Текст книги "клуб аистенок(СИ)"

Автор книги: Нелли Кулешева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

Тень ностальгической печали скользнула по ее лицу, и она чуть не заплакала. Уже несколько дней она неважно себя чувствовала. Может, мочевой пузырь, может, несварение, какая-то проблема с желудком – ее подташнивало. Поэтому она остановилась у аптеки: надо что-то принять и избавиться от постоянной тяжести внизу живота.

Внутри аптеки она планировала сразу пройти в нужный отдел, купить и тут же уйти, но вместо этого, прошла к корзинам для покупок, а потом отправилась по проходам. Она любила аптеку, отдел косметики с глянцевыми постерами, рекламирующими румяна, губную помаду, блеск для губ. И постоянные баррикады из новых товаров: спрей, который забрасываешь, путешествуя, в чемодан и разглаживаешь им складки на одежде, или диетический порошок, разрекламированный в журналах, превращающий упитанных толстяков в стройных особей.

Гигиена для женщин. Сняв с полки коробку тампонов, она сразу увидела то, за чем, собственно, пришла – наконец, она призналась себе в этом: ЕРТ – тест на беременность. Бог мой! Что, если то, чего она опасалась, случилось?! Месячные лишь немного запаздывали, и в ее возрасте – Гови Крамер постоянно напоминал ей – можно ожидать нерегулярности. Но не помешает купить тест, чтобы узнать наверняка. Может, покупая его и выбрасывая на ветер 17 долларов, она заставит месячные придти. Но она-то знала, что дурачит себя, играет с собой в игры, потому что была на сто процентов уверена: она беременна. В 42 года.

Она помнила все симптомы своих первых двух беременностей, хотя были они миллион лет назад: вспухшие груди, тошнота, усталость, слезливость. Ей не нужен тест, чтобы знать: она беременна. Как сказать это Стэну?! Какая будет его реакция? У-ра! Правда, недавно он сам выдвинул такую идею, но, конечно, он шутил, напомнила она себе.

Напротив, он хочет купить еще один дом, путешествовать и шататься по дому голым. А как сказать Гайди? Это будет самое трудное. После того как расстроилось ее обручение, а подружка по школе и детству родила дочь ... Еще несколько месяцев назад она подыскивала квартиру с комнатой, которую можно было обратить в детскую. Гайди взглянет на нее, рот ее опадет в шоке: "Ни-за-что!" – заявит она. Это же унизительно для нее! – "Может, если я куплю тест, месячные придут". Она бросила тест в корзину и покатила ее к кассе. Но, не доезжая, вновь остановилась в отделе женской гигиены и вернула на полку коробку тампонов.

Этим вечером дома в ванной она исследовала свои вспухшие груди в зеркале в полный рост, а потом перевела взгляд на тело, выносившее и родившее 24 года назад Гайди и 17 лет назад Джеффа. Тело – округлое в животе, широкое в талии, мясистое в бедрах. Каким оно станет после беременности в 40?

"Боже праведный", – подумала она, "не думаю, что сумею пройти через это. Когда ребенку исполнится 7, мне будет 50! Дети всю ночь орут, их надо кормить по требованию и каждую минуту они требуют заботы. Я готова отказаться от путешествий, которые откладывала сначала из-за детей, потом из-за учебы, а потом, потому что была слишком занята по работе? Как раз тогда, когда, наконец, я могу сделать глубокий вздох?". В груди пульсировало что-то горячее, подаваемое изнутри. "Итак, скоро в беременность. Ребенок, прокладывающий путь в этот мир через седеющие волосы на лобке. Нет, волосы на лобке побреют. О, пожалуйста!". Она просто забыла то чувство униженности, сопровождающее этот процесс, когда, отрастая, всё ужасно чешется. А это еще самая малая часть физического дискомфорта.

Годы бессониц. Может, это ее гормоны 42-летней женщины свихнулись, и она теряет рассудок, воображая, что все еще способна рожать. Она достала из сумки тест и прочла аннотацию.

Она выбрала именно этот тест, так как в отличие от других, он не требовал ее утренней мочи. Протестировать себя можно в любое время дня. Например, прямо сейчас.

Наблюдая за собой в зеркале, будто кто другой занимался этой странной манипуляцией, она вынула забавный предмет из коробки, заперла дверь ванной, чтобы Стэн ненароком не вошел, и приступила к тесту, но тут же обнаружила, что ей совсем не хочется мочиться. Она абсолютно была уверена, что не сможет выдавить из себя ни одной капли. Долгое время она стояла, прислонившись к кафелю, пристально глядя на себя, пытаясь сообразить, что же делать?

"Маманя беременна". Грейси, скорее всего, посмеется над ней, потом расскажет о других культурах и народах, в которых старые женщины беременели. Нет, она ничего пока не будет говорить ни Грейси, ни Гайдн, ни Джеффу. Когда убедится, что беременна – а это уж наверняка – она расскажет Стэну, и они все обсудят, и, скорее всего, придут к выводу, что заводить ребенка в их возрасте на данной стадии их жизни – большая ошибка.

Доктору Гвен Филлиппс бьшо около 40-а.

Когда Барбару провели в смотровой ждать ей пришлось совсем недолго; времени хватило лишь на то, чтобы заполнить несколько анкет, – она увидела женщину-гинеколога, и та, сидя за письменным столом, держала кроху-мальчика.

– Это сын доктора, – сказала медсестра Барбаре.

"Наверное, я уговорила себя", – подумала Барбара, гордясь собой, что все-таки ушла от Говарда Крамера, – "но мне уже нравится эта доктор, хотя я еще не обмолвилась ни одним словом с ней". Раздевшись и сев на стол, первое, что она увидела, – вязаные подстилки для ног. Слава Богу, они подумали о том, чтобы сделать эту чертову штуку теплее, комфортнее и не такой ненавистной. А когда Гвен Филлиппс вошла в смотровой кабинет, она несла подушечку, которую мягко поместила Барбаре под спину.

– Миссис Сингер, – доложила она. – Я только что проверила вашу мочу и, надеюсь, вас ожидает хорошая новость – вы беременны.

– Знаю, – ответила Барбара. – Еще до того, как сделать тест. Понятия не имею, как я могла быть такой неосторожной. И, честно, не уверена, что это хорошая новость.

– Расскажите, почему, и, может, я сумею помочь.

"Говард Крамер, никогда тебе больше не увидеть меня", – подумала Барбара. – "По крайней мере, без штанов".

– Почему? Я даже не знаю, с чего начать. Моей дочери 24 года, сыну – 17. Скажи я им, что беременна, они, наверно, не поверят мне. По работе я занята целый день: я нужна больным и клиентам. Совсем еще недавно я убаюкивала и развлекала себя мыслью о пенсии, мечтая хотя бы несколько лет ничего не делать. Наверное, мне потребуется носить очки, чтобы видеть своего ребенка. Я крашу волосы, чтобы скрыть седину, а для беременной это противопоказано. А главное – мне не хочется прерывать свой субботний сон по утрам, чтобы смотреть детскую программу по TV.–

Красивая докторша оставалась серьезной.

– То есть вы хотите прервать беременность?

Барбара почувствовала, как подступает тошнота;

– Не знаю, видите ли, я скоро буду бабушкой. Молодой бабушкой, но не мамой. Я имею в виду ... Послушайте, я пришла убедиться ... но сейчас, когда я знаю наверняка ... мне необходимо все обдумать.

– Если это поможет, – сказала доктор, – заверяю вас, что я принимала роды у многих женщин вашего возраста и даже старше. При надлежащем уходе и роды, и беременность проходили без проблем.

– Нет, не беременность и не роды так беспокоят меня, хотя должна признаться, они тоже немного тревожат, – сказала Барбара, – время после родов беспокоит.

Доктор улыбнулась:

– Понимаю. Послушайте, давайте я вам выпишу рецепт на витамины для беременных, а вы позвоните мне через несколько дней и тогда мы снова с вами встретимся.

Выписав рецепт, доктор обменялась с Барбарой рукопожатием, сказала звонить в любое время дня и ночи.

– У вас великолепные волосы, – заметила Барбара, но доктор уже не слышала, так как ушла, чтобы подложить подушечку под спину другой пациентки.

44

Рути сидела одна в офисе на студии, стараясь свести куски сценария вместе, но – не получалось. Лицо ее пульсировало от истощения, и становилось непонятным, то ли флуоресцентные лампы горят вполнакала, то ли в глазах темнеет от перенапряжения от долгого всматривания. Кто-то шел по холлу. Может, ночная стража проверяет, остался ли кто-то в здании. Наверное, ей стоит плюнуть на все, собрать пожитки и попросить стражу проводить ее к машине на парковке. Было уже поздно, работа настолько поглотила ее, что она даже домой не позвонила. "И Сид и Шелли давно уже спят", – подумала она.

Шаги остановились, Рути подняла глаза: мираж. Перед ней стоял Луи Квелл.

– Я уже был на парковке, когда увидел свет в твоем окне и решил зайти поздороваться, – объяснил он. – Сдается мне, что мы с тобой – единственные два фанатика, работающие допоздна.

– Привет, – она поразилась себе, поняв, как же она рада видеть его. И тут же пришла в ужас, выглядит она, должно быть, жутко: сидит здесь больше шести часов, и волосы ее, наверняка, вздыбились до луны.

– Как дела? – спросил он, будто они только что случайно наскочили друг на друга на улице, а не просидели как приклеенные, в своих офисах допоздна.

Даже не глядя на часы, Рути знала, что уже два часа ночи.

– Я не знаю, как закончить 2-ой акт, – пожаловалась она.

– Ну, что ж, давай, посмотрим, – по тому, как он это произнес и по выражению его лица, она поняла, что он в поисках забавного слова. – Как тебе нравится такой сюжет: она наталкивается на парня, которого знает, скажем, 100 лет, и не может поверить, что никогда не замечала, какая он сексуальная штучка. Он-то без ума от нее и всегда был, они начинают любить друг друга, женятся и рожают нескольких детей. У нее уже есть ребенок, и этот ребенок счастлив, потому что у него появились братишки и сестренки. И с тех пор они жили счастливо и долго.-

– Я покупаю этот сюжет, – сказала она, – пусть твой агент позвонит мне обсудить гонорар.

Луи прошелся по кабинету, сел в кресло Шелли напротив под слоганом "Умирать легко Y создавать комедию – трудно". Ночь за окно была черна. Рути посмотрела в окно на отражение своего захламленного кабинета и на Луи, откинувшегося в кресле и не сводившего с нее взгляда. Флуоресцентный свет щелкал, как кузнечики.

– Послушай, – сказал он, – я не хочу ранить Шелли. Он – великолепный парень. Талантливый, умный, и человек хороший. И еще я думаю, твоя верность ему поразительна. Но насколько нам всем известно, жизнь-то у нас одна, и, может, и тебе следует подумать о любви, о том, что и в твоей жизни она должна быть. И, может, еще один ребенок. Я могу родить с тобой ребенка, а, может, двоих-троих.

– Луи, – она смотрела в его серьезное лицо и молила себя не расплакаться, – ты даже не знаешь меня. Я обременена, без повода и не к месту сыплю шутками, глупыми к тому же. По утрам я выгляжу уродкой, не просто заспанной, а как зверь, как животное. Сажусь на сумасшедшие диеты и раздражаюсь, потому что есть хочется, злюсь и капризничаю, или мне следует сказать – стервенею, бываю просто ведьмой, и в недалеком будущем мне, вероятно, потребуется дорогостоящая стоматологическая операция.

– Понимаю, но должен тебе сказать, что в Голливуде ты мой любимый персонаж. Я считаю, что ты забавнее, чем Джон Ривер, глубже, чем Анжелика Гастон, милее, чем Мелани Гриффит и ...

–... и длиннее, чем Дэни де Вито..., – добавила Рути.

– Это уж точно.

– Видишь, я предупреждала тебя, что сыплю глупыми шутками.

– К несчастью для тебя, мне это нравится в женщинах. Очень нравится. В те далекие– далекие времена в Comedy Store я дико был влюблен в тебя. Помнишь ту ночь триллион лет назад, когда Франки Леви делал ваш материал о супермаркетах?

Помнит ли она?

– В ту ночь мы с Шелли получили нашу первую телевизионную работу в прайм-тайм, – сказала она.

– Ну вот тогда же я хотел подойти к тебе тут же, как только Фрэнки сошел со сцены, схватить тебя, увезти на какой-нибудь необитаемый остров и ... но Эдди Шиндлер должен был выступать с моим материалом следующим номером,... и мне пришлось смириться и смотреть его.

– Ты хочешь сказать, что свою карьеру поставил впереди моей секс-жизни! – поддразнила она его.

– Вы с Шелли, должно быть ушли рано тогда, потому что я искал тебя везде и чувствовал себя свихнутым и решил – наверное, мне следует оставить тебя в покое. И вот я здесь столько лет спустя. Не отвечай – тогда я сделаю еще один заход с тем островом. Что ты на это скажешь?

– Скажу, что это хорошая идея, Луи, но боюсь, я не могу ее принять.

– Скажу тебе вот что. Спроси Шелли. Поговори с ним. Я знаю точно: он любит тебя. Может, тебе стоит спросить его, следует ли тебе провести какое-то время со мной посмотреть, понравится ли тебе это, и гарантирую, он будет "за". И, Рути, обещаю, если это сработает; когда настанет час, и Шелли будет нуждаться в твоей помощи и заботе, я ни на минуту не откажу тебе. Помогу тебе. Поддержу тебя. Только не отказывайся от личной жизни из-за того, что придется когда-то что-то делать.

– Луи, я стольким людям доверяла, а они предавали и разочаровывали меня. Меня манит твой остров. И если так говорит один из героев твоего шоу – я принимаю это как комплимент. Душой надеюсь, что ты именно это имел в виду, и, возможно, так оно и есть. Но в моем репертуаре чувств, способность к романтической любви больше не существует.

– Понимаю, – вздохнул Луи, – тогда давай я провожу тебя к машине.

* * *

Шелли был погружен в компьютер. Женщина, нанятая Рути в компьютерном центре писателей, приходила трижды в неделю, и после третьей сессии он уже много соображал из того, что раньше казалось "устрашающей машиной". Иногда Рути слышала, как он в своей комнате восклицал "непостижимо", ошеломленный своими способностями. Время от времени, заходя за ней, он приводил ее в свою комнату и, стоя за его спиной, она наблюдала за магией редактирования им текста. Ни одна игрушка, да и все вместе, полученные им в детстве не шли ни в какое сравнение с этим подарком, говорил он. Уходя на работу, она уже не боялась, что круглый день он будет смотреть телевизор. Собственно, когда она звонила ему из офиса, он разговаривал с ней "вопрос-ответ"-стилем, и она знала – все его мысли сейчас с компьютером. Скоро он стал частым гостем компьютерного магазина, чтобы узнать, что им пропущено, и собрать воедино все "звонки, свистки и колокола", как он это называл. Он пробовал новый формат, создавая забавные вступительные сценки и развлекая себя и ее, когда она приходила с работы.

В конце пятой недели он начал писать сценарий. Зачастую после работы она обнаруживала Сида у Шелли на коленях, заснувшего от скуки, а сам Шелли, унесенный в воображаемый мир, бешено стучал по клавишам. Иногда он сидел за компьютером уже рано утром или все еще сидел за компьютером утром, а Рути просыпалась от требовательного голоса Сида в детской.

В это утро ее разбудило пощелкивание компьютера, и она прошла в комнату Шелли, где он неистово работал. Какое-то время она стояла в дверном проеме, наблюдая за ним, потом, наконец, сказала:

– Шелл

– Хммм

– Что ты скажешь насчет того, что ты был прав с Луи Квелом?

– Имеешь в виду, что он богатая задница?

– Нет, что мне следует встречаться с ним?

– Скажу "аллилуя".

Она прошла в комнату и заглянула ему в лицо.

– Эй, думаю, тебе следует заставить его раскошелиться, чтобы он решил твои проблемы. Может он заплатит за мицва Сида. Когда ребенку будет 13, свадебный торт будет стоить 500000 долларов.

– Ты совсем так не думаешь. Я же знаю, как ты выкатываешь глаза, когда ты злишься.

– Ты меня путаешь с Питером Лором. Я не злюсь. Пусть он усыновит меня и оплатит все мои медицинские расходы.

– Это твой стиль сказать "да"?

– Не знаю, почему ты решила, что тебе нужно мое разрешение, но, конечно, "да". Скажи ему, пусть приходит.

Луи начал звонить ей на работу ежедневно, потом завалил ее цветами, подарками и открытками. Однажды в офис он прислал гориллу. И горилла преподнес ей цветы, пел серенады и забавлял весь пишущий штаб.

Когда горилла поднял Зева Райдера и покрутил в воздухе, все громко расхохотались. (Луи Квелл заплатил ему за такой трюк экстра).

– Хочу, чтобы она вышла за него, – однажды Шелли заявил в группе. – Хочу, чтобы у нее и Сида было будущее. Я подшучивал над парнем, но у него куча достоинств.

– То есть вы согласны, чтобы Рути ушла от вас и вышла замуж за Луи? – уточнила Барбара.

– Пусть невеста убирается, – согласился Шелли, но за его бравадой Барбара уловила страх.

Могло так случится, что Луи займет его место не только в сердце Рути, но и Сида.

– Да, а как же Сид? – отважилась Джудит.

В группе стало правилом свободно высказываться по проблемам друг друга.

– Он навсегда останется нашим сыном. Какое-то время он будет жить с ними, какое-то время – со мной. Гораздо приятнее развода.

– Мы с Луи бегаем сейчас на свидания. Я не готова выйти замуж так быстро.

– Почему? – полыхнул Шелли.

И все, особенно Рути, отшатнулись от его гнева.

– Не откладывай свою жизнь на пока я умру, Рути. У меня нет нужды в том, чтобы ты взяла на себя заботы обо мне. У меня почти окончена пьеса, которую я собираюсь продать, и миллион проектов, миллион идей, и я не хочу, чтобы ты прекратила жить только потому, что я не прекратил жить. Если Луи серьезен, и ты любишь его, лучше – если ты выйдешь за богатого шалопая. И, пожалуйста, не делай меня причиной, почему ты этого не делаешь.

Рути, сдерживавшая слезы во время всей этой тирады, перестала сдерживаться и заплакала открыто, пытаясь найти слова между всхлипываниями:

– Я не могу ... мне кажется ... я не могу ... разрушать нашу ... не могу...

– Лучше тебе понять, почему не можешь, а не обвинять меня, – Шелли нежно приобнял ее, а она закрыла лицо руками в замешательстве от того, что так горько плачет в присутствии других.

Рути, Шелли прав, – сказала Барбара, – вам необходимо разобраться с собой, почему вы так неуверенны в отношении мужчины, который предлагает вам интим и возможность брака.

– Не знаю, – покачала головой Рути и потянула носом, а Элейн протянула ей салфетку. – Я постоянно думаю об этом. Может, потому, что когда погибли мои братья, это была такая боль, что мне страшно, а, может, потому что никто по-настоящему не хотел меня так, как Луи, и поэтому я не верю ему, а, может, мне хочется, чтобы Сид думал, что Шелли и я – обычная пара. Я не... я не ...

Потом, повернувшись к Шелли, она взяла его руку:

– Я так тебя люблю. Никогда мне не выразить словами, что ты – вся моя жизнь, потому что твоя любовь – причина того, почему я выжила, почему я живу.

Шелли улыбнулся ей, удерживая ее руку в своих, и когда глаза их встретились, сказал:

– Я чувствую то же самое. Рут. А потому я говорю тебе: пора двигаться вперед.

Он встал, поднял ее и обнял. А когда разжал объятия, и Рути утерла нос, Рик произнес:

– ... все так, но главный вопрос: когда мне удастся прочесть этот сценарий ...

– На следующей неделе принесу, – пообещал Шелли.

45

– У тебя все нормально? – Стэн притулил свое тело к изгибу ее спины, согревая ее, уже согревшуюся.

Она лишь наполовину спала. Весь вечер она слегка дремала, то и дело открывая глаза, чтобы посмотреть на часы и сообразить, сел ли Стэн уже на самолет и сколько ему потребуется времени, чтобы добраться домой. Вот сейчас она уже может уплыть в безмятежность и забвение, потому что он уже рядом. Она начала ускользать, но вдруг, вздрогнув, очнулась, вспомнив в этом затуманенном своем состоянии, что есть большая новость, которую она должна сказать ему лично.

– Нормально, – ответила она на его вопрос слегка охрипшим от сна голосом. – Даже о'кей для двоих.

– Хорошая новость, – откликнулся Стэн голосом, в котором звучало дружелюбие и желание. Ее не удивило, когда его руки забрались под ее ночнушку и нашли ее груди, уже такие вспухшие и большие, что она не могла лежать на животе.

– Та, та, – произнес он, – если б я не знал ...

– Ты считаешь, я беременна, – она поворачивалась к нему медленно, чтобы защитить вспухшие груди.

– Шутишь? – он смотрел на нее во все глаза.

– По такому поводу я не стала бы шутить ...

Волна возбуждения и удивления залила лицо Стэна:

– Ребенок? Ты говоришь, у меня будет ребенок? – в голосе его прозвучала гордость, и он притянул ее так близко и с такой силой, что она скукожилась, так как грудь его надавила на ее вспухшие груди.

– Да, – подтвердила она и разревелась от замешательства, боли и гормонов.

– Родная, это удивительная и животрепещущая новость. Детям сказала?

– Нет еще ...

– Почему?

– Потому что я хотела тебе первому сказать ... потому, что Джеффа никогда нет дома, Гайди не перезванивает мне, когда я звоню ей, и ...

–И ...?

– Потому, что думаю, они поднимут меня на смех ...

– На смех. Я считаю, это баснословно хорошая новость. Иду прямо сейчас купить прогулочную коляску, которые видел у папаш. В них хорошо вывозить ребенка на свежий воздух. И мне необходимо привести себя в форму для ночных кормлений, утренних подъемов, игры в футбол.

– Бог мой! – Барбаре казалось, что груди ее готовы взорваться, ее мочевой пузырь был переполнен, она так устала даже думать об этом.

– Звучит ужасно.

– Ну, нет, – откликнулся Стэн, такой же гордый, как и 24 года назад, когда она сообщила ему новость о Гайди. – Звучит замечательно. Я так рад, родная, поверь, сейчас в тебе говорят гормоны, они разбушевались, но увидишь, ты тоже будешь рада.

Он целовал ее снова и снова, а потом целовал ее вспухшие груди ...

"По крайней мере", – подумала она, – "мне не надо сейчас думать, какой день месяца сегодня".

– Нет, я безрассудна до потери памяти, если решусь не оставлять ребенка, так? Знаю, ты всегда говоришь мне брутальную правду, так, мам?

– Когда бьшо не так? – улыбнулась Грейси.

Они прогуливались по бульвару. На Грейс было то, что она, смеясь, называла "мой спортивный костюм", и в нем она прокладывала себе путь по травяному покрову, приветствуя ранних бегунов.

– Не могу понять, почему у тебя есть хоть какое-то сомнение, – произнесла Грейси. – Хотелось бы мне получить такой шанс. Потребовались годы, чтобы я поняла, что такое быть хорошей матерью и, наверное, сейчас в мои зрелые годы, я бы ею стала. Поступай, как я тебе говорю, а не так, как я поступаю. Поднимать, воспитывать ребенка – лучшее, самое важное и креативное дело в жизни. И, кроме того, с эгоистической точки зрения, я хочу иметь еще одного внука, и потому я просто настаиваю.

На минуту Грейси потеряла равновесие, Барбара поддержала ее под руку, но Грейси быстро пришла в норму, и они продолжили прогулку.

– Я никогда не была такой, как ты успешной на работе и успешной в семье. Моя личная жизнь была трудна. Я тратила ее на культуру других народов, на их ценности, пути развития. Думаю, я пыталась найти себя во всем этом. Но ты и твоя сестра – лучшие мои достижения. – И она рассмеялась, будто поняв что-то важное. – Может, такова моя контрибуция, мой вклад. Я была такой стервой, что это выковало в вас бойцовский характер, а?

– Вероятно, мама, – согласилась Барбара.

– А как прореагировал муж? – спросила Грейси, поворачивая на 26-ю улицу, где они могли позавтракать на открытом воздухе.

– Смеешься? Он воображает себя самым сексуальным на поверхности земли и хочет купить прогулочную коляску.

Грейси ухмыльнулась.

– А дети?

– Джеффу идея понравилась. Говорит, ему теперь легче уехать в колледж: он не чувствует себя виноватым, зная, что мне есть кого обнимать. Гайди какое-то время думала, после того как я сообщила ей, потом рассмеялась "Давай, мам. Я помогу" – так она сказала. В последнее время она в хорошем расположении духа: встречается с новым молодым человеком и нашла, к тому же, новую работу.

– Ну что ж, сейчас, когда решен вопрос с ребенком, давай подумаем, как быть с твоей работой. Ты всегда грозилась уйти на пенсию, но я-то тебя знаю ... Как ты собираешься решать проблему иметь ребенка и клиентуру?

Они стояли у прилавка, и Барбара наблюдала, как продавец подогревает молоко для капуччино для Грейси. Трудно ей было подавить приступ зависти: узнав о своей беременности, она отказалась от кофе.

Не знаю. Они вместе уже довольно долго, особенно я имею в виду "Аистиный клуб". То, что предстоит им с детьми, заставляет меня думать, что я им нужна на целую вечность.

– И что?

– А то, что группы в госпитале – лимитированы во времени: от сентября до июня, и существует длинный список ожидающих. Практичность диктует эти 9 месяцев, этого времени достаточно, чтобы охватить все необходимое.

– Это абсурдно, – сказала Грейси и так двинула рукой, что почти сбила чашечку с кофе, которую продавец только что поставила перед ней. – Не получится. И уже точно для группы с детьми, родившимися новомоднейшими способами. Этим родителям необходимо будет регулярно собираться и принимать решения, что делать. Ты должна вести эту группу вечно. И будут же другие родители с теми же проблемами.

– Уже есть, – подтвердила Барбара, – я получаю массу звонков.

– Я предлагаю сказать твоим коллегам, что ты отказываешься ставить ограничители на человеческие эмоции, и если они тебе откажут, ты продолжишь и будешь вести группы из своей гостиной, если потребуется.

Барбара ухватилась за прилавок, когда волна тошноты накрыла ее с головой.

– А что они скажут на это? – спросила ее Грейси, взяв чашечку с кофе и направляясь к столу.

– Мама, если в это время у меня по утрам такие приступы тошноты ... случиться может всё.

Луиз Пфайфер в это утро была особенно импозантна: выше, чем Барбара помнила, подчеркнуто точна, когда ставила Барбару в известность о финансовых проблемах бюджета и о своих переживаниях перед предстоящим собранием Совета директоров. Подошла очередь Барбары объяснить, почему она просила о личной встрече, и она нервничала и пыталась сдерживать свои эмоции, которые знала, были результатом гормонов в ее теле и переживаний, связанных с группой. Она помнила, как Рути Циммерман рассказывала ей, как сидела на собрании, окруженная писателями-мужчинами, и ей приходилось снова и снова повторять себе: "Не плачь! Только не плачь! Только не плачь – ее мантру.

Барбара сейчас повторяла для себя эти слова, объясняя Луиз, почему необходимо бессрочное продолжение этой группы "Аистиный клуб". Ей было известно, что обычная госпитальная программа иная, но ей хотелось, чтобы штат повнимательнее рассмотрел возможность долгосрочных занятий для определенных групп.

Она наблюдала за Луиз, сделавшей глоток кофе. Она знала, как Луиз делает для себя кофе: большая порция Coffee-mate и много сахара. И, представив это, Барбара почувствовала себя плохо, так плохо, что пол и потолок сблизились... Никому в госпитале она еще не сказала, что беременна.

– Барбара, – произнесла Луиз, – из того, что я слышу, я делаю вывод, что существует два условия: я-то понимаю, каково это – ежегодно лимитировать время для каждой группы. Мы обе делаем так уже долгое время и знаем чувство опустошенности, когда расстаемся с этими людьми. Мне представляется, что эта опустошенность сродни тем чувствам, которые мы испытываем, когда наши собственные дети оставляют нас, чтобы жить самостоятельной жизнью. В твоей жизни сейчас происходит именно это. Подумай, может, твое нежелание расстаться с этой группой сопряжено с твоими собственными проблемами: твой второй ребенок уезжает в колледж – и потому образуется пустота.

– О, Луиз, – костяшки пальцев на ее руке побелели оттого, что она ухватилась за подлокотники кресла, – если что-то и наполняет меня сейчас, то не чувство пустоты, только не это, – она сдерживалась изо всех сил, чтобы не подчеркнуть свои слова рвотой на стол Луиз. Сделав глубокий вдох, потом другой – внутренности, казалось, успокоились; она объяснила:

– И гнездо мое не будет пустым, по крайней мере, на ближайшие 17-18 лет.

– Прошу прощения?

– Я собираюсь рожать, – Барбара объявила это с гордостью, отравленная необходимостью вскочить и бежать в туалет, на этот раз, чтобы облегчить мочевой пузырь. Сейчас эта необходимость наступала каждые несколько минут.

Сказать, что Луиз была шокирована, значит – ничего не сказать.

– Нет, я прошу продолжения занятий с этой группой не потому, что боюсь пустоты, а потому, что, работая с ней, узнала, что каждый день приносит им новые вопросы, и мне хочется помочь им ответить на эти вопросы. Когда дети пойдут в школу, когда другие дети начнут спрашивать их, кто они, и когда они начнут задавать себе эти вопросы. Их необычность навсегда останется проблемой. Сохраняя эту группу, мы многому научимся, если будем рядом. Я верю в это так сильно, что если мне откажут, я буду вести эту группу в приватном офисе.

– Дай мне подумать об этом еще раз, – сказала Луиз, – мы встретимся в конце недели, если не возражаешь.

"Сегодня они какие-то примолкшие. Я никогда не видела их такими", – думала Барбара.

– Мне бы хотелось поговорить об опасностях и бремени секретности, – сообщила она им. – Я не имею в виду приватность, потому что то, что вы сообщаете внешнему миру, не так беспокоит меня, как то, что вы говорите своим детям и будете говорить им и друг другу. И я употребляю эти сильные слова "опасность", "бремя" сознательно, потому что когда есть тайны – возникают неконтролируемые фантазии от незнания и порождаются сплетни, а они могут отразиться на том, что было задумано вами по добрым соображениям. Информацию, как я вам уже говорила, нужно давать доступно и в зависимости от возраста. Сейчас для них самое важное – знать, что они любимы и желанны, но вы должны сознавать, что возникнет ситуация, и ваши дети почувствуют, что что-то происходит. Открытость – самый здоровый вариант и это означает, что история их происхождения должна стать естественной частью их жизни.

– Разве не станут они уязвимее и от того капризнее? – спросила Джудит.

– Вовсе нет, если вы убедите их. как они желанны и любимы. Например, Джудит расскажет девочкам о доноре. Когда они начнут обо всем спрашивать, объясните, как вы хотели детей, но для этого необходимо семя, в дальнейшем вы можете употребить слово "сперма" от мужчины, чтобы родился ребенок. Но в семье мужчины не было, и вы пошли в такое место, где хорошие мужчины дают спер.му. и вы смогли родить детей. И можете добавить, что он любит читать и любит музыку, как они.

– Что, если они захотят узнать его имя?

– Вы же не знаете, так и скажите им, и можете сказать, что когда-нибудь, возможно, они могут, если захотят, с ним встретиться.

Все молчали, обдумывая слова Барбары.

– Обычно люди думают, что мы женаты, обычная семейная пара, – пояснила Рути, – обычно я ничего не открываю им. Скоро мы начнем оформлять Сида в школу, и, когда они обнаружат нашу семейную историю, я не знаю, что делать ...

– Сид же тоже узнает, и чем раньше вы с ним заговорите, тем лучше. Ему важно будет знать, что у вас нет негатива по этому вопросу. Нейтрализация тыканья пальцами в вас других, даст ему понять, что гомосексуальность – часть жизни, в ней нет ничего зазорного и позорного. Очень нескоро вопрос о сексе, сексуальной ориентации возникнет у него, но когда существуют гомофобические порицания, следует поступать так же, как и в любом злокозненном поведении. Скажите ему; "В нашей семье мы не хотим слышать слов, которые ранят".