Текст книги "Омут (СИ)"

Автор книги: Мария Абдулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)

89. Лиля

Не зря говорят, заставь дурака молиться и он лоб себе расшибёт. А ведь так всё хорошо складывалось! В её пользу складывалось! Неожиданное появление дерзкого новенького, не отходящего от жалкой Отрадной ни на шаг, сплетни о их совсем не братско-сестринских отношениях, её влияние, не позволяющее этим слухам сойти на нет… Оставалось совсем чуть-чуть, чтобы Кир, наконец, увидел эту невинную овечку в своей истинной ипостаси и перестал смотреть на неё так… Так… Как на неё, Лилю, никогда не смотрел.

Она тебя недостойна, любимый.

Она же гнилая насквозь!

Почему ты этого не замечаешь?

Гордеева, конечно, сама далеко не ангел, но этот факт ни для кого не сюрприз. Она из себя святую не строит. Она та ещё сука и стерва. Она за своё горло любому перегрызёт. Любыми методами. И делает это раз за разом, привыкнув идти до конца.

Всё или ничего.

Либо она, либо никто вообще.

Без полутонов и оговорок.

Если бы не посторонние факторы в виде окружающих её идиотов с ватой вместо мозгов, то своей цели она добилась бы гораздо быстрее. Но приходится постоянно отвлекаться на таких бестолковых куриц, как, чтоб её, Настенька, не справившаяся даже с элементарной вещью и превратившая мем “только не списывай точь-в-точь” в реальность. Пустоголовая, никчемная плакса! Только ныть и умеет! Лиля за неё едва ли всё не сделала, а эта дура вместо того, чтобы переписать эссе Отрадной и сдать как своё, даже два слова не потрудилась в нём переставить!

– Ч-ч-чёрт! – выдыхает себе под нос сквозь зубы. – Гадство!

Сокурсница, рыдая, выбегает из аудитории. Отрадная, растерянно хлопая глазами, смотрит ей вслед, а потом поворачивается к Киру и тот, как по приказу, поднимается на ноги и идёт к ней.

Не-е-ет…

Сука! Пожалуйста, только не это!

Девушка поджимает губы и лихорадочно перебирает варианты развития событий. Авдеев не оставит эту ситуацию просто так. Надавить на Настю ему не составит труда и тогда… Тогда выйдет на неё, а Лиля и так держалась на волоске после той истории с фото их поцелуя в СМИ. Она, чёрт возьми, и без того шла ва-банк, разжигая пересуды об Отрадной и новеньком практически у него на глазах! После всего он её жалеть не будет. Даже Мишка и тот не остановит.

– Лиля, – зовёт друг детства, словно услышав её мысли. – Что ты снова натворила, безумная?

Губы кривятся в беззаботной ухмылке. Глаза с трудом отрываются от спины Кира и смотрят на хмурого, обеспокоенного не на шутку и серьёзного Романова.

– О чём ты, Кудряшка? – переспрашивает как можно спокойней.

Если играть, то играть до конца. Презумпция невиновности и всё такое. Пока не доказано – не виновата.

– О том, что ты подставила Алёнку через Настю и из-за тебя её со всех конкурсов сняли.

– Я, по твоему, доктор Мориарти что ли?

– Ты хуже, Лиль, и мы с тобой это прекрасно знаем.

Его небесно-голубые глаза сверлят её в упор, будто желают залезть в голову и узнать всё-всё, но даже ей самой порой страшно оставаться один на один с кишащими в ней демонами, поэтому ему тем более стоит держаться в стороне. Да и… Какого хрена он опять лезет туда, куда его не просят?!

– Мишенька, тебе заняться больше нечем? Может, наконец, собой займёшься, а? Затычкой в каждой бочке не надоело быть? – как известно, лучшая защита – это нападение и девушка владеет этим приёмом в совершенстве. – Это уже не говоря о том, что я заебалась выслушивать от тебя постоянные обвинения в каждом косом взгляде или лишнем вздохе в сторону Отрадной! Если ей на голову кирпич с крыши грохнется, тоже я виновата буду?!

– Лиля…

– Хватит, Кудряшка! Задрал уже! Ещё другом своим меня называешь! Знаешь, где я такую дружбу видела?!

– Я же о тебе переживаю, Лиля! – парень повышает голос. – Неужели не понимаешь, что после этого тебе точно сухой из воды не выйти?!

– Спасибо, оставь такие “переживания” для кого-нибудь другого, для своей Алёнушки, например, а меня оставь уже в покое!

– Дура, я единственный, кому на тебя не наплевать! Я друг, а не враг!

– Лучше сгину в одиночестве, чем с таким другом, как ты, Романов!

Нервно схватив сумку, стремительным шагом направляется на выход, чувствуя десятки взглядов в свою сторону. В пустом коридоре останавливается, выдыхая и отчасти даже радуясь дурной привычке друга детства морализаторствовать по поводу и без, сегодня сыгравшей ей на руку. Пусть все думают, что Мишенька своими подозрениями её очень сильно обидел и она побежала плакать в туалет, а не искать эту безмозглую дуру, чтобы всыпать ей по первое число и заставить молчать.

И где же ты, Настенька?

В какой норе рыдаешь и жалеешь себя?

Сокурсница находится через пару минут забившейся в угол на одном из пролётов почти никем неиспользуемой служебной лестницей. Красная вся от слёз, опухшая, с потёкшей косметикой. Сидит на полу, сжавшись в комок, и судорожно-горько всхлипывает. Рукава рубашки и пиджака, задравшись, открывают вид на разноцветные синяки на руках. Старые и новые. Это, на удивление, Гордееву тормозит, слегка снижает градус злости и вместо того, чтобы размазать по стенке за подставу, она смеряет её своим фирменным взглядом и без лишнего расшаркивания переходит к делу:

– Я не буду спрашивать как так вышло и почему ты не воспользовалась головой, – начинает деланно спокойно, но с явной сталью и жёсткостью в голове, не обещающим ничего хорошего. – И так понятно, что ты никчемная тупица с мозгом меньше, чем у курицы. Другой причины того, почему ты не переписала эссе Отрадной как следует и просто послала его на конкурс под своими именем, я не вижу. Просто скажу одно – если в этом всём всплывёт моё имя, то… – задумывается, вспоминая их встречу в парке и случившийся затем разговор. – Как ты там тогда хотела? Под машину броситься, да? Так вот, можешь смело выполнять своё желание, потому что я одна на дно не пойду. Отцу твоему ненормальному расскажу о всех твоих делишках, о хахале в Лондоне и ещё что-нибудь придумаю да такое, что вот это… – кивает на сине-фиолетово-жёлто-зелёные отметины на её теле. – Тебе сказкой покажется, Настенька. Ты знаешь, убеждать я умею, поэтому, надеюсь, ты меня услышала.

Девчонка стеклянным взглядом сверлит пол и только плечи вздрагивают.

– Кивни, если услышала.

Проходит сколько-то времени, прежде чем, наконец, девичья голова слегка дёргается. Лиля, удовлетворившись слабым кивном, разворачивается и уже хочет было уйти, но в последний момент останавливается, возвращается, доставая на ходу из сумочки салфетки и, присев перед сокурсницей на корточки, принимается вытирать её круглое, залитое слезами личико. Дура она, конечно, редкостная, и неизвестно как вообще, учитывая её неадекватного папашу, со своей тупостью и бесхребетностью до этих лет дожила, но всё же… Всё же жалко. Жалко, как, например, птицу с переломанным крылом, обречённую на не самый хороший конец, или земляного червяка, вылезшего в дождь на проезжую часть. Это чувство абсолютно ей, Лиле, не свойственно и прямо сейчас происходит его незапланированный дебют.

– Купи себе уже нормальную косметику, я тебя умоляю, или прекращай рыдать по каждой чепухе. Ходишь как чучело. И… – говорит тем же тоном, отвлекая себя от непрошенных и совершенно неожиданных после всего случившегося эмоций, и одновременно поправляет на её руках рукава студенческой формы. – И беги. Как можно скорее. Любым способом, – чеканит, чтобы смысл сказанного точно дошёл до сокурсницы. – Иначе он тебя так убьёт скоро, Насть.

Девушка поднимает на неё воспалённые от слёз, будто неживые, глаза и Гордеевой становится не по себе. Сломалась всё-таки девочка. Не выдержала.

– Ты… – прочищает горло, ощущая как жалость совсем выходит из-под контроля и разрастается в ней подобно сорняку. – Ты не сдавайся только. До конца борись.

– Как ты? – голос, как и глаза, абсолютно безжизненный.

– Да, как я.

Не то что до конца, а за границы разумного и правильного, пока Вселенная не схлопнется или пока не станет всё равно. И это уже, наверное, даже не борьба, а чистое безумие, но Лилю данный факт не волнует.

– А если я не могу? Если сил нет?

– Тогда найди того, кто будет делать это за тебя. Только он должен быть гораздо сильнее твоего неадекватного папашки. Сильнее, безумнее и аморальнее. Как клин клином, понимаешь?

Проходит секунда, вторая, третья… И в темных радужках напротив вдруг что-то загорается и оживляется. Сокурсница резко отстраняется от стены, оглядывается, принимается лихорадочно искать что-то в карманах. Через ещё пару секунд достаёт телефон и Лиля, посчитав на этом свой долг выполненным сполна, выпрямляется, оставляет ей пачку салфеток и, не сказав больше ни слова, направляется на выход. В дверях до неё доносится дрожащее, тихое и жалобное:

– Алло?... Здрав-вствуйте, это… Это Настя, п-помните? Мне нужна пом-мощь. Снова.

90. Лиля

К кому Настя могла бы с такой просьбой обратиться да ещё чтобы “клин клином” Гордеева понятия не имеет и выкидывает это из головы сразу же за ненужностью. Своих проблем столько, что приходится несколько дней после случившегося сегодня, как какой-то отъявленной преступнице, залечь на одно и не отсвечивать. И это на самом деле не так просто как кажется на первый взгляд, к тому же дурной привычки быть ниже травы и тише воды у неё никогда водилось. Особенно в ситуации с Киром, на глаза которому она всегда старается попасть по поводу и без. Лишь бы только заметил. Лишь бы только посмотрел как раньше, как в ту первую и забравшую её сердце навсегда близость. Как на девушку, готовую идти за ним на край света по головам, костям и тлеющим углям, а не как на пустое место. Каждый раз, оказываясь в поле его зрения, она внутренне напрягалась, одновременно и боясь, и мечтая о том, чтобы парень остановил свой взгляд именно на ней и больше никогда его не отводил. Каждый раз ждала последствий за подставу Отрадной и отчаянно её проклинала. И каждый грёбанный раз оставалась ни с чем, потому что он вёл себя так, будто и вовсе о Лилином существовании никогда не знал. Возможно он ещё не успел добраться до правды, возможно успел и ей оставалось только ждать расплаты, возможно было ещё что-то, о чём она пока не догадывалась, но, как ни крути, ни один из вариантов не обещал ничего хорошего. Интуиция трубила об опасности, день и ночь держа в напряге и требуя немедленно предпринять меры по ограждению самой себя от неприятностей, но только какими они должны быть, против кого или от кого Гордеева не знала. Поэтому старательно не высовывалась, присматриваясь к происходящему со стороны, прицениваясь и готовя несколько планов своих дальнейших действий разом. Помимо отсутствия реакции Кира не на шутку напрягал царящий везде и всюду покой, больше похожий на затишье перед бурей. Да, слухи со сплетнями не умолкали ни на секунду и в них по-прежнему фигурировали Отрадная, Кир, новенький, их отношения, снятие кандидатур Алёны с Настей с конкурса, только польза и вред от них были нулевые. И это всё вкупе Лилей не нравилось. Просто безумно не нравилось! Понимать понимала, что это всё не к добру, что должно что-то произойти, что грядёт едва ли не чёртов Рагнарёк, а каким образом его избежать или хотя бы пережить с малыми для себя потерями пока не представляла. Поэтому оставалось ждать, присматриваться ко всему и ко всем, по-прежнему стараясь не высовываться, и готовиться к любому исходу.

Что бы не случилось, справлюсь. Вывезу. Выиграю.

Смогу!

Повторяла бесконечно про себя как умалишённая да с такой силой, что даже поверила в то, что, действительно, несмотря ни на что, из любого дерьма выкарабкается. Если бы знала наперёд какого масштаба грядёт её личный пиздец, то прошла бы мимо новенького, словесно прессующего Мишку в коридоре, а потом ударила бы первая. Исподтишка и чтобы наверняка. Не думая ни секунды и не жалея. Но Лиля не знала. Лиля была просто-напросто на него,Романа Королёва, обречена.

– …с каких пор ты стал таким борзым, а, Мих? – щерится блондин, угрожающе встав на пути у Романова. – Да ещё и в одиночестве. Без Дена. Без Авдеева. Не много на себя берёшь?

Он крупнее друга детства. Кудряшка, да, на пару-тройку сантиметров выше, но в комплекции Королёву всё же уступает, обладая более худощавым телосложением. А ещё у Мишки руки пианиста, иногда обе ноги левые и небезопасная привычка рубить правду-матку в глаза всем без разбора, словно он бессмертный. Новенький же чисто физически кажется сильнее и опаснее. Широченные плечи, гора мышц, не дающая покоя половине, если не больше, девчонкам и не только девчонкам универа, бьющая фонтаном самоуверенность, прослеживающаяся в расслабленно-развязной манере поведения, и яркая, сбивающая с ног и пути истинного харизма преступно-обаятельного бэд боя.

Явно мудак. Явно без тормозов.

И она, как в той пословице про видящих друг друга издалека рыбаков, поняла это с первого взгляда и убеждалась каждый раз, когда то ли сводный братец, то ли хахаль Отрадной попадался на глаза. Потому что ей ли не знать, что ни за какой ангельской внешностью полчища демонов не спрячешь. Не сказать, конечно, что он пытался, но светлые короткие волосы, необычного красивого орехового оттенка глаза и открытая мальчишески-нагловатая улыбка всё же невольно вызывали определённые обманчивые ассоциации. Гордеева на них, естественно, не велась в отличие от большинства и, вообще, пока не знала о нём от и до, не собиралась идти с ним на конфликт в открытую, но и проигнорировать “разговор” парней не смогла. Ведь напротив новенького стоял сейчас не кто-то, а Романов. Лиле же и без того в конец осточертело гадкое чувство, похоже на вину с беспокойством, когда тот болел, чтобы испытывать его вновь, если Королёв всё-таки перейдёт от слов к действиям.

– Думаю, нет, в самый раз, – Миша, как ни в чём не бывало, будто не над ним повисла угроза побывать в травмпункте, пожимает плечами и преспокойно спрашивает, чем очевидно бесит новенького ещё сильнее: – А что, ты считаешь иначе?

– Я считаю, что ты лезешь туда, куда тебя не просят.

В этом, как ни крути, девушка с ним не может не согласиться, постоянно испытывая вездесущность друга детства на себе.

– А ещё я считаю, что ты забыл своё место, но не переживай, я тебе о нём с удовольствием напомню, – блондин гадко хмыкает и очевидно это не предвещает ничего хорошего. – Ты, Мишенька, не больше, чем довесок. Надоедливый, бесячий и всегда нахер никому не сдавшийся. Ни родителям, ни брату, ни тем более Киру.

Ей не видно лица Романова, потому что он стоит к ней спиной, но по тому как он напрягается, ясно, что эти слова не проходят мимо него. Впрочем, как и мимо неё тоже. Гордеева записывает на подкорку, запоминает на будущее и тоже напрягается, потому что… Потому что, чёрт возьми, только она имеет право Кудряшку обижать и делать больно. У других такого права никогда не было, нет и не будет!

– Поэтому не обманывайся почём зря, закрой рот и будь тихим верным комнатным пёсиком Авдеева дальше. Только, мой тебе совет, на его счёт тоже не обманывайся и помни, что в один прекрасный момент также можешь стать ещё одним “бывшим лучшим другом”.

Мишка запускает руки в карманы и слегка наклоняет голову к плечу.

– Мне показалось или ты ревнуешь?

В его голосе слышится улыбка, отчего Королёв заводится пуще прежнего, но очевидно, что дело не в ней, а в словах, бьющих в самую точку. Друг детства тоже только внешне ангел со своими небесно-голубыми глазищами и неуёмными кудрями и тоже умеет делать больно. Лиля даже чувствует что-то вроде гордости, но в следующий момент гордость уступает пульт управления вспыхнувшей в одну секунду злости, когда новенький деланно небрежно бросает:

– Это ты дрочишь на всё живое, без разбора, Миха. Я же в этом плане изначально и априори традиционен, так что не сравнивайнормальныхлюдей с собой, лады?

Романов вздрагивает. Новенький, заметив это, ухмыляется ещё гаже, довольный собой. В нём столько превосходства и радости, что ей не терпится вцепиться в его красивое нахальное лицо своим новым, сделанным только позавчера, острым маникюром. Ощущение такое, словно он её на глазах у всех за больное зацепил и всё нутро выпотрошил на забаву окружающим. Глупость несусветная, ведь это не она там, напротив него, стояла, а Романов. И Мишка ей никто, чтобы за него так переживать.

Никто ведь, правда?

Всего лишь друг детства, с которым связаны одни из лучших воспоминаний в её жизни. Единственный человек, который помнит её той, другой – слабой, доверчивой и ещё не преданной. Последний, кто, не взирая ни на что, упрямо зовёт её своим другом, заботится и снова, раз за разом, продолжает быть рядом.

Никто-никто-никто-никто-ник…

Сукин сын! Кто ты, вообще, такой, чтобы разговаривать ТАК с ним?!

Лиля, спрятав эмоции за свою фирменную, родную маску отъявленной стервы и заслуженной суки всея округа, стремительно направляется вперёд, к стоящим друг напротив друга парням.

91. Лиля

Каблуки ритмично стучат по полу. Волосы шелковистым водопадом струятся по плечам. На губах играет многообещающая улыбка, от которой у людей, хорошо её знающих, по коже пробегает холодок. Ладони в кулаки. В мыслях одни ругательства. Внутри непреодолимое желание стереть зарвавшегося любовника Отрадной в порошок. Ярость и обида за Мишу застилает глаза, но она чётко видит удивление и лёгкое непонимание в ореховых радужках, когда появляется в поле зрения новенького. У неё нет плана и это вмешательство, абсолютно необдуманное, ещё наверняка ей аукнется, да только есть один маленький нюанс – Лиле плевать. Она его не боится. Она, вообще, никого не боится и позволять какому-то гавнюку в дешёвом образе бэд боя унижатьеёКудряшку не собирается.

Посоревнуемся, красавчик?

Проверим кто из нас хуже?

Я или ты?

На её приближение парни реагируют по-разному. Миша поворачивает к ней голову, хмурится и машинально хочет прикрыть собой от взгляда новенького, но тот у него такой, что и сквозь Китайскую стену пробьёт, если он захочет. На поверхности насмешливый, лукавый, хулиганский, а если заглянуть поглубже, то сразу же захочется отпрянуть как от открытого огня или любого другого открытого источника опасности. Блондин мгновенно теряет к Романову весь интерес, осматривает её всю от и до, не то что с головы до ног, а будто в каждую пору на коже стремится залезть, и улыбается. Красиво улыбается. Чертовски красиво. Открыто, задорно, с хорошей такой ебанцой, что делает его ещё обаятельнее и сексуальнее. Гордеева, положив ладонь другу детства на локоть и тем самым дав ему понять, что не нуждается в защите, отвечает новоявленному одногруппнику тоже улыбкой, но чисто женской, манящей, слегка томной и совсем не слегка кокетливой.

– Привет, – здоровается первая, смотря только на него и прямо в ореховые глаза.

– Привет.

Голос у него бархатный и густой, а губы – предмет зависти каждой второй девчонки. Пухлые, сочные, бантиком. Настолько блядские, что не зависнуть на них – преступление, а зависнуть – грех. Она, протягивая ему ладонь, грешит с большим удовольствием и абсолютно этого не скрывает.

– Лилия.

– Роман.

В его большой руке её ладошка теряется. Следом также теряется всё и все вокруг, потому что он вдруг слегка тянет Лилю за руку на себя и касается тыльной стороны ладони губами. Теми самыми, блядскими, и, как оказывается, очень горячими.

– Мне очень приятно познакомиться, – чуть сощуривает глаза и едва ли в открытую на неё не облизывается. – Надеюсь, что это взаимно?

Интуиция уже не кричит, она молится, чтобы их пути с этим парнем больше никогда не пересекались. Прилежно так, нараспев и свято веря, что это поможет. Под неё девушка согласно кивает и продолжает улыбаться, затылком чувствуя растущее Мишино напряжение.

Спокойно, Кудряшка, без паники.

Я ему не по зубам.

Отравится.

Королёв, словно прочитав мысли, улыбается ещё шире, мол с превеликим удовольствием, только подойди поближе, и проводит языком по своим совершенно невозможным губам.

Чокнутый. Лиля от таких, как показала жизнь, без ума.

– Надеюсь, я не помешала вашему разговору? – невинно хлопает ресницами.

– Лично мне, красивая, нет. Я всё, что хотел, сказал, а ты, Мишань?

Мишка красноречиво молчит и она этим пользуется, бесстрашно выходя вперёд, становясь к новенькому почти вплотную и запрокидывая голову назад из-за значительной разницы в росте. Его глаза, направленные только на неё, темнеют и опасно искрят как неисправная проводка, отчего волосы на теле шевелятся, будто вот-вот ударит молния. Хочется инстинктивно поёжиться, но желание заставить парня пожалеть о своих словах сильнее и Гордеева только выше вздёргивает подбородок.

Я здесь самая токсичная сука, милый.

Ты мне не соперник.

Обонятельные рецепторы приятно щекочет аромат древесного парфюма и едва уловимый запах сигаретного дыма, смешанный с жвачкой со вкусом винограда. Странно, необычно, пошло даже, но ей, на удивление, это сочетание нравится. А ещё нравится как он реагирует – также ярко, открыто и прямо. С каким-то неадекватным азартом от происходящего и явным желанием узнать, что Лиля будет делать и говорить дальше. Смотрит сверху вниз, не пытается защитить личные границы, хотя очевидно, что ждать от неё добра не стоит, и предвкушает. Она же действует на одних инстинктах, руководствуясь всем известной истиной – идти до последнего, несмотря ни на что.

– А я скажу за него, Ромочка, – протягивает сладко, не прерывая их зрительный контакт ни на мгновение. – К тебе же можно так обратиться?

– Тебе – даже нужно.

– Отлично. Так вот… Я буду краткой и надеюсь, что ты запомнишь с первого раза. Не знаю, кем ты себя возомнил, по мне, ничего особенного в тебе, впрочем, как и в твоей дражайшей сестрице Отрадной или кем она там тебе является, нет, поэтому открывать рот, Ромочка, не стоило. Особенно в таком тоне. Особенно в его… – кивает на друга детства. – …сторону. Ты не в той позиции, милый, чтобы предъявлять другим за то, на кого они дрочат, понимаешь?

Королёв слушает молча и с мазохистким удовольствием, то ли наслаждаясь её словами, то ли подписывая приговор, то ли всё вместе, что одновременно распаляет и напрягает. Лиля попросту не знает что будет дальше и прёт вперёд вслепую, не чураясь выходом за границы дозволенного.

– Мне жаль… Правда, очень жаль, что всем и, самое главное, Отрадной на тебя плевать, но это не повод перекладывать свои проблемы на других, тебе так не кажется? Может, попробуешь решить их сам? В конце концов, если Алёна… Эм… Как бы сказать помягче… – щёлкает пальцами, делая вид, что подбирает слова. – Не справляется со своими “сестринскими” обязанностями, заставляя тебя задумываться о дрочке посторонних людей, и бегает, как собачонка, за Киром, то разбирайся с ней сам, окей?

Черты лица напротив заостряются, а ореховые глаза сатанеют, обвивают удавом и, теперь совершенно очевидно, приговаривают. Обрекают. И явно не на “долго и счастливо”, что не мешает Лиле продолжать улыбается. Хищно и стервозно. Она смотрит на него деланно сочувственно и даже вздыхает, мол, не я такая, а жизнь – дерьмо, так что не держи зла.

– Красивая, перегибаешь, – отвечает ровно и только рычащие нотки в голосе, пробирающиеся под кожу вибрацией, выдают, что её слова достигли цели.

– Не я начала первой, Ромочка.

– А я ведь могу закончить и сомневаюсь, что тебе понравится то, как я это сделаю.

– В контексте нашего разговора данное обещание звучит несколько двусмысленно, тебе не кажется?

– Есть слегка, но тебе же это нравится, не так ли?

Лиля медленно запускает ладонь в волосы, перекидывая их с одного плеча на другое, и проводит кончиком языка по губам, подыгрывая его ошибочным (почти) убеждениям.

– Думаешь?

– Вижу.

– Хм-м… Боюсь, что немного не туда смотришь, милый.

– И куда же, по твоему, мне стоит смотреть?

– Ты сам знаешь да и я об этом сегодня уже говорила, поэтому лучше покажу. Надеюсь, ты не против? Если не хочешь, то я не настаиваю.

– “Не хотеть”, стоя рядом с тобой? Ты шутишь, красивая?

Он красиво и заразительно смеётся и хочет сказать что-то ещё, но замолкает, когда девушка, достав смартфон из сумочки, в пару щелчков длинными ногтями по экрану открывает фото и поворачивает к нему. На нём тот самый снимок из Мишиной комнаты, на котором запечатлены крепко обнимающиеся Кир и Отрадная на террасе под звёздным небом. Парень мгновенно прищуривается, разглядывая его. Недобро так. Многообещающе. Квадратная челюсть тяжелеет и на скулах проявляются желваки. От смешливого нахального мудака не остаётся и намёка. Лиля внутренне ликует, потому что он демонстрирует ту реакцию, которой она и добивалась. Ревность. Недовольство. Злость.

Гори, милый.

Смотри как твоя ненаглядная Отрадная обжимается с другим и сгорай.

Не ей же одной, раз за разом тлеть и сходить с ума, правильно? Она готова поделиться с этим “прекрасным” чувством со всяк желающим и его заслуживающим. А Ромочка его заслуживает без всяких сомнений. Ромочка должен ответить за своё уродское поведение по отношению к Мише. Ромочке должно быть больно, иначе Лиля просто напросто зря всё это затеяла.

– Ну как? Теперь также “хочется”?

Парень ведёт плечами, прикрывает на мгновение глаза и, вдруг резко вскинув ладонь, хватает её за запястье. Дёргает на себя. Девушка и сообразить не успевает как действительно оказывается прижатой к нему вплотную.

– Удали, – рычит на ухо, обжигая кожу горячим дыханием. – Сейчас же!

– И не подумаю.

– Ромыч, а ну, отпусти её! – суетится где-то там, будто вдалеке от них, Кудряшка, но они она, ни Королёв этого не замечают, полностью поглощённые друг другом. – Твою ж… Ромка! Отпусти! Лиля, двинь ты ему промеж ног и делов-то!

Друг детства пытается его от неё отодрать, кляня на чём свет стоит и угрожая расправой да только, кажется, легче заставить собравшихся вокруг зевак перестать пялиться и совать нос не в свои дела.

– Давай, Красивая, не наживай себе в лице меня врага и сделай как я говорю.

– Иначе? – вздёргивает бровь, на адреналине не восприняв его слова всерьёз.

– Иначе будешь горько плакать и жалеть, что не послушалась меня.

Девушка издевательски смеётся и отрицательно качает головой.

– Не убедил, милый. Попробуй ещё раз.

– Лиля… – басит проникновенно, прожигая своими необыкновенными глазами, в которых пропасть без вести раз плюнуть. – Ты же умная девочка. Ты же знаешь, что просто так это… – кивает на телефон. – Я не оставлю. Не копай сама себе могилу.

– А ты уверен, что я копаю её для себя? – слегка качает ладонью с зажатым в ней телефоном. – Думаешь, у меня есть только это фото?

Она блефует, но делает это великолепно, потому что парень верит и неосознанно сжимает пальцы на её руке сильнее, почти до боли.

– Если я захочу, милый, то от репутации твоей… кхм… “сестры” не останется ни-че-го. Поэтому в твоих интересах быть паинькой и держать мнение о том, кому на кого следует дрочить при себе. Я слишком о многом, касающемся Отрадной, молчу и тебе лучше об этом не забывать.

– Ты же пиздишь, красивая. У тебя ничего на Алёнку нет.

– Собираешься проверить?

Королёв сверлит её взглядом, от которого даже в аду температура повышается и грешники громче стонут от мучений. Выдержать его тяжело до безумия, но у неё получается и это своего рода победа, больше напоминающая отсрочку казни.

– Мне заранее жаль, Лилечка, – строит виноватую моську и, наконец, на радость Романову её отпускает, отходя на пару шагов назад. – Ты мне понравилась, но… – театрально вздыхает и в следующее же мгновение по-акульи улыбается. – Видимо не судьба нам дружить.

Послав ей воздушный поцелуй и подмигнув Мише, разворачивается и неспешной, полностью соответствующей своей фамилии походкой направляется прочь. Гордеева дожидается, когда его внушительная фигура скроется за поворотом, и шумно выдыхает, только в эту самую секунду до конца осознавая своё напряжение.

Он всего лишь много возомнивший о себе клоун.

Не стоит воспринимать всерьёз.

Не стоит… Правда же?

Романов аккуратно тянет её за плечо, поворачивая к себе лицом, и смотрит своими небесно-голубыми глазищами так, будто она совершила самую большую ошибку в своей жизни или стало известно, что жить ей осталось каких-то пару месяцев.

– Что? – недовольно фыркает, блокируя телефон и убирая его в сумку.

– Лиля… Ну на кой хер ты влезла, а? Он… – друг детства морщится и жестом полным отчаяния взлохмачивает кудри на затылке. – Ещё и Алёнку зацепила… Она же для него как… Как…

– Да мне плевать кто она ему, впрочем, как и на него самого. Будет думать прежде, чем рот открывать.

– Лиля…

– Я всё сказала, Кудряшка, прекращай ныть и… – вспомнив из-за чего весь этот сыр бор устроила, ткнула в него несколько раз пальчиком. – И, вообще, я ради тебя старалась между прочим! Спасибо хотя бы скажи!

Парень, ойкнув, пытается увернуться от её острого ноготка, но девушка, словив давно забытую, родом из детства, волну беззаботного веселья, принимается его щекотить с ещё пущим рвением, улыбаясь при этом так, как улыбалась, когда они ещё считали друг друга лучшими друзьями.

– Лиля, что ты… Ай! Аха-ха-ха… – ловит ту же частоту Мишка и, продолжая уворачиваться, задорно смеётся во весь голос. – Прекрати! Аха-хах…

Окружающие, ожидав совершенно другого развития событий, смотрят на них как на идиотов, но что ей, что Кудряшке, их внимание до фонаря. В эту самую минуту они не раненные и пережившие в свои почти двадцать лет кучу дерьма бывшие друзья, а дети, обожающие проводить вместе каждое свободное мгновение и ещё не успевшие разочароваться в себе, друг в друге и в жизни в целом.