Текст книги "Ромен Гари, хамелеон"
Автор книги: Мириам Анисимов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 51 страниц)
1954 год стал для Лесли Бланш годом триумфа. Ее первая книга «Дикие берега любви»{388}, посвященная Ромену Гари, пользовалась огромным успехом в Англии, а в Соединенных Штатах даже была награждена премией Book of the Month[49]49
Книга месяца.
[Закрыть].
Одна из повестей, вошедших в книгу, «Белокурая султанша», – история Эме Дюбюк де Ривери – была экранизирована студией «Метро Голдвин Майер» в 1955 году. Фильм был цветной, с огромным бюджетом, а в главной роли снималась сама Элизабет Тейлор. Права на экранизацию Лесли уступила по весьма высокой цене: «Я заранее знаю, что фильм будет ужасный, но так я по крайней мере немного заработаю», – вздыхала она, подписывая контракт. В Англии у нее жила старая больная мать, которую надо было содержать. Переводы «Белокурой султанши» вышли в двенадцати странах. Лесли была возмущена количеством ошибок в примечаниях. Так, по поводу одной из ее героинь, которую звали Эже-ни, в примечаниях указывалось: Eugenie, Empress of the French![50]50
Евгения, императрица Франции.
[Закрыть] Увидев на первой странице посвящение, Гари растрогался до слез.
Все три его романа, вышедшие один за другим во Франции, постигла неудача, и он чувствовал себя глубоко подавленным. Однажды вечером Шарль Люсе, первый советник постоянного представительства Франции в ООН, советник-посланник и заместитель уполномоченного в Совете Безопасности, с удивлением увидел, что в кабинетах французского представительства до сих пор горит свет. Сквозь матовое стекло двери угадывалась фигура человека, который сидит, положив голову на стол. Люсе вошел и увидел, что это Гари. «Вам плохо?» – «Нет, просто я неудачник… неудачник…»
«Дикие берега любви» занимали первые строчки в списках самых продаваемых в Великобритании и США книг. Лесли то и дело звонили по телефону. Однажды, когда весь дом оккупировали журналисты, желавшие взять у нее интервью, Гари спрятался в туалетной комнате. Он сидел на краешке ванной, когда вдруг в дверь просунулась голова и прозвучал вопрос: «Каково это – жить со знаменитым писателем?» – «Спросите у моей жены. Она это делает вот уже десять лет», – не моргнув глазом ответил Гари.
Через три года, когда Ромен Гари стал лауреатом Гонкуровской премии за «Корни неба», «Актюалите литерер» опубликовала его рассказ «Уже в продаже», в котором он смеялся над собой, рассказывая об успехе Лесли.
Восьмого декабря Ромен Гари сообщил в письме своему другу Рене Ажиду, что рассчитывает через неделю быть в Лондоне, откуда сможет чаще приезжать в Париж. Лесли оставалась в Нью-Йорке. Прежде чем уехать, Ромен спросил у нее: «А Вы? Вы вернетесь в Лондон?» – «Ни за что на свете, – ответила Лесли. – Я не хочу, чтобы люди из той среды, от которой я оторвалась, выйдя за вас замуж, видели, что наш брак не удался».
За несколько дней от отъезда Гари позвонил в девять часов утра домой своему помощнику и начал объяснять, что, поскольку у него не хватало чемоданов для переезда, пришлось покупать новые, но оказалось, что они не проходят в дверь квартиры, поэтому он оставил их в общем коридоре. Ромена приняли супруги Опно. Он был в отчаянии и рыдал как дитя.
«Пора уезжать, через два часа мой теплоход отчалит от пристани… Позаботьтесь о Лесли. Ей сейчас нелегко». Он порывисто обнял Анри Опно и, не говоря больше ни слова, выбежал из квартиры.
В письме от 30 декабря 1954 года, адресованном Раймону Буске, Жан Шовель, который тогда еще работал в Вене, говорил, с каким неудовольствием он узнал о назначении Гари на пост в Лондоне, который все считали временным. Он утверждал, что тот будет лишь получать деньги в ожидании перевода в Организацию Брюссельского договора. Шовель был возмущен тем, что решение о назначении было принято без консультации с ним. Будущий посол Франции в Объединенном Королевстве заявлял, что не желает иметь такого подчиненного, как Ромен Гари, поскольку тот совершенно чужд Франции и не может работать в международной канцелярии. Анри Опно пришла телеграмма за подписью Буске о том, что возникло «непредвиденное осложнение» и отъезд Гари необходимо отменить. Но было уже поздно: Гари сел на теплоход еще 15 декабря и теперь находился посреди океана.
Когда Гари прибыл в Лондон, ему сообщили, что посол Франции по причинам, которые не разглашаются, но всем известны, категорически отказал в его назначении; также Гари был отстранен и от работы в Организации Брюссельского договора.
Как следует из письма посла директору кадровой службы Раймону Буске от 8 февраля 1955 года, эта резолюция пересмотру не подлежала. За два дня до того Шовель уже вызывал Ромена Гари к себе в кабинет на полчаса и без обиняков сообщил ему о своем решении.
Вместо Гари Шовель предлагал назначить Клода Шейсона; он заверял, что добиться его перевода с должности второго секретаря на должность первого будет нетрудно.
Гари был встревожен. 21 декабря он отправил Анри Опно телеграмму:
НАЗНАЧЕНИЕ ЛОНДОН ВОПРОСОМ УМОЛЯЮ ПОЗВОНИТЬ БУСКЕ
ПО ВОЗМОЖНОСТИ ОСТАВИТЬ НЬЮ ЙОРКЕ СХОЖУ УМА
ПРЕДУПРЕДИТЕ ЛЕСЛИ РОМЕН
До своего отъезда Ромен шумно радовался назначению в Великобританию, а теперь ему приходилось умолять, чтобы его оставили на прежнем посту. Он вновь написал Анри Опно: «Я в полном отчаянии! Это так несправедливо! Я не знаю, как мне быть. Позаботьтесь о Лесли». Несколько дней спустя – еще одно письмо:«Шовель решил, что посол из рассказа, вышедшего в Table ronde и Harpers, – это он, и наложил вето на мое назначение в Лондон. Пока я делаю вид, что мне ничего об этом неизвестно».
Ромен говорил Опно, что посол ошибается: рассказ был написан еще в 1948 году в Софии, и Гари даже читал его тогда главе дипломатической миссии Франции в Болгарии Жаку-Эмилю Пари{389}.
Ромен Гари должен был приступить к работе 21 декабря. Несмотря на все уговоры, Шовель не соглашался принять Гари даже временно. Так что с 20 декабря по 3 января писатель просто отдыхал в Рокбрюне. При необходимости с ним можно было связаться по телефону, но в Рокбрюне была всего одна телефонная будка.
21 и 24 декабря Анри Опно написал еще два письма в защиту Гари. Он уверял, что ему прекрасно известна вся подноготная этого дела, и высказывал свое огорчение тем фактом, что посол Франции без каких бы то ни было на то оснований настаивает на своей ошибке. Опно просил перевести своего протеже на другую должность и выражал надежду, что несправедливости, жертвой которой был Гари на протяжении трех лет своей дипломатической карьеры, будет положен конец.
45. ЛондонПребывание в Лондоне обернулось трагедией: Гари впал в такую глубокую депрессию, что понадобилась госпитализация. Вот что он писал в отчаянии своему другу Рене Ажиду:
Я был в аду и до сих пор из него не вышел. Только приехал в Лондон – и началась полная депрессия. Друзья, к счастью, помогают это скрыть, и вот уже десять дней я в клинике без какого-либо положительного результата, с диагнозом «распад личности вследствие неразрешенных внутренних противоречий».
Мой врач в Лондоне: Р. Сент-Обин, 8 Wimpole Street.
Я дал ему твой адрес, чтобы тебя предупредили, если что-то случится, потому что ты мой единственный друг.
Я совершенно неспособен принимать решения. Я не понимаю, что со мной и почему.
Я уже ничего не понимаю.
Меня положили в клинику King Edouard the Hospital VII for officers, Beaumont House, London W1.
Это моя плата за годы нерешительности.
Никак не могу понять, почему я утратил контроль над собственной жизнью.
Тюльпан
Врач поручил медицинской сестре связаться с Лесли, которая тем временем «отдыхала» от мужа, и попросить ее как можно скорее приехать в Лондон. В ответ на объяснение медсестры, что для успеха лечения желательно присутствие жены рядом с мужем, Лесли Бланш дерзко спросила: «А он уже пытался выброситься из окна?» – «Нет, а почему вы спрашиваете?» – удивилась медсестра.
Лесли Бланш явилась в клинику без особого энтузиазма и вела себя с Роменом, полностью следуя указаниям врача, который рекомендовал ей быть с ним как можно тверже. Она в свою очередь предложила Ромену развестись, и он ей этого не простил. Кроме того, Гари навестил его американский друг продюсер Льюис Аллен, который как раз был проездом в Лондоне. Когда он пришел, Ромен плакал, но уже через несколько минут нашел в себе силы улыбнуться и пошутить над самим собой.
Выйдя из клиники, Гари переехал на Бромптон-роуд, в дорогой квартал Южный Кенсингтон; Лесли поселилась отдельно, но совсем недалеко – в очаровательном месте, в доме № 7 на площади Монпелье Террас. Гари писал Анри Опно грустные письма: «кормят ужасно», «погода, разумеется, отвратительная». В мечтах он уносился в Венецию, в кафе «Флориан» и говорил, что вставит в левое ухо золотую серьгу и станет «венецианцем с Бромптон-роуд». Он водил к себе проституток, «милых, бесхитростных, покорных и благодарных». Большое впечатление на Гари произвела весть о самоубийстве художника Николя Сталя.
В посольстве Гари стал персоной нон грата. Он работал на Итон-Плейс, в международном представительстве постоянной комиссии Организации Брюссельского договора, под начальством генерального секретаря из Бельгии, человека не слишком способного, который занимался вопросами культуры и общества. Задача заключалась в том, чтобы привлечь внимание масс к элитарной культуре. Гари совершил несколько поездок по Европе, прочел лекцию в Страсбурге, а 12 февраля Шовель направил начальнику кадровой службы «весьма витиеватое» письмо, в котором выразил пожелание, чтобы Ромен Гари проявлял свои таланты, сколь бы велики они ни были, на каком-нибудь другом посту. Впрочем, до августа ему было позволено остаться в Лондоне, а по истечении этого срока писателю ненавязчиво предложили взять оплачиваемый отпуск.
Гари продолжал переписываться с Сильвией. Он не оставил мысли о самоубийстве, которая преследовала его уже давно.
В июле он отправился в Рокбрюн, куда вскоре приехала Лесли. Ромен уже не знал, хочет ли он с ней разводиться, – он не мог без нее обойтись.
В Рокбрюне он начал новый роман, который намеревался назвать «Африканское образование». Но Мишелю Галлимару это название казалось неудачным, и тогда Гари предложил другое – «Корни неба». Эта книга принесет ему признание и определенное материальное благополучие.
Любовь Гари к слонам, обнаружившая себя в «Корнях неба», шла из детства, когда он еще жил в Вильно:
Мы познакомились в детской, почти полвека тому назад. Мы годами спали в одной постели, и я не засыпал, не чмокнув вас в хобот и не стиснув потом в объятиях. Так продолжалось до того дня, пока мама не унесла вас, заметив, довольно нелогично, что я уже слишком большой мальчик, чтобы играть со слоном.
«Корни неба» стал первым романом, призванным привлечь внимание общественного мнения к угрозе экологической катастрофы. Предварительно Гари прочитал и аннотировал серьезный отчет с третьей Международной конференции по защите африканской флоры и фауны, прошедшей в 1953 году в Букаву, в бывшем Бельгийском Конго. Именно оттуда он позаимствовал данные о количестве убитых слонов, сведения о технике охоты, дневники наблюдений, основные рекомендации, резолюции, направленные на охрану диких животных, в частности слонов, санитарные требования, правила охоты, нормы лесного законодательства{390}. Гари также приобрел несколько книг на английском и французском языках о жизни слонов и угрозе их исчезновения: Elephants, Котооп! The Cry of the Fish Eagle, Hunter, Mes éléphants du Tchad{391}. Под влиянием Hunter возник образ жестокого охотника. А вот прототипом главного героя Мореля явно стало реальное лицо – Рафаэль Матта, об удивительной истории которого писали газеты. Выпускник Института цветоводства в Версале, Матта был сторожем охотничьих угодий и работал в частной компании, а по воскресеньям проводил экскурсии в Венсеннском зоопарке. Он жил в Париже с женой Кристианой, продавщицей в магазинчике на авеню Фридланд, и двумя детьми. На Второй мировой войне его ранило осколком мины, и он почти оглох. Председатель Совета министров Анри Кёй, тронутый любовью Матты к животным, предложил ему работать в огромном заповеднике Буна в Береге Слоновой Кости, где тот и поселился со своей семьей в первобытных условиях. Теперь Матта возомнил, что на него возложена миссия по спасению африканских слонов, уничтожаемых браконьерами и белыми охотниками. Очень скоро администрация насторожилась его пламенными, даже отчаянными докладами. Видя в Матте неудобного чудака-идеалиста, чиновники избрали оружием циничный язык политики и здравого смысла и распустили слухи, что он участвует в любовных играх львов, голышом носится вместе с обезьянами-убийцами и давит руками нападающих на него двухметровых змей{392}. Матта направил французским властям Берега Слоновой Кости письмо, стиль которого как две капли воды похож на манеру изъясняться героя Гари:
Возможно, скоро, когда я и мои друзья – ведь я уже не один – взойдем на эшафот, вы предстанете перед судом собственной совести. Да здравствуют слоны! Рафаэль Матта, депутат Всемирного парламента от партии слонов{393}.
Трагический конец в романе оказался пророческим: Матту предали его чернокожие соратники из племени дьюла, которые по наущению колдуна Дигбере Сиба договорились со своими врагами, племенем лоби, устроить засаду «белому колдуну» Конго-Масса. 16 января 1959 года Матта один пошел в деревню Тимба-Уре, где в него вдруг полетели стрелы одиннадцати голых воинов. «На следующий день убийцы гордо расхаживали с пером петуха в волосах, вставленным в знак того, что они умертвили врага. Поэтому их легко было задержать»{394}.
Для Мореля, главного героя этого романа, защита слонов и природы – всё равно что защита человечества и его свободы. Кого напоминают Морелю его противники, которые хотят его судить? О чем он думал, когда находился в концлагере? О стадах слонов, бродящих по африканским лесам. «Эта книга – крик о помощи, вопль духовного одиночества человека на земле», – так прокомментировал Гари «Корни неба» в 1960 году в журнале «Пари-Матч». Для Мореля уничтожение слонов и других диких животных ассоциировалось с преследованиями человека, человеком в целом, и с истреблением евреев в газовых камерах Третьего рейха в частности: «Ему начинало казаться, что заповедник Буна – это то же варшавское гетто, которое завтра сравняет с землей раса господ, безжалостная к тем, кого полагает ниже себя»{395}.
На страницах «Фигаро» Ромен Гари говорит, что еще не всё потеряно, еще не погасла в этом мире последняя искорка надежды – и как знать, может быть, если мы перестанем уничтожать слонов и не дадим исчезнуть с лица земли, мы сможем и себя защитить от своих же собственных мероприятий по уничтожению{396}.
Мореля освобождают союзные войска. Спустя несколько дней он встречает в Гамбурге девочку, которая стоит посреди улицы без пальто и плачет, держа на руках щенка: «Мы не можем его оставить, маме приходится работать, у нас нет денег…» Морель взял у нее щенка и сунул в карман. Но через три дня он обнаружил, что щенок от него сбежал. Придя в службу отлова бродячих собак, Морель находит щенка в большой компании таких же, как он, бедолаг.
– А что вы будете делать с теми, за кем никто не придет?
– Побудут здесь недельку, а потом отправим их в газовую камеру. Шкуры снимем, а кости пойдут на желатин и мыло.
<…> По-моему, в этот момент меня и проняло. Сначала я чуть не врезал сторожу, но вовремя опомнился, хотя и не сразу. Рассмотрел хорошенько этих псов, которых пустят на желатин и мыло, и мысленно пригрозил их мучителям: потерпите, гады, скоро я вас научу любить природу… Скоро вы у меня всё узнаете – и про себя, и про свои газовые камеры, и про свои атомные бомбы, и про это мыло… В тот вечер я подобрал пару-тройку парней на дороге, – кажется, двоих прибалтийцев и одного польского еврея – и они устроили небольшую вылазку на живодерню… Это был мой первый шаг. Я был уверен, что всё делаю как надо, главное – не останавливаться. И неважно, люди это или собаки, главное – не концентрироваться на частностях, а решать проблему в целом, защищать природу{397}.
Отвечая на вопрос, что он хотел сказать этим романом, Ромен Гари ответил: «Я писал книгу об истреблении… слонов», сделав многозначительную паузу перед словом «слонов», он подчеркнул тем самым, что разделяет страдания своего народа. Ведь в самой книге есть такие строки:
Филдс схватил фотоаппарат.
– Не сходишь с ним?
– Я хотел бы остаться с вами
– Смотри-ка! Я думал, у тебя пленка кончилась.
– Ничего страшного. Что-нибудь придумаю.
– И чем ты будешь снимать? Задницей?
– Я просто хочу вам помочь.
– Надо же, а я думал, тебе плевать на слонов!
– У меня все родные погибли в Освенциме.
В предисловии к американскому изданию романа, вышедшему в 1964 году, Гари полностью исключил предположение, что слоны – это аллегория:
Право, мне кажется, что в моих слонах никак нельзя увидеть символ. Повторяю, это типичные животные. Они из плоти и крови; им больно и страшно; следовательно, эти слоны – мы сами. А это опять же не аллегория. Это само олицетворение{398}.
Кроме того, Гари задумал написать повесть о нравах Организации Объединенных Наций. Он полагал, что после этой книги преграды между ним и послом падут как по волшебству благодаря одной только силе слова и тот останется его покровителем. Гари даже написал Анри Опно письмо, в котором пояснял, что это будет некая поэтическая сатира, которую он намерен посвятить ему. Но Опно был отнюдь не горд такой честью. К счастью, Гари планировал опубликовать эту повесть «под надежным псевдонимом» и был уверен, что книга будет иметь успех как в США так и во Франции.
Скажу Вам откровенно, что я не боюсь санкций, но мне не хотелось бы наносить какой-либо ущерб ООН, а поскольку мой американский издатель проводит широкую рекламную кампанию книги, это дело не может не получить огласки.
Несмотря на всё расположение к Гари, Элен Опно полагала, что он перешел все границы приличия, написав это письмо, которое нарушало все правила субординации. Она спросила у мужа, если бы он был «простым советником посольства, стал бы писать в таком тоне». Опно только молча возвел глаза к небу.
Но в остальном Гари казался Элен приятным человеком. Он так простодушно заявлял: «Между прочим, у меня сильный насморк. Во-первых, это из-за погоды, а во-вторых, из-за легкой мании преследования, связанной, вероятно, с тем, что в моих жилах течет еврейская кровь, или с тем, что мой дед был всего лишь литовским сапожником. Согласитесь, есть все основания рассчитывать на пост посла Франции».
Повесть об ООН была опубликована через несколько лет после «Корней неба» под названием «Человек с голубем мира». В конце ее стояло имя: Фоско Синибальди – так звали одного из товарищей Гари по «Лотарингии».
В дневнике Элен Опно есть сведения, что в январе – феврале 1955 года Гари была трижды предложена должность советника сначала в Белграде, а потом в Аддис-Абебе и Тегеране. Жак-Эмиль Пари высоко ценил его и был готов принять в Тегеране. Но писатель не желал ехать ни в социалистическую республику, ни в исламское государство – там у него не было бы любовниц. В секретариате он мотивировал свой отказ тем, что лишь на середину июля у него запланировано повторное обследование в лондонской клинике и что в любом случае врачи категорически запретили ему ехать в страны Ближнего Востока.
Впрочем, несколько дней спустя, когда Гари узнал, что его отказ вызвал недовольство, он согласился на пост в Тегеране, указав, что больше предпочел бы назначение в Мехико, и продлил свой отпуск в Рокбрюне до 20 сентября.
На обратном пути Гари заехал в Савиньи-сюр-Орж – «Оазис» – великолепные угодья, ранее принадлежавшие князю Салтыкову и выкупленные Рене Ажидом на свою долю отцовского наследства. К «Оазису» вела авеню Май, его площадь составляла четыре гектара, на которых располагались луга, парк, несколько прудов, молочная ферма и дом для приема гостей.
Верхний этаж дома сдавался знакомым, которые, впрочем, большую часть времени жили за границей. Когда они окончательно покинули Францию, Гари подумывал там поселиться.
Однажды ночью – дело было в марте – Гари позвонил в США Лесли и признался, что совершил недопустимый поступок, который ее наверняка возмутит. Редактор журнала ELLE, в котором по частям публиковалась книга Лесли в обработке Бориса Виана, попросил Гари описать в небольшом рассказе ощущения писателя, пользующегося определенной известностью, жена которого вдруг становится не менее знаменитой, чем он. В редакции рассказ озаглавили «Моя жена – ведьма» и предпослали ему подзаголовок «Слишком успешная женщина». Услышав это, Лесли с присущей ей невозмутимостью ответила: «Так пошлите мне эту статью и повесьте трубку, а то вы нас разорите».
Гари умолял Шарля Люсе устроить его на должность консула в Лос-Анджелесе. Анри Опно ограничился комментарием, что там «он будет ухлестывать за каждой старлеткой». Люсе посоветовал Гари удовольствоваться скромной должностью заместителя консула в Нью-Йорке, которая скоро станет вакантной. В дальнейшем он предлагал ему отправиться в Хайфон, но во Вьетнаме было много обязанностей и к тому же тяжелый климат. Гари отказался, сказав, что это «физически невозможно».
В июне – июле Гари заверяли, что он может получить назначение в Мехико, Рим, Венецию, на Мадагаскар, но конкретных предложений не поступало. Слабым утешением стало то, что 20 августа 1955 года Ромен Гари был удостоен звания офицера Почетного легиона.
Тем временем Лесли и Ромен помирились и в октябре в ожидании его нового назначения снова отправились в Рокбрюн. Каждое утро Ромен купался и загорал, задаваясь вопросом, не придется ли ему скоро менять профессию.
Двадцатого декабря Лесли написала Элен Опно, что Ромен, когда пил пиво из бутылки, проглотил осколок стекла. Он очень испугался и с серьезным видом спросил у жены: «А вдруг он не выйдет? Неужели я умру, так и не узнав, суждено ли мне получить Гонкуровскую премию?»
Вскоре Министерством иностранных дел был составлен послужной список Гари: учли и участие в движении Сопротивления, но это мало что дало. Его на одну ступеньку повысили в звании и направили уведомление о повышении и о том, что к стажу службы было добавлено пять месяцев и шесть дней.
В конце декабря Гари написал Анри Опно: «Из любопытства попробовал по примеру Хаксли мескалин. Ноль эффекта. Красный цвет стал смахивать на зеленый, серый развеселился, но сам я остался до обидного прежним».
