Текст книги "клуб аистенок(СИ)"

Автор книги: Нелли Кулешева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)

Они обе плакали, обнявшись, держа ребенка – их ребенка, который мирно сопел в этом слезном объятии. А когда Джеки ушла после того, как Элейн пообещала ей подумать обо всем, запах Shalimar все еще стоял в фойе.

Мемориальная служба по Дэвису Бергману проходила в том большом доме, похожем на ранчо, который Шелли и Дэвис полностью перестроили, когда жили вместе. Войдя с Шелли в задний дворик, где рядами стояли взятые напрокат белые складные стулья с притороченными мягкими сиденьями перед взятым напрокат подиумом. Рути видела, как Шелли изо всех сил старается сохранить спокойствие. Но, повернув за угол и увидев сад роз, посаженный и выпестованный им, сейчас в полном цветении: персики, фуксия, малинового цвета цветы, благоухающий, роскошный, мощный сад, Шелли остановился, и стон боли, скорби раненого зверя вырвался из его горла. Будто кто-то ударил его в живот. Друзья окружали Маршу Бергман, вдову Дэвиса. Рути и Шелли направились туда, где она стояла, выразить ей свои соболезнования. Но прежде чем подошла их очередь, кто-то от бассейна жестом позвал ее, и к их облегчению – так как никто из них не знал, что сказать – она направилась в том направлении. Шелли узнал кое-кого из друзей Дэвиса по юридической практике, но Рути не видела ни одного знакомого лица.

Утренняя газета причиной смерти Дэвиса назвала пневмонию, и внезапно Рути пронзило: она пришла на мемориальную службу человека, которого когда-то так ненавидела. Ее охватило сильное желание повернуться и уйти, но Шелли нужно было быть здесь: ему надо помочь пройти через это, и она осталась, держа его руку и чувствуя через нее его напряжение. Скоро почти все белые стулья были заняты, она взяла Шелли под руку и провела на сидения в заднем ряду.

Служба напоминала свободный форум с друзьями Дэвиса, которые делились воспоминаниями о нем. Иногда два человека вставали одновременно, чтобы пройти к подиуму и тогда один из них уступал место другому. Говорили, какой прекрасный человек был Дэвис, какая прекрасная, счастливая это была пара – Марша и Дэвис, и как им всем будет его не хватать. Рути взглянула на Шелли, чтобы понять, как он все это воспринимает, и в первый раз заметила у него в руках небольшую стопку карточек-заметок. Увидев, что она смотрит он передал их ей, прошептав: "Посмотри. Только быстро".Заметки эти были написанные забавным почерком Шелли, записи – то, что он приготовил сказать о Дэвисе. А) О дивном чувстве юмора по поводу их связи и всей этой ситуации. В) Каждый день, проведенный с ним, был подарком небес. Рути подняла глаза от заметок, заглянула в глаза Шелли: "Шелли, я люблю тебя. Но не надо такое говорить всем этим людям". Она понимала: меньше всего он хотел это слышать, понимала, он хотел, чтобы все знали, какая для него трагедия – уход Дэвиса из жизни. И на лице его сначала появилось отторжение, она подумала, что как только подиум освободится, он ринется к нему, но ... он отступил, согласился с ней, взял из ее рук заметки. Конечно, это был дом Марши, друзья Марши: им совсем не хотелось ничего знать о любви Шелли к Дэвису. Пока говорили другие, он медленно рвал каждую заметку на мелкие кусочки, заталкивая в карман рубашки.Шоу-бизнес Голливуда небольшой, и скоро Зев Райдер узнал, что Дэвис Бергман бывший любовник Шелли Милтона, умер, и как.

– О, бля! Значит, я делаю все дела в той же уборной, что и он?! Не знаю, как все другие, но с этого дня я пользуюсь уборной внизу. Что, если эта гадость на дверной ручке?! Иногда на собрании я съедаю половину пончика из общей коробки. Что, если он съел другую половину?!

В присутствии Рути и Шелли Зев молчал, но, окруженный другими, не стеснялся. И ни у кого не хватало духу сказать ему замолчать. Первой об этом узнала Рути, когда секретарша Зева суровая, высокая, черноволосая женщина попыталась извиниться перед Рути.

– Он подлец, правда. Всегда! – однажды утром она остановила Рути в дамской уборной.

Рути сполоснула руки, избегая смотреть на свое изможденное лицо в зеркале.

– Если ты говоришь о Зеве, то, конечно, да. он – подлец из подлецов, свинья, крыса, говно. Что в этом нового? – она потянула бумажную салфетку из контейнера на стене, наблюдая, как секретарша красила губы темно-лиловой помадой, от чего ее белая кожа смотрится еще белее.

– Он уже всех достал, говоря о Шелли гадости, – секретарша потерла одну лиловую губу о другую, жест, который Рути, редко пользующаяся косметикой, не понимала. – Он всех пугает, говорит не трогать выпечку, которую ты печешь. Заметила, сколько сейчас остается всего в конце дня?

– Что ты имеешь в виду?

Секретарша с трудом оторвалась от зеркала и оторопело взглянула на Рути:

– Рут, ты не должна меня цитировать. Ты же знаешь, мне нужно содержать дочь и, если Зев заподозрит, что это я сказала тебе, он меня вышвырнет отсюда, но ... я знаю, он ищет повод порвать с Шелли контракт. Я слышала, как он по телефону говорил с Писательской Гильдией, он ищет какую-нибудь зацепку в контракте, чтобы уволить и не платить полной зарплаты. Не говорит, о ком идет речь, спрашивал отдел контрактов Писательской Гильдии, какие бреши в контракте, например, непоявление на работе или другие причины, по которым можно человека уволить и не платить.

Рути схватилась за край холодной керамической раковины, ощущая, как гнев охватывает ее тело:

– Что ты имеешь в виду с выпечкой?

– После того, как он узнал, что Дэвис умер, а Шелли и Дэвис были – она сделала жест рукой и передернула плечами, будто не зная, каким словом определить их отношения...

– Любовниками. Они были любовниками, продолжай, – сказала Рути.

– ... он скатился со всех катушек. Потому что он знает, что ты и Шелли живете вместе, а ты все время печешь эти штучки ... Тебе известно, как Зев зациклен на своем здоровье, поэтому ...

– То есть, он замышляет убрать нас? Уволить?

– Не тебя, Шелли.

– Так не бывает. Мы – команда и по-другому – дьявол! – невозможно. Это дискриминация! Я звоню юристу!

– Дерьмо! Ты втянешь в это дело юриста, и я – мертвец! Он сразу поймет, откуда все идет ..., – струсила секретарша.

Ее белое лицо стало еще белее. Рути заглянула ей в глаза:

– Нам с Шелли тоже поднимать сына. Я не позволю этому узколобому, злобному коротышке разрушить нашу семью, как я видела, он сделал с другими семьями. Обещаю, ты никак не пострадаешь! Но я заявляю, что не буду сидеть и ждать, пока этот гад уничтожит нас.-

На 2 часа была назначена репетиция. Когда Рути спустилась в зал, ее помощница передала ей несколько телефонных посланий. Одно было от Шелли: он не придет на репетицию, т.к. должен срочно идти к доктору. В студии она села в задний ряд, делая пометки в рукописи и чувствуя взгляд Зева Райдера на себе. Он видел: она была одна, и она старательно избегает его взгляда.

Вечером, возвратившись домой, Рути устало сбросила туфли, принесла Шелли суп, – у него был грипп и врач сказал ему оставаться дома несколько дней, – накормила и выкупала Сида и прошла в комнату Шелли, услышав его зов,

– Дай я посмотрю новые страницы, – попросил он.

– Не беспокойся. Я возьму все на себя.

– Мне придется торчать в постели несколько дней, но я могу писать...

Рути показала ему сценарий на эту неделю. Конечно, он мог работать в постели, и этой ночью, прежде, чем заснуть, он внес такие прелестные шутки и замены, что другой писатель не мог бы сделать за неделю. Грипп продержал его в постели две недели, в конце второй, в пятницу позвонила секретарь:

– Мистер Райдер попросил меня сообщить вам, что из-за Вашего продолжительного отсутствия, больше не в штате шоу.

– У этого грязного индюка даже не хватило смелости самому сообщить об этом, – сказала Рути.

– Меня часто не было в офисе, Ру. Он легко это докажет. Но ты не увольняйся. Иначе он тебя уничтожит. Держись, хотя бы ради медицинской страховки Сида и еженедельной зарплаты. Обещай не уходить, пока мы не решим, что делать.

От гнева ей хотелось кричать. Не собирается она работать на этого трахнутого монстра. Но, взглянув на Сида, пообещала.

В понедельник по какой-то причине не появилась няня, Шелли был слишком слаб и лежал в постели, и Рути взяла Сида с собой на работу. Ребенок часто бывал на студии, она знала: посади она его в портативный детский манеж с игрушками, он начнет забавляться – иногда громко и радостно вскрикнет – то есть будет менее шумным, чем большинство писателей в команде.

Сегодня Рути сидела во главе стола у игрового манежа и по шокирующей, оглушительной тишине поняла, что всем все известно, или, точнее, все что-то знали. Надо прояснить ситуацию немедленно, пока не поползли слухи.

– Ребята, Шелли не болен СПИДом.

– Упс, – произнес Арни Фишман, нечаянно толкнув чашку кофе.

Огромная коричневая лужа образовалась на желтом листке блокнота и поползла на стол. Трое писателей вскочили на ноги, схватили салфетки и начали промокать. Рути подождала, пока все мокрые салфетки оказались в корзине для бумаг, и продолжила:

– Он – ВИЧ инфицирован, но у него нет СПИДа. Ему сейчас не по себе, тошно, но, помоги ему Бог! Он еще долго будет жить.

Эти клоуны способны были высмеять, обратить в шутку, в шоу все, что угодно, но на этот раз вели себя по-человечески.

– Вы не можете заразиться от него, работая вместе с ним, смеясь вместе или пользуясь тем же писсуаром. Я не заразилась, Сид не заразился, а Шели – его биологический отец, мы пьем и едим из той же посуды, пользуемся теми же полотенцами, обнимаем и целуем его день и ночь. Зев Райдер уволил его. Говорит, что уволил, потому что его не было на работе, и он не делал своей работы. Вы все знаете, и я знаю, и Зев знает, что Шелли по телефону может продиктовать и сделать текст забавнее и смешнее, чем, если бы все мы, находящиеся в этой комнате, работали до полуночи. Это гомофобия. Это дискриминация. Я собираюсь подать иск на этого сукина сына, расстроившего карьеру моего партнера, моего лучшего друга и отца моего ребенка. Но я ничего не смогу добиться, если вы, ребята, не встанете на его защиту. Вы должны говорить не только о его вкладе в шоу, но и о том, каков сукин сын – Зев Райдер. Как ужасно он обращается со всеми нами, как сексуально преследует женщин, как изо дня в день унижает писателей. Вам-то хорошо известно: когда он нападает на одного из нас он нападает на нас всех. Сегодня – один, завтра может быть другой. По любому поводу, который взбредет ему в голову. Пожалуйста, встаньте за нас, помогите нам бороться с этим человеком, дадим ему под зад, как он это делал с каждым из нас так долго.

Ни один не взглянул на нее. Ни один не произнес ни слова. Даже Сид в своем детском манеже сидел тихо. Единственным звуком во всей комнате был звук карандаша: Арни Фишман поднимал и бросал его, поднимал и бросал на стол конференц-зала. Кто-то вздохнул, кто-то откашлялся, и Рути спустя минуту поняла: они все цыплячье говно, слишком боятся за свои задницы.

– Ладно, ребята, – ей хотелось швырнуть в них столом, – давайте напишем что-то забавное.

36

– Сегодня, я думаю, мы поговорим о системе поддержки, – обратилась Барбара к родителям.

– Почему эти слова "система поддержки" ассоциируются у меня с определенным лифчиком, – спросил Рик.

– Потому что, как всегда, все ваши мозги в члене, – засмеялась Джудит.

– В вашей жизни есть люди, которые расширяют мир ваших детей: будь то семьи, где есть дети их возраста, группы "мама и я", которые вы можете посещать регулярно в школах или церквях в ваших районах. Попытайтесь найти людей, у которых схожие с вашими проблемы, и семьи, где дети охотно бы играли и дружили с вашими детьми. Я бы порекомендовала также, чаще общаться и посещать ваши семьи, и пусть они посещают вас. Чем большее количество людей будут любить ваших детей, тем лучше. Рути и Шелли, вы – счастливчики, ваши родители живы и здоровы. Пусть они почаще навещают Сида, а Сид – их.

– Вы не встречались с ними, нашими родителями, и потому не употребляйте слово "счастливчики", – пошутил Шелли.

– Ну не знаю, они подняли и вас и Рути, и, без сомнения, имеют хорошие качества, – откликнулась на его шутку Барбара.

– Честно, вы правы. Наши семьи очень радуются Сиду, – сейчас Шелли был серьезен.

– А как вы, Джудит?

– У меня есть друзья на работе, подруга Джерра, ее муж Том, у которых нет детей. Они рады, когда я приношу девочек. И они включают нас в свои празднования – их семья становится больше и наша тоже.

Барбара взглянула на Элейн.

– У нас очень непростая ситуация сейчас, потому что мы живем все еще раздельно, но у Рози и моей мамы очень славные отношения. Она забирает ее к себе в те вечера, когда я хожу на занятия или в гимнастический зал. И мне нравится думать, что они вместе: каждый раз, забирая Рози от мамы, у меня такое чувство, что они стали лучше, проведя время вместе. У меня есть подруги по школе и по работе – Шарон и Карин. Мне кажется, они гораздо ближе к Роуз, чем сестры Митча – ее так называемая семья.

– Мои сестры были очень заняты в последнее время, – Митч пытался защитить их, – но иногда Рози играет со своими кузинами. Семья – это очень важно!

Даже не глядя на нее, Барбара чувствовала, как Элейн напряглась.

– У нас появилось новое определение этого слова, – произнесла Барбара. – Семья – это то и тот, что вы создали. Расширьте круг людей, любящих этих детей с тем, чтобы им было к кому пойти за теплотой и привязанностью. Пусть их будет много.

– Знаете, я всегда гордилась, что я и Шелли так самодостаточны, не нуждаемся ни в чьей помощи, но сейчас мне представляется, вы – правы. Для детей важно расширять свой мир, – согласилась Рути.

– А как у вас, Рик? – Барбара взглянула на Рика.

– Всем для меня всегда был мой дядя Бобо. И еще один человек – вдова моего друга. Удивительный человек: она постоянно поддерживала меня, мать замечательная, у нее двое сыновей, мудрая тетя Давиду, ее сыновья мне как племянники. Во всяком случае, – продолжил Рик, мысли его поплыли, он вспомнил все доброе и милое, что Пэти делала для него и Давида, – я ее очень уважаю. Не знаю, как ей удается ..., – в этот момент он оглянулся, увидел на лицах понимающие ухмылки и внезапно остановился, – что такого забавного? – все продолжали ухмыляться, не отвечая.

– Вы влюблены в нее, – объяснила Джудит.

Рик неожиданно покраснел, и тогда все в группе взорвались, как школьники.

– Это же совершенно очевидно!

– О! Пожалуйста! Я ценю ее очень! Ставлю высоко: я знаю ее с детства. Ну, не с детства ... Мой лучший друг был влюблен в нее ..., – Рик остановился и задумался, ошарашенный. – Давайте перейдем к следующему персонажу, – предложил он Барбаре.

Та подобрала мяч и посмотрела на всех.

– Фишка в том, чтобы найти людей, на которых дети могли бы полагаться, как на позитивную силу в своей жизни.

В комнате наступила тишина, прерываемая лишь радостными вскриками с детской площадки. Потом заговорил Рик, больше для себя, но вслух:

– Может, так и есть, – согласился он. Может я, действительно, влюблен в Пэти, чертов я сын! – и комната взорвалась смехом.

Подходя с Давидом к машине после занятий, Рик подумал, что ему стоит позвонить Пэти, сказать, к какому выводу пришла группа, но решил, она рассмеется, повесит трубку или скажет:

– Если это твой способ завлечь меня в свою постель, продолжай мечтать.

А может она согласится?

На второй день съемок нового фильма он тихонько подошел к большой двуспальной кровати и убедительно начал обсуждать сцену с ведущими актерами, пока съемочная команда терпеливо ждала сигнала "мотор". Снова и снова объяснял он этим исключительным талантам, чьи головы лежали сейчас на шелковых подушках, какова была история их отношений и как сыграть их любовь. Такие сцены были неизбежным злом в съемках, но ему удавалось передать накал страсти, концентрируя поэтику, он описывал им, свои героям, как изголодались они друг по другу, и как, преодолев горести, долгие-долгие годы спустя, они, наконец, изливают свою нежность. Вот за такие сцены он и был знаменит, ни одному другому кинорежиссеру не удавались они так, как ему. Он проделывал с актерами персональную работу, прежде чем включать камеры. Почти час он погружал их в поэтическое настроение, рассказывая эротические истории, и по тому, как они сейчас смотрели друг на друга, он уже знал, сцена, с Божией помощью, удастся. Пора тихонько подняться, выйти из кадра, встать за камерой и тихо дать сигнал:"Cpaбoтaло". Накал страсти был мощный: Рик был на подъеме. Сейчас, не теряя ни мгновения, нужно снять их крупным планом, пока они не разняли объятий, пока пыл и жар искажал их лица. Он готов был крикнуть "снято! режь!", но боковым зрением уловил входившую через тяжелую дверь Андрею. Что-то случилось, сразу понял он. Всегда он предупреждал ее не входить и не беспокоить его во время съемок. Разве только если что-то случится с Давидом. Только у его сына была власть остановить весь процесс.

– Что случилось? – спросил он.

– Дорин Кобб, – Андрея подошла ближе и дала ему карточку с номером телефона. – Она звонила из телефонной будки. Звучала ужасно. Я пообещала, что сделаю все, что в моих силах, чтобы найти Вас и что Вы позвоните ей. Она звонила из Нью-Йорка, так мне кажется, хотя она в таком состоянии ...

Мысль, что Дорин очень плохо и что она на автобусной остановке в Нью-Йорке, болезненно отозвалась в Рике. Если уж она оказалась в Нью-Йорке – слишком далеко от дома – значит там произошло что-то очень жуткое. То есть то, чего он опасался. Жестом он подозвал своего первого помощника:

– Перерыв 10 минут, максимум – 15. Мне необходимо сделать срочный звонок.

В глазах ассистента читалось недоумение: "Как вы можете жертвовать таким моментом ради какого-то (хоть какого!) телефонного звонка?!". Но Рик уже закрыл за собой дверь, направляясь к своему трейлеру. Он тут же набрал номер, звонок прозвенел лишь раз. Вместо приветствия слабый дрожащий голос Дорин произнес;

– Простите, что звоню ...

– У тебя все в порядке, Дорин?

– Да, в порядке ... я думаю, да ... Мне ужасно страшно и жутко здесь, но, думаю, со мной ... нормально.

– Дорогая девочка, – он попытался представить, какой маленькой она себя чувствует, как испугана и потеряна в этом огромном пространстве, – пожалуйста, объясни мне, почему ты сбежала?

– ...я, я сбежала ... потому что не могла ... я не могла ..., – начала она всхлипывать, – я больше не могла там оставаться.

– Дорин, это из-за биологического отца Давида? Дорин, кто он?

Рыдания. Наконец, ей удалось выдавить

– Вы знаете?

– Знаю. Думаю, что знаю. Он что ... изнасиловал тебя?

– Я его ненавижу ...

– Он продолжает?

– Мне нельзя возвращаться ...

– Дорин, ты должна возвратиться и заявить на него. Для твоей же пользы. Для пользы всей семьи. Би знает?

– Нет, нет! Это убьет ее! Она думает, они счастливы вместе. И мою сестру убьет. Разрушит ее жизнь и жизнь их детей! А я люблю этих ребят.

– А как же твоя жизнь? Меня интересует твоя жизнь. Возвращайся домой и расскажи все Би. Она даст тебе силы сделать это.

– Не могу.

В дверь трейлера постучали. Проклятие! Рик открыл дверь и жестом попросил подождать. Первый ассистент показал на часы, спрашивая: "– Как насчет перерыва на обед? Если эти двое в кровати сейчас покинут ее, сцену крупного плана придется делать заново. О чем он думает?".

"Плевать на сцену! Вернусь к ней потом. Я сделаю ее с самого начала. Тут на карте жизнь человека".

– Хорошо. Объяви перерыв на обед.

– Что? – спросила Дорин по телефону.

– Я говорю с моим ассистентом ... прости ... Дорин, послушай меня, поезжай домой. Ты сможешь все сделать, – он знал, что ему не следовало такое говорить, он не должен был это говорить, но все равно, все правила были уже нарушены, и он решил, что даст ей взятку.

– Вот что, сейчас поезжай домой. Есть у тебя деньги и билет?

–Да.

– Тогда езжай ... А на Рождество я пришлю тебе билет, чтобы ты отпраздновала его со мной и Давидом. Хочешь?

Голос на другом конце провода сразу же стал голосом юной девчонки:

– Правда?! Вау! Лучше ничего не бывает! Посмотреть на бэби! Еду!

– Дорин, этого человека надо остановить! Никто другой не сможет это сделать. Только

ты!

– Знаю, – согласилась она. – Я сделаю.

Но Рика она не убедила.

– Дорин, мы с Давидом любим тебя.

И связь прервалась.

– Мистер Ри, – Андрея заглянула в трейлер, – с Дорин все в порядке? Он кивнул отсутствующе.

– Вся съемочная группа на обеде, – сказала Андрея.

– Вся? – ему лучше вернуться к своим собственным проблемам.

Они в середине съемки 40-миллионного фильма, успех которого или провал может полностью разрушить или, наоборот, способствовать расцвету его карьеры.

– Хорошо, – сказал он. – Принеси мне бутерброд.

"Где я?" – подумал он. – "Ах, да. Любовная сцена".

37

– Так что же делать? Какие существуют правила, когда ты знаешь, что мать-подросток твоего сына была изнасилована мужем ее сестры и, значит, он – биологический отец твоего ребенка? Нанять киллера и убить ублюдка или сидеть и ждать телефонного звонка? Криво усмехнувшись, Рик сказал про самого себя: "Я-то думал, что мои отношения сложные и путанные".

– Рик, из того, что вы рассказывали нам, Дорин – сильная личность, – предположила Барбара. – Она убедила Би позволить ей приехать сюда и отдать ребенка вам, вместо того, чтобы родить дома и отдать в какую-нибудь неизвестную семью. Она жила у вас дома и вы знали, какая она сильная. До недавнего времени ваши отношения были здоровые; она держала хорошую дистанцию. Мне кажется, лучше подождать и верить, что она сумеет выстоять.

– Я не согласна, – подала голос Элейн. – Он многим ей обязан, он должен активно вмешаться, чтобы найти для нее выход. Она подарила ему такой дар, как Джеки мне и Митчу, и, взяв ребенка, он связал себя с ней навеки.

Все посмотрели на Элейн. Сегодня она была еще бледнее и еще прелестнее, хотя голубые глаза покраснели.

– Джеки приходила ко мне однажды вечером. Рассказала, каково ей, и я начала сознавать, что она чувствует. Я все еще не простила Митча, но внутри начинает зреть понимание того, о чем как-то говорила Джудит: надо пересмотреть определения, как все в мире должно быть, – из-за волнения она остановилась и не продолжила свою мысль.

Барбара обратилась к Митчу:

– Хотите поговорить об этом?

Она надеялась, что в голосе ее не прозвучала ни оценка, ни упрек. Уже несколько недель ей хотелось схватить его за ворот рубахи и настоять: "Поговори с ней! Попытайся разрулить ситуацию. Найди выход. Может, вот сейчас настал этот момент".-

– Я даже не знаю, что сказать, – произнес Митч. и все увидели, как сползает с него фрондерство, маска крутого, сильного мужчины. – Я хожу сюда, сижу в этих группах, а хочу только одного: схватить Рози и убежать с ней. А иногда мне кажется, я сейчас сломаюсь и начну просить вас помочь мне, потому что единственное, что меня волнует, чтоб у дочери моей была хорошая жизнь.

– А что вы хотите для своей жены? – спросила Барбара.

– Чтобы она поняла, я хотел сделать что-то доброе, чтобы всем было хорошо, а влип в неразбериху. Чтобы она поняла, я люблю ее, скучаю без нее, хочу, чтобы она вернулась, чтобы у нас была прежняя семья. И я все-таки думаю, мы должны включить Джеки в мир Роуз.

Барбара только кивнула и оглянулась на группу, все смотрели на Элейн. Да, в этой группе люди разделяли заботы друг друга. И расставаясь, прежде чем отправиться домой к повседневным проблемам, они обнимались, желая друг другу самого хорошего. Их интерес друг к другу был подлинным, искренним. Ее это согревало.

– Жизнь слишком коротка, Элейн, чтобы швыряться временем и лишать себя любви, – убеждал ее Шелли. – Мы-то знаем это слишком хорошо, – добавил он сам себе. – Особенно в нашей семье.

Все повернулись к нему. Хотелось бы ему знать, как они отреагируют на то, что он собирается им сказать.

– Потому что я ВИЧ-позитив.

Барбара взглянула на Элейн, Митча, Джудит и Рика узнать их реакцию, а потом на Рути. Та явно не ожидала признания Шелли, но глазах ее оставалась любовь к нему.

– Я не хотел об этом говорить здесь, – продолжил он. – Нам было очень тяжело, особенно Рути, так как хотя я чувствую себя довольно хорошо, меня уволили. Я переживаю за семью: как к ним будут относиться по мере того, как все большее число людей узнают об этом. Мне хочется продолжать писать, может, даже писать о том, через что я прошел, но в жизни своей я писал лишь комедии, а это – не очень забавная тема.

Все растерялись, не зная, как реагировать. И потому Барбару удивило, когда Рик откликнулся:

– Шелли, вы – удивительный писатель. У Вас абсолютно уникальная точка зрения. По крайней мере, с десяток раз я видел ваше шоу и всегда точно знаю, какой материал поставляете вы и Рути, потому что сценарий отмечен вашим внутренним видением и стилем. Вы способны написать массу сценариев, способны писать обо всем. И я – один из тех, кто заинтересуется таким сценарием.

– Вы очень добры, – сказал Шелли.

– Совсем нет. Я, как всегда, эгоист и думаю о себе. Работа с вами будет очень доходной во всех аспектах. Я так думаю. Если вы лишите этот мир своего таланта, потому что какой-то гомофоб-придурок уволил вас, вы совершите гигантскую ошибку.

Рути взглянула на Шелли. Хотелось бы ей знать, о чем он сейчас думает. Возможно, в прошлом у Рика Райзмана не все получалось, но некоторые его фильмы стали классикой. И сейчас он снимает фильм, о котором уже по всему городу говорят.

– Вам совсем не надо писать о СПИДе. Мы сядем с вами и поработаем над любой идеей. Но только не прекращайте работать. Вы – чертовски хороший писатель, – добавил Рик.

– Мне очень приятно все, что вы говорите, и я вам признателен, – Шелли посмотрел на Рика. – Подумаю обо всем этом непременно.

Рути скрестила пальцы. Если Шелли продаст идею своей истории, а лучше сценарий, студии, он воспрянет. А в практическом смысле Гильдия Писателей покроет его медицинскую страховку.

Ввалились дети и разбрелись по своим родителям. Дана сигнализировала Барбаре, что настало время перерыва, но Барбара попросила ее еще какое-то время поразвлекать детей, она хочет поговорить еще об одном.

– Приближается Рождество, и мне хочется поговорить о стрессе, иногда сопровождающем праздники. Для родителей он очевиден. Пробки на дорогах, толпы, финансовые трудности ... Те взрослые, чьи воспоминания радостные и радужные, зачастую хотят воссоздать эту радужность в своих семьях. И здесь заложена потенциальная опасность. Те родители, у которых не было радужных праздников, для своих детей хотят непременно сделать их таковыми. Но это не всегда получается. Я очень рекомендую вам: пусть ваши планы будут просты. Спросите себя, чего, действительно, хотят те, кто рядом с вами, а не думайте о том, что вам хотелось, но вы не получили в прошлом. Что касается детей, то даже у топотунчиков на праздники тяжелое время. И по массе причин. Их распорядок дня, зачастую, поставлен с ног на голову. Время сна, еды – все вверх тормашками. Это провоцирует их капризы. Появляются незнакомые лица, им они кажутся пугающими. Моя рекомендация: постарайтесь, насколько возможно, придерживаться распорядка и не забывать об их нуждах. Пусть они поедят дома, и только потом берите их на вечеринку. Если вы собираетесь в гости, планируйте это после сна, не настаивайте, чтобы они были очаровашками на вечеринках, если им не хочется. Я говорю вам об этом сейчас, чтобы вы не попали в ловушку праздничных ожиданий. Лично меня печалит, что я буду проводить Рождество без детей: дочь моя с любимым человеком едет на Рождество к его матери, сын планирует с другом поехать покататься на лыжах, мама возвращается на Восток к моей сестре, может, поэтому я проектирую собственные пе– репетии.

– А я пригласил Дорин приехать и быть с нами: Давидом, Бобо, Пэти и ее мальчиками.

– Вау! – откликнулась Джудит, – очень эмоционально!

– я очень надеюсь вырвать ее из окружения в Канзасе и, может, мне удастся узнать, что все-таки с ней происходит.

– Мы просто пойдем на несколько вечеринок, – сказала Рути.

– Честно, у меня нет особого настроения праздновать, – добавил Шелли.

– А у нас будут только я, девочки и кое-кто из друзей, – поделилась Джудит.

Элейн промолчала.

Дети уже вовсю закусывали, родители присоединились, потом спели несколько детских песенок, и в заключении Дана прочитала из книжки "Спокойной ночи. Луна".

Барбара наблюдала, как все обменялись пожеланиями к Рождеству. Митч неуклюже попрощался с Рози, Элейн лишь кивнула ему. Рути и Шелли вышли вместе, обнявшись, а Рик помог Джужит с двойной коляской. Барбара и Дана собрали игрушки, а потом Барбара сделала запись в журнале, о чем говорилось на занятии.

38

Бьша пятница, оставалось несколько дней до Рождества, и Барбара, остановившись у лотка, купила большую елку. Потом помогла двум бойскаутам привязать ее на крышу машины и поехала домой. Остановив машину, она подумала было оставить елку вне дома на ночь, чтобы, возвратившись из деловой поездки завтра, Стэн внес ее внутрь и поставил. Конечно, в этом городе ничто не свято, и не исключалось, что кто-то стянет елку за ночь. И потому она подогнала машину поближе к двери и сама втащила сопротивляющуюся ель. Была еще одна причина поступить так: тест на самодостаточность, независимость от Стэна. Иногда, спрашивая себя, какой была бы ее жизнь, не будь в ней Стэна, она давала себе определенные задания, где бы попросила помощи Стэна в обычных обстоятельствах: "Если я смогу сама отремонтировать жалюзи, значит, со мной будет все в порядке, умри он раньше меня". Однажды она поделилась с Марси Фрэнк, в какую ментальную игру играет сама с собой. Это был один из интимнейших моментов очень близких, давно знавших друг друга подруг и, закончив свои признания, она ожидала отклика от женщины, бывшей замужем за мужчиной так же долго, как она сама, но Марси, подняв глаза к небесам, рассмеялась: "И эта женщина – психолог".

Она проверила гирлянду, чтобы убедиться, что все лампочки благополучно пережили год – и так оно и было. Было уже 10 часов, а она еще не обедала, но все-таки решила пойти в гараж и найти коробку с елочными игрушками; отыскав три, она поставила их одна на другую и внесла в гостиную. В молчании пустого дома она разворачивала каждую знакомую игрушку, фигурку, освобождая от бумаги, в которую тщательно обертывала в прошлом году. Каждая была памятна. Крошечный стеклянный ангел она, Стэн и дети купили в тот уик-энд в Вильямсбурге; домик, когда ездили в Санта Фе, а керамического Микки-Мауса умолила их купить Гайдн в Дисней-Лэнд. Но сегодня, в отличии от тех лет в прошлом, не было никого, кому она могла бы сказать: "Взгляни, помнишь, где мы это купили?". ""Привыкай", – сказала она себе, – "пока не появятся внуки, лучше привыкай".