Текст книги "клуб аистенок(СИ)"

Автор книги: Нелли Кулешева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

– Спасибо, – Элейн восхищалась памперсами и футболками.

Шарон, опухшей лицом и лодыжках, пришлось сесть.

– Я так устала носить этого ребенка. Если хочешь знать мое мнение, ты поступаешь правильно.

Элейн бьша благодарна маме, которая приветливо болтала с каждым, надев маску любезности, очень редкую на ее лице. Разве вот в таких случаях, да в офисе. Милая болтовня и выражение поддержки на лицах девушек из магазину грели Элейн. Она открывала каждый пакет возгласы восхищения при виде крошечных детских вешей трогали ее. Тесты показали, что родится девочка – Роуз. Маргарет де Нардо. По имени матери Митча – Роуз, и, конечно, Маргарет Дунн, чья дружеская поддержка и любезность, может, объяснялась выбором имени.

Карин, бывшая художница, купила в подарок крошечный стульчик, деревянный, намеренно не крашенный, и выкрасила его в бледно-розовый цвет. На спинке яркими темно-розовыми в цветах буквами она написала Роуз Маргарет де Нардо. Фейс, портниха в Panache, сделала прелестную подушечку с петлей из ленты так, чтобы ее можно было повесить на двери детской. Вышитые слова на подушечке были "Шшш! Роуз Маргарет спит!".

Каждому Элейн позволяла посмотреть на подарок, потом прижимала к себе. Крошечные платьица и крошечные балетные тапочки, белые носочки с бархатистым кружевом и крошечными жемчужинками. После подарков и торта все три сестры Митча извинились и ушли. Близкие подружки окружили Элейн, и каждая крепко обняла ее, все расплакались от радости, а, может, еще почему-то. Мама помогла отнести подарки в BMW. И прежде.^ чем сесть в свой Шевроле, сказала Элейн:

– Милая вечеринка. Хорошее начало. Давай молиться, чтобы все было хорошо.

Потребовалось три раза возвращаться, чтобы внести все подарки домой из машины. В

ту минуту, когда Элейн закрыла дверь гаража, раздался звонок. Должно быть, Митч. Он остался в магазине поработать с бумагами и сейчас звонит спросить, как прошло празднование. Но нет, звонил телефон Джеки. Элейн схватила трубку.

– Привет...

– Привет. Я пыталась дозвониться до тебя целый день, – Джеки была немного раздражена. – Я хотела встретиться с тобой сегодня. Мой сын в городе, он вернулся от отца, и я рассказала ему о тебе. Думала, может, мы трое встретимся.

– Как жаль, Джеки. Мне бы очень хотелось увидеть его. -

– Ну, что ж. Может, в следующий раз, – но было ясно – Джеки была уязвлена, – где ты была?

Элейн уже было хотела выпалить радостную весть о "Детском душе", но что-то заставило ее сделать вначале глубокий вдох, чтобы звучать спокойно, потом она произнесла:

– На "Детском душе" для малыша. -

– Нашего малыша? – переспросила Джеки.

Элейн закусила губу:

–Да.

– О! – казалось, Джеки удивилась. – И как? Кто организовал его? Какие подарили подарки?

– Карин в своем доме. И все такое красивое, розовое, и угощение было чудесным и вкусным, и не поверишь вещам, которые они накупили и сделали. Я даже не подозревала, что в мире существует так много и такие прелестные вещи.-

– О, да! – произнесла Джеки зло, – девчачья одежда в миллион раз красивее, чем у мальчишек. Расскажи мне все. -

Элейн взглянула на стол в столовой, куда сложила подарки. Разглядывая пакеты, она вспоминала каждый из подарков и в деталях описывала все Джеки. Та восторженно хихикала на другом конце провода.

– И стульчик, – Элейн чувствовала себя на подъеме, заново переживая события этого дня, – крошечный-крошечный, ты такого крошечного никогда не видела, розовый и ярко-розовыми буквами на спинке написано в цветах: Роуз Маргарет де Нардо. Представляешь? Ее имя на спинке стульчика...? -

Элейн остановилась. Облилась холодным потом. Фамилия, которую она так долго и тщательно скрывала – она сейчас произнесла ее. Выпалила, потому что бахвалилась, глупо расхвасталась. Митч будет в бешенстве. Какая же она дура!

– Ничего! – через несколько секунд успокоила ее Джеки. – Я уже давно знаю вашу фамилию. Еще до того, как забеременела. Еще с самого начала. Я прошмыгнула в офис врача, когда не было медсестры. Я даже знаю ваш магазин. Самое смешное, когда-то в этот магазин я собиралась устроиться работать; в старый магазин наверху над рестораном. Митч интервьюировал меня, но не нанял. Думаю, я узнала его, когда мы все вместе встретились. Забавно, да?

Элейн чувствовала замешательство. Она смолчала.

– Не волнуйся, Элейн. Я держала в секрете, что знаю вашу фамилию, потому что для вас двоих это было важно. И если бы я открыла тебе, что знаю, ты бы нервничала. Не надо бояться, я буду держаться нашего уговора, поверь.

– Верю, – сказала ей Элейн, но кокон безопасности исчез, и она стала бояться. – Верю!

– Ну и хорошо, – откликнулась Джеки, – очень хорошо.

21

К 4 часам Рик уже держал в руках своего сына Давида в госпитальной комнате Дорин. Где-то глубоко-глубоко он знал, что потерял Роберта Редфорда для своего фильма, но сейчас это не имело значения. Собственно, занимая Дорин разговорами, пока ее готовили к родам, он описал ей, как покинул встречу, но рассказывал так, будто это случилось с кем-то другим или во сне.

Давид, конечно, был самым красивым ребенком, когда-либо рожденным на этой земле. Масса рыжих волос, глаза зеленые, подбородок с ямочкой и маленькая ямочка как раз над левой стороной рта.

Дорин, больная после родов, не могла не улыбаться, наблюдая за Риком с кровати. На нем был госпитальный голубой стерильный халат, он сидел на стуле неподалеку, гукая с бэ-би, абсолютно оглушенный обожанием к своему спящему сыну.

– Няня, которую вы наняли, будет продолжать работать?

– Надеюсь. Вроде, она милая. Зовут ее Анни.

– Похожа на Нелл Картер.

Рик улыбнулся:

– Уже тридцать лет она няня, думаю, она знает Паблум или что они там едят.

– Вначале они ничего не едят, только пьют молоко, – сказала Дорин и добавила, глядя в окно, – мне сделали укол, чтобы молоко не поступало.

В комнату влетела медсестра:

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она Дорин.

– Наилучшим образом, – ответила та.

– Мне необходимо на несколько минут забрать ребенка, мистер Райзман. Доктор Уэйл делает обход и хочет видеть его в детской. Если кто-то из вас хочет поговорить с доктором, я пошлю его сюда.

– Я хочу, – Рик осторожно передал сестре сына. – Я сам подойду к детской.

Медсестра положила Давида в кроватку и выкатила из комнаты.

– Хочешь встретиться с педиатром? – спросил Рик Дорин.

– Зачем? Еще неделя, и я никогда больше не увижу его. Он не должен знать меня, – говорила она рассудительно, без гнева.

– Что ты собираешься делать? – спросил Рик, подходя к кровати.

Дорин не взглянула на него.

– Где-нибудь здесь найду работу, пока не почувствую, что хочу вернуться домой.

– Знаешь, я буду платить за тебя, пока ты не вернешься.

– Да, знаю, – откликнулась она, – хотя вы и не обязаны. Я обещаю вам, только несколько месяцев.

– Столько, сколько захочешь. 6 месяцев или 8.

– Не хочу возвращаться толстой и измученной.

– А я вот всегда такой – толстый и измученный, – пошутил он.

– Я хочу немного загореть, осветлить волосы, и всем ребятам дома скажу, что уезжала на долгие каникулы.

– Хорошая идея, – он одобряюще похлопал по одеялу, откуда торчала ее нога. – Вернусь через несколько минут.

Уже у двери он услышал, как она крикнула: "Рик".

Он повернулся.

– Хочу вам что-то сказать. Я много думала об этом и очень беспокоилась, боялась оставлять с вами ребенка ...

Он постарался остаться спокойным.

– Почему? – спросил он.

– По той же причине, по которой вы взяли и ушли со встречи с Робертом Редфордом, что только подтверждает, что вы – абсолютный глупец, – и потом она рассмеялась тем открытым и сердечным смехом, который он успел уже полюбить.

Через два дня он приехал в госпиталь с няней забрать Давида домой. Закон трактовал, что в случае отказа от ребенка, Дорин не имеет права жить в том же самом месте, что и ребенок, и потому, утром в госпиталь заехала Андрея забрать ее к себе на квартиру, где она жила до кровотечения.

На парковке, прежде чем Анни поместила Давида на сиденье для малышей, бедная Дорин поцеловала розовое личико мальчика, и Рик заметил напряжение на ее лице. Когда же Рик обнял ее круглое тело, она потеряла контроль и разрыдалась.

– Не знаю, – всхлипнула она, и всхлипнула снова, – буду я больше скучать по ребенку или ... по вам, по всему, – она втянула носом воздух.

Он крепко сжал ее, эту маленькую коротышку-подростка.

– Пообещайте мне одну очень важную вещь, – она посмотрела на него вверх.

– Говори ...

– Что вы будете ему читать. Он уже привык к этому и слышал много историй. Я оставила у вас в доме все детские книжки. Они в детской, в шкафу.

– Буду читать, обещаю.

– Все готово, мистер Райзман, – тихо сказала Анни.

Рик, Дорин, Андрея и Анни взглянули на заднее сиденье на спящего Давида, одетого в бледно-желтый костюмчик, который Би Кобб смастерила для него и прислала из Канзаса две недели назад.

– Ну что ж, мы не должны заставлять его ждать, – сказал Рик и в последний раз обнял Дорин.

Он помог ей сесть на пассажирское сиденье в машину Андреи и стоял рядом с Анни, пока Андрея разворачивала машину и увозила Дорин в жаркий калифорнийский день.

В первые недели он просыпался от каждого покрехтывания ребенка и следовал за Анни из комнаты в комнату, наблюдая за тем, что и как она делает. И настоял, чтобы она в свою очередь, следила за ним, когда он кормил, купал или менял Давиду памперсы.

Держа обещание, данное Дорин, Рик клал маленький сверток себе на колени и читал ему из книг, оставленньщ ею: "Сбежавший Банни", "Маленький медвежонок", "Маленькая Красная Курица". Иногда они оба лежали на спине, и Рик держал книгу над головой, чтобы малыш видел яркие картинки. Тот дергал ножками и с энтузиазмом махал ручками.

Было еще несколько актеров, интересующихся ролью, на которую он потерял Роберта Редфорда. И были другие многообещающие проекты, и скоро его распорядок дня стал очень плотным. Но рано вечером он уже всегда возвращался домой, чтобы быть с Давидом. Анни помещала мальчишку на сиденье на кухонном столе, и Рик зачерпывал ложечкой уже разрешенные рисовые хлопья и наблюдал, как почти все они размазываются и разбрасываются по столу и полу. Когда Давид улыбался, Рик громко хохотал. Часто он кормил сына и разговаривал по телефону одновременно, чтобы оправдать слишком ранний приход домой. Таким вот образом он мог делать дело и одновременно заботиться о сыне. И надо было еще навещать Бобо.

– Посмотрите на этого папашу. Не поверишь! – восклицал Бобо.

Две подружки старика сидели рядом. Они окружили Рика с малышом на руках. Рик знающе держал бутылочку, наблюдая, как сын поглощает ее содержимое.

– Точно так кормил тебя я, – заметил Бобо, – исключая тот факт, что ты не был так хорош, – старик хихикнул и толкнул в бок Эсси Бейлис, тетю Гарви Фельдмана.

– Это мой Гарви помог вам с ребенком? – спросила пожилая дама.

Каждый раз, глядя на эту старую леди, Рик не мог поверить, что когда-то она танцевала у Буши Бекли. Он пытался представить ее молодой и прелестной в одном из этих глупых костюмов.

– Да, это так, – сказал Рик.

– Он – гений, – улыбнулась старая леди.

– Как случилось, что вы не женаты, – спросила Стела Грин, подруга Эсси, крошечная женщина, долгое время работавшая секретарем у Джека Уорнера.

– Не начинай все объяснять сначала. Он не женат, потому что дуралей.

– Дядя Би, сейчас у меня есть сын, зачем мне нужна жена?

– Я съем суп, – Бобо заказал проходившей официантке, потом пододвинул стул и сел, – Эсси, милая, может, и ты съешь тарелку супа? А ты, Стела?

Обе дамы отмахнулись, попрощались с Риком и Давидом, который, посасывая бутылочку, улыбался им, чем приводил старушек в умиление.

– Дома кто заботится о нем? – спросил Бобо, внимательно вглядываясь в Давида. – Каждую неделю он хорошо прибавляет. Посмотри на его размеры. Хайя, шкодник. Скажи "хайя", дядя Бобо. Можешь называть меня дедушкой. Не буду взимать с тебя, если назовешь меня дедушкой.-

Рику очень нравилось наблюдать за Бобо и Давидом.

– Что слышно о малышке? – вдруг очень серьезно спросил Бобо.

– Ничего. Таково условие. Когда она почувствует, что готова возвратиться, она позвонит, и я отправлю ее в Канзас. Но видеть Давида она не хочет. Наверное, никогда.

– Кто бросит в нее камень, в бедняжку, – цыкнул Бобо, – был бы я помоложе, я разыскал бы этого негодяя и убил его. Ойе, хороший она ребенок. Печенюшка с перчиком.

Давид опустошил бутылочку.

– Дай его сюда, – потянулся Бобо, – пусть отрыгнет. Так, негодяйчик, – нежно Бобо положил животик Давида себе на плечо и гладил, гладил, гладил его крошечную спинку своей скрюченной от артрита рукой. – Возможно, ему понадобится тоник доктора Брауна, который всегда помогает мне.

– И мне, – засмеялся Рик.

Давиду он не понадобился. Его отрыжка заполнила комнату, и официантка, только что поставившая суп перед Бобо, зааплодировала.

– Умею управляться с детьми. Не то, что этот парень здесь. Он умеет только с шалавами. Меня дети любят. Малыш подрастет научу его многим играм.

Давид уснул на плече Бобо. Рик снял фотоаппарат, который сейчас всегда носил с собой, чтобы запечатлеть картинку.

В то утро, когда Давиду исполнилось шесть месяцев, позвонила Андрея:

– Хочу поздравить Давида и сказать, что Дорин готова вернуться в Канзас. Она сбросила вес, чудо из чудес, потому что последние несколько месяцев работала в кондитерской. Говорит, что чувствует себя хорошо, и хотела бы уехать в понедельник. Хотите, я организую все для ее отлета?

Рик и Дорин не общались с того времени, как расстались в госпитале. Таково было условие, и они его придерживались.

– Я сам все сделаю. Скажи ей, если она не против, я хотел бы взять ее кое-куда в понедельник днем, а уедет она в понедельник вечером.

– Скажу. И ... если вам интересно, она ни разу не обмолвилась о ребенке. Даже когда мы сидели рядком в пижамах и говорили о самом-самом, самом сокровенном. Она говорила, в основном, о своей маме, и как она скучает по ней. И как беспокоится за свою старшую замужнюю сестру Триш и ее детей. У меня создалось впечатление, что муж Триш – Дон – не подарок судьбы. Но, во всяком случае, Дорин окрепла, почти каждый день говорит с матерью по телефону. Иногда они даже вместе молятся.

– Я скучаю по ней, – сказал Рик. – И буду скучать сильнее, зная, что она так далеко.

– Я тоже. Она была глотком свежего воздуха в этом дерьмовом городке.

Рик повернул машину на юг, и Дорин, молчавшая всю дорогу, увидев Театр Merv Ariffin, издала вопль:

– Бог мой! Jeopardy! Смотрите! Jeopardy Алека Требека!

Рик въехал в парковку. Дорин высунула голову в окошко Мерседеса.

– Мы останавливаемся? Паркуемся? Мы что, собираемся ...? И что, все эти люди приехали на Jeopardy? Не могу поверить!

Улыбающийся Рик был ответом.

– Да. Да. Спасибо. Спасибо, – радовалась Дорин.

Она буквально не могла усидеть на месте. Как только они припарковались, Дорин открыла дверцу машинь и впереди Рика помчалась к входной двери театра. Ждала длинная очередь, она возвратилась к Рику, схватила его руку своей крошечной ручкой:

– Быстрей, давайте встанем в очередь.

– Все в порядке. Не беспокойся, – сказал Рик и повел ее к двери, где стоял одетый в голубой блейзер паж.

– Я Ричард Райзман, – сказал он пажу, чувствуя нетерпение Дорин, сжимавшей его руку, – мы гости мистера Грифина.

Паж достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул, прочел и жестом попросил Дорин и Рика следовать за ним. Он провел их по прохладному фойе и открыл тяжелую дверь студии. У Дорин перехватило дыхание, когда наяву она увидела знакомую обстановку, много-много раз виденную по TV. В самом центре первого ряда находились два места, отделенные лентой. Когда паж подводил их к этим местам, Рик мог слышать в горле Дорин радостный клекот. Паж снял ленту, чтобы они могли сесть.

– Мы будем снимать два шоу, пока вы здесь и еще три попозже сегодня днем, – сообщил он.

– Два шоу, – Дорин возбужденно толкнула Рика в бок. – Мы оба посмотрим.

Паж повернулся уходить, но Дорин остановила его:

– Уу... сэр, мистер Требек здесь?

– Конечно.

Дорин снова задохнулась от удовольствия. Очень скоро двери открылись и орды людей заполнили студию. Она превратилась в пчелиный рой – возбуждение, нетерпение, активность – и все отражалось в глазах Дорин. Собралась команда, прошел разогрев, и когда вошел Алекс Требек, Дорин подалась вперед, не сводя с него глаз. Лицо ее горело от возбуждения.

Требек двинулся к аудитории, Дорин сдавила руку Рика.

– Листок бумаги, оо.. .ну, почему я не взяла с собой листок ...

Рик вытянул из кармана блокнот с именной надписью "с письменного стола Рика Райзмана", ручку из другого, и вручил Дорин. Она уже вскочила на ноги, предлагая бумагу и ручку красавцу Алексу Требеку, улыбавшемуся ей.

– Пожалуйста, – попросила она, – пожалуйста, для самой лучшей мамы в мире – Би Кобб – подпишите.

– Если я так поступлю, моя мама начнет ревновать, – пошутил Алекс Требек.

– Ой, она не узнает,-умоляла Дорин, потом улыбнулась с кокетством.

– Ты права, – он передал ей подписанный им листок и двинулся к другому фанату, а Дорин выдохнула "спасибо".

– Моя мамуля лопнет, – она села, восхищенно глядя на листок, прижимая его к себе.

Она продолжала прижимать его всю дорогу к Андрее. Подошло время прощаться. Дорин ни словом не обмолвилась о ребенке, и это удивило Рика.

– Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, позвони мне коллект, – сказал Рик.

– Может, фотографию Давида на Рождество, – сказала или попросила она.

– Сделаю, – пообещал он.

22

Элейн чувствовала, что просыпается от ласк Митча, руки его, лаская ее тело, будили ее, его язык медленно двигался вниз и вниз. Наверное, она заснула в постели, когда они смотрели TV, а Митч не спал. Может, что-то по TV возбудило его. Нет, Митч всегда сексуален. Митч, вкусный, очаровательный Митч, хочет ее ...

– Ммм, бэби, – шептал он, – я люблю тебя, люблю ...

Зазвонил телефон.

– Автоответчик – шептал Митч, – пусть автоответчик – он уже был внутри нее. – Автоответчик пример сообщение, – решил он.

Телефон звонил и звонил. Может это ...

– Телефон Джеки, – произнес Митч, заканчивая мысль Элейн.

И в это время телефон замолчал. Митч вздохнул с облегчением, он уже целовал ее, вжимая ее грудь в ее груди, вот он на коленях, подтягивая ее ноги, высоко поднимая их, обвивая ими себя, все глубже и глубже входя в нее так, чтобы она могла чувствовать его всего до ...

– О, Бог мой, Митч, Митч, Митч ...

И тогда снова зазвонил телефон, разрушив все, повергнув Митча в отчаяние, он упал на нее, схватив трубку.

– О, Бог мой, Митч,-услышала Элейн плачущий голос по телефону.

Джеки.

– Я рожаю, и мне так больно ... О, Бог мой!

– Ты позвонила доктору? – спросил Митч, слезая с Элейн и садясь на край кровати, чтобы поговорить с Джеки.

Элейн почувствовала, как он занервничал.

– Да, да, и Чаку Мэйеру тоже. Они оба встречают меня в госпитале. -

– А машина и водитель? – Митч держал трубку свободно, не прижимая к уху, и Элейн, у которой ломило низ живота от внезапной остановки, могла слышать каждое слово. – Ты вызвала машину?

– Она едет, но, Митч, пожалуйста, знаю, я обещала не делать этого, только я забыла, как это страшно и как больно, и страшно быть одной, и мне больше некому звонить. Знаю, мы решили, что тебя там не должно быть, но умоляю. Ты должен быть там, пожалуйста, обещай, что встретишь меня в госпитале. Я ... Боже праведный, это твой ребенок тоже. Я не могу рожать с юристом, которого едва знаю, и водителем, которого раньше никогда не видела. Ты мне нужен там.-

– Я буду там, – сказал Митч. – Успокойся, Джеки. Хорошо? Обещай, – просил он ее очень нежно.

И стал набрасывать на себя какую-то одежду. Элейн, не двигаясь, наблюдала за ним. Ждала, что он скажет: "Собирайся, пошли". Не сказал. Через минуту он уже держал ключи от машины, лихорадочно засовывая кошелек в карман брюк.

Почему это Джеки не попросила ее? Может, она решила, что Элейн способна сказать "нет", а Митч в таком ее положении сделает все, что она скажет ...

– Митч!

Он остановился, взглянул на жену, рукой закрыл лицо, будто говоря: "Ради всего святого, что я делаю?!". Ему даже не пришло в голову позвать ее с собой. Он был в замешательстве.

– О, бэби! Мне так жаль! У меня повышибало мозги от беспокойства. Знаю, мы так не планировали, но, наверное, мне следует поехать. Она в панике. Я, наверное, доберусь туда, когда все кончится, но, что если роды будут долгие? И надо принимать решение по поводу ребенка?-

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – спросила она.

Он, нервничая, стоял у двери и, казалось, надеялся, что она скажет: "Позвони мне, когда все закончится", и он сможет бежать, но она этого не сказала. Вместо этого она спрыгнула с кровати и открыла дверцу встроенного шкафа.

– Заводи машину, я еду с тобой.

Она вытянула что-то из одежды, ненавидя всей душой эту ситуацию. "Что надеть? Кому какое дело? Всем же наплевать?" – думала она, натягивая джинсы и просторный, хлопчатобумажный свитер. Все будут смотреть на Джеки, а не на нее.

Митч уже давил на сигнал. Времени на косметику уже не было, не было времени даже почистить зубы. Она выбежала в промозглую ночь и села в машину. Ехали они безмолвно. Часы в машине показывали 1:10. Дорога была почти пуста. Элейн чувствовала себя взвинченной, загнанной в угол оттого, что Джеки не держит слова. Дружба во время беременности – это хорошо, но она несколько раз говорила Митчу, что ей непереносима мысль, что он может помогать Джеки во время родов. Они записали это в контракт, когда работали над ним с юристом. Они приедут в госпиталь, когда ребенок уже родится и будет в детской госпиталя. Но если Митч так будет гнать и если роды будут продолжительные, они станут свидетелями родов. Она выглянула в окно и напомнила себе, что Джеки обделена счастьем, что у нее так мало в жизни, поэтому она позвонила, нарушив данное ею слово. Джеки знала, что после родов всякие отношения между Митчем, Элейн и ею прекратятся, они ей нужны еще хотя бы на одну ночь. Еще одна ночь, и, может, день-два в госпитале, потом у них с Митчем будет ребенок, и только это имеет значение.

Скользящие двери открылись. Элейн едва поспевала за Митчем, летящим по коридорам госпиталя мимо ярко освещенных постов медсестер и открытых дверей палат. Когда она подошла к родильной палате, Митч, водитель, медсестра и Чак Мэейр, юрист, окружали Джеки на кровати. Молча, Элейн встала в дверном проеме. Лишь когда водитель попрощался, пожелав всего доброго, а Чак Мэйер вышел позвонить своей жене, Джеки взглянула мимо Митча, нежно убиравшего локон е ее лица, и заметила Элейн, тихо стоявшую в углу.

– Привет, Элейн, – сказала она. – Здорово, да? У нас будет ребенок.

– Замечательно, – откликнулась Элейн.

"Боже милосердный, это правда", – подумалось ей. Много лет назад она видела рекламный ролик о средстве для чистки духовки. Женщина в рекламе распыляла средство в духовку и оставляла его делать работу, а сама играла в теннис. Делая победный бросок в сетку, она поворачивалась к камере и произносила: "Я чищу свою духовку". Элейн стояла в джинсах в родильной палате и думала: "Я рожаю ребенка".

Через несколько минут начались схватки. Митч и медсестра стояли по обе стороны кровати, а Элейн оставалась в углу. Она видела, что рубашка Митча липла к его спине. Он обливался потом. Скоро, будто кинозвезда, в палату влетел доктор, пробурчал, что ему пришлось покинуть теплую постель своей подруги, и осмотрел промежность Джеки. Через минуту вошла женщина-анестезиолог, повернула Джеки на бок и сделала укол. И все завертелось – пошло быстро. Кто-то дал стерильные халаты, маски, обувь и шапочки, и кровать-носилки вкатили в родильную, и опять Элейн, одетая, как все с головы до ног во все голубое, хлопчатобумажное, стерильное, стояла одна в углу. Одинокая.

Она наблюдала за этой группой людей, окруживших кровать Джеки. Они нервно о чем– то говорили. Все, что она могла видеть– их глаза. Прошло несколько минут прежде чем она сообразила, что именно Митч находится у изголовья стола и держит руку Джеки.

"Я к этому не готова", подумала Элейн. Все ее тело пульсировало паникой. Ей не хотелось смотреть, она боялась увидеть кровь, единственное, что ей сейчас приходило в голову – ее собственная операция. В тот день ее вкатили в операционную. Она помнила, что прежде чем впасть в забытье, она уже знала, каков будет исход. Знала, что ей удалят яичники, что у нее никогда, никогда ...

Внезапный крик новорожденного вернул Элейн к реальности. "Вот ваша девочка ..., девочка ..., крошечная девочка", – слышала голоса Элейн. И она видела, как крошечное, все в крови существо было передано в нежные руки Митча, а он плакал, глядя на крошку. Сильная рука няни оказалась у нее на спине, та вывела ее на середину комнаты, и она видела, как Митч передал крошку Джеки. Девочка была розовая, крошечная и очень похожа на Джеки.

Джеки долгим взглядом смотрела на ребенка, потом, прикрыв глаза и скривив губы, передала его Элейн. Писк крошки напоминал писк щенка. Пока Элейн во все глаза глядела на это крошечное существо, доктор вставил лампочку в ее ноздри и извлек сгустки крови. Рядом с ней был Митч, Элейн чувствовала это, потом чувствовала, как доктор забирает крошку из ее рук.

Спасибо, спасибо, – бормотала Элейн полусмеясь, полуплача, наклоняясь, чтобы обнять измученную Джеки. – Боже милостивый, как я смогу отблагодарить тебя? Что я смогу для тебя сделать, чтобы хоть как-то отблагодарить за эту бесценную жизнь, что ты дала мне и Митчу. Спасибо, – снова произнесла она, чувствуя потное лицо Джеки на своем прохладном лице.

– Извините, – кто-то оттеснил Элейн в сторону.

Они выкатили Джеки из родильной. Митч обнял Элейн. Повернувшись, она прижала его к себе, и они расплакались. От переполнявших чувств оба не могли говорить. Сквозь слезы Элейн различала медсестер, привыкших к таким сценам. Обнявшись, Элейн и Митч покинули госпиталь и двинулись к парковке.

Утренний свет нашел их в кровати, замкнутых в объятиях друг друга. Открыв глаза, Элейн обнаружила, что Митч разглядывает ее счастливыми глазами.

– У нас есть ребенок, – сказал он.

Она ухмыльнулась: "Есть". Они поцеловались.

– Давай пойдем, взглянем на нее, – предложил он.

– Давай.

Принимая душ и одеваясь, они болтали и обсуждали детали ночи.

– Я был нелепым, неловким, да? – спросил Митч.

– Ты был – само совершенство.

– И для тебя не так уж все было плохо, правда? – он был серьезен. – Что все так произошло? И хорошо, что мы прошлую ночь были в госпитале, а не просто появились на следующий день после родов в часы приема?

– Милый, у нас есть ребенок. Это единственное, что имеет значение. Доктор сказал, когда ее можно забрать домой?

– Сегодня узнаем, – уверил ее Митч.

Госпитальная комната Джеки была наполнена запахом цветов. Огромный букет с карточкой из офиса юриста. Когда они пришли, Джеки была в ванной комнате. Митч подумал, им следует зайти и пригласить Джеки пойти с ними в детскую, как "прощальный дружеский жест".

Элейн взглянула на прикроватный столик, где лежала косметика Джеки. Губная помада, румяна и большой круглый флакон Шамиля. Когда Джеки вышла из ванной комнаты, Элейн поразилась, как хорошо та выглядит. Увидев их, она вскрикнула:

– Такой красивый ребенок! Видели уже ее сегодня?

– Нет еще. Пойдем вместе? – предложил Митч.

Взявшись за руки, они трое пошли по коридору.

– Вот, – Джеки указала на кроватку с табличкой "девочка О'Мэлли".

Без сомнения, это было самое красивое дите в детской.

– Иисусе! – воскликнул Митч. – Она – что-то особенное. Никаких таких пятнышек, что обычно у них бывают. Святые небеса! Настоящее чудо!

Сердце Элейн наполнила надежда. Сработало. План Митча сработал. Несмотря на ее страхи, боль, сомнение, наконец, у нее в доме будет ребенок. Погруженная в мысли о доме и ребенке, она вдруг услышала, как Джеки произнесла:

– Мы сделали это, малыш. Черт возьми! Мы сделали это!

– Да! – в голосе Митча бьшо ликование. – Мы сделали!

Повернувшись, Элейн увидела взгляд, которым они обменялись, и будто кто-то внезапно толкнул ее в грудь. Они втроем праздновали рождение их ребенка: отец, мать и суррогатная мать-заменитель. "Но", – подумала Элейн, – "заменитель матери – это я".

23

Клинт Иствуд заинтересовался ролью, на которую он потерял Редфорда, и несколько раз на неделе Рик летал к нему в Кармель. Но всегда старался вернуться домой вовремя, чтобы побыть с Давидом. Иногда очень короткое время. Красивый светлокожий мальчишка принес свет в мир Рика, и мир этот засиял для него по-новому.

Однажды вечером он сидел за кухонным столом, поглощая ужин, и одновременно дeлaя пoмeтки в сценарии, когда вошла Анни – няня Давида.

– Мистер Райзман, он заснул. Сейчас 10 часов, только что я говорила по телефону с сестрой, она плохо себя чувствует, и мне хотелось бы съездить к ней, может, чем-то помочь. Вернусь очень рано утром. Давид осушил полную бутылочку и, скорее всего, не проснется до утра, но если проснется, я простерилизовала соски, вы откроете одну из бутылочек, наденете соску ... вообщем, вы знаете, как это делать.

– Держу пари, Анни, знаю. Поезжай к сестре. Мы с Давидом справимся.

– О, и еще ... Он сейчас грызет кольцо ... Но иногда теряет его и тогда плачет. Очень любит его. Просто положите его ему в рот, он тотчас заснет. Если будет сильно плакать, будьте терпеливы, давайте ему кольцо несколько раз. Хорошо?

– Хорошо. – Он очень гордился, что нашел замечательную женщину для своего сына. Он слышал, как она собиралась для ночевки у сестры, и, уходя, спросила:

– Оставить вам на всякий случай телефон сестры?

– Не надо, – Рик махнул ей на прощание.

В 11:30, когда он включил TV прослушать новости, раздался звонок в дверь. Бог мой, так же можно разбудить ребенка! Он поспешил к двери. Видение. Юная секретарша из офиса рядом с Universal. Длинные, темные волосы до талии, огромнейшие глаза, оголенные плечи.

– Я здесь неподалеку была на вечеринке, – произнесло видение, прежде чем он смог открыть рот. – Узнала ваш адрес в журнале "Vanity Fair", когда поняла, что это рядом, решила заглянуть, понадеявшись, что вы сегодня один.

– Один, – сказал он.

– И ... ? Могу я войти?

Он распахнул дверь. Если у него сейчас есть ребенок, это вовсе не означает, что он против того, чтобы трахнуть видение.

– Бог мой! Здесь ослепительно! – видение обошло гостиную.

– Ты тоже ослепительна, – галантно хмыкнул он.

Потом она хихикнула:

– Ты такой чудненький, – потом она остановилась и взглянула на него, – и я видела все твои фильмы.

– Какой тебе понравился больше всех? – спросил он, придвигаясь.

Потом ближе. Через мгновение она уже была в его объятиях, освобождаясь от платья, руки ее были у него на ремне, потом они вместе стали снимать с него брюки, и в тот момент, когда ее платье полностью скользнуло на пол, Давид заплакал.