ты имеешь в виду? – переспросила Элейн.

– He существует на земле Бога двух женщин, чтобы обе на сто процентов чувствовали себя хорошо в подобных обстоятельствах.

Элейн взглянула на маму, потом на официантку, приближающуюся к ним с подносом, на котором стояли тарелка с мясным рулетом для мамы и сэндвичем из индюшки для Элейн.

– Все будет о'кей, мам, – пообещала Элейн.

Но про себя подумала: "Ты права, ты абсолютно права, мама, но уже слишком поздно".

К концу 7-го месяца беременности Джеки большинство друзей Элейн и Митча знали о суррогатной матери. Некоторые, узнав, ахали, некоторые комментировали: "Я бы никогда на такое не пошла. Ты очень храбрая". Девушки-продавшицы магазина настояли и организовали "детский душ" – презентацию подарков для малыша в воскресенье днем в мае в дома Карин.

– Кого еще мне следует пригласить? – спросила Карин.

– Мою маму, трех сестер Митча и несколько девушек из школы. -

День этот выдался на редкость чистым, и Элейн ахнула при виде торта в форме колыбельки на столе, покрытом белой скатертью. Рядом со столом стояла настоящая, белая колыбель – один из многих подарков Бетси, и в ней громоздились перевязанные лентами и отделанные бумажным кружевом пакеты от других сестер. Все три сидели рядком и болтали промеж себя, и Элейн показалось, Бетси спросила Карин, будет ли Джеки.

– Нет-нет, – Карин будто цыкнула на Бетси.

Шарон, подруга Элейн из колледжа Нордбридж, тоже была беременна.

– Я покупала для себя и по одному купила и для тебя.

– Спасибо, – Элейн восхищалась памперсами и футболками.

Шарон, опухшей лицом и лодыжках, пришлось сесть.

– Я так устала носить этого ребенка. Если хочешь знать мое мнение, ты поступаешь правильно.

Элейн бьша благодарна маме, которая приветливо болтала с каждым, надев маску любезности, очень редкую на ее лице. Разве вот в таких случаях, да в офисе. Милая болтовня и выражение поддержки на лицах девушек из магазину грели Элейн. Она открывала каждый пакет возгласы восхищения при виде крошечных детских вешей трогали ее. Тесты показали, что родится девочка – Роуз. Маргарет де Нардо. По имени матери Митча – Роуз, и, конечно, Маргарет Дунн, чья дружеская поддержка и любезность, может, объяснялась выбором имени.

Карин, бывшая художница, купила в подарок крошечный стульчик, деревянный, намеренно не крашенный, и выкрасила его в бледно-розовый цвет. На спинке яркими темно-розовыми в цветах буквами она написала Роуз Маргарет де Нардо. Фейс, портниха в Panache, сделала прелестную подушечку с петлей из ленты так, чтобы ее можно было повесить на двери детской. Вышитые слова на подушечке были "Шшш! Роуз Маргарет спит!".

Каждому Элейн позволяла посмотреть на подарок, потом прижимала к себе. Крошечные платьица и крошечные балетные тапочки, белые носочки с бархатистым кружевом и крошечными жемчужинками. После подарков и торта все три сестры Митча извинились и ушли. Близкие подружки окружили Элейн, и каждая крепко обняла ее, все расплакались от радости, а, может, еще почему-то. Мама помогла отнести подарки в BMW. И прежде.^ чем сесть в свой Шевроле, сказала Элейн:

– Милая вечеринка. Хорошее начало. Давай молиться, чтобы все было хорошо.

Потребовалось три раза возвращаться, чтобы внести все подарки домой из машины. В

ту минуту, когда Элейн закрыла дверь гаража, раздался звонок. Должно быть, Митч. Он остался в магазине поработать с бумагами и сейчас звонит спросить, как прошло празднование. Но нет, звонил телефон Джеки. Элейн схватила трубку.

– Привет...

– Привет. Я пыталась дозвониться до тебя целый день, – Джеки была немного раздражена. – Я хотела встретиться с тобой сегодня. Мой сын в городе, он вернулся от отца, и я рассказала ему о тебе. Думала, может, мы трое встретимся.

– Как жаль, Джеки. Мне бы очень хотелось увидеть его. -

– Ну, что ж. Может, в следующий раз, – но было ясно – Джеки была уязвлена, – где ты была?

Элейн уже было хотела выпалить радостную весть о "Детском душе", но что-то заставило ее сделать вначале глубокий вдох, чтобы звучать спокойно, потом она произнесла:

– На "Детском душе" для малыша. -

– Нашего малыша? – переспросила Джеки.

Элейн закусила губу:

–Да.

– О! – казалось, Джеки удивилась. – И как? Кто организовал его? Какие подарили подарки?

– Карин в своем доме. И все такое красивое, розовое, и угощение было чудесным и вкусным, и не поверишь вещам, которые они накупили и сделали. Я даже не подозревала, что в мире существует так много и такие прелестные вещи.-

– О, да! – произнесла Джеки зло, – девчачья одежда в миллион раз красивее, чем у мальчишек. Расскажи мне все. -

Элейн взглянула на стол в столовой, куда сложила подарки. Разглядывая пакеты, она вспоминала каждый из подарков и в деталях описывала все Джеки. Та восторженно хихикала на другом конце провода.

– И стульчик, – Элейн чувствовала себя на подъеме, заново переживая события этого дня, – крошечный-крошечный, ты такого крошечного никогда не видела, розовый и ярко-розовыми буквами на спинке написано в цветах: Роуз Маргарет де Нардо. Представляешь? Ее имя на спинке стульчика...? -

Элейн остановилась. Облилась холодным потом. Фамилия, которую она так долго и тщательно скрывала – она сейчас произнесла ее. Выпалила, потому что бахвалилась, глупо расхвасталась. Митч будет в бешенстве. Какая же она дура!

– Ничего! – через несколько секунд успокоила ее Джеки. – Я уже давно знаю вашу фамилию. Еще до того, как забеременела. Еще с самого начала. Я прошмыгнула в офис врача, когда не было медсестры. Я даже знаю ваш магазин. Самое смешное, когда-то в этот магазин я собиралась устроиться работать; в старый магазин наверху над рестораном. Митч интервьюировал меня, но не нанял. Думаю, я узнала его, когда мы все вместе встретились. Забавно, да?

Элейн чувствовала замешательство. Она смолчала.

– Не волнуйся, Элейн. Я держала в секрете, что знаю вашу фамилию, потому что для вас двоих это было важно. И если бы я открыла тебе, что знаю, ты бы нервничала. Не надо бояться, я буду держаться нашего уговора, поверь.

– Верю, – сказала ей Элейн, но кокон безопасности исчез, и она стала бояться. – Верю!

– Ну и хорошо, – откликнулась Джеки, – очень хорошо.

21

К 4 часам Рик уже держал в руках своего сына Давида в госпитальной комнате Дорин. Где-то глубоко-глубоко он знал, что потерял Роберта Редфорда для своего фильма, но сейчас это не имело значения. Собственно, занимая Дорин разговорами, пока ее готовили к родам, он описал ей, как покинул встречу, но рассказывал так, будто это случилось с кем-то другим или во сне.

Давид, конечно, был самым красивым ребенком, когда-либо рожденным на этой земле. Масса рыжих волос, глаза зеленые, подбородок с ямочкой и маленькая ямочка как раз над левой стороной рта.

Дорин, больная после родов, не могла не улыбаться, наблюдая за Риком с кровати. На нем был госпитальный голубой стерильный халат, он сидел на стуле неподалеку, гукая с бэ-би, абсолютно оглушенный обожанием к своему спящему сыну.

– Няня, которую вы наняли, будет продолжать работать?

– Надеюсь. Вроде, она милая. Зовут ее Анни.

– Похожа на Нелл Картер.

Рик улыбнулся:

– Уже тридцать лет она няня, думаю, она знает Паблум или что они там едят.

– Вначале они ничего не едят, только пьют молоко, – сказала Дорин и добавила, глядя в окно, – мне сделали укол, чтобы молоко не поступало.

В комнату влетела медсестра:

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она Дорин.

– Наилучшим образом, – ответила та.

– Мне необходимо на несколько минут забрать ребенка, мистер Райзман. Доктор Уэйл делает обход и хочет видеть его в детской. Если кто-то из вас хочет поговорить с доктором, я пошлю его сюда.

– Я хочу, – Рик осторожно передал сестре сына. – Я сам подойду к детской.

Медсестра положила Давида в кроватку и выкатила из комнаты.

– Хочешь встретиться с педиатром? – спросил Рик Дорин.

– Зачем? Еще неделя, и я никогда больше не увижу его. Он не должен знать меня, – говорила она рассудительно, без гнева.

– Что ты собираешься делать? – спросил Рик, подходя к кровати.

Дорин не взглянула на него.

– Где-нибудь здесь найду работу, пока не почувствую, что хочу вернуться домой.

– Знаешь, я буду платить за тебя, пока ты не вернешься.

– Да, знаю, – откликнулась она, – хотя вы и не обязаны. Я обещаю вам, только несколько месяцев.

– Столько, сколько захочешь. 6 месяцев или 8.

– Не хочу возвращаться толстой и измученной.

– А я вот всегда такой – толстый и измученный, – пошутил он.

– Я хочу немного загореть, осветлить волосы, и всем ребятам дома скажу, что уезжала на долгие каникулы.

– Хорошая идея, – он одобряюще похлопал по одеялу, откуда торчала ее нога. – Вернусь через несколько минут.

Уже у двери он услышал, как она крикнула: "Рик".

Он повернулся.

– Хочу вам что-то сказать. Я много думала об этом и очень беспокоилась, боялась оставлять с вами ребенка ...

Он постарался остаться спокойным.

– Почему? – спросил он.

– По той же причине, по которой вы взяли и ушли со встречи с Робертом Редфордом, что только подтверждает, что вы – абсолютный глупец, – и потом она рассмеялась тем открытым и сердечным смехом, который он успел уже полюбить.

Через два дня он приехал в госпиталь с няней забрать Давида домой. Закон трактовал, что в случае отказа от ребенка, Дорин не имеет права жить в том же самом месте, что и ребенок, и потому, утром в госпиталь заехала Андрея забрать ее к себе на квартиру, где она жила до кровотечения.

На парковке, прежде чем Анни поместила Давида на сиденье для малышей, бедная Дорин поцеловала розовое личико мальчика, и Рик заметил напряжение на ее лице. Когда же Рик обнял ее круглое тело, она потеряла контроль и разрыдалась.

– Не знаю, – всхлипнула она, и всхлипнула снова, – буду я больше скучать по ребенку или ... по вам, по всему, – она втянула носом воздух.

Он крепко сжал ее, эту маленькую коротышку-подростка.

– Пообещайте мне одну очень важную вещь, – она посмотрела на него вверх.

– Говори ...

– Что вы будете ему читать. Он уже привык к этому и слышал много историй. Я оставила у вас в доме все детские книжки. Они в детской, в шкафу.

– Буду читать, обещаю.

– Все готово, мистер Райзман, – тихо сказала Анни.

Рик, Дорин, Андрея и Анни взглянули на заднее сиденье на спящего Давида, одетого в бледно-желтый костюмчик, который Би Кобб смастерила для него и прислала из Канзаса две недели назад.

– Ну что ж, мы не должны заставлять его ждать, – сказал Рик и в последний раз обнял Дорин.

Он помог ей сесть на пассажирское сиденье в машину Андреи и стоял рядом с Анни, пока Андрея разворачивала машину и увозила Дорин в жаркий калифорнийский день.

В первые недели он просыпался от каждого покрехтывания ребенка и следовал за Анни из комнаты в комнату, наблюдая за тем, что и как она делает. И настоял, чтобы она в свою очередь, следила за ним, когда он кормил, купал или менял Давиду памперсы.

Держа обещание, данное Дорин, Рик клал маленький сверток себе на колени и читал ему из книг, оставленньщ ею: "Сбежавший Банни", "Маленький медвежонок", "Маленькая Красная Курица". Иногда они оба лежали на спине, и Рик держал книгу над головой, чтобы малыш видел яркие картинки. Тот дергал ножками и с энтузиазмом махал ручками.

Было еще несколько актеров, интересующихся ролью, на которую он потерял Роберта Редфорда. И были другие многообещающие проекты, и скоро его распорядок дня стал очень плотным. Но рано вечером он уже всегда возвращался домой, чтобы быть с Давидом. Анни помещала мальчишку на сиденье на кухонном столе, и Рик зачерпывал ложечкой уже разрешенные рисовые хлопья и наблюдал, как почти все они размазываются и разбрасываются по столу и полу. Когда Давид улыбался, Рик громко хохотал. Часто он кормил сына и разговаривал по телефону одновременно, чтобы оправдать слишком ранний приход домой. Таким вот образом он мог делать дело и одновременно заботиться о сыне. И надо было еще навещать Бобо.

– Посмотрите на этого папашу. Не поверишь! – восклицал Бобо.

Две подружки старика сидели рядом. Они окружили Рика с малышом на руках. Рик знающе держал бутылочку, наблюдая, как сын поглощает ее содержимое.

– Точно так кормил тебя я, – заметил Бобо, – исключая тот факт, что ты не был так хорош, – старик хихикнул и толкнул в бок Эсси Бейлис, тетю Гарви Фельдмана.

– Это мой Гарви помог вам с ребенком? – спросила пожилая дама.

Каждый раз, глядя на эту старую леди, Рик не мог поверить, что когда-то она танцевала у Буши Бекли. Он пытался представить ее молодой и прелестной в одном из этих глупых костюмов.

– Да, это так, – сказал Рик.

– Он – гений, – улыбнулась старая леди.

– Как случилось, что вы не женаты, – спросила Стела Грин, подруга Эсси, крошечная женщина, долгое время работавшая секретарем у Джека Уорнера.

– Не начинай все объяснять сначала. Он не женат, потому что дуралей.

– Дядя Би, сейчас у меня есть сын, зачем мне нужна жена?

– Я съем суп, – Бобо заказал проходившей официантке, потом пододвинул стул и сел, – Эсси, милая, может, и ты съешь тарелку супа? А ты, Стела?

Обе дамы отмахнулись, попрощались с Риком и Давидом, который, посасывая бутылочку, улыбался им, чем приводил старушек в умиление.

– Дома кто заботится о нем? – спросил Бобо, внимательно вглядываясь в Давида. – Каждую неделю он хорошо прибавляет. Посмотри на его размеры. Хайя, шкодник. Скажи "хайя", дядя Бобо. Можешь называть меня дедушкой. Не буду взимать с тебя, если назовешь меня дедушкой.-

Рику очень нравилось наблюдать за Бобо и Давидом.

– Что слышно о малышке? – вдруг очень серьезно спросил Бобо.

– Ничего. Таково условие. Когда она почувствует, что готова возвратиться, она позвонит, и я отправлю ее в Канзас. Но видеть Давида она не хочет. Наверное, никогда.

– Кто бросит в нее камень, в бедняжку, – цыкнул Бобо, – был бы я помоложе, я разыскал бы этого негодяя и убил его. Ойе, хороший она ребенок. Печенюшка с перчиком.

Давид опустошил бутылочку.

– Дай его сюда, – потянулся Бобо, – пусть отрыгнет. Так, негодяйчик, – нежно Бобо положил животик Давида себе на плечо и гладил, гладил, гладил его крошечную спинку своей скрюченной от артрита рукой. – Возможно, ему понадобится тоник доктора Брауна, который всегда помогает мне.

– И мне, – засмеялся Рик.

Давиду он не понадобился. Его отрыжка заполнила комнату, и официантка, только что поставившая суп перед Бобо, зааплодировала.

– Умею управляться с детьми. Не то, что этот парень здесь. Он умеет только с шалавами. Меня дети любят. Малыш подрастет научу его многим играм.

Давид уснул на плече Бобо. Рик снял фотоаппарат, который сейчас всегда носил с собой, чтобы запечатлеть картинку.

В то утро, когда Давиду исполнилось шесть месяцев, позвонила Андрея:

– Хочу поздравить Давида и сказать, что Дорин готова вернуться в Канзас. Она сбросила вес, чудо из чудес, потому что последние несколько месяцев работала в кондитерской. Говорит, что чувствует себя хорошо, и хотела бы уехать в понедельник. Хотите, я организую все для ее отлета?

Рик и Дорин не общались с того времени, как расстались в госпитале. Таково было условие, и они его придерживались.

– Я сам все сделаю. Скажи ей, если она не против, я хотел бы взять ее кое-куда в понедельник днем, а уедет она в понедельник вечером.

– Скажу. И ... если вам интересно, она ни разу не обмолвилась о ребенке. Даже когда мы сидели рядком в пижамах и говорили о самом-самом, самом сокровенном. Она говорила, в основном, о своей маме, и как она скучает по ней. И как беспокоится за свою старшую замужнюю сестру Триш и ее детей. У меня создалось впечатление, что муж Триш – Дон – не подарок судьбы. Но, во всяком случае, Дорин окрепла, почти каждый день говорит с матерью по телефону. Иногда они даже вместе молятся.

– Я скучаю по ней, – сказал Рик. – И буду скучать сильнее, зная, что она так далеко.

– Я тоже. Она была глотком свежего воздуха в этом дерьмовом городке.

Рик повернул машину на юг, и Дорин, молчавшая всю дорогу, увидев Театр Merv Ariffin, издала вопль:

– Бог мой! Jeopardy! Смотрите! Jeopardy Алека Требека!

Рик въехал в парковку. Дорин высунула голову в окошко Мерседеса.

– Мы останавливаемся? Паркуемся? Мы что, собираемся ...? И что, все эти люди приехали на Jeopardy? Не могу поверить!

Улыбающийся Рик был ответом.

– Да. Да. Спасибо. Спасибо, – радовалась Дорин.

Она буквально не могла усидеть на месте. Как только они припарковались, Дорин открыла дверцу машинь и впереди Рика помчалась к входной двери театра. Ждала длинная очередь, она возвратилась к Рику, схватила его руку своей крошечной ручкой:

– Быстрей, давайте встанем в очередь.

– Все в порядке. Не беспокойся, – сказал Рик и повел ее к двери, где стоял одетый в голубой блейзер паж.

– Я Ричард Райзман, – сказал он пажу, чувствуя нетерпение Дорин, сжимавшей его руку, – мы гости мистера Грифина.

Паж достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул, прочел и жестом попросил Дорин и Рика следовать за ним. Он провел их по прохладному фойе и открыл тяжелую дверь студии. У Дорин перехватило дыхание, когда наяву она увидела знакомую обстановку, много-много раз виденную по TV. В самом центре первого ряда находились два места, отделенные лентой. Когда паж подводил их к этим местам, Рик мог слышать в горле Дорин радостный клекот. Паж снял ленту, чтобы они могли сесть.

– Мы будем снимать два шоу, пока вы здесь и еще три попозже сегодня днем, – сообщил он.

– Два шоу, – Дорин возбужденно толкнула Рика в бок. – Мы оба посмотрим.

Паж повернулся уходить, но Дорин остановила его:

– Уу... сэр, мистер Требек здесь?

– Конечно.

Дорин снова задохнулась от удовольствия. Очень скоро двери открылись и орды людей заполнили студию. Она превратилась в пчелиный рой – возбуждение, нетерпение, активность – и все отражалось в глазах Дорин. Собралась команда, прошел разогрев, и когда вошел Алекс Требек, Дорин подалась вперед, не сводя с него глаз. Лицо ее горело от возбуждения.

Требек двинулся к аудитории, Дорин сдавила руку Рика.

– Листок бумаги, оо.. .ну, почему я не взяла с собой листок ...

Рик вытянул из кармана блокнот с именной надписью "с письменного стола Рика Райзмана", ручку из другого, и вручил Дорин. Она уже вскочила на ноги, предлагая бумагу и ручку красавцу Алексу Требеку, улыбавшемуся ей.

– Пожалуйста, – попросила она, – пожалуйста, для самой лучшей мамы в мире – Би Кобб – подпишите.

– Если я так поступлю, моя мама начнет ревновать, – пошутил Алекс Требек.

– Ой, она не узнает,-умоляла Дорин, потом улыбнулась с кокетством.

– Ты права, – он передал ей подписанный им листок и двинулся к другому фанату, а Дорин выдохнула "спасибо".

– Моя мамуля лопнет, – она села, восхищенно глядя на листок, прижимая его к себе.

Она продолжала прижимать его всю дорогу к Андрее. Подошло время прощаться. Дорин ни словом не обмолвилась о ребенке, и это удивило Рика.

– Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, позвони мне коллект, – сказал Рик.

– Может, фотографию Давида на Рождество, – сказала или попросила она.

– Сделаю, – пообещал он.

22

Элейн чувствовала, что просыпается от ласк Митча, руки его, лаская ее тело, будили ее, его язык медленно двигался вниз и вниз. Наверное, она заснула в постели, когда они смотрели TV, а Митч не спал. Может, что-то по TV возбудило его. Нет, Митч всегда сексуален. Митч, вкусный, очаровательный Митч, хочет ее ...

– Ммм, бэби, – шептал он, – я люблю тебя, люблю ...

Зазвонил телефон.

– Автоответчик – шептал Митч, – пусть автоответчик – он уже был внутри нее. – Автоответчик пример сообщение, – решил он.

Телефон звонил и звонил. Может это ...

– Телефон Джеки, – произнес Митч, заканчивая мысль Элейн.

И в это время телефон замолчал. Митч вздохнул с облегчением, он уже целовал ее, вжимая ее грудь в ее груди, вот он на коленях, подтягивая ее ноги, высоко поднимая их, обвивая ими себя, все глубже и глубже входя в нее так, чтобы она могла чувствовать его всего до ...

– О, Бог мой, Митч, Митч, Митч ...

И тогда снова зазвонил телефон, разрушив все, повергнув Митча в отчаяние, он упал на нее, схватив трубку.

– О, Бог мой, Митч,-услышала Элейн плачущий голос по телефону.

Джеки.

– Я рожаю, и мне так больно ... О, Бог мой!

– Ты позвонила доктору? – спросил Митч, слезая с Элейн и садясь на край кровати, чтобы поговорить с Джеки.