Текст книги "Омут (СИ)"

Автор книги: Мария Абдулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Алёна в панике оглядывается, пытается оттянуть Рому от золотого мальчика подальше, но похоже проще стену с места сдвинуть, чем его, и одновременно с тем приподнимается на носочки, чтобы заглянуть Киру в глаза.

– Не слушай, пожалуйста, – просит вполголоса. – Прошу тебя… Ты же знаешь, что…

87. Кир

Что знаю, Алёна?! Что он специально под кожу лезет? Что такой реакции и добивается? Что вестись, как идиот, на его слова и действия нельзя?

Да! Знаю!

Только легче от этого что ли? Нихуя! Ни тогда, когда он вот так тебя обнимает, тискает и говорит правду о том, что у него, у Кира, действительно, нет никаких прав ни на тебя, ни на эту ревность, дикую, ни на бешеное желание занять его место, прижать тебя к себе также открыто и по-хозяйски, поцеловать на глазах у всех, вести себя так будто ты целиком и полностьюего, заявить об этом на весь, сука, мир, а потом стереть эту гадкую ухмылку с нахальной рожи одним поставленным ударом с правой. Хотя на последнее всё же, если вспомнить события минувших лет, как раз таки право имеется, но… Блядь!

Разорву же тебя, Королёв!

Знаешь же, что разорву и всё равно лезешь, камикадзе хуев!

Авдеев сжимает ладони в кулаки до хруста. Толкает шумно воздух туда-сюда. За тем что происходит на расстоянии трёх шагов от себя, не отслеживает. Слишком взбешён. Слишком сильно хочет расквасить морду бывшего лучшего друга. Слишком ревнует. Запредельно просто. До отключки всех тормозов и дикого, почти звериного инстинкта забрать своё любым способом. И плевать на закон, на чужое мнение, на то, что будет дальше. Не плевать только на неё, красивую сегодня как-то по-другому, с глазами-блюдцами, панически на него смотрящими, дрожью в голосе и этим пробирающим до нутра, скованного гневом, горечью и хер пойми чем ещё, “прошу тебя”.

Да если бы не ты, Отрадная…

Думаешь, стоял бы сейчас, из последних сил себя сдерживая?

Думаешь, дышал бы он со мной одним воздухом, не находись ты рядом?

Думаешь, позволил бы я ему называть тебя своей?

Алёна, поднявшись на цыпочках, старательно пытается поймать его взгляд. Тянет безуспешно Королёва на себя, пытаясь оттащить этого придурка в сторону да только где ей, вдвое, если не втрое его меньше? Авдеев бы с удовольствием помог, но очень сильно сомневается, что сможет ограничиться только этим, а устраивать на глазах любимой девушки мордобой, когда ещё вчера хотел устроить для неё свидание со всем вытекающим, такое себе ухаживание. Не заслуживает она подобного цирка и…

может, тогда вытащить его куда-нибудь за гаражи, а?

Не по статусу, конечно. Сын мэра как никак, но… Ой, да поебать!

Мысль настолько соблазнительна, насколько соблазнительна Отрадная с заплетёнными в высокий хвост волосами, благодаря чему открывался вид на её умопомрачительно красивые хрупкие ключицы с изящной шеей, помадой на губах, ещё сильнее манящих попробовать их на вкус, и стройными ногами, вид которых свёл его с ума несколько лет назад. Уровень – максимум, а если конкретнее, то овер-охуенно. До шума в ушах и едва терпимого жжения в груди, венах и пальцах. До треска по швам и без того дышащего на ладан терпения.

Только не говори, Алёнка, что для него такая красивая!

Не для него же, да?

Пожалуйста, бл*ть, только не для него!

Девушка, словно слыша его мысли, качает отрицательно головой, пробормотав что-то себе под нос. Что именно Кир не слышит, а вот Королёв напротив ещё как слышит и скалится бесяче так, довольно, как отбитый на всю свою белобрысую бошку ебанат. Хотя почему “как”?

– …ну, это мы ещё посмотрим, кроха. Не переживай.

Авдеев издевательски вскидывает бровь.

– Да, Отрадная, кому-кому, а тебе переживать точно не стоит.

– Может, тогда уточнишь кому стоит, чтобы… Ну… – не менее издевательски тянет в своей манере Рома. – Сомнений ни у кого не было

– А ты мозгами хоть раз в жизни воспользуйся и тогда быть может и сомнений никаких не будет.

– Время идёт, а ты всё такой же душный, что пиздец. Ещё надеешься на что-то… – с намёком кивает на девушку, кажется, совершенно потерявшую надежду их успокоить. – И кому из нас после этого мозгами нужно воспользоваться? Хотя, знаешь, не утруждайся и просто послушай меня. Ничего тебе, дружище, не светит, смирись и съебись подальше, пока…

Кир закидывает голову назад и ядовито смеётся в голос, прерывая его бред. Стадия бешенства прошла. Да здравствует стадия “закатать в асфальт и сказать, что так и было”!

– Алён, отойди, пожалуйста, – просит спокойно с сумасшедшей улыбкой, продолжая посмеиваться. – И не обессудь потом, ладно? Сама видела, я давал ему шанс.

Отрадная округляет глаза, без труда поняв к чему он ведёт. Приоткрывает губы, чтобы что-то сказать, тянется к нему, но не успевает сделать и шага, потому что Королёв опускает ладонь ей на талию и крепко сжимает, удерживая на месте. И это на него действует как чёртова красная тряпка.

ты меня простишь потом, Алён.

Всё для этого сделаю, а пока…

Секунда на вздох и… И вдруг его хватают чьи-то руки, оттягивая на пару шагов назад. Захват сильный. Знакомый. А облегчение в девичьем голосе звенит колокольчиком и карие глаза ярко вспыхивают радостью.

– Миша! Ты… Боже, как же ты вовремя!

Рядом слышится знакомый опять же смешок и иронично-хрипловатое:

– Эпично я появился, да, Алён?

Мишка оттаскивает его ещё на шаг в сторону и матерится под нос от натуги. Кир же осознать появление друга не может. Тумблер переключён. Планка упала. Перед глазами чужая рука на той, что его голову ни на миг не покидает.

Пиздец тебе, Королёв.

Не за слова твои поганые, а за неё.

За то, что мою, МОЮ, ЯСНО, БЛЯТЬ?!, трогаешь, падла.

Авдеев мог наплевать на его возвращение, мог пропустить мимо себя его выпады в свою сторону, мог наступить себе на горло и смириться с Ромкиным существованием на одной планете с Алёной в целом ради неё же, но наблюдать за тем, как он её вот так вот открыто касается, трогает, к себе прижимает… Не-е-ет уж, увольте.

Он не вышел из рая, чтобы обладать ангельским терпением и всепрощением.

Он ни на кого кроме неё смотреть не может.

Он, вашу мать, любит её и себе без остатка хочет.

– Руки, сука, от неё свои убери! – приказывает, рыча.

Бывший лучший друг смотрит на него с выжигающей здравомыслие напрочь насмешкой и наигранной жалостью, которая бьёт по гордости, как настоящая. Не боится, не переживает, не вызывает себе заранее скорую, а наоборот, ловит кайф с его реакции и останавливаться явно не намерен. Безнадёжный, нахуй, псих.

– Не-хо-чу, – тянет лениво по слогам и вместо того, чтобы послушаться и тем самым спасти свою никчёмную жизнь, он обнимает Отрадную уже двумя руками. – Да и с какой стати, интересно? Просто из-за того, что ты смириться не можешь с тем, что не твоя? Самому-то не смешно?

Она происходящего будто бы и не замечает. Не слышит, что Королёв пиздит, не чувствует, как он её к себе притискивает, не обнимает в ответ, только ворочается в его хватке, оборачивается и не сводит с него, Кира, своих глаз-омутов.

и каково тебе там, в его, ЧУЖИХ, руках, Алёнка?

а в моих каково было? Всего пару дней назад, помнишь?

Миша цокает языком и усиливает хватку, зная, что если даст слабину, то станет свидетелем как лучший друг, нет, брат, просто напросто заработает себе парочку-тройку уголовных статей в личное дело.

– Ромыч, за себя не боишься, так об Алёнке подумай, – призывает к здравому смыслу, которого у Романа не было никогда. – Оно ей надо, возле твоей койки в реанимации сидеть, а Кирюхе передачки таскать?

– Тебя, Миха, никто не спрашивал, отъебись, – не глядя на него, небрежно отмахивается Королёв.

– И я тоже НЕ рад тебя видеть, а вот тебя, Алён, наоборот. Как твои дела? Классно выглядишь, кстати! Да ведь, Кир? Дыши, если согласен.

Романов, отшучиваясь, тараторит, как делает всегда, когда пытается найти выход из ситуации, и специально переводит его внимание на девушку, прекрасно зная, что всё что касается её, он не сможет пропустить мимо ушей. Так и происходит. Кир не в силах проигнорировать, не в силах не смотреть и, конечно же, не в силах ею не дышать.

– Сп-пасибо, Миш. Д-дела н-нормально, – девичий голос подпрыгивает от волнения. – Ты к-как? Как зд-доровье?

– Уже гораздо лучше. Сегодня выписали, так что, как видишь, я здесь. Решил от врача сразу на пары, а то и без того пропустил много, столько ещё отрабатывать придётся…

– Да? Мне показалось, что у тебя всё ещё голос нездоровый, когда ночью смотрела…

Она вдруг замолкает, распахивает шире глаза, так не сведённые с него ни на мгновение, и… Краснеет. Очень неожиданно, ярко и чертовски, до сбившегося сердечного ритма мило. Повисает тишина. Королёв слегка хмурится молчит, не понимая о чём идёт речь. Кир, медленно соображая из-за своего взбудораженного состояния и её такой красивой напротив на расстоянии шага, тоже. Мишка же осознаёт первым, расплывается в задорной солнечной улыбке и толкает его плечом в бок, мол, говорил же тебе, что сработает. И только после этого до Авдеева доходит.

Ночью…

Смотрела…

на меня, да, Алёнка?

на меня?

Он не мог вчера найти себе места с момента её ухода с Ромкой. Не мог стереть картинку её с другим. Не мог избавиться от панических мыслей, что всё, пиздец, не успел, упустил, потерял. Вспоминал времена, когда считал Королёва другом, о его словах о ней, о намёках на Алёнкин счёт, о том, что и смотреть в её сторону не стоит. Тогда Кир ещё не знал как в неё встрянет и списал интерес при первой кратковременной встречи с темноволосой девчонкой на буйство гормонов и приятную глазу внешность. Выяснять о том, что именно Ромку и его новоявленную сводную сестру связывает, не стал, но слова того, произнесённые абсолютно и несвойственно для него серьёзно, с явным предупреждением, когда тот этот самый интерес заметил, запомнил.

– Нет, дружище, не надо. Не смотри так. Я за неё горло всем перегрызу.

Вроде бы и прямо не сказал, что сам на неё виды имеет, и в то же время свою территорию очертил, а он и не полез. Друг же всё-таки. Лучший. Да и не его это дело, пусть и зацепила она. Тогда было не его, а сейчас… А сейчас изнутри от ревности горел. Грёбаным синим пламенем. Неизвестность почву из-под ног выбивала. Одно сомнение давило на горло сильнее другого.

Было у них всё-таки что-то или нет? А кем-то особенным друг для друга они были? А на данный момент, когда не дети уже и можно на совершенно другом уровне и в других плоскостях отношения строить… На данный момент что?!

Было?

Есть?

Будет?

Да хуй там! Легче сразу из окна вышагнуть, а лучше помочь это сделать Королёву, чтобы наверняка все шансы на “было” с “есть” и тем более “будет” на корню ликвидировать.

Ни дела, ни забота о брате, ни очередные бодания с отцом вулкан в душе не потушили. К ночи совсем тяжко стало. Нутро рвалось по уже знакомому адресу, забрать своё, спрятать, присвоить и как себя удержать он не имел никакого понятия. Миша, скучающий на больничном и сетующий на то, что опять пропустил всё самое интересное, пытался, как мог, ему помочь, отвлечь, от необдуманных поступков на эмоциях уберечь, но легче было Авдеева к батарее цепями привязать, чем словами уговорить не пороть горячку.

Как оказался на баскетбольной площадке, где раньше с тем же Романовым, младшим братом или приятелями любил зависать до автоаварии, где мяч нашёл, сколько по времени на ней круги наворачивал, не помнил. Что Миша говорил и какие доводы приводил в пользу сохранять спокойствие и не вестись на провокации Королёва не слышал. Пытался физической нагрузкой, одними и теми же движениями, ночным холодным воздухом себя в руки взять.

Лёгкие горели. Мышцы приятно пекло. Мяч летал по нужной траектории раз за разом в кольцо, а перед глазами… Не кольцо, нет. Не площадка, освещённая по периметру фонарями. Не Мишка даже. Как обычно она. Отрадная.

А потом в один момент вдруг щёлкнуло будто что-то. И разум на мгновение прояснился. Пришло осознание – где, что делает, с кем. Прислушался к болтовне друга, обернулся и понял, что без своего на то согласия стал звездой Мишиного прямого эфира в соц.сетях. Первая реакция – начистить шею, потому что терпеть этого всего не мог, а вторая, когда Романов объяснил свои мотивы, придушить за то, что даёт ему надежду.

– …никто этот эфир не видит, Кирюх! Кроме неё! Я всем остальным доступ ограничил, понимаешь? Ты ничего не теряешь. Если она не посмотрит, значит, об этом всём… – обводит рукой площадку и его. – Никто кроме нас двоих знать не будет. А если Алёнушка твоя всё-таки посмотрит, то… – этот великий кудрявый комбинатор с намёком дёргает бровями и улыбается. – Значит есть интерес и сам понимаешь какого он рода.

Идея на тот момент показалась наибредовейшей и была таковой до этой самой секунды. До её смущённого взгляда, розовых щёк и такого очевидного, невероятно вкусного стеснения, что разоружают его подчистую. И так мгновенно на недовольного сейчас Королёва похер становится. Закатать его в асфальт хочется за прошлое и настоящее по-прежнему, ярость с ревностью никуда не исчезают, собственничество также ревёт в венах, требуя своё, но… Она смотрела. Смотрела! На него! И сейчас смотрит. И от его взгляда волнуется. И…

Парень выдыхает, зависнув на любимом лице. Приклеившись к ней душой, волей, сердцем намертво. Впитывая её реакцию на себя, между прочим ни хрена не как на друга.

Алёнка… Я же не придумал себе?

Мне же не показалось?

Она прижимает ладони к щекам. Моргает растерянно. Стесняется ещё больше и Миша, довольный донельзя тем, как в итоге легли карты и что он был прав, спасает её игриво непринуждённым:

– Да это так, знаешь, остаточное что-то. Но спасибо, что интересуешься моим… Эм… Здоровьем.

– Так… – Рома щурится. Спесь с насмешкой слетают с него, обнажая раздражение и никуда недевшееся непонимание. – Какого хрена, а? О чём вы?

– А тебя, Ромка, никто не спрашивал, – улыбаясь ещё шире и счастливее, возвращает ему его же фразу Миха. – Так что отъебись.

Воспользовавшись моментом, Романову, наконец, получается сдвинуть Кира, не сводящего глаз с Отрадной, с места гораздо меньшими усилиями, чем несколько минут назад. Проходя мимо Лили, он быстро наклоняется к ней, всё это время молча наблюдающей за происходящим со стороны, что-то тихо говорит, отчего та громко и показательно фыркает, то ли от недовольства, то ли сдерживая смех, и ведёт его дальше вдоль рядов, в самый конец аудитории. Надавив на плечо, заставляет опуститься на стул, затем, заглянув в лицо и убедившись, что кровопролитие откладывается на неопределённый срок, тоже с облегчением выдыхает, но руку на всякий случай не убирает, крепко удерживая на месте.

88. Кир

Вместе с другом его какое-то время удерживает ещё и робкое Алёнкино внимание на паре. Её взгляды с украдкой на него, брошенные через плечо. Её по-прежнему розовые щёки и ответы невпопад на вопросы Королёва. Но стоит только девушки исчезнуть из его поля видимости как всё начинается заново. Ревность, мысли, сомнения. Изо дня в день, ночь за ночью, в одиночестве и на людях. Вынеся из их стычки выводы, бывший лучший друг меняет стратегию и теперь не отходит от Отрадной ни на шаг, каким-то образом умудряясь сделать так, что они почти не сталкиваются друг с другом помимо занятий и то только взглядами, но этого чертовски мало, а как подобраться к ней и при этом Рому не удавить Кир придумать не может. Эмоции мешают. А их в свою очередь распаляют слухи и сплетни, основываясь на том, как Королёв постоянно Алёну касается по поводу и без, обнимает, играется с прядями волос, заглядывает преданно в глаза и своими дурацкими шутками заставляет её улыбаться, а иногда даже и смеяться. Авдееву и без того наблюдать за этим со стороны, мягко говоря, как ржавым ножичком по одному крайне чувствительному месту, так ещё и параллельно слышать отовсюду шёпотки, наблюдать за откровенно любопытными взглядами в их сторону и интересом как к новой парочке на курсе… Ох, блять. Просто застрелите, чтобы не мучался.

И уйти бы, чтобы не смотреть, не слышать, не слетать медленно и верно с катушек да только потом сам же себя и сожрёт, потому что быть на расстоянии, не видеть происходящее своими глазами и не иметь возможности вмешаться ещё сложнее, чем вот так наблюдать со стороны, как пёс, посаженный на цепь. Чувствует себя из-за этого грёбанным мазохистом. Не может ни послать всё это к чертям, ни смириться. Ни уйти, не остаться. И если днём было чуточку легче, потому что одним с ней воздухом дышал и по одним и тем же коридорам ходил, то ночью… Пиздец ему ночью наступал. Срывало пуще прежнего. Чуть ли не на стены лез от мысли, что Алёнка там, с ним, с Ромкой, на одних квадратных метрах… Глаза закрывал и фантазия, подпитанная яростью, ревностью, неопределённостью их отношений, такие картинки с рейтингом “18+” подкидывала, что казалось на месте же и загнётся. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Где бы не находился, куда бы от себя сбежать не пытался, а места отыскать не получалось. Ни дома, ни в машине, ни на улице.

Рядом с тобой, Отрадная.

Быть рядом с тобой – моё самое любимое место.

Законное. Предначертанное. Необходимое.

Попытка уснуть – как плохая шутка. Думать о ком-то или о чём-то ещё, кроме девчонки с глазами-омутами и постоянно ошивающегося рядом с ней бывшего лучшего друга, а по совместительству зарвавшегося в край придурка, что не уставал демонстрировать на неё свои права, как хуёвый стендап от одноклеточного наподобие Королёва.

– Кирюх, я, конечно, всё понимаю, но… Хотя, нет, нихера я не понимаю, поэтому, прошу тебя, давай как-то… Полегче на поворотах, лады? А то твой бешеный фейс скоро и мне в кошмарах являться будет, – Мишка улыбается, но смотрит с беспокойством и будто бы пытается закрыть собой что-то, что видеть ему необязательно. – Может… Не знаю, напиться? В лесу проораться? Или лучше в лесу Ромку закопать? Так ты только моргни, я сгоняю за лопатой и… Нет-нет-нет, не надо! – тараторит, когда он, поняв, что происходит какой-то очередной пиздец по его терпение, самообладание и душу, решительно сдвигает друга в сторону и оглядывается как дикий зверь. – Брат, только без глупостей, окей? Давай вместе, вдох-выдох, вдох-выдох, вдох… Ох, ёпт…

Авдеев, наконец, находит то, отчего его Миха старался отвлечь и заранее успокоить. Алёнка сидит впереди, рядом с ней, вплотную, естественно, Рома, и с момента возвращения последнего парень видит эту картину, к своему огорчению, уже не раз, не два и даже не пять, но сейчас Королёв в такой позе, что…

– Оу, они что… Целуются?! – раздаётся позади чей-то поражённый голос. – Так это правда? Они реально встречаются?

– Все в последнее время только об этом и говорят. Да и и они себя ведут, видела как? Кто-то ещё из девчонок мне недавно рассказал, что слышали то, как новенький с Отрадной обсуждали, что, мол, всю ночь вместе не спали и на пары невыспавшиеся пришли.

– Да ладно?!

– Да, прикинь!

– Я в шоке! Он, конечно, пацан горячий, я бы сама вряд ли устояла и тут Алёнку можно понять. Когда под боком такой мужик, то и секунды терять нельзя и брать надо от него всё…

– Ой, я бы лучше отдала, – кокетливо. – Всё.

Девичий заливистый смех бьёт по ушам не хуже трэш-метала, врубленного в наушниках на всю громкость. У Кира натурально дёргается глаз и пальцы сжимаются на столешнице парты так, что, кажется, ещё чуть-чуть и дерево от его силы начнёт крошиться.

– Не, это всё понятно, но, девчат, они всё-таки брат с сестрой, алло! Их родители женаты и вот так вот тискаться на глазах у всех… Ну, фу, как по мне!

– Они сводные и, насколько я знаю, их родители женаты всего то ли пять, то ли ещё меньше лет, поэтому, в принципе, ничего страшного я в этом не ви… Ой… Лиля…

К голосам за спиной присоединяется ещё один. Знакомый. Поставленный. Уверенный.

– Страшного, да, в “этом” ничего нет, а вот тошнотворного хоть отбавляй, – Гордеева не стесняется и в отличие от других сплетниц говорит громко и со своим фирменным ядом, что переливается за края при каждом произнесённом слове. – Самое смешное в том, что это именно Отрадная, наша тихушница со взглядом Бэмби, зажимается с новеньким на каждом углу, а не кто-то другой. Ангелочек оказался падшим, надо же какое несчастье! И стоило строить из себя святую невинную овечку, когда в тихом омуте целый бестиарий из всех ужастиков водится? – хмыкает, словно сказала что-то смешное. – Ладно бы ещё это был не сын её отчима, а так… – деланно расстроенно. – О времена, о нравы!

Мишка, выругавшись ещё раз, запускает в девушку своим пиджаком, чтобы та заткнулась пока не поздно, но… Поздно. Кир слышал всё. От начала до конца.

Допизделись, нахуй.

Хана всем, блять!

Его кроет от пересудов об Алёнке с Королёвым как о парочке, от ебучего чужого внимания посторонних, что суют носы не в своё дело, от ситуации, в которой он как третий лишний, в целом, но срывает именно от перехода на личности и поливания грязью Отрадную. Что бы не было… Что бы она не сделала… С кем бы не была… Вот так, нагло крысятничать и за глаза клеймить её, как последнюю…

Нельзя.

Никому, сука! Никогда! Не позволит!

– У вас языки лишние?! – рявкает на всю округу. – Пасти закрыли!

Аудиторию резко накрывает тишина. Мишка, пробормотав что-то вроде “за что мне это всё?”, устало сжимает переносицу. Сидящая впереди на несколько рядов новоявленная “парочка” вскидывают головы и оглядываются, из-за чего становится понятно, что ни о каких поцелуях и речи не шло, перешёптывались о чём-то, игнорируях всех, но Киру от этого не легче. Совершенно. Он на грани, на грёбанном волоске, что вот-вот порвётся, в одной секунде от того, чтобы всё-таки прописать в фейс от души, как давно хотел, чтобы не смог подняться, Королёву, забрать Алёнку и спрятать её ото всех, у себя и для себя, но его вновь силой удерживает друг, и в таком состоянии Авдееву не составит труда избавиться от его хватки, как присутствующих становится на несколько человек больше. Целая делегация из преподавателей, работников деканата и почему-то в компании с девчонкой с их курса, что смотрит исключительно в пол и безостановочно льёт слёзы. На них и их заявления ему откровенно похуй, слишком зол, слишком оглушён ревностью, слишком сосредоточен на другом, чтобы слушать, только когда по рядам прокатывается шокированные ахи-охи вперемешку с шёпотками, а лица Отрадной с Ромкой, с которых парень не сводит бешеного взгляда, недоумённо вытягиваются, он понимает, что происходит что-то странное.

Моргает, заставляя себя сконцентрироваться на происходящем. С трудом переводит глаза на делегацию, что с осуждающим и недовольным видом взирают на них с кафедры, разве что кроме непривычно хмурой куратора их курса Светланы Константиновны и той девчонки, имя которой он не помнит, уже едва не рыдающей в голос. Прислушивается.

– …это возмутительно и непозволительно! Девушки, неужели вы думали, что комиссия ничего не заметит?! – возмущённо вещает зав.кафедрой, смотря то на Алёну, то на сокурсницу. – На что вы надеялись?

– Я… – начинает Отрадная растерянно, точно также крутя головой. – Я не… Не понимаю как так вышло, ведь…

– Ваши оправдания мне мало интересны! Тем более такие неубедительные! Ещё скажите, что не знакомы с Анастасией!

– Нет, но…

– Хватит, прошу вас. Не тратьте ни своё, ни наше время. Факт зафиксирован, решение вынесено. Нужно было думать раньше, прежде чем посылать на такой серьёзный конкурс две почти одинаковые работы и порочить репутацию университета. Не знаю, кто у кого списал, кто виноват в большей степени, кто в меньшей, да и не вижу смысла в этом разбираться. Ваши кандидатуры сняты с конкурса эссе и всех других. Также этот вопиющий случай будет учтён при дальнейшем вашем обучении и характеристиках. У меня всё. Коллеги, у вас есть что добавить? – состав делегации одновременно отрицательно качают головой. – Светлана Константиновна, прошу вас не спускать произошедшее на тормозах, уделить замешанным в этом студентам особое внимание и выдвинуть соответствующие санкции. А вы, девушки… – строгим голосом с нотами разочарования снова к Отрадной и сокурснице. – Вы упустили хороший шанс и, надеюсь, это станет для вас хорошим уро...

У девчонки видимо окончательно сдают нервы и она, разревевшись пуще прежнего, вылетает из аудитории. Алёнка, кусая губы, в ещё большей растерянности провожает её взглядом, пока не натыкается на него.

“Я ничего не делала!” – твердят карие омуты, в которых Кир тонет за долю секунды. – “Я ни в чём не виновата!”

Он, не думая ни мгновения, кивает.

Верю, Алён. Знаю.

Всегда.

Что бы не случилось. Верю.

Поднимается с места и, опять же не думая ни мгновения и забыв обо всём, идёт к ней.

Потому что не может иначе.

Потому что, несмотря на до сих пор своё в край взвинченное состояние, она – главное. Приоритет.

Потому что… Какого, блять, хрена вообще? Кто посмел?! Кто хочет быть соседом по асфальту с Королёвым?!