Текст книги "Омут (СИ)"

Автор книги: Мария Абдулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

63. Алёна

Отрадная пытается сосредоточить всё своё внимание на лекции и записывать за преподавателями каждое слово, но её старания летят в никуда, потому что на неё смотрят. Смотрят внимательно, с любопытством и непониманием. Она чувствует чужие взгляды на протяжении первой пары, второй, а на третьей понимает, что к ним прибавился ещё и шёпот. Тот самый шёпот, который из-за хорошей акустики лекционной аудитории слышен, если не всем, то многим.

– Да я уверена, что они спят друг с другом!

Насмешливый женский голос, доносящийся с верхних рядов, вынуждает Алёну и нескольких человек, сидящих рядом с ней, поднять голову.

– Думаешь? А как же Гордеева? – слышится другой голос.

– Спал бы он с Гордеевой, то и приезжал бы на пары с Гордеевой! Всё же просто!

Девушка выпрямляет спину так, что сводит лопатки, и напряжённо смотрит прямо перед собой, прекрасно понимая, что говорят о ней и золотом мальчике. Он сидит на ряд выше, прямо за её спиной, и наверняка тоже слышит каждое слово.

– Она же за ним собачкой бегает…

– И что? Когда это кому-то мешало трахаться с другими?

Алёна вздрагивает, стискивает в пальцах ручку и неосознанно мнёт кончик листа тетради. Перед глазами вместо интерактивной доски и слайдов с главными тезисами лекции оживающие картинки воспоминаний двухлетней давности. Когда понятие “трахаться” впервые приобрело для неё какой-то смысл благодаря мужу матери. Когда оно вошло в её жизнь вместе с грязной тайной и ненавистью к себе. Когда стало понятно, что кроме этого слова между ними с Олегом ничего нет и никогда не будет. До их связи отношения в полном смысле этого слова её не интересовали, а после она и не могла даже допустить мысли из этой категории в отношении кого-то другого. Пока сверстники влюблялись-сближались-расставались Алёна замазывала засосы консилером и не могла смотреть маме в глаза. Помимо этого и сам противоположный пол не выражал к ней особого интереса. Слишком худая, слишком замкнутая, слишком нелюдимая. Слишком много “слишком” для одного человека и абсолютное отсутствие чего-либо, за что её можно было бы полюбить или хотя бы почувствовать интерес. Так что подозрения о том, что у них с Киром может быть что-то, подходящее под понятие “трахаться”, смешны и нелепы. Зачем золотому мальчику сломанная девочка? Зачем ему хотеть быть с ней рядом? Зачемемужелатьеё?

Зачем, Кир?

– Рты закрыли, – вдруг громко, во всеуслышание, произносит он и Отрадная снова вздрагивает, а в аудитории повисает тишина. – Повторять два раза не буду.

Лекция после этого продолжается в обычном режиме, без сплетен и косых взглядов, что в принципе должно её обрадовать, но Алёна не может избавиться от мыслей, которые эти самые сплетни в ней вызвали. Она вязнет в них, как в болоте. Путается. Захлёбывается. И не замечает, когда пара заканчивается, продолжая неподвижно сидеть на месте, пока её плеча вдруг не касается чужая рука.

– Алёна? – зовёт Кир. – Ты идёшь?

Девушка оборачивается, встречаясь с ним взглядом, и с трудом сглатывает. В весенних радужках, оказывается, очень легко потеряться.

– Да, иду.

После этого парень вполне мог встать и уйти, но Авдеев не отходит ни на шаг и ждёт пока Алёна соберёт вещи, чтобы вновь их у неё забрать. И это ничуть не помогает ей в том, чтобы перестать прокручивать в голове возникшие вопросы.

Зачем, Кир? Зачем я тебе?

На его месте она бы в свою сторону даже не смотрела. Отрадная бы держалась от странной девчонки с пустым взглядом как можно дальше и как можно дольше не замечала бы себя среди толпы, в которую, к своему собственному сожалению, никак не могла вписаться. Ни худобой, ни шрамами, ни грязными тайнами. В ней видели и чувствовали паршивую овцу, что всеми силами старалась быть как все, вот только понятия не имела что для этого нужно сделать. Даже сейчас, шагая бок о бок с сыном мэра – золотым мальчиком, за внимание и общение с которым боролись сверстники, она вместо того, чтобы воспользоваться моментом, молча пялилась себе под ноги.

Ты безнадёжна, Отрадная.

Беспросветна.

Ты совершенно, напрочь, отчаянно глупа.

Тяжёлый вздох, сорвавшийся с губ, не остаётся незамеченным одногруппником. Парень поворачивает голову в её сторону и спрашивает:

– Что, Алёна?

Его взгляд и прямота почему-то вызывают румянец на щеках и удушливое желание не сдерживаться, рассказать отчего так тесно в груди, но девушка лишь прячет лицо за волосами и продолжает молчать. Потому что молчание лучше правды, а незнание лучше заданных вслух вопросов, ответы на которые она не готова услышать. Вот только Авдеев считает иначе.

– Я же не отстану, Отрадная.

Она опускает голову ещё ниже, надеясь, что Кир всё-таки передумает, но вместо этого он вдруг протягивает руку, запускает пальцы в волосы и осторожно заправляет их ей за ухо, тем самым лишая девушку укрытия.

– Не отстану, Алёна, – повторяет решительно и твёрдо. – Не отступлю.

Её щёки краснеют ещё сильнее и Отрадная нервно поправляет ворот рубашки, абсолютно не зная, как себя вести. Сказать, что всё нормально, когда очевидно, что это самое “нормально” давно отсутствует в её жизни? Перевести разговор на другую тему? Или отрезать так часто повторяемым раньше “Не твоё дело, Авдеев!”?

– Мне нужно с тобой конфликтовать, чтобы ты была разговорчивее? – он будто слышит её мысли, а девушка в свою очередь слышит в его голосе горькую усмешку. И из-за этого болезненно сжимается сердце. – Тебе легче меня ненавидеть, чем…?

Коридор университета во время длинного перерыва между парами – не самое лучшее место для таких разговоров, но золотого мальчика это не волнует. Кир смотрит на неё пристально. Смотрит так, как умеет только он. И от этого сердце сжимается ещё раз, но не болезненно, как пару секунд назад, а с трепетом. Волнительно. Почти сладко.

Почему ты не договорил, Кир?

Легче ненавидеть, чем… Чем спокойно общаться? Чем дружить? Или… Что именно ты имеешь в виду?

Алёне не хватает сил взглянуть в глаза напротив. Она лишь мажет робким взглядом по его лицу и облизывает сухие губы. Кажется, что посмотри она в зелёные радужки дольше мгновения и случится что-то, с чем ей абсолютно точно не справиться. Это “что-то” наверняка имеет название, но в голове сейчас почему-то пусто и шумно одновременно. И трудно сосредоточиться на чём-то или ком-то другом, кроме парня, стоящего рядом. Внимание, чувства и ощущения фокусируются лишь на нём. Благодаря этому она замечает родинку на его шее с правой стороны, едва различимые веснушки на носу и приоткрытые губы, срывавшееся дыхание с которых тревожит её волосы на макушке.

Как же ты близко, золотой мальчик.

И внутри, за рёбрами, кажется, места совсем нет, но сердце продолжает сжиматься и с каждой секундой всё быстрей и быстрей, словно куда-то торопится. Словно оно куда-то или к кому-то спешит, наивно полагая, что его кто-то ждёт. Девушка пытается его успокоить. Тянет носом воздух и на мгновение задерживает дыхание, но оно не слушается. Оно просто не желает её слышать.

– Алёна….?

Золотой мальчик ждёт от неё ответа, продолжая смотреть так, будто никого и ничего вокруг, кроме них вдвоём, не существует. Будто мир, жестокий и несправедливый, не имеет для него никакого значения. Будто этот разговор, несвоевременный и вспарывающий то, что было зашито-залатано наспех дрожащими пальцами, ему очень-сильно-просто крайне необходим.

– Я тебя не ненавижу, Кир, – правду сложно уместить в пять слов, но у неё это, кажется, получается. – Больше.

После всего того, что он для неё сделал, после того, что они пережили вдвоём, после утреннего “тебя должна волновать только ты сама и никто больше” иначе не может быть. Уже не может. И с этим нужно как-то научиться жить. Научиться справляться с тоской по Роме и чувством вины за то, что уже больше не чувствует.

Я его больше не ненавижу, Ром, представляешь? Я больше не вижу в нём врага.

Но я всё также безумно, безмерно, чертовски по тебе скучаю.

Когда-то это казалось немыслимым и совершенно неправильным. Когда-то Кир Авдеев проходил мимо, одним взглядом смешивая её с грязью. А сейчас, в это самое мгновение, в его глазах жил апрель – робкий и настойчивый одновременно. С капелью, яркими солнечными лучами, прогоняющими холод, и подснежниками.

– Я тебя тоже. Давно.

Она вскидывает глаза и всё-таки смотрит в весну, что опутывает её с ног до головы. Голос парня звучит ломанно. Неровно. Хрипло. И это "давно" прокатывается по напряжённым до предела нервам, заставляя девушку невольно замереть. Кир это замечает. Замечает с пугающей лёгкостью и пытливо щурится, словно хочет заглянуть в неё ещё глубже и что-то очень важное для себя там увидеть, не подозревая, что Алёна Отрадная пуста. Пуста совершенно и, наверное, уже навсегда.

– Давно? – зачем-то переспрашивает.

А он зачем-то невпопад отвечает:

– Ты даже не представляешь как сильно.

Это ставят её в тупик. Это вызывает у неё потерю дара речи и ощущение нереальности происходящего. Это не объясняет абсолютно ничего и в то же время говорит о многом.

– Тогда… – она сбивается, облизывает губы и вновь поправляет треклятый воротник, не зная куда деть руки. – Тогда получается, что мы не… Не враги?

– Я тебе – нет.

И Алёна верит. С первой секунды. Даже зная, что это крайне безрассудно и неправильно. Верит. Потому что откуда-то чувствует, что золотой мальчик абсолютно искренен. На виду у всех, сильный характером и душой, тёплый взглядом и улыбкой, чужой обстоятельствами и общим прошлым, он полностью, всецело и безусловно с ней честен. Тогда как она в свою очередь…

– А я? – девушка обеспокоенно ведёт плечами, вдумавшись в формулировку его фразы. – А я тебе враг?

– Ты, Отрадная, тот враг, которому и делать ничего не нужно, чтобы одержать над противником верх.

У неё от этих слов вдруг безвольно опускаются руки и что-то трескается внутри. Тихо, но в её пустоте этот звук разносится оглушительным грохотом. И мгновенно хочется отвернуться, спрятать переживания и мысли ещё глубже, чтобы до них точно никто и никогда не добрался, чтобы не чувствовать то, что сейчас одолевает её с головой и чему у неё не получается дать название. Потому что Алёна в этот самый миг чувствует очень много. Очень много и сильно, будто кто-то одновременно включил телевизор, радио и раздражающую мелодию будильника. Эмоций и ощущений столько, что, кажется, ещё чуть-чуть и она лопнет, как воздушный шарик. Или сделает какую-нибудь глупость, о которой наверняка потом будет отчаянно жалеть. Или наоборот сделает что-то правильное впервые в жизни. Или…

А не много ли столько “или” на тебя одну, Отрадная?

Или не сделает абсолютно ничего, как всегда, позволив своим слабостям, трусости и ничтожности одержать верх.

– Но не переживай, – продолжает он, мягко улыбнувшись. – Я уже принял своё поражение и не намерен продолжать вражду или мстить. Поэтому давай на чистоту, как не враг не врагу, что тебя беспокоит? Их трёп на паре?

64. Алёна

– Но не переживай, – продолжает он, мягко улыбнувшись. – Я уже принял своё поражение и не намерен продолжать вражду или мстить. Поэтому давай на чистоту, как не враг не врагу, что тебя беспокоит? Их трёп на паре?

Ты, Кир. От русых волос, в стильной небрежности лежащих на затылке, до круглых мысов чёрных кроссовок.

Ты. Целиком и полностью ты.

Да так, что её жизнь, как в той детской считалке, волнуется раз, волнуется два, волнуется три и… И четыре, пять, шесть. Кажется, до бесконечности. И как удержаться на плаву Алёна не знает, а уйти с головой в это море страшно, выплыть на поверхность – нет сил.

– Они и ногтя твоего не стоят, Отрадная. Поэтому даже не смей верить и принимать их пиз*ёж близко к сердцу.

Его слова звучат хлёстко и достаточно громко, но у неё есть откуда-то уверенность, что Кир произносит их не напоказ. Хотя окружающие всё равно оборачиваются и с плохо скрываемым любопытством смотрят на них так, будто ничего интереснее в мире не придумали.

– Неужели… Неужели тебе совсем плевать на то, что они говорили? – её слова в противовес звучат почти шёпотом. – Они ведь…

– Повторюсь, Алён, меня волнует мнение только тех людей, которые для меня хоть что-то значат. Все эти бездельники в их круг не входят и вряд ли когда-нибудь там окажутся. Они думают, будто знают меня, знают чем и, самое главное, кем я живу, а на самом деле я сам только недавно осознал кем я живу на самом деле.

У неё почти вырывается машинальное: “Кем?”, но девушка успевает вовремя усмирить своё любопытство, не желая уподобляться тем, из-за кого этот разговор возник. А Кир в свою очередь будто бы наоборот ждёт, когда она задаст этот вопрос. Будто только её молчание его и сдерживает от чего-то, что, подобно лавине, способно накрыть их обоих с головой. Отрадной от этого ощущения хочется трусливо спрятаться за его спиной и закрыть глаза. Почему-то кажется, что это её спасёт. Почему-то верится, что золотой мальчик не отойдёт в сторону, если она так сделает. Почему-то с ним быть слабой не страшно.

Страшно с ним не быть.

– Я… – она не знает, что пытается сказать. – Ты… – мысли сбиваются под его пристальным взглядом. – Мы… – и снова море волнуется раз, волнуется два, волнуется три.

Алёна сжимает ладони в кулаки и ведёт плечами, пытаясь сосредоточиться.

– Когда “мы” – это хорошо, – не даёт ей этой возможности парень, улыбаясь ещё шире.

Кажется, они говорят о совершенно разных вещах. И у Кира в этом разговоре есть преимущество, потому что он по всей видимости понимает, что она имеет ввиду, а Отрадная может только смотреть в его глаза и молчать. Она знает смысл каждого отдельного слова, произнесённого им, но когда они складываются вместе, то звучат как алгебраические формулы на незнакомом ей языке.

– Кир, прости, но я тебя не понимаю, – признаётся со вздохом Алёна.

Авдеев кивает всё с той же улыбкой на губах, от которой у неё море уже не просто волнуется, а бушует что есть мочи, и вдруг берёт её за руку. Уверенно и быстро. Так, будто уже не раз это делал и не раз сделает впредь. Его ладонь тёплая и сухая, а пальцы сильные и ловкие. Её же пальцы холодные и едва уловимо подрагивают. Но как бы то не было её ладони в его хорошо. Надёжно.

– Это ненадолго, Алёнка, – одногруппник приходит в движение и направляется в сторону выхода из университета, а она семенит, иначе и не скажешь, если сравнивать их шаги, следом. – Ненадолго. Я найду способ, чтобы тебе всё объяснить.

У неё вопросов к нему – тьма, но Отрадная выбирает самый, на её взгляд, простой и безопасный.

– Подожди, Кир, а Миша и Лиля с нами не пойдут готовиться к проекту?

Его плечи напрягаются, девушка замечает это, потому что идёт чуть позади, но голос, когда он отвечает, звучит почти как прежде. Единственное различие – холод, который направлен не на неё, но Алёна всё равно чувствует желание поёжиться.

– Гордеева спряталась, а Мишка не оставляет надежды, что в её душонке осталось что-то человеческое.

– А ты уверен, что это не так?

Наверное, ей лучше молчать. Лучше не лезть не в своё дело, как она и планировала немногим ранее. Но любопытство, свойственное всем людям на планете, всё же быстрее, поэтому девушка сначала спрашивает и только потом это осознаёт.

– Я уверен, что она забылась. Очень сильно забылась.

На этот раз Отрадная думает прежде, чем сказать. Взвешивает все за и против. Перекатывает слова на языке. Они колются и не желают оставаться непроизнесёнными. А Кир тем временем всё шагает и шагает вперёд. Стремительно, уверенно, твёрдо. Позади них здание университета, впереди – полупустая парковка, между – считанные сантиметры, которые сокращаются до миллиметров, когда парень останавливается, чтобы открыть для неё пассажирскую дверь машины.

– Лиля, кажется, тебя любит.

Она ждёт… Сама не знает чего, но ждёт. Смотрит в его зелёные глаза, в которых, на удивление, после её фразы всё остаётся по-прежнему, по апрельски, и нервно мнёт в пальцах рукав куртки. Золотой мальчик же наоборот спокоен, почти безразличен, словно она сказала что-то совершенно для него неважное и не имеющее смысла.

– Когда любят, Алёна, не кажется.

В каждом слове, слоге, букве уверенность. Та самая уверенность, которую человек может чувствовать, если только знает что-то наверняка. Если только сам до этой уверенности дошёл сквозь страхи, сомнения и ошибки. У Алёны такая уверенность была только в том, что она – худший человек на Земле. У Кира Авдеева же в том, что такое любовь и как она проявляется.

И ей неожиданно для себя вдруг становится завидно. Не из-за того, что одногруппник кого-то любит, а из-за того, что он знает какой эта любовь должна быть. Отрадная любила отца, но потеряла его. Любила Ромку, но теперь не имеет понятия где он и что с ним. Любит маму, но предаёт её день за днём. Любит брата, но продолжает поступать как последняя дрянь. Её любовь – это похоже и не любовь вовсе. Это какое-то оружие массового поражения, от которого нет спасения.

Как правильно любить, золотой мальчик?

Как любить, не разрушая вокруг себя всех и вся?

Как любить и знать, что это и есть любовь?

У мамы с папой был брак, а не любовь. Инна любила это повторять напрямую и вскользь. Брак, заключённый по желанию бабушек и дедушек, о которых Алёна знала лишь минимум информации. Мама на тот момент, опять по её же словам, была слишком молода и глупа, чтобы поверить в то, что сможет построить с папой счастливую семью, а он был слишком зациклен на себе, чтобы увидеть в ней подходящую для себя жену.

Отрадная до сих пор помнила их споры сквозь зубы и фразу “мне плевать, что ты хочешьдумаешь”, звучавшую в разных обстоятельствах пугающе одинаково. Пугающе равнодушно. Пугающе правдиво. Помнила их взгляды, обращённые друг к другу – пугающе пустые. Помнила себя маленькую, пугающе легко принимающую такое отношение родителей за норму. Понимание, что это не так пришло, когда мама познакомила её с Олегом. Как же она тогда на него смотрела… Как же сверкали её глаза и какой широкой была улыбка… Для неё он был ещё одним шансом на счастье. Для Алёны – предательством с первых минут знакомства. Сначала предательством папы, потом себя, мамы и Ромки, позже брата. Обманом. Королёв же в свою очередь на Инну смотрел совсем иначе. Без блеска в глазах и даже подобия улыбки, но мама упорно не желала это замечать, словно любовь к нему сделала её слепой, глухой и совсем-совсем безвольной.

Любовь бывает только такой, золотой мальчик?

Любовь лишает человека личности?

Любовь настолько жестока?

Ромка часто повторял, что любви не существует. Что она выдумка, иллюзия, наивная мечта, возведённая в абсолют. Он заплетал ей волосы в косу и просил никогда ни в кого не влюбляться.

Это тебе не надо, Лёнка.

Это не принесёт тебе ничего хорошего. Только слёзы на ветер.

Если хочешь, меня люби. Если хочешь, обо мне мечтай. Но лучше всё же не надо. Лучше себя люби, чем кого-то ещё.

А она и этого не умела. Она вопреки его просьбе его же и любила. Да и как могло быть иначе, когда он сложный и непонятный, рядом с ней всегда был простым и родным? Когда он, такой же сломанный, запутавшийся, совершивший кучу ошибок понимал её по одному лишь взгляду? Когда, несмотря ни на что, держал её за руку и твердил, что ещё настанет их время? Что они ещё узнают, каково это – быть счастливыми.

У любви бывает счастливый конец, Кир?

Алёна свой счастливый конец видит в избавлении мира от себя. Она загадывает это желание вот уже два года подряд на Новый год и день рождения. Надеется, что вселенная её услышит и поможет, потому что самой это желание выполнить не хватает смелости. В тот раз из неё вся высочилась. В тот раз, что почти стал последним. В тот почти счастливый раз.

– Алёна, о чём бы ты там с таким серьёзным лицом не думала, прекращай немедленно, – будто бы слышит её мысли Авдеев. – И не думай об этом больше никогда.

Девушка опускает голову и неосознанно потирает запястья, где под браслетами скрывается её вторая постыдная тайна, вмещающая в себя шрамы от порезов. Через них она хотела выместить боль, перекрыть шрамы по другую сторону рёбер и почувствовать себя живой. Через них она надеялась найти выход, но только заблудилась ещё сильнее. Через них она обрела Олега и потеряла себя.

– Хорошо, Алёна? Обещаешь?

Отрадная нервно хрустит пальцами. Проглатывает комок из невысказанных слов в горле. И старается не думать как наверняка глупо сейчас выглядит в его глазах.

– Алёна? – снова зовёт он.

– Я не могу тебе этого пообещать, так как знаю, что не смогу сдержать обещание.

Протараторив, юркает под его руку и забирается на сидение, смотря куда угодно, но не на него. Кир же в свою очередь только на неё и смотрит. Задумчиво, въедливо, остро. Под его взглядом девушке жарко, душно и отчаянно-абсолютно-начисто неспокойно.

– Я не прошу обещать мне, Алёна. Обещай себе.

С этими словами он закрывает дверь с её стороны и, обойдя машину, садится за руль.