Текст книги "Поэзия народов СССР IV-XVIII веков"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 49 страниц)
МАГРУПИ
ТУРКМЕНСКИЙ ПОЭТ
XVIII век
ЧТО НУЖНО
Джигиту, чья душа – огонь,
Подруги чистота нужна.
Еще джигиту нужен конь
И сабли острота нужна.
Не полюбив, мы не вздохнем.
Не станет робкий храбрецом.
Не станет щедрым скопидом,—
Будь щедрым: доброта нужна!
Ты дожил до седых волос,
А всуе слово произнес.
Уж лучше бы залаял пес!
Лишь глупым суета нужна!
Девица – как весенний цвет,
Старуха – как померкший свет.
Ты благонравна, спору нет,
Но женам красота нужна.
Я – Магрупи, и я пою,
О тур-джигит, грозу твою!
Где твой скакун? Где меч? В бою
Отвага, быстрота нужна!
ДОВЛЕТЪЯР
Песни из дастана
1
Я долго жил, не видя гор,
Теперь я с вами свижусь, горы!
Летит мой конь во весь опор,—
И вы все ближе, ближе, горы!
Мне лёт коня утехой был,
Клинок нещадно беков бил,
Мне дол цветы кошмой стелил
И звал в ночную свежесть, горы.
Мой конь – дракон. Товарищ мой
Идет бестрепетно за мной,
Когда с врагом за край родной
С иноязычным режусь, горы!
Хочу я голову сберечь,
Чтоб за народ поднять свой меч,
Мечом рубить, косить и сечь,
Потешить вас на славу, горы!
Когда сшибется, в битве яр,
С врагом веселый Довлетъяр,
Для нас дневного солнца жар
Уйдет в туман кровавый, горы!
2
Седлайте коней! Пришел наш час!
Двинуть великую рать пора.
За родину в бой! Должна для нас
Блаженная засиять пора.
Стрелам свистеть, срываясь с тетив,
Коням лететь, в заоблачье взмыв,
Хлопьями пену роняя с грив,
Пыль до небес подымать пора!
Славы горит золотой венец.
Он наш! Натягивай лук, стрелец!
Для супостата – света конец.
Каяться, к небу взывать пора!
Прям Довлетъяр и правдой силен,
Битва и правда – вот наш закон.
За мной, кто жить для боев рожден,
Кто душу готов отдать! Пора!
Как битва – пир. Как на пиру,
В ней головы легко лишиться.
Ловите юности пору,—
Пять дней лишь ей, не доле длиться.
На поле брани равен всяк,—
Сравнится с баем здесь бедняк.
Но трус, как заяц от собак,
Пальбу заслышав, с поля мчится.
Зато храбрец потехе рад,
Как сокол, конь под ним крылат.
Отвага возросла в сто крат,
Коль вождь призвал за волю биться.
Пир Довлетъяра – бой. Кому
Наш пир не люб, дружить тому
С могилой только. Пусть ему
В могильной тьме раздолье снится!
4
Блаженные годы и дни,
Расстаться нам в пору – прощайте!
Дающие жизнь родникам,
Скалистые горы, прощайте!
Сады, где, тоскуя, гремят
Всю ночь соловьи, где гранат
И яблоко сладость дарят
Голодному взору,– прощайте!
Дороги! Как весело мне,
Бывало, на быстром коне
Нестись по родимой стране
В степные просторы,– прощайте!
Ручьи, вы, усталых, сейчас
Поили и тешили нас,—
Не в сотый, не в тысячный раз,—
Кто скажет, в который? Прощайте!
Где плещутся утки всегда,
Где светочем божьим вода
Горит и, как он, никогда
Не гаснет,– озера, прощайте!
И месяц, что смотрит с высот,
И солнце, что свет нам дает,—
Вы правильной веры оплот
В душе Довлетъяра,– прощайте!
ШАБЕНДЕ
ТУРКМЕНСКИЙ ПОЭТ
Ок. 1720-1800
ГЮЛЬ И БИЛЬБИЛЬ
Отрывки из дастана
Сын туркменского хана Бильбиль влюбляется в иранскую царевну Гюль. Вместе со своими друзьями Зелили и Сала-беком и своим школьным учителем, веселым Каландар-молла, он отправляется на поиски любимой. В пути друзья преодолевают многочисленные препятствия. В конце концов Бильбиль остается один. Его друг Зелили женился на дочери дракона, волшебнице Айслу, веселый Каландар стал зятем шаха Стамбула, а Сала-бек избрал женой царицу страны Талус – Гунчаби, которую он защитил от дракона.
Бильбиль находит Гюль, но отец красавицы обрекает на казнь дерзкого юношу. Бильбиль мужественно готовится к смерти и этим вызывает сочувствие шаха. Гюль и Бильбиль соединяются.
Слово Шабенде о любви Гюль и Бильбнля:
Я тоже странник пламенных дорог,
И мне смеялись Гулистаны, беки!
Мой щедрый стих купца найти не мог:
Так я слагал свои дастаны, беки!
Здесь клад сорокапесенный зарыт,
В звучанье сорок семь поющих птиц:
Из них любая мертвых оживит,
Спасет живых, излечит раны, бекн!
Мои стихи под музыку читай!
Они – кинжалы! И вино! И рай!
Они печали скажут: улетай!
Заставят зазвенеть стаканы, беки!
О, Гюль – Бильбиль! О, Гунчаби – Сала!
О, Ай-Джемаль и Каландар-молла!
О, Зелили – Айслу! Любовь свела
Влюбленных и ввела в обманы, беки!
Единый рок моим влюбленным дан,
Жгутом любви я сплел их – к стану стан.
Не думайте, что написать дастан
Легко, как опростать карманы, беки!
Не говорите: Шабенде писал,
Как тот, кто о своей беде писал!
Нет, был я пьян! Своей звезде писал!
Мои богатства богоданны, беки!
Бильбиль рассказывает друзьям о своей любви к Гюль:
Друзья, прекрасную, ее, кто всех нежней, я полюбил.
Две розы щек и гиацинт ее кудрей я полюбил.
Прекраснейшую – нет, увы, подобных ей! – я полюбил.
Луну четырнадцати дней, свечу ночей, я полюбил.
Путь стольких вздохов, стольких слез,– тот путь путей я полюбил.
Взошла, взошла Зохре-звезда, дочь солнцелуиного луча.
Ее глазам я жизнь отдам. Ко мне, два черных палача!
Нет слаще губ! Ее слова – речь сладкострунного ключа,
В почи кудрей укрыл бы я глаза, от скорби их леча.
Ресницы – стрелы, тонкий лук ее бровей – я полюбил...
О нет! Красавицы такой я б не нашел в подлунной всей.
Увидел, разлучился вновь и кровью плакал я по ней.
В слезах скитаюсь по земле без счета лет, без счета дней.
Художник-мастер начертал ее тончайшей из кистей.
Точеный стан, как кипарис, еще стройней – я полюбил.
Гранат Эдема на груди: он слаще всех земпых плодов.
Прекрасный образ! Свет его нам солнце заменить готов.
Иль пери чистая она, иль гурия восьми раев.
Сам божий ран, что выше всех и всех светлей,– я полюбил.
Пусть, как огню Халил-алла, своей любимой стану люб!
Пусть, на качелях закачав, мне душу сгубит душегуб!
Пусть, как Джерджнс, исчезну я,– на сто частей разъятый труп!
Пусть стану я рабом любви, как продан в рабство был Юсуп!
Базар влюбленных, путь любви,– уразумей! – я полюбил.
Я обезумел, голова любовным ветром спалена.
Ресницы – синяя сурьма, на пальцах – золотая хна.
Люблю тюльпан и гиацинт в твоем саду, моя весна!
Благословил меня Хафиз,– его мне сила вручена.
Бильбиль сказал: царицу роз, как соловей, я полюбил!
Учитель Бильбиля, веселый Каландар-молла, одобряет своего юного друга:
Ты счастлив: стал рабом любви, из милых рук ты пил вино.
Неверен пятидневный мир,– так опьяняйся, будь блажен!
Объятья милой – счастлив ты! – пьяней, чем райское вино:
Неверен пятидневный мир,– так опьяняйся, будь блажен!
Пусть ради той, кого любил, зажглась печаль в твоей крови,
Ты – мотылек, опа – свеча; с душой обугленной живи!
Не семь ли странников любви безумны стали от любви?
Неверен пятидневный мир,– так опьяняйся, будь блажен!
Сто тысяч бедствий одолев, Юсуп завоевал жену.
Халил вошел в огонь любви, того Халила помяну.
Довольно стонов! Пей вино, будь весел! Обними луну!
Неверен пятидневный мир,– так опьяняйся, будь блажен!
Бильбиль мой, жизни не жалей! В просторной чаше утони!
Мой сын, с ублюдками не пей, вино лишь портят нам они!
Добейся пери! Счастлив будь! К любви любимую склони!
Неверен пятидневный мир,– так опьяняйся, будь блажен!
Эй, кравчий, кубок наливай! Вином воспламенимся мы!
Восторг на волю выпускай! С ним втрое опьянимся мы.
И пусть безжалостна любовь, ей в рабство отдадимся мы!
Неверен пятидневный мир,– так опьяняйся, будь блажен!
И роза в алом цветнике желаньем кровь твою зажгла.
Ее язык тебя пронзил, как боли сладкая стрела.
Мой сын, ко мне! Печаль твою разделит Каландар-молла:
Неверен пятидневный мир,– так опьяняйся, будь блажен!
Разыскивая Гюль, Бильбиль и его друзья вступают в битву с шахом (имбула, также влюбленным в Гюль. Шах убит. У шаха – прекрасная дочь Ай-Джемаль, на которой женится Каландар-молла. Бильбиль продолжает путь, вдохновляя себя и спутников песнью:
Друзья, коль милой нет со мной, ночей и дней не надо мне!
Что мне закон? Что царский трон? Жилья царей не надо мне!
Моя казна мне не нужна. И славы всей не надо мне!
Коль нет любимой, что мне мир? Пустых ларей не надо мне!
Что мне без мплой плоть моя? Души моей не надо мне!
С крылатой праздностью былой трудом упрямым разлучен,
Но имя гурпи с душой и с телом самым разлучен.
Забыв Ирак и Астрабад, с Хотаном, с шахом разлучен,—
Что Исфаган, Стамбул и Рум! – пустынь, морей не надо мне!
Я с верным сазом говорю, вверяя скорбь его струнам:
О, слушай! Помни! Я горю! Я ради милой жизнь отдам!
Дал чашу кравчий. Скорбь топя, в той чаше утонул и сам.
Сказали мне: она живет в далеком городе Синфам.
Родных людей я потерял. Чужих людей не надо мне!
Любимой нет. Коварный рок мне в пищу подсыпает яд.
Достиг четырнадцати лет, томясь по ней семь лет подряд.
Пусть птицы тело расклюют, пусть выпьет кровь подземный гад,
И в сто боев идти готов, о, только б не идти назад!
Пустого дома, запертых глухих дверей не надо мне!
С любимой – одного хочу! – на пир любви прийти вдвоем.
Лишь обладаньем, о друзья, недуг любовный мы уймем.
В пустынях истомился я, истосковался об одном!
Пески и гребни одолев, назвал печаль своим путем.
Без милой мира,– если он забыл о ней,– не надо мне.
Нет, беки, с нежного пути я не сойду, пока живу,
Пока пурпурнейшей из роз в саду любимой не сорву,
Пока вином я вместе с ней не опьянюсь, презрев молву,
Пока безумье стольких снов я не увижу наяву!
Сто тысяч роз – в самом раю нет розовей! – не надо мне!
Ах, птица сердца отдалась любовным пламенным силкам.
Я опален. Ожог любви печаль предвозвещает нам.
Дохнул губительный хазаи, несущий смерть земным цветам.
Увы, не помню, долго ль я бродил по саду Диларам!
Бильбиль сказал: в разлуке с Гюль любви ничьей не надо мне!
Бильбиль доходит до реки Нил. Здесь он еще раз дает клятву, что найдот свою Гюль любой ценой:
В путь выйдя, беки, не сверну с пути:
Иль я умру, иль с пери возвращусь!
Мне не искать богатств и не найти:
Иль я умру, иль с пери возвращусь!
Пусть я в пути расстанусь с головой,
Пусть,– полы в пояс,– выйду в смертный бой,
Пусть утону, бездонной взят рекой, —
Иль я умру, иль с пери возвращусь!
Огни родной земли не знаю где.
Любимая вдали, не знаю где.
Где воины? Ушли. Не знаю где!
Иль я умру, иль с пери возвращусь!
Я не погибну и в губящий час.
Мой бог не глух, мой разум не погас.
Ступайте, беки, отпускаю вас!
Иль я умру, иль с пери возвращусь!
Пусть встанет враг кольцом живых оград,
Пусть рок мне примешает в пищу яд —
Все одолев, я не вернусь назад:
Иль я умру, иль с пери возвращусь!
Мне Ибрагим, Халил сродни душой,
Мне Исмаил пророчит жребий свой.
Коль Зелили и Сала-бек со мной —
Иль я умру, иль с пери возвращусь!
Бильбиль сказал: пред богом я стою.
Отец и мать – опора соловью.
Ступайте к ним – на родину мою!
Иль я умру, иль с пери возвращусь!
Бильбиль находит Гюль и проводит с ней несколько дней. Отец девушки шах Алиджан, повелевает казнить Бильбиля. Бильбиль готов умереть за свою Гюль.
Из-за любви я бросил дом,– спасет ли бог? – за тем пришел.
Я заживо сгорел в огне ее дорог,– за тем пришел.
Без милой, тело без души, я жить не мог,– за тем пришел.
Ты – шах, я странником вступил на твой порог – за тем пришел!
О Гюль моя! Слагаю жизнь у милых ног,– за тем пришел!
Я ради милой вышел в путь,– убог, недужен, разлучен
С отчизной, домом и людьми, с кем был я дружен,– разлучен.
С базаром пестрым, с чайханой, с ларем жемчужным – разлучен.
С землей, стадами и казной – и трон не нужен,– разлучен.
О Гюль моя! Слагаю жизнь у милых ног,– за тем пришел!
Я снарядился, вышел в путь,– и милый край из глаз исчез.
С тех пор доспехов не снимал, с копя ни разу я не слез.
Мой Шасенем носил меня, рубил врагов мой дембермез.
Чрез весь Иран я пролетел – пескам, горам наперерез.
О Гюль моя! Слагаю жизнь у милых ног,– за тем пришел!
Я многих женщин покорил, но душу хоть одна взяла ль?
К чему без милой мне Талус? Стамбул покинуть мне не жаль.
Я отказался от Айслу, от Гунчаби, от Ай-Джемаль.
Я на красавиц не смотрел, владела сердцем лишь печаль.
О Гюль моя! Слагаю жизнь у милых ног,– за тем пришел!
Я семь иклимов повидал, без счета стран я миновал.
Рубил я сильных, не один точеный стан я миновал.
Лучистых глаз, миндальных век зазыв-обман я миновал.
Широкий Нил, Кухн-Салар и Харкелам я миновал.
О Гюль моя! Слагаю жизнь у милых ног,– за тем пришел!
В прекрасном городе Синфам с печалью распрощался я.
В саду-бостане Сеилгах с любимой повстречался я.
Прости мой грех! Я счастлив был, с подругой обнимался я.
Зенит блаженства я познал, с возлюбленной сплетался я.
О Гюль моя! Слагаю жизнь у милых ног,– за тем пришел!
Коль милой нет в моем саду, тоска – награда для меня.
В ее руках я отдыхал, любовь – ограда для меня.
Без милой сам я без души, жизнь горше ада для меня.
Бильбиль я; в долгожданной Гюль все розы сада для меня.
О Гюль моя! Слагаю жизнь у милых ног,– за тем пришел!
Шах помиловал храброго Бильбиля. Прощенный просит отпустить его на родину:
Шах, гостеванью моему
Пришел конец. Туда! Туда!
Алтарь души в твоем дому,
Но там мой жрец. Туда, туда!
Услышь: кротка моя печаль.
Покинуть твой дворец мне жаль.
Но птица сердца рвется вдаль,—
Живой гонец. Туда, туда!
Я по возлюбленной скорбел.
Но торжествует тот, кто смел.
Теперь хочу в родной удел,
В родной дворец! Туда, туда!
В одеждах скорби мать с отцом,
В одеждах скорби отчий дом.
Хочу дышать в краю родном,
Где мать, отец! Туда, туда!
Родимый, речь мою прости!
О шах, на светлые пути
Ты Гюль с Бильбилем отпусти!
Там – рай сердец! Туда, туда!
Бильбиль возвращается домой и счастливо живет с прекрасной Гюль.
ШЕЙДАИ
ТУРКМЕНСКИЙ ПОЭТ
Вторая половина XVIII века
ПРИШЕЛ НОВРУЗ
Пришел Новруз – весь мир цветет сегодня.
О розе соловей поет сегодня.
Ликуя, сердце радость пьет сегодня.
Любовь везде, во всем живет сегодня.
В пустыне – счастья сад растет сегодня.
Пришел Новруз – цветы принарядились.
Пурпурный, белый – золотом покрылись.
В цветник земля и небо превратились.
В восторге страсти воли мы лишились.
Грех тяжкий душу не гнетет сегодня.
В челне Новруза розовые лица;
С рубинов губ нектар речей струится.
Стан – кипарис. Лицо откроешь,– впиться
Готовы стрелами твои ресницы.
Смерть – всех, в тебя влюбленных, ждет сегодня.
В садах зеленых девушки гуляют,
Подобно розе, сердце озаряют,—
Луне подобно свет распространяют,
Красою Шейдаи ошеломляют,—
К их лицам взор влюбленный льпет сегодня.
ПРОЩАНИЕ С СЫНОМ
Что делать мне, мое дитя? Я всюду был с тобой.
Всю силу чувства, жар души всегда делил с тобой.
Тебя лелеял у груди. И ел и пил с тобой.
Иди, душа моя, иди! Дитя, аллах с тобой!
В саду весеннем для меня ты яркой розой был.
Ты – редкий жемчуг. Для меня ты слаще меда был.
Умом, сознанием моим, моим покоем был.
Иди, душа моя, иди! Дитя, аллах с тобой!
Разлуку как перенести с тобой, любимый мой?
В слезах я богу шлю мольбу, да будет он с тобой.
Будь покровителем твоим в пути пророк святой!
Иди, душа моя, иди! Дитя, аллах с тобой!
Ты голову мою унес. Как без тебя мне быть!
Кровоточащих сердца ран ничем не излечить.
В себе я силы не найду разлуку пережить.
Иди, душа моя, иди! Дитя, аллах с тобой!
Я, твой отец, о мой Хуршит, разлукой превращен
В одно стенанье, в плач один, в один тяжелый стон.
Я рву одежды на груди, тоскою угнетен.
Дитя увидев, плачу я, душой окровавлен.
Иди, душа моя, иди! Дитя, аллах с тобой!
МОЕЙ ЛЮБИМОЙ НЕ ВИДАЛ ЛИ?
Жаворонок быстрый в поднебесье,
Ты моей любимой не видал ли?
Жалобу в твоей я слышу песне,—
Ты моей любимой не видал ли?
Отвечай, садов листва густая!
К полевым цветам в тоске взываю,
Горлинку спрошу я, попугая:
Вы моей любимой не видали?
Соловьем покинутым тоскуя,
Верным сердцем милую люблю я.
Отозваться сокола зову я:
Ты моей любимой не видал ли?
Снежных гор далекие громады,
Горных коз кочующее стадо,
Птицы – обитательницы сада,—
Вы моей любимой не видали?
Шейдаи, к луне с вопросом этим
Обращусь, невмоготу терпеть мне.
Сенувбер, Гюль повстречав, ответь мне:
Ты моей любимой не видал ли?
БУХАР-ЖЫРАУ
КАЗАХСКИЙ ХАН
1693-1787
ОБРАЩЕНИЕ ПОЭТА БУХАРА К ХАНУ АБЛАЮ
Хан Аблай, отправляясь в поход, собрал батыров на совет и празднества и сказал им какие-то обидные слова, был с ними высокомерен. Певец из простолюдинов, Бухар-Жырау произнес свое
СЛОВО К ХАНУ АБЛАЮ
Э-эй, Аблай, Аблай!
Не лести звон, не брани лай —
Послушай истину, Аблай,
Я для тебя открою, хан,
Стрелоподобных слов колчан.
Когда увидел ты меня,
О, как обидел ты меня,
Костер радушья погасив,
Ты был надменен и спесив.
Эй, Туркестан припомни,– там
Ты по каким гулял местам?
Ты на каких камнях сидел?
Порой как женщина глядел,
Глядел, как трус, как грязный раб,
Тогда ты жалок был и слаб.
Послушай, хан Аблай, меня:
В свой дом вглядись при свете дня,
В себя вглядись, очнись, проснись:
Судьба – на кончиках ресниц!
Когда народ рассечен был,
Ты, хан Аблай, беспечен был,
Когда печаль сошла на мир,
Где отсиделся ты, батыр?
Не воевал, а пировал,
В дворцах воздушных пребывал...
Э-эй, Аблай, Аблай!
Быть может, мне сказать о том,
Как ты, кичась, оставил дом?
Тобой – отцом, тобой – вождем
Был прах бессмысленно рожден.
Окольных ты искал дорог,
От себялюбья изнемог,
Бродил, окован страхом, ты,
Был сартом – не казахом ты!
Июнь прошел, июль настал —
Спроси любого, кем ты стал:
Такого в мире не найти,
Чтоб воин жирным стал в пути!..
Э-эй, Аблай, Аблай!
Но кончен путь в пыли густой,
Ты свадьбу справил со звездой;
Да будет счастье с госпожой,
Да не придет народ чужой
К тебе в соседи, и рука
Да будет ханская крепка,
Да не извергнут ложь уста,
Пускай навет и клевета
Тебя минуют восемь раз
И поднятый не дрогнет каз.
Путь для народа расстилай
Без ям и рытвин, о Аблай,
При звездах раскопай родник,
Чтобы к утру поток возник!
Э-эй, Аблай, Аблай!
ЖИЕН-ЖЫРАУ
КАРАКАЛПАКСКИЙ ПОЭТ
XVIII век
РАЗОРЕННЫЙ НАРОД
Из поэмы
В Туркестане, в стране отцов,
Мы пристанища не нашли,
Хоть работали целый год,
Не хватало на ползимы
Хлеба оскудевшей земли.
Черная настала беда —
Лет засушливых череда.
От набегов ханских страдал,
Вымирал, погибал народ.
Истлевали трупы людей
На песке пересохших рек.
Налетали со всех сторон,
Пировали стаи ворон.
Беззащитен был человек.
И от горя у дев степных
Косы черные расплелись.
По арыкам, вместо воды,
Волны крови нашей лились.
Сына не мог отец спасти,
Сын – отца от беды увести.
Старухи со сгорбленной спиной,
Старцы преклонных лет
Не могли поспеть за кочевкой вслед,
Отставали в пути.
Непогребенными остались они,
Не смогшие Кызыкум перейти,
От голода ослабели они,
Брели еле-еле они.
* * *
Разоренный каракалпакский народ
В богатый Хорезм пошел;
Бросил пастбище, пашню, дом.
В Туркестане – в краю родном —
Он пристанища не нашел.
Одиноким и нищим, нам,
Обездоленным беднякам,
Наши главные не помогли.
Были склонны к жестокости и греху
Восседавшие наверху.
Наш казий дела неправедно вел,
А ишан развратен был, как козел.
Все, что есть у нас,– вымогали они,
Пыткам нас подвергали они,
Людей, не повинных ни в чем.
Солнца правды скрывая лицо,
Горе наше усугубляли они.
Эй, джигиты, братья мои!
По пустыне вы разбрелись,
На плечах своих ношу влача,
Не нашли в пустыне ключа,
Чистой влагой не напились.
От голода ослабели вы,
Лицом потемнели вы,
Ваши руки, могучие еще вчера,
Словно у больных,– затряслись.
День померк. Закрутил снеговей.
Мы не видели ясных дней.
Мы голодные шли в степи снеговой
С непокрытою головой.
Наши матери на руках
Плачущих младенцев несли.
Пересохло у матерей молоко,
Только слезы из глаз текли.
И не знает бедная мать,
Чем ребенка слезы унять;
Нечем ей дитя накормить.
А несчастный отец – покровитель семьи
Чем поможет? Ведь должен он
Котел на спине тащить.
Ах, бедные матери! Где ваш след?
Ах, бедные девушки! Где ваш цвет?
Наши почтенные старики,
Где былая сила вашей руки?
Вы не в силах шагу ступить.
Почтенные – как жалки они...
Бредут, опираясь на палки, они,
Измученные – опять и опять
Садятся они отдыхать.
Кучками в пустыне маячат они.
Отстали...
Садятся и плачут они.
И некому их спасать.
Как овца, отбившаяся от отар,
Оставался в пустыне, кто слаб и стар.
Возвращались к ним сыновья,
Уводили, словно на поводу,
А старик говорит: «Дорога долга...
До Хорезма я не дойду!»
* * *
О, страдания матерей!
Опираясь на сыновей,
Через силу они бредут.
Из последних сил сыновья
Матерей несчастных ведут.
Сил источник в них изнемог.
Со словами: «Прощай, сынок!» —
Умирают они в пути.
Чтоб одеть умерших, саванов нет,
И заплаканные сыновья,
Облачив умерших в клочья тряпья,
В ямах хоронят их.
Ставят знаки, чтоб на обратном пути
В пустыне их след найти.
Ах, джигиты, джигиты мои,
Дорогие мои друзья!
Вы уходите дальше – в степь.
Неотступно за вами – я.
Мы бредем поредевшей толпой
Средь пустыни этой скупой.
Много было женщин с детьми,
Что ушли к хорезмским садам.
Разоренным им счета нет,
Что брели по нашим следам.
Нет страданий в мире лютей,
Чем страданья малых детей.
Неразумный ребенок грудной
Плачет...
Детский услышав крик,
Дыбом становится волос мой,
Прилипает к нёбу язык.
Матери ноги едва волокут,
Не бросают малюток – несут.
Сколько молодых матерей
По дороге умерло тут!
Распеленатых их детей
Средь пустых безлюдных степей
Черные вороны клюют.
О, погибшие молодые сердца,
Без защиты, без матери и отца,
Как весенний цвет, облетели вы,
В пустыне истлели вы!
Ничего, чем славится белый свет,
Увидать не успели вы.
За неделю, как цвет степной,
В зное дня обгорели вы.
Ваша гибель запала в душу мою!
Пусть об этом я спеть могу,
Что за толк вам, родные, в том?
Чем я вам теперь помогу?
