Текст книги "Омут (СИ)"
Автор книги: Мария Абдулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)
6. Кир
Парень чувствует, как на лице играют желваки от накрывшей в ту же секунду злости и безысходности. Как дыхание рваным выдохом вырывается из груди и панически еб*шит сердце.
бл*ть-бл*ть-бл*ть.
Его будто бы со всей дури кувалдой по груди ударили, кроша рёбра в порошок. Кажется, даже после аварии, когда его чуть ли не по кусочкам собирали, было не так больно. Сейчас же у Кира чешется глотка от дикого желания заорать вслух о том, что у него уже нет никаких сил находиться рядом с ней настолько близко. Но он молчит, ощущая на себя строгий взгляд отца, и сглатывает горечь, образовавшуюся во рту.
Ножки стула неприятно скрипят по полу, когда парень резко поднимается на ноги. Авдееву хватает двух шагов, чтобы преодолеть расстояние до Алёны, которая отчётливо вздрагивает при его приближении. Она затравленно смотрит на то как Кир протягивает ладонь, а он в свою очередь видит в её карих глазах едва ли не панику.
Откажись, слышишь? Просто скажи «нет», Отрадная. Покачай отрицательно головой, и я уйду. Попытаюсь забыть, что стоял настолько близко к тебе. Постараюсь выкинуть тебя из головы. Сделаю для этого всё что угодно, только не соглашайся. Пожалуйста, не соглашайся!
Когда её пальцы всё-таки оказываются в его руке, парень закрывает глаза. Если посмотрит, то захочет, чтобы так было всегда. А этого допускать категорически нельзя. И именно поэтому красная кнопка «warning» верещит где-то на задворках сознания, предостерегая. Потому что опасно ощущать, насколько кожа её руки гладкая и нежная. Потому что дышать нечем. Вместо кислорода – едва уловимый аромат шоколада и чего-то ещё, что он пока разобрать не в силах, что застревает в лёгких и заставляет сжимать её ладонь, как будто он имеет на это хоть какое-то право. В Отрадной словно вся его вселенная в одно мгновение сосредотачивается. Бесконечная, темная с бесчисленным количеством звёзд, планет и галактик – лишь в ней одной. Такой хрупкой, миниатюрной и, чёрт возьми, такой далёкой.
Она смотрит ему куда-то в подбородок, кусая пухлые губы и двигаясь в такт мелодии следом за ним. Не понимая, что Авдеев отдал бы всё, чтобы растянуть этот момент и вдоволь ощутить пропасть между ними, скрывающуюся в нескольких сантиметрах, в которую Кир добровольно срывается в свободном полёте, заранее зная, что разобьётся. Зная, что немногим позже Отрадная снова будет ему сниться. Будет появляться перед глазами, стоит ему их закрыть. Будет мило улыбаться, когда он даже не попытается уклониться от удара до боли знакомой железной биты. А потом, после, он наверняка вновь пропадёт на несколько дней. Закроется у себя в квартире, не отлипая от фото на телефоне, но игнорируя входящие звонки и сообщения. Сдерживая желание махнуть со всей дури бокал в стену в попытках доказать себе, что пьёт не ради того, чтобы забыться. Не для того, чтобы хотя бы на несколько часов избавиться от навязчивых мыслей, в которых никого кроме неё нет абсолютно ничего и никого. Затем, когда острая фаза наваждения стихнет, перетерпит похмелье, поставит новый пароль на её фото, мечтая его тут же забыть и поедет к брату, старательно делая вид, что с ним всё в порядке, что на него можно опереться, что у него получается быть сильным за двоих. Что ничего не случилось. Он просто медленно внутри подыхает. Не о чем беспокоиться.
В противовес мыслям губы тут же искажает жалкая, уничтожающая ухмылка.
Серьёзно, Авдеев? Надеялся, что отпустит? Что выбраться сможешь? Тебе же не пять лет. Перестань верить в глупые сказки. Прекрати быть таким, бл*ть, идиотом.
Девушка вдруг смотрит ему в глаза, нахмурив брови и недовольно поджимая губы. Во взгляде плещется знакомая до боли неприязнь.
– Что? Не терпится снова какую-нибудь гадость сказать? – спрашивает тихо, раздражённо откидывая волосы за спину, видимо, приняв его улыбку на свой счёт, но, не отходя ни на шаг в сторону.
Не спрашивай ни о чём, Отрадная.
Просто молчи. Просто танцуй. Просто будь рядом.
Кир давится не прозвучавшими вслух фразами. Захлёбывается ими, чувствуя, как они застревают в глотке, мешая дышать. И смотрит в бездонные карие глаза, на которых он, кажется, свихнулся.
– Отпусти меня, Авдеев, – всё также тихо просит она, так и не получив от него ответа, когда музыканты заканчивают играть и на весь зал звучат аплодисменты.
Если бы всё было так легко, то он бы сделал это в первую же секунду. Не задерживал бы дыхание, как перед прыжком в ледяную воду, и не ощущал себя таким потерянным, когда отошёл на два шага назад от неё, замечая, как тепло её кожи, оставшееся на кончиках пальцев, исчезает в тот же момент и резко становится холодно.
Без тебя, Отрадная, холодно.
К столу, где их ждут родители, он идёт чуть позади неё и вопреки самому себе не может оторвать взгляд от изящной фигуры. Словно, если посмотрит в другую сторону, то пропадёт и не найдётся. Как будто, Алёна Отрадная – тот самый маяк, воспеваемый в стихах, свет которого способен разогнать даже самый плотный туман.
Кир тяжело опускается на стул, игнорируя отца, который пристально следит за каждым его движением, и залпом осушает бокал с водой. Жаль, конечно, что не что-то покрепче, но хотя бы на этом спасибо.
– Вы замечательно танцевали, ребята, – мягко замечает его мать, отчего так сильно становится похожа на себя прежнюю. – Предлагаю на этом не останавливаться и станцевать ещё раз, ведь вечер только начина...
– Мне уже пора, – выпаливают они в один голос и также одновременно вскидывают друг на друга взгляды.
Я хочу убежать от тебя, Отрадная.
А от кого хочешь убежать ты?
– Как? Уже? – Виктория меняется в лице и поворачивается к нему. – Может, ещё ненадолго останешься? Мы же так редко видимся, Кир…
– Я приеду в выходные.
– А что, Кир живёт отдельно? – удивлённо интересуется Инна Королёва, наблюдая за их разговором.
– Да, он у нас самостоятельный парень, – кивает отец, скупо улыбнувшись. – Может позаботиться о себе сам.
– Вам повезло с сыном. В нашем случае Алёне пока даже рано об этом думать, правда?
Женщина смотрит на дочь в упор, отчего у той напряжённо выпрямляются плечи и поджимаются губы, будто девушка хочет что-то сказать, но в последний момент передумывает. Недосказанность повисает в воздухе невидимым куполом, делая этот вечер ещё более невыносимым. Кир неосознанно подаётся вперёд, чтобы заглянуть Алёне в глаза, понять о чём она думает и хоть как-нибудь поддержать, но одёргивает себя, когда слышит от мамы:
– Родной, если ты уезжаешь, то тогда подвезёшь Алёну до дома?
– Спасибо, но не нужно, – быстрее, чем следует, отказывается Отрадная, не давая ему и шанса ответить самому. – Я уже вызвала такси.
Парень стискивает пальцами деревянные ручки стула и, не сдержавшись, зло усмехается, чувствуя, как внутри всё переворачивается только лишь от одного её пренебрежительного тона.
Конечно же, лучше уехать неизвестно с кем, чем со мной, да, Отрадная?
Они снова одновременно, будто сговорившись, поднимаются на ноги и выходят из-за стола.
– Хорошего вечера, – желает он хриплым голосом, что неприятно дерёт горло, вынуждая облизать сухие губы и вспомнить про почти полную пачку сигарет, оставшуюся в машине.
Попрощавшись с родителями, Кир идёт к выходу, не сводя глаз со спины Отрадной, которая почему-то вновь шагает впереди него. А он, как верный пёс, несмотря на злость, что клокочет внутри и желание стереть себе память, чтобы забыть эту нечаянную встречу, танец и, самое главное, прикосновения, готов хоть в самое пекло за ней следом, даже не спрашивая нужны ей такие жертвы или нет. По этой же причине Авдеев останавливается рядом с ней, когда за спиной хлопает закрывшаяся дверь ресторана, а девушка зябко обхватывает себя руками, пытаясь спрятаться от вечерней прохлады. И именно из-за этого он стягивает пиджак и накидывает ей на плечи, не успевая отвернуться от пронизывающего взгляда карих глаз.
Неужели насквозь меня видишь, Алёна? Давай, угадай, кому ты уже не первый месяц снишься. Узнай, кто готов слушать твой голос без перерыва. Пойми уже, наконец, что со мной происходит. Избавь мои мысли от себя. Найди противоядие.
– Спасибо, – её голос чуть дрожит и удивлённо распахнутые глаза как-то иначе, по-особенному, сверкают в сумерках сентябрьского вечера.
Парень молча кивает и наблюдает за тем как она кутается в его пиджак, который ей велик на несколько размеров. Такая маленькая, хрупкая и красивая до чёрных точек перед глазами, что он готов смотреть хрен знает сколько времени, не отрываясь.
– Почему ты ушёл с ужина? Если из-за меня, то…
Она разворачивается к нему всем телом и Кир ловит себя на мысли, что, наверное, это их первый относительно спокойный разговор за несколько лет знакомства. Без её немого упрёка и его обидных выходок.
– А почему ушла ты?
Девушка немного хмурится и устало вздыхает. Убирает упавшую прядь волос от лица. На несколько мгновений отводит взгляд.
– Мне нужно ехать домой.
– А мне не хочется смотреть на этот фарс, который устроили наши родители, – Авдеев пожимает плечами, понимая, что ранее ощущавшийся холод отступил, несмотря на то, что он стоит в одной рубашке. – Ты, правда, вызвала такси?
– Нет, – девушка снова поворачивается к нему и Кир готов поклясться чем угодно, что свет фонаря, освещающий парковку ресторана, становится ярче. – Я попросила тётю забрать меня. Она сейчас должна подъехать, а такси… Не знаю, почему про него сказала.
Отрадная замолкает, погружаясь в свои мысли и хмурясь ещё сильнее. А ему хочется подойти и разгладить эту складочку между бровями. Почувствовать пальцами гладкость и бархатистость кожи её лица. Попросить улыбнуться. Узнать вкус пухлых губ, слегка к ним прикоснувшись в поцелуе. Вдохнуть полными лёгкими запах её волос, которые пахли его любимым горьким шоколадом и чем-то ещё, что он ещё пока не успел...
Когда на парковку заезжает машина, останавливаясь недалеко, в нескольких шагах от них, и Алёна оборачивается на звук, Кир резко поднимает руку во внезапном порыве остановить её, схватить за локоть и прижать к себе, чтобы ответить, наконец, на все мучавшие вопросы. Задышать ею. И также резко одумывается, спускаясь с небес на землю.
– Твою мать! – зло рычит на самого себя, зажимая ладонь в кулак и прижимая его к губам, так и не посмев коснуться.
Идиот! Окончательно свихнулся?
Он резко отворачивается и быстрыми шагами идёт к своей машине, не увидев, как Отрадная растерянно смотрит ему в спину, прижимая к груди чёрный пиджак, который собиралась вернуть владельцу. Сев в машину, Авдеев зажимает сигарету между зубами, прикуривает и, глубоко затянувшись, закрывает глаза, но вместо темноты видит её красивое лицо и сверкающий взгляд.
– Да чтоб тебя! – рявкает в пустоту и бьёт ладонью по рулю, желая, чтобы боль сосредоточилась только в одном месте, а не растекалась раскаленным варевом по сердцу, вскрывая залатанные шрамы.
Затем заводит машину и стремительно выруливает с парковки, включив радио на полную громкость, с помощью которого хочет заглушить её голос в мыслях и не обращать внимания на то, как горечь от несказанных слов разъедает изнутри.
Уматывай, Кир. Убирайся. Как можно дальше и не оглядываясь назад.
И он уматывает. Сваливает на запрещённой правилами скорости туда, где в пьяном бреду, сквозь туман в голове и её образ перед глазами, впервые прозвучало:«Она мне снится, Мих, каждую грёбаную ночь снится». Сбегает, чтобы собрать себя из ошмётков чувств воедино под монотонное бормотание друга, который молчать в такие моменты не умеет, даже если ничего не слышит в ответ. Уходит, ускользая от карего взгляда, в котором вряд ли, когда-нибудь появится то, что он ощущает каждую секунду по отношению к ней.
Мишка встречает его возле подъездной дорожки к гаражу, переминаясь с ноги на ногу и кутаясь в растянутый свитер. Взлохмаченный весь, в пижамных серых штанах и со следами от подушки на правой щеке. Вздрагивает от каждого порыва ветра и, нахмурившись, смотрит на Авдеева, когда тот выбирается из салона автомобиля. Кир даже знает, какими словами его Романов сейчас проклинает, ведь он, как частенько бывает в такие моменты, не предупредил о приезде.
– Спал?
Голос хрипит от долгого молчания, когда он подходит к другу и протягивает раскрытую пачку сигарет.
– Нет, развлекался. Неужели по мне не видно? – язвит Миша, наблюдая, как закрываются автоматические ворота, и прикуривая сигарету. – Слушай, я так никогда с тобой не брошу.
– А ты хотел бросить?
– Конечно, ведь курение убивает, – Романов выдыхает дым, откинув голову назад, и стряхивает пепел. – Медленно, но верно.
– А знаешь, что ещё убивает медленно и верно?
– Что?
– Занудство, Миха.
– Ха-ха-ха, как смешно, – друг закатывает глаза. – Ты на ужине с родителями также шутил и поэтому он так рано закончился?
Кир ломано ухмыляется и запускает пальцы в волосы, убирая упавшие на лоб пряди.
– Если бы только с родителями…
– Не понял? – Миша поворачивается к нему, вопросительно вскинув брови. – С вами был кто-то ещё?
– Да.
– Судя по твоему состоянию, это мог быть только один человек, но таких совпадений просто не бывает.
– Как показывает практика, бывает.
Мишка неверяще качает головой, а Авдеев в который раз поражается тому, насколько друг хорошо его знает и тонко чувствует.
– Подожди, Кирюх, но… Как так получилось-то?
– Насколько я понял, у отца есть какие-то дела с Королёвым, которые они хотели решить за ужином, а меня об этом предупредить он не посчитал нужным.
– Охренеть. А Отрадная? Она как отреагировала?
Кир молча отворачивается и направляется к дому, оставляя вопросы Романова без ответа. Озвучить вслух то, как она на него сегодня смотрела, как касалась и разговаривала, было тяжело. Если у него даже в мыслях это всё никак не получалось уместить, то сложить в слова, а после в предложения, парень не сможет и подавно.
– Ты так и будешь молчать? – не унимается идущий за ним следом Миша. – Или мне из тебя клещами всё вытягивать?
– Позже.
Когда станет легче. Когда успокоится сердце и стихнет её голос внутри. Когда он поймёт, что всё позади и сможет вернуться к своему прежнему состоянию.
– Слушай, а может ты всё-таки уже…
– Б*я, Мих, я тебя прошу, давай без этого, ладно? – резко перебивает Авдеев, с полуслова понимая, что тот ему хочет предложить.
Кир тяжело опускается на диван, откидываясь на мягкую спинку, и жёстко проводит ладонью по лицу. Ему нельзя допускать эти подающие надежды:«может, хотя бы поздороваешься?»или«может, подойдёшь и поговоришь с ней?».Он сегодня уже и поздоровался, и подошёл, и поговорил… Месяц ещё отходняк по нервам колотить будет.
– Хорошо, как скажешь.
Романов быстро ретируется на кухню и возвращается обратно с бокалами с тёмно-коричневой жидкостью в руках. Садится рядом и, словно ничего из ряда вон не произошло, начинает рассказывать о кино, которое смотрел днём, а Кир прикрывает глаза и старается сосредоточиться на болтовне друга. Его хватает на каких-то пару минут, прежде чем он снова мысленно возвращается к ней и отключается от реальности.
Где ты сейчас, Отрадная? С кем?
Парень совершенно некстати вспоминает о том, как она пряталась от ветра в его пиджаке, и сжимает до хруста в костяшках пальцы.
Насколько тебя ещё хватит, Кир?
Как долго ты сможешь держаться на расстоянии?
Ведь сил почти не осталось. Ведь злость и ненависть не помогают, а скорее, наоборот, только усугубляют ситуацию. Ведь гнать от себя её образ, отпечатавшийся на обратной стороне век, с каждым днём становится всё сложнее и сложнее. И уже даже предложение дяди переехать в Лондон не кажется таким неправильным и несвоевременным. Может, хотя бы там Отрадная перестанет его преследовать? Вдруг у него получится вернуть себя прежнего?
Ты обманываешь самого себя, Авдеев.
Кир морщится и отпивает из бокала. Вкус виски с колой на пару секунд возвращает его в действительность, благодаря чему он замечает, что Миша молчит и озадаченно смотрит на свой телефон.
– Что случилось?
Романов молча показывает ему экран смартфона и тоже делает глоток.
– Если хочешь, я могу ответить, – предлагает Авдеев.
Друг отрицательно качает головой и проводит пальцем по экрану, отвечая на звонок старшего брата и включая громкую связь.
– Слушаю.
– Привет, Мишаня, – слышится из динамиков заплетающийся голос Дениса. – Как дела?
– Пока ты не позвонил, всё было отлично.
– Я знал, что ты будешь рад меня слышать.
– Ден, говори сразу, ты под кайфом или просто бухой?
– А обязательно нужно выбрать что-то одно?
Кир качает головой и поднимается на ноги, давая возможность Мише поговорить с братом наедине. Не ему ли знать, как тяжело сохранять спокойствие, когда родной человек делает всё, чтобы угробить свою жизнь, не желая слушать и слышать ни свою семью, ни друзей, ни самого себя.
Оказавшись в гостевой, которая уже давно считается его комнатой, он падает на кровать прямо в одежде, крепко зажмуривается и, зная, что его просьба никогда не будет услышана, хрипло шепчет в гулкую тишину:
– Не снись мне, Отрадная. Пожалуйста, только не снись.
7. Алёна
– Алёна, у тебя всё хорошо? – Маргарита выходит из машины и, подойдя к ней, ласково привлекает к себе.
Отрадная неуверенно ведёт плечами, не зная, что ответить, и сжимает в ладонях чёрный пиджак, который не успела вернуть его владельцу. Честно говоря, она не ожидала. Даже не думала, что такое может произойти. Потому что Кир Авдеев не жертвует своим удобством в пользу кого-либо. Он презрительно кривит губы и отворачивается, стоит ей только появиться в его поле зрения. Кир Авдеев не танцует с кем-то вроде неё. Он просто проходит мимо, изредка обращая на неё своё драгоценное внимание и то, если ей в очередной раз подстроили какую-нибудь гадость. Потому что Кир Авдеев – это… Кир Авдеев. И, кажется, для неё его имя стало синонимом эгоистичности, цинизма и предательства. Но почему-то сегодня она с трудом узнаёт в этом парне своего одногруппника. За несколько часов проведённых вместе не прозвучало ни одного плохого слова с его стороны, хотя Отрадная точно знает, что он не в восторге от такого времяпровождения пятничного вечера. И это настораживало. Заставляло гордо расправлять плечи и стараться не упасть в грязь лицом. Потому что плавать рядом с акулами гораздо легче, чем выдержать прямой уничтожающий взгляд сына мэра.
– Кто это был с тобой?
Тётя открывает перед ней дверцу, предлагая скрыться от холодного ветра в тёплом салоне автомобиля.
– Кир Авдеев, – тихо произносит она, словно боясь, что Кир, уже дошедший до своей машины, может её услышать и вернуться.
Его сегодня и так слишком много рядом. Не то, чтобы Алёнка сильно по этому поводу беспокоится, просто непривычно.
– Сын мэра? – женщина хмурится и переводит взгляд на племянницу.
Девушка кивает и садится на заднее сидение машины, зная, что тётя не будет против.
–Это его? – Марго кивает на пиджак, который Отрадная устроила у себя на коленях. – Золотой мальчик увидел, что ты замёрзла и решил побыть джентльменом?
В этот момент с парковки ресторана на проезжую часть выезжает машина Авдеева и с визгом вливается в поток других автомобилей. От ярких вспышек фар и скорости, с которой Кир скрывается из виду, у неё холодеют ладони и становится сухо во рту. Появляется сильное желание закрыть глаза. Прижать руки к ушам настолько крепко, чтобы не слышать ничего. Лишь гулкую пустоту. Лишь своё неугомонное сердце, которое колотится сейчас где-то в горле.
Не сейчас, слышишь? Пожалуйста. Не сегодня…
– Алёна, ты в порядке? Ты резко побледнела..
Девушка морщится. Проглатывает комок горечи и, заметив как тётя на неё внимательно смотрит, криво улыбается. Маргарита её гримасам не верит, но комментировать никак не спешит. Алёнка мысленно благодарит судьбу за то, что в эту минуту рядом именно она, а не Олег или мама. Они бы не поняли. С ними бы было сложнее. Марго же не привыкать видеть её такой. Ей не впервой молча протягивать бутылку с водой и слышать сиплое, сказанное, скорее для себя, чем для неё:
– Я в порядке.
Конечно же, ты в порядке, Отрадная.
Это просто воспоминания.
Это просто картинки прошлого.
Это просто причина твоих шрамов на запястьях.
– Мы можем отсюда уехать? – Алёна специально говорит тише, чтобы дрожь в голосе ощущала только она. – Заодно расскажешь про свою поездку в Сан-Ремо.
Хватается за собственные слова, как за соломинку. Она ведь и, правда, уже давно хочет узнать подробности поездки тёти и её мужа в один из курортных городов Италии.
– Дорогая, мне кажется или ты переводишь тему разговора? – тётя мягко ей улыбается.
– Неправда, – девушка переводит взгляд себе на колени и пытается разжать пальцы, сжимающие плотную ткань мужского пиджака. – Мне действительно интересно как прошло ваше путешествие.
Маргарита качает головой и поворачивается лицом к дороге, начиная свой рассказ, а Алёнка откидывается на спинку сидения и стягивает с ног успевшие надоесть за вечер туфли. С облегчением выдыхает, когда машина мягко трогается с места и вскоре ресторан остаётся позади, как и мама с Олегом. Но то ощущение, поселившееся внутри несколько часов назад во время короткого разговора с Королёвым, продолжает держать в напряжении. Девушка же его старательно игнорирует. Внимательно слушает Марго и даже умудряется поддерживать разговор.
Тебе нужно было поступать не в юридический, а в театральный, Отрадная. Так реалистично играть безмятежность и постоянно лгать сможет не каждый.
А всё потому что ей уже не впервой перешагивать через себя, запуская в свою жизнь шум ненужных эмоций, который оглушает даже сквозь самую громкую, разрывающую барабанные перепонки, музыку. Стирая руками чужие поцелуи с шеи. Оставляя после себя невидимые следы, заставляющие постоянно оглядываться и возвращаться. По ним же. Шаг в шаг. Не позволяя отклониться от проложенного маршрута даже на миллиметр. Постоянно чего-то ожидая и лишь только иногда проявляя волю. Как, например, сегодня вечером, отказавшись от помощи Авдеева и сказав что-то про такси. Зачем? Для чего? Чтобы получить взгляд, который оставил очередной ожог на сердце? Показать Королёву, что самостоятельная? Что не нужно за неё ничего решать? Ведь она не обязана смотреть на то, как они обнимаются, танцуя. Как разговаривают о чём-то, улыбаясь друг другу. Настоящая семейная пара. Две половинки, нашедшие друг друга в огромном мире.
Не обязана, Алёнка, понимаешь?
Но смотрит, саму себя загоняя в угол. Слушает, чувствуя, как пульсируют вены где-то внутри. Шепчет себе под нос:«Улыбнись, Отрадная», утверждая, что так будет лучше.
И снова распахнутые окна в тёмной комнате. Осенний ветер, отрезвляющий, заставляющий вспомнить о том, что нужно снять платье. Убрать волосы и смыть макияж. Хотя бы просто отойти от двери. Перестать прислоняться к ней спиной. Но сил, после разговора с Марго, прощания с няней брата, чтения сказки на ночь ему же, не остаётся. Будто выключилась фонограмма, спала иллюзия и вот она – фальшь во всей красе. Искусанные губы. Красные глаза. Прижатые колени к груди. Упирающийся в стену затылок и горький привкус на языке. Дешёвая во всех смыслах драма.
Уйди, глупое отчаяние. Пожалуйста… Дай вздохнуть спокойно.
Но оно не уходит. Шепчет сбивчиво из темноты о том, что она никогда от этого не избавится. Не хватит духа. Воли. Сил. Будет чувствовать осколки, застрявшие глубоко в лёгких. В наказание не позволит зарасти старым шрамам, раз за разом, наступая на одни и те же грабли. И ей не помогут дневники с разлинованными страницами, в которых слишком много места для пропитанных абсурдом мыслей и в которых впервые когда-то было выведено слабым почерком: «Я совершила ошибку». Не спасут слёзы. Сорванный голос не исправит ситуацию.
Ты безнадёжна, Отрадная.Ореховые глаза не отпустят. Ты же это знаешь, Алёнка. Ты же это понимаешь…
Словно в подтверждение собственным мыслям слышится, как поворачивается ключ в замочной скважине. Как мамин голос переливается звонкими колокольчиками, заставляя прикусить нижнюю губу, чтобы не застонать в голос. Как отдаётся во всём теле тихий, немного хриплый мужской голос. Заполняет всё пространство. Практически оглушает.
– Тебе понравился ужин?
Алёнка жмурится, пытаясь прогнать картинки, возникшие перед глазами. Олег сейчас ласково держит маму за талию, смотря ей в глаза с высоты своего роста. А Инна теряется под этим взглядом, пропадает, чувствуя, как бешено грохочет в груди сердце, как с каждой секундой растёт желание растворится в нём навсегда. Девушка это чувство знает. Боится его до мурашек, скользящих по спине, но бороться с ним не решается. Потому что больно. Потому что страшно и пусто. Потому что иначе уже не сможет.
– Замечательный вечер, любимый. Я очень рада, что мы могли на него вырваться. Почему ты раньше не говорил, что учился с Авдеевым в одной школе?Мама, не снимая туфли, проходит мимо её комнаты и скрывается за дверью спальни, продолжая на ходу что-то рассказывать супругу. Вот только Олег не идёт следом. Останавливается напротив Алёнкиной двери, словно зная, что она сейчас там, сидит совсем рядом, вжавшись в стену и затаив дыхание. Всматривается лихорадочно в темноту, чувствуя, как ток пробегает по венам, распирая изнутри, нажимая на те точки, которые Отрадная пыталась скрыть не то, что от других, даже от самой себя.
Не позволяй. Отодвинься, дура. Уйди! Уйди, Алёнка, слышишь?
Узорами на коже проявляются ласковые прикосновения, словно, их не разделяла тонкая грань в виде двери и невидимой развернувшейся бездны под ногами. Будто в который раз, почувствовав, о чём она думает, он перечёркивает все попытки к сопротивлению, заставляя вспомнить тепло сильных ладоней, неровное дыхание, срывавшиеся с зацелованных губ, и терпкий запах мужского парфюма, впитывающийся в кожу, волосы и, кажется, в саму душу. И не смыть его потом. Не избавиться. Он остаётся на ней призрачным клеймом, не давая сердцу выровнять сбитый ритм, превращая жизнь в никчёмный бесконечный бег по кругу. И вроде уже и сил нет нестись по этому кругу, как впрочем и смысла, но остановиться ещё страшнее, чем продолжать двигаться.
– Ложись спать, Алёна, – говорит так, чтобы услышала только она, и уходит к жене, неслышно ступая по полу, будто и не было его вовсе.
– Не могу, – тихим шепотом в ответ, еле раздвигая искусанные губы.
Не может сейчас. Не может даже тогда, когда на следующий день, брат после совместных игр засыпает рядом, практически на руках, делясь своим теплом и безмятежностью. Не может, потому что слышит рано утром едва различимые слова, раздавшиеся из прихожей:
– Мне надоели эти твои командировки. Сколько уже можно? В выходные, Олег! Какие командировки могут быть в выходные?
– Инна, не начинай. Ты прекрасно знаешь, какие могут быть командировки в выходные дни. Прекрати себя так вести. Сына разбудишь.
– Ах, сына? – мама едко усмехается. – Егор скоро забудет, как ты выглядишь, Олег! Когда ты в последний раз…
– Успокойся. Я уезжаю всего на три дня. Не вижу в этом никаких поводов для твоей истерики.
Но Инна эти самые поводы видит, и Алёнка её понимает. Олег после таких поездок возвращался с едва уловимым шлейфом женских духов и подарками для жены и сына, оставляя для Алёнки время на следующий день, забирая с занятий и проводя с ней несколько, будто украденных, часов.
И даже тогда она не может закрыть глаза, чувствуя, как струится по венам горечь, перемешиваясь с кровью, как щекочут бабочки внутри, которые уже давным-давно превратились в банальную моль. Они вызывают тошноту и головокружение, которые девушка чувствует фоном на протяжении всех следующих дней. Они заставляют сжимать пальцы в замок за спиной, в бессмысленных попытках успокоиться, когда мама в понедельник, перед тем как отвезти её в школу, забирает ключи от входной двери, объясняя это тем, что:
– Егорка соскучился по отцу и мы решили сделать Олегу сюрприз. Свои ключи я оставила в офисе. Не волнуйся, мы вернёмся до того, как у тебя закончатся занятия».
Отрадная и не волнуется. Просто выходит молча из машины, мечтая, чтобы поскорей этот день закончился. И он заканчивается гораздо быстрее, чем она могла бы себе представить, когда один из одногруппников, проходящий мимо со словами: "Уйди с дороги, Отрадная!", больно цепляет её плечом, отчего Алёнка вдруг запинается о собственные же ноги и падает, разбивая коленки в кровь, царапая кожу на ладонях и ударяясь головой о стену.
«Интересно, на сердце столько же ран?– отстранённо думает она, лёжа на боку и ощущая, как мир качается перед глазами. –Или всё же на несколько незаживающих царапин больше?».
