Текст книги "Поэзия народов СССР IV-XVIII веков"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 49 страниц)

БИТВА

Когда-то прежде в нашем краю

Немало знали смелых сынов:

Любой, врага сразивший в бою,

Был тут же к новой сече готов.

Вся жизнь их в грозных битвах прошла

С дружиной верных богатырей

Великие вершили дела,

Врагов с земли сметая своей.

Нечистых демонов колдовство,

Из пасти льющих змеиный яд,

Драконов черных, их волшебство

Они мечом громили стократ.

Подобно дедам, одушевясь,

И я коня теперь оседлал,

В священный бой, врага не страшась,

Стрелой помчался,славы искал.

Клинок в клинок ударил, звеня,

Тяжел руки моей был размах.

Три сотни вышли вдруг на меня,—

И многие растоптаны в прах!

Из гущи сечи к быстрой реке

Мой конь помчал меня и унес.

Один на светлом, чистом песке

Хвалу аллаху честно вознес.

И снова в бой готовлюсь идти —

Свободу и право в бою найти!

СТРЕЛА

Я бросил в небо меткую стрелу

И ласточку подранил в вышине.

К ногам моим упала, трепеща,

И жалко бедной птицы стало мне.

Стрела пернатая, лети опять,

Через леса и горы правь полет.

Не ласточек сбивать стреле в пути,—

Коварного врага пускай найдет!

ЮНОШЕ-ВОИНУ

Высоко летает в небе ворон,

Еще выше сокол ввысь взмывает,

Еще выше сокола могучий

Беркут, птичий государь, летает.

Будь как этот беркут, славный воин,

Будь друзьям опорою стальной,

Выходи на бой с врагом отважно,

Жизни не щадя, бросайся в бой!

СОЛОВЕЙ

Темной ночью слышна

Песня соловья.

Эта песня – о чем?

Не отвечу я.

Что он нынче поет —

Солнца жаркий луч,

Или светлую луну

Ищет среди туч?

Или ясной звезде

Песнь посвящена,

Иль раздолье полей

Славит нам она?

Я не знаю.

МОЙ КОШ

На крутояре стал мой кош,

Блестит как серебро.

Цветы душистые кругом

Раскинулись ковром.

Табун пасется вдалеке.

В кибитке я лежу.

А рядом – близкие мои,

Все, кем я дорожу.

Тяжелый полог приподнять

Велел домашним я

И молча, напролет всю ночь,

Слушал соловья.

Так хорошо, так звонко пел!

Так сладко в эту ночь!

И слушал я – глаза сомкнуть

Было мне невмочь.

ЗЮЛЕЙХА

Зюлейха, ты – как ясного неба привет,

В твоих черных очах звезд немеркнущих свет.

Твои очи темней самых темных ночей,

В них сияние тысяч и тысяч лучей.

Воплощение рая – твоя красота,

Ты, как гурия рая, светла и чиста.

Зюлейха, несказанно люблю я тебя,

Растерял все слова, погибаю, любя.

Мой бессилен язык, чтобы песни слагать,—

Ни словами сказать, пп пером описать!

Зюлейха, ты – дочь неба у нас на земле,

Твои очи – как звезды в иолуночпой мгле!

ГАИБИ
ТУРКМЕНСКИЙ ПОЭТ
Конец XVIII века

МОЯ АННАСОЛТАН

Красота в тебе и мудрость, вот проходишь ты, легка,

Знает небо, днем и ночью о тебе моя тоска.

У тебя ресницы – стрелы, а глаза – как два клинка.

Душу мне изранил тяжко этот ласковый тюльпан.

Пощади, будь милосердна, о моя Аннасолтан!

Облачишься в яркий пурпур – словно сам горю в огне.

Скажешь: «Я цветку подобна!» – причинишь страданье мне.

Ты других зовешь друзьями, я оставлен в стороне.

Душу мне изранил тяжко этот ласковый тюльпан.

Пощади, будь милосердна, о моя Аннасолтан!

Вот идешь ты, поражая мудростью и красотой.

Я, Гаибназар влюбленный, вновь дастан слагаю свои.

Лишь тебе он предназначен, а прочтет его другой.

Душу мне изранил тяжко этот ласковый тюльпан.

Пощади, будь милосердна, о моя Аннасолтан!

ПЛАЧУЩИЙ О РОЗЕ

О роза, прекрасней цветка отыскать я не мог,

Я плачу, я горестных слез проливаю поток.

Воочью тебя лицезреть я пришел, как пророк,

В пути этом долго, о роза, тоской изнемог.

Утешь мою душу, о роза, целебный цветок!

Чудесным виденьем твой лик предо мною возник,—

Явилась и скрылась, блеснув красотою на миг.

И я, как Меджнун, одиночества меру постиг.

Никто не услышит в пустыне мой жалобный крик.

Уйми мои слезы, о роза, любимый цветок!

Любимая! Здесь, у дороги, жду встречи с тобой.

Лишила любовь меня воли, украла покой.

Сгорел я в огне своей страсти – стал пеплом, золой.

Но жажду опять насладиться твоей красотой.

Очей не смыкаю, о роза, нежнейший цветок!

Всевышний такой тебя создал, ты – словно луна,

Что властью своей красоты падишаху равна.

Склоняется ниц пред тобою влюбленных страна.

В недуге моем лишь любовь виновата одна.

Дай сил излечиться, о роза, желанный цветок!

Твой раб – Гаиби, о владычица сердца, взгляни,—

Я связан любовью, впиваются в кожу ремни.

Пусть беден и слаб я, но рабство мое удлини!

Слова отыщу, чтоб тебя прославляли они.

Ты только поверь мне, о роза, мой милый цветок!

НАД ЧАШЕЙ СВЕТИЛЬНИКА

Тоска по тебе в мою душу ввела войска,

Клубясь, как над чашей светильника струйка дымка.

Твой локон – безбожник, глаза твои – два палача,—

Над верой моей святотатствуют исподтишка.

Любимая, где ты? Умерь мое горе, приди,

С улыбкой глаза осуши мои краем платка.

Кровавые слезы из глаз моих льются ручьем —

Недаром вся степь от цветущих тюльпанов ярка!

Владычицу сердца избрал Гаиби на века —

Хумай, птица счастья, присела на груду песка!

ЛУЖАЙКИ ОЖИВИЛ

Опять весна – ее приход весь мир преобразил,

Бутоны в розы развернул, лужайки оживил.

Пробилась из земли трава, тюльпаны расцвели.

Росу из чашечки цветка весенний день испил.

Расселись птицы на ветвях, свистя на все лады, —

Многоголосый птичий хор всевышнего хвалил.

С чинарой сплелся кипарис, отбрасывая тень,

Под сень зеленого шатра влюбленных пригласил.

Красавицы вдоль цветников проходят не спеша,

И кто-то с ними встречи ждет, любви смиряя пыл.

Вновь даровал всесильный бог прекрасный час весны.

Мечта на крыльях вознеслась, в сердцах – избыток сил.

Но замкнут дней круговорот, все обратилось в прах,

Цветущую траву лугов сери времени скосил.

И только жаль, о Гаиби, красавиц милых тех, —

Они, покинув этот мир, теперь жильцы могил.

ЧТО, СВЯТОШИ, С ВАС ВОЗЬМЕШЬ?

Братия! Творенья божьи,– что, святоши, с вас возьмешь?

Вы послушниками стали,– что, святоши, с вас возьмешь?

Вы пришлись по праву веку,– что, святоши, с вас возьмешь?

Нам – во вред, а вам – во благо,– что, святоши, с вас возьмешь

Ложь свою поймете скоро,– что, святоши, с вас возьмешь?

Пререкаетесь друг с другом, где тут помнить шариат?

«Подожди!» – такому скажешь. Не оглянется назад.

Губы их ныряют в миски, а глаза в котлах кипят.

Постыдились бы пророка, целый день жуют, едят.

Равнодушные к укорам,– что, святоши, с вас возьмешь?

Тонут все в грязи порока, имя господа не чтут.

За утехами забыли, что настанет Страшный суд.

Хлеб, дарованный всевышним, не благодаря, берут.

Во грехе они зачаты, в похоти они умрут.

Нечестивцев лживых свора,– что, святоши, с вас возьмешь?

Беззаботные, как птицы, набекрень надев тюрбан,

Носят яркие халаты, а способны на обман.

Уведут овцу чужую и кладут ее в казан.

Сатанинский путь избрали,– оскорбляете Коран.

Правоправным не опора,– что, святоши, с вас возьмешь?

С буквой «вав» по виду схожи – голова вросла в живот.

Лишь начнут поститься, боже, впрямь навоза полон рот.

А дыхнет – как будто пламя изо рта он изрыгает.

В этом пламени зловонном и погпбнет мерзкий сброд.

Ненасытные обжоры,– что, святоши, с вас возьмешь?

Шейха он не почитает, на затылок сбив тюрбан,

На поминки и на свадьбу явится, хотя не зван.

На чужом пиру наестся, от вина чужого пьян.

Под проценты сам ссужает, за гроши берет туман.

Возлюбившие поборы,– что, святоши, с вас возьмешь?

Повидал куда как много я послушников таких,

Благозвучного Корана толкователей тупых.

На рассвете он молитву пробормочет, и утих.

Кто виновен, тот узнает сам себя в словах моих.

Учииители раздоров,– что, святоши, с вас возьмешь?

Гаиби для поучений вдохновенье дал аллах,

Но не станет он гордиться, что поверг невежду в прах.

Я наставника стыдился, если думал о стихах,

А послушники сбегают из мечети впопыхах.

Заклейменные позором,– что, святоши, с вас возьмешь?

АЗАДИ ДОВЛЕТМАМЕД
ТУРКМЕНСКИЙ ПОЭТ
1700—1760

ПРИТЧИ О ШАХАХ

Если шах жесток, от его лица

Сохнет все, у всех мертвеют сердца.

В жилах стынет кровь, замирает дух,

Зверь дрожит, если шах к моленьям глух.

1

Было то давно, много лет назад.

От свиты в пути отстал шах Кабат.

Туда и сюда заметался птах,

Вдруг увидел черный шатер в песках.

От шатра старуха к шаху бежит,

К очагу ведет, ублажить спешит.

Стала старуха корову доить,

Сама без счета молитвы твердит.

«Молока у старой целый поток».

Шах сказал: «Плати, старуха, налог».

Утром вновь старуха доить пошла.

Но меньше доила, чем слез лила.

Усмехнулся шах: «Что ты плачешь, мать?

Отчего тебе на судьбу роптать?»

Старуха в ответ: «Коли жаден шах,

Все живое страх превращает в прах.

Гляди, как сегодня плохо бежит

Молоко.– И снова плачет навзрыд.—

Знай, о шах! Произвол и гнева гнет

Плодородье по всей земле убьет.

Нивы никнут, гибнут сады долин,

Сохнут от злобы твоей, господин.

И бедный народ – да услышит бог! —

От злобы шаха, как песок, иссох».

2

Если прихоть шаха для всех закон,

Знайте все, тот шах рассудка лишен!

Шах Махмуд велел фирман объявить:

«Царя дураков хочу изловить!»

Читают фирман. Приуныл народ,—

О ком тот приказ, никак не поймет.

Но вот одного схватили, ведут.

Тут все закричали: «Кто он?» Бегут.

Узнали, дурак сел на сук верхом

И сук под собой рубил топором.

Вот это дурак! Сук подрубит он,

Оборвется – и дух из тела вон.

Дурака ко дворцу ведут гурьбой.

«Вот царь дураков! – кричат вперебой.—

Он сук под собой топором рубил,

Сьпци-ка еще, кто б глупее был!..»

Когда твой народ угнетаешь ты,

О шах, под собой сук ломаешь ты!

3

Насилья, что шах натворил дурной,

Знай, в сердце его вонзятся стрелой.

Самаркандский шах всем известен был,

Днем и ночью он свой народ давил.

Как-то раз сидел на престоле он,

Вдруг стрела впилась. Взвыл от боли он.

Подбегают к нему со всех сторон.

Глядят – и чудом народ поражен.

Глядят – душу отдал богу тот шах,

Что погряз при жизни в черных делах.

Вознося в душе аллаху хвалу,

Из шахской груди извлекли стрелу.

На стреле огнем горят письмена:

«Внемли, тирана судьба такова!»

4

О шах, коль вокруг тебя стой и плач,

Как нить, оборвет твою жизнь палач.

Подобен ножу бедных стон и вздох.

Да спасет тебя от расплаты бог!

Коль шах сделал гнет своим ремеслом,

Он пламя раздул – задохнется в нем.

Это пламя шаха сожжет в аду,

Раздул его шах на свою беду.

Не людей, себя ты на нем спалил,

Державу свою по ветру пустил.

Кто костер зажег, на костре сгорит,

Яму вырыл – в яму сам угодит,

Другого поджег – сам себя сожжет,

Бил прутом – себя дубиной побьет.

МАХТУМКУЛИ
ТУРКМЕНСКИЙ ПОЭТ
Ок. 1733—80-е годы XVIII века

БУДЬ СПОКОЙНЫМ

С неудачником дружба беду сулит.

Лучше в доме счастливца слугою будь!

Дружбой с трусом себя не позорь, джигит.

Лучше пылью в жилище героя будь!

На достойных задерживай чаще взгляд:

Чайки хилых птенцов красавцами мнят;

Проклят волк – ненавидят его волчат,—

Ты пасущейся мирно овцою будь!

Равен ты Сулейману? Склонись скорей:

Что-то хочет шепнуть тебе муравей!

Хочешь добрым прослыть? Народ обогрей,

Ветерком и журчащей водою будь!

Человека позорит к наживе страсть,

Возомнить о себе – значит низко пасть.

Дружба мудрого славу дает и власть —

Ты монетой его золотою будь.

Сколько б раз ни вздохнул ты, Махтумкули,

Ты с последним дыханьем уйдешь с земли.

Будь мужчиной, о милости не моли,

Но спокойным, готовясь к покою, будь.

НЕ ПРИСТАЛО

Ханского сына из пышных шатров

В хлев на обед приглашать не пристало.

В поле пастух выгоняет коров,

Войско ему снаряжать не пристало.

Мудрый совет помогает везде.

Другу достойный поможет в беде.

Что ты ответишь на Страшном суде?

Мудрых о том вопрошать не пристало.

Доблестный перед грозой не дрожит.

Станет героем не каждый джигит.

Пятится рак. Он ползет – не бежит.

Дом свой родной забывать не пристало.

Знай – благотворно познанья вино,—

Мертвым сулить исцеленье смешно.

Ворону жить семь столетий дано.

Времени ход нарушать не пристало.

Не побоишься тернистых дорог —

Двери отворятся в горний чертог.

Рекам, что слились в единый поток,

Мертвых пустынь орошать не пристало.

Сердце Фраги, ты сегодня в огне:

Павшие в битвах привиделись мне.

Горькую тризну в печальной стране

Песней надежд оглашать не пристало.

ГЛЯДИТЕ

Достойного мужа не трудно узнать —

На помощь придет он по первому зову.

Чтоб хитрости лживого друга понять,

Проверьте, как держит он данное слово.

Когда провожает джигитов народ

На подвиги ратные в дальний поход,

Седлая коня, осмотрите хребет,

И гриву, и холку его, и подковы.

Но смотрит бедняк на чеканку гроша.

Любая чеканка гроша хороша.

Чтоб знать, какова у невесты душа,

Глядите, беря из-под отчего крова.

Богатство джигита – лишь конь да камча.

За друга и жизнь он отдаст сгоряча.

Глядите: огромны котлы богача,

А многие ль гости отведали плова?

Идущий со свитой богат, как Хатам.

Просящий подачи идет по пятам.

Но оба, слепым уподобясь кротам,

Глядите, становятся смерти уловом.

Забыт и растоптан обычай отцов.

Глядите: печален удел храбрецов.

В измене и трусости лучших бойцов

Изменник и трус упрекает сурово.

Трусливых повсюду преследует страх.

Глядите: сражаясь в степи и в горах,

Джигит повергает противника в прах,

А трус покидает в бою удалого.

Торговцы забыли аллаха давно.

Скупив у дейхан за бесценок зерно,

Дождавшись, когда вздорожает оно,

Его на базарах смешают с половой.

Лишает шайтан воздержания нас,

Мешает творить правоверным намаз.

Глядите, открыть не желавшие глаз:

Ветвится росток его семени злого.

И весел и добр настоящий джигит.

Он в сердце открытом не копит обид.

Глядите: соседа от злобы знобит,

Без распрей не может он, пустоголовый.

В пустыню злосчастные братья ушли.

С врагом породнился Махтумкули.

Ходжи и сеиды влачатся в пыли.

Глядите, как рушатся жизни основы.

НЕ БУДЬ!

Советы я чту, как закон.

Бесчестному другом не будь,

Случайною встречей пленен,

Готовым к услугам не будь.

Смерть вступит на каждый порог;

К тому, кто в беде одинок,

Отзывчив будь, добр и не строг,

Жестоким к недугам не будь.

Когда, оказавшись в бою,

Трус волю теряет свою,

С друзьями в едином строю,

Врагами напуган не будь.

Уйдем мы. Промчатся года.

Все равными станут тогда.

Не бойся глупцов. Никогда

Причастен, Фраги, к ним не будь.

НЕСОКРУШИМОЕ

Знай: то, что в главном создал я, то вечно, как луна,

Навеки вольная моя Туркменская страна.

Покой забудем, если враг к нам стукнет в ворота,

Туркменов крепость – это, знай, из стали крепость та.

Сам Сулейман, Рустам, Джамшид грозили ей мечом,

Сто тысяч шах слал каждый день бойцов – все нипочем.

Она пример горам, когда подымет воин щит,

И каждый взмах ее меча ей удальцов родит.

Теке, йомуд, языр, гоклен с ахалом встанут в ряд,

Пойдут в поход – в садах цветы восторягенно горят.

Иранцев сбросили с хребтов на дно скалистых ям,

И день и ночь их жалкий стон оттуда слышен нам.

Не страшен враг нам, пусть стоит у самых наших стен,

Нас в плен не взять – туркмена сын не знает слова «плен».

Когда бы гости ни пришли, всегда готов им той,

Туркмена речь всегда пряма, нет лжи в ней никакой.

Так говорит Махтумкули – нет на душе пятна,

Бог на него направил взор – цветет его страна!

ВДАЛИ ОТ РОДИНЫ

Жизнь, дарованная мне,

Алой розой облетела.

И душа моя в огне,

И в огне томится тело.

Жизнь моя! Какой гоклен

Перенес подобный плен?

Речь моя – зола и тлен

Для родимого предела.

От весенних рощ вдали

Дни мои в слезах прошли.

Больше нет Махтумкули,

Плоть его осиротела.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Я слишком рано испытал

Жестокого мира гнев;

Я заклинаю: пощади!

Стенаю, осиротев.

В одеждах пестрых дольний мир

Сиял, светился, играл,

И я склонился перед ним,

Наряд гробовой надев.

Скиталец темный – я всю жизнь

Бродил по нищей земле,

И у меня в ушах звучит

Разлуки немой напев.

Стыдясь, влачу я саван свой,

С тех пор как сердце мое

С ума сошло, в недобрый час

На царский престол воссев.

Зачем я хитрую лису

Хмельным вином напоил?

Зачем я отвязал свинью?

Она разорила хлев.

У волка пасть в крови ягнят,

Убийство – дело его;

Он – ловчий, он пойдет по кровь,

Измучась и одряхлев.

Но как поступит старый волк,

Что делать будет лиса,

Когда в угодья их придет

Властительный ловчий – лев?

Себя джигитовым конем

Считает вьючный осел,—

И сам я оседлал осла,

В скитаниях обеднев.

Бесчестье перед прямотой

Дрожит в юдоли мирской

И принимает образ жен

И розовый облик дев.

Султаном доблестных мужей

Могучий был Чоудор-хан.

Я малодушных посрамил,

О родине восскорбев.

И я любил, но, как Юсуп,

Огня любви не бежал,—

У ног Зулейхи в смертный час

Крыла смежил, догорев.

И, как Юсупу, царский жезл

Не стал судьбою моей,

И жарко дышит мне в лицо

Печали отверстый зев.

В полночном небе золотых

Чертогов я ей не возвел,

Зато гоклены – мой народ —

Снимают мой щедрый сев.

И посох свой Махтумкули

Сложил в приютном краю,

Народу песней поклонясь

Под сенью родных дерев.

ГОРЫ В ТУМАНЕ

Вершины гор в тумане млечном,

Они нам не видны зимой.

Не следует о муже встречном

Судить по внешности одной.

Тот прочь ушел, другой садится.

Над недостойным люд глумится.

Огонь любовный разгорится —

Таится тот, кричит иной.

А предо мною на просторе

Моих надежд играло море!..

Джигит и в нищете и в горе

Идет дорогою прямой.

Но если рок вам сердце точит,

Над вами зря Лукман хлопочет.

Луна вернуть напрасно хочет

Товар, закупленный землей.

Стесняет буйного одежда.

Пленен пороками невежда.

Трусливого живит надежда

За крепкой спрятаться стеной.

Стою с поникшей головою:

Что сделал мой язык со мною?

Но только трус не рвется к бою,

Чтоб лечь костьми за край родной!

И кто Махтумкули осудит

За то, что он не позабудет,

Что правде слово дал и будет

До гроба верен клятве той!

ЖЕЛАНИЕ

Как плоть возврата бытия,

Изведав смертный сон, желает,

Окровавленная моя

Душа иных времен желает.

Меджнун, от родины вдали,

В глухих горах чужой земли,

Своей смеющейся Лейли,

Слезами опьянен, желает.

Ища Ширин, из града в град

Бредет измученный Фархад;

Ее живительных наград,

Уже испепелен, желает.

Вамик, попавший наконец

К своей Азра в ее дворец,

Свободы ищет, как беглец,

Расторгнуть злой полон желает.

Пригож Юсуп, как божество.

В свое не веря торжество,

Зулейха смотрит на него,

Сдержать любовный стон желает.

Фраги недугом истомлен:

Объединителя племен

Прихода благостного он,

В Туркмению влюблен, желает.

ИЗГНАННИК

Я на родине ханом был,

Для султанов султаном был.

Для несчастных Лукманом был.

Одеянием рдяным был,

Жизнью был, океаном был —

Жалким странником ныне стал.

Для слепого я зреньем был,

Для немого реченьем был,

Дум народных кипеньем был,

Душ влюбленных гореньем был,

Пеньем был, угощеньем был —

Нищим я на чужбине стал.

Я, Фраги, ятаганом был,

Я червонным чеканом был,

Рощ небесных рейханом был,

Над горами туманом был,

Был счастливым, желанным был,

Был дворцом – и пустыней стал.

ИЩУ СПАСЕНЬЯ

Я – раб любви, гоклен с Атрека,

Властительницу чар ищу.

Наставника в пустыне века,

Успокоенья дар ищу.

Судьбою изгнанный сурово

Из-под родительского крова,

Лишенный края дорогого,

Я праздничный базар ищу.

Брат Абдулла – зеница ока —

Исчез. Мамед-Сапа далеко.

Я покровительства пророка,

Глотая слезный жар, ищу.

И сердце мечется, как птица,

И горько мне, и кровь мутится;

Не знаю, где мне притаиться,

Куда бежать? Мазар ищу.

Гулял я по лугам невинным,

Пел небесам, горам, долинам,

А ныне в логове змеином

Я звонкий свой дутар ищу.

Махтумкули в годину мщенья,

Как цепь, влачит свои мученья.

Ты где, Туркмения? Спасенья,

Приняв судьбы удар, ищу.

ЛЕБЕДИ

Странники, взгляните на меня.

Кто еще, подобно мне, томится?

Мотыльки, любовники огня,

Кто из вас к блаженству не стремится?

Ветер, ветер, ты в чужих краях

Пел в ушах, вздымал дорожный прах...

Есть ли в мире справедливый шах,

Где его счастливая столица?

Муж святой, ты видел горний рай,

Ты земной благословляешь край,

А по белу свету ходит бай.

Укажи, где нищете укрыться?

Дудку сделал я из тростника —

Ростовщик услышал должника.

Птицы вы мои! От ястребка

Разве может спрятаться синица?

Рыба, ты и лодка и гребец,

Синяя пучина твой дворец.

Есть ли в мире остров, где беглец

Вечных бедствий мог бы не страшиться?

Мир-завистник, ты, как время, стар,

Отнимаешь свой блаженный дар...

Есть ли на земле такой базар,

Где алмазы по грошу кошница?

В мире есть красавица одна,

Словно двухнедельная луна;

Родинка ее насурьмлена,—

Кто с моей избранницей сравнится?

На земле моя Менгли жила,

Обожгла мне сердце и ушла.

У меня в груди ее стрела.

Где она? Какой звезды царица?

Я скучаю по родным краям.

Ты гулял ли с нею по горам?

Дай мне весть – по-прежнему ли там

Дождь идет, седой туман клубится?

За годами промелькнут года,

Новые возникнут города.

Кто мне скажет – будет ли тогда

По Корану человек молиться?

Народится новая луна —

Не навеки сгинула она.

Для ростовщика возведена,

Будет ли надежная темница?

Мало говорил Махтумкули,—

По глазам печаль его прочли.

Лебеди отеческой земли,

Иль не горько с вами разлучиться?