Текст книги "клуб аистенок(СИ)"

Автор книги: Нелли Кулешева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

К 11-ти она уже порядком устала, но решила закончить. Она помнила все утра Рождества, когда Гайдн и Джефф врывались в их со Стэном спальню и прыгали к ним на кровать. За окном все еще было темно, и единственное желание родителей тогда было – не размыкать глаз еще хоть чуть-чуть. Но дети игнорировали это желание. Сейчас она бы навсегда отказалась от сна, чтобы еще одно Рождество иметь их всех вместе, такое она чувствовала одиночество.

В полночь, наполовину закончив работу и пройдя тест "выживу ли я без Стэна", она поднялась в спальню, оставив гореть гирлянду. На следующий день, ко времени возвращения Стэна, она уже закончила всю работу и сидела на софе, уставившись невидящим взглядом и чувствуя себя подавленной.

– Дай догадаюсь, – Стэн сел рядом и обнял ее за талию, – держу пари, ты рисуешь сейчас идиллическую картинку каждого Рождества в нашем доме.

– А разве было не так?

– Какой припомнить? Тот, когда твоя мама притащила сюда семь бездомных на Рождественский обед, и одного рвало так, что он обделал всю нашу ванную, а другой стянул мой бумажник? А Рождество, когда Гайдн свалила елку, и в гостиной начался пожар? Или тот, когда твоя сестра Роз прилетела с Востока, привезла с собой рыбину, и мы все ею отравились.

Барбара расхохоталась;

– Ты прав. Дьявольски прав. Всех своих пациентов я предупреждаю не идеализировать, не фантазировать насчет своих былых праздников, а сама попалась на эту удочку.

– Слушай, любовь моя, – Стэн прижал ее к себе, – будущие лета будут лучшими в нашей жизни. Как только мы выживем отсюда Джеффа, мы сможем путешествовать по всему миру, о чем мечтали столько лет. Может, даже откроем место где-нибудь на Севере и купим второй дом. Подумай только. Без деток вокруг я смогу голым бегать за тобой по всему дому.

– Родной, при скорости, на какой я буду бегать, будет совсем просто поймать меня.

– Точно! Но это о'кей, потому что в том моем возрасте, догнав тебя, я не буду знать, зачем догонял.

Их шутки надсчет старения стали их любимым развлечением, вызывали смех, и Стэн взял ее лицо в свои руки, повернул к себе;

– Любимая.

Она так хорошо знала его улыбку.

– Это то, что мы оба знаем, и что я никогда не забуду.

– Обещаешь? – ухмыльнулась она.

– Обещаю.

Его нежные поцелуи у освещенной елки грели ее, и когда он запустил руки под ее свитер, она помогла ему раздеть себя, и на полу они любили друг друга.

– Может, действительно хорошо, когда дети не путаются под ногами, – прошептала она ласкающему ее Стэну.

– Я же говорю, к черту этих испорченных крыс, – от его касаний, поцелуев, печаль ее испарялась.

Когда Стэн заснул на полу с ней рядом, зазвонил телефон. Барбара голой побежала по дому схватить трубку. Это была Гайди. Она просто поздоровалась "Привет, мам", и Барбара уже знала, что случилось что-то недоброе. Сначала был поток рыданий. Потом поток слов, которые Барбара не могла разобрать. Пока терпеливо она пыталась разобраться, Стэн принес ей банный халат, и она скользнула в него. Наконец, пришло понимание того, о чем истерически пыталась ей поведать Гайдн; Район Адлер, ее жених, женился на ком-то другом. Эта, другая звалась Бони Вест и была местная радио-знаменитость.

– Мы тогда поссорились и не разговаривали, но я думала, что, как всегда, это рассосется, и он вернется. Так всегда раньше было ... Она когда-то была его девушкой ... когда-то давным-давно ... пока я ждала его звонка ... он женился ... Я такая тупая. Не могу поверить... я узнала от кого-то, кто видел это в газете. Можешь поверить, я ему верила?!

Барбара прикусила язык.

– Ты в жизни не поверишь ... это просто ненормальность, какое-то уродство ... на днях он звонил мне, бормотал ... я слушаю его, и говорю себе: "Молчи Гайди, держись, дай этому идиоту высказаться ...", мам, ты умрешь, когда я расскажу тебе ...

Стэн принес Барбаре кофе, и она жестом дала ему понять, что Гайдн травмирована, и что она слушает конец истории.

– Он сказал "Боже мой, Гайди, зачем я это сделал?! Зачем я женился на ней?! Сейчас мне абсолютно ясно, что я люблю только тебя". И я ему сказала "Ты – придурок Район". А потом он стал мне докладывать, что его мамаша считает, что Бони ему гораздо больше подходит, чем я, и я в ответ его поблагодарила, говорю: "Спасибо большое. Ты очень меня обрадовал. Я чувствую себя замечательно от этого". Но самое худшее, он стал проситься придти ко мне. Можешь поверить?! Он хочет придти, чтобы мы занялись любовью, а женат он на ней! Как ему такое могло придти в голову, что я соглашусь?!

– Что ты ему сказала? – Барбару поразила такая откровенность со стороны Гайдн.

– Скажу тебе вот что, мам. В тот момент я чувствовала такое одиночество – вселенское! Так мне было тошно, что у меня сил не было отказать ему. Пусть он только скажет мне снова, что любит меня.

Бедное дитя, думала Барбара. Мое бедное дитя.

– Но ... – спросила она, хотя знала же, не должна была задавать этот вопрос.

– Не беспокойся, мать, – в голосе Гайди звучало отвращение, – я не сделала этого. Повесила трубку, а потом сняла ее напрочь. Но ... сейчас мне очень-очень плохо, и ты должна мне помочь, потому что они переехали в это место рядом, а мне тогда нужно отсюда убираться. Немедленно. Побыстрее. Не думаю, что выживу, если вдруг натолкнусь на него, или на них обоих.

– Дай посмотрю, что я могу сделать? – сказала ей Барбара.

Компании, которая взяла бы на себя перевозку немедленно, не было, и потому Барбара позвонила в Wertz Rent-a-Truck в Сан-Франциско, и они со Стэном полетели к дочери. Канун Рождества они провели, пакуя вещи Гайди: кухонные принадлежности, мебель, одежду, потом переносили все это на два этажа вниз и грузили в грузовик. Стэн вел грузовик, а Барбара и Гайдн ехали за ним в машине Гайдн. Барбара вела, а Гайдн плакала весь путь домой. Добравшись до Лос-Анжелеса, они прямиком направились в складские помещения, куда Барбара позвонила заранее, с помощью служащего ночной смены разгрузили грузовик, и, наконец, поехали домой.

Утро Рождества Гайдн провела сидя на кушетке в гостиной, невидящим взглядом уставившись на бушующий огонь камина. У нее было потерянное выражение лица и опустошенные глаза, ее любовная лодка разбилась, и Барбара знала, Г айди верит сейчас – ей никогда этого не пережить.

– Время лечит, родная, – Барбара садилась рядом с ней на софу, – у тебя много времени впереди.

– Да, – отзывалась Г айди.

Барбаре хотелось создать какое-то праздничное настроение. Хотя прошло довольно много времени с тех пор, она вспомнила старый рецепт и напекла целую гору вкуснейших блинов. Потом включила запись хора Mormon, исполнявших рождественские песни. Позвонил Джефф, катавшийся на лыжах в Snow Mass. Она приглушила звук и порадовалась за него, потому что он далеко от безрадостного утра в доме Сингеров, и, когда он спросил, как случилось, что гусыня дома, когда собиралась праздновать со своим жлобом, Барбара сменила тему.

Около 11 часов раздался звонок в дверь. Открыв, Барбара очень удивилась, увидев Марси и Эда Фрэнка, их зятя Фредди, очень похожего на Эда, и их дочь Пэми, очень-очень беременную. Пэми была подругой детства Гайди.

– О...о... по выражению твоего лица я вижу, нам следовало вначале позвонить, – извиняюшимся голосом начала Марси Фрэнк, вероятно, потому, что Барбара все еще была в банном халате и выглядела всклоченной после 36-часовой неразберихи. – Но мы были рядом через улицу у родственницы и подумали, вам, наверное, одиноко без детей, и нам хотелось показать огромнейший животик Пэми.

– У...у..., – Барбара не знала, что делать. Ей бы хотелось попросить их уйти, и она уже подбирала слова, но Гайдн, проявив любопытство, подошла к двери посмотреть и, увидев живот Пэми, застонала, всхлипнула и побежала наверх.

– Лучше нам уйти, – смутился Эд Фрэнк.

Барбара вздохнула.

– Давайте, заходите. Стэн, милый, приготовь гостям коктейль, пока я позабочусь о Гайдн.

Она почувствовала облегчение, когда, зайдя в комнату дочери, где та лежала, свернувшись, скрючившись в клубок на неразобранной кровати, зазвонил телефон. Прежде чем Барбара дошла до него, Гайди распрямилась и взяла трубку.

– Алло, – сказала она полузадушено, – тебе тоже веселого Рождества, бабуля, только это Гайди, а не Барбара.

Барбара присела на ее кровать.

– Я дома, потому что мой жених женился на другой, и я больше не хотела там оставаться, и ... мне было тошно, и мама и папа приехали за мной с огромным грузовиком и целый день перевозили меня сюда. Я собираюсь пожить здесь, пока не решу, что мне дальше делать со своей жизнью.

Выпалив все это, она широко открыла рот в плаче, плакать не смогла. Сотрясаемая внутренними рыданиями, Гайдн слушала заживляющие советы Грейси на другом конце провода. Барбара придвинулась ближе к дочери и взяла ее руку. Г айди кивала телефону на советы Грейси, как-то чуть-чуть воспряла, собралась с силами:

– Знаю, – произнесла она, – ты права. Я согласна. Нет, я знаю. Ты права, и я буду ... обещаю. Хочешь поговорить с мамой?

– Здравствуй, мама, – взяла трубку Барбара.

– Перевези ее в ее квартиру до 1 января, найди квартиру и перевези, – сказала Грейси вместо приветствия.

– Тебе тоже счастливого Рождества, – откликнулась Барбара.

– Ты со своим образованием психиатра должна понимать лучше, чем кто-нибудь другой, что после тяжело завоеванной ею независимости, жить с вами снова – самое худшее. Девочка должна почувствовать себя на коне снова. Снова встать на свои собственные две ноги, – Грейси вещала, поучала, – я именно это имею в виду.

– Мама, с ней все в порядке. Несколько недель в своей старой комнатке могут быть живительнее для нее, я и Стэн будем опекать ее, как это может ей повредить?

– Это хорошо для тебя, Барбара. Делай то, что хорошо для нее, – отрезала Грейси.

– Счастливых праздников – сказала Барбара и повесила трубку.

– Сказать Фрэнкам уйти? – спросила она дочь.

Гайди обвила шею Барбары руками, склонив голову ей на грудь, и Барбара почувствовала, как ее волосы стали мокрыми от горьких слез дочери.

– Пойду, приглашу их пообедать с нами на следующей неделе, когда ты почувствуешь себя лучше.

– Нет, я в порядке ... Сейчас умоюсь и приду. Я, честно, очень рада за Пэми. Хочу посмотреть на нее, – она встала и, утирая глаза и нос, пошла в ванную.

– Родная, – произнесла Барбара, и Гайди остановилась и взглянула на нее. Лицо ее вспухло от слез. – Обещаю, вот увидишь, ты преодолеешь это.

– Спасибо, мам, – сказала Гайди и ушла в ванную.

К 30 декабря они нашли для Гайди квартиру в Западном Голливуде, которая понравилась Гайди и которую Барбара и Стэн были в состоянии оплачивать, пока Гайди не найдет работу. Последнее, что Барбара перенесла в эту квартиру, был облезлый медового цвета Вини-Пух. Она перевезла его и еще кое-что из вещей в своей машине.

Пока Гайди разговаривала с человеком, пришедшим установить телефон, Барбара прошла с медвежонком в спальню дочери.

– Позаботься о ней, – попросила она, обнимая игрушку, потом положила его Гайди на подушку и ушла на работу.

39

В канун Рождества Рути и Шелли пошли на большую и шумную вечеринку в доме телепродюсера в Санта-Моника.

– Слышала о ките со СПИДом в гавани Сан-Франциско? – шутил лысый у пианино.

– Давай уйдем, – стоя у бара, Шелли услышал хихиканье, и подхватив сумочку Руги, повторил, – уйдем прямо сейчас.

Сид заигрался на игровой площадке с детьми, дети постарше подзадоривали малышей карабкаться по лесенке вверх, малыши визжали, орали, восторгались и Рути тоже, махнув на все заботы рукой, расслабилась за долгое-долгое время. Гнев в глазах Шелли поверг ее в отчаяние.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Да. Только хочу убраться отсюда.

– Мы же только что пришли, – она попыталась понять, что случилось.

– Тогда оставайся, я пошел.

– А как Сид?

– Он может оставаться или идти со мной, тебе решать.

– О, Шелл, почему нам всем не остаться?

– Потому, что я хочу уйти ...

– И что делать?

– Поехать домой.

– Почему ты хочешь домой? Это же Рождество – семейный праздник.

– Очнись, Рути. Мы – евреи, это не наш праздник, и мы – не семья.

Океан шумел, но не заглушил слов Шелли. Одна из женщин-писательниц, стоявших рядом, увидела, как исказилось лицо Рути от боли, и взяла ее руку. Рути высвободила руку.

– Вот, возьми билет на машину, – она вытащила его из сумочки. – Сид останется здесь, со мной.

Шелли забрал билет, подощел к Сиду поцеловать на прощание и ушел. Через огромные окна веранды Рути видела, как служащий парковки вывел ее Мерседес, Шелли сел и уехал.

Согласно докторам со здоровьем у него все было хорошо. Ежемесячно он проверялся на количество Т-клеток и на наличие симптомов СПИДа, и пока все обстояло благополучно. Но страх раздирал его. Иногда по ночам он просыпался и сочинял стихи; она находила их повсюду в его комнате. Часто по ночам он лежал в постели, пытаясь заснуть, перейти тот порог, где он был здоров и не боялся, но мозг держал его в тисках паники. Дыхание учащалось, его трясло и тошнило, и тогда он вставал и через холл плелся в комнату Рути, и она, во сне чувствуя, что что-то неладно, просыпалась, обнаруживая его рядом, сидящим у нее. Ему необходимо было быть рядом с ней. Проснувшись, она массировала ему плечи, узлы страха постепенно исчезали, а она снова и снова говорила ему: "Ты в порядке. У тебя все в норме. Содержание клеток-Т высокое, у тебя хороший аппетит, мы с Сидом любим тебя, у тебя все хорошо". И скоро физический контакт массажа умиротворял его, и он расслаблялся. Когда Рути чувствовала, что напряжение исчезло и опустились плечи, она поднималась, надевала халат и брала его за руку: "Давай, давай", и она вела его в детскую. Потом оба они стояли, глядя на лицо их мирно сопящего сына. "Вот поэтому ты не должен психовать. Вот поэтому ты должен сказать себе "все умрут'мы прошли через "Руди-де-Пуди", через любовь и смерть, через взлохмаченные волосы, суицидальные попытки, и мы одолеем и это тоже". Потом она отводила его в его комнату, укладывала в кровать, возврашалась к себе и сидела до тех пор, пока не слышала его храп, и только тогда ложилась спать сама. Она любила его, и ей, конечно, следовало бы уйти с этой глупой рождественской вечеринки вместе с ним. Собственно, она уйдет сейчас. Одна из женщин, с которыми она разговаривала, отправилась за закусками, другая бегала и ловила своего малыша-топотунчика. Рути решила поспрашивать, сможет ли кто-нибудь подкинуть ее домой, и в толпе в заднем дворе натолкнулась на Луи Квелла. Он стал несколько круглее, чем был в молодые годы, когда все они – Рути, Шелии, Луи и другие комедийные писатели атаковали Comedy Store. Но он все еще мило выглядел, а когда обнял Рути, здороваясь, это бьшо приятно, и пах он потрясающе. Одним из привлекательнейших качеств, которые Рути помнила за Луи, была его начитанность. Однажды они обсуждали телесериал с множеством сюжетных линий, и Луи обозначил его как "многослойность Дикенса". В другой раз он сравнил сюжет ситкома, который они смотрели вместе, с короткими рассказами Стефана Крейна.

– Не шутишь? – рассмеялся Шелли, – я думал, Стефан Крейн – заголовок минисерий на NBC.

Большинство комедийных писателей, знакомых Рути, были забавны и чувственны инстинктивно или через перенесенную боль. Луи Квелл тоже всем этим обладал, но еше он был прекрасно образован, имел широкие взгляды, и такое сочетание сделало его одним из наиболее процветаюших телепродюсеров. Недавно он заключил контракт со студией, и широко освешавшая его пресса утверждала, что он получил "полную артистическую свободу при неслыханно огромной сумме денег".

– Ты – хит, – сказала ему Рути, когда он подсел к ней. Казалось, прошла вечность с того времени, когда они были начинаюшими, неизвестными, боровшимися за место под солнцем. Когда Рути и Шелли делили на двоих один чизбургер, потому что не могли себе позволить два.

– Ты – тоже хит, – Луи улыбнулся.

Рути подумала, что для человека, каждая идея которого стоит миллионы долларов, он очень непритязателен и почти скромен.

– Ну, не такой, как ты. Сейчас ты можешь продать свое грязное белье за гораздо большие деньги, чем я свой дом.

– Да, но у тебя есть сын, – он погладил ее руку. – Это тот в красной рубашечке? – он показал жестом в направлении деревянной постройки, где Сид карабкался по лесенке.

– Откуда ты знаешь? – спросила Рути.

– Потому, что он чудесен ..., – Луи заглянул ей в глаза, и Рути, казалось, была сбита с толку, когда почувствовала, как пламенем полыхнули ее щеки'', этого не случалось с ней целую вечность.

"Остынь, Циммерман", – сказала она себе, – "ты Потеряешь рассудок".

– Над чем же ты работаешь? – спросила Рути, надеясь, что он не заметил, как она встрепенулась, хотя, скорее всего, он попросту шутил. На целый миг она вообразила себя желанной. Нет. Еще лучше – женщиной.

Вечеринка становилась шумнее и веселее по мере того, как подъезжало все больше гостей.

Очень стройненькая и прехорошенькая девица в платье-спандекс, настолько обтягивающем, что выдавались кости ее лобка, нашла взглядом Луи и поспешила навстречу напомнить ему, что она была занята в одном из эпизодов его шоу несколько недель назад, и что сценарий его был "та...кой та...кой блестящий". Рути понравилось, как Луи серьезно поблагодарил ее, не клюнул, не запал, и, когда она ушла, не сделал никаких сальных комментариев. Славный, мягкий мужчина.

– Правильно сделали – и ты и Шелли. Я имею в виду вашего ребенка. На днях я случайно столкнулся с Шелли, он полностью изменился. Гораздо серьезнее стал. Ты того же мнения?

– Ты имеешь в виду, Шелли стал серьезнее? Несомненно, – ответила Рути и почувствовала себя виноватой, что не ушла с ним.

– Вы вместе живете?

–Да.

– Привет, Квелер! – позвал кто-то из дома. Луи махнул в ответ, и Рути наблюдала, пораженная, что нет в нем никаких признаков величия, снисходительности, обычно сопровождающих успех в Голливуде.

Он оглянулся на Рути, и она уже знала, о чем он собирается спросить. О том же, о чем ее спрашивали раньше.

– Слушай, я знаю, это не мое дело, и, если ты сочтешь, что это грубо, просто скажи мне, и я заткнусь, но как это получилось?

Она прекрасно понимала, что он имел в виду, но ничего не хотела ему облегчать.

– Получилось что?

– Я имею в виду, это любовь, роман или что-то другое?

– Ты прав. Не твое это дело. Он – мой лучший друг. Самый близкий в этом мире. Я люблю его больше, чем кого-нибудь любила или полюблю, но каждый из нас спит в своей спальне, и между нами нет секса.

Лицо Луи осталось бесстрастным.

– И это о'кей, – сказала ему Рути.

– Ма...а...а..., – внезапно закричал Сид, и, вскочив, Рути побежала к плошадке, где сын ее орал, скатившись с горки, потому что какой-то большой мальчик только что поддел его ногой. Она подхватила его и, прижав, стала утешать и целовать. Через несколько минут малыш вытер свое лицо об ее блузку и, вывернувшись из ее рук, снова помчался играть.

– Мы едем домой скоро, дорогой, – вслед ему крикнула Рути. – Через несколько минут едем домой к папе. Пойду поищу, кто бы нас подвез.

– Я подвезу вас.

Повернувшись, Рути увидела, что Луи Квелл тоже стоит у площадки позади нее.

– Разве ты живещь где-то недалеко? Разве тебе по дороге.

– Да ничего. Я не против прокатиться.

Он, по правде, обхаживает ее. Клеится. Если бы он только знал, что происходит в ее жизни! Если бы знал, что Шелли часто просыпается по ночам в поту, и что, несмотря на уверение врачей о ее и Сида здоровье, каждая сыпь или каждый жидкий стул вызывают у нее панику.

"Луи, Луи", – думалось ей. – "Этот флирт – милый рождественский подарок, но сейчас в моей жизни нет места ни для чего. Я работаю на сукиного сына, которого ненавижу, прихожу домой и воспитываю сына, и я люблю Шелли Милтона. Ничего больше в моей жизни нет". Но когда она подхватила сопротивляющегося Сида, поблагодарила хозяина, и когда Луи Квелл, приобняв ее правой рукой и повесив сумку с "памперсами^?^ через левое плечо, повел ее к парковке, чувствовала она себя хорошо.

– Вы Рути Циммерман? – спросил служащий парковки.

–Да.

– Ващ муж оставил сидение для ребенка, – из закутка рядом с телефоном служащий достал сидение. Когда бьюик седан вывели, Луи поставил детское сидение на заднее, Рути посадила на него Сида и застегнула на нем ремни. В машине была коробка аудиокассет Уильяма Фолкнера с отрывками из "Когда я лежал, умирая" и Рути сказала:

– Догадываюсь: у тебя нет Вини-Пуха и Медового дерева или чего-то в этом роде.

– Нет, – Луи улыбнулся славной улыбкой, – но буду рад их заказать.

– Ты все еще работаещь на Зева Райдера? – спросил Луи.

– К сожалению.

– Он бездарный сукин сын.

– Я бы выразилась покрепче.

– Он ненавидит женщин, евреев и геев. Меня поражает, как вы двое выживаете там так долго.

– Выживаем?! Он уже уволил Шелли и постоянно ищет предлог уволить меня. Каждый день – борьба.

– Хочещь работать в одном из моих шоу? Не против встречаться со мной, влюбиться и выйти за меня замуж?

Луи шутил, но Рути стало не по себе оттого, что все это слышит Сид. Может, потому что она мечтала, что кто-то произнесет эти слова. Кто-то, кто вдруг появится и спасет ее от мути, в которой она жила изо дня в день.

– Да, конечно, – отозвалась она.

Они подъезжали к ее дому.

– Я серьезен на-счет этого, – сказал он, – давай как-нибудь пообедаем. Я не стану к тебе приставать. Обещаю.

– Мне надо идти, Луи, но спасибо, что подвез.

В гостиной Шелли переключал TV с одного канала на другой.

– Кто подвез тебя? – спросил он.

– Луи Квелл.

– Что эта богатая задница говорила?

– Передал тебе еамые лучшие пожелания.

– Папа, пойдем, поиграем.

– Давай, – откликнулся Шелли, но не сдвинулся с места.

– Давай, откроем подарки. Мы не должны придерживаться правил, – предложила Рути, – мы же евреи, – Может ,хоть это отвлечет Шелли.

– Папочка! Открой подарки! Мы – евреи, – Сид забрался на колени Шелли.

Шелли ухмыльнулся его невинному голоску.

– Думаешь, стоит? – поддразнил он Сида.

– Да...а...а! – заорал Сид с энтузиазмом и побежал к елке. Рут и Шелли пошли за ним и наблюдали, как он срывал оберточную бумагу со своих подарков.

Говорящая птица и аэроплан на колесах. Гараж с машинами, аэропорт "Пего" и все фигурки из "Звездных войн". И еще детский проигрыватель. Потом Шелли открыл свой подарок от Рути: персональный компьютер IBM и лазерный принтер. Они всегда записывали свои скетчи ручкой на блокнотах, когда работали на шоу, где всегда была машинка. Сначала они печатали свои черновики на старенькой переносной машинке, а потом платили машинистке, чтобы она аккуратно все перепечатала. Сейчас, уставившись на них, стояла современная технология 1990г.

– Счастливого Рождества! – произнесла Рути, сознавая, что подарок слишком шикарный. Но и что из того? Шелли достал из коробки руководство пролистал и в удивлении потряс головой.

– Шелл, я знаю, это немного запутанно, но лучшая часть подарка в том, что я наняла из компьютерного центра человека, который будет приходить по вечерам и обучать нас. Замечательная женщина, она работала со многими писателями и будет объяснять на простом английском, а не компьютерными терминами. Клянется, что через пару лет мы вообще будем удивляться, как могли жить без компьютера.

Шелли положил толстое руководство на кофейный столик и склонился над Сидом, который лежа на животе, играл со своими машинами, используя столик, как тоннель. Рути, все еще держа в руке свой первый неразвернутый подарок, наблюдала, как Шелли прошел в свою комнату. Она пошла за ним.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

Он сидел на кровати, глядя на балконную дверь.

– О том, что через пару лет меня, скорее всего, уже не будет. Почему ты думаешь, уголок для подарков Сида высотой в 3 фута? Я накупил ему подарков, которых ему не переиграть до 12-ти лет. Я не хочу тратить время, оставшееся мне на обучение компьютеру.

– Это не займет много времени. Ты научился работать с видеокамерой, и пока ноешь и скулишь – мог бы научиться и совершенствоваться. И "спасибо", обыкновенное "спасибо" не повредило бы, – она уже намеревалась выйти из его комнаты, но вбежал Сид с подарком, с которого только что сам снял оберточную бумагу: Ninja Turtle ружье, и он нацелился на Рути, – й.. .й.. .я.. .я, – завизжал он.

– Еще один удовлетворенный покупатель, – и.менно этого мне не доставало, – произнесла Рути.

В гостиной она открыла подарок от Шелли. Профессионально сделанную фотографию Сида. Вдвоем они ходили в фотостудию украдкой от Рути, и Шелли потом вставил фотографию в античную рамку.

– Я люблю тебя, – сказал Шелли, входя в гостиную.

– Я тоже мамочку люблю, – Сид крепко обхватил ногу Рути.

Рути прижала фотографию к груди: она так сильно любила их обоих, что готова была разрьщаться. Но одновременно она представила себя в постели с Луи Квеллом и спросила себя, как ей будет с ним.

В конце Рождества клуб здоровья Элейн был открыт, и, забросив Роуз к маме, она поехала в класс аэробики. Рок-музыка играла так оглушительно, что она чувствовала, как под ногами вибрировал пол. Она всегда становилась в передний ряд, потому что любила видеть себя в зеркале, когда исполняла упражнения. Исполосованное внутри из-за болезни, тело ее снаружи было совершенным, зеркало отражало удлиненные прелестные формы. "Спасибо хорошим генам", – думала Элейн. Мама ее, никогда не носившая ничего утягивающего, не изнурявшая себя упражнениями и даже долгими прогулками, все еще обладала стройным, подтянутым телом.

– Руки вверх; и вход ...и выдох. И снова вдох, леди, ноги в стороны, согнуть колени и потянуться.

Скверным будет Рождество без Митча. В прошлом году они купили елочные украшения "Первое Рождество бэби" и взяли Рози в May Company посмотреть на Санта Клауса. В этом году Элейн даже елку не покупала. После класса аэробики она заедет за Рози, привезет домой, накормит и уложит спать. А потом, подумала она, у нее будет время для празднования. Она жива, хороша и у нее есть дочь. Спасибо небесам за все эти дары.

Когда тяжелая часть класса аэробика шла вовсю, она почувствовала какой-то предупреждающий стук внутри, хотела перестать делать упражнения, попрощаться с учителем и тихонько ускользнуть. Но все-таки заставила себя остаться, через несколько минут вошла в ритм и настроение ее поднялось. Она где-то читала – во время упражнений в мозг выделяется какое-то вещество. Что бы там ни было, к концу занятий она чувствовала себя сильной и способной справиться со всем.

– Она – рыбка золотая, – открывая дверь похвалила Рози бабаушка.

Рози приход мамы проигнорировала, сидела и играла в музыкальный ящик у небольшой елки. Такую маленькую елку Маргарет Дун покупала с тех пор, как умер ее муж, будто заявляя,что одинокой женщине елка нужна вполовину меньше.

– Ее отец звонил сюда, – тихо и спокойно рассказала мама Элейн, – сказал, что звонил тебе, но когда не застал вас, решил, что, скорее всего, ты в школе, и он позвонил сюда.

– Да? – Элейн понимала, что ступает по тонкому льду. Понимала, что если в скором времени они с Митчем не вернутся к нормальной семейной жизни, ее опека над Рози обратится в ограниченную привилегию, за которую ей придется сражаться в случае развода. Митч потащит ее в суд, и лишь Богу известно, что он там наговорит о графике опеки над ребенком, которую всегда именовал "моя дочь".

Кивком Маргарет пригласила Элейн пройти в гостиную, где, сидя в откидывающемся кресле, просидела весь день, наблюдая за играющей малышкой.

– Выпьешь со мной? – Маргарет жестом показала на бутылку.

Элейн редко пила: для диабетика и это было опасно. Иногда с Митчем она выпивала фужер шампанского, пытаясь расслабиться в те времена, когда старалась забеременеть или когда они праздновали.

– Нет, не думаю, что могу, – но выражение на мамином лице заставило ее передумать.

– Чуть-чуть? – спросила Маргарет.

Канун Рождества. Завтра утром Элейн и Рози откроют подарки, присланные друзьями и игрушки, которые она купила малышке. Потом Митч придет за крошкой, чтобы отправиться с ней в дом одной из сестер, куда соберутся все их семьи. Все они будут рады, подумала она, что ее среди них нет. Потом, поскольку она уже обещала, ей придется пойти на рождественскую вечеринку к своей подруге Шарон. Через все это надо пройти и вступить в новый год. "Не надо питать никаких особых надежд на праздники", предупреждала Барбара Сингер. "Ну, что ж, по крайней мере, я выпью бокал шампанского с мамой".

– Давай, – согласилась она.

– Сейчас мы обе одиноки, – наливая бокал сказала мама. – что касается меня, мне нравится быть одинокой.

– Хочешь этого ребенка? Тогда тебе придется взять и Митча в придачу. Иначе, как пить дать, он отберет ее у тебя.

– Он так сказал? – насторожилась Элейн.

– Милая, ты забыла, я работаю в офисе, специализирующемся на разводах. Я повидала респектабельных мужчин, которые превращаются в изрыгающих огонь маньяков, когда дело касается собственности, о существовании которой они даже не подозревали, пока юрист не присоветовал им отстаивать ее: колода карт, вилка для рыбы, один даже поставил ружье на свою жену, пока она не отдала ему кольца для салфеток из папье-маше. Можешь вообразить, что происходит, когда дело касается детей?

Элейн сделала глоток: вино было вкусное. Она так не привыкла к алкоголю, что, сделав еще глоток, почувствовала, как по телу разлился огонь. Когда Рози вскарабкалась ей на колени, она поцеловала ее макушку, втянула в себя сладкий детский запах и почувствовала себя совсем беспомощной. Вся энергия, приобретенная в классе аэробики, улетучилась.

– Мама, что ты делаешь на Рождество?

– Не знаю. Женщины из офиса приглашали меня. Но ты же знаешь, я не очень люблю всякие вечеринки и, скорее всего, не пойду, останусь дома.

– И не надо. Ты права. Мы сейчас обе одиноки, но так не должно быть.

Раздался щелчок, и удивленный вскрик Рози, когда она ударила по крышке музыкального ящика, и снова запустила его.

– Давай, я куплю индейку и сладкий картофель – я знаю, ты его любишь, – и мы пообедаем и отпразднуем Рождество у меня. Я тоже не хочу никуда идти. Митч принесет Рози назад в 7:30. Пожалуйста, скажи "да".

Маргарет Дун помолчала, сделала еще глоток вина, и Элейн тоже сделала глоток и, наконец, Маргарет ответила:

– При одном условии.

– Каком?

– Я приготовлю в духовке яблоки на десерт.

Печеные яблоки. Десерт, который Элейн любила и могла есть без чувства вины. Десерт, который мама начала готовить для нее, когда у Элейн был диагностирован диабет. Жест любви.

– Решено, – согласилась Элейн.

Она не будет одинока, когда Рози и Митч уйду в гости без нее. И, может, они с мамой укрепят отношения. Обе эти мысли грели ее.

Это началось, когда она была в пути. Покалывание во рту. " Боже мой", – подумала она, – "я должна остановиться, купить и принять лекарство". Но рядом сидел ребенок, к тому же, она не была уверена, где остановиться. Уже поздно она коснулась волос: голова ее была мокрой. Она вся в испарине. Может, свернуть на одну из этих боковых улочек ... Очень трудно удерживать руль ... но дочь сзади ... и она сумела ... По крайней мере, машина ... Красный свет. За ней ...красные огни. Нет. Ногой она надавила на газ, чтобы уйти от красных огней. Но они оставались с ней, следовали за ней, а потом откуда-то громкий голос скомандовал: "Остановись". На минуту она забыла, как это делается. Потом сильно повернула руль, слегка протаранив машину, и надавила на тормоз. И рука, уже в боли, потянула на запасной тормоз. Фигура полицейского, слабо различимая от застилающей глаза пелены, приближалась к ней. Он появился, чтобы спасти ее, потому что она проваливалась, проваливалась. Полицейский стоял у окошка.