Текст книги "клуб аистенок(СИ)"

Автор книги: Нелли Кулешева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

Группа студентов актерского класса ставила для класса Элейн "Отелло" Шекспира. "Мне не нужен Яго, чтобы разрываться от пытки ревности", – думала Элейн, слушая диалоги. "Я сама себе Яго. Свожу сама себя с ума. Не может Митч трахать суррогатную", – думала она, когда пыталась быть рациональной. Но часть Яго в ней вопрошала: "Так ли это? Если так, уйди с занятий, поезжай в парк ... Разве Митч не говорил, что собирается взять туда Роуз поиграть? Уверенный, что ты будешь в колледже, и будет безопасно дать дочери Джеки свидеться с матерью?! Почему он хочет угодить Джеки, если между ними ничего нет?!".

Актер, исполнявший роль Отелло, обладал мощным голосом, сотрясавшим его хрупкое тело. Трудно было поверить в эмоции, когда, сидя на складном стуле, он читал роль, но все в комнате подались в его сторону, оглушенные его болью и тоской. Когда настал перерыв, и все устремились к машине с колой, Элейн направилась к своему автомобилю.

Два подростка забрасывали в сетку мяч, какая-то семейная пара организовала пикник, и еще кто-то делал пробежку. Детская площадка пустовала. Сильный ветер поднимал песок в песочнице и раскачивал качели, будто призраки-наездники спустились с неба и оседлали их.

Сидя в машине, Элейн чувствовала себя глупо: позволить своим подозрениям завладеть ею, уйти с занятий в колледже и мчаться сюда, чтобы застать Джеки с Митчем. Вернись она сейчас домой, он заметит, что она слишком рано, начнет выспрашивать, в чем дело. Но это ничего. Она может сказать, что соскучилась по малышке и хотела увидеть ее, пока та не заснула.

Машина Митча была в гараже, в доме все было тихо, и, открыв дверь в детскую, она увидела картину, наполнившую ее радостью, облегчением, замешательством, потому что она сомневалась в своем муже, а он сидел в кресле-качалке и спал, а заснувшая дочка сопела на его груди.

"Я больна, я ненормальна", – думала Элейн, – "только потому, что я унюхала запах духов, которыми любой мог надушиться, и из-за пустяшной ремарки соседки, я могла наброситься на мужа с нелепыми обвинениями".

Митч – лучший на свете мужчина, просто он расстроен из-за проблем на работе. Сейчас она разбудит его, и, после того как они уложат Рози, Элейн постарается утащить его в кровать пораньше, и они займутся нежнейшей любовью. Давно этого не было, и они сблизятся.

– Митчи, – нежно коснулась она его.

– У ... – Митч взглянул на нее, поняв, что заснул под собственную колыбельную, потом посмотрел на дочь, – ангелок умотал меня сегодня.

– А что вы делали? – Элейн спросила, забирая от него Роузи и осторожно кладя на сменный столик.

– Это было замечательно! Мы предприняли длинную поездку.

– Вечером? В часы пик? Длинную поездку? Где?

– По побережью, – Митч зевнул, встал, потянулся.

– Если хочешь, я одену на нее свежий памперс?

– Я сделаю это сама.

– Ну прекрасно, – он не смотрел на нее. – Раз ты уже здесь, я пойду в магазин, там ожидает пачка накладных, хочу их просмотреть. Завтра придет бухгалтер, а я не готов. Хочу, чтобы она занялась счетами и нашими личными тоже. – Он похлопал по карманам брюк, проверяя, есть ли ключи от машины. – Ложись спать, не жди меня, – были его последние слова, и он ушел.

На следующий день Элейн взяла Роуз в зоопарк с Шарон и ее малышом. Роуз тыкала крошечным пальчиком в слона и лепетала. Элейн захлестывала радость и гордость за дочь, которая начинала говорить.

– А моя еще не произнесла ни одного слова, – сказала Шарон.

Толкая коляску от клетки к клетке, Элейн не могла освободиться от тяжелого камня на сердце: что же происходит с Митчем. Она не была настолько близка с Шарон, чтобы разоткровенничаться и рассказать, что ее мучает. Собственно, она ни с кем не была близка. Нелепо, но единственным человеком, с кем она была близка и чувствовала интимность, была Джеки. По понятным причинам: месяцы попыток оплодотворения снова и снова, факт, что Джеки носит ребенка Митча, но, главное, потому что Джеки требовала интимности, проникала в ее жизнь и открывалась ей по-дружески, безоглядно, не страшась. Она не была так так сдержанна, как Элейн. Если здесь замешана наследственность, Элейн хотелось бы, чтобы Роуз наследовала эту открытость. Джеки – хороший человек.

– Я хожу на фитнес, – призналась Шарон, – боюсь, я никогда не войду в форму, а Джерри не прикасается ко мне уже несколько месяцев.

Они остановились перекусить и дать малышкам из того, что захватили из дома. Знаешь, во время беременности мы занимались сексом постоянно, поэтому я не думаю, что дело в том, что я растолстела.

Элейн положила кусочки банана на подносик, прикрепленный к коляске Роузи. Никогда раньше Шарон не откровенничала о своей личной жизни. Обычно они говорили о том, что прочитали в классе английской литературы или каково это, когда учишься, иметь ребенка.

– Сестра говорит, то же самое было с ее мужем. Как только появился ребенок, он полностью изменился. Будто говорил: "теперь, когда ты мать, ты меня не возбуждаешь".

Элейн понимающе кивнула. Мысль эта согрела ее. Может, и у нее с Митчем та же причина. Если это так, она все поправит в доли секунды. Утащит его куда-нибудь на уик-энд. Наденет такое нижнее белье, что лишит рассудка, как раньше.

По дороге из зоопарка они с Роузи зайдут к папочке на работу. Элейн пошепчется с ним и предложит куда-нибудь съездить. Мама дня на два заберет Рози к себе. Магазин без Митча спокойно выживет 48 часов, а они найдут на побережье отель и будут заниматься любовью целыми днями.

Все девушки в магазине заохали и заахали, когда Элейн внесла дочь с ярким шариком в ручке.

–Такая большая, – восхищалась Карин. – Можно я ее подержу?

Рози заулыбалась и охотно пошла к Карин.

– Митч сказал, что ему нужно в банк, – объяснила Карин Элейн. – Может вернуться с минуты на минуту. Она взяла Рози к зеркалу поиграть в "Видишь Рози", а Элейн пошла в офис позвонить маме, договориться, когда ей удобно взять малышку дня на два, чтобы она и Митч смогли куда-нибудь поехать. Когда Митч вернется из банка, у нее уже все будет согласовано.

Офис выглядел первозданно чистым. Бухгалтер, по всей вероятности, закончила работу, и в большой стопке лежали текущие счета, чеки, готовые к отправке по почте, и в другой – личные счета Элейн и Митча с прикрепленными чеками. Элейн набрала номер и, ожидая, бездумно пробежала по счетам. Телефон зазвонил прямо ей в ухо.

– Офис Брэдфорд. Куда направить ваш звонок?

– Мама?

– О, здравствуй, дорогая. Подожди, у меня тут три линии звонят ... Не уходи.

"Счет за газ – очень много, счет за воду – тоже", – подумала Элейн. Gelson's – у нее там открытый счет. Это экстравагантно, но ей нравилась их великолепная продукция: их deli, их выпечка с тонким запахом, хотя, надо признать, в этом месяце счет оттуда слишком большой. Pacific Bell. Длиннющий список звонков. Ожидая, пока мама освободиться, она пролистала чеки: Лос Анжелес Запад, Санта Моника, Студио Сити, номер телефона ее мамы. Еще Лос Анжелес Запад, Лонг Бич, Лонг Бич. Кого они знают в Лонг Бич, кроме ... Она посмотрела номер. Номер был Джеки. Она взглянула на дату, потом на календарь. В этот вечер она была в колледже, звонок сделан из дома в 6:40, сразу, как только она вышла за порог.

Рука уже сама двинулась вниз по странице. Две недели спустя Лонг Бич. Время 6:41. Как только она уходила на занятия, Митч звонил Джеки, сказать, что они с Рози уже в пути увидеться с ней. Рози мала, она не проболтается маме. Вот почему Митч избегает Элейн и не занимается с ней любовью. Боже праведный! Все это – правда!

– Привет, беби!

Задохнувшись, она повернулась, будто ее застали на место преступления, хотя, все, что она делала – просматривала свои собственные телефонные счета. Правда, раньше она никогда не давала себе труда делать это, потому что это была забота Митча и бухгалтера. И он прекрасно знал, что в нормальных обстоятельствах она никогда даже не взглянула бы, а уж тем более тщательно просматривала телефонные счета. Она опустила трубку.

– Митч, – она чувствовала, лицо ее дрожит. Она не была уверена, что у нее достанет сил задать следующий вопрос. Если ответ на этот вопрос будет "да", вся ее жизнь полетит в тартарары. Она помнила, как серьезно Барбара Сингер убеждала ее: "У вас хватило сил победить рак, вы сможете справиться и с этим". Барбара дала ей силу спросить.

Сегодня, когда наступил редкий спокойный момент в бурном обсуждении, она заговорила:

– Митч и я живем отдельно. Я попросила его уйти, после того как обнаружила, что, не посоветовавшись со мной, он тайно берет Рози видеться с суррогатной.

– Боже мой! – воскликнула Рути.

– Что заставило его? – спросил Шелли.

– Она пришла и умоляла его дать ей видеться с ребенком. Он побоялся рассказать мне об этом, но считает, что для нее видеться с ребенком – это правильно и ... он согласился.

– Никто не отрицает, что она – мать ребенка, – сказал Рик как нечто само собой разумеющееся, и Элейн посмотрела на него так, будто кто-то со всего размаха ударил ее.

– Объясните, почему вы думаете так, – Барбара уловила, как мгновенно улетучился легковесный тон в группе.

– Мне не хочется, чтобы обо мне думали, что я тупица, и я не сказал "настоящая мать", но у нее биологическая связь с ребенком. А Ваш рассказ подтверждает, что и эмоциональная тоже. Если бы это был мой ребенок, я бы, наверно, с ума сходил от беспокойства, что такая связь с ребенком нарушена. Ее гены и ее история – в значительной мере, что такое Рози и во что она вырастит. Слушайте, я совсем не знаю Митча, – добавил Рик, – честно, из того, что я знаю (а знаю я немного) встречаясь иногда здесь – мне он не особенно нравится. Но, бьюсь об заклад, что-то в нем подсказало, что генетическая мать должна иметь связь с ребенком. Может, он плохо уладил все дело, но, думаю, инстинкты его были правильные. Пожалуйста, Элейн, не воспринимайте это на личном уровне, но мне вся концепция суррогатного материнства представляется катастрофой. Усыновление – это решение двух проблем, я так думаю, а суррогатное материнство – напротив, порождает трагедии, а не решает проблемы.

– Я думаю то же самое, – сказала Элейн, сдерживаясь изо всех сил. – То есть так я думаю сейчас. Но когда это все происходило, я не знала, что и думать. Я считала, что должна что-то сделать и сделать быстро, потому что много времени было потеряно, когда я пыталась забеременеть, а потом была больна, а Митч очень хотел ребенка. Я думала, раз я не способна родить ему ребенка, я – ничто. Но сейчас я знаю, я не должна была соглашаться.

– Я понимаю эту запутанность, – вставила Джудит, – потому что мне не понятно, как кто-то не хочет держать связь со своими генетическими отпрысками. Знать, что где-то в этом мире есть часть тебя и не иметь с ним никакой связи, не иметь потребности знать его – такое просто нелепо. Не поймите меня неверно: Митч не должен был делать это за вашей спиной.

– А как с донорами спермы? Хотите иметь их в вашей жизни? – спросил Рик Джудит.

– Поверьте, – стрельнула она в ответ, – я бы не отказалась от его помощи присмотреть за детьми. Нет, серьезно, мне бы хотелось иметь лишь глубокие отношения в жизни. Но нет, нет их у меня. Поэтому я начала с обходного маневра.

– После тщательно разработанного плана, как вести себя с суррогатной, Митч изменил правила игры, не поставив Элейн в известность, и она чувствует себя обманутой, в ее доверии появилась брешь. Вот в чем проблема.

– Дерьмо! – произнесла Джудит.

– Можно это исправить? Поговорить? – спросила Рути.

– Я все еще – открытая рана, – ответила Элейн. – Все еще обвиняю себя, бьюсь головой о стенку, что согласилась на это, меня душит ревность, я больна оттого, что он обманывал меня. Пытаюсь себе объяснить его поведение. Сейчас мне представляется, что у нас была хорошая жизнь, но где-то мы повернули не туда, и она уже никогда не будет правильной.

– Тогда поменяйте свое представление, что такое правильно, – посоветовала Джудит. – Я так поступаю. Не зацикливайтесь на мысли, что существует лишь одна версия семьи. Если бы я продолжала думать, что семья – это жена, муж, дети, я бы до сих пор ждала долгожданного звонка. Выход есть. Найдите условия, при которых вам троим: вам, Митчу и суррогатной, было бы комфортно, с чем вы могли бы согласиться.

Элейн раздумывала:

– Не знаю, способна ли я воспринимать все это так в своей жизни, как вы в своей. Собственно, я знаю, что неспособна. Внутри меня сложились стереотипы, каким должно быть

поведение, и Митч перешел границу. Что-то говорит мне; дальше мне с ним не по пути. – Красивое лицо ее вытянулось, побледнело, и складки боли бороздили его: "Пожалуйста, давайте оставим это, пожалуйста, давайте поговорим о чьих-то других проблемах".

Барбара огляделась в поисках того, кто хочет говорить.

– Мне позвонили из семьи, где живет мать моего сына, и мне бы хотелось поговорить об этом здесь, – вызвался Рик.

Он собирался рассказать им о своем разговоре с Би Кобб, но чтобы объяснить ситуацию, начал с того, как они с Дорин узнали друг друга. Его поразило, что голос его дрогнул, когда он рассказывал о том дне, когда встретил Дорин и Би Кобб в аэропорту, как его сейчас беспокоит хрупкость, ранимость ее ментального состояния, и он постоянно задается вопросом: куда она исчезла? Прошло уже много дней после звонка Би, – и никаких известий.

– Вы имеете дело с очень сложными эмоциями, – сказала Барбара, – Дорин, вероятно и наверняка, всегда будет тосковать о потере Давида. Даже в хороших обстоятельствах подростки ранимы, этот возраст – классический для побегов из дома, а ей еще пришлось пройти через ужас нежелательной беременности и отторжения от ребенка. И, конечно, у нас нет ни малейшего представления, через что ей пришлось пройти с друзьями, в школе, с мальчиками ее возраста, не говоря уже о других членах семьи. Ей через слишком многое пришлось пройти. С моей точки зрения, хотя я знаю немного, у нее было очень тяжелое время. Этот побег – крик о помощи. Вы с этой девочкой, мне так кажется, привязались друг к другу. Я верю, в дальнейшем у нее хватит внутренней силы, о которой вы говорили, чтобы выстоять. Но ... ее семья заявила в полицию?

– Нет, – ответил Рик, пытаясь не обнаружить свой страх. – Это беспокоит меня. Босс семьи – муж одной из сестер – старшей, а я этому парню не доверяю. Не знаю, может я помешанный, но у меня ужасная догадка, что ...

Рути пододвинулась к Рику с одной стороны, Элейн – с другой, и каждая обняла его.

– Если что-то случится с этой девочкой – начал он, эмоции захлестнули его, и он не смог закончить.

– Нам стоит сосредоточиться на дилеммах, о которых говорили Рик и Элейн, – сказала Барбара, – то есть ваши обязательства и соглашения с биологической семьей. Позволите ли вы, чтобы их нужды влияли на вашу жизнь. Нас всех это касается.

– Но не нас, – поправила Рути.

– Ну, не знаю, – усомнилась Барбара. – Предположим, настанет время, и кто-то из вас начнет встречаться, найдет любовь, друга?

Ни Рути, ни Шелли не знали, что на это сказать. Последовал длинный неуклюжий момент, когда слышны были лишь вздохи и скрипы стульев.

– Боже мой! – воскликнула Джудит. – Все это так мучительно!

– Но того стоит, – Рути посмотрела в окно на играющих детей. – Быть родителем стоит того, чтобы пройти через многое.

Все остальные молча согласились.

"Он – красавец", – подумала Барбара, глядя на Района Адлера, сидящего за столом напротив, – и я понимаю Гайдн. Он искусен в обольщении. Умеет очаровывать. Открытая улыбка, вежлив, уважителен к Стэну и ко мне. И моя бедная девочка по уши в него влюблена. Голосок звенит и уж слишком она старается. Вскакивает каждый раз, когда он делает жест в ее сторону, а когда обед закончится, они направятся в отель, чтобы там провести ночь. Нет, я этого не вынесу ..."

– Держи себя в рамках, родная, – шепнул ей Стэн, унося тарелки через раздвигающиеся двери на кухню.

– Почему?

– Потому что у тебя такой вид, будто ты прямо здесь разрыдаешься. Предполагается, что это радостное событие, помнишь об этом?

– Мне он ненавистен. Я напрочь забыла, что знала по психологии. Я готова выплеснуть ему на грудь горячий кофе и толкнуть мордой в мороженное.

– Кто-нибудь когда-нибудь будет достоин ее? И помни, матери ни черта не знают! Грейси ненавидела меня.

– Настоящее время, дорогой. Ненависть, ненависть ...

– Ну, вот ты, и я – принц на коне. Может, настало и твое время пустить все на самотек.

– Ты прав, – она надеялась, что классическая музыка в гостиной заглушает ее голос, и Гайдн и Район не слышат ее. – Мне следует пустить это на самотек, я пущу на самотек, но можно сначала отравлю его?

Стэн рассмеялся, забрал поднос с кофе и через раздвигающуюся дверь пошел назад в гостиную. Барбара прочитала про себя короткую молитву дать ей сил и выдержки и последовала за мужем.

– Обговорим точную дату? – спросил Стэн, ставя перед Районом чашечку кофе. – У меня очень плотный календарь до конца года, и давайте обговорим несколько возможностей. О какой дате мы говорим?

Гайдн и Район заговорили одновременно. Гайдн назвала декабрь, а Район – следующее лето. Потом они посмотрели друг на друга с упреком.

– Это слишком скоро, дорогая, – сказал он.

Барбара почувствовала, как сдавило ей желудок.

– Чего нам ждать? Никто из нас не учится, – жалобно спросила Гайди.

– Милая, зачем торопиться? – Район говорил с ней, как с ребенком. – У твоих родителей тогда будет больше времени все спланировать. – Он погладил ее по руке, но она убрала руку.

Барбара слишком хорошо знала свою дочь, и еще до того, как скривились ее губы, она поняла, Гайдн в бешенстве.

– Я не хочу ждать до лета, – звенящие нотки появились в голосе Гайди, Барбара узнала тональность, и хотя она никогда не призналась бы в этом, ей понравилось направление, которое принял дальнейший разговор. С этого места он начал набирать скорость. Гайдн упорствовала, Район становился надменнее. Позднее Барбара попыталась вспомнить точный момент: может, когда он употребил слово "ребячество", или когда она язвительно спросила, "может, дело в том, что им следует согласовать все с расписанием его мамаши", но Гайдн вскочила и убежала наверх в слезах. Когда она ушла. Район пожал плечами, будто говоря "дети, кто их поймет!".

Барбару раздирало желание пойти наверх и забаррикадировать комнату Гайдн, чтобы она не смогла снова спуститься вниз.

– С ней нелегко, – произнес он, – да вы сами это, наверняка, знаете. Но я ее обожаю.

Они оба – и Барбара и Стэн – промолчали.

– Обед был чудесен, – Район встал, – думаю, я лучше вернусь в отель. Надеюсь, к утру она все обдумает.

Когда они со Стэном встали, челюсти Барбары были слишком стиснуты. Все двинулись к входной двери мимо стены с семейными фотографиями, и глаз Барбары поймал фотографию Гайдн 3-х лет с тем же выражением лица, что и несколько минут назад, когда она бежала наверх.

Когда Район ушел, Стэн обнял Барбару, спросив:

– Как нам сказать ей, что это никогда не случится?

– К несчастью, промолчим, – ответила она, – нам придется ждать, когда она сама поймет.

34

Жизнь Элейн без Митча шла механически: забота о ребенке, по вечерам в дни, когда у нее были занятия в колледже, она завозила дочь к бабушке Маргарет и ехала в класс. Митч звонил, оставлял сообщения на автоответчике, умолял позвонить ему, обещая все объяснить. Она поймет, уверял он ее. Он просил увидеться с ней.

Прислонившись к стене, все еще держа в руках учебники, она выслушивала длинные его моления, ненавидя и тоскуя по нему. Иногда она перематывала пленку, чтобы еще раз прослушать те места, где он клялся ей в любви. Рози, сидящая на полу, слыша его голос, поднимала головку и радостно вскрикивала "папочка!".

Через неделю послания Митча из умоляющих стали раздражительными, потом гневными, потом в них появились ярость и возмущение "подними чертову трубку! Элейн, позвони мне немедленно, или ты будешь разговаривать с моим юристом!".

Никогда она не слышала у него такого тона, и где-то в глубине радовалась, что он изнемогает.

– Да, Митч, – сказала она в трубку в тот вечер, когда он оставил это сообщение. Она была рада, что Рози, которая в последнее время за каждым повторяла каждое слово, спит.

– Оказалось, у тебя много пороха.

– У меня такие же права на наш дом и мою дочь, как и у тебя, Элейн.

Нет, совсем у нее не разыгралось воображение; он действительно, сделал ударение на слово "моя".

– О чем ты думаешь, игнорируя мои звонки? Скажи спасибо, если я просто приду и

вышибу дверь, но я так и сделаю, если ты меня вынудишь. Я приду и увидишь. Заберу у тебя ребенка!

– Нет, Митч, не заберешь. Потому что знаешь: лучшее для нее – оставаться со мной. Не с тобой и не с Джеки.

– Слушай, я же объяснил тебе: у меня ничего нет с Джеки.

– Да, с тех пор как я это порушила.

– Элейн, я не способен изменить то, что случилось. Хотелось бы мне, чтобы мог, но не могу. Сейчас – это сейчас, и я хочу видеть дочь, и лучше, если ты не будешь вставлять палки в колеса. Выбери подходящее для тебя время: я приеду за ней, потом привезу назад. Потом мы начнем обсуждать вопрос об опеке над ней.

– Ты же работаешь каждый день, иногда допоздна. Я дома, и со дня рождения она поручена полностью моим заботам. Хоть я и не биологическая ее мать, – произнесла она, не веря своим ушам, что ведет такой разговор, – но, учитывая, что я не работаю, учитывая мою ответственность и историю моих отношений с ней, я – лучшая кандидатура для опеки, есть в ней мои гены или нет.

– Посмотрим, – сказал он. – Когда она будет готова?

– Приезжай в 10 утра, – в душе ее тоже бушевала ярость. Она-то знала, что это самые занятые часы у Митча в магазине, но он тот час согласился.

– Буду там, – и он повесил трубку.

Видеть, как ее муж сидит, нервничая, в их гостиной, было уж очень странно и скверно. Они вместе выбирали мебель, каждую картину на стене, а сейчас он – посторонний. Она так тосковала по нему, что скажи он сейчас "я люблю тебя, ну глупо же это все!", она, наверное, откликнулась бы "ты прав, поезжай, привези свои вещи, а я пока приготовлю ланч". Но он не просился домой. Сидел, сложив руки, будто был подростком, приехавшим за ней, чтобы взять ее куда-нибудь на свидание и скрупулезно и недоверчиво разглядываемый ее родителями. Малышка утром проснулась в 5, а сейчас спала. Митч молчал. Когда, наконец, заговорил, голос его был едва узнаваемым – столько в нем было боли.

–Я хочу видеть ее каждый день, если она кашляет, хочу знать. Я не хочу, чтобы она жила где-то, кроме как со мной, но сейчас у меня по горло работы: мне необходимо быть в магазине постоянно, и потому то, что ты сказала вчера – верно, ей не такая жизнь нужна.

Казалось, он отрепетировал эту речь, будто боялся, начни он говорить спонтанно, он потеряет контроль над собой. И когда он повернулся к Элейн, за экстерьером она увидела страсть и такой гнев, какого никогда не видела в нем ни с кем.

– Предупреждаю тебя, Элейн, если ты и дальше будешь так себя вести, пожалеешь. Я закрою этот чертов магазин, и мы забудем о стильной жизни, потому что я буду ее воспитывать, а ты можешь возвращаться к своей старой работе в BMW.

"Подлец, ах ты, вшивый подлец".

– Митч, чего ты от меня хочешь?

Смесь чувств, толкавших ее упасть в его объятия и ударить со всей силы, захлестывали ее, ставили в тупик.

– Единственное, чего я хочу, чтобы моей дочери было хорошо, – ответил он, – все остальное вторично. Поэтому, если сейчас для нее хорошо жить с тобой – быть по сему, это то, чего я хочу. Я молю тебя понять это, потому что я сам ничего не понимаю. И я хочу, чтобы ты знала: я никогда не отступлюсь от нее. Собственно, я собираюсь вернуться в эту родительскую группу, потому что не хочу пропустить ничего, что касается ее. Понимать и ...

Из детской послышалось хныканье, а потом "ма...а...а...ма", и Элейн поспешила наверх. Роуз стояла и, увидев Элейн, просияла. Ее крошка, ее любимая кроха. Элейн не позволила себе сломаться. Она не потеряет над собой контроль. Ей необходимо доказать сейчас Митчу, что она – самая стабильная сила для Рози.

– Папочка пришел, милая, – она старалась улыбаться.

Лицо Рози вспыхнуло радостью.

– Па.. .а.. .почка, – лепетала она, пока Элейн меняла ей подгузники.

Подкладывая чистый памперс под попку, Элейн почувствовала, что Митч стоит рядом. Так близко, что на секунду ей показалось, что сейчас он обнимет ее и скажет: "Давай снова станем семьей". Но, вместо того, он заговорил с Рози:

– Здравствуй, папин ангелок! Сегодня мы с тобой поиграем, – и он отошел.

Когда на дочь был одет розовый костюмчик, он подхватил сумку с чистыми подгузниками бросил:

– Увидимся в пять, – и забрал дочь из ее рук.

– До свидания, мамочка, – Рози открывала и закрывала пальчики маленького кулачка в прощании. Элейн помахала в ответ:

– До свидания, малышка.

Митч вернулся к занятиям в группе. Иногда он делал записи, будто это были бизнес– встречи. Никогда много не говорил и ни словом не обмолвился, что у них происходит с женой. Барбара тоже не касалась этой темы, ожидая, что кто-то из них – Митч или Элейн – инициируют разговор. Но оба молчали. Элейн наблюдала, как он обнимал и целовал Роуз, а потом уходил. Всегда она удерживала себя, чтобы не пойти за ним, не вцепиться в его рукав и спросить "А как намечет меня? Я же знаю, ты хочешь обнять меня тоже, пожалуйста, Митч, пойдем домой". Жизнь без него была абсолютно пуста. Одинока. Она пыталась наполнить ее школой. Даже стала посещать гимнастический зал "Только для женщин" в Studio City, куда ходила Шарон. Иногда, когда Митч забирал Рози, она ходила туда по утрам, но предпочитала класс аэробики ранним вечером. Завозила дочь своей всегда стойкой матери – Маргарет Дун, которая накупила ящик игрушек, поджидающих малышку в ее гостиной.

Однажды вечером после школы, забрав Рози, она ехала по фривею домой. В гараже вытащила рюкзак с книгами, подошла к пассажирскому сидению и, открыв дверцу, нежно подняла заснувшую дочь. Заперев машину и выходя из гаража, она замерла от ужаса, вдруг увидев, как кто-то вышел из тени. Это была Джеки.

Адреналин Элейн подскочил, рукой она охватила голову ребенка, будто желая спрятать ее, и поспешила мимо.

– Элейн, остановись! Я – не враг. Позволь мне войти и поговорить с тобой несколько минут. Вот все, что я хочу!

– Убирайся отсюда, Джеки. Ты заключила с нами договор. Ты обещала, что после рождения ребенка исчезнешь из нашей жизни. Навсегда! Но ты солгала, – трясущимися руками она пыталась отыскать ключ от дома, шагая по бетонной дорожке, но Джеки не отставала от нее.

– Да знаю я, что обещала, но, Элейн, выслушай меня.

Элейн открыла дверь и повернулась к ней:

– Мне абсолютно безразлично, что тебе нужно. Убирайся. Ты уже достаточно натворила, – резкость в ее голосе разбудила Рози. Она была в возрасте, когда боятся незнакомцев, но к Джеки Рози протянула ручонки и улыбнулась, обнажая все новенькие зубки. Ясно, она-то не была незнакомкой.

– Привет, дорогая девочка, – пропела Джеки, и ее голубые глаза наполнились слезами.

Малышка запрыгала от радости у Элейн в руках.

– Я заключила договор, потому что была глупа, – сказала она. – Думала, что беременность можно отделить от опыта создания жизни. Но это не так. Мне необходимо быть с ней. Знаешь, Элейн, мы все трое – ты, Митч и я – мы можем сражаться, как те в Нью Джерси и другие уродливые случаи, и, наверное, я проиграю, но, послушай, я – ее мать. У нее – мои гены, она росла внутри меня, она вырастет и да! У нее будет много от де Нардо! Но однажды ты услышишь, как она хохочет моим глупым оглушительным хохотом, услышишь ее голос по телефону, и на мгновение решишь, что это я звоню. Или увидишь, как она толстеет именно в тех местах, где я, и точно так, как ты видишь в себе свою мать – как все мы – ты увидишь в ней меня. Элейн, я сделала ошибку огромную. И Митч сделал ошибку и ты. Ты, наверное, надеялась, что Митч будет больше любить тебя или бросит, если ты откажешься от всей этой затеи. И у меня была потребность чувствовать себя важной, особой, как тогда, когда я была беременна, а потом родила сына. Каждый по своим причинам мы пошли на это и очень скоро, еще до того, как мы это полностью осознали, ребенок твоего мужа уже развивался внутри меня. Все, что я могу сказать, даже, несмотря на то, что я видела ее всего несколько раз с момента рождения – ... я люблю ее. Давай продолжим добрые отношения, которые у нас были, когда я была беременна ею. Посмотри на меня, Элейн, и поговори со мной, как женщина с женщиной. Не из той части тебя, которая боится, что Роуз однажды решит, что я ей нравлюсь больше, чем ты, той частью, что боится, что твоя мама и сестры Митча сочтут тебя умалишенной, за то, что ты позволяешь мне быть рядом с Рози, но там, где ты чувствующая, заботливая женщина, знающая, что такое страдание и боль, что такое быть использованной, той части, которая знает, что никто не имеет очень многих, кто его любит. Мне не нужен Митч. Поверь, он мне никогда не был нужен, иначе бы ты инстинктивно поняла это и никогда не выбрала бы меня суррогатной. И Митчу я тоже не нужна. Но он-то понял, когда я пришла к нему, каким-то примитивным, инстинктивным чувством, где– то в самой глубине своей, и это заставило его принести ко мне ребенка, он-то понял, что никакие бумаги и законодательства в мире не отвернут тот факт, что я – ее мать. Изменял ли он тебе, поступая так? Конечно, изменял, да гораздо больше, чем если бы трахал меня шестью разными способами каждый раз, когда мы встречались. Потому что это была ложь духа, а не тела, и что еще хуже – он делал Рози частью лжи. Митчу следовало собраться с силами и сказать тебе; "Я поступил дурно, Элейн. Все это с самого начала было неверно. Мне следовало продолжать попытки усыновления, потому что раз у Джеки такая потребность быть с малышкой, надо что-то делать". Но он боялся. Поймался в свою собственную ловушку мачо. К тому же, он видел, как сильно ты любишь ребенка. Как связь с ней крепла день ото дня, и как ты меняешься. Он боялся, что, если только он упомянет меня, ты возненавидишь его или бросишь, или то и другое вместе. Что нам делать, Элейн? Не забирай у меня этого ребенка! Умоляю тебя, позволь мне хоть иногда видеть ее.

"Боже мой!" – подумала Элейн, – "что мне делать?!".

Глаза их встретились и замкнулись в замок. Она перекатывалась с носка на пятку, зная, что движение это успокаивает крошку. Роуз положила головку на грудь и посапывала, засыпая.

– Кошмар какой-то, – голос Элейн был полон боли. – Что самое страшное и трудное: я вот смотрю на тебя и думаю: "эта женщина права. Если бы я родила Рози, не имеет значение, какие бумаги я бы подписала, и сколько бы мне заплатили, им пришлось бы сначала убить меня, и только потом они смогли бы отнять у меня ребенка. Боже милосердный! Ну зачем я на это согласилась?! Боже милосердный! Прости меня за то, что я приняла в этом участие! Джеки, мне так жаль! – и она разрыдалась.