Текст книги "Ромен Гари, хамелеон"

Автор книги: Мириам Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 51 страниц)

60

Через несколько месяцев после темного дела с OAC Гари ввязался в спор об издательской политике «Галлимар». Это был единственный раз в жизни, когда он вступил в полемику, касающуюся его парижских литературных дел. Всё началось с того, что Робер Кантерс написал статью на смерть Роже Нимье, погибшего в автокатастрофе, где говорил о покойнике, что тот был груб. В ноябрьском «Бюллетене» «Нувель ревю Франсез» 1962 года^{537} Марсель Эме возмутился, что Кантерс, похоже, радуется смерти писателя, и окрестил его «оптовиком критики».

«Нувель ревю Франсез» потребовала уволить Робера Кантерса и прекратить ему ежемесячные выплаты. Несколько дней спустя Гари написал^{538} Клоду Галлимару письмо с просьбой отказаться от этого требования, хотя Кантерс разгромил «Корни неба», а Гари однажды публично дал ему за клевету пощечину, чем воспользовалась Кармен Тесье. Это письмо было строгим моральным судом издательской политики «Галлимар».

7 января 1963 года, когда Джин с Роменом находились в Лозанне, Гари торжественно сообщил Рене Ажиду о рождении своего сына. Однако тон его письма, написанного на бланке гостиницы «Сантраль Бельвю», был не слишком радостным и наводил, скорее, на мысль о завещании.

Дорогой Рене!

С согласия Джин сообщаю тебе о рождении нашего первенца Диего-Ромена. <…>

Пока эта новость должна держаться в строжайшем секрете, потому что если Лесли об этом узнает, она может погубить всех нас, и в первую очередь ребенка.

Я приехал в Швейцарию, чтобы принять некоторые меры, которые гарантируют будущее моего сына. Я назначаю тебя одним из своих поверенных, остальные двое – Роберт Ланц (Нью-Йорк, Пятая авеню, 74) и Роберт Пэрриш из коллегии Ганса Эггера (Клостерс, Швейцария). Теперь ты проинформирован о рождении ребенка и должен действовать в его интересах.

Что касается Лесли, определение размера пенсии или алиментов, которые будут ей назначены, я оставляю за вами. Существующее положение дает нам полную свободу в данном вопросе.

Мы с Джин просим тебя понять, до какой степени существенно и жизненно важно хранить эту тайну для будущего ребенка.

Сердечно, Ромен

Отныне в переписке с Ажидами Джин Сиберг будет говорить о своем ребенке зашифрованно, дабы Лесли не могла узнать о его существовании до того, как они с Роменом поженятся.

В феврале 1963 года Джин отправилась в Марракеш на съемки «Большого мошенника» – одного из пяти скетчей, составлявших новый фильм Жана-Люка Годара. Она должна была вновь исполнять роль Патриции Франчини, но на этот раз Годару не удалось выявить ее очарования. Фильм вышел настолько посредственным, что короткометражку в конце концов просто вырезали при монтаже.

Ромен Гари, не решаясь оставить Джин даже на несколько дней, поехал вместе с ней в Марокко. На обратном пути они сели в Танжере на паром до испанского побережья. Когда показался Альхесирас, поднялся сильный шторм. Огромные волны бросали паром на скалы. Из-за сильного ветра к нему не могли даже подобраться спасатели. За несколько часов ситуация дошла до критической. На борту не осталось ни воды, ни пищи, только вино. Дети в ужасе плакали. Джин, взяв себя в руки, пыталась их успокоить и помочь больным. Когда ветер немного спал, на помощь потерпевшим было направлено рыболовное судно, на которое люди перебирались с парома по веревке, раскачивавшейся над бушующим морем.

В письме Рене и Сильвии Гари рассказал, что спасся из кораблекрушения в Гибралтарском проливе «после сорока восьми часов кошмара на скалах Альхесираса». В этом же письме он в очередной раз пожаловался на Лесли, утверждая, что если бы их сын остался сиротой, у него не было бы никаких законных прав, даже носить фамилию отца.

Лесли, со своей стороны, не сдавалась, надеясь, что Ромен, столкнувшись со всеми этими трудностями, образумится. Но произошло обратное.

Именно тогда, когда их адвокаты вроде бы пришли к компромиссу, Гари внезапно прекратил выплачивать жене ежемесячное содержание. Вернувшись из Бухары, Лесли обнаружила, что на ее банковском счете кончились деньги. Но все ее попытки связаться с человеком, который по закону всё еще был ее мужем, оказались тщетными. Он уехал кататься на лыжах. Несколько месяцев спустя, 15 марта 1963 года, она подала на него в суд первой инстанции. Это была война. Гари писал Сильвии: «На этот раз она взяла меня за горло». В его письме Анри Опно есть такие слова: «Дорогой начальник, пишу Вам эти несколько строк как другу, потому что нахожусь в отчаянии: Лесли, еще раз подтвердив свой отказ дать мне развод, добивается от меня алиментов через суд в размере 300 тысяч франков ежемесячно. До чего же жестоки люди. Обнимаю Вас».

Пятого апреля Гари написал Элен Опно, что их с Лесли брак будет расторгнут через несколько недель – он в конце концов согласился на все ее требования и теперь разорен.

Джин тем временем сообщила родителям, что скоро выходит замуж за Ромена Гари. Ее мать во время поездки в Нью-Йорк побывала в США у Шарля Люсе, посла Франции. Она поделилась с Жаклин Люсе тревогой, которую вызывала у нее перспектива брака дочери с «иностранцем». Супруга посла сделала всё возможное, чтобы успокоить миссис Сиберг, рассказав, какой хороший ее будущий зять.

Однажды супруги Люсе принимали в посольстве Шарля де Голля. Накануне приезда высокого гостя его охранник пришел осмотреть комнату. Он сделал два замечания: во-первых, хотя генерал с годами и несколько сутулился, он всё равно с трудом уберется на кровати, а во-вторых, окошко, выходящее в сад у посольства Португалии, необходимо закрыть занавеской, иначе назавтра по всему миру разойдется фотография президента Французской республики в кальсонах. Кроме того, Жаклин спросила, какое вино любит генерал. За столом, когда де Голлю подали бутылку дорогого сотерна, Ивонна де Голль упрекнула мужа: «Шарль, вы слишком много пьете!» На что тот ответил: «Ивонна, вы мне осточертели!» – и заявил, повернувшись к хозяйке дома: «Мадам, это прекрасная мысль!»

61

Весной 1963 года Роберт Россен писал для студии «Коламбия Пикчерс» сценарий фильма по роману Дж. Р. Саламанки «Лилит» и решил пригласить на роль главной героини Джин Сиберг; кроме нее, в фильме должны были сниматься Уоррен Битти, Питер Фонда, Джин Хэкман, Ким Хантер и Джессика Уолтер. Джин давно не снималась в такой интересной роли да еще с известными актерами. Она прочитала книгу Саламанки о мифическом персонаже Лилит и мечтала, чтобы ее утвердили на роль.

Библия, повествуя о сотворении мира, говорит, что Лилит была первой женой первого мужчины, созданная, как и он, из праха земного, тогда как Ева, как известно, сотворена из ребра Адама. В иудейской традиции Лилит – искушенная любовница неправедных, злой дух: произнося ее имя, мужчина извергает семя. В сценарии Роберта Россена Лилит предстает в облике молодой пациентки психиатрической клиники, которая страдает шизофренией и соблазняет санитара только для того, чтобы погубить его. Режиссер колебался при выборе исполнительницы этой роли: он рассматривал кандидатуры Иветты Мимье, Натали Вуд, Саманты Эггар, Сары Майлз и Дайаны Сайленто. Но продюсеры настаивали на участии в проекте Джин Сиберг, и Роберт Россен с Уорреном Битти вылетели к ней в Париж. Россен потребовал, чтобы она отрастила волосы, и утвердил Джин на роль.

Хотя Роберту Россену не хватало уверенности, он был очень талантливым режиссером. Однако сотрудничество с Комиссией по антиамериканской деятельности в период «охоты на ведьм»^{539} обернулось для него крайне неприязненным отношением коллег.

Джин Сиберг подписала со студией «Коламбия Пикчерс» контракт на 60 тысяч долларов. В апреле 1963 года она на четыре месяца покинула Париж вместе с Роменом, оставив маленького Диего на попечение Евгении. Съемки должны были проходить на Восточном побережье США. По пути Джин заехала в Нью-Йорк, где остановилась в отеле «Шерри-Нетерлэнд», там ее ждали цветы от поклонников. Несмотря на актерскую славу, Джин мучила тревога, и она призналась в этом Россену. Тот организовал работу наиболее удобным для нее образом: на съемочной площадке были размещены несколько небольших камер, с помощью которых съемки велись под разным углом, так что можно было выбрать наиболее удачный кадр.

Саламанка преподавал в университете штата Мэриленд недалеко от Вашингтона, и именно этот штат он сделал местом действия своего романа. Россен, отказавшись от студийных съемок, снял просторный дом в Роквилле, а его пожилой хозяйке предложил исполнить роль бабушки Винсента – молодого человека, которого Лилит избирает своей жертвой (его играл Уоррен Битти). Несколько великолепных сцен отсняли на берегу реки Потомак.

Для воссоздания обстановки больницы, в которой лечится его героиня, Саламанка опирался на свои впечатления от частной клиники в Роквилле, пребывание в которой могли позволить себе лишь весьма обеспеченные пациенты; Россен решил сводить в эту клинику своих актеров. Питер Фонда, который должен был исполнять роль больного, отказался под предлогом, что ему вполне достаточно своего собственного безумия, а Джин пошла вместе с режиссером. Россен показал ей пациентку, которая когда-то была королевой красоты: его заинтересовали ее жесты и манера разговаривать. Когда Джин Сиберг вошла в палату, больная обнаженной лежала под простыней и мастурбировала. Джин стало очень неловко, она хотела уйти, но пациентка спросила: «Почему вы уходите?» «Потому что я не могу разговаривать, когда на меня не смотрят», – ответила Джин. Тогда больная завернулась в простыню, закрыв даже лицо, и встала с кровати, но Джин уже уходила. В последних сценах фильма Джин будет имитировать поведение этой женщины. Джин заходила и к другим пациентам, в частности, к одному из редакторов газеты «Вашингтон пост» Филипу Л. Грэхему, который через три месяца покончит с собой.

Джин Сиберг рассказывала, что с большой теплотой относится к душевнобольным: «Они похожи на очень хрупкий хрусталь, такой хрупкий, который бьется от прикосновения». Годы спустя, когда Джин сама будет в крайне тяжелом психическом состоянии и станет постоянной пациенткой психиатрических клиник, пребывая в отчаянии, но полностью отдавая себе отчет, она скажет пришедшим ее навестить: «Я превратилась в Лилит».

Саламанка обедал с Джин Сиберг и Роменом Гари в скромной гостинице под Барнстауном. Он внимательно наблюдал за Джин, «несколько жеманной девочкой», которая одевалась, по его определению, «эксцентрично» и курила маленькие черные сигары. За обедом Саламанка с Гари беседовали о бразильской литературе, а Джин, которая ничего не знала о колониальном прошлом Бразилии, спросила, на каком языке там говорят – на испанском? Не успел Гари открыть рот, как она уже поняла свою ошибку и густо покраснела, а Ромен отечески похлопал ее по руке, чтобы успокоить. Казалось, он очень гордился красотой своей молоденькой спутницы. Все посетители заведения хотели посмотреть на них поближе. Пара остановилась в гостинице «Джорджтаун», где Гари попытался набросать новый роман. Но он был настолько одержим ревностью, что ему случалось весь день проводить на съемочной площадке. Сопровождая Джин, он никак не мог сосредоточиться на творчестве и от этого страдал.

Джин вставала на заре, а возвращалась к себе в номер только в половине восьмого вечера. Роберт Россен был очень требователен: порой он снимал до тридцати дублей. На съемочной площадке царила напряженная атмосфера. Уоррен Битти обижался на режиссера за то, что, по его мнению, он больше внимания уделял Лилит, чем его персонажу. Джин восхищала безупречная актерская техника Битти. А он делал всё, чтобы вывести ее из себя и занять центральное место в фильме. В одной особенно драматичной сцене Лилит должна была наброситься на Винсента и попытаться дать ему пощечину. В каждом дубле Уоррен Битти так резко отталкивал и ударял Джин, что скоро она была вся в синяках. Возмущенный Питер Фонда хотел вмешаться, но представитель киностудии категорически запретил ему даже пальцем касаться Уоррена Битти. Однако Фонда был не робкого десятка и пригласил на съемочную площадку нескольких своих друзей, у которых был черный пояс по карате.

В сценарии предусматривалась одна достаточно откровенная любовная сцена между Уорреном Битти и Джин Сиберг, но Джин отказалась в ней сниматься. Об этом немедленно прознали некоторые журналы, в частности, «Конфиденшиал», который, пользуясь случаем, напомнил, что актриса сожительствует с Роменом Гари и он сейчас присутствует на съемках. Отец Джин Эдвард Сиберг был возмущен этой статьей и отказался продавать журнал в своем магазине.

Джин с нетерпением ждала, когда этот кошмар наконец закончится, но вся ее энергия уходила на съемки. Работать было по-прежнему трудно: у Роберта Россена началась опасная кожная болезнь, и ему прописали лекарства с тяжелым побочным эффектом, так что ему случалось засыпать или терять сознание прямо на съемках, и все вынуждены были ждать, пока он придет в себя. Съемки завершились на Лонг-Айленде, недалеко от Ойстер Бэй, где режиссер нашел заброшенный старый дом.

Единственным приятным эпизодом пребывания в Штатах стало приглашение на обед в Белый дом, которое Ромен Гари и Джин Сиберг получили в августе от Джона Фицджеральда и Жаклин Кеннеди. Влюбленные были очень взволнованы и купили билеты на первый же рейс. Хотя президент США прислал за ними в аэропорт лимузин, они прибыли с получасовым опозданием. Как выяснилось, прием должен был проходить в узком кругу. В гостиной Ромена и Джин ожидала президентская чета, а также спичрайтер Кеннеди и заместитель директора «Корпуса мира» Ричард Гудвин с женой. До сих пор Гари лично виделся с Джоном Кеннеди лишь однажды, в Лос-Анджелесе, а на этот прием был приглашен благодаря своей писательской славе. Вопреки многим своим предшественникам Кеннеди покровительствовал актерам, художникам, писателям и нередко приглашал их на уик-энд в свой загородный дом в Хайяннис-Порте. Кеннеди хотел изменить отношение остального мира к Америке. Он видел фильм «На последнем дыхании» и теперь решил обсудить его с Джин Сиберг. Он всем интересовался, сам говорил мало, задавал Гари предельно точные вопросы и с большим вниманием выслушивал ответы, никак их не комментируя.

Затем все перешли в малую гостиную пить кофе. Метрдотели предложили гостям американские сигары, виски и ликеры. Гари вынул свои сигары, кубинские. Увидев это, Кеннеди лукаво улыбнулся, но ничего не сказал: в США на импорт кубинских сигар был наложен запрет^{540}. Когда Гари был консулом в Лос-Анджелесе, Мишель Галлимар или Жак Вимон тайно доставляли их ему с дипломатической почтой.

Вокруг них суетились темнокожие официанты, и Джон Кеннеди заговорил о проблеме дискриминации черного населения Америки, численность которого составляла на тот момент 17 миллионов человек. Гари слушал и говорил себе, что в действительности президент произносит эти слова для себя самого. Джон Кеннеди словно делал набросок речи, которую он произнесет две недели спустя. Он почти не разговаривал со своей женой, которая тогда была на седьмом месяце беременности, а только поглядывал на нее с улыбкой. Жаклин Кеннеди показала Гари индейскую статуэтку, изображающую богиню плодородия, – презент Андре Мальро – и заметила: «Подарок пришелся кстати…»

Беседа между Кеннеди и Гари продолжалась три часа. Гари был в восторге. Женщины просто сидели и скромно их слушали, пока наконец Жаклин Кеннеди не отвела Джин в сторонку и не спросила, намерены ли они с Роменом Гари пожениться. Джин, неправильно истолковав этот вопрос, поспешила заверить первую леди Америки, что вскоре она действительно будет носить фамилию Гари. «Ни в коем случае этого не делайте, – посоветовала ей Жаклин. – Женившись, мужчина совершенно перестает интересоваться женщиной, которая стала его супругой!»

По возвращении из США Ромен и Джин отправились в Испанию. По пути они заехали в Тулузу к Сильвии и Рене Ажидам, а потом направились в Барселону и на остров Форментера: Гари, у которого в голове был замысел экранизации повести «Птицы улетают умирать в Перу», искал место, где можно было бы без помех фотографировать птиц. После этого он несколько дней провел на Майорке, где, к своему изумлению, встретил старого друга Сашу Кардо Сысоева, который знал Пуэрто-Андре еще с 1936 года. В этом прибрежном городке, куда в те годы еще не добрались туристы, они познакомились с испанским художником Хосе-Мария Басконесом, который долгое время жил в США, а не так давно приобрел за бесценок земли над морем, называемые Ла-Мола. Басконес показал им участки, которые он намеревался продать и на которые можно было получить разрешение на строительство. Гари и Сысоев купили каждый по участку в двести квадратных метров. Кроме того, Гари познакомился с другом Басконеса Педро Оцупом, архитектором российского происхождения, родившимся в Санкт-Петербурге; его родители эмигрировали после Октябрьской революции. Оцуп получил образование в Берлине, но под влияние школы Баухаус не подпал^{541}.

Вернувшись в Париж в конце лета 1963 года, Джин Сиберг должна была участвовать в дублировании французской версии картины In the French Style, а потом отправиться в Лондон в рамках рекламной кампании фильма. Ромен, как и раньше, поехал с ней.

10 октября 1963 года Ромен Гари и Джин Сиберг пришли к нотариусу^{542}, чтобы подписать брачный контракт. Через шесть дней их брак был зарегистрирован в мэрии Саррола-Каркопино, корсиканской деревушки в десяти километрах от Аяччо. Их свидетелями были Шарль Феврие и его жена. Церемония стала возможной благодаря поддержке мэра Ноэля Сарролы, который во время Второй мировой войны тоже служил в военно-воздушных силах «Свободной Франции»^{543}. Объявление о бракосочетании появилось только 13 октября и всего на несколько часов, формально – «в связи с необходимостью немедленного заключения брака», а в действительности – для того, чтобы скрыть эту информацию от журналистов.

Вечером они поужинали в отеле «Кампо-дель-Оро», в двадцати километрах от Саррола-Каркопино и в двух шагах от аэропорта, а на следующий день уехали теплоходом так же незаметно, как и приехали. На обратном пути супруги на несколько дней заехали в Ниццу, где Ромен навестил Беллу и Дину.

Гари вернулся в Ниццу в следующем месяце, чтобы выступить, как и Андре Мальро, на съезде «Движения за новую республику» (ЮНР^{544}), который проходил в выставочном комплексе города. В то время как де Голль проявлял открытую враждебность по отношению к США, Гари назвал свою речь «Любовь к Америке». В этом выступлении он очень тепло отзывался о встрече с президентом Кеннеди. Аудитория встретила слова Гари враждебным ледяным молчанием и ждала одного: когда он наконец прекратит говорить.

23 ноября 1963 года в Далласе, через несколько минут после своего выступления, Кеннеди был убит. Гари узнал эту новость, сидя в машине своей подруги Анни Паскини. Он остановил автомобиль посреди дороги и разрыдался.

В этот вечер даже те, кто встретил речь Гари прохладно, подходили пожать ему руку и поблагодарить за добрые слова. Ему предоставили почетное место за столом, с ним обнимались перед телекамерами.

Через два дня после убийства Кеннеди Гари направил вдове американского президента свои соболезнования, заверив ее, что Франция в трауре, что у этой, казалось бы, холодной нации на глаза наворачиваются слезы: «С мрачных дней 1940 года я еще не видел такого шока, такой всеобщей и глубокой печали»^{545}. Гари обработал свои записи беседы с Джоном Кеннеди, предназначавшиеся для «Нуво Кандид»^{546}.

Такие газеты, как «Жур де Франс», видели в супружестве кинозвезды и знаменитого писателя волшебную сказку. Их сравнивали с Грейс Келли и князем Монако Ренье. Джин действительно уже не походила на свою героиню из фильма «На последнем дыхании», которая носила джинсы и продавала «Нью-Йорк геральд трибюн» на Елисейских Полях. Теперь она одевалась в лучших домах моды, ездила на «Ягуаре» с собственной монограммой и завела себе секретаршу.

Ромен Гари, человек довольно манерный, не отказывался от предложения журналистов сфотографировать его рядом с молодой супругой. Но это стремление выставить себя напоказ маскировало истинные чувства писателя – он по-прежнему пребывал в состоянии глубокой печали. Едва за журналистами закрывалась дверь, как он снова запирался у себя в кабинете и продолжал переводить на французский язык роман «Пожиратели звезд», действие которого разворачивалось в Перу, находящемся под властью тупого и безжалостного диктатора. Первый вариант книги вышел в США в 1961 году^{547} под названием Talent Scout. Тем не менее во французском издании она была представлена как роман на французском языке, а перевод на английский был якобы выполнен Джоном Маркхэмом Бичем, которому Гари приписывал английскую версию «Обещания на рассвете».

В январе 1964 года у Гари была Элен Опно, которая не пощадила Джин в своем дневнике. Но в одном она все-таки ошиблась: «…Настоящая красавица, довольно холодная, наигранно-любезная; похоже, она еще не исполнила горячее желание своего мужа – как можно скорее родить ему ребенка».