Текст книги "Поэзия народов СССР IV-XVIII веков"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 49 страниц)

Классик литовской литературы Майронис утверждал, что его народ может «смело гордиться перед всеми просвещенными народами Европы поэмой Донелайтиса».

Традиция «сельских поэм»,– справедливо замечает Л. Гинейтис,– берет начало у Вергилия и получает особое распространение в эпоху сентиментализма. Ученый-пастор К. Донелайтис не проходит мимо этой тради– ии по художественную мощь и смысл его поэмы составляет широкая панорама народной жизни, жизни крепостного крестьянства, трудов и дней литовских хлебопашцев.

Крестьянский мир Донелайтиса далек от пасторальной идилличности. Острые общественные противоречия, социальная несправедливость, постоянное угнетение, нужда – вечные спутники «бедняков-горемык», которым, однако, «писатель ничего не может посоветовать, кроме христианского смирения». Но поэма близка нам не этими нравоучениями, отошедшими в прошлое и ставшими достоянием истории. Ее значительность в том, что «Времена года» – подлинная энциклопедия жизни литовского крестьянства, пронизанная сочувствием к народу, просветительской убежденностью в естественном равенстве всех людей.

Самое значительное произведение зачинателя, «батька» украинской литературы И. Котляревского тоже восходит к Вергилию, но в его «Энеиде» совсем иной колорит и тональность, чем в эпическом творении Донелайтиса. За различиями в данном случае стоит не только несходство творческих индивидуальностей, но и нечто большее – различие национальных эстетических вкусов и представлений двух народов.

Героическая поэма древнеримского классика «травестирована» Котляревским, события ее переиначены на современно-иронический лад. В украинской «Энеиде», по проницательному наблюдению академика А. Белецкого, бушует неудержная стихия смеха, родственная той, что запечатлена в картине И. Репина «Запорожцы, пишущие письмо турецкому султану». Смеха, веселого и жизнерадостного, грубоватого и озорного – целая симфония смеха, которая помогает утвердить значимость, полнокровность, весомость материального мира, стихию народной жизни.

Герои Котляревского выступают под диковинными латинскими именами, путешествуют по мифологическим странам, но все это дюжие украинские парубки, и автор не очень озабочен тем, чтобы маски, взятые напрокат у Вергилия, надежно прикрывали их лица.

«Энеида» Котляровского стала памятником украинской вольности и культуры, который, с одной стороны, завершал традицию старинной поэзии, а с другой – служил прологом новой демократической литературы XIX века.

Если говорить суммарно, то XVIII век во многих литературах народов СССР открывает новые идейно-эстетические принципы отношения искусства к действительности, которые получат развернутое и полное осуществление в литературе следующего столетия, станут известны под названием реалистических. Особое положение XVIII века в истории культур народов СССР позволяет завершить им изложение пятнадцатнвекового процесса развития литературы, связанной со становлением, расцветом и упадком феодально-средневекового общества.

Это великое художественное наследие было в полной мере открыто и освоено, став частью духовной жизни многомиллионных масс и многих народов и наций лишь в советское время.

Это великое наследие, будучи живой частью современных национальных культур, в то же время способствует взаимопониманию и взаимопознанию, став достоянием всех народов.

Оно само создавалось в процессе широкого, дружеского духовного обмена и взаимодействия, и сейчас, открытое и доступное, особенно через посредство русских переводов, способствует делу гуманистического, нравственного, эстетического воспитания, делу воспитания интернационализма пратской солидарности.

Это великое наследие, став общенародной, общенациональной культурной традицией, будет теперь сопровождать нас всегда.

О постепенном постижении этого великого наследия, этой «великой книги», раскрытой для нас социалистическим культурным возрождением, хорошo написал еще в 1947 году Илья Сельвинский:

Восстаньте из праха, поэты,– вам эта книга!

Эпохой вы заново спеты, – вам эта книга.

Вмурованным в свое слово, но безъязыким!

Вам. каторжанам запрета, вам эта книга!

Шлифуя стиха граненья,– жили вы молча.

Казалась игрой самоцвета нам эта книга.

Насыщенная безмолвьем. вся из намеков,

Казалась в туман одетой нам эта книга.

Но вот поднялось над миром пламя свободы!

Явилась в огнях расцвета нам эта книга,—

И мы увидали – упрятанное в страницах

Знамя бунтарского цвета! О, эта книга!

Так по рукам столетий, в эру коммуны

Прибыла эстафетой к нам эта книга.

Восстаньте из мрака, поэты, восстаньте из праха,

Примите слово привета – вам эта книга.

Гремите же в старых строфах новою речью!

Как трубы нашей победы – нам эта книга!

Л. АРУТЮНОВ и В. ТАНЕЕВ

IV – IX века

МЕСРОП МАШТОЦ
АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
361—440

* * *

Море жизни всегда обуревает меня.

Воздвигает враг валы на меня.

Добрый кормчий, ты – оборони меня!

* * *

Рано утром предстану пред тобой,

Царь мой и бог мой!

Рано утром преклонишь к мольбе моей слух,

Царь мой и бог мой!

Молю я: взгляни на молитву мою,

Царь мой и бог мой!

* * *

Надежда моих младенческих дней,

Не оставь меня, господи!

Опора дряхлеющей жизни моей,

Не оставь меня, господи!

Заступник на Страшном суде, пожалей,

Не оставь меня, господи!

* * *

Вседержитель, греховность мою сокруши,

Ты ведь бог кающихся.

Благословенья меня не лиши,

Ты ведь бог кающихся.

В геенну не брось моей скорбной души,

Ты ведь бог кающихся.

НЕИЗВЕСТНЫЙ АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
V век

Ш А Р А К А Н

Отец милосердный, заботливый,

Создатель всего живого,

Щедро мир оделяющий

Своими благодеяньями,

Прими в предзакатный час

Мольбы твоих слуг.

О владыка вселенной

И церкви нашей святой,

Будь милосерден к больным,

И к удрученным печалью,

И к тем, кто в дороге,

И к тем, кто в море,

И к тем, кто в исповедальне,

И к тем, кто кается горько,

И к душам усопших.

Ведь ты, о господь всемогущий,

О наших избытках и нуждах

Знаешь лучше, чем мы —

Благодарные или просящие...

Слава, и Власть, и Любовь тебе

И сыну, которого ты породил,

И духу святому

Отныне, на веки и присно.

НЕИЗВЕСТНЫЙ АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
V век

ШАРАКАН

Свет, и света создатель, и первый светоч,

Обитающий в горнем свете,

Благословляемый сонмами ангелов,

Отец небесный!

Когда утренний свет забрезжит,

Сделай так, чтобы в душах у нас

Забрезжил твой свет,

Снизошедший к нам.

Свет, беспорочное солнце, рассвет пречистый,—

Сын, отцом порожденный,

Ты, кого славили мы,

Славя отца до восхода солнца.

Когда утренний свет забрезжит,

Сделай так, чтобы в душах у нас

Забрезжил твой свет,

Снизошедший к нам.

Свет, порожденье Отца и Сына, родник доброты,—

Дух святой лучезарный,

Ты, кому мальчики, певчие в церкви,

Вторя небесному хору, славу поют.

Когда утренний свет забрезжит,

Сделай так, чтобы в душах у нас

Забрезжил твой свет,

Снизошедший к нам.

Свет, триединый свет, Трое в одном лице —

Троица пресвятая,

Ты, кого черви земные, вслед за сынами неба

Славят денно и нощно.

Когда утренний свет забрезжит,

Сделай так, чтобы в душах у нас

Забрезжил твой свет,

Снизошедший к нам.

МОВСЕС ХОРЕНАЦИ
АРМЯНСКИЙ ИСТОРИК
ок. 410—493

РОЖДЕНИЕ ВААГНА

Небеса и Земля были в муках родин,

Морей багрянец был в страданье родин,

Из воды возник алый тростник,

Из горла его дым возник,

Из горла его пламень возник,

Из того огня младенец возник,

И были его власы из огня,

Была у него брада из огня,

И, как солнце, был прекрасен лик.

О ЦАРЕ АРТАШЕСЕ
Отрывки
* * *

Храбрый царь Арташес на вороного сел,

Вынул красный аркан с золотым кольцом,

Через реку махнул быстрокрылым орлом,

Метнул красный аркан с золотым кольцом,

Аланской царевны стан обхватил,

Стану нежной царевны боль причинил,

Быстро в ставку свою ее повлачил.

* * *

К тебе обращаюсь, прославленный царь Арташес,

К тебе, победитель могучего племени храбрых аланов.

Поверь словам, что скажу тебе

Я, черноокая дочь аланов,

И возврати мне брата.

Не подобает богатырям

Для утоления мести

Жизни лишать малолетних наследников

Таких же богатырей

Или в слуг обращать их

И держать наравне с рабами,

Делая вечной вражду

Двух вольных и храбрых народов.

* * *

Кто возвратит мне дым моего очага

И утро наставшего Навасарда,

И гордых оленей прыжки,

И трепетных ланей бег,

И меня самого

Среди тех, кто трубит в рога

Или бьет в барабаны,

Как пристало на царской охоте.

* * *

Когда поскачешь ты на охоту,

По склону Азата

К вершине Масиса,

Пусть бесы поймают тебя

И потащат

По склону Азата

К вершине Масиса,

Пусть не найдешь ты пути обратно

И никогда не увидишь света.

О ПОСТРОЕНИИ ВАРДГЕСА

Отделился, пошел Вардгес-юноша

Из области Тухов к Касах-реке.

Он пришел и сел на Шреш-холме,

Близ города Артимед у Касах-реки,

Тесать да ваять Еруанда врата.

ИОАНН МАНДАКУНИ
АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
V век

* * *

Преображеньем твоим на горе

Ты божественную силу явил,—

Тебя славим, о мысленный свет!

Луч славы твоей ты явил,

Воссиял и свою твердь осветил,—

Тебя славим, о мысленный свет!

Ужаснулись ученики твои,

Явление чудесное зря.

Тебя славим, о мысленный свет!

Но, восстав от тяжелого сна,

К твоей славе прилепились сильней,—

Тебя славим, о мысленный свет!

КОМИТАС
АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
VII век

* * *

Жены, славны страной и народом своим,

Предлагали жемчуг, незнакомый дотоль,

За многих себя оставляли в залог,

Выкупом став для чуждой земли.

Вам – корабль вести, ваш опытен дух,

Стремительна мысль, безвременна плоть,

По долгим путям житейских пучин

Невредимо неслись и дошли до Христа.

Вы – ветви лозы виноградной Христа.

Виноградарь небес сберет ваш сок;

Вы дали себя в точиле топтать,

Чтоб вечных блаженств чашу испить.

От житейских нужд отвратились вы,

Ибо все здесь сон и прикрасы лжи,

Обольщенью нег вы не предали душ,

Убедясь, что величье – одна суета.

Завиден чрез вас стал девства чертог,

Ваша кровь и огонь обновили его,

Вы предали плоть мечу и костру,

Неугасимый свет вы в чертог внесли.

Тридцать семь – число тех блаженных дев

Венчанных вовек невянущим венком,

Высоко взнесенных над всем земным,

Блаженствующих здесь во славе творца.

ДАВТАК КЕРТОГ
АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
VII век

ПЛАЧ НА СМЕРТЬ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДЖАВАНШИРА

О всеведущий дух, ниспошли благодать,

Дай мне силы на песню, на плач, на проклятье,

Разумение дай, чтобы внятно сказать

Слово скорбное о невозвратной утрате!

Горе тяжкое плакать заставило нас,

Стон печали над нами пронесся, как пламя.

Пусть все сущее в мире услышит наш глас,

Все живущее слезы прольет вместе с нами.

Нас стена защищала, но пала стена.

Скалы, нас укрывавшие, ныне разбиты.

Нам светила луна – закатилась луна,

Слово твердое рухнуло – нет нам защиты!

Мы не ждали беды, по пришла к нам беда.

Власть добра и надежд победило безвластье,

Свет чудесного царства угас навсегда,

Счастья сад превратился в пустыню несчастья.

Эти беды и горести нашего края,

Может, те, что предрек многомудрый Исайя,

Ибо светлого крестовоздвиженья день

Омрачпла беда и страдания тень.

И грядущее стало темно и безвестно,

Дух вражды и безверья туманит нам путь.

Нечестивые вырыли черную бездну,

Чтобы нашего пастыря в бездну столкнуть.

Словно лев, был он грозен, не будучи зльтм,

Для старейшин родов был опорой и властью,

Ликовали друзья от любви и от счастья,

И от страха враги замирали пред ним.

Был он первым по мужеству и по уму.

К самым дальним пределам неслась его слава,

Поклониться спешили соседи ему,

Восхваляли его все края и державы.

Даже греческий царь, даже юга князья

Домогались с властителем нашим свиданья

И, гордясь, что они Джаванширу друзья,

Принимали с почтеньем его назиданья.

И в гордыне забыли, что люди – мы прах,

Что во власти господней и счастья и беды.

Бога мы прогневили, погрязнув в грехах,

И правителя нашего смерти он предал.

Ангел, что охранял его душу и плоть,

От него отдалившись, обрек на страданье.

В горький час отвратился от князя господь,

Оставляя насильникам на поруганье.

Лицемер потаенно свой меч навострил,

К убиенью коварно готовясь заране,

И смертельный удар Джаваншира сразил —

Темной ночью погиб он, как моавитяне.

Джаваншир, надо всеми возвысился ты!

Исходили завистники злобой безмерной.

Ты убит был тайком средь ночной темноты,

Ты скончался, израненный немилосердно.

Лишь вошла злая смерть в государеву грудь —

Солнце вмиг изменило извечный свой путь.

На земле пусть убийца живет нелюдим,

Словно Каин, для всех ненавистен и страшен.

Птицы певчие пусть не щебечут над ним,

Пусть лишь черные вороны крыльями машут.

Звери хищные пусть поджидают его,

Пусть вовек не найдет он ночлега под крышей.

Пламя Ирода пусть настигает его,

Пусть его пожирают и черви и мыши!

Пусть огонь пожирает его, разгорясь,

Пусть убийцу ничто не спасет от заразы,

И рука, что на светоч земли поднялась,

Пусть покроется струпьями смрадной проказы!

Пусть в презренного жабы вливают свой яд,

По ночам пусть с убийцею змеи грешат.

Пусть умрет окаянный, терзаясь жестоко,

Будь он проклят, исчадие зла и порока!

Наш водитель, наш кормчий, наш князь Джаваншир,

Посмотри, что с твоими сиротами стало.

Разум твой озарял наш неправедный мир,

Нас отвага твоя от беды ограждала.

Как жемчужины, с уст обронял ты слова,

И блистал ты отвагой, носитель величья,

Ото сна пробуждался детенышем льва,

Расправлялся с трусливою утренней дичью.

И разбрасывал кромки овечьих ушей,

Славя господа истовой жертвой своей.

На охоте ты был всех смелей, всех быстрее.

Возрастил ты цветок вечнодышащих дум.

Ночью плоть почивала, но зоркий твой ум

И во сне управлял колесницей Арея.

Ты лишь взглядом единым умел отличать

Мудреца от глупца и героя от труса.

Нисходила обильно к тебе благодать,

Как священная кровь из ребра Иисуса.

Ты при жизни божественной притчею стал.

Дух бессмертья над смертным тобою витал.

Мир был светел, но темень взяла его в плен,

Как, лишенным тебя, нам поверить в удачу?

В опустевшей стране я потомков сирен,

А не страусов стаи сегодня оплачу.

Сколько дней и недель, сколько б лет ни прошло,

Мы не сможем забыть о великой утрате.

И тебя погубившее черное зло

Тяготеет над нами как бремя проклятья.

Ты, наш пастырь великий, был светел, как день.

Без тебя нам во тьме никуда не пробиться.

И ложится на наши угрюмые лица,

Словно пыль на дороги, бесславия тень.

Буду вечно взирать я на трон опустевший,

Бесконечно в мученьях рыдать, безутешный.

Слезы нас ослепляют, померкнул наш свет,

Перед нами пути утешения нет.

Только пламень печали, любовью зажженный,

Не погаснет в сердцах безутешных друзей.

Нам дымиться бы, как фимиам благовонный,

Чтоб сгореть без следа на могиле твоей.

Ибо здесь без тебя все темно и туманно.

Нашей светлой надеждою был ты один.

Пред тобой прояснялись вершины Ливана,

Волны бурные Тивериадских глубин.

Если ты, наш заступник, не жил бы на свете,

Пред врагами давно бы мы пали без сил.

Без тебя одолел бы нас северный ветер,

Гунн жестокий гранаты бы наши срубил.

Без тебя опускаются руки в бессилье.

Тьма сгущается, нам не дождаться зари.

Покрываются брачные комнаты пылью,

Облачаются в траур земные цари.

Даже тем, кто короной увенчай по праву,

Мишура золотая теперь не нужна.

Тщатся сбросить владыки презренную славу,

Ибо суетность славы им стала ясна.

Всем уйти суждено – никому не остаться,

Нам одно лишь даровано счастье судьбой:

Слезы лить по тебе, по тебе убиваться,

Лечь в могилу когда-нибудь рядом с тобой,

СТЕПАНОС СЮНЕЦИ
АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
VII—VIII века

* * *

Неувядаемый цветок, высот свободных светлый крин,

О ладоносный стройный ствол, о пальма выжженных долин,

Ты золотой сосуд, что полн небесных манн для злых годин.

Благословенная, тебе мы славословие поем.

Ты как жемчужина горишь, как светозарный ты чертог,

Ты благовония родник, ты золотых лучен поток,

Мария, о, блаженна ты, и у твоих пречистых ног,

Благословенная, тебе мы славословие поем.

Чтут все архангелы тебя и славит весь небесный мир,

Всех небожителей чреда, всех серафимов пышный клир,

Все те, что троице святой возносят звон нездешних лир.

Благословенная, тебе мы славословие поем,

СААКДУХТ СЮНЕЦИ
АРМЯНСКАЯ ПОЭТЕССА
VIII век

ПРЕСВЯТАЯ МАРИЯ

Пресвятая Мария, пречистый храм,

Матерь живого божьего слова.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Нива духа, дивный цветок,

Дождем пролившийся от отца,

Оплодотворенный;

Людям явленная.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Небес и земли основа,

Жизни подательница,

Луч господнего света, сошедший к нам,

Чтоб удержать от грехопадения.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Лик прекраснейшего серафима

Миру явившая,

Во чреве носившая

Повелителя сонмов ангельских.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Для нас растворившая посохом жизни

Врата, охраняемые херувимами,

Из рук у них взявшая огненные мечи.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Рая врата и сошествие божье;

Посредница между землей и небом,

Познавшая муку праматери нашей Евы

И победившая смерть.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Счастливица, радуйся,—

Всевышний с тобой,

Ангелов хоры прелестными голосами

Славу тебе поют, в небесах,

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Обитель еще небывалого божьего слова,

Во чреве таившая жар господня огня,

Неопалимая, как купина;

Мать для всех порожденного бога,

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Таинство жизни бреяной и вечной,

Давшее миру новые крылья,

Сон земнородных вознесший на небо

И в святых обративший их.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Светлую славу поют небеса

Властителю вечности и беспредельности,

Тому, кто пришел порожденный пречистой

И искупил первородный грех.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

ХАНЗАЛА БОДГИСИ
ТАДЖИКСКИЙ ПОЭТ
? – ум. ок. 836

* * *

Быть может, первенство и слава сокрыты в алчной пасти льва,

Так что же: вырви их у зверя и утверди свои права.

Иль обрести и власть и славу, или, как следует бойцу,

Бесстрашно ринуться в сраженье и встретить смерть лнцом к лицу

* * *

Милая в костер бросала руту на закате дня,

Чтоб горела ярко рута, от заботы злой храня.

Но зачем ей, право, рута, для чего огонь ей нужен —

Той, чья родинка – как рута, а лицо алей огня?

ФИРУЗ МАШРИКИ
ТАДЖИКСКИЙ ПОЭТ
? -895

* * *

Злее птицы кровожадной эта хищная стрела,

Закогтит она любого, не минует никого-о!

Видно, коршун быстролетный отдал ей свои крыла,

Чтоб гнездо его разрушив, унесла птенца его-о!

АБУСАЛИК ГУРГАНИ
ТАДЖИКСКИЙ ПОЭТ
IX век

* * *

Мой совет: в неравной битве лучше кровь свою пролей,

Но не дай иссякнуть чести в тайниках души твоей.

Лучше пасть пред истуканом, чем пред гордым человеком,

Смелой доблести дорога к целн выведет быстрей.

* * *

Ты сердце унесла своим единым взглядом,

Твои уста —судья, но дерзкий тать твой взор.

Чем награжу тебя за похищенье сердца?

И кто ж видал,– о диво! – чтоб награжден был вор?

X – XIII века

ГРИГОР НАРЕКАЦИ
АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
951—1003

АЛМАЗНАЯ РОЗА

Алмазную розу одел

Алый свет покрывалом благим,

А над тем покрывалом благим

Жемчугом нунуфар просиял.

В огромном просторе морском

Отразилось сверканье цветка,

И зарделся сверканьем цветка

На ветке пылающий плод.

Сочный шафрановый плод

Густая скрывала листва,

Создателя арфа – листва,—

Тобой петого, дивный Давид!

В рое торжественном роз

Зазвучала стоцветность цветов;

Молодых тонкоствольных дерев

Заалели побеги вокруг.

Кипарисы, красуясь, кадят

Над чашами роз и лилей;

И в долине чаши лилей

Под солнцем всходящим горят.

На алмазную лилию с гор

Сладкий подул ветерок;

С полночной горы ветерок

Лилею росой окропил.

Росой и красой жемчугов

Покрылась лилея в долу;

Цветы оросились в долу

Росой с золотых облаков.

И звезды пошли в небесах,

Огнями луну окружив

И алмазный крест водрузив

Над кругом своим в небесах.

ПЕСНЬ НА ВОСКРЕСЕНИЕ ХРИСТОВО

Телега идет с Масиса-горы,

На телеге той – высока скамья,

А на той скамье – золотой престол,

А на том столе – пурпурова ткань,

А на том тканье – сидит царский сын,

А по праву с ним – шестикрылые,

А по леву с ним – многоокие,

А пред самым ним – отроки-краса,

А в объятьях их – то господень крест,

А в руках у них – лира да псалтырь,

Воспевают те, славословят те:

Слава всемогущему Христову воскресению!

Телегу ведут с Масиса-горы,

Ведут да ведут, устанавливают,

Вот телега стоит и не движется,

Колесо-то ее не вертится.

Проса шесть снопов, да сто клевера,

Да фиалок сноп наваливают,

Что по праву-то от Масиса-горы,

Наваливают, устанавливают.

А телега стоит и не движется₈

Колесо-то ее не вертится.

У телеги той нити шелковы,

Серебряна шлея, золото ярмо,

А постромки виты жемчугом.

Но телега стоит и не движется,

Колесо-то ее не вертится.

Впряжены волы черные да белые,

Волы в яблоках, быстроногие,

И рога-то их крестовидные,

Так и шерсть у них – без конца жемчуг.

Вот телега стоит и не движется,

Колесо-то ее не вертится.

Возчик у нее ловок и велик:

Стан – что ивы ствол, широки плеча,

Перву пару он вот понукивает,

На вторую он вот покрикивает,

И телега тут с места сдвинулась,

С места сдвинулась, покатилася.

Покатилася вся телега тут,

Что по праву-то от Масиса-горы,

Покатилася, заскрипела ось,

И, поскрипывая, в Ерусалим въехала,

И Сиона нового воспели сыны

Песню хвалебную:

Слава всемогущему Христову воскресению!