Текст книги "Омут (СИ)"
Автор книги: Мария Абдулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)
24. Кир
– С Мишей всё нормально? – с беспокойством спрашивает Алёна спустя несколько секунд молчания. – Похоже, что Влад своими словами причинил ему боль.
Авдеев кивает и с трудом себя сдерживает, чтобы не зажмуриться от щемящей сердце нежности. Оказывается, наблюдать за тем, как любимая девушка переживает за его друга, было неожиданно, но чертовски приятно.
– Сейчас узнаем, – вполголоса отвечает Кир. – Пойдём.
Мишка даже бровью не ведёт, когда они останавливаются напротив. Кривит губы, в которых зажата сигарета, в улыбке, сжимает рукой волосы на затылке и ерошит их одним быстрым движением, будто хочет выгнать непрошенные мысли. Прячет взгляд, разглядывая асфальт под ногами.
– Вы чего так рано вышли?
Авдеев морщится, когда слышит знакомые ноты в голосе. Узнаёт себя в рваных движениях, когда Романов стряхивает пепел и снова подносит сигарету ко рту, глубоко затягиваясь, втягивая щёки, словно дым внутри единственная возможность успокоиться. Прекрасно понимает состояние друга, но что ответить на его вопрос не знает, потому что Мишка вычислит его ложь на раз, а сказать правду, значит, подкинуть ему ещё больше поводов для переживания.
– Я… – начинает говорить парень
– Мне уже пора ехать домой, – неожиданно перебивает девушка, словно прочитав его мысли, и бросает на Кира быстрый взгляд. – Поэтому я пришла попрощаться.
Кир с облегчением выдыхает и благодарно кивает, на что она отвечает поднятыми уголками губ.
– Я был рад тебя увидеть, Алёна.
Миша снова пытается улыбнуться, но на этот раз получается только усмешка, отдающая горечью.
– Я тоже, – она прикасается к его плечу, молчаливо поддерживая.
– Тебя подвезти? – предлагает Авдеев.
– Нет. Не нужно, спасибо. За мной должна заехать тётя, – оглядывается в сторону въезда на парковку и в этот момент появляется чёрный мерседес, который Кир видел две недели назад, после ужина в ресторане. – Хорошего вам вечера. Увидимся на занятиях.
Алёна исчезает из его поля зрения так быстро, будто её и не было, оставляя после себя лишь единственное напоминание о своём присутствии – пылающие огнём пальцы правой руки.
Однажды придёт момент, Алёна, когда я возьму твою ладонь и больше никогда и ни за что не отпущу.
– Вы снова поругались? – отвлекает его от мыслей Миша.
Кир забирает из рук друга пачку сигарет с зажигалкой, когда тот в очередной попытке закурить обжигает себе пальцы и роняет сигарету на землю.
– Хватит, Мих. И, нет, мы не ругались.
– Кир, отдай, – хмурит брови Романов и требовательно протягивает руку, после того как Авдеев убирает пачку себе в карман.
– Нет, не отдам. Лучше садись в машину и поехали.
– Куда?
– Я отвезу тебя домой.
Кир забрасывает руку на плечи друга и мягко подталкивает его к машине.
– А ты? Останешься у меня сегодня?
– Да, но сначала мне нужно съездить в одно место.
– Не скажешь куда?
– Нет, не скажу.
Парень недовольно поджимает губы и отворачивается к окну, а Авдеев заводит машину и выезжает с парковки. Бар очень скоро остаётся позади, а перед глазами всё ещё картинка её ладони в его. Такая маленькая, хрупкая, нежная. Так ему необходимая.
Это тебя только от такого невинного прикосновения так вставило, Кир, а представь, если…
Он запускает пальцы в волосы, грубо сжимая их на затылке, чтобы прийти в себя. Потому что представлять то как они могли бы… Слишком. Просто за край.
– Почему? – вдруг спрашивает Миша, нарушая тишину.
– Что "почему"? – хрипит в ответ Авдеев и жёстко трёт лицо.
– Почему Денис не сказал, что приедет? Почему эта мразь-Пахомов ему ближе, чем я? Почему он так поступает со мной?!
К концу фразы Романов почти кричит. До такого состояния его не в силах довести даже родители, постоянно ищущие повод для конфликта и новых ссор.
– Я не знаю, Мишань, правда. Если бы знал, то…
– То всё было бы намного легче, – заканчивает за него друг и, тяжело вздохнув, снова отворачивается к окну.
Кир кивает, молча соглашаясь. Да, всё было бы гораздо легче. И это чувство беспомощности его бы сейчас не душило. И не хотелось бы отмотать время на несколько лет назад, чтобы всё исправить, спасти, склеить. И глаза бы так предательски не щипало. И ещё очень много "бы", которым сбыться, к сожалению, уже не суждено.
– Только не задерживайся, ладно? – просит Миша, когда машина останавливается возле его дома.
– Ладно, а ты не грузи себя. Всё будет хорошо. Я уверен.
Друг неопределенно пожимает плечами и выходит на улицу, а Авдеев направляется туда, где находиться не имеет никакого желания.
"Я буду возле твоего дома через пятнадцать минут" – пишет он смс, остановившись на светофоре.
Ответ не приходит, но парень знает, что его сообщение было доставлено и прочитано. И убеждается в этом спустя указанное время, когда видит Гордееву на детской площадке рядом с её подъездом. Она выглядит иначе, чем он привык видеть её в университете. Без макияжа, с заплетёнными в косу волосами и в спортивном костюме.
Заметив его, Лиля бегом пересекает разделяющее их расстояние и в одну секунду липнет к нему всем телом. Прижимается грудью, обхватывает его за пояс и утыкается лицом в рубашку.
– Привет, – выдыхает едва слышно и широко улыбается. – Я очень рада тебя видеть.
25. Кир
Кир ведёт плечами, пытаясь высвободиться, но девушка только крепче стискивает объятия. Возможно другой на его месте ни за что бы не упустил такой шанс, ведь объективно, несмотря на свою стервозность, Лиля была красивой девчонкой, да вот только у него перед глазами стояла её полная противоположность. И по внешности, и характеру, и отношению к нему. Он даже, если честно, не мог представить ситуации, в которой бы Отрадная могла кинуться ему на шею. Может, если только наступит конец света и то не факт.
– Отпусти меня, Лиля, – холодно произносит Кир.
– Не хочу.
– Мне плевать, чего ты хочешь, а чего нет. Я сказал, отпусти меня.
Гордеева вздрагивает и с явным нежеланием разжимает руки. Отступает на шаг, но продолжает смотреть с таким обожанием, что Киру становится тошно.
Она столько раз предлагала ему себя. Столько раз бежала следом, словно на поводке. Столько раз говорила, что любит, что сама в это поверила и теперь цеплялась за него всеми силами, лишь бы только не возвращаться, не вспоминать, стереть из памяти и прошлого ту себя. Рыдающую, отчаянную, униженную, преданную. Ту, что готова была попрощаться с жизнью из-за Пахомова. Ту, что так его му*ака обожала и так сильно после его предательства страдала. А Авдеев в свою очередь брал, не отгонял и пытался с её помощью забыться, переболеть и спастись. Выбить из себя наваждение по имени Алёна Отрадная клин клином и освободиться, но в итоге свихнулся на её карих глазах ещё сильнее.
– Может, поднимемся ко мне? – предлагает Гордеева, даже не пытаясь скрыть надежду в голосе.
– Нет.
– Почему? Я думала мы…
– Нет никаких "мы", Лиля.
Девушка вздрагивает. Обнимает себя за плечи и кусает губы.
Давай, девочка, не молчи. Пошли меня на все четыре стороны. Где твоя чёртова гордость, которую ты всем так рьяно демонстрируешь?
– Нет и никогда не было, – продолжает резать по живому парень. – И не будет, ясно?
– П-п-почему т-ты т-так гов-в-воришь… – с трудом выдавливает из себя она, побледнев.
– Потому что я тебя не любил, не люблю и не полюблю. Запомни это уже наконец и перестань выдумывать то, чего нет.
Жёсткие слова срываются с губ так легко и так равнодушно, будто Кир говорит о прогнозе погоды. Таким же тоном он просил её молчать и раздеваться в ту самую первую ночь, когда Лиля пришла к нему. Такой же интонацией он вызывал ей такси утром. И также холодно здоровался на следующий день, не придав их короткой связи никакого значения.
И чем же ты лучше Пахомова, который её сломал два года назад?
Резкий порыв ветра доносит до него короткий всхлип и едва слышное:
– Не верю.
Лиля отрицательно качает головой, из-за чего её волосы выбиваются из косы и падают на лицо.
– Я. Тебе. Не. Верю, – повторяет громче. – Слышал меня?! Я ТЕБЕ НЕ ВЕРЮ!
Авдеев раздраженно морщится и с шумом выпускает воздух, сдерживая желание взять её за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы она, наконец, увидела образ другой в его глазах и отступила.
– Мне наплевать. Я тебе всё сказал. Верить или нет – это твоё дело, но теперь… – парень шагает к ней и угрожающе нависает сверху. – Ты будешь держаться от меня, Отрадной и Миши как можно дальше.
Он ждёт от девушки новых криков, даже истерики и обвинений, но вместо этого Гордеева неожиданно хватает его за полы расстёгнутой ветровки и, поднявшись на носочки, резко прижимается губами к его губам. От неё пахнет цветочным шампунем и карамелью. От неё у Кира в душе звенящая пустота. От неё ему хочется отмотать время назад и вернуться на парковку бара к Отрадной.
Эта мысль мгновенно отрезвляет и Авдеев, опомнившись, грубо отпихивает Лилю от себя.
– Ты что, бл*ть, творишь?! – рычит он, вытирая губы. – Ты не слышала, что я сказал?!
Она довольно улыбается, смотря ему куда-то за спину, и заправляет волосы за ухо. Кир оглядывается, но, не увидев никого и ничего, что могло бы привлечь её внимание, поворачивается обратно.
– Я слышала тебя, – вкрадчиво отвечает девушка, продолжая улыбаться. – Теперь и ты меня послушай. Я от тебя никогда не откажусь и никому не отдам. Ты моё всё, Кир.
От того с каким холодным спокойствием и уверенностью она произносит эти слова у него сводит зубы.
Вот такими ужасными могут быть последствия твоих необдуманных поступков, Авдеев.
– Ты будешь моим, несмотря ни на что…
– Нет, Лиля, этого никогда не случится! – перебивает её парень, повысив голос. – Ясно?! Ни-ко-гда!
– Ошибаешься, родной. Если надо будет, то я сожгу всё на своём пути. Никого не пожалею! Отрадную тем более!
Разозлившись окончательно, Кир жёстко хватает Гордееву за плечо и, смотря ей в глаза, обещает:
– Если она хоть ещё один раз пострадает из-за тебя, то…
– То что, Кир? – усмехается девушка. – Выгонишь меня из университета как Генку Смирнова?
– То я забуду о своей ненависти к Пахомову, Лиля, – услышав фамилию своего бывшего, она мгновенно бледнеет и меняется в лице. – И напомню тебе отомвечере,тойвидеозаписи итехсобытиях, которые ты пытаешься забыть мною.
Гордеева вздрагивает и смотрит на него остекленевшим взглядом. В любом другом случае он бы никогда не прибегнул к такой грязной тактике, но когда вопрос касался безопасности и здоровья девушки, которую он любит до помешательства, то все нормы морали для него переставали существовать.
– Надеюсь, что ты меня поняла, – бросает Авдеев напоследок и разжимает пальцы. – Два раза я повторять не буду.
26. Алёна
Женщина, гуляющая с собакой и прошедшая мимо, наверное, уже в третий раз за последний час, подозрительно косится в ее сторону и неосознанно для себя кутается в разноцветную шаль, повязанную поверх пальто. Может, если бы Аленке не было все равно, то она скорее всего повела бы себя также, увидев неподвижно сидящую девушку на скамейке в парке, одетую лишь в длинное чёрное платье и тонкую кожаную курточку. Но Отрадной действительно плевать и на косые взгляды прохожих, и на ветер, пробирающийся под одежду, и на то, что минут через сорок стемнеет окончательно, а домой возвращаться как не было желания, так и нет. Будто в продуваемом со всех сторон парке дышать легче, несмотря на посиневшие от холода пальцы и мурашки по коже. Словно в своей комнате, где раньше пыталась скрыться ото всех, укрываясь одеялом с головой, спрятаться не получится.
Не с е г о д н я.
Не в этот день, когда шрамы на запястьях скрывают длинные рукава платья, а не привычные браслеты. Когда чёрный цвет одежды оправдан датой, а не цветовыми предпочтениями. Когда перед глазами вместо желтеющей листвы на деревьях – надгробие с именем папы, высеченное на темном камне ровно пять лет назад.
Ей всегда было интересно как другие люди, потерявшие родных и близких, справляются со своей утратой. Как игнорируют ноющую, непрекращающуюся боль, затихающую лишь на короткий промежуток времени? Ищут ли способ, который способен, если не избавиться от неё, то хотя бы уменьшить, потому что порой кажется, что в один прекрасный момент она сожрет изнутри. Или заставит сделать что-то ужасное. Возможно непоправимое. То, что может перечеркнуть жизнь на до и после, прямо по тонкой коже, оставляя после себя на память белесые полосы.
Отрадная до сих пор не знает, как смогла тогда решиться. Откуда взялась эта глупая смелость и решимость намеренно раз за разом причинять себе вред, не боясь последствий. Что стало последней каплей? Очередная ссора накануне с матерью? Исчезновение Ромы? Дождливый октябрь? Она ведь всегда боялась боли, наверное, больше всего на свете, а в те дни спокойно проводила лезвием одну линией за другой и не чувствовала совершенно ничего. Лишь непонимание. Почему не становится легче. Почему папы не хватает так же, как и раньше. Почему она до сих пор с точностью помнит тот день, когда его не стало.
п о ч е м у?
Вместо ответов – стойкий, застрявший комом в горле, металлический запах крови и испуганное, даже какое-то сумасшедшее, выражение лица Олега, вытаскивающего её из ванны, когда она окончательно заигралась.
Он – мокрый от воды, которая выливалась за края. Взбешённый. Севшим голосом проговаривающий что-то несвязное, сбивчивое, перевязывая её запястья и параллельно набирая скорую.
–Алёна... Алён, ты... зачем? Кроха, слышишь меня? Слышишь? Эй... Алёнка...
А в ореховых глазах эмоций столько, что дышать нечем. Она тогда впервые увидела его таким – живым, настоящим. Не тем далеким, незнакомым человеком с холодным взглядом и непроницаемым выражением лица, за которого мама год назад вышла замуж. И если бы не туман в голове и горящая огнём кожа от порезов, то возможно Алёнка бы даже удивилась таким переменам, но сил хватило лишь на то, чтобы держать веки открытыми, как просил её Королёв и чувствовать какие у того обжигающе горячие руки и кожа на шее, где она прятала лицо от раздражающего яркого света, когда Олег вынес её из ванной.
Это потом спустя почти сутки проведённых в больнице, перевязок, горьких таблеток и неспокойного сна пришло осознание того, что натворила. Разглядывала бинты на руках и штукатурку на стенах, потому что смотреть в бледное, кажется, постаревшее на несколько лет, лицо матери сил пока не хватало.
– Ты понимаешь, что было бы если бы не Олег, вернувшийся с работы раньше, чем я? Ты понимаешь это своей головой? Понимаешь?! – не выдержав нервного напряжения, сорвалась на неё Инна после выписки из больницы. – Господи! Дожили! Да у тебя же всё тело в этих страшных полосках! Неужели тебе самой не противно было это делать?! А чего за лезвие взялась? Почему не в петлю сразу, а? Чтобы наверняка, а, Ален? Ведь жизнь так плоха! Зачем жить, когда можно вены перерезать и со всем закончить, правильно? Ведь так легче всего! Тоже мне... В жертву поиграть решила?! Фильмов насмотрелась?! Так будут тебе фильмы! Поедешь в психушку на пару месяцев, чтобы эти все глупости из твоей головы вытравили и...
– Хватит, Инна, – прервал её до этого спокойно наблюдающий со стороны Олег. – Достаточно. Никто. Никуда. Не поедет. Алёна, – мужчина окинул быстрым взглядом сжавшуюся на стуле, худую и до сих пор бледную девочку, стыдливо натянувшую рукава водолазки на ладони, и кивнул в сторону комнаты. – Иди к себе. Отдохни.
Конечно, Отрадная потом извинилась перед матерью, когда, проснувшись, обнаружила ту, сидящую рядом, ласково перебирающую волосы, как делала в детстве. Понимала, что та испугалась за неё. Читала этот испуг в нервных движениях и тенях, залёгших под глазами.
–Никогда так не делай больше, Ален. Ни-ко-гда. Поняла?-шёпотом просила женщина.
27. Алёна
На следующее утро Олег невозмутимо вручил ей широкие, объёмные, невероятно красивые браслеты, которые она носила до сих пор, изредка меняя их на новые, также подаренные Королевым. На следующее утро она впервые смогла сказать человеку, с которым ранее даже здоровалась через раз, искреннее "спасибо". На следующее утро она впервые встретила этот сомневающийся, полный подозрения взгляд матери, которая с того момента едва ли не за каждым её шагом следила, будто в любой момент ждала от неё новых порезов или чего-нибудь похлеще. И Отрадной действительно приходила порой мысль о том, что возможно стоило в ту ночь попробовать что-то серьёзнее лезвия, что позволило бы ей больше не слышать того, как мама просит Олега присмотреть за ней в её отсутствие, даже не пытаясь как-то скрыть от Алёнки этот разговор. Словно молчаливое одолжение Королёва сможет удержать её или остановить, если она вновь захочет повторить то, что не успела закончить. Словно его присутствие хоть чем-то поможет.
– Ты никогда не заменишь мне папу.
Совершенно по-детски выпалила ему в лицо после полугода постоянного надзора. Горло болело от произошедшей накануне ссоры с Инной, которая снова перетекла в крики и слёзы. Внутри горело от обиды и так нестерпимо всё хотелось высказать, показать, доказать, что она больше не сделает глупость, на которую решилась несколько месяцев назад. Только мама не слышала. Не желала этого делать, перестав ей верить.
– А я и не собирался.
Олег спокойно пожал плечами, не отрывая взгляда от своего рабочего ноутбука. Всегда невозмутимый, собранный и сдержанный, словно даже хотя бы слабое проявление эмоций может каким-то образом ему навредить. Алёнке порой казалось, что это не он вытаскивал её из ванны. Не он оказывал первую помощь. Не он разговаривал с ней и просил не отключаться пока не приедет скорая помощь.
– Тогда зачем это всё? Зачем ты сидишь здесь со мной?
В голосе послышались капризные нотки, отчего она поморщилась и сложила руки под грудью, когда мужчина обернулся и проскользил по её лицу взглядом. В нём добрая усмешка напополам с интересом и нестерпимо хотелось отвернуться, но Отрадная лишь упрямо вздёрнула подбородок.
– Если ты так рьяно борешься за свою свободу, то почему делаешь всё, чтобы тебя лишили её ещё больше?
– Я... Это не так. Я не...
– Когда в последний раз ты разговаривала с мамой без споров и крика? – мужчина едва заметно улыбнулся, когда девушка открыла рот и тут же закрыла его обратно, не зная, что ответить. – Ты же уже не ребёнок, Алёна, научись понимать людей и идти на уступки.
И она действительно научилась. Научилась вовремя замолкать, когда очередной разговор с матерью грозился перейти в скандал. Научилась замечать новую жизнь Инны и её изменившееся поведение, когда она всё больше стала перенимать у Олега его сдержанность и холодность, становясь ему идеальной парой. Научилась не замечать временами проскальзывающую любовь и нежность в её глазах в те моменты, когда она смотрела на мужа, думая, что никто не видит. И как бы Алёнка не старалась, но не могла вспомнить, чтобы хотя бы единожды мама также посмотрела на её отца. Чтобы улыбалась искренне, а не растягивала губы в пустой улыбке, когда этого требовала ситуация. Чтобы ждала до поздней ночи, когда тот задерживался на работе. Вместо этого светские беседы ни о чём за завтраком и раздельные спальни в разных сторонах большого дома. Словно один лишний взгляд друг на друга в тягость. Будто нахождение рядом сравнимо с пыткой. И может тогда не было бы этих необдуманных поступков, которые могли стоить ей жизни, если бы она увидела несчастливый брак своих родителей раньше, а не через два года, когда уже было поздно что-то менять. Если бы она знала, то может и не сказала бы тогда тех слов, о которых сейчас несомненно жалела и хотела вернуть назад.
– Как ты можешь? Как ты только посмела?!
Алёнке пятнадцать. У неё дрожал голос от слёз и обиды и очень сильно хотелось вернуться на год назад, когда папа был рядом и никакого незнакомого Олега, за которого мама хотела выйти замуж, не было и в помине.
– Алёна, не кричи. Послушай меня…
– Как ты могла, мама?! Как ты могла?!
– Алён…
Инна устало вздохнула и опустилась на стул. Посмотрела прямо, нахмурившись, взглядом упрекая за детскую истерику.
– Ты уже взрослая, прекрати себя вести как ребёнок, пожалуйста, и выслушай меня…
– Нет! Не буду! Не хочу ничего слышать, ясно? Ты предаёшь папу! С его смерти прошёл всего год, а ты уже замуж решила выйти?! Ты с этим Олегом ему изменяла, да? Да?! Я права?
– Господи, Алёна! Конечно же, нет, – женщина в удивлении приподняла брови и округлила глаза. – Откуда такие мысли?
– Тогда зачем ты снова выходишь замуж? Зачем, мам?
Отрадная провела ладонью по лицу, размазывая слёзы. В голове шумело от рыданий и криков, но это не помешало ей расслышать слова, которые запомнятся надолго.
– Когда люди любят друг друга, то они женятся и живут вместе. Я думаю, что ты уже достаточно взрослая, чтобы это понять.
Девочка протестующе вскинула подбородок вверх. Никакая она не взрослая. У неё дневник под матрасом, обёрнутый в ярко-розовую обложку, попсовые песни девичьих групп в плеере и стены комнаты, обклеенные плакатами любимых актёров. А ещё дикая тоска в сердце по отцу и непреодолимое нежелание мириться с тем, что ей не нравится.
– Ты всегда так делаешь! Просишь понять, смириться, сделать так, чтобы тебе самой было удобно, но сама понять меня никогда не пытаешься. Хотя бы один раз в жизни спросила у меня хочу я этого или нет!
– Алён, хватит драматизировать, пожалуйста, – попросила Инна, повышая голос. – Ты сама себя слышишь?
– Почему папа мне никогда такие вопросы не задавал, а? Почему? Почему он всегда меня понимал, а ты не можешь?!
– Может, потому что ты рядом с ним не вела себя как капризный истеричный ребёнок?
– А может, потому что я любила и люблю его больше, чем тебя?!
Слова обрушились сверху, будто глыба снега с крыши, и разлетелись осколками, врезаясь в звенящую тишину. Слова необдуманные. Лишние. Солёные от слёз. Горькие от боли. В них не было и доли правды, но мама почему-то поверила. Переплела пальцы в замок до побелевшей кожи и это наверняка больно, но её голос не дрожал, когда она сухо произнесла:
– Как скажешь.
Может, если бы она тогда извинилась… Если бы не позволила матери тогда выйти из комнаты, пряча мокрые от слёз глаза, а просто попросила прощения, то сейчас всё было бы иначе. Не было бы колючего ветра, холодной лавочки и горя, которое она снова переживает в одиночку. Не было бы уже сошедших следов от чужих губ на коже, которые она тщательно прячет.
Не было бы м н о г о г о, если бы её самой, Алёнки, не было.
Ей хочется плакать, но почему-то не получается. Наверное, выплакала всё ещё пять лет назад, когда машина отца на полном ходу слетела с трассы и улетела в овраг, переворачиваясь в воздухе, а затем вспыхнула ярким пламенем и осталась остаточным изображением в её памяти на все последующие годы, потому что она находилась в машине, которая ехала следом и видела смерть папы своими глазами. Или, может, просто уже не осталось сил на что-то кроме молчаливого осознания и попыток удержаться, не скатываться в черноту собственных мыслей.
Тебе всего лишь девятнадцать, Отрадная. Почему тебе так невыносимо больно?
Алёнка запускает пальцы в растрёпанные ветром волосы и отводит их назад, замечая стоящего напротив человека. Девушка поднимает взгляд и через секунду опускает ресницы, сглатывая ком в горле.
– Я не слежу за тобой, если ты сейчас об этом подумала.
У Кира Авдеева голос с хрипотцой и очень въедливый взгляд. У Алёны Отрадной вместо сердца дыра и мелко дрожащие пальцы.
– Я подумала не об этом.
Горло саднит от долгого молчания. В парке почти стемнело и зажглись фонари, в свете которых русые волосы Авдеева кажутся чуть светлее обычного. И она почему-то вспоминает про его пиджак, который до сих пор висит в её шкафу.
– А о чём?
– О твоём пиджаке. Он до сих пор у меня. Я забыла его вернуть.
Краем глаза Отрадная видит как Кир опускается рядом и, подавшись корпусом вперёд, упирается локтями в колени, устремляя взор перед собой. Он молчит и это молчание для неё сродни передышке, потому что сегодня с л и ш к о м много мыслей. С л и ш к о м много воспоминаний на неё одну.
И если он спросит… Если решит, что ему не плевать и захочет узнать о её состоянии, то она ответит. Молчать в эту минуту слишком тяжело и наверняка, она потом пожалеет и захочет отмотать время назад, но сейчас...
сейчас не молчи, золотой мальчик.
пожалуйста,
не м о л ч и.
