Текст книги "Омут (СИ)"
Автор книги: Мария Абдулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
77. Рома
Сейчас рядом нет никого, кроме неё, и он не без удовольствия стирает с лица мерзкую ухмылку, верой и правдой служащей ему маской, следом сбрасывает многослойную броню из сарказма, злопамятности и непробиваемой самоуверенности и избавляется от паскудного привкуса во рту, оставшегося после встречи с бывшим другом, сигаретой в затяг.
Знаешь, дружище, а я ведь долгое время даже покурить нормально не мог, чтобы потом не получить пиздюлей. Пока ты жил своей обычной мажорской жизнью, я, блять, ступеньки рёбрами пересчитывал за шаг влево или вправо не по приказу.
Дым заполняет полости внутри и теперь можно смело сказать, что пустоты в нём почти нет, но этого эффекта, к сожалению, надолго не хватит, что не может не расстраивать. Закинуться или затянуться бы чем-нибудь посерьёзней да действеннее и заполнить себя ещё на несколько часов вперёд, только запомнить перекошенные лица “родителей” при встрече хочется на трезвую голову.
– О чём?
– О себе. Об Авдееве, перед которым ты какого-то хера оправдываешься. О разговорах ваших интересных. Делах общих, – он лихо выруливает с парковки, подрезая чью-то красную мазду. – Обо всём, Лёна. Можешь начать с того, куда это вы вдвоём собирались, а я вам помешал?
Девушка морщится то ли тона его голоса, наигранно участливого и вежливого, то ли от сигаретного дыма, заполняющего салон.
– Ты не помешал, Рома. Не говори так, пожалуйста.
– То есть, хочешь сказать, что не появись я сегодня, то ты бы сейчас была не с ним?
Она молчит, смотря исключительно прямо перед собой, и это уже весьма исчерпывающий ответ, от которого у него нутро встаёт на дыбы. Раздражение с ревностью сдавливают глотку и Королёв с трудом сглатывает, едва не давясь дымом и ощущением собственной ненужности.
– Что между вами? – спрашивает в лоб, не умея и не желая ходить вокруг да около.
– У нас общая тема для важного научного проекта и…
– Я не про это спрашивал.
– Ромка…
Алёна переводит глаза на него и без слов просит не развивать эту тему, вот только он уже не может остановиться. Потому что бесит увиденное и услышанное несколько минут назад нехуёво так. А ещё также нехуёво кроет от мысли потерять ещё и её.
– Да или нет, Алёна?
Останавливается перед светофором и, не запариваясь, выкидывает окурок в окно, немного приспустив стекло. Кто-то со стороны возмущается, сигналя, но ему привычно, сладко и приятно похуй. Не похуй лишь на девушку, что отчаянно кусает губы, не зная, как ответить на такой простой и банальный вопрос, и смотрит на него виновато-беспомощно.
– Мы… – тихо произносит, когда зелёный цвет вот-вот должен смениться жёлтым. – Друзья?
Рома честно пытается сдержаться, но абсурдность ситуации не желает укладываться в голове и вызывает сначала смешок, короткий и удивлённый, а затем смех, резкий и злой, на который она вопреки здравому смыслу реагирует пониманием вместо обиды и возмущения.
– Друзья? Тогда я, блять, любимый сын своего отца, который во мне души не чает, – ржёт в голос, откинувшись на спинку сидения и не реагируя на давно включившийся зелёный на светофоре и нетерпеливые гудки из соседних машин. – Лёна, родная моя девочка, ты себя слышишь? Какие, нахуй, “друзья”?! Забыла, что он мне, будучи моим другом, сделал? Или всё-таки под “друзьями” ты подразумеваешь что-то другое?
Отрадная беззащитно обнимает себя за плечи, становясь ещё меньше. В карих глазах океан мыслей, переживаний и страхов и так было всегда, с их первой встречи, только при упоминании сына мэра в них загорается ещё и несвойственная ей ранее твёрдость. Будто решение насчёт Авдеева принято и ему его не сломать, не перевернуть, не изменить.
– Я помню. Всё. Но… Он мне очень помог. Много раз. Я… Мы… Тебя не было рядом так долго, Рома, – выдыхает, смотря на него прямо, открыто и честно, словно готова стоять за Кира горой до последнего и принимать на себя все Ромкины уколы, удары и выпады в его сторону. – И я старалась, правда. Изо всех старалась его ненавидеть и презирать, но… Но не могу больше. Прости.
Вот как, значит, да?
Королёв до побелевших пальцев сжимает обивку на руле и стискивает зубы, сдерживая рвущиеся из дрянного нутра грубости, которые она не заслуживает и о которых он потом наверняка пожалеет, если их себе позволит. К тому же отчасти Алёна права. Его, действительно, долго не было рядом, а она – маленькая, хрупкая, уязвимая, одна против всех и, самое главное, против Кира. Дружить с ним, как играть в русскую рулетку, а враждовать значит воевать, не надеясь на ничью. Она просто выбрала меньшее из зол и Рома обязан понять, не осуждать и не винить. К тому же теперь он здесь, исчезать впредь не собирается и это само собой подразумевает, что выживать и бороться ей больше не придётся. Он и за себя, и за неё повоюет. Отомстит. Накажет.
– И не надо, Лёна. Я сделаю это за нас двоих, не переживай, – протянув ладонь, успокаивающе переплетает свои пальцы с её и заставляет себя расслабленно улыбнуться. – Только держись от него подальше, договорились?
Девушка обеспокоенно хмурится, напрягается вся, вытягивается в струну и встревоженно заглядывает в глаза, словно хочет прочитать мысли.
– Что ты задумал, Рома?
Он улыбается уже более искренне, чем мгновение назад, многообещающе и предвкушающе и Отрадная безошибочно понимает, что это означает.
– Прошу, Ром, не надо, – испуганно подаётся вперёд, крепко схватившись за его руку. – Что бы ты не хотел сделать, не надо, слышишь?
– Всё будет хорошо, кроха, не волнуйся так.
– Рома, пожалуйста…
Ей страшно. И непонятно за кого больше – за него или за Авдеева, и это только сильнее его раззадоривает, бесит и злит.
Думаешь, я тебе её отдам, Кирюх?
Думаешь, позволю её забрать?
Не-е-ет, дружище, никогда.
Парень, наклонившись, мягко чмокает Алёну, как ребёнка, в лоб, давая понять, что на этом разговор завершён, и, наконец, трогается с места на радость собравшейся позади веренице беспрерывно гудящих им в спины тачек. Ей ожидаемо хочется его переубедить и остановить, но впереди уже маячит дом четы Королёвых и она, прекрасно зная, что ожидает их через несколько минут, глухо вздыхает и крепче сжимает Ромину ладонь, молча поддерживая.
78. Рома
Своим домом у них обоих это место назвать язык не поворачивается, но у Отрадной, в отличие от него, есть ключ от входной двери, которым девушка, нервничая, попадает в замочную скважину не с первого раза. Оказавшись в прихожей, он осматривается, подмечая новый ремонт и идеальный порядок, вызывающий у него, как у своенравного и непослушного кота из смешных видосов, желание смести все вещи на пол, только бы испортить эту царящую везде и всюду вылизанность, так обожаемую его отцом. Здесь пиздец как неуютно и единственное, отчего на душе не так погано при виде выкрашенных в холодно-серый оттенок стен, поставленной чуть ли не по линеечке мебели и каких-то бессмысленных декоративных штук, картин и прочей дизайнерской люксовой херни, это Алёнкино присутствие рядом. Она согревает его и морально, и физически. Побуждает держаться уверенно и твёрдо, чтобы ей в случае чего было за чьей спиной спрятаться и переждать бурю.
– Олежа… – слышится женский голос, обиженный, но старающийся это скрыть, из одной из комнат.
Рома переглядывается с Алёной и они как по команде одновременно морщатся.
– Я всё сказал, Инна, – непререкаемым, холодным тоном раздаётся следом. – Не заставляй меня повторять.
Парень внутренне каменеет, неосознанно и по привычке, что появилась ещё в детстве и по мере взросления срослась с ним, став частью личности. Кому-то от родительских голосов тепло на душе становится, у него же ощущения такие, будто с головой в ледяную воду окунули, как щенка, которого нужно утопить, а потом на улице в сугробе бросили в январский мороз.
– Ты меня даже не выслушал!
– Не вижу смысла тратить время.
Добро пожаловать домой, блять, в самое “спокойное, уютное и безопасное” место на Земле, побывав в котором хоть раз не захочешь больше никогда здесь оставаться.
– Дорогой, я не понимаю, почему ты так решительно против ещё одного ре…
– Инна, – предупреждающе. – Хватит.
Секундная тишина, затем до ушей доносятся звуки шагов, направляющиеся в их сторону, и с плохо скрываемым недовольством, наигранно мягкое и просящее:
– Олежа, ладно, прости, давай пока не будем об этом, только не уходи. Мы же собирались провести время вместе и…
В коридоре появляется мужчина. Рома видит его первым, поэтому успевает выпрямить плечи, натянуть маску с бронёй, рисующих образ эгоистичного, избалованного и бессовестного гадёныша, также ставшего уже частью личности, и заглушить то, что ему чувствовать не хочется. Горечь, нервозность и блядскую надежду на то, что однажды в нём всё-таки увидят родного сына, а не обузу, доставляющую лишь проблемы. На это уходит секунда, вторая – на закрепление нарочитого похуизма в улыбке, на третьей – человек, считавшийся по документам его отцом, замечает их и останавливается на расстоянии вытянутой руки.
В последний раз парень видел его почти четыре года назад и с тех пор тот совсем не изменился. Всё та же манера держаться, под стать фамилии – королевская, властная, самолюбивая. Всё тот же внешний вид – выхолощенный, до скрежета идеальный, безупречный. Всё тот же взгляд – хладнокровный, стальной, жёсткий. Будто не живой человек, а бесчувственная машина в обёртке успешного бизнесмена, главы “счастливой” семьи и отца двоих сыновей.
Ну здравствуй, папа.
Я вернулся из той дыры, где ты меня, как дворнягу безродную, бросил.
Обниматься и плакать от счастья после долгой разлуки будем?
Королёв-старший сощуривается, осматривает свысока сначала его, а потом Алёнку, стоящую рядом. Мажет глазами по их сплетённым ладоням и Ромкиной дерзкой ухмылке. На лице ни одной эмоции. Ни удивления, ни радости, ни злости. Лишь холодное и колючее равнодушие, что встаёт поперёк горла, и проблеск чего-то неясного, тёмного, угрожающего в чёрных зрачках.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает таким тоном, что невольно хочется залезть в морозилку, где явно потеплее будет.
Рома не ждал ласкового приёма. Не дурак же да и отца, к сожалению, знает хорошо, но несмотря на это за рёбрами всё равно болезненно колет.
Мы не виделись почти четыре года и это всё, что ты хочешь мне сказать, папа?
Ла-а-адно. Похуй. Пляшем дальше. В конце концов, не в первый и не в последний раз, так что хули сопли на кулак наматывать, верно?
– И тебе привет, пап. Пиздец как рад тебя видеть, а ты?
Действует ему на нервы, конечно же, специально, помня, как тот не любит, когда он матерится в его присутствии, развязно себя ведёт и подчёркнуто издевательски зовёт его папой. Внешне Олег на это никак не реагирует, оставаясь невозмутимым, но раздражения в голосе скрыть не успевает.
– За языком следи! – одёргивает резко и явно хочет сказать что-то ещё, очевидно малоприятное, как снова раздаётся звук шагов и на арене цирка, который все почему-то зовут семьёй, появляется Инна.
Она тоже почти не изменилась, может только оттенком волос, став ещё блондинистее, чем была ранее, а в остальном всё та же – холёная, моложавая и отчаянно нежелающая принимать действительность, где её любовь и мечты о “долго и счастливо” нахер никому не сдались. В первую очередь смотрит на мужа и в её взгляде столько слепого обожания, что тянет блевать, и только после того, как Королёв-старший на неё и бровью не ведёт, одаривает своим вниманием их. Алёне достаётся привычное и совершенно необоснованное неодобрение каждого вздоха, а ему… Лицо мачехи кривится в презрении, досаде и глухой злобе, из-за чего она сразу становится похожа на ощетинившуюся кошку. Кажется, ещё чуть-чуть и вцепится в него что есть мочи, желая порвать на лоскуты, и эта реакция ему как бальзам на душу.
– Сюрпри-и-из! – тянет ядовито, полностью довольный произведённым эффектом.
– Олег, – цедит сквозь зубы женщина, обращаясь к мужу и даже не пытаясь понизить громкость голоса. – Что этот… Делает в моём доме?!
За кадром остаётся “щенок”, “недоносок” и “сопляк”, но все прекрасно понимают какой смысл содержится в пренебрежительно-неприязненном “этот”.
Дорогие читатели, сейчас главы будут выходить через день, а не раз в неделю. Надеюсь, вы поддержите меня и книгу комментариями, кнопками "мне нравится", подпиской на меня в профиле автора и всеми прочими доступными инструментами. Я, правда, стараюсь радовать вас продолжением этой истории и хотела бы увидеть обратную связь.
79. Рома
– Ты говорил, что он больше не объявится! – продолжает она, едва не срываясь на шипение. – Ты мне обещ…
– Во-первых, “твоего” здесь ничего нет, – сухо обрывает жену отец, даже не удостоив взглядом и продолжив сверлить им его. – Во-вторых, никаких обещаний я тебе никогда не давал. В-третьих, не забывайся и смени тон. “Этот” – мой сын.
– И давно ты об этом вспомнил? – машинально язвит в ответ Инна и тут же меняется в лице, запоздало осознав что именно и кому именно только что сказала.
Олег Королёв о своей персоне крайне высокого мнения и подобное отношение к себе не прощает, о чём она, будучи его женой, знает получше многих. В светлых глазах тут же появляется раскаяние и сожаление, но уже поздно да и ему глубоко плевать на её чувства, о чём известно всем вокруг, кроме почему-то самой Инны, и он не упускает возможности это показать.
– Я помнювсё, Инна, – взглянув на неё как на зарвавшуюся собачонку, произносит чётко и с нажимом. – Не вынуждай меня тебе об этом напоминать.
И вроде бы ничего особенного и грубого не прозвучало, а она бледнеет, сжимается, обхватывая себя за плечи, и невольно отступает на шаг назад. Очевидно, что во фразе заложено несколько смыслов, понятных лишь им вдвоём, и Рома, имеющий чуйку на наличие костей и дурно пахнущих кучек в чужих шкафах, не может не обратить на это внимание. Для него развернувшаяся картина и грызня “родителей” отдельный вид развлечения и кайфа, с которого он вряд ли когда-нибудь захочет слезть.
– Вы оба просто пример для подражания, – глумится в открытую, не сдержавшись. – Другой такой “идеальной” пары в этом мире больше не найти. Советую вам носить заговорённые обереги, чтобы защитить свою невероятную любовь друг к другу от сглаза, а то мало ли…
Алёна, старающаяся всё это время слиться с обстановкой, чтобы её не заметили, легонько дёргает его за рукав кожанки, останавливая, но парень ждал этого момента очень долго, чтобы молчать и не искупать их в накопившемся за годы и теперь льющемся за края яде.
– Спокойно, Лёна, не переживай, и тебе, если повезёт, такой же, как мой самый лучший на планете папка, встретится однажды и, как и твоя мама, не будешь знать куда от такого счастья деваться.
Тьфу, тьфу, тьфу, конечно. Ромка скорее в лепёшку разобьётся, чем позволит кому-то, кто хотя бы чуть-чуть на его отца похожий, к ней подойти. По этой же самой причине он не смотрит на неё никак иначе, чем на младшую сестру, потому что, как бы ебано на душе от этого осознания не было и как бы не хотелось выпрыгнуть из шкуры, чтобы данный факт изменить, но от осинки апельсинки не рождаются. А в случае с ними – благородный орёл от прогнившего насквозь душой стервятника.
Ведь так, папа?
Мы же с тобой одного вида шакалы, да?
Только в отличие от отца, он это признаёт и особо не скрывает. Олег же до последнего делает вид, что правильный до зубного скрежета и святее всех святых, а без нимба над головой ходит, потому что скромный и порядочный донельзя.
– Рома, это не смешно, – едва слышно шепчет Отрадная рядом и, слегка побледнев, бросает опасливый взгляд на Королёва-старшего.
Тот его шутку тоже не оценивает. Чуть наклоняет голову вперёд, разглядывая их исподлобья и морально прессуя, отчего удерживать непринуждённость и внешний похуизм на родительские слова становится в разы тяжелее.
– Зачем ты вернулся? – спрашивает прямо, всем видом давая понять, что больше не хочет тратить своё драгоценное время на него.
– Соскучился.
Рома же в свою очередь с ещё большим усилием ломает губы в вызывающей насмешке, игнорируя обиду, разъедающую его броню изнутри. Вроде уже давно осведомлён о том, что отцу не нужен, а за рёбрами болит каждый раз как в первый. Болит, давит, душит. И пора бы привыкнуть, смириться, может, даже отпустить, чтобы стало легче, но… Но кто тогда за эту его боль ответит? Кто вернёт эти адские четыре года, которые он потерял в академии? С кого, в конце концов, за детство, полное одиночества, спрашивать?
– Не паясничай. Напоминаю, что ты уже давно не ребёнок, чтобы вести себя подобным образом.
– А я напоминаю, что ты понятия не имеешь каким я был ребёнком и тем более какой я сейчас, так что не тебе мне подобные условия диктовать.
Королёв-старший, стоящий до этого на расстоянии и, по всей видимости, начавший терять терпение, уверенной и твёрдой походкой принимается надвигаться на него. Со стороны это выглядит как прямая угроза вновь оказаться выгнанным взашей и парень расправляет плечи, готовясь противостоять, но уже второй раз за день перед ним хрупкой защищающей преградой встаёт Алёнка.
– Олег… – выдыхает она всего лишь одно слово и оно, к Роминому нешуточному удивлению, действует на отца как заклинание.
Он вдруг послушно останавливается в паре шагов от них и смотрит на неё так, что внутренности скручиваются в пружину, но не от страха, а…
Рома встряхивает головой, надеясь, что ему просто показалось. Моргает. Переводит взгляд на будто проглотившую язык Инну, продолжающую стоять на всё том же месте и не сводящую со спины мужа глаз. Её в отличие от него ничего в сложившейся ситуации не удивляет и он снова смотрит на отца и Отрадную, пытаясь понять, что именно его так триггернуло. Ведь всё так чинно и благородно. Ведь ничего по сути из ряда вон не случилось. Ведь это просто взгляд или…?
Просто?
А разве Олег Королёв делает что-либо “просто”?
80. Алёна
– Олег… – выдыхает она, мысленно прося остановиться и не повторять события четырёхлетней давности снова.
Ей не по себе. Ей душно. Ей хочется спрятаться за Ромкину широкую спину и не чувствовать взгляд отчима, не быть на расстоянии двух шагов от него, не терять себя на глазах у всех. Но ореховые радужки держат крепко. Железными цепями по рукам и ногам. Прозрачной острой леской поперёк горла. Колючей проволокой вокруг воли. Так, что ни сдвинуться, ни отвернуться, ни вздохнуть.
Хватит.
Прошу тебя.
Не сейчас.
В прихожей тяжёлое молчание, из-за которого воздух становится смогом. Вязким и едким. Отравляющим изнутри не сразу, а мучительно долго, секунда за секундой.
Она с трудом сглатывает и мысленно отчаянно ищет выход. Напоминает себе о матери, стоящей в считанных шагах. О Роме – вернувшемся к ней, по прежнему очень родном,своёмРоме. О самом Олеге, как о его отце и отце Егора, а не как мужчины, чей запах, поцелуи и прикосновения, кажется, впитались в неё до костей. Но не помогает. Не освобождает. И тогда Отрадная, уже больше машинально, чем осознанно, направляет мысли в совершенно противоположную сторону, где натыкается на того, кого совсем недавно назвала своим другом, и хватается за его образ, как за спасательный круг.
Спаси меня, золотой мальчик.
Забери к себе.
Спрячь.
Как по приказу, в голове тут же звучит его голос, с поразительной лёгкостью вырывая из власти ореховых глаз напротив.
“Хорошо, что ты здесь.”
Вроде бы ещё секунду назад выдохнуть не могла, а сейчас уже мысленно совершенно в другом месте, не в окружении “семьи”, а во вчерашнем вечере, на веранде под звёздным небом в объятияхдруга,с которым, как оказалось, так просто, приятно исвободнодышать такт в такт. Это открытие, неожиданное и яркое, отзывалось тогда и продолжает отзываться до сих пор волнующей щекоткой в груди наравне с осознанием того, что красивее его глаз, взгляда и улыбки она похоже ещё никогда ни у кого не видела.
“Я тебя завтра украду”
И, наверное, следовало бы спросить банальное – куда, зачем, для чего? Но не хотелось. Даже почему-то не подумалось. Улыбаться ему в ответ хотелось, да. Смотреть в весну в зелёных радужках, таинственную и чарующую в свете звёзд. Слушать его. Стоять рядом, близко-близко, всем телом ощущая разницу в росте, силе, реакции, мощи и, на удивление, абсолютно её не бояться. Прижиматься неосознанно доверчиво, прячась в тесных объятьях от ветра, и ждать сегодняшнего дня, чтобы быть им похищенной. До последнего считать минуты и знать, что ещё чуть-чуть и…
“Ты, правда, хочешь уйти с ним?”
Один из самых сложных вопросов в её жизни, разрывающий на части. Потому что Рома – это единственный человек, которого она могла назвать своей семьёй, а Кир – единственный, кто позволил ей считать себя другом, единственный, к кому хотелось тянуться и быть наравне, единственный, кто совершенно не вписывался в Алёнину реальность и тем самым менял ту до неузнаваемости. Единственный во многом и похоже уже до конца. И уходить от него было сложно. Невыносимо отворачиваться от весны его, сегодня грозовой, буйной, капризной, но уже, кажется, очень родной в глазах. Прощаться, чувствуя исходящие от него гнев, раздражение и досаду из-за её выбора. Выбора, который Отрадная надеялась, что больше никогда перед ней не встанет.
Пойми меня, золотой мальчик.
Пожалуйста. Прошу.
Пойми и укради в следующий раз.
Ведь она не могла иначе. Только не со своим Ромой. Не могла оставить сводного брата одного, зная, что ждёт его дома. Он же только вернулся… Спустя столько времени они, наконец, вновь вместе и… А если он опять исчезнет? А если в этот раз насовсем? Что тогда?
“Да или нет, Алёна?”
Да или нет…
Да? Или… Нет?
Друзья…
Друзья же, правда?
Девушка хмурит брови из-за всплывшего в памяти разговора с Ромой, отводит глаза в сторону, задумываясь, и ловит отражение в зеркале на противоположной стене, которое вдруг подтверждает неожиданное – мыслей об Олеге нет. Она будто забыла о нём, стоя на расстоянии двух шагов. И дышала. Сама дышала, не им.
– Алёна… – в эту же самую секунду зовёт он, но смотреть ей на него не хочется, а вот на себя, впервые самостоятельно вырвавшуюся из-под его взгляда, наоборот. – Алёна, – повторяет снова, с нажимом, и она, по прежнему не смотря на него, качает отрицательно головой. – Алёна, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
– Э, слышь, тон голоса смени! – мгновенно подрывается за спиной Рома и, обхватив её за плечи тёплыми большими ладонями, аккуратно отстраняет в сторону, снова становясь вперёд. – Она тебе, что, собачонка на поводке? Хули так себя с ней ведёшь? Кто тебе право дал? А ты какого хера из себя статую строишь, пока с твоей дочерью так обращаются? – бросает в сторону Инны, как обычно, наблюдающей за происходящим со стороны и предпочитающей не вмешиваться. – Или, дай угадаю, мебелью быть гораздо проще, чем матерью, да?
Сводный брат груб, вспыльчив и, как всегда, невероятно прямолинеен, что, естественно, не нравится никому, в чью сторону эта прямота направлена. Это отчётливо видно по потяжелевшей челюсти Королёва-старшего и поджатым в тонкую линию губам мамы, которая, кажется, сдерживается из последних сил, чтобы не ударить словами в ответ. Атмосфера в прихожей накаляется ещё сильнее и очевидно это плохой знак, игнорировать который глупо и бессмысленно, но как исправить ситуацию, изначально обречённую на плохой исход, девушка не знает. Раньше, пять лет назад, когда мама только вышла замуж за Олега и они стали жить все вместе, подобные стычки заканчивались тем, что он просто задавливал своего сына от первого брака авторитетом и силой характера. Сейчас Роме уже не пятнадцать. Он зол и обижен. Отцовский авторитет для него – не более чем пустой звук и просто приказать ему закрыть рот уже не получится. Поэтому Отрадная не находит ничего лучше как повернуться к нему, привстать на цыпочки, ухватившись за его мощное плечо, и прошептать:
– Рома, не стоит. Оставь.
Потому что защищать её бесполезно и поздно. Потому что поводок контроля Олега уже не снять и Инну её любить не заставить. Потому что она этого просто напросто не заслуживает.
– Нет, я не позволю, чтобы к тебе так…
Он резко замолкает. Также резко меняются в лицах их родители, так как совсем рядом слышится звук открывшейся двери, топот маленьких ножек по полу и в коридоре появляется только проснувшийся после дневного сна Егор. Его русые волосы мило взлохмачены, пижама в лёгком беспорядке, один носочек выше другого. Он сонно трёт глазки, зевая, нетвёрдой походкой подходит к отцу и скорее машинально, чем осознанно прижимается к его ноге.
– Папа, ты дома? – бормочет младший брат вполголоса, не открывая глаз и, кажется, досматривая сон на ходу.
Рома рядом с ней шумно выдыхает и от его взгляда на четырёхлетнего ребёнка, которого он видел в последний раз трёхмесячным малышом, у Алёны больно сжимается сердце и свербит в носу. Ей в отличие от него повезло хотя бы в этом, она видела как Егор рос, была рядом, а сводный же…
Почему тебя так долго не было с нами?
Ну почему…?!
Друзья, скажите же, что Алёна молодец? Она смогла дать Олегу пусть и небольшой, но отпор)
