Текст книги "Поэзия народов СССР IV-XVIII веков"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 49 страниц)

ХАЧАТУР КЕЧАРЕЦИ
АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
XIII – начало XIV века

БРЕННОЕ ТЕЛО КОРИЛА ДУША

Бренное тело корила душа:

Телу, скорбя, говорила душа:

«Грешное – все ты соблазны познало

Этого мира, где святости мало.

Ты и меня погубило грехами,

Ввергнуло в неугасимое пламя.

Ты и в аду, не избегнув огня,

Будешь терзаться и мучить меня».

Тело ответило: «Полно, душа,

Я – в услуженье, а ты – госпожа.

Ложно, неправо меня не суди,

Раны кровавые не береди.

Конь я, и ты оседлала меня,

Гонишь куда ни попало коня.

Все по твоей совершается воле,

В мире – я горсточка праха, не боле».

ГОСПОДЬ СЛОВАМ МОИМ СВИДЕТЕЛЬ

Господь словам моим свидетель:

Все в мире суета и ложь.

Лишь скорбь найдешь на этом свете,

А в гроб лишь саван унесешь.

В твоих усильях мало толку,

Цена твоим стараньям – грош,

И это все ты незадолго

Перед концом своим поймешь.

Всегда ликующий беспечно

Юнец на дерево похож,

Но расцветание не вечно,

Но листья пожелтеют сплошь.

Придет зима, и станет хуже.

Нагой, ты задрожишь от стужи.

Весна позор твой обнаружит,

Великий стыд перенесешь!

Я – тоже пленник заблужденья,

И мне иного обвиненья

Не предъявляйте в осужденье,

Мне в сердце не вонзайте нож.

Мой взор померк, и нет спасенья,

Нет мне, больному, излеченья.

Я слышу смерти приближенье,

Она меня ввергает в дрожь.

Я, СМЕРТНЫЙ, СОТВОРЕН ИЗ ПРАХА

Я, смертный, сотворен из праха,

Из четырех стихий земных,

Во тьме я шел, дрожал от страха,

Слеза текла из глаз моих.

Кого-то пламенем сжигал я,

И сам терпел, сгорал дотла.

И зло кому-то причинял я,

Страдая от людского зла.

Мой дух был пламенем неложным,

Но канул я в глухую тьму,

Я знал почет, но стал ничтожным

По безрассудству моему.

Был родником с водой сладчайшей,

Грехом я сам себя мутил.

Блистал я, был звездой ярчайшей —

Свой свет я погасить спешил.

О Хачатур, дремать позорно,

Твой час последний предрешен.

Жизнь – это снег на склоне горном,

Грядет весна – растает он.

Твой сон тебя страшит, кончаясь,

Влечет он в бездну, а не ввысь.

Заплачь, вздохни, промолви: «Каюсь!»

От сна греховного очнись!

ЖИЗНЬ НА ЗЕМЛЕ ПОДОБНА МОРЮ

Жизнь на земле была как море,

Мне выплыть было не дано.

Подобно морю, было горе,

Тянувшее меня на дно.

Любовь была темна, как бездна,

Меня влекла во мрак безвестный,

И дней моих цветок чудесный

Раскрылся и увял давно.

И смерть настанет, не обманет,

Мой взор навеки затуманит,

Лицо мое землистым станет,

И станет все темным-темно.

Влекомые тщетой земною,

Пройдут живые стороною,

Все, кто при жизни был со мною,

Меня забудут все равно.

Я ПОТЕРЯННЫЙ АГНЕЦ

О пастух наш, я агнец заблудший,

От святого отбившийся стада,

Вся земля тебе правдою служит,

Всей земле твоя воля – отрада.

Постоянно в твоей благодати

Пребывать бы мне, слабому, надо,

Чтоб не встала меж мною и небом

Прегрешений глухая ограда.

Погружен я в Святое писанье,

Сердце голосу господа радо;

Дай мне силу подняться из грязи,

Дай избегнуть кромешного ада.

Я дитя твоей светлой купели,

Хоть со мною и не было слада;

Алый крест начерти своей кровью,

В знак того, что дана мне пощада.

Сделай мягким в груди моей камень,

Сделай добрым злонравного гада,

Дай мне слез неизбывные реки,

Дай росу с твоего вертограда.

Исцелять от недуга болящих

Ты любил мимоходом когда-то,

Так пошли же и мне исцеленье,

А не то я погиб без возврата.

По весне зеленеют деревья,

И весна их цветеньем богата,

Дай же мне расцвести, о всевышний,

Дай мне в каждом почувствовать брата.

Плохо рыбе, попавшейся в сети,

Бьется бедная, страхом объята,

Понимает – без моря не жить ей,

А сетям не сорваться с каната.

Я вне моря твоей благодати,

В этом слабость моя виновата,

Сын Марии, мне страшно, мне стыдно,

Сделай так, чтоб минула расплата.

Из-за многих моих прегрешений

Тьма лишь худшею тьмою чревата...

За меня на кресте умирал ты,

Так спаси меня от супостата.

Сотворил ты пресветлое солнце,

Мир согревшее ласковым взглядом,

О, сияющий свет первозданный,

Разреши мне побыть с тобой рядом.

Словно низкие черные тучи,

Что ползут нескончаемым рядом

Над землею и морем тревожным,

Обдавая нас гибельным хладом,

Застилают грехи мои небо,

Хлещут огненным яростным градом,

И от страха стучат мои кости,

И душа сметена огнепадом.

Я от мира сего отрекался,

Но отравлен был суетным ядом,

И в руках у разбойников плакал,

Расставаясь с богатым нарядом.

Лишь во злобе служил я примером,

Был порочен умом и укладом,

И дрожу перед мигом расплаты,

Что грозит мне, заблудшему, адом.

Сам я выстоять не в состоянье

И не верю случайным опорам.

Дай мне силы на узких тропинках,

Пробегает огонь по которым.

Я хотел бы, как Иеремия,

Зарыдать вместе с ангельским хором,

Над попавшими в лапы дракона,

Над достойными, ставшими сором.

Час пробил, мой кувшин раскололся,

Но напрасно ты смотришь с укором.

Вся земля мне заступницей будет,

Удостой лишь ее разговором.

Сын заблудший твой, Кечареци я,

Я уже захлебнулся позором,

Как Петру, свою длань протяни мне,

Чтоб не стал я убийцей и вором.

Пожалей меня, господи боже,

Пусть мне искусы кажутся вздором,

Ты надежда моя и опора,

Я нуждаюсь в спасении скором.

В Судный день, чтоб предстать пред тобою,

Даже мертвые встанут из тлена,

Сбереги мою грешную душу,

По которой тоскует геенна.

ИЗЕДДИН ГАСАНОГЛЫ
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ
Конец XIII – начало XIV века

* * *

Ты душу выпила мою, животворящая луна.

Луна? – Краса земных невест! Красавица – вот кто она!

Мой идол! Если я умру, пускай не пенится графин.

Какая пена в нем? – Огонь. Он слаще красного вина.

От чаши, выпитой с тобой, шумит у друга в голове.

Какая чаша? – Страсть моя. Любовь – вот чем она пьяпа,

Царица! Сладкой речью ты Египту бедами грозишь:

Все обесценится, падет на сахарный тростник цена.

Покуда амбра не сгорит, ее не слышен аромат.

Какая амбра? – Горсть золы. Какой? – Что в жертву предана.

С младенчества в душе моей начертан смысл и образ твой.

Чей смысл? – Всей жизни прожитой. Чей образ? – Снившегося сна.

Гасаноглы тебе служил с той верностью, с какой умел.

Чья верность? – Бедного раба. Вот почему любовь верна!

АВХЕДИ МЕРАГАИ
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ
1275-1338

ОТРЫВКИ ИЗ ПОЭМЫ «ДЖАМИ-ДЖЕМ»

*

Мы «кто» или «что» мы? Мы свет или тень?

Мы мраком покрыты иль светлый мы день?

За светом угнаться – задача трудна,

Ты тенью родился, а тень не видна.

Немало на свете путей и дорог:

Кто близок отсюда – оттуда далек.

Гора – великан, по величье – обман,—

Как малая точка вдали великан.

Твой образ – загадка, душа твоя – лес,

Ты полон таинств, ты полой чудес,

Живущим на свете тебя не познать!

Светилам небес ты дитя или мать?

Закрытая книга, неясен твой лик —

Ты юноша или седой ты старик?

Ту книгу раскрой, и, быть может, дано

Познать в этой книге хоть слово одно,

*

Живешь в этом мире, тебе незнакомом,

Расстаться не можешь ни с краем, ни с домом.

Просторы чужие, чужие края —

Скажи мне – зовут ли, манят ли тебя?

Ты дома сидишь, весь зачах, лик твой бледен!

Не знаешь ты мир – оттого-то и беден...

*

Зачем ты бежишь? Ты ходи не спеша,

Чтоб не волновалась чужая душа.

Герой – кто страны своей тайпы хранит,

Герой – кто за друга стоит, как гранит.

С ученым воюешь ты очень уж смело,

Не зная, что нет у науки предела.

Скажу тебе, если ты спросишь меня:

Не будь пустомелей, твой враг – болтовня.

Твой друг недостатки укажет тебе,

А враг успокоит, припишет судьбе.

Клянется – обманчив речей его пламень,

В устах его дружба, за пазухой камень.

Скажи мне: где вера, как веру найти?

От сердца, мой друг, пролегли к ней пути.

* * *

Кувшин с вином – мой верный друг и день и ночь,– да будет так!

Душа поэта – твой приют, о, страсти дочь,– да будет так!

От сердца сердце далеко, мы духом связаны с тобой,

И силы духа никому не превозмочь,– да будет так!

И даже если боль моя отрадой будет для тебя —

Любою болью я готов тебе помочь,– да будет так!

О божество мое, приди, но слушай речь клеветников,

Свой разум ты сосредоточь,– да будет так!

Влеку я ношу страстных слов, тебе я должен их отдать,

Дабы под грузом слов моих не изнемочь,– да будет так!

Хочу быть жертвой за тебя, хочу учетверить любовь,

Дабы мне стало без любви и жить невмочь,– да будет так!

О утро, принеси ко мне чудесной власти ветерок,

Продли цветущую весну, ее упрочь,– да будет так!

Мы целый год разлучены, терпеть не стало больше сил.

Сомнением любовь мою не опорочь,– да будет так!

Пусть вопрошающим устам ответит сердце нежным «да»,

И пусть мученья Авхеди умчатся прочь,– да будет так!

* * *

Сердцу нечем дышать, и смыкается круг, пойми,

Ни к чему умножать эту муку из мук, пойми!

Как мне скрыть от людей жар больной головы моей?!

Так впусти же меня, я твой гость,– ты мой друг, пойми!

От вопросов твоих я, наверно, с ума сойду,

Ну, откуда мне знать, что творится вокруг, пойми!

Убежала она от моих покоренных глаз;

Приказала б она – был бы лучшим из слуг, пойми!

Пой, прошу, для меня о прекраспом ее лице,

Я в безмолвии жду, я устал от разлук, пойми!

Я поведал любовь чаше, полной вина, и вот

С верным другом моим мне не надо порук, пойми!

Если вспомнится мне дивный запах ее волос,

Ои бальзама струей оживит меня вдруг, пойми!

Ты один, Авхеди. Кто разделит печаль твою?

Улыбнется она, и пройдет мой недуг, пойми!

* * *

Гиацинта цветенье – кудрей твоих бурный поток,

Но с тобой ни один не сумеет сравниться цветок.

Я часами слежу за движением царственных губ:

Покажн, цветоликая,– дай мне блаженства глоток!

Твое сердце и косы яснее всех слов говорят:

Кто тебя полюбил, и поныне забыться не смог.

Внешний блеск украшает красавиц, но знаю – в тебе

Красота не заглушит души благородный росток.

Ни к чему объясненья – мне ведома сила любви,

Соловей, что о розе поет, изучил лепесток.

Ароматом гвоздики, любимая, полон твой рот,

В каждом слове твоем обретаю я страсти итог.

«Сердце, сердце мое!»—так печально звучит мой призыв...

Ничего не сказала, и день испытаний жесток.

Я прощаю тебя, милосердие – кара моя,

Я клянусь возвратить тебе нитей любовных моток.

О, любовь! Авхеди свой священный нарушил обет!

Он в вине теперь ищет всех радостей жизни исток.

Я устал и к губам подношу драгоценный бокал:

О, сними этот груз, я в мечтах о любви изнемог.

* * *

В сердце милой отыскивать верность устал,– почему?

Мое сердце – как воск, а ее – как металл,– почему?

Взгляд моей несравненной заметит бродячего пса,

А меня он, увы, замечать перестал,– почему?

За убийство убийца расплатится кровью своей,

Но тобою убитый, богат я не стал,– почему?

Ты спокойно глядела, как кровь моя льется, и я

О губах твоих нежных напрасно мечтал,– почему?

Все считают, что могут любые любых созерцать,

Твой рассудок от мудрости этой отстал,– почему?

Неразлучен я в мыслях с твоими кудрями, тебя

Без тебя я ношу из квартала в квартал,– почему?

Все в назначенный час открывают дорогу к тебе;

Авхеди, для тебя этот час не настал,– почему?

* * *

Если вдруг говорящий ко мне обращается взгляд,

Значит, в сердце недаром костры ожиданья горят.

Овладеть ее сердцем стремлюсь всей душой, ибо в нем

Есть и солнце, и звезды, и весь мироздания сад.

В день, когда предадут мое бренное тело земле,

Я оттуда услышу, как пахнет любимой наряд.

Если дарят меня благосклонностью милой глаза,

То о том, как стучит мое сердце, они говорят.

Каждый час без прекрасной меня повергает в печаль,

Вздохи рвутся из сердца и в небе, как птицы, парят.

Ах, какими шипами ко мне обернулся цветок,

Тот, которому был я, как вестнику доброму, рад.

Боль, нежданно нашедшая место в душе Авхеди,

Как свечу, меня плавит, я таю от жара утрат.

* * *

Увяданью всегда возносилась тобою хвала,

Ты иного не жди, ибо сила терпенья ушла.

Ты ревниво хранишь свои мысли, а вот у меня

Для любого открыты и помыслы все, и дела.

Исповедаться друг перед другом настала нора —

Но какая же тайна унять бы страданья могла?

О, раскрой свое сердце, подобное розе в шипах,

От обид погибаю, ведь я человек, не скала.

Ты ведь видишь уже – я у ног умираю твоих,

Не сумел я предвидеть победу печали и зла.

Я прошу, ты пойми: если завтра не будешь иной,

Ты услышишь рыданья и стоны мои без числа.

Распрямит свои плечи и скажет тебе Авхеди:

«Есть терпенью предел, и его ты уже перешла».

* * *

О любимый мой враг, пожалей, не рази, погоди,

Я – паломник любви, моя цель – это ты! – впереди.

Все наставники черствы, и все разлучить нас хотят,

О царица моя, от несведущих взор отведи.

Если старый аскет вдруг увпднт очей твоих свет —

Не спастись проповеднику: сердце утратит в груди;

Если кудри твои издалёка увидит гяур —

Крест сожжет, и неверные будут забыты вожди.

И в загробное царство тебя не отпустят земля,

Есть ли кто-то, кто сможет прекрасной сказать: «Уходи!»?

Не проси, чтоб молчал перед ликом такой красоты:

Не молчит соловей, когда розу целуют дожди.

Ароматом любви пропитались и пахнут стихи,

Да пребудет таким до скончанья веков Авхеди!

* * *

Moе сердце любовью полно, ястреб мой,

И живет только ею оно, ястреб мой!

От беды безысходной на сердце тоска,

Ему криком кричать суждено, ястреб мой!

Эта грусть застилает туманом глаза,

И в душе моей стало темно, ястреб мой!

Так налей, виночерпий, мне чашу полней,

За Багдад, за тебя пью вино, ястреб мой!

Я – Вамиг, ты – Азра, будь Hte верною мне,

Я – Фархад, ты – Ширин, мы одно, ястреб мой

Умножаются страстные вздохи мои,

С ураганом сравнить их дано, ястреб мой!

Ты ведь можешь любовный недуг излечить,

А больного покинуть грешно, ястреб мой!

Правды к шаху просить я пойду, если ты

Мне покажешь безумия дно, ястреб мой!

Музыкант, ты сегодня о грусти не пой:

Мое сердце Ширин вручено, ястреб мой!

Пой влюбленным о силе стихов Авхеди,

Время песен настало давно, ястреб мой!

ХАДЖУ КИРМАНИ
ТАДЖИКСКИЙ ПОЭТ
1281/82-1352

ИЗ ПОЭМЫ «ГУЛЬ И НОВРУЗ»

1

С зарей, лишь органоном запели соловьи,

На сто ладов воздели мелодии свои,

Кумарского алоэ разлился аромат,

И горлицы стенаньем заворожили сад,

Проплывшее в носилках с пиалой золотой

Провозгласили солнце хаканом над землей;

И пьяницы под утро возжаждали вина,

И утренние птицы запели, как одна.

По миру солнце мира прошло путем побед,

Вселенную шафранный завоевал мобед.

Певец, настроив струны на лад хусравани,

О Зенде распевает, как маги в оны дпи.

Напиток розоцветный в пиалу неба влит,

На чанге песню утра исполнила Нахид.

Налет индийской синьки рассвет смывает с рук,

Серебряную руку он разрумянил вдруг.

На кровлю неба знамя взносил в ночи Бахрам,—

Рассек светилу сердце меч солнца пополам.

Испив Джамшида кубок, хмелеет круг живой,

Пьянеет, с чашей солнца пируя круговой.

Цветы и ветер вешний распространяют хмель,

Уже в цене упала татарская газель.

Кричит петух рассветный, за ним еще петух,

Нецеженая влага возвеселяет дух.

Благоуханный ветер и чаша гонят лень,

Мозг сонных переполнен сьгрою амброй всклень.

Под щекот соловьиный, под песенку скворца

Избавились от скорби тоскующих сердца.

Вот язычком зарделся с востока солнца шар,

Взойдя в теплицу солнце забрасывает жар.

Рассветный ветер землю мастями умастил,

Жемчужинами неба засыпан царь светил.

Была на сердце рана вечернего вина,

Душа моя томилась, что не была пьяна.

Лицом к лицу я встретил пылающую страсть,

Я пил из кубка солнца живительную сласть.

Обрел Дауда голос, избавленный от тьмы,

Душа моя запела любовные псалмы.

Надела перстень Джама мне на руки души,

Дала постичь мне имя, таимое в тиши.

Разумная, уселась на улице надежд,

И солнце благосклонно ее коснулось вежд,

Рождаться в самом сердце дозволила словам

И, с разумом согласный, вручила мне калам,

Тончайшие сравнения сбирала каждый миг,

Тела жемчужин цельных пронзала каждый миг,

То жаловалась сердцу и обвиняла глаз,

То сердцу же о глазе сплетала свой рассказ.

Свои простерла крылья забот моих Хума,

Высоко в поднебесье взлетел орел ума.

Миры воображенья раскрылись для меня,

Парил я, мирозданье крыламн осеня.

На солнце я направил земного вихря гнев,

Я для Нахид прекрасной пропел любви напев.

Взвил знамя на вершине седьмой твердыни я,

На ширь восьмого луга взираю ныне я.

По правилам я с небом общался наяву,

И другом серафимов я стал, по существу.

Я тем престол поставил, чей дом – небес эфир,

Дал собственному сердцу духовный эликсир.

Испил из винной чаши бесчувствия глоток,

Хуму – жилицу неба – я уловил в силок.

И как Исa, Пророку учителем я был,

И как Муса, для мудрых святителем я был,

Я в истину бросался – в глубокие моря,

И знаешь ты: нырял я за жемчугом не зря.

2

О, розами дохнувший весенний ветерок,

О ты, что розощеким цветочный сплел венок,

Хмельному ты нарциссу один сумел помочь,

Ты зажигаешь светоч для бодрствующих почь.

С признательной стопою всеблагостный гонец!

Прах под твоей стопою – чела земли венец!

Садов цветочных дети упоены тобой,

Сердца тюльпанов этих полонены тобой.

Татарский мускус веет в дыхании твоем,

Алой кумарский тлеет в дыхании твоем.

Духовной ты лампаде даруешь запах роз,

Дыхания мессии ты аромат принес.

С лица у розы-девы снимаешь ты покров.

Плетешь узлы якинфа из многих завитков.

Едва дохнешь весною,– светла душа воды,

Дохнешь,– и тотчас мускус повеет от гряды.

А Рахш, тобой гонимый, несется, как вода?

В тебя урок истоков вольется, как вода.

Ты разве не был, ветер, Джамшпдовьш конем?

Ты разве птиц небесных не обучал на нем?

Ты аромат рубашки доставил в Ханаан,

Ты прочитал Якубу Египта талисман.

На миг мой дух мятежный покоем утоли,

Мне раненое сердце дыханьем исцели!

О, если огнесердых ты понял в их судьбе,

Аллах, мне будет сладко,– будь сладко и тебе!

* * *

Когда под сенью райских кущ собой украсила айван

Невеста высшего и скрыт был голубою тканью стан,

Всем показалось, что вошла восточной спальни госпожа,

Полночной тьмы густую прядь решив запрятать под чачвап.

Из яхонтов сготовил мир питье, врачующее дух,

Из мозга времени изгнал унынья хмурого дурман,

И на подвешенном ковре фиглярить начала судьба.

Из-под эмали кубка встал шар солнца, золот и багрян.

И показалась, засверкав, из-под зеркального зонта

Верхушка самая венца того, кто на небе султан.

Казалось, что идут гулять жасмииолицые красы

И вырос на лугу небес у ног их пламенный тюльпан.

Луна склонила лик туда, где стан на западе разбит.

На берег выпрянул из волн челнок, покинув океан.

Прекрасней солнца, в дверь мою вступила полпая луна,—

Тот лик и самое Зухру пленил бы, ярко осиян.

Она душиста и свея«а, побег рейхана – прядь ее.

Струится пряный ветерок, мир благовонен, как рейхан.

Растертым мускусом она лицо посыпала луны,

Под благовонного рукой запел шиповник свой дастан...

Что он гласит? Он нам гласит, что нынче праздник, торжество!

Хосрову мы поем стихи,– в них поздравляется хакан.

УБАЙД ЗАКАНИ
ТАДЖИКСКИЙ ПОЭТ
1270-1370

* * *

Спасенья на земле нам от страданья нет.

На милосердный рок нам упованья нет.

Что власть, богатство, блеск? На что высокий сан?

Подует вихрь судьбы – и достоянья нет.

Лишь бескорыстный дух спокойствие найдет,

И счастлив только тот, в ком зла стяжанья нет.

Что пользы на земле от очерствелых скряг?

Им благодарности и воздаянья нет.

Глазами мудрого на бренный мир гляди,

Других не трогай,– в том благодеянья нет.

Покроет седина и черный шелк волос,—

Пощады юности у мирозданья нет.

Душа моя полна печалью до краев,

В ней места для игры и ликованья нет.

Прав благородный ум, что некогда сказал:

В Ширазе мудрый нищ, ему признанья нет.

Так много нищеты и слез видал Убайд,

Что в жизни для него очарованья нет.

* * *

Встречать зарю в кругу друзей с фиалом хорошо.

Рубаба звук звенит в мозгу усталом хорошо.

Кружится ум, коль твой кумир с тобою рядом пьет,—

Искать утех в вине густом и алом хорошо.

С красавицей в ночном саду свиданья сладок час:

Ручей бежит, мерцает свет опалом,– хорошо!

Пей, друг, вино, гони печаль и мрака избегай,—

Бежать от тех, кто в сие глухом и вялом, хорошо.

Гармонию красы не раз я постигал во сне,—

Да будет мне и наяву хоть в малом хорошо!

Обмолвился Убайд стихом, нечаянно сложил.

Ответить на стихи стихом-кинжалом хорошо.

* * *

Время настало, и снова мы пьем, как хотим.

Пост, и молитву, и четки оставим другим.

Словно цветы – свои головы гуриям бросим,

Души красавицам стройным навек отдадим.

Пусть же ничтожные шейхи твердят поученья,

Мы, поднеся им вина, болтовню прекратим.

Долго ли видеть еще проповедника рожу?

Долго ли будет нас мучить он взором своим?

Ох, надоело поститься и лишь по ночам

Скромною пищей питаться, немилой очам.

Вот и прошел рамазан, и теперь ежедневно

Полную чашу вина подношу я к устам.

* * *

У моря скорби берегов не видно.

Нигде счастливых очагов не видно.

Нахлынуло и затопило горе.

Друзей, как звезд сквозь туч покров, не видно.

Скажи, куда покой земной девался?

Здесь в доме мира мирных снов не видно,

К чему твердынь искать несокрушимых?

Ни для одной из них основ не видно.

К чему искать сокровищницы блага?

Ключей ни от каких замков не видно.

Не избежать нам, смертным, гнева рока,

А отчего он так суров – не видно.

Благоволенья светлый дом разрушен,

Где верный и надежный кров – не видно.

Невежество – всесильный царь вселенной.

Различья умных от глупцов не видно.

Такие-то дела, Убайд... Спасенья

Ни от владык, нн от богов но видно.