Текст книги "Ромен Гари, хамелеон"

Автор книги: Мириам Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 51 страниц)

75

Одиннадцатого марта 1969 года Гари должен был провести семинар в Иерусалиме по приглашению отделения французского языка и литературы местного университета. Тема была та же, что и в Варшаве: «Положение романа в мировой литературе». Во время своего пребывания в Иерусалиме его пригласили на обед с послом Франции в Израиле Франсисом Юре, на котором присутствовали также супруги Опно. В дневнике Элен Опно есть забавный эпизод, случившийся на этом обеде и связанный с женой посла Жаклин Юре:

Когда Гари спросили о его бывшей жене, он ответил, что пошел на развод только потому, что та стала активно поддерживать секту «черных пантер». Их сын Александр был оставлен на его попечение, Жаклин, женщина необразованная, ляпнула: «Наверное, вы не могли больше исполнять супружеские обязанности?», и Гари, к величайшему смущению гостей, запротестовал!

В действительности брак был расторгнут лишь 1 июля 1970 года по вине обоих супругов. 17 февраля было вынесено постановление о непримирении сторон, а в марте принято заявление на развод. Таким образом, супруги по законам жанра были вынуждены обвинить друг друга во всех грехах. Гари заявил, что его жена покинула место их совместного проживания и, хотя он пытался примириться, отказалась возобновить супружеские отношения. Джин предъявила мужу претензии в деспотизме, в том, что он публично ее унижал, в оскорблениях и побоях, засвидетельствованных третьими лицами.

Обязанности по содержанию и воспитанию Диего были возложены судом на мать при условии, что ребенок останется в том же учебном заведении, в котором находился на момент развода. Иными словами, он продолжал жить у отца и находился на его попечении в отсутствие матери и во время каникул. Джин могла свободно навещать ребенка и обязывалась предоставлять Гари такую же возможность.

В Иерусалиме Ромен Гари встретился с писателем Клодом Виже, с ним он познакомился в США на семинаре в престижном университете Брэндиса^{606}, где тот возглавлял отделение французской литературы^{607}. Виже записал свою беседу с Гари и опубликовал ее основные моменты.

По мнению дипломата и писателя Ромена Гари, израильтяне не знают, как создать о себе благоприятное впечатление в сфере политики и рекламы, как войти в магический круг средств массовой информации, позиция которых в современном мире определяет всё. Я предложил ему одну из причин: израильтяне остаются евреями. Они не в состоянии себе представить, что смогут убедить других в том, во что не верят или не хотят верить сами (например, в насущную необходимость создания независимого, вооруженного и неизбежно враждебного палестинского государства на левом берегу реки Иордан). Почему же это так? Прежде всего потому, что они, как ни странно, видят евреев во всех окружающих. В в то же время эти окружающие для них как бы не существуют. Для евреев из восточноевропейских гетто, как и для евреев, живущих в мусульманской среде, характерен этот парадокс восприятия: внешний мир для них – это загадка, абстрактная сущность, опасный Голем, от которого можно ждать всего чего угодно. Они живут на другой планете, вдали от этого мира, который на протяжении веков одновременно отталкивал их и держал прикованными к себе^{608}.

Гари познакомился также с Давидом Катаривасом и Иегошуа Альмогом, который тогда был первым советником посольства Израиля. Они вместе поужинали в знаменитом иерусалимском ресторане «Коэн», особенно популярном среди дипломатов. Иегошуа Альмог увидел в Гари «еврея из французского министерства» – не вполне уверенного в себе, но старающегося, как всякий француз, произвести приятное впечатление.

А у Давида Катариваса сложилось впечатление, что Гари тяготится своим еврейством. В книге «Ночь будет спокойной» Гарт напишет, что было бы низко отрекаться от своих корней, когда их и так уже втоптали в грязь фашисты. Ниже он уточняет, что сам он еврей только наполовину, и тут же отказывается от своих слов: «Я не знаю, что такое быть евреем наполовину». В таком головокружительном метании от ненависти к самому себе до верности своему народу он добавляет: «Этим же понятием пользуются израильские маньяки-расисты».

За ужином Гари долго рассказывал Давиду Катаривасу и Иегошуа Альмогу о том, как его отстранили от работы в Министерстве иностранных дел, но на тему Израиля никак не высказался. А если и высказался, то не произнес ничего определенного, не выразил прямо, что относится к этому отрицательно. Такую оценку мы находим только в его рукописях. Например, в «Псевдо»:

Евреи веками делали всё для того, чтобы антисемиты объявляли и считали их нелюдями, но у них ничего не вышло: всё, чего они добились, – это создание Израиля, а что может быть человечнее и реальнее, старик, чем Израиль, чем нация, достойная называться таковой, и нет более весомого доказательства, что ты человек, чем существование твоей нации.

В Израиле Гари не ощущал никакой исключительности, поскольку вокруг были одни евреи и почти все – иммигранты. К какому же меньшинству причислял себя Гари, когда определял себя как «меньшинстворожденный»? Подразумевал ли он под этим нежелание примыкать к какому бы то ни было сообществу, даже и к тому, где были его корни, за исключением «Свободной Франции»? Да и со своими товарищами по движению Сопротивления Гари практически не поддерживал контакта, не считая ежегодного празднования обращения де Гол-ля, проходившего 18 июня во Дворце инвалидов, где, впрочем, его можно было видеть далеко не всегда. Или же это было последним прибежищем писателя-нонконформиста, который, несмотря на известность, в последние годы остался совершенно и безнадежно один, которого недооценивали критики. Гари мог себе позволить быть «террористом юмора», но когда границы дозволенного переходили другие, в том числе и генерал де Голль, он восставал.

17 ноября 1967 года, на следующий день по окончании Шестидневной войны – Гари всё еще был, хотя и формально, в штате Министерства информации, – де Голль произнес печально знаменитую фразу о еврейском народе, которая до глубины души возмутила французских евреев, а популярный карикатурист Тим^{609} даже обыграл ее в своем рисунке, который отказался поместить у себя «Экспресс», но напечатал «Монд». На этом рисунке еврейский народ предстает в образе узника концлагеря с гордо вскинутой головой: желтая звезда, полосатая роба, рука на груди, босая нога в башмаке попирает колючую проволоку, через которую пропущен ток.

Вот в каком контексте прозвучала эта фраза:

Некоторые даже опасались, что евреи, которых до сих пор жили в рассеянии, но остались такими, какими были всегда, избранным народом, знающим себе цену и властным, не воплотят <…>, воссоединившись на землях своего былого величия, в жизнь те пылкие захватнические мечты, которые они лелеяли на протяжении девятнадцати веков.

В книге «Ночь будет спокойной» Гари так комментирует слова де Голля, по своему обыкновению, иронично и провокационно:

Это очень лестно, ведь на протяжении своей тысячелетней истории избранным, знающим себе цену и властным народом был французский – я и сам так назвал его по радио, и это не вызвало ни малейшего возмущения.

Прощальное письмо к де Голлю^{610} он завершает в тех же выражениях: «Ваша речь в ноябре 1967 года о евреях – этом „избранном народе, знающем себе цену и властном“, – вызвала возмущение. Но ведь когда я сам, выступая в декабре по радио с пожеланиями счастливого Нового года французам, так же назвал их „избранным, знающим себе цену и властным“ народам, никто и не подумал протестовать. Французы остались довольны».

Некоторые упрекали французских евреев в том, что они помогают Израилю, а значит, «защищают интересы иностранного государства», тогда как страна требует от них верности. Гари отмел все эти обвинения в «Письме французским евреям», опубликованном в «Фигаро литерер»^{611}.

Сородичи-евреи, я на самом деле не вправе давать вам гарантии. Но у главного раввина Каплана – что вызвало возмущение – столько же прав вмешиваться в дела Израиля, дабы защитить своих единоверцев, чем у папы Павла VI – что не вызвало шока – вмешиваться в дела мусульманской Нигерии, дабы защитить местных католиков из Биафры.

Гари, возмущенный заявлением, что французские евреи не являются частью французского народа, и выражением «разнородные элементы», прямо сказал, что они не обязаны выбирать между Францией и Израилем. И ни в коем случае они не должны реагировать на предупреждения типа «Берегитесь антисемитизма!» Как пишет по этому поводу Гари: «Имейте же смелость сказать: „Берегитесь антисемитизма с нашей стороны“. И каждый из вас, кто меняет свои убеждения, чтобы „усмирить“ расистов, сотрудничает с расистами»^{612}.

Фраза де Голля вдохновила Раймона Арона на целую главу в мемуарах и на цикл статей под общим названием «Де Голль, Израиль и евреи». Арон, хотя и считал себя одновременно «французским писателем» и «евреем-выкрестом»{613}, был шокирован не меньше, чем Ромен Гари, и полагал, что обязан «вмешаться в эту полемику»{614}. В предисловии к упомянутому сборнику статей он резко критиковал слова Шарля де Голля:

А называть обитателей гетто «знающим себе цену и властным народом» мне до сих пор кажется не только и не столько гнусным, сколько смешным^{615}.

<…> Находясь в свободной стране, где я могу свободно излагать свои мысли, скажу, что генерал де Голль совершенно сознательно открыл новую страницу в истории еврейского народа и, возможно, в истории антисемитизма. Всё опять можно. Всё начинается заново. Конечно, речь не идет о преследовании, а лишь о неприязни. Наступают времена не презрения, но подозрения^{616}.

Де Голль, со своей стороны, заявил, что его неправильно поняли:

<…> нет ничего оскорбительного в том, что я отметил черты, позволившие этому сильному народу выжить и сохранить свою самобытность после девятнадцати веков притеснения^{617}.

Раймон Арон возвращается к «намеренно агрессивному» поведению де Голля и в тексте своих воспоминаний:

Зачем де Голль так поступил? Чтобы потешиться? Чтобы наказать израильтян за непослушание, а французских евреев – за то, что они временами выступали против него? Чтобы официально пресечь их робкие попытки получить двойное гражданство? Чтобы арабские страны купились на реальность еще парочки миражей? Может быть, он хочет дать еще несколько призрачных надежд арабским странам? Может, истинная мишень его нападок на евреев – США? Может, он хотел лишний раз испытать на верность тех, кто его поддерживал? Уж не возомнил ли он себя продолжателем дела Людовика XIV, который ненавидел протестантов, или якобинцев, которые так любили свободу, что запретили своим согражданам все прочие чувства? Понятия не имею. Но знаю, что всякий национализм, доведенный до определенной степени, в конце концов вынуждает иудеев (к которым я не отношусь, но которых не могу оставить в беде) к обособлению и самоизоляции^{618}.

<…> Утверждение, что евреи и в рассеянии остались «знающим себе цену и властным народом», прозвучало настолько нелепо и немыслимо, что я отказывался верить своим ушам. Это евреи-то «знают себе цену» – они, кого веками держали в гетто, для кого был закрыт путь к большинству профессий, кто в любой момент мог стать жертвой преследований – которым, впрочем, если верить словам генерала, они сами же и «способствовали» или, еще лучше, «содействовали»?! Я не обвиняю генерала де Голля в антисемитизме – я обвиняю его в том, что он если и не споспешествует распространению антисемитизма, то по крайней мере потворствует ему^{619}.

В книге «Ночь будет спокойной» Гари так говорит об отношении «большого белого вождя, доброго, справедливого и великодушного», к проблеме Израиля, обвиняя его в том, что тот не желает следовать его советам:

Мне кажется, что когда де Голль впадал в гнев, в его поведении возникала некая bitchery – какая-то почти женская злость, подлая, злопамятная и желчная, а когда он вновь обретал способность рассуждать логически, все его действия основывались на обиде. У этого человека помимо других талантов был талант хранить обиду. Я и на секунду не могу представить себе, что де Голль бросил Израиль на произвол судьбы из-за нефти или ради торговли вооружениями с арабами.

В этой же книге Гари пишет, что лично беседовал с Шарлем де Голлем об этом деле. В его бумагах нет следов этой встречи, но если верить его словам, всё происходило так:

В интересах своего «темного происхождения» я решил встретиться с де Голлем. Я сказал ему: «Генерал, я расскажу вам одну историю: жил-был хамелеон, его посадили на что-то зеленое – и он позеленел, посадили на синее – и он посинел, посадили на коричневое – и он стал коричневого цвета, а когда его посадили на шотландский плед, он лопнул. Так не могу ли я узнать, что конкретно вы понимаете под „еврейским народам“ и означает ли это, что французские евреи – это какой-то другой народ?» Он воздел руки к небу и ответил: «Ромен Гари, когда мы говорим о „еврейском народе“, мы всегда имеем в виду библейский народ». Он умел слукавить.

76

После того как роман Ski Вит вышел в американском издательстве Harper & Row в 1964 году, права на его экранизацию приобрела корпорация «Эмбасси Пикчерс». Гари поручил Клоду Галлимару найти переводчика, который, как и Жан Розенталь, согласился бы остаться в тени.

Первый вариант перевода книги на французский язык должен был выполнить Мишель Мор, а затем автор, как обычно, его переработает. Но прошло уже два с половиной года, а результатов видно не было. Гари был вне себя и велел Робби Ланцу уведомить Мора, что считает себя свободным от обязательств по отношению к нему, так как тот не выполнил условий контракта. Он заявил, что намеревается обратиться в другое издательство, где ему якобы предлагали крупный аванс. Но Гари знал, что не сможет привести эту угрозу в исполнение, потому что тем самым нарушит условия подписанного договора.

В очередной раз всё в результате уладилось. Книгу перевел Жан Отре, согласившийся на то, чтобы его имя не стояло на обложке. Гари не стал менять издателя, но рукопись романа «Прощай, Гарри Купер», французского варианта Ski Вит, легла на стол Клода Галлимара только 14 марта 1969 года.

Этот роман, который писатель посвятил своему сыну Диего, вышел в начале лета 1969 года. Его персонажи, группа юных хиппи и битников, разочаровавшихся в жизни и стоящих «на грани жестокости», бегут от американского общества потребления и войны во Вьетнаме в Швейцарские Альпы. Взгляды главного героя Ленни предвосхищали широкое протестное движение молодежи, возникновение которого сопровождалось обезличиванием как самого этого движения, так и общества в целом^{620}.

Другой персонаж – дочь дипломата Джесс – снабжает деньгами революционное студенческое движение. «Трагедия папенькиных сынков заключается в том, что все действительно серьезные проблемы возникают у кого-то другого. Чего может желать в социальном плане папенькин сынок? Своего собственного уничтожения».

Начиная с 1965 года Гари много писал: по книге в год. Он требовал от издателя всё большего, но далеко не всем в «Галлимаре» нравилась его проза: некоторые замечали, что со времен «Леди Л.» (вышедшей в 1963 году) ни один его роман не имел настоящего успеха. Что же касается критиков, которые в 1965 году враждебно встретили книгу «За Сганареля», теперь они перешли на снисходительно-вежливый тон. В самом Гари видели какого-то хиппи, вопреки моде до сих пор поддерживавшего Шарля де Голля.

В 1969 году Жюль Дассен снял красивую экранизацию «Обещания на рассвете» с Мелиной Меркури и Фернаном Граве в главных ролях. В 1962 году был задуман первый проект экранизации этого романа с Ингрид Бергман в роли Мины Касев, но он не был доведен до конца. Дассен издали следил за тем, как прошла в бродвейском театре «Мороско» постановка First Love, сценической версии романа. В 1965 году была предпринята еще одна попытка снять по «Обещанию» фильм с Ингрид Бергман, но и она завершилась ничем.

Гари предоставил Дассену полную свободу. Режиссер обратился к услугам великолепного оператора Жана Бадаля и художника-декоратора Александра Тронера. Костюмы разрабатывали и шили в Риме, визажисты также были приглашены из Италии. Гари горячо одобрил выбор Мелины Меркури на роль его матери. Но после предварительной премьеры картины он вышел из зрительного зала, беззвучно рыдая от ярости. Дассен вложил в уста маленького Ромена Касева фразу: «Мама, я не хочу быть евреем!» Гари так и не простил Дассену этого оскорбления, несмотря на успех фильма. В письме Клоду Галлимару от 24 октября 1969 года он признается: «Наши с Жюлем Дассеном взаимоотношения состоят в том, что мы старательно обходим друг друга стороной»^{621}.

В октябре 1969 года Морису Патюро, председателю Торгово-промышленной палаты острова Маврикий, пришло письмо на английском языке от Ромена Гари. Оба они в 1941 году входили в летный состав первого авиационного полка, базировавшегося в Рейяке, под Баальбеком.

Гари писал, что при посредничестве Робби Ланца заключил контракт с журналом «Лайф» на подготовку серии репортажей, для чего отправляется в долгое путешествие и намерен этой зимой провести по крайней мере полтора месяца в Порт-Луи. Кроме того, он планировал побывать на Реюньоне, на Мадагаскаре, в Эфиопии и Сомали. Гари просил Патюро подыскать ему переводчика, владеющего французским и английским языками, который мог бы печатать под диктовку на машинке и стенографировать.

Патюро выполнил эту просьбу, обратившись с помощью в посольство Франции. В ответном письме он рекомендовал Ромену Гари остановиться в гостинице «Морн», расположенной на юго-западной оконечности острова, и напомнил ему, что в южном полушарии сейчас лето, стоит сильная жара и вероятен приход циклонов. Гари отложил посещение Маврикия на конец марта, а в итоге приехал только в июне, потому что до того долго бороздил Красное море.

По примеру Жозефа Кесселя, Анри де Монфреда или Жозефа Пере Гари привез из этого путешествия серию красочных и поэтичных коротких очерков, связанных общей темой в отдаленное подобие приключенческого романа. Сначала эти рассказы печатались частями в газете «Франс-Суар», а в 1971 году вышли отдельной книгой в издательстве «Галлимар» под названием «Сокровища Красного моря». Но это были вовсе не сказки о пиратах и контрабандистах. Гари встречался с людьми, о существовании которых забыли: его собеседниками стали бывший член «Свободной Франции», участвовавший в подготовке путча в Алжире и высланный в Джибути; Доминик Поншардье был автором целого ряда детективов, герой которого является тайным агентом по прозвищу «горилла», а также верховным комиссаром Франции, который тоже когда-то работал в команде де Голля, а теперь все выходные сидел на берегу моря в компании мириадов крабов; женщина-врач, которая лечит прокаженных; бывший капитан, который остался в живых после поражения Франции в Индокитае, но сошел с ума или притворяется сумасшедшим, утверждая, что Алжир и Индокитай до сих пор французские колонии; умирающий воздушный пират, бывший на войне инструктором Гари. Сомнительно, что все этапы этого путешествия – Джибути, Аден, Ходейда, Аравийская пустыня – описаны достоверно, потому что Гари многое черпал из истории кинематографа. Он упоминает три фильма, действие которых разворачивается далеко от Красного моря, Марокко и Алжира: во-первых, это «Знамя», снятый в 1935 году Жюльеном Дювивье, герой которого (Жан Габен) – убийца, скрывающийся в Испании и решивший вступить в ряды Иностранного легиона. Во-вторых, французский фильм 1931 года «Сержант X», в котором Иван Мозжухин играет роль русского эмигранта, тоже ушедшего в Иностранный легион, потому что его жена, полагая, что он погиб в годы революции и Гражданской войны, вышла замуж за француза, согласившегося усыновить ее сына. Третья картина – «Красавчик Жест» У. Уэлмана, снятый в 1939 году по мотивам романа Персиваля Кристофера Рена. По сюжету три брата покидают Англию, становятся солдатами Иностранного легиона и в конце концов погибают в Алжире. Одного из братьев играл Гарри Купер. В путевых заметках Гари находим такую злорадную фразу, адресованную Питеру Устинову – в некотором смысле его сопернику, потому что тот-то был действительно русским: «Караванщик похож на Питера Устинова в черном варианте». Дело в том, что у Устинова в роду с отцовской стороны имелся чернокожий предок^{622}.

В «Монд» от 15 октября по заказу «Галлимар» была размещена реклама романа. А 16 октября Гари в бешенстве писал Роберу Галлимару:

Да-да! Мне названивают всякие доброхоты, чтобы сообщить, что «Галлимар» напечатал во вчерашнем номере «Монд» рекламу моей несчастной книжки – я имею в виду «Сокровища Красного моря» – с подзаголовком: «Статьи». Ну что же это такое?! Напишите повесть, репортаж, путевой дневник – как хотите, но чтобы назвать это «статьями»?! Только потому, что книжка по частям печаталась в «Франс-Суар»? Откуда они взяли такой литературный жанр? Кто, скажите на милость, будет покупать «статьи»? С таким подзаголовком кажется, что это сборище неизвестно чего^{623}.