Текст книги "клуб аистенок(СИ)"
Автор книги: Нелли Кулешева
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)
– Добрый вечер, мэм. У вас, кажется, проблема?
Элейн трясло, и она сползла к рулю.
– Пожалуйста, предъявите права.
"Где же права? Сумочка. Да".
– Ум ... я
– Мэм, пожалуйста, выйдете из машины.
– Ребенок, – все, что она выговорила.
– С ребенком все будет в порядке, – заверил ее офицер, открывая дверцу, и она на ватных, подкашивающихся ногах сумела выбраться и стала рядом.
– Полегче, леди, – сказал он, выпрямляя ее.
Из своей машины вышла женшина-полицейский и подошла к машине Элейн. Выключив мотор, она стала мягко говорить с Рози. Элейн расслышала, как ее попросили постоять на одной ноге – она знала, что неспособна это сделать, даже если он будет поддерживать ее, – закрыть глаза и дотронуться пальцем до носа. Нет. Мама. Митч. Помогите. Инсулиновая реакция. Ей бы следовало поесть, прежде чем заниматься аэробикой. Доктор предупреждал ее.
Полицейский надел на нее наручники, усадил на заднее сидение полицейской машины и что-то говорил о Роуз: что она поедет с женщиной-полицейским, и та позаботится о ее машине. Элейн трясло, и она все еще была неспособна объяснить, что она не пьяна, находится рядом со смертью. Она не помнила многого из того, что было дальше: только это было чудо, что они привезли ее в участок, где был медик, который мгновенно понял, что у нее инсулиновая реакция. Он напоил ее апельсиновым соком, и это нормализовало ее сахар в крови. Не пьяный водитель,– инсулиновая реакция. Мало-помалу мир сфокусировался частично, и, когда она почувствовала, что способна встать, а потом ходить, они принесли ей Рози, которая закричала "ма...а...а...а...ма", увидев ее, потом уткнулась лицом ей в шею и заплакала.
Несколько минут она посидела, держа малышку, пытаясь решить, что делать. Рождество в полицейском участке. Все, чего ей хотелось сейчас, быть с Митчем. С Митчем и Рози – ее семьей. Из платного телефона-автомата она позвонила Бетси. Когда та ответила, Элейн услышала громкую музыку и громкий смех.
– Бетси, – произнесла Элейн в платный телефон в полицейском участке, держа малышку и глядя на троих, ожидающих своей очереди к телефону, – пожалуйста, позови к телефону Митча.
– Кто его спрашивает? – у Бетси всегда была сволочная нотка в голосе.
– Его жена, – ответила Элейн.
Она продолжала слышать громкий смех и музыку, обводя взглядом полицейский участок. Пара шлюх примостилась у письменного стола. Митч долго не подходил к телефону, и Элейн начала воображать, будто сестры удерживают его, наставляя, что сказать ей.
– Алло, – он, наконец, подошел, и, услышав его голос, она была так тронута, так взволнована, что ей пришлось поймать дыхание, чтобы заговорить.
– Это я, – произнесла она, – я в полицейском участке. У меня была инсулиновая реакция, а полицейский, остановивший меня, решил, что я пьяна, они арестовали меня. Роуз в порядке. Со мной тоже все в порядке. Но. Митчи. в те несколько минут, когда я думала, что умираю, я поняла, что единственное, чего я хочу – быть с тобой, я скучаю по тебе, я люблю тебя, и ни одной минуты своей жизни не хочу быть без тебя. Что касается Джеки, мы должны обдумать и решить, что делать. Вдвоем мы все обдумаем! Надеюсь, я смогу с Рози добраться до дома, но я хочу, чтобы ты тоже приехал туда, чтобы мы смогли обо всем поговорить.
– Малышка, – сказал он, – я уже там.
– Митчи, я люблю тебя, – сказала она.
– Бог знает, Элейн, я схожу по тебе с ума.
Прежде чем Маргарет Дун на следующий день приехала на рождественский обед, она была предупреждена своей дочерью, что вечер будет несколько иным, отличным от того, что они планировали прежде. И она испекла четыре яблока.
41
Газетный киоск аэропорта был украшен к Рождеству, и на задней стенке размещались журналы, на обложках которых красовалась Кейт Суливан в разных позах и нарядах. Н а обложке журнала Los Angeles она была в красном свитере, красных колготках и шляпе Санта Клауса. Фотографии ее были везде, потому что выходил филь.4 с ее участием "Леди навсегда" – некогда бывший проект Рика, так говорилось в экстренном пресс-релизе студии. Реклама и паблисити везде, она, к тому же, была директором фильма. Вчера вечером, переключая каналы, он видел ее повсюду: на CNN, на "Развлечения вечером" и других, других.
Вы в первый раз выступаете в качестве директора? – спрашивали ее.
Лари Кинг, Лиз Гиббонс, Уэнди Таш – Кейт Суливан получила именно то, что хотела. Не Рик будет указывать ей, как играть. Она создала ситуацию такую невыносимую для него, что принудила уйти. И тогда она смогла сказать:
– Ну что ж, поскольку никого не осталось, мне придется быть самой директором.
Какое это имеет значение, подумалось ему. Как только праздник закончится, он вернется в холодную аудиторскую, где провел последние несколько недель и где проведет следующие несколько месяцев, делая свой собственный новый фильм. И эти месяцы напряженной работы будут прерываться лишь когда няня с Давидом будут навещать его на работе, да полуночными обедами с Пэти,-которая относится с пониманием к стилю жизни кинорежиссера, потому что была женой кинорежиссера Чарли Фола.
Пэти – благослови Бог ее прелестное лицо – такая надежная. Иногда вечерами она лишь появляется с корзиной для пикников, в которой всякая снедь, ею приготовленная. И она не только подкармливает Рика, но и всю его команду. Потом ускользает, оставив цветок или забавную записку. Няня Давида говорила, что Пэт проведывает и Давида.
Когда съемки закончатся, Рику остается пройти агонизирующий процесс, "постарайся– об-этом-не-думать", пока фильм не будет выпущен, и ему не станет известно, наконец, мнение публики и критики. Какое это имеет значение. В это утро он 3 часа пролежал на животе в своей гостиной, прокладывая электропоезд под огромной елкой. Такого рода вещи казались ему сейчас важными.
Потом, когда счастливый Давид наблюдал, как поезд набирает ход и пролетает мимо миниатюрных деревенек вскрикивая и хлопая в ладоши, Рик сделал попкорн, и то, что Давид не съел, нанизал на нитку. Длинная получилась нитка. Рик поднял сына, чтобы тот сумел повесить нитку на лапы елки, потому что так делали его родители, когда он был маленьким.
После ланча они званы на детскую вечеринку. Рик выкупал Давида, одел, сам принял душ, оделся, и они забрались в машину. В садике перед домом разгуливали живые олени, а задний двор был полон импортного снега, который благодаря холодной погоде не таял. Актер в одежде Санта Клауса раздавал детям подарки, и прелестные девушки в нарядах эльфов разносили закуски. И везде были знакомые лица.
Давид занимал свое обычное место на плече Рика, свысока обозревая толпу. Гости заговаривали с красивым мальчонкой, когда Рик останавливался обсудить последние проекты с агентом из САА и Дисней-Лэнд. Потом у одного из буфетов Рик сделал себе бутерброд из ростбифа на маленькой булочке, быстро проглотил, сделал бутерброд с ветчиной и, поглощая его, фрукты передавал Давиду, а тот жевал, и coуc стекал с его подбородка прямо Рику на голову. Когда прехорошенькая, молоденькая актрисочка потянулась за спиной Рика к салфетке, в которой были завернуты серебряные столовые приборы, он подмигнул:
– Наверное, это ананасовый сок у меня на лбу делает меня привлекательным, разве не так?
Девущка невидяще взглянула на него, потом па Давида, потом снова на Рика и произнесла:
–А...а...а ваш внук – очень хорош.
Рик громко хохотнул, оценив шутку, оглянулся посмотреть, кто наблюдает. Он попытался определить, кто подстроил, чтобы девушка сказала ему такое, но никого, кого бы он знал, не было. Она совсем не шутила, и в ее понимании он, конечно же, был в возрасте деда. Но, честно, его это не задело.
– Знаешь, что? – сказал он Давиду, когда девушка отошла, – думаю, пора нам ехать в аэропорт.
– И посмотреть самолеты, – тут же согласился Давид.
Сейчас они вдвоем стояли на том же самом месте, где давным-давно, в другой жизни, Рик один ожидал самолет с беременной Дорин. В то время она была розовой пампушкой– девочкой и, конечно, он понимал, что с тех пор она должна измениться, но совсем не был готов к той девушке, которая прошла через ту же дверь сегодня. Что-то в ее внешности – гораздо драматичнее, чем прожитые годы – сразило его. Вся она: ее осанка, выражение ее глаз – было осанкой побитой жизнью, уставшей женщины. Встретившись с Риком глазами, она слегка кивнула, но глаза ее остались сухими, несчастными, На годы старше, умудреннее, в них напрочь отсутствовала живость той девчонки. Увидев рядом с Риком Давида, она округлила глаза, но сразу же их заволокла боль. Рика тут же охватило сожаление: он понял, что его надежда на этот визит была глупой, а, может, даже жестокой ошибкой.
– Здравствуйте, ребята, – произнесла она, даря им лучшую из своих улыбок, и слегка приобняв Рика. Давид сгреб папину штанину и спрятался за его ногой.
– Застенчивый парень, а? – Дорин присела, и. когда Давид, выглянув из-за ноги, повторил "застенчивый парень", она счастливо вскрикнула: – Он говорит уже как большой!
В машине она сидела сзади с Давидом, держа его крошечную руку в своей, но почти не разговаривала с Риком.
– Как дядя Би? – спросила однажды, и Рик рассказал ей все о жизни и болезни старика, его друзьях, глядя в зеркало заднего обзора, чтобы видеть ее реакцию, но, по большей части, она безразлично смотрела в окно.
Дома она распаковала подарки и сложила под елку, а потом на кухне помогла Рику с обедом, а Давид часами не отпускал ее руки, впечатляя ее своим словарным запасом. Он болтал и болтал и развлекал себя, сдирая очки с ее лица.
Когда первая сервировочная вилка легла на стол, и готовый обед шкворчал на плите, раздался звонок
– У.. .у.. .у, – закричал Давид, стрелой несясь к двери.
Бог мой! Для глаз Рика это было потрясающее зрелище: все они в дверях. Что еще в мире заставит плясать твое сердце, как не лица тех, кого любишь?
Шел дождь, и они поспешили внутрь. Говард и Мейер и красотка-блондинка, невеста Мейера – Лиза, держали подарки, обернутые в яркую бумагу. А сногсшибательная Пэти в ярко-красном пальто держала под руку Бобо. Но самое замечательное было, когда Давид залепетал "дядя Бо...о...о...бо", а Бобо хохотнул ему сердечным хохотом и сказал:
– Хайя, бойчик.
"Это лучший вечер в моей жизни", – подумал Рик. помогая им с пальто и представляя Дорин молодым людям и Пэти. "У меня есть семья. Система поддержки". Так говорила Барбара Сингер.
Рик взглянул на Дорин, зардевшуюся, вытиравшую руки о полотенце, заправленное в пояс брюк. Бобо тепло приветствовал ее, и она мило и СПОКОЙНО ответила, но с Лизой, Пэти и молодыми людьми она была неуклюжа. Несколько раз она назвала Пэти миссис Фолл, и Рик слышал, как та мягко поправила ее: "Зови меня Пэти".
Говард сразу занялся компьютерными играми – подарок друзей – и зачарованно нажимал на клавиши. Скоро рядом с ним сидела Дорин, и Говард разрешат ей тоже поиграть, и они смеялись. Лиза ахала и охала над Давидом, а Мейер мерился с ним силами. Рик резал индейку, Пэти выкладывала куски на блюдо. Когда принялись за еду, Рик облегченно заметил, что Дорин оживленно болтает с ребятами и Лизой. Да, с ней все в порядке: она сидит рядом с высоким стульчиком Давида и вытирает клюквенный сок с его подбородка.
– Парень – гений, – похвалил Давида Говард, – знаете ту игру, где разной формы отверстия, и надо блоки поставить правильно в эти отверстия. Парень ни разу не промахнулся, да, Давид?
– Это потому, что у него прекрасные гены, – рассмеялась Дорин.
Бобо и Пэти разболтались тоже, и Рик решил, что настало время сказать то, что он хотел. Ложечкой он постучал тихонько по рюмке.
– Внимание, пожалуйста. Знаю, как только мы опустошим стол, все помчатся к елке за подарками, но есть один подарок, который я хочу отделить от других, потому что за этим столом сидит человек, очень много сделавший для меня в этой жизни, и мне хочется подарить ей подарок, которого под елкой нет.
Уже вытаскивая подарок из кармана, он боковым зрением поймал лицо Дорин, и по тому, как она зарделась и по ее полуулыбке понял, она подумала, что он имеет ее в виду. И когда поймет, что ошиблась, ей будет больно. Взглянув же на Пэти, знал, что должен продолжать и вытащил коробочку из кармашка рубашки, взглянул на Пэти и сказал то, что было у него на уме уже долгое время:
– Если хочешь, ты можешь еще подумать, и тогда у нас будет долгое обручение, но мне хотелось бы попросить тебя выйти за меня и Давида замуж.
Последовала минута шоковой тишины, потом оба сына рассмеялись:
– Вот это да!
– Как романтично! – восхитилась Лиза.
– Благодарю Бога, что дожил до этого дня, – усмехнулся Бобо.
Пэти открыла коробочку посмотреть на бриллиантовое кольцо, выбранное Риком после долгих консультаций с ювелиром. Глаза ее сверкнули ярке, чем бриллиант, когда она ответила:
– Ты – абсолютный сумасброд, и мне потребуется много времени, чтобы решиться, может, лет 40 или 50. Но в данную минуту перед Богом и всеми я хочу признаться, что я выйду замуж за вас обоих.
Он встал, она встала, и они обнялись. Мейер поднял Давида с высокого стульчика и сжал в счастливом объятии, и Рику показалось, будто он сказал:
– У меня появился еще один брат.
Потом Пэти, взволнованная, подошла к Бобо и обняла старика, который растянул рот в счастливой усмешке. Сыновья обняли мать, а Мейер сказал:
– Папа был бы рад, узнав об этом выборе. Он любил тебя, дядя Рик.
А Лиза обняла Пэти со словами:
– Может, нам сделать двойную свадьбу?
И Бобо откликнулся:
– Только побыстрее, я очень стар.
У Дорин, наблюдавшей за этой сценой, будто она смотрела кино, на лице была улыбка, но когда Рик подошел обнять ее, он почувствовал, как напряглось ее тело. "Может", – подумал он, но слишком поздно, – "делать предложение сегодня, когда она здесь, было неверно". Он надеялся, что она обрадуется за Давида, у которого появится взрослая опытная мама. А может, наоборот, она испугалась, что нависнет угроза ее отношениям с Давидом.
– Она будет ему хорошей мамой, – произнесла она, когда они снова расселись.
Рик едва мог дождаться, когда все начнут открывать свои подарки. Говард был зачарован компьютерами, он все еще пользовался стареньким Эппл 2, и Рик купил ему новый Macin Fosh, 35 мм камеру, о которой тот мечтал, да еще купил две линзы.
Бобо относил себя к щеголям, i-i Рик и Пэти накупили ему много красивой и теплой
одежды, включая шикарный халат от Neiman-Marcus. В таком халате он мог щеголять перед дамами, когда ему будет трудно или он почувствует себя слишком усталым, чтобы одеть костюм.
Что касается подарков для Давида, Рик просто свихнулся. Лошадка, дом, гимнастические снаряды для лазания во дворе, джип, куда малыш мог забраться и путешествовать с помощью своих ножек, и огромный кит, на котором можно восседать в плавательном бассейне.
Отчаянно счастливый в этот вечер, Рик спрашивал себя, было ли у него когда-нибудь такое восхитительное Рождество? Иногда обед в ресторане с Бобо, но по большей части, вечеринки, наподобие той, какую они сегодня с Давидом посетили днем. Вечеринки, на которых люди пожимают друг другу руки, и очень искренне глядя друг другу в глаза, повторяют "мы – семья", но плевать они хотели на такую семью, если только их не связывает дело.
Рик подарил Дорин много подарков. Одним из них был путеводитель по колледжам, к которому была прикреплена записка "Я оплачу обучение". Он надеялся, что такой дар воспламенит ее, но видел, что она старательно изображает энтузиазм. "Она просто подросток, подростки живут одним днем и не понимают, что это будет значить в ее жизни",– успокаивал он себя.
А вот щипцы для укладки волос, сушилка для волос и зеркало, подаренные Пэти, вызвали у нее большее восхищение. И это не удивило его.
В последний день своего визита она была тиха, сидя радом с Давидом по дороге в аэропорт. Малыш, болтавший и хохочущий без умолку, в машине уснул.
– Как ты объяснила Би свой побег? – спросил Рик, прервав молчание.
– Никак.
– Ты должна сказать, ведь правда? Сказать кому-то.
– Не хочу никому портить праздник, потому что когда скажу, все будет уродливо. Я все думала, что же конкретно сказать, – впервые с того дня, как она приехала, в голосе ее появилась живая нотка, будто она знала, что ему понравится го, что она собиралась сказать. – Я пытаюсь определить, когда лучше всего сказать. Видите ли, Дон и моя сестра очень ссорятся. Мне кажется, он со дня на день может бросить ее, и тогда станет легче сказать.
Рика убедила проскользнувшая надежда в ее голосе. Все станет по местам, решил он, и хотел бы в это верить.
– Когда ты решишь подать против него иск, я оплачу расходы, какая бы сумма ни была. Ты поступаешь правильно, ты же знаешь, так?
– Да, конечно, – ответила она.
В аэропорту, когда был объявлен ее рейс, она приседа перед Давидом, и Рика поразило, что малыш не ерзал, пока она говорила с ним, а напротив был очень серьезен.
– До свидания, дорогой мальчик. Очень тяжело мне с тобой расставаться. Но, по крайней мере, я сейчас знаю, что у тебя теперь будет мама и братья. Даже если через многие годы ты не будешь помнить этот мой визит, где-то внутри ты будешь знать, что я была здесь. Обними меня напоследок, очень сильно обними, чтобы я помнила долго-долго.
Давид, должно быть, понял каждое ее слово, потому что толстыми ручонками обхватил ее шею, мамину шею и крепко сжал ее. Рик смотрел на них, и ему хотелось удержать ее. Позвонить в полицию, удочерить ее тоже... Но сделать он ничего не мог, пока она не захочет сама заявить и рассказать, что с ней произошло. Он мечтал о магическом решении: стать между ней и ее болью, ее раненой душой и оставаться там, пока все у нее не наладится.
– Я очень люблю вас, – она встала и обняла Рика.
"Она скажет Би", – убеждал себя Рик. Проходили недели, но образ этой веселой когда– то, бесшабашной девчонки, которая в дни Рождества вела себя, как зомби, не выходил у него из головы.
тот день, когда пришло это письмо, оно, как и все письма, сначала было распечатано Андреи. Войдя в кабинет, она передала Рику письмо, и, еще не прочтя ни одного слова, он по выражению ее лица, уже знал, от кого оно и о чем. И читая его, он чувствовал, будто его мочалили о стенку.
Дорогой мистер Райзман!
Пишу вам, чтобы сообщить, что на этой неделе мы потеряли нашу дорогую Дорин. Она покончила с собой. Не оставила записки, но уже очень долго они была печальна, и это пугало меня. Знаю, она доверят вам, и я тоже, иначе не позволили бы ей приехать и оставаться у вас на Рождество. Поэтому я решила: вы должны знать.
Ее сын всегда был в ее сердце. Может, отказавшись от него, ей стало невыносимо жить, а, может, я не права, может, как раз увидеть его и остаться с ним – было не самым лучшим для нее. Хотелось бы мне знать, но это не вернет ее. Может, какой-нибудь парень в школе разбил ее сердце, надсмеялся ) ней. Мои другие дети чувствуют себя ужасно из-за ее смерти.
Би Кобб.
Андрея села рядом с ним, и они держали руки друг друга. Он чувствовал, как она дрожит, а, может, это его трясет от скорби, боли, ярости и тоски. Почему он не понял, когда Дорин в аэропорту присела перед Давидом и смотрела на него будто в последний раз. Он не понял, что это, действительно, был последний раз. Он вспомнил ее слова "где-то в глубине ты будешь знать, что я была здесь". Рик уехал из офиса домой и целый день держал Давида на коленях, читая ему, разговаривая, обнимая, все больше и больше открывая для себя, как много от Дорин было в его лице. Потом, позвонив Пэти, он рассказал о письме. И добавил, что счастлив, что она у него есть.
42
В канун Рождества дочка Джудит Джоди схватила инфекцию уха и по автоответчику медсестры не могли найти врача по вызову. Джоди без конца плакала, Джудит ходила с ней по комнате, прижимая к себе и старалась успокоить. Плач Джоди разбудил сестру, она выбралась из кроватки и, держась за мамин халат, следовала за ней из комнаты в комнату. Когда, наконец, доктор позвонил и сказал, что продиктует по телефону рецепт в аптеку в ее районе, если она скажет ему, какая из аптек рядом с ней открыта, она сообразила, что понятия не имеет, какая. Держа хнычущую Джоди на руках, она вытянула "Желтые страницы", нашла там аптеки и начала обзванивать одну за другой. Джулиан сидела на полу и тянула подол ее халата с такой силой, что он сползал с плеч. После восьмого звонка она нашла открытую аптеку попросила фармацевта позвонить педиатру, чтобы тот продиктовал рецепт. И пусть он расскажет, как из ее дома добраться до аптеки: она уже едет.
Потом она оделась, сгребла своих девчушек, усадила обеих в машину на детские сидения и поехала в аптеку. От дома было далеко, всю дорогу малышка плакала, почти заглушая рождественские песни, которые Джудит поставила, чтобы успокоить их. Джулиан сидела позади сидения водителя, взбрыкивая ножками в такт каждой слышанной мелодии и с каждым толчком поддевая маму. На парковке торгового центра Джудит выгрузила обеих малышек, посадила каждую себе на бедро и, схватив сумочку, направилась в аптеку. Шел дождь, но она надеялась, что у детей теплые пижамы.
Фармацевт был измотан. Раздраженно и устало он объяснил, что это самый бешеный час в ночи за целый год. Круглая подвесная площадка с ярко раскрашенными игрушками ослепила Джулиан, она раскрутила ее, вцепилась и завизжала. Это было на руку Джудит. Она занялась Джоди, которая вскрикивала в агонизирующей боли. Фармацевт милостиво подал ей бутылочку розового лекарства, она тут же открыла крышку и крошечной пипеткой скормила морщившейся дочери первую дозу. Через несколько минут – Джудит успела лишь расплатиться – Джоди стало лучше. Она затихла и засопела на мамином плече. Но шумное крушение на пол подвески с игрушками разбудило ее, и Джоди присоединилась в плаче к запричитавшей, завопившей Джулиан, фармацевт начал успокаивать Джудит: он не имеет ничего против подобрать сотню рассыпавшихся игрушек, одновременно сопровождая и подталкивая их к двери.
– Счастливого Рождества, – крикнул он им вслед, пока Джудит тащила обеих своих дочек к машине сквозь дождь.
К тому времени как она, наконец, усадила детей в машину, они изрядно промокли и дрожали от холода. Она включила тепло в матине и помолилась, чтобы дорога укачала их и они заснули. "Боже милосердный", – думала она, ведя машину под проливным дождем, – "я ужасная эгоистка, потому что принесла этих детей в мир без отца". Но потом она поправила зеркало заднего обзора, чтобы лучше видеть своих двух крох. Их маленькие личики выглядели ангельскими, когда красно-зеленые рождественские украшения бросали на них свой отсвет. "Я люблю вас обеих", – подумала она. наполняясь радостью и благодарностью к чуду, благословившему ее и подарившем двух малышей. И она снова почувствовала себя сильной.
Дома она переодела их, поменяла подгузники и уложила в кроватки. Когда, наконец, они уснули, она разожгла огонь в камине. "Я благословенна", – подумала она. – "У меня есть дети, и это все, что я хочу. И я не собираюсь сидеть и жалеть себя или их. Мы гораздо более счастливая семья, чем те, где родители постоянно ссорятся, разводятся и изменяют друг другу. Она прикрепила бабочку на рождественский подарок с говорящим мишкой, когда Джоди снова заплакала.
Фармацевт предупредил ее, что если Джоди проснется посреди ночи, можно дать ей вторую порцию лекарства, но должно пройти 3 часа. Джудит поспешила к холодильнику, куда поставила ужасную розовую жидкость, потом утешала малышку, напевая "Санта Клаус приходит в город", и меняла памперсы. Но как только Джоди уснула, проснулась Джулиан, почувствовала себя одиноко и стала звать сестру.
Памперс Джулиан был грязный, Джудит перенесла ее на сменный столик, сняла грязный подгузник и склонилась отыскать новую коробку. Джулиан тем временем схватила открытую баночку лекарства, которую неосторожная мама забыла закрыть и проглотила немереное его количество. Когда Джудит распрямилась и увидела дочь с бутылочкой в руке и розовое лекарство по всей ее мордочке, колени ее подкосились от паники.
– Джулии, нет Ты что, выпила лекарство? О Боже! Я оставила его открытым! О, нет!
Прижав Джулиан, она подбежала к телефону и вновь набрала номер доктора;
– Пожалуйста, найдите его срочно!
Как так получилось, что она не знает, что делать в случае с отравлением? Кому звонить? 911? Телефон зазвонил почти немедленно;
– Встретимся в кабинете скорой помощи, – сказал ей доктор, и через несколько секунд она разбудила Джоди, обеих дочерей усадила на детские сидения в машину и снова выехала в дождливую ночь.
Няня держала заснувшую Джоди на руках, пока Джудит занималась Джулиан, а та орала и извивалась, пока ей промывали желудок. Джудит едва сдерживала рвоту. Они смогли покинуть госпиталь лишь на рассвете. Утро Рождества. Пока две медсестры держали девочек, Джудит помчалась в крошечный антисептический женский туалет, чтобы брызнуть водой на лицо. Промокая глаза жесткой туалетной бумагой, она взглянула в зеркало, на то, что осталось от нее. Она не знала, то ли расхохотаться, то ли зарыдать в голос. Это болезненное, абсурдное место, где кажется, все, что может пойти наперекосяк, непременно так и случается, и остается либо лечь на пол и отбросить копыта, либо танцевать от облегчения, что сумел выстоять и выдержать еще один жизненный удар.
– Веселого Рождества! – сказала она своему отражению и все-таки ухмыльнулась.
На ней был старый банный халат поверх ночной сорочки и стоптанные взъерошенные шлепанцы, заказанные ею по каталогу, наверное, лет 7 назад, ее обычно ухоженные рыжие волосы были пересушены и болтались космами, а круги под глазами были такими огромными, что заползали на щеки. Вздохнув, она отправилась в коридор, где одна из медсестер держала Джоди, а другая – Джулиан. И обе девочки спали.
– Спасибо вам большое, – Джудит была так им благодарна за нежность с ее малышками.
– Давайте, мы поможем вам.
– Это будет так мило с вашей стороны.
Она шла за ними следом по длинному госпитальному коридору. "Это тест", – подумала она. – "Но я его пройду". Дома она положила детей на большую кровать, сама легла между ними, и они проспали до полудня. А когда проснулись, Джоди, казалось, выздоровела на 100%, а Джулиан щебетала, будто вообще ничего не было. Джулиан сорвала оберточную бумагу со своих рождественских подарков, а Джоди отбросила все свои игрушки и предпочла коробочки. Джудит одела их в красивейшие платьица и повезла на детскую вечеринку.
– Во время праздников я кое-что поняла про себя, – рассказывала Джудит группе. Сейчас в ее повествовании о том, как она провела Рождество, все выглядело забавным. – Я поняла, мне нравится, что никто не вмешивается в мои решения с детьми, я не хочу входить ни в какой компромисс по поводу моего образа жизни. Я хочу контролировать ее. Знаю, что порой это будет круто, но я справлюсь. Что мне интересно узнать в связи с этим – нормально ли это? То есть мы можем углубиться в мою психику, проанализировать отношения моих родителей, как отец обращался с мамой и так долее, но ... какова бы ни была причина, я теперь знаю, что я предпочитаю жить вот так. Жизнь моя– чтобы ни думали другие – удовлетворительна для меня. И сейчас, когда я знаю эту правду о себе, я не стану добычей всех этих знакомств и перестану извиняться и извиню себя за то, что я мать-одиночка, будто это какой-то дефект, а не нормальность.
– Думаю, – наблюдательно заметила Барбара, – вы только что ответили на свой вопрос, Джудит. Но попытайтесь не настраиваться всецело на эту волну, не фиксируйте свой мозг, пусть у вас сохранится гибкая возможность передумать, если когда что-то случится.
– Рик, вы выглядите плохо, – вставила Рути. – У вас все нормально?
Рик мотнул головой, но не произнес ни слова, отвел глаза посмотреть, все ли в порядке с Давидом. Рути права – лицо его было пепельным, а глаза пустыми.
– Дорин больше нет в живых, – он взглянул на всех. – Покончила с собой. Ее мама решила, причина в том, что она рассталась с Давидом, может, даже в том, что видела его, когда приезжала к нам на Рождество. Но я-то знаю причину. Она в том, что было с ней дома. Ее нет уже, и я не знаю, что делать.
– О Боже, Рик, – все окружили его, сочувственно обнимая, касаясь его рук, плеч ...
– И у меня такое чувство, что я подлил масла в огонь, потому что за рождественским обедом в ее присутствии сделал предложение Пэти.
Молчание.
– И? – спросил Шелли.
– Дорин могла решить, что отныне она потеряет всякую связь с Давидом.
– Рик, – сказала Барбара, – возможность, что вы женитесь, всегда существовала, думали ли вы об этом или нет.
– Я так счастлив за себя, но мне так жаль эту девочку. Через невинные, любящие глаза я заново увидел мир – вот что такое быть родителем. Я научился тому, как нуждаться в ком-то, и быть нужным другим. Я понял, что самое важное в мире. Самое важное – как мы любим, все остальное вторично. И потому я очень благодарен этой девочке. Оглядываясь на годы до появления ребенка, я сожалею о зря потраченном времени, о времени на неважные проекты, потом понимаю, что результат все-таки не был нулевым, потому что в конечном итоге, все привело меня к этому знанию и к таким отношениям с Пэти.
После долгой паузы Барбара обратилась к Элейн и Митчу. Они сидели рядом и держались за руки. Как всегда Элейн говорила размеренно и тихо.
– Сейчас я уже начинаю спокойно думать о расширенной семье, о включении Джеки. Я не стану менее важной; а что касается Роуз, чем больше людей будут любить ее, тем лучше для нее, для ее самооценки. А вот как объяснить все ей, когда она подрастет – самое трудное. Я думаю открытость – лучшее, что мы можем сделать:-
Люди эти – поразительны", подумала Барбара? Их дети удивительным образом открыли их.
– А как ваша семья? Как вы отпраздновали Рождество? – спросила Барбара Рути и Шелли.
– Нормально. Я не люблю вечеринки, а вот Рути и Сид хорошо провели время. Собственно, с этих вечеринок кое-кто начал обхаживать Рути. Каждый день звонит, – ясно, он подкалывал Рути.
– Прекрати, Шелл, – Рути шлепнула его по руке. – Я совсем им не интересуюсь.
– Хотите нам о нем рассказать? – спросила Барбара.
– Ну нет ...
– А я хочу, – сказал Шелли.
– Да нечего рассказывать, – в глазах Рути появился гнев.
Но малыши ввалились в комнату перекусить.
Барбара повернула машину на парковку у аптеки и взглянула через улицу на холл торгового центра Беверли. 20 лет назад – она помнила – на этом месте не было ничего, лишь парк Беверли, центр развлечений для детей с лошадками и пони. По воскресеньям утром здесь обожали бывать ее дети – и Гайди и Джефф: гордо они восседали на запряженных пони и, проносясь мимо, весело махали Барбаре и Стэну.








