Текст книги "клуб аистенок(СИ)"

Автор книги: Нелли Кулешева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

Уже повесив трубку, она спросила себя, заметила ли Гайди, что спальня ее уже давно превратилась в подобие офиса для Барбары, наполненного книгами по специальности и файлами. Если снова обратить ее в спальню, необходимо будет взять в ренту места для складирования. Но эта – меньшая из проблем. Гайди не жила дома, кроме каникул, уже шесть лет. Даже некоторые летние каникулы и 4-х лет в колледже она провела вне дома. Работала официанткой в Санта-Барбаре, одновременно обучаясь на дневных курсах, в другое лето посещала программу Davis. Уже давно-давно у них с дочерью не было повседневного контакта, и Барбара беспокоилась, как сложатся отношения сейчас.

Я сделаю эти отношения хорошими решила она. Они не должны быть такими, какими были, когда Гайди была подростком, потому что у Гайди будет работа, и каждое утро нужно будет ходить туда, и встречаться они будут лишь вечерами. Даже часто и вечерами не будут, так как у Гайди будут свидания. Свидания. Каково это будет для Гайди, если живешь дома, встречаться с мужчиной и появляться дома на день-два? Сейчас она встречается с 35– летним. Одна из коллег Барбары в госпитале, возраста Барбары, была замужем за 35-летним. Совсем не вдохновляющая мысль – Гайди снова живет дома. Но уж очень уютная, греющая. Если дейcтвитeльнo, она возвратится в Лос-Анжелес, они со Стэном должны поощрять ее съем квартиры, ни намеком не дав понять, что она нежеланна в доме.

Матери и дочери. Почему это так всегда сложно? Сегодня вечером, помогая Грейси встать, чтобы сменить постельное белье, на которое Грейси пролила немного супа, практически поднимая ее со стула и перенося на кровать, она спрашивала себя, будет ли Гайди когда-нибудь делать это для нее. Внезапно ей показалась привлекательной мысль стать стареющей матерью, заползти в чистую перестеленную постель и попросить Грейси покормить ее супом.

– Мне нравится моя новая группа. Они, кажется, привязаны друг к другу и у них в отношении себя хорошее чувство юмора. А поскольку им пришлось через очень многое пройти, чтобы заиметь своих детей, они не позволяют ничему становиться поперек их счастья. Наблюдать за ними – хороший урок.

– Я так рада, что все идет хорошо. Я знала, что так и будет, но совсем не представляю, как тебе удастся со всем этим управляться, да еще найти время для свадьбы.

– Для чего?

– Сегодня я говорила с моей внучкой, – улыбнулась Грейси, – и она поведала мне, что у нас будет свадьба.

– Что? – ошеломленно спросила Барбара.

– Ух, я что, выложила до срока? – взгляд Грейси стал виноватым. – Разве она не звонила тебе сказать, что блуждающий князь заявился и решил, что не может без нее жить?

– Мама, ты же это несерьезно?

– Уверена, сегодня вечером она позвонит тебе сказать об этом, – Грейси заложила салфетку за высокий воротничок хлопчатобумажной ночной сорочки, – не знаю, стоит ли это того, но по телефону она звучала головокружительно счастливой.

Плохая новость подумала Барбара. Скорее всего, ловушка со стороны этого повесы заманить

Гайди в постель, но до свадьбы никогда не дойдет.

– В ее возрасте у тебя уже было 2-е детей.

– Но у меня так же был Стэн. Этот парень – Район – пустышка. Она сама мне так его характеризовала. Не джентльмен с сильным характером, не так ли?!

– Ну что ж, мамочка дорогая, – в голосе Грейси явно прорывалась ирония, – как ты всегда любила язвить мне ..., не тебе выбирать, – она рассмеялась громко, сердечно.

Смех этот должен был бы порадовать Барбару, так как свидетельствовал, что Грейси на пути к выздоровлению. Но Барбара этого не заметила.

– Ты что, видишься с Джеки?

"Пожалуйста, Боже! Пусть он скажет "нет", пусть эти телефонные звонки ей – Джеки – окажутся лишь деловыми", о неоплаченных медицинских счетах".

Митч смотрел в пол, не отвечая.

– Видишься, – подтвердила сама себе Элейн, ей хотелось умереть; пусть бы рак убил ее вместо того, чтобы стоять вот так сейчас, чувствуя себя отвратительной сквалыгой, допрашивающей, требующей ответа. – И с собой ты берешь Рози, так?

Когда он, наконец, ответил, это был слабый кивок.

– Почему? Как? Что заставило тебя так поступать после всего, через что мы прошли? Митч, все эти годы я чувствовала себя такой неадекватной и потому позволила тебе иметь ребенка с другой женщиной. Но все это время не было ни одной минуты, чтобы я не хотела умолять тебя бросить все, потому что это было так больно. Разве тебе не ясно, что одной из причин, почему этот ужасный мир все еще существует – это потому, что женщине отчаянно хочется чувствовать ребенка внутри себя от любимого?! А не наблюдать, как другая женщина цветет этим счастьем. Этим чувством? может, еще и увижу, как ты с ней занимаешься любовью? Ты уже это делаешь, Митч? Ты занимаешься с Джеки любовью? Можешь обо всем сказать мне, раз уж вышло наружу. Ёе на твоей рубашке, твои телефонные звонки ей черным по белому на наших телефонных счетах. С ней это сексуальнее, потому что у нее внутри все в порядке?-

Она кричала на него, голос рвался к потолку, отдаваясь эхом. Она была уверена, он наполнял весь магазин, каждое слово слышали продавщицы и покупатели. Она, наконец, исторгала всю боль, злость, которые так долго копились в ней. Митч не пытался остановить ее. Он стоял, не двигаясь, в дверном проеме офиса, не отрывая взгляда от своих черных туфель.

– Мама, – позвал ее откуда-то голос Рози, и голос Карин ответил ей:

– Мама сейчас занята. Давай пойдем и померим шляпки? Держу пари, Рози будет прелестной в шляпке. Пойдем, пойдем. Вот-вот! Какая хорошая девочка. -

– Я не притрагивался к ней. Может при расставании обнял ее – и поэтому запах духов, но я е Рози хожу иногда к ней, потому что однажды, когда я закрывал магазин, она пришла сюда. Девушки в магазине не знали, кто она, а я почти остолбенел, когда увидел ее. Думал, она о нас ничего не знает. Думал, мы поставили тот телефон отдельный, платили за все наличными, чтобы она не знала. Но она сказала, что давным-давно знает наше имя. Что когда– то даже устраивалась на работу в магазин и тогда познакомилась со мной. Что, когда в первый раз мы встретились в офисе юриста, она вспомнила меня, хотя я, конечно, не помнил ее. И она сказала, что во время ее беременности ты однажды случайно проговорилась и выдала наше имя. Она сидела вон там и говорила мне; "Митч, это не шантаж, не угроза, это правда. Этот ребенок из моего тела и мне необходимо видеть ее, знать ее, быть с ней". Она все повторяла, что это не шантаж или что-то в этом роде, и что ей нужно быть в жизни Рози. "Скажи Элейн, все будет хорошо" – говорила она. Она умоляла меня. Говорила, что не будет вреда твоим отношениям с Рози. Тогда я сказал ей, она ненормальная, абсолютно сумасшедшая, если думает, я на это соглашусь, или ты согласишься. Я не верил, что это не шантаж и предложил ей деньги, много денег с тем, чтобы она навсегда ушла из нашей жизни, я даже не мог представить, где возьму такие деньги, но они ей не были нужны. И внезапно я понял: она совсем не сумасшедшая, она хочет, действительно, быть со своим ребенком. Сумасшедшая идея – принести этого ребенка в этот мир таким образом. Мы все трое сумасшедшие. Я виню себя. Из-за моего колоссального эго ты прошла через эти пытки и Джеки тоже. Все не работает так, как я думал будет работать?-

– И ты мне ничего не сказал, не посоветовался. Просто взял Рози к ней.

– Боялся, что если скажу, это убьет тебя, – обороняясь, объяснил он.

Элейн пришла в ярость от того, что он решил, что это его оправдывает.

– Ты лгал. Сделал ребенка частью твоей лжи.

– Я понимал, что как только Рози заговорит, это будет невозможно. Надеялся, что и Джеки, увидевшись с Рози пару раз, тоже поймет и передумает. Или я как-то расскажу все тебе, и мы сможем решить, что делать. Элейн, я плохо поступил. Но самое плохое – что несколько лет назад я не сказал тебе "давай попытаемся усыновить ребенка. Пусть у нас не получилось один раз, мы снова будем пытаться". И сестрам я должен был сказать, чтобы они занимались своими делами и не лезли в наши. Я должен был сказать им; мне абсолютно безразлично, будут ли у ребенка гены де Нардо. Но, что сделано – то сделано. У меня ребенок с этой женщиной, и я не могу делать вид, что этого не произошло. И ты не можешь, и она не может. -

Элейн смотрела в его лицо и ненавидела его.

– Митч, я иду домой. Рози забираю с собой. Сегодня вечером по дороге в колледж, я оставлю ее у мамы. Пока меня не будет, я хочу, чтобы ты забрал все свои вещи, потому что я не буду жить с тобой, мне невыносимо, что ты заставил меня через все это пройти, и я не хочу быть рядом с тобой. Мы обсудим детали нашего развода с помощью юристов., и, что касается Рози тоже.

– Элейн, пожалуйста ...

– Нет, Митч. В последний раз, когда ты просил и говорил "пожалуйста", я согласилась сделать то, что ты просил и говорил "пожалуйста", я согласилась сделать то, о чем ты просил, и это ранило очень многих ..

33

Барбара сделала глоток кофе, взглянула на часы и поняла, что пора начинать.

– В этой группе мы зачастую говорим о тех же проблемах, какие обсуждаем во всех других моих группах; неприятных и уродливых сторонах разводов, ограничениях во времени, сне.

– Сне. Никогда об этом не слышала, – встрепенулась Джудит. – Даже не знаю, что это такое. Когда Джулиан перестала ночью просыпаться, у меня уже была Джоди. Подозреваю, в последний раз я выспалась в ночь перед рождением Джулиан.

Кое-кто произнес "аминь" на эту тираду,– рассаживаясь и удобно устраиваясь в креслах. Каждую неделю встречаясь все в этой группе, казалось, искренне радовались друг другу, обнаруживая уникальный уровень доверия и чувство гордости своего отличия от остального мира. Барбара надеялась и молилась на такое единение в каждой своей группе, но не всегда это случалось. Когда случалось, дружбы завязывались, отношения продолжались после того, как год встреч заканчивался. Когда не случалось, никоим образом ей не удавалось сблизить их, родители лишь взирали друг на друга и расставались с облегчением.

Лучшее решение для меня и моих малышек – забрать их в свою постель на ночь. Я прочла книжку "Семейная постель и задала себе вопрос почему это кроха должна чувствовать себя одиноко и в холоде, когда мы можем все вместе притулиться друг к другу, и я дам им почувствовать, что они в безопасности и любимы, – опять начала Джудит.

– Не хотите еще в придачу взять и стылого мужчину? – осведомился Рик.

– Я должна бы догадаться, что вы непременно обратите это в шутку, – рассмеялась Джудит, бросив в Рика памперсом. – И поверьте, я могу использовать этот смех. В дополнение к моим несчастьям с мужчинами, о которых я вам рассказывала, я не могу найти домработницу, которая бы нравилась мне. Иногда я просто схожу с ума.

– Хотите поговорить об этом? – спросила Барбара.

– Какая из проблем волнует больше; мужчины или домработницы? – спросила Рути.

– Хороший вопрос, – Барбара повернулась к Джудит. – Какая проблема больше волнует: мужчины или домработница?

Джудит секунду подумала и усмехнулась;

– Вы же знаете, как трудно найти хорошую помощь.

Все рассмеялись. Разговор пошел, как трудно совмещать работу и воспитание детей, о чувстве вины перед детьми, когда бросаешь их, уходя на работу. Они все, исключая Элейн, работали, да и она несколько вечеров в неделю посещала занятия в школе и зубрила, зубрила в другие дни. Митч не приходил на последние сессии группы, и Элейн всегда извинялась за него, объясняя, что он занят в магазине.

Рональд Левин поджидал ее у дверей ее офиса. Лицо его было пепельным, а глаза – гневными. Предварительно он не звонил, но пришел сказать, что его сумасбродная жена оставила на его автоответчике сообщение, что она и их сын Скотти уехали на Гаваи. Не потрудилась добавить, куда на Гаваи и на сколько. Его трясло, и когда Барбара открыла боковую дверь офиса, он ворвался внутрь.

Она приехала сегодня пораньше, так как хотела до первого пациента сделать несколько звонков, но боль Рональда заполонила офис. Его сломленное горем тело смотрелось нелепо в безупречном костюме от Armani, он мерил пространство ее офиса перед письменным столом, проклиная Джоан и кидая обвинения в Барбару. Барбара слушала молча, давая ему возможность выпустить пар. Наконец, он упал в кресло напротив ее письменного стола и разрыдался, положив лицо на руку. Тело его сотрясала агония рьщаний.

– Что мы творим друг другу во время -любви? – выдавил он сквозь всхлипы. Потом поднял голову и спросил, – вы когда-нибудь разводились?

– Нет, – сказала Барбара.

– Можете представить, каково это – делить ребенка с тем, кого ненавидишь? Кто ведет себя отвратительно, пытаясь настроить против тебя единственное на всей земле создание, которое ты любишь всем сердцем? Нет, конечно, нет! – произнес он тихо.

– Наверное, это ужасно!

Когда он встал, глаза его были злы;

– Не бормочи мне сочувственно-психиатрическую чушь, ты, стерва, – взорвался он, – это хуже, чем просто ужасно. Я хочу, чтобы мой сын жил рядом со мной, а я даже не знаю, где он! Зачем, ну зачем я пришел сюда! Заплатить, чтобы вы мне сказали это дерьмовое "Это, наверное, ужасно".

На какую-то долю секунды Барбаре показалось, что он собирается перепрыгнуть через стол и схватить ее.

– Вы должны помочь мне получить полное опекунство. Вы должны сказать суду, судье, властям, что я -единственно нормальный. Что его мать сумасшедшая, и каждую минуту тратит на то, чтобы и его сделать сумасшедшим. Скажете?

– Скажу то, что считаю лучшим для Скотти, – Барбара ответила как можно более беспристрастным голосом.

Рон Левин, как ошпаренный вылетел из кабинета. Зазвонил телефон, Барбара подняла трубку и тупо назвалась:

– Барбара Сингер.

– Привет, мам.

Это была Гайдн. Звонила она, чтобы сообщить новость, которую Барбара уже знала. Она помолвлена. Район подарил ей обручальное кольцо, сказала она Барбаре таким лучезарным голосом, когда произносила его имя, будто он есть и всегда был самым замечательным парнем. Они подыскивают квартиру, достаточно большую, чтобы в ней размещались их офисы. Один из которых, доверилась она Барбаре, может стать ... "ну, ты знаешь".

И Барбара почувствовала, как в сердце ее вонзился нож, потому что она знала наверняка, что "ну ... ты знаешь". Означало "детская". Слова "не тебе выбирать, мама" снова сверлили ее мозг.

– Думаю, мы хотим просить вас с папой подумать об отеле Bel-Air. – сказала Гайдн.

Барбаре никогда не приходилось прицениваться к свадебным торжествам, но ей было

известно, что Bel-Air Hotel с его роскошными садами и прудами, в которых плавали лебеди, – высшая категория. Хотелось бы ей знать, будет ли она уважать своего будущего зятя, будет ли он обращаться с ее дочерью хорошо, и составит ли ее счастье, если она – Барбара – согласится с мыслью отпраздновать свадьбу в Bel-Air Hotel. Пойти на поводу детей и сделать так, как они хотят, вместо того, чтобы занять оборонительную позицию и раздражаться и беспокоиться по этому поводу.

"Почему так происходит", – подумалось ей, – "что именно та область, где мы можем полностью полагаться на свою интуицию, на интеллект и мудрость, накопленные годами, всей жизнью, именно эта область, по иронии судьбы, та, где мы абсолютно беспомощны".

– Внутреннее зрение – ни черта не значит, а критика – поцелуй смерти, – предупреждала ее Грейси.

– Через несколько недель мы приедем, вы познакомитесь, и мы поговорим поподробнее о дате, месте и всем остальном. Я люблю тебя, мам, – доложила Гайдн, вздохнув.

Барбара тоже вздохнула, вешая трубку, закрыла дверь, через которую выскочил ужаленный Рон Левин, и открыла фронтальную дверь для первой семьи сегодняшнего рабочего дня.

31

Давид Райзман был очень требователен, и, хотя няня заботилась о нем целый день, счастлив он бывал лишь тогда, когда папа приходил домой. Он обожал вечера, когда они вдвоем бесились на кровати, а потом, когда Рик, изнуренный рабочим днем отключался и засыпал, Давид использовал его как подушку и смотрел "Сезами стрит" на видео.

И, конечно же, они оба любили играть в бассейне: Рик держал Давида на воде, а тот брыкал, брыкал, брыкал своими толстенькими ножками. Пэти права, думал Рик, обнимая сына и через пижамку вдыхая запах детской пудры. Этот ребенок присвоил меня. Я брошусь под грузовик, чтобы спасти его жизнь, и всякий раз, когда он ухмыляется, я готов разрыдаться.

Сегодня Давид забрался ему на колени, Рик прочел ему несколько любимых книжек и взялся за сценарий, над которым работал. Поискав в ящиках и во встроенных шкафах, он нашел сокровища своей семьи: фотографии, которые хотел включить в альбом. Давид должен знать и семью, его усыновившую. Фотографии семьи Коббс, фотографии Райзманов. Рик смешал их, использую свой дар к визуальному, и альбом стал для Давида любимым времяпровождением перед сном.

Рик тоже любил это время. Каждая фотография воскрешала в памяти его Голливудское детство в большом доме в Bel-Air, отца и дядю – двух красавцев-повес, его ослепительных родителей, совершенство, которых, возможно, потускнело бы, знай он и^не только в своем детстве и отрочестве. Но такого не случилось и сейчас, когда ему 50, он сознавал, что память об их отношениях и их любви, переписанная и, вероятно, очень измененная и потому казавшаяся совершенной, во многом способствовала тому, что любые отношения с женщинами в его жизни казались бледными и несовершенными по сравнению с любовью его родителей.

– Если туфля "сидит", милый, – вот что сказала ему Пэти, когда они заговорили о тех, кто не способен к длительным отношениям, потому что в голове их сложился непоколебимый образ того, как это должно быть.

–... Дядя Бобо, дедушка Джейк, – тыкал пальчиком Давид в любимые фотографии, – о... 0-0 бабушка Джейн, дедушка Джейк ...

Рик взглянул на саму любимую фотографию Давида. Это был старый студийный снимок для паблисити Джейн Грант и Джейка Райзмана – сногсшибательно красивых и элегантных. И как они смотрели друг на друга! Конечно, они были без ума друг от друга! Сегодня эта фотография наполнила его сожалениями о зря потерянном, понапрасну растраченном времени, и он про себя помолился за них обоих.

"Помогите мне", молился он, глядя на их снимок, все так же тоскуя по ним, как и 30 лет назад. "Помогите мне измениться, измениться настолько, чтобы я смог найти женщину на всю жизнь. Став отцом, я познал науку, как чьи-то интересы ставить впереди своих, как любить, понял, каково быть раненым. Это маленькое небесное создание изменило мое самосознание так, что иные дни небо кажется мне голубее голубых, музыка – самая мелодичная и никогда раньше не слышанная, и теперь я знаю, я хочу это счастье разделить с женщиной".

Давид пыхтел над каждой фотографией: – Дорин -бима, Би баба, тетечка Триш ... и пучок морковных головок, – орал он, тыкая пальчиком в детей Триш, а потом в мужа Триш – Дона.

Рик присмотрелся, потом еще раз посмотрел внимательнее. Желудок его повело.

На следующее утро Пэти забежала в его офис с пакетом покупок. Заглянув в офис, чтобы о чем-то спросить Андрею, Рик загляделся на блондинку с шикарной задницей, очень аппетитной, и поразился, когда блондинка обернулась, и оказалось – это Пэти. Выглядела она подростком в потертых, выцветших джинсах и футболке.

– Привет, – ее чудесная улыбка осветила комнату, – в отделе продаж мальчиков – распродажа, а так как ты всегда одеваешь Давида в полиэстеровые костюмчики, я решила воспользоваться своим статусом его неофициальной тети и купила ему кое-что из одежды.

Рик подошел обменяться Голливудским поцелуем – легкое касание щек – и на мгновение – он не сообразил, виной ли запах Пэти, что-то среднее: крем для загара и Sea Breeze, или же его воздержание – но ему вдруг захотелось притянуть ее ближе.

– А что плохого в этих костюмчиках? – спросил он.

Андрея, потянувшись к пакетам, вытащила шортики, футболки и брючки, которые Пэти купила для Давида.

– Ничего, если это одежда для дяди Бобо, – прокомментировала Андрея, – и, кстати, разве вам не надо уже туда идти?

Рик взглянул на часы.

– Должен. Пойду закончу совещание в офисе, заберу Давида и отправлюсь туда.

Пэти была разочарована,

– Плохо. Я собиралась пригласить тебя на небольшой ланч, а потом помочь мне с наследием Чарли. У меня там вопросы.

– Что, если я позвоню тебе? Мы сможем сделать это в уик-энд.

– Замечательно, – согласилась Пэти.

По дороге в Калабасах Рику подумалось, что, возможно, стоит пригласить Пэти на ланч в Montia Picture Home. Бобо всегда восхищался ею: "Женщина, да еще целая половина" – говорил он о ней. "Будь я помоложе, я бы ...".

Бобо уже не поджидал у входа в дом, как бывало раньше, потому что дорога из комнаты к входной двери была для него уже слишком длинной и трудоемкой. У него был волкер, но он напрочь отказывался им пользоваться, за исключением тех дней, когда его навещали Рик и малыш. И только потому он позволял помочь ему выбраться из постели и пройти по коридору, чтобы покрасоваться перед "мальчиками" – так он называл Рика и Давида. Его ослабевшее тело цеплялось для поддержки за все в коридоре; он плелся рядом с Риком, а позади семенил Давид, чьи ножки прекрасно себя чувствовали на покрытом ковром полу. Но хотя тело Бобо теряло силу, мозг его еще работал на полную мощь.

Однажды на прошлой неделе, наблюдая за малышом, он покачал головой и сказал:

– Жизнь моя была полна сюрпризов. Если бы кто-то сказал мне, человеку, прожившему на этой земле столько, сколько я, что я одобрю вот такое – ты и этот вот ребенок – нет, я забираю слово "одобрю" и заменяю его на "благословлю" это – я бы ответил, знаешь что? Это чертовски здорово.-

Сегодня, когда Рик с Давидом на плече шагал по госпитальному коридору мимо медицинского поста, к комнате Бобо, дежурившая медсестра, взглянув на них. сказала:

– Эти визиты поддерживают в нем жизнь.

– Привет, леди.

– Привет, бейби, – откликнулась медсестра, махнув рукой.

– Мои мальчики, – сказал Бобо, когда они вошли в его комнату.

– Да а а а, да бо бо бо, – лепетал Давид, забираясь на постель, карабкаясь, потом сел рядом со стариком и положил свои толстенькие ручки на лицо, – Хай я я, да.. .да... бо... бо.

– Да уж! Не пытайся обольстить меня, маленькая вонючка, – Бобо расплылся в улыбке, минус зубы, которые покоились в стакане на столе.

Рик расстелил одеяло на полу, посадил на него Давида, рядом положил игрушки, и малыш счастливо за них ухватился. Потом Рик взял руку дяди.

– Дядя Би, мне нужен твой совет, – и он рассказал ему о своем беспокойстве за Дорин.

– Рики, – начал Бобо, когда Рик закончил свой рассказ, – в мое время такого рода вещи не существовали, а если и существовали, были наглухо закопаны, что никто и не знал про них. Потому, что по дороге где-то эта идея ломается и становится уж слишком ... как мы ее называем ... усложненной. Никогда не выкристаллизовывается, никогда не высыхает, правда такова, что бы ни говорил всякий высоколобый юрист ... Можешь ты навсегда распрощаться с этой девчушкой? Она подарила тебе самое дорогое, самое ценное в твоей жизни. Конечно, если у тебя нет сердца, ты можешь сказать "Это не моя проблема". Но, даже ведя сумасшедшую жизнь, ты все-таки для того, кого любишь, поставишь мир с головы на ноги. Известно ли это мне? Скольких еще старых пер..ов навещают так регулярно? Только меня!

Рику хотелось зарыть лицо в одеяло и заплакать. Как же он любил старика! Этого добряка, который и в нем прозревал доброе. И как же невыносимо тяжко, что Давид вырастит и никогда не узнает его!

– Я доверяю твоему сердцу. Ты найдешь способ помочь этой девушке. Кстати, что за женщина?

– Какая женщина?

– В последние недели ... может, зрение у меня стало хуже, но выглядишь ты сверкающим ...

– Сверкающим?

– О'кей, сверкающий – это небольшой перебор. Но ты выглядишь мило, – старик открыл оба глаза и засмеялся. – Дама, наконец-то заарканила тебя, слава Богу?!

– Абсолютно нет.

– Не лги умирающему. А, вообще-то, лучще соври, чтобы я сошел в могилу с ухмылкой.

– Ты во сне, дядя Би.

Старик снова рассмеялся.

"Нет" – вот все, что он сказал перед тем, как заснуть.

"О чем это он говорит" – думал Рик, собирая вещи Давида, а потом посадив того на плечо, отправился по коридору, вдоль стен которого были развешаны снимки звезд Голливуда.

Однако, выехав на фривэй, вместо того, чтобы повести машину на восток, в свою студию, он поехал на запад, в Малибу, к Пэти.

Андрея уже хотела включить автоответчик и покинуть офис, уже сумочка была у нее в руке, и Кэнди, девушка работавшая напротив, нетерпеливо ждала ее у дверей чтобы вместе пойти на ланч, когда зазвонил телефон. "Черт, – подумала Андрея, – может, я мне проигнорировать звонок?". Рик только что, несколько минут заезжал ей сказать, что часов до 3-х его не будет, он кое-куда заедет. Значит, звонит не он.

– Андрея, может, я пойду и займу столик? – предложила Кэнди.

– Нет, одну секунду. Офис Ричарда Райзмана, – ответила она на звонок.

– У..у..у мистер Райзман, можно его? – голос был странный и звонили издалека.

– Его нет, он будет через несколько часов. А кто звонит?

– Вы Андрея?

–Да.

"Ну, давайте же быстрей. Я умираю от голода" – думала Андрея.

– я Би Кобб, мама Дорин. Это срочно, мне необходимо немедленно поговорить с ним.

Казалось, она была в панике.

– Давайте, я попытаюсь найти его, миссис Кобб, – предложила Андрея. – Он позвонит вам немедленно, как только я его найду.

Андрея положила трубку.

– Кэнди, не могу идти на ланч. Что-то очень важное, я должна найти Рика.

Дома его не было, в машине – тоже. Она даже позвонила в Hamburger Hamlet, куда он иногда брал Давида на поздний ланч, но там его тоже не было. Если он пропустит этот звонок, он страшно расстроится, но где еще его искать – она представления не имела.

– Приятный сюрприз, – Пэти Фолл открыла ему входную дверь. – Я только что полила подмостки и подумала посидеть там и разобрать бумаги. Заходите, вы оба.

Давид обогнул гостиную, а потом прошествовал за Пэти и Риком на кухню.

– Разве тебе не нужно на работу? – спросила Пэти.

– Я только что был у Бобо, ему так мало осталось жить в этом мире, что иногда я просто боюсь оставлять его одного. Боюсь, что в следующий раз не увижу его живым. Так тяжело сознавать, что я теряю его, что мысль идти работать кажется мне слишком банальной и прозаичной.

– Я рада, что ты заглянул. – Она собрала несколько пластиковых принадлежностей и контейнеров, подняла на руки Давида и повела их на побережье.

Пока Давид пересыпал песок из одного контейнера в другой, Рик и Пэти сели рядком.

– Смерть – часть жизни, Рики. Бобо умрет, а ты продолжишь жить. У тебя с ним были необычные отношения, большая привязанность с его стороны и с твоей, он поэтому оказал на тебя такое влияние.

– Иногда мне сдается, он больше не хочет жить, он лишь продолжает околачиваться в этом мире, чтобы пришпилить меня и заставить жениться.

Пэти засмеялась.

– И кого же он тебе прочит в невесты?

– Убей, не знаю. Сегодня он обвинил меня, что я что-то от него скрываю. Сказал, что выгляжу я уж очень хорошо, и, наверное, в моей жизни появилась женщина.

Давид стащил туфлю с себя и начал насыпать в нее песок.

– Он прав, – улыбнулась Пэти.

Рик взглянул на нее. Глаза их встретились, удерживая взгляд друг друга, ее глаза спросили: "Так есть женщина?".

Рик не был готов к потоку чувств, обрушившихся на него под этим взглядом – к смеси благодарности за дружбу и страстному желанию ее. Держать ее в объятиях, целовать, оплакивать вместе потерю Чарли и Бобо ... Телефонный звонок прервал его мысли.

– Сейчас вернусь, – услышал Рик ее голос, потом она махнула ему рукой подойти.

– Мистер Райзман, только что мне звонила мама Дорин, Би Кобб. Она хочет срочно с вами поговорить. Я могу с ней созвониться сейчас и соединить вас, если вы и миссис Фолл согласны, – частила Андрея.

– Давай, – сказал Рик, передав Давида Пэти.

– Алло.

– Би.

– Я сразу к делу. Вы давно говорили с моей дочерью?

– Несколько недель назад. Почему вы спрашиваете?

– Я думала, может, она там, у вас. Встретиться с бэби и с вами, потому что несколько дней назад она убежала, пропала.

– Пропала?

Теперь он знал: он был абсолютно прав насчет этого зятя. Будь он проклят! Эта сволочь! Почему он не поговорил с Дорин, когда она звонила ему в день усыновления?! Почему не сказал, что она всегда будет матерью Давида. "Я и Давид – мы всегда будем ее любить".

– Би, вы звонили в полицию?

– Собиралась, но мой зять Дон, он советует мне оставить все, как есть. Говорит, это просто подростковая выходка, она сама должна с ней справиться, и в подобных делах полиция мало что может сделать. Говорит, она сама вернется.

Этот зятек, наверное, понадеялся, что они найдут ее мертвой. Рик чувствовал свое бессилие. Агония Дорин захлестнула его. Откуда-то издалека он слышал слова Би: "Дон, с тех пор, как умер мой муж 8 лет назад, – мой советчик. Он, собственно, поднял Дорин. Это – муж Триш на тех фотографиях, что мы послали, он с рыжими волосами".

– Послушайте, Би, – в голове его звенело от страха, – на вашем месте, я бы позвонил в полицию.

– Да, наверное, – произнесла она, но он понял: звонить она не будет.

– И если я что-нибудь узнаю о ней ... – начал он.

– Скажите ей возвращаться домой. Потому что мы все любим ее и хотим только хорошего.

Но Рик уже знал правду, и сердце его сдавил страх за Дорин.

32

Митч избегает ее – это единственный знак его измены – так решила Элейн. В магазине на глазах покупателей он был всегда Митчем Элейн. Митч и Элейн – идеальная пара, его рука всегда обнимала Элейн, или нежно касалась ее щеки. Но дома глаза его избегали ее глаз. Когда она ложилась спать, он продолжал работать, объясняя, что у него масса дел. А по утрам слишком часто уходил принять душ, еще до того, как просыпался ребенок.

По контрасту с тем, как он вел себя с Элейн, то, как он фокусировался на крошке Роуз, как целовал, баюкал ее, – еще больше убеждало Элейн, что холодность его к ней вовсе не из– за занятости на работе.

"Почему я не говорю ему, что знаю, что происходит?!" – спрашивала себя Элейн в три часа ночи. Она вспомнила, как смотрела из окна своей спальни в детстве. Вспомнила, как возвращался отец, черт знает откуда, часто пьяный настолько, что забывал выключить фары своей машины. Она слышала, как на цыпочках он поднимался наверх в спальню, и, когда ей казалось, что он заснул, в пижаме она спешила вниз выключить фары, а потом возвращалась в свою постель, испытывая ту же беспомощность, что и сейчас с Митчем.

"Я так должна себя вести? Ждать, пока само по себе все пройдет?" – спрашивала она себя. "Сидеть, как мама и ждать, когда отец умрет, чтобы получить страховку? Ну, нет, это не по мне. Я не потерплю лжи!". Но, вместо того, чтобы высказать все, она продолжала жить повседневной жизнью: работой, заботой о ребенке, занятиями в колледже, неспособная сбросить нависший, как меч, вопрос, сдавливающий ее грудь и мозг.