Текст книги "клуб аистенок(СИ)"

Автор книги: Нелли Кулешева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

– А что, если это правда? – просила Барбара, глядя ей в глаза.

Элей отвела глаза:

– Я не выдержу этой боли. -

– Вы – очень сильная женщина, Элейн. Вы выстояли рак и победили. Что может быть хуже?

– Это хуже. Я люблю этого мужчину. Он – вся моя жизнь. Я только потому согласилась, пошла на это, что думала, Митч хочет ребенка с его генами. И, если я скажу "нет" ...

Остальное потонуло в отчаянном рыдании.

– Боялись, что он бросит вас ... ? – спросила Барбара.

Элейн плакала и только кивнула.

– Люди везде заражаются СПИДом. Я не знаю, какую жизнь ведет сейчас Джеки. И, вообще, какие у нее отношения с мужчинами, были и есть. Но если мой муж мне изменяет ..., он убивает меня.

Барбара промолчала.

– Я видела ваше объявление. Мне показалось, что эта группа именно для нас. Я попрошу Митча ходить со мной вместе, мы сможем обсудить, что скажем Роуз о ее рождении, когда она подрастет. Но сейчас мне нужна помощь более срочная. Я так боюсь.-

– Приведите в группу Митча, – посоветовала Барбара, – может, группа даст вам силы мужество высказать ему все, потому что нельзя копить в себе такие страхи и продолжать жить. -

– Вы правы, нельзя, – горько плакала Элейн, – нельзя. -

25

Педиатрическая палата интенсивной помощи – место, в котором не хотелось бы оказаться никогда. Многие из ее пациентов поступают прямо из родильного отделения, и в большинстве случаев покидают ее, потому что умирают. Родители, денно и нощно сидящие у кроваток своих малюток, с ужасом ожидают, что их могут отослать домой. Без их ребенка.

Когда Рик, Анни, Давид, к тому времени уже почти без сознания, и доктор Солвей с застывшим каменным лицом, приехали в госпиталь, они прямо прошли в палату скорой интенсивной помощи. Было еще четыре кроватки рядом с той, в которую они положили неподвижного, молчащего Давида. Рик отвернулся, когда медсестра ввела в вену малыша трубку и повернувшись, увидел доктора, одевавшего крошечную маску на неподвижное, без выражения лицо Давида. Маска, объяснила доктор Солвей Рику и Анни, всю себя обхватившую руками, будто ей было промозгло, измерит дыхание Давида, чтобы определить, не нужно ли его подключить к респиратору. Оказалось, нужно.

Сейчас через трубку ему введут лекарство, чтобы как-то облегчить болезненную процедуру, которую необходимо проделать немедленно. Доктор Солвей объясняла подробно, будто преподавала в классе. Доктора введут трубку в нос Давида и потом дальше в его легкие. Трубку соединят с респиратором, который будет дышать за него. Рика и Анни попросили не прис5ггствовать при процедуре.

Стоя в холле, Рик, стараясь не думать, что сейчас доктора делают с его сыном, смотрел на большую, темнокожую женщину, все еще обнимающую всю себя короткими, сильными руками, на одной из которых висел голубой свитерок Давида. О чем она думает? О том, что Рик такой подлый, низкий бабник, и потому его сын смертельно болен? Возможно, Давид не выкарабкается, и Рик – тому виной. Анни должна знать, что произошло.

В то утро она возвратилась от сестры очень рано. Как и обещала. Машина юной секретарши, скорее всего, была припаркована на дорожке, где обычно парковалась Анни. И Анни, вероятно, отыскала на улице другое парковочное место, вошла в переднюю дверь и начала прибирать в гостиной. И, конечно, нашла черное платье девицы, сброшенное на пол. А в комнате малыша, в которую она вошла тут же, одежду Рика. Везде. Она, должно быть, собрала ее и отнесла в корзину для грязного белья и потом, посадив Давида на бедро, прошла на кухню мыть тарелки, оставленные после ужина и готовить завтрак для Давида. Возможно, она кормила ребенка, когда обнаженная девица вышла из комнаты Рика, где они провели остаток ночи и где она оставила Рика в беспробудном сне. Девица, возможно, даже поздоровалась с Анни и кудахтала с Давидом, облачаясь в свое платье и туфли.

Прошло долгих 20 минут, потом врачи позвали Анни и Рика. Давид спал. Доктор Солвей стояла у его кроватки. Анни глухо застонала, увидев, что было сделано с малышом, а Рик ухватился за спинку стула в поисках поддержки. "Трубка подсоединена к респиратору, который сейчас дышит за него. Вот это кардиомонитор, а это внутривенная линия. Мы продолжаем механически вентилировать его, и несколько дней будет кормить его таким образом. Надеемся, что после этого он выкарабкается", – объяснила доктор.

Рик слабо осознавал, что где-то в отдаленном конце палаты стоит женщина и тихо плачет, глядя на своего очень больного ребенка.

– Какие лекарства вы будете ему давать? – спросил Рик доктора.

– Никаких. Взрослым мы рекомендуем антитоксин, для малюток единственное лекарство – поддерживать их, пока они сами не выкарабкаются. Мне жаль, но я должна сказать вам, что большего сделать мы ничего не сможем, лишь сидеть и ждать. Если хотите, я могу помочь вам получить комнату неподалеку от этой палаты, и, таким образом, вы будете с ним, или вы можете приезжать. Предлагаю вам обоим или одному из вас сделать первое. Потому что, хотя Давид очень слаб и почти не открывает глаза, он все-таки иногда просыпается даже звук голоса или прикосновение близких – очень важно для его самочувствия.

Близких. Часть родительского диалога. Отец – мужчина, постоянно заботящийся о своем малыше. Пытающийся создать глубокие связи, которые в прошлом малыши имели лишь с матерями. У этого малыша нет ни матери, ни отца, постоянно пекущихся о нем. Анни. "Для Давида ее голос самый знакомый, близкий, успокаивающий, ее прикосновение самое родное", подумал Рик. Его поразило, что он испытывает ревность к этой крупной, чернокожей женщине, сейчас не отрывающей глаз от малыша, который без сознания лежит в кроватке. Давид лежал, как мертвый.

– Бедный малыш, – мягко произнесла Анни. – Бедный, бедный малыш.

– Можете коснуться его, – посоветовала доктор Солвей.

Челюсть молодой докторши застыла твердо, а в глазах не было никакого выражения. Сколько времени она провела в этой палате и сколько малышей видела она в таком критическом состоянии?

Анни положила свою крупную, темную руку на крохотную розовую ручонку, на которой не было внутривенной трубки.

– Мы здесь, милый. Я и твой папочка, мы будем здесь с тобой каждую минуту.

Потом она взглянула на Рика.

– Я могу сидеть с ним целый день, если вы будете по ночам. Или наоборот, как скажете, мистер Райзман.

– Анни, скажешь ты, – решил Рик. – Ты будешь приходить, уходить, прикасаться к нему, разговаривать с ним ... И если даст Бог, он выкарабкается и сможет без респиратора, подержишь его на руках. Я же буду здесь день и ночь, если только сосну на пару часов.

Анни мягко похлопала его по руке.

– Я поговорю о комнате для вас на медпосту, – сказала доктор Солвей.

Она ушла, оставив Рика и Анни вслушиваться в мерно повторяющийся звук респиратору и с замиранием сердца наблюдать за тенью, которая совсем недавно была здоровым, крупным и крепким ребенком.Доктор Уэйл вернулся из отпуска и сразу же позвонил специалисту из Сан-Франциско, чтобы подтвердить диагноз доктора Солвей. Специалисту удалось взять на анализ стул Давида, и его отправили в лабораторию в Северную Калифорнию. Когда доктора посещали Давида, Рик отодвигался, чтобы они могли лучше обследовать его сына.

Дважды на день приходила Анни, оставалась с Давидом, поглаживая его и что-то рассказывая, а Рик удалялся в близлежащий зал ожидания, проглотить то, что она принесла ему из дома. Кроме этих перерывов на обед и 3-х часового сна ночью в спартанской госпитальной комнате, Рик не покидал кресла у кроватки неподвижного Давида. Иногда он дремал в кресле, мгновенно просыпаясь при малейшем звуке детского плача, надеясь, что это Давид. Но тут же печально сознавая, что это не Давид, а другой ребенок в комнате напротив. Иногда он слышал обрывки разговоров других родителей. Диагноз рака в одном случае. Проблеск надежды, когда ребенок начал подавать признаки жизни– в другом. Он наблюдал за одной супружеской парой, всегда в штанах и футболках, чей ребенок был без респиратора, и они могли по очереди подержать ее на руках. За совершенно измотанной, очень больной на вид женщиной, всегда в банном халате. Несомненно, она приходила из другого крыла госпиталя, где сама была пациенткой. За восточной супружеской парой, без слов сцепив руки, стоявшей над кроваткой своего ребенка, который часто плакал надрывным, задыхающимся плачем.

Однажды ему подумалось в тупом, полуобморочном состоянии, что следует позвонить Пэти Фолл и рассказать ей, что происходит, но сил добраться до телефона у него не было, к тому же ему казалось, что где-то как-то он слышал, или помнил, она собиралась взять мальчиков в Европу на пару месяцев. Весь день ежедневно он читал Давиду из детских знакомых книжек уже однажды прочитанных ему дома, когда они вдвоем сидели в кресле-качалке "Любопытный Джорж", "Кот в шляпе". Глупые, забавные, замечательные истории. Пусть малыш слышит его голос, если, конечно, он способен слышать ...

Куклы и игрушки готовы были расплакаться,– Но крошечный клоун воскликнул:

– Вот! Вот идет еще один паровоз. Маленький голубой паровоз, очень-очень маленький. Может, он поможет нам.

Маленький голубой паровоз, весело пыхтя, подкатил. А когда увидел игрушечный флаг клоуна, остановился:

– В чем дело, друзья? – доброжелательно осведомился он.

Выслушав жалобы и плач игрушек и кукол, маленький паровозик сказал:

– Я очень маленький, но, думаю, я смогу...

И он подсоединил себя к поезду. Он пыхтел и тянул, тянул и пыхтел, и раздувал пары, и наконец, они тронулись, медленно.

– Пуф-пуф-пуф-чаг-чаг-чаг, – делал маленький голубой паровоз, – думаю, мне удалось!

Рик пальцем протер свои усталые глаза под очками, а когда взглянул вверх, увидел дядю Бобо в дверях.

– Две недели ты не появляешься и даже не объясняешь, почему. Что происходит с тобой?

Чистая правда. Две недели Рик провел в этой комнате, не думая ни о ком, ни о чем, кроме своего сына. Бобо, опираясь на костыль, нахмурившись, глядел на Рика.

– Дядя Би, как ты сюда попал?

– Я звонил раз двадцать тебе домой. Наконец, сумел дозвониться до няньки, она сказала мне, где ты. И я нанял машину в нашем социальном доме, парень привез меня сюда и ждет внизу.

– Прости, дядя Би. Я, конечно, должен был позвонить тебе.

– Что у тебя здесь?

– Книжка. Доктор говорит, он может меня слышать. И я разговариваю с ним, читаю ...

– А я что? Рубленная печенка? Я, что не могу говорить с ним? – медленно, с помощью костыля, Бобо подошел к кроватке где, не двигаясь, лежал Давид, – Давидушка, – произнес Бобо, – я твой любимый родственник, – из-за проблем со слухом Бобо всегда говорил очень громко, и Рик боялся, что такое вмешательство не понравится окружающим. – Я расскажу тебе всякие истории о твоем папе, когда он был малышом. Не таким крохотным, как ты сейчас. Ему было тогда 2-3 года.

Восточная супружеская пара обернулась в его сторону. Бобо взглянул на Рика и в сторону, хотя, не понизив голоса, пробурчал:

– Выглядишь ты, как ад! – и снова повернулся к малышу, – твой папочка был очень смышленым ребенком. А его мамочка и папочка – упокой их души! – они были без ума от него!

– Дядя Бобо! – Рик хотел прервать старика, но тот, подняв костыль, взмахом приказал ему замолчать.

– Твой дед Джейк – он был еврей, а твоя бабушка Джени – не еврейка. И в их доме праздновались все праздники – Ханука, Рождество и другие – все.

Рик заметил, как стала прислушиваться измотанная, всегда в халате, женщина и круглолицая, рыжеволосая дневная медсестра.

– Ты, наверное, помнишь, что мое коронное блюдо – цыпленок в горшочке, но не хуже у меня получались картофельные оладьи. Так? Как только ты отсюда выберешься. Богом клянусь, я их приготовлю. Каждый Ханука я приходил к твоим бабушке и дедушке и готовил их для нас всех.

Рик откинулся в кресле. Бобо ведь невозможно остановить, когда он решался рассказать одну из своих историй. Даже супружеская пара из Калифорнии слушала сейчас.

– В тот год Рождество и Ханука праздновались почти одновременно, елки уже зажгли, и твоя бабушка – сногсшибательная красотка! – спрашивает твоего папочку "Рики, милый, догадываешься, кто придет завтра приготовить картофельные оладьи?", и твой папочка смотрит на нее расширенными от восторга глазами и спрашивает "Санта-Клаус?".

Все взрослые в палате улыбнулись. Шире всех Рик. Взглянув на дверь, он увидел уже трех медсестер, подошедших послушать рассказ Бобо. Они все смеялись сердечно, снимая напряжение, царящее в этой комнате.

Спасибо Богу, что привел сюда Бобо. Рик встал обнять старика, и когда вдвоем они обернулись взглянуть на Давида, в первый раз за это время малыш двинул ручкой.

– Он пошевелился, – закричал Рик.

– А как ты думаешь? – вставил старик, – я всегда заставлял их бегать в проходах.

– Он пошевелился, – повторил Рик медсестре.

– Завтра ты позвонишь мне и доложишь, как он, – произнес Бобо.

– Позвоню, – согласился Рик, и они обнялись.

Потом Бобо махнул костылем своим фанатам и пошел искать водителя.

с этого дня Давид начал поправляться, сам двигая ручками и ножками. Слабо, но Рик цеплялся за каждую ниточку надежды. Он потерял килограмм 15, потому что одна мысль о еде была ненавистна, и он заглатывал еду с единственной целью – оставаться рядом с сыном. Иметь силы слушать и думать, какая из вен сына будет держать трубку, данный о кислороде в крови, о коже, кислородном питании малыша, о числе сердцебиений.

В тот день, когда медсестра на короткое время отсоединила Давида от респиратора, Рик взял его на руки, укачивая, напевая, нашептывая, умоляя поправиться. И Анни говорила ему, как она скучает без него дома, и когда они снова подсоединили его, и Анни села в кресло рядом с кроваткой, Рик, наконец, пошел в кафетерий пообедать, и подумал, что впервые в течение месяца он покинул госпиталь.

Очень медленно Давид Райзман возвращался к жизни. В течение нескольких дней его на короткое время отключали от респиратора, и он дышал сам. А однажды Рика и Анни попросили выйти из палаты, и доктор удалил трубку, чтобы Давид сам дышал уже постоянно. В следующие дни Рик крепко прижимал его к себе. Вернулся сосательный рефлекс, он уже смог сосать свою бутылочку, и Рик с нежностью кормил его. Каждый пузырек в бутылочке наполнял Рика триумфом, потому что это означало, что тело Давида получает питание.

– Через несколько дней, я думаю, мы отправимся домой, – говорил Рик крошечному личику, – и я очень рад. Рад потому, что это означает, что ты уже не болен, и я счастлив, потому что люблю тебя, парень, очень люблю.

Глаза малыша моргнули, тень улыбки скользнула по его лицу. Папа улыбнулся в ответ. В палату вошли доктор Солвей и доктор Уэйл сказать, что назавтра они выписывают Давида.

– Я хочу кое-что предложить вам, – сказала серьезная доктор Солвей Рику, пока он паковал кое-какие свои туалетные принадлежности и одежду.

Она постучала в дверь, хочет зайти попрощаться. Он снова и снова благодарил ее за точный диагноз, что спасло Давиду жизнь. В ответ был легкий кивок и мах руки, останавливающий благодарности.

– Все, что вы мне предложите, я приму, – сказал Рик.

– Я слышала о группе, которая организуется. Группе поддержки семей, чьи дети пришли в этот мир необычным путем. Мне кажется, вы с Давидом относитесь к этой категории.

Рик улыбнулся.

– Талантливый детский психолог организует такую группу. Я думаю, что вам и Давиду это будет очень полезно. Мне бы хотелось позвонить ей и попросить включить вас в группу.

– Доктор, я не был в своем офисе около двух месяцев. Моя карьера, боюсь, катится под откос. Меня пожирало чувство вины и тревоги, я не способен был ни о чем другом, кроме малыша, думать, и пока я ждал, чтобы оплатить чудовищный счет госпиталю, я поймал себя на том, что раскачиваюсь взад-вперед, потому что так привык делать это с малышом. И вы говорите, что мне нужно потратить еще уйму времени, сидя в комнате с психиатром и кучкой людей, заимевших детей необычным способом?

– Думаю, что да, – все, что ответила педиатр.

– Ну, что ж, буду там, – сказал он.

26

Всех родителей в новой группе попросили понаблюдать, как их малыши капают в песочнице, толкают себя на игрушках на колесиках или поднимают тучи брызг на водяном столе. Все это было организовано во дворе рядом с просторной игровой комнатой, куда родителей потом пригласили. А Дана, интерн Барбары, занялась детьми.

– Похоже, ваш сын собирается стать охранником, – сказал Шелли мужчина, лицо которого казалось ему знакомым.

Он знал, что раньше встречал его, и был уверен, что это была одна из встреч, имеющих прямое отношение к их бизнесу.

"Черт возьми! Ну зачем я пришел сюда?!" – подумал он. – "Я не собираюсь сесть в кружок и принять участие в терапевтической группе, чтобы делать признания и всем и каждому рассказывать о своих проблемах. Я не готов выложить группе незнакомцев, что заражен СПИДом, и видеть, как они отпрянут. Кое-кому он позволит иметь эту информацию, но на этом точка.

– Я Рик Райзман, – мужчина протянул Шелли руку.

"Бог мой! Вот кто это. Рик Райзман, конечно, это он". Шелли видел его на парковке, когда тот пытался расправить сложенную коляску, но тогда он не сообразил, почему это лицо ему знакомо. Сейчас он вспомнил, что они встречались в доме Барбары Страйзенд на каком-то благотворительном вечере.

– Шелли Милтон, – пожал он руку. – Мы встречались.

– Конечно, Шелли, – глаза Рика сказали, что он узнал Шелли. – Я видел вас на том вечере. Вы были там с вашей партнершей по перу.

– Со мной, – подходя произнесла Рути и протянула руку Рику, – Рут Цимерман.

– Вы усыновили ребенка? – Рик переводил глаза с Шелли на Рут.

– Нет. Сид наш биологический ребенок.

Рик попытался не отреагировать. Цимерман и Милтон – хорошо известная команда писателей-юмористов. Но Шелли Милтон – гей. Рик помнил, как Давид Бергман, женатый мужчина, юрист в фирме, консультирующей бизнес развлечений, покинул спальню своей жены, чтобы вступить в долгую любовную связь с Шелли. Сплетничали по всему городу.

– Искусственное осеменение, – объяснил Шелли, отлично понимая, о чем сейчас думает

Рик.

Он мечтал лишь о том, чтобы схватить Рути за руку и вытащить отсюда. Группа еще не начала работать, а он уже занял оборонительную позицию. Нет, не сработает все это.

– И мы сделали это, – произнесла прелестная блондинка.

Одета она была с шиком в брючный костюм цвета взбитых сливок. Она стояла на коленях, меняя "памперс своей дочери на пластиковом одеяльце. Рути не могла бы и поверить, что кто-то, у кого такая тонкая талия, мог родить ребенка.

– Только у нас была суррогатная мать.

"Ага", – подумала Рути – "Я же знала". Темноволосый красавец – муж блондинки, разглядывал детские рисунки, пришпиленные на стенах в игровой комнате.

– А вот об этом мне бы хотелось узнать поподробнее, – заявила Рути, – потому что, если я решусь завести еще одного ребенка, я хочу, чтобы рожал кто-то другой, а потом мне рассказал об этом. Честно, я бы даже предпочла, чтобы мне не рассказывали.-

Блондинка не улыбнулась и напряглась. Собрав грязные "памперсы", она сложила все в пакет и выбросила в близлежащий мусорный ящик. Потом, подхватив дочь, понесла ее к другим малышам.

Давид наполнял желтое ведерко песком, а Сид одной рукой толкал грузовичок, а другой – держал бутылочку со смесью. Барбара Сингер вышла во двор и присела у песочницы, наблюдая за игрой и поощряя детей. Увидев, как Элейн посадила Роуз в песочницу, она проследила взглядом и увидела, как из игровой комнаты вышел Митч и с любовью наблюдал за играющей дочерью.

– Моя дочь не может без компании, стадное животное, – прокомментировал Митч.

Элейн почувствовала тяжесть в груди: "Да, подумала она, в точности, как ее мать -

Джеки".

– Эта маленькая Роуз будто клонирована от вас, – заметила Рути, и Элейн попыталась выдавить улыбку. – Ни капельки не похожа на папу. А какая суррогатная мама?

Элейн подождала, чтобы ответил Митч.

– Красивая, – доложил он, – как и моя жена.

С трудом Элейн сохраняла улыбку на лице.

– Мы – Митч и Элейн де Нардо.

– Привет всем, – сказал кто-то громко внутри. – Прошу прощения за опоздание. – Это была Джудит Ши.

Ее чудесные каштановые волосы развевались, круглолицая девчушка сидела за ее спиной, а в руках она несла другую дочь, маленькие, толстенькие ножки которой обвивали мамину талию.

– Поздоровайтесь со всеми, девочки.

Для Барбары взрывная теплота Джудит пришлась очень кстати на фоне нервозности на лицах других.

– Еще две медовые помадки для вашей группы, – представила Джудит дочерей, опуская их на землю и освобождая руки, – Джудит Ши ... осемененная, – представилась она со смехом, подходя к остальным.

Рик оглядел ее. "Черт возьми! Вот это да! Сексуальна, как ... Дьявольски сексуальна! Немного полновата в талии. Но ведь родила двоих!".

Прелестная Джулиан побрела к песочнице, и сейчас, когда уже все собрались, Барбара подошла поговорить с малышами:

– Пока вы будете играть с Данной, мы с вашими мамами и папами и с сестренкой Джулианы будем пить кофе и знакомиться друг с другом. Если кто-то из вас заскучает и захочет придти сказать "хеллоу", тогда идите прямо сюда, вот в эту дверь, мы там будем, пока не придет время всем перекусить.

Никто не поднял на нее глаз, но, казалось, они ее поняли. Родители вошли вовнутрь, и расселись на стульчиках для малышей, которые Барбара поставила полукругом у небольшого стола с электрическим перколятором, и из него шел густой запах свежемолотого кофе.

– Разрешите мне открыть нашу встречу предложением приобрести мебель большего размера, – сказал Рик. – Эта предназначена сосункам.

Все рассмеялись.

– К следующему разу попытаюсь найти стулья побольше, – согласилась Барбара, оглядывая всех. Четыре семьи, пять малышей.

–Хорошее начало – подумала она, – "достаточно людей, чтобы завязался хороший разговор, но не слишком много, и можно сделать этот разговор интимным.

– Я хочу всех вас поприветствовать. Ваша группа уникальная. Обстоятельства рождения детей у вас необычны. Я верю в необходимость появления такой группы, потому что в мире возникают новые технологии, а наше общество приветствует экстраординарные пути рождения детей. Никто другой не знает этого лучше, чем вы. Ваши дети необычны, и их проблемы и нужды тоже необычны. До вас таких прецедентов не было. Эти потребности создают ситуации ранее неизвестные и требуют ответов (если мы их найдем), которые не только помогут этим особенным детям в жизни, но, возможно, мы сможем накопить информацию, чтобы передать другим семьям. -

Время от времени она сознавала, что голос ее звучит в точности, как у Грейси. Иногда у нее возникало странное ощущение, что вот где-то в этой комнате на периферии ее видения сидит Грейси с сигаретой и говорит: "Хорошо сказано, родная".

– Каждый из вас рискнул заиметь ребенка неортодоксальным образом. Сейчас эти дети растут и развиваются, и скоро они займут в мире место вместе с другими людьми. У них появятся вопросы о своем происхождении. Мы здесь, чтобы помочь вам с детьми и понять и решить вместе, насколько вы готовы рассказать им о них. Как вы дадите им эту информацию и, как вы будете говорить им об их особенности на разных стадиях их развития, в разном возрасте. Как эти особенные пути отражаются на вашем супруге, на других членах вашей расширенной семьи, родителях и так далее. И когда Сид или Роуз Маргарет, или Давид, или Джулиана и даже крошечная Джоди спросят вас: "Откуда я появился", у вас будут готовы ответы. Ответы, которые мы найдем вместе. Я имею в виду именно вместе, потому что я сама не знаю ответов. Думаю^ однако, самое важное – обращаться с ними и их вопросами так, чтобы помочь детям расти и чувствовать себя любимыми, желанными и заслуживающими доверия и доверяющие вам.

– Могут ли быть другие ответы на этот вопрос, кроме как сказать правду? – спросил

Рик.

Крошка Джоди расхныкалась. Джудит сняла ее и, положив на плечо, стала поглаживать.

– Догадываюсь, – предложила она, – это зависит от того, насколько вы чувствуете себя комфортно с правдой. Я-то сама совсем не хочу объяснять моим дочерям, что "ваш папа – сперма под таким-то номером". Мне бы хотелось, чтобы это прозвучало как-то иначе и лучше. -

– Правдивость для детей вовсе не означает, что вы расскажете им все сразу. Есть разные способы сообщать информацию, подходящие данному возрасту, и вы будете сообщать ее по-разному на разных стадиях. Широкими, но честными мазками вместо деталей, с которыми они, возможно, не смогли бы справиться, – пояснила Барбара. – И, Джудит, я думаю, ваше желание, чтобы дочери знали, что есть в мире мыслящий, дышащий человек, давший сперму и ставший донором – великолепная идея. Потому что, как только они поймут, что они – часть его, они захотят думать о нем, как о чем-то особенном.

И Элейн подумала о Джеки. О Митче и Джеки. Она почти вскочила от удивления, когда Митч нежно взял ее руку. "Почему он держит мою руку? Пытается заставить всех думать, что они счастливая пара? Пытается заставить меня в это верить",

– У меня было открытое усыновление. Мама Давида последние несколько месяцев перед родами жила в моем доме, – объяснил Рик.

– Она все еще видится с ребенком? – спросила Элейн.

– Нет. Она не видела Давида с тех пор, как ушла из госпиталя.

– Где она? – спросил Шелли.

– В Канзасе.

– Хорошо, что очень далеко, – прокомментировала Джудит.

– У меня нет проблем, если бы она была рядом с Давидом. Я все-таки считаю ее его мамой. У него ее жизнерадостность и молочная кожа и кровь в венах. И она замечательная, умная и смышленая. Когда он подрастет, я хочу, чтобы он знал, что она его мать.

– Вы так говорите потому, что вы – холостяк, – вставила Рути, – если бы у вас была жена, и она хотела бы быть ему мамой, держу пари, все было бы по-другому.-

– Может быть, – согласился Рик.

– Вот такого рода трудности мы и будем обсуждать в нашей группе, – пояснила Барбара, – подозреваю, что связь с биологическим родителем в дальнейшем станет щекотливой темой. Особенно, если вы, Рик, в дальнейшем решитесь жениться. -

– Никаких шансов! – воскликнул Рик.

– Вы гей? – спросила Джудит.

– подозреваю, нет, – ответил Рик. – Не хотите пойти вон в ту комнату и проверить?

– Вы гомофоб? – спросила Рути Джудит.

– Ну нет! – ответила Джудит. – Просто удивлена, что одинокий, привлекательный мужчина так непоколебим в своем желании не жениться. -

Рути сменила тему:

– А вы продолжаете отношения с суррогатной матерью? – спросила она Митча и Элейн.

Сердце Элейн заколотилось. Боковым зрением она увидела, как напряглась Барбара.

– Нет, – ответил Митч Рути, – мы не поддерживаем с суррогатной матерью никаких отношений.-

Глаза Барбары и Элейн на секунду встретились. Потом Барбара снова обратилась к Ри– ку:

– Как вы объясняете женщинам, с которыми встречаетесь, наличие у вас ребенка?

– Они заходят ко мне в полночь, и в шесть утра я их выпроваживаю, – поддразнил Рик. – И Давид никогда не знает, что они у меня бывают.-

– Как только я взглянула на вас, я сразу поняла, что вы мне не нравитесь, – сказала Джудит Рику шутливо.

– Я вам очень нравлюсь, – кинул Рик в ответ. – Я все еще смакую тот факт, что минуту назад вы назвали меня привлекательным.-

Джудит рассмеялась.

– Послушайте, я серьезно. Не знаю, что будет дальше, но на какое-то время я решил не встречаться. А, может, когда-нибудь найду свою женшину. Хотя, чем дальше, тем это становится все заоблачней. Обычно получается так, что встречаюсь я с теми, кого не хотел бы сделать матерью Давида. -

– Есть комментарий по поводу вашего вкуса, – сказала Джудит.

– Вы окажетесь в беде, – продекламировал Рик, и ухмыльнулся, глядя на нее.

– Вы знаете и отца ребенка? – спросил Митч Рика.

– Нет. Девушка – мать Давида, не сказала, кто. Может, она и не знает. Хотя, скорее всего, это какой-нибудь старшеклассник-балбес, – предположил Рик.

– А как вы? – Барбара обратилась к Шелли.

Он выглядел не очень здоровым. Рука его небрежно обнимала спинку стула Рути.

– Вы уже думали, что скажете Сиду, когда настанет время, и он начнет задавать такие вопросы?

– Скажу ему заниматься своими собственными делами, – пошутил Шелли.

Все засмеялись.

– Забавно и премило, – вставила Барбара, – но это не ответ. Я знаю, вы писатель и специализируетесь на комедии, но я знаю и то, что этот ребенок появился по серьезным причинам. И мне, действительно, хотелось бы знать, что вы ему скажете.

– Ну, что ж, – Рути взглянула на Шелли, – мы скажем ему, как мы любим друг друга, и именно потому он появился на свет. – Потом остальным она объяснила, – мы самые большие друзья.

– А что, если он спросит, как он появился у вас? – спросила Джудит.

– Это-то объяснить легче, чем описать секс, – ответила Рути.

– Мы не знаем и, наверное, поэтому мы здесь, – сказал Шелли.

– Он такая умница, просто поразительно, – Рути вся светилась, рассказывая о своем сыне. – Такой говорун! С изумительным чувством юмора. Уже рассуждает, будто ему гораздо больше лет. Думаю, я не преувеличиваю, потому что все поражаются тому, что он говорит.

– Как, например, недавно, – вставил Шелли.

– Я не это имела в виду, – лицо Рути перекосил гнев.

– Знаю, но это важно. Именно это – одна из причин, почему мы здесь.

Рути объяснила, что Шелли имел в виду, но так, что Барбара отчетливо чувствовала, что Рути едва сдерживает гнев: Сид был в чьем-то доме. У какого-то мальчика по-соседству. И возвратился домой со словом, которое там подцепил. Слово было: шланг.

Рути и Шелли крепко держались за руки;

– Мы поняли, что начинается эра объяснений всего, и нам хочется объяснить хорошо.

– Мы не будем говорить ему, что спим в разных спальнях, потому что я храплю, – пояснил Шелли, – я хочу, чтобы он знал, что я гей, и что это "о'кей", неважно, что говорят другие. И я ничуть не меньший отец ему и люблю его также сильно, как другие.

– Он поймет, что вы любите друг друга и любите его. Я помогу вам подобрать слова, которые вы ему скажете, – пообещала Барбара.

Она была рада, увидев, как Рути и Шелли обменялись взглядом облегчения, и она поздравила себя и в тайне произнесла молитву, попросив Бога дать ей способности сделать то, что она пообещала.

– Видите ли, – размышлял дальше Шелли, – если он не будет знать это сразу, он никогда не поймет, кто я был.

– Был? Такое впечатление, что вы не планируете быть рядом, чтобы он мог узнать вас?

– спросила Джудит.

Барбара слышала, как Шелли набрал воздуха в легкие, а Рути отвернулась к окну взглянуть на Сида.

– Никто из нас не знает, сколько нам уготовано жить на этой земле, – мягко произнесла Барбара. – Но, думаю, то, что вы услышали сегодня, означает, что наши критерии поведения не работают, когда мы пытаемся применять их при новом стиле жизни.