Текст книги "Поэзия народов СССР IV-XVIII веков"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 49 страниц)

* * *

То, что бархат я, что шелк я, что парча,– ты разве знаешь?

Что как легкий ветер к розе льну, журча,– ты разве знаешь?

Что тебе пою, на сазе все бренча,– ты разве знаешь?

Что с тобой обручены мы, два луча,– ты разве знаешь?

Обо всем, о чем бренчу я, бормоча,– ты разве знаешь?

Как всю землю обошел я, ты, краса, послушай ныне.

Без Лейли, с Меджнуном схожий, всюду был я как в пустыне.

Соловьем искал я розу,– но и в найденной долине

Не увидев к ней дороги,– я в отчаянья пучине.

Покажись! Что жжешь мне крылья, как свеча,– ты разве знаешь?

Прозвучали мои струны, и печали над Ираном

Песни люду и владыкам я певал по разным странам.

Что ж мне делать? Обрекать ли это сердце новым ранам?

Сын один я у родимой,– бьешь меня ты в гневе рьяном.

То, что сахар ты метнула в глубь ключа,– ты разве знаешь?

Дышит осень; не умчаться ль мне за птичьей стаей тоже?

А покуда расцветешь ты. Иль ко мне ты станешь строже?

По тебе тоски не зная, жил бы долго я,– ну что же,

Я приду к тебе сегодня в поздний час, но все ж – о, боже! —

Что гостей своих не гонят сгоряча,– ты разве знаешь?

Я, Саят-Нова, в печали. У меня ведь лука нету.

И меча, чтоб замолчала вместе с жизнью мука,– нету.

И груди твоей гранатов,– о, горька разлука! – нету.

Лоб в огне, пылает сердце, слов твоих и звука нету.

Что в хмелю бреду, чуть ноги волоча,– ты разве знаешь?

* * *

Твоему суду сердце будет радо,

Ты – пресветлый царь, Грузии услада.

Люди говорят – я, мол, их досада,

Мусор я дрянной, кладезь, полный яда,—

Мол, не обессудь,– высказаться надо.

Неженат живу – где искать привета?

Я – мужик: толкнут – и не ждут ответа;

Вот я целью стал для насмешек света;

Сердце я раскрыл – молвят мне на это:

«Холм бесплодный ты меж грядами сада!»

Я царю предстал в чистом облаченье,

Саза моего чуя нетерпенье,—

Мне б грузинских слов позабыть значенье! —

Прочь меня прогнал царь в ожесточенье:

«Грязный войлок ты, поношенье взгляда!»

Сказано: гора встретится с горою.

Боже, будь твоя милость надо мною!

Неужели я и суда но стою?

Лучше бы казнил царскою рукою —

Ты наставник мой, ты моя отрада.

* * *

Ты – пенная Кура с волной Аракса мутноводной.

Вконец измучен я твоей повадкой сумасбродной.

Похожа ты на златоткань отделки превосходной.

Глаза и брови красотой блистают благородной.

«Но что я дам тебе взамен?» – шепчу в тоске бесплодной.

Иной на пиршестве вкушать вино и снедь стремится.

Другой за праздничным столом к стихам – заметь – стремится.

А мой язык тебя одну всегда воспеть стремится.

О том – и сердцу век болеть, к тому и впредь стремиться!

Кто в розу, как оса, впился? Оставь ее, негодный!

Тебя воспевший – океан чернил, как я, испишет.

Тебя узревший – ничего не ест, не пьет, не дышит.

Других возлюбленных совсем не видит и не слышит.

Как солнце выглянешь из туч – и мир весельем пышет,

А без тебя тоскует он, как сирота безродный.

Приди и вслушайся в мои слова, журавль Багдада,

Индийский нежный попугай, чей голос мне отрада.

Тому, кто правду говорит, хоть раз поверить надо:

И для красавицы Ширин опасен враг Фархада!

Беда мне с милою такой строптивой, злой, холодной!

Что делать, если нарды вдруг смешала, мне в насмешку.

Убила доведь, повела вперед простую пешку?

Без розы соловей поет и плачет вперемежку.

На свете бед – не перечесть. Ищи свою, не мешкай!

Страдаешь ты, Саят-Нова, от робости природной.

* * *

Златые пуговки твои под стать искусному шитью,

Иран, Туран, Азербайджан, цветущий дол в родном краю!

Ты меч напрасно занесла: обезоружен я стою.

Зачем ты причинила боль рыдающему соловью?

Избранник недостойный спит под колыбельную твою.

Служанками окружена, не медли, выходи в цветник.

Там на рассвете соловей тебя приветствовать привык.

Осанки царственной твоей не в силах описать язык.

Я славословьем утомлен, – признаюсь в этом напрямик:

Сто сорок пятистиший сплел и все еще тебя пою!

Луне подобная, зачем в зеркальную глядишься гладь?

Зачем за ножницы взялась, как бы подравнивая прядь?

А шея стройная – кувшин из хрусталя, ни дать ни взять!

Казнив беднягу без вины, ты славу думаешь снискать?

Иль достоянием своим считаешь голову мою?

Нигде покоя не найду. Одна лишь смерть – отрада мне.

Весь мир сложи к моим ногам,– и я скажу: не надо мне!

Смущенных глаз не отвести от пышного наряда мне,

Любимая, в парче, в шелках прекрасной кажешься вдвойне.

Я ладанки твоей не крал,– нашел и на груди таю.

Я лживых слов не говорил. Кто на меня поклеп возвел?

Кто очернил меня? Поверь, он сам коварен был и зол.

Прелестница, тебя воспеть бессилен бедный мой глагол.

К чему стремлюсь? Не про меня Моголов золотой престол.

Зачем же я, Саят-Нова, в напрасной скорби слезы лью?

* * *

Пусть попугай поет – а я услышать соловья хочу.

Дай, роза, мне росы твоей! Целебного питья хочу.

С нагорья дальнего пришел и поискать жилья хочу.

Заплакал соловей: узнать, где роза спит моя, хочу!

От поисков я ослабел. Кровавый пот лился с меня.

Над розой срезанной застыл, как соловей, судьбу кляня.

Ты – златокованых! ларец, а в нем лежит хрусталь, звеня. —

Ковчега не хочу... Ларец,– твержу я, в грудь бия,– хочу!

О редкостный зверек, бежишь, таясь от зверолова ты.

Скажи мне, мраморная ты иль нз кости слоновой ты?

Счастливцу, видно, суждеиа заморская обнова – ты!

Диковинный атлас! Как раз такого для шитья хочу.

Я получил твое письмо. Тебе мое прочесть пора б!

Нуждаюсь в добром слове я, как нищий, узник или раб.

Зачем отринула того, кто жалок, немощен и слаб?

Под одеялом у тебя, недужный, забытья хочу.

Не обжигай меня, я сам горю на медленном огне.

Не двоедушен я, поверь, коварство не по сердцу мне.

Я – соловей, Саят-Нова! Открой же, роза, дверцу мне

В златую клетку: миндаля очищенного я хочу!

* * *

Питомица розы, поверь мне, – родного сосца прекраснее ты.

Насущного хлеба, добытого в поте лица, прекраснее ты.

Блестящего слитка в руках златодела-творца прекраснее ты.

Кувшина, что мог бы служить украшеньем дворца,

прекраснее ты.

Чье войско стоит у ворот? Я султана ищу.

Нарцисса – в садах и на склонах – тюльпана ищу,

Жемчужные четки, продернутые сквозь парчу!

Подземной царицы, подвесок ее и венца

прекраснее ты.

Вселенная делится надвое: ты – и не ты!

Мой ангел приснился. Его неземные черты

Казались чудесным подобьем твоей красоты.

Насущного хлеба – готов я твердить без конца —

прекраснее ты.

Ты – пряность заморская, что ли? Корица, мускат?

Иль камень целебный? Иль золототканый наряд?

Ларец драгоценный, в котором скрывается клад?

Сандалового с перламутровой крышкой ларца

прекраснее ты.

Зачем же далекой ладьей ты маячишь всегда?

Спросила бы Саят-Нову, что, мол, плачешь всегда?

Днем солнцу подобна, ты светишь в ночи, как звезда.

Пятнадцатидневной созревшей луны для певца

прекраснее ты.

* * *

Полуночная звезда в небосклоне – ты.

Розы в скошенной траве благовонней – ты.

Ты – фиалка, первоцвет в вешнем лоне – ты.

Кто ты? Сказочный олень, конь в погоне – ты?

Ты – сантури, ты – смычок, плеск ладоней – ты!

Где наставник твой? Ушел, видно, на покой.

Убиваешь ты меня собственной рукой.

Дай лекарства, помоги совладать с тоской!

Кисть не может передать красоты такой:

Дивной вязи на шелку изощренней ты.

Без тебя судьба моя слишком тяжела.

И за что меня казнишь? Я не сделал зла.

Кандалы – моя любовь, цепи, кабала.

Ты глядишь, а мне глаза застилает мгла...

Ты – в ларце из хрусталя, в светлой броне ты.

Горный тур,– со снеговой кручи прянешь ты,

Иль дождем из грозовой тучи станешь ты.

Серной на скале мелькнешь и не взглянешь ты.

Тысячью огней сверкнешь и обманешь ты.

В каждом вздохе у меня, в каждом стоне – ты!

Заручилась ты не зря дружбою царей:

Грамоту индийский царь шлет из-за морей,

Страж с кинжалом золотым замер у дверей,

Блюдо жемчуга тебе в дар несут скорей.

Прочь ступай, Саят-Нова! Посторонний ты.

* * *

Разве голоден был и едой подкрепиться пришел я?

Слышать голос твой жаждал, беседой упиться пришел я.

Мне денницы дождаться б! Затем, что не спится, пришел я.

Сам не помню зачем, бестолковый тупица, пришел я?

Ты – венец государя. Бесценно твое покрывало,

А моя голова украшений таких не знавала.

Ты – оконница из хрусталя и резного сандала.

Ради ночи бессонной к тебе, златолицей, пришел я.

Ты – узорный клинок, драгоценный товар хорасанский.

Ты – цветистый атлас, ты – парча, каламкар индостанский.

Я – купец из далеких земель, ты – базар мой марандский.

Денег нет у меня на парчу, ради ситца пришел я.

Верь мне в долг, свет очей,– голова моя будет залогом,

А лихвою – хвала, славословье,– клянусь моим слогом!

Я тебе предаюсь, я стою перед этим порогом.

Не спастись – так погибнуть сегодня, царица, пришел я!

Целый мир не воздал бы тебе по достоинству дани.

Равных нет в Индостане, таких не найти в Прангистане.

«Бедный Саят-Нова,– говорят,– вне себя от страданий!»

Я Аллепо прошел, и в Ассирию, мпится, пришел я.

* * *

Мало радости в том, что совсем ты дурного не знаешь.

Ты печали не знаешь – ни старой, ни новой не знаешь.

Загубила кого, без единого слова,– не знаешь.

Чье рыданье всечасно прорваться готово – но знаешь.

Как зовусь я, и то – не гляди так сурово! – не знаешь.

Нас обоих господь сотворил,– я клянусь тебе в этом.

Слаще сахара может быть слово твое, по приметам.

Желчь оставь для врагов – не гнушайся хорошим советом.

Ты различья не ведаешь между зимою и летом.

Ты ни масленой, ни воскресенья Христова не зпаешь.

По природе своей соловей, воробьем я не буду.

Я не дальняя лодка, гонимая ветром повсюду.

Я не черен, а бел. Я привержен добру, а не худу.

Мы соседи с тобой. Как понять мне такую причуду,

Что родства ты не знаешь, соседства простого не знаешь?

Без тебя я томлюсь понапрасну, тоска меня гложет.

Как свеча, от чужого дыханья угасну, быть может.

Стань же сахара слаще,– мой стнх в этом деле поможет!

О, никто тебе, Саят-Нова, торговать не предложит!

Сам себе господин, ты ль призванья святого не знаешь?

* * *

Оставь меня! Хитрить, платить бесчестью дань я не хочу!

Я униженья не хочу, в ногах валяться не хочу.

Исподтишка передавать чужую брань я не хочу.

И сколько б ни твердили мне: «Двуличным стань!» —я не хочу.

Я простолюдин, а не князь. Другого званья не хочу!

Не допускай, чтоб кровь моя рекою попусту лилась.

Ты, видно, дорогой ценой купнл меия на этот раз.

К тебе с поклоном я приду: иранский чин введен у нас.

Но ты одень меня в шелка и переливчатый атлас:

С каймою черной нипочем я одеянья не хочу!

Ты слов моих не отвергай, коль правда у тебя в чести.

Зато твоей одежды край отныне я готов нести,

И прахом голову мою в своей гордыне не сочти!

Но саду твоему – с моим в одной долине расцвести.

Меж ними кольев не вбивай: размежеваиья не хочу!

Ушло былое, не вернуть поры твоей, Саят-Нова!

О пей напрасно не вздыхай и слез не лей, Саят-Нова,

Отныне всякий по плечу ударит: «Эй, Саят-Нова, Куда идешь?

Ступай ко мне, и ешь, и ней, Саят-Нова».

Но хлеба с твоего стола, с тобой братанья – не хочу!

* * *

Благословен строитель, возведший мост!

С ним камень свой прохожий в лад положит.

Народу жизнь я отдал,– за это мне

Могильную плнту мой брат положит.

Кто сердцем благороден, душой высок,

Сорвет, воспрянув гордо, оковы с ног,

А наш герой отыщет свинца кусок —

На стол купца, удаче рад, положит.

Труба слепого рока о том поет,

Что потерял достаток ночтепный род,—

А кто нуждался в шерсти, сегодня тот

Парчи да шелка в скрыню клад положпт.

Добро и зло, мой боже, разъедини!

От деспота лихого – оборони!

Не на врага в обиде я в эти дни:

Любимый друг мне в чашу яд положпт.

Вы, соловьи без вдохновенья, кому нужны?

Пройдет любовь – ее мученья кому нужны?

Саят-Новы стихотворенья – кому нужны?

Теперь любой созвучья в ряд положит.

* * *

Невыносимым стал мне песенный мой дар.

Я словно связан, рук лишен как будто.

Мой разум отлетел, в груди моей пожар,

А люди скажут: он умен как будто!

Наперекор всему я к хлебу соль достал,

Со дна морей песок – взглянуть изволь – достал.

К одной болезни сто, усилив боль, достал.

В них корень, в них и зелень крон как будто.

Да смилуется бог над мастера душой!

Сырою веткою горю в степи сухой.

На сердце уголек упал в иочп глухой,—

Огнем я мечен, заклеймен как будто.

Кровь глаз моих с водой реки смешал я,

И день и ночь от боли чуть дышал я.

Как мотылек на край свечи, упал я,

Промасленный со всех сторон как будто.

Безумцем стал, дышу любви угаром,

А ты восторг мой треплешь по базарам...

И говорят прохожие недаром:

Саят-Нова, мол, опьянен как будто.

* * *

Смерть придет ко мне незванно,– и себе я кров ищу.

Для злокозненных и низких я клянущих слов ищу.

Что мне помнить о минувшем! Новых берегов ищу.

Мир усопшим! Тех, кто ныне мне внимать готов, ищу.

Я – певец любви. Откуда этот дар ниспослан мне?

Он мой разум жжет, как пламя, а ведь я и так в огне.

Мирно, мать моя, покойся ты в загробной тишине!

С молоком свой дар впитал я. Млечных я ручьев ищу.

Как и мельницы, напевы не завертятся без вод.

Песнь меня в безумье ввергнет, вмиг мой разум разорвет.

В розы сердце обратилось, в лепестковый хоровод.

Не всегда ценю я знатных, в друге не чинов ищу.

Я попал в любви пучину, я чуть сдерживаю крик.

Вот я чувствую: без сил я, воют волны, скроют вмиг.

В песнях и четвертой доли мастерства я не достиг.

Ученик я, чтоб учиться, лучших мастеров ищу.

Песнопенье, словно пламя, сердце все мое сожгло.

Душу, тело мне сжигает, разум вихрем унесло.

Плачь, Саят-Нова безумный, проклинай ты это зло.

От невнемлющих не сгину. В мире свой улов ищу.

* * *

Яр, мук терпеть не стану, нету силы.

Не ты ль мне жилы вскрыла,– пожалей!

Перевяжи мне рану, нету силы.

Рука мне изменила,– пожалей!

Я жертва кос, обрызганных росою,

Брел в полнолунье лунной полосою,

На огонек летел, пленен красою,

Ты мотыльку светила,– пожалей!

Подстреленный олень я, скал не вижу.

Где кравчий? Я вина искал, не вижу.

Сад соловьиный темен стал, не вижу.

Бутону червь – могила, пожалей!

Двух родинок у влажных уст я жажду,

Дай меда ласки, кубок пуст,– я жажду.

Той шали, что как в розах куст, я жажду.

Парчой ты день затмила,– пожалей!

Ах, вступит скорбь в свои права однажды,

Ужалят в сердце, яр, слова однажды.

Есть божий раб Саят-Нова. Однажды

Того, кого сгубила, пожалей.

* * *

В морях любви на дне есть жемчуг, и вот оттуда кладь моя,

Шелка цветов рубина, перла иль изумруда – кладь моя.

Неведомые благовонья в стекле сосуда – кладь моя.

Ты – всех не видевших приманка, души прпчуда – кладь моя.

Имбирь, гвоздика, мир, терпенье и прелесть чуда – кладь моя.

Художники со всей вселенной пускай сберутся вкруг меня,

Индийский резчик пусть рассмотрит узоры, тонкость оценя.

Любуйтесь яхонтом, рубином, игрой их тайного огня.

Заворожат вас шелк, и бархат, и златоткань, к себе маня,

Искусно убрана, с уменьем,– не сыщешь худа,– кладь моя.

Так тяжела! Слопу не сдвинуть, не унести и на спине,

Ни за один рубин не смог я сойтись с оценщиком в цене.

На тысячу затворов заперт любой ларец в моей казне.

А в сердце горн такой пылает, что и в потоп сгоришь в огне.

Сожжет вас, если не уйдете тотчас отсюда,– кладь моя.

Эй, господа, боюсь, расхитят поклажу ценную мою,

Я лучше вьюк за вьюком вскрою,– вам покажу, о чем пою.

Товар возьмете – не возьмете, себя вам в жертву отдаю.

Я вьюк раскрыл: разнесся запах,– вдыхайте сладкую струю.

Дошаб, шербет, миндаль и сахар, варенья блюда – кладь моя.

Алмазными пусть станут скалы,– на что они моим очам.

Другие пусть ко мне подходят, а к ннм не подойду я сам.

Но не приблизитесь вы, знаю, огонь любви опасен вам.

Послушайте, друзья, не верьте, прошу, Саят-Новы словам.

Ведь так нежна, что в зной растает, как снега груда, кладь моя.

* * *

В когтях тоски забыта жизнь моя,

Но света ждет в ночи Саят-Нова.

Потоком слез омыта жизнь моя,

Кто скажет: замолчи, Саят-Нова?

Благословенной скромность назови,

С нее покровов детских не сорви.

Когда плывешь ты по морю любви,

Челна не промочи, Саят-Нова!

Все в ранах, сердце, ноешь ты о ком?

Ты на свече сгорело мотыльком.

Убей газель, искусным будь стрелком

И на плечах влачи, Саят-Нова!

Ты с азбукой знаком, ты грамотей,

Стихи для милой золотом расшей.

Яр потерял – ищи других страстей.

У бога все ключи, Саят-Нова!

Бессмертной влаги взял у музы ты.

Огонь потух, сосуды все пусты.

Ты прожил тридцать лет средь темноты,—

Недуг свой излечи, Саят-Нова!

* * *

«Мир – ничто»,– мне кто-то шепчет меж ветвей.

Петь, играть, мечтать о пире я страшусь.

Ах, в гнездо свое умчится соловей.

Сирой клетки, птах в эфире я страшусь.

Смертный час натянет лук,– и в свой черед

Мир души твоей, нагрянув, рассечет,

Струны сердца твоего переберет,—

Игрока на этой лире я страшусь.

Смертный час придет и встанет надо мной,

Мне минуты не подарит ни одной,

Шелк возьмет, заменит скудной пеленой.

Этих мен в подлунной шири я страшусь.

Но «купец» без спроса в двери постучит,

Он с болящим телом душу разлучит.

Пять аршин он мне полотнища всучит.

И его всех больше в мире я страшусь.

Говорит Саят-Нова: беда идет.

Вы, грешившие! Она сюда идет!

Боже милостивый, час-мзда идет!

Взвесят грех. Весов и гири я страшусь.

* * *

Из-за тебя, красавица, в морях страстей – погибну,

Из-за очей, и стрел ресниц, и дуг бровей – погибну;

Одной улыбкой розовой, как соловей, прельщенный,

Из-за цветенья белого груди твоей – погнбпу.

Смотри: я стал язычником, душа как пламень стала;

Я сохранил достоинство, изведав бед немало;

Одну печаль я выгадал, купец без капитала;

В объятьях горя жгучего, в плену скорбей – погибну.

Я в Грузни, среди князей, напрасно жизнь растрачу.

У яр душа темна, как ночь,– и вот я кровью плачу.

Сберег я честь народную, клеймо бесчестья прячу,—

Из-за любви, Саят-Нова,– в расцвете дней погибну.

* * *

Да будут смертному слова мои ясны:

Знай, солнце в небе до зари не встанет.

Друзья, бегите прочь от козней сатаны,

Чужой пусть в двери сердца не заглянет.

Лампаду правды жги, а серу затуши,

Блюди спокойствие и чистоту души,

Язык нам богом дан,– злословьем не греши,

Двух струй из одного ключа не прянет.

В народе говорят: племянник с дядей схож,

Чинар плодов не даст, зато высок, пригож.

Имеет корень все, и ты в свой род идешь.

Корицей пшат благоухать не станет.

По сердцу друга мне я в мире не найду

И, сетуя, кричу всем про свою беду.

Не рыл соседям ям и сам не попаду.

Пусть я сгорю, а правда не обманет,

Саят-Нова твердит: себя от бурь укрой.

Что буря сделает с высокою горой?

На камне прочном ты очаг души построй.

Ковчегом он в потоп всплывет – не канет.

* * *

Я лишь слуга ашугов искушенных,

Я тот, кто чтит судьбою обойденных.

И я мудрей тобой со мной сравненных,

Я тот, кто даст ученикам познанье.

Кто смел, тот людям правду скажет просто.

В душе любовь, взрастая, жаждет роста.

Бед восемьдесят у меня... нет!.. до ста!

Я тот, чья жизнь и чья душа – страданье.

Беря плоды – их обаянье ведай.

Беря коралл – его названье ведай.

Саят-Нову, его созданье ведай;

Я тот, кто – свет, но кто не знал признанья.

* * *

Весь этот мир – лишь суета. Что край беды припоминать?

Сгорает смертный, как огонь. Что ж нам прошедшего желать?

Коль светоч истин угашу, то сам не буду я пылать.

От смертной чаши в Судный день рта не смогу я оторвать.

Певунья сердца улетит, увядшей розе не дышать.

Мир – плод в руке творца,– и я прошу, склонясь у божьих ног:

«Возьми на длань свою меня, чтобы припасть к тебе я смог.

Во мне и суша и вода, ие расплетай же мой клубок».

О сын Адама, ты творца не покидай: ты одинок.

Последний сон сойдет к тебе,– и век тебе не приподнять.

Все мудрецы, увидев мир, его сторонкой обошли,—

Так соловей в завоях роз не хочет и коснуться тли.

Не утверждай нам этот мир, в нем жизни вечной не сули:

Мир в море каплями течет, глянь – в море капли утекли.

Коль правду молвлю обо всем – стыда пред истиной не знать.

Эй вы, аги! Придет беда,– огонь каких еще горнил!

В миру ином не различат – агой ли был, рабом ли жил.

Отнимет розу у тебя приказом бога Гавриил.

Язык мне режьте, коль я лжи хоть малость вам наговорил;

Бог – надо мной, под богом – я, и лжи мне не провозглашать.

Бог правит. Семьдесят и два в его руке народа есть.

Пророков – жизни вожаков – есть триста шестьдесят и шесть.

О том, что, как певец Давид, в раю я буду,– есть мне весть.

Саят-Нова, твой караван пошел – идет куда невесть.

Живите в благе! Ухожу,– и ног не поверну я вспять.

* * *

Твоих грудей гранат – что меч!

Самшит твоих бесценен плеч!

Хочу у двери милой лечь!

Там прах целую и пою.

О, твоего атласа звук!

Дай мне испить из чаши рук...

Молю целенья в смене мук,

Люблю, ревную и пою.

Я не садовник в эту ночь,—

Как тайну сада превозмочь?

Я – соловей, где роза? «Прочь!» —

Шипу скажу я и пою.

Ты – песня! И слова звучат!

Ты – гимн! И я молиться рад!

Саят-Новы ты светлый сад!

Вот я тоскую и пою.