Текст книги "Змеиное варенье (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)
Глава 5. Хризокола
Осознание конца… Страшное и мучительное, но одновременное такое долгожданное… Мир сошел с ума… Теперь уже все… Меня оттолкнули с дороги, людской поток стремился туда, где не было спасения. Его не было нигде. И уже никогда. Или еще? Мне не заслонить собой пустоту. К чему даже пытаться? Почему я не умерла? Почему я не схожу с ума вместе с ними? Я тоже хочу сидеть возле подножия и тихо улыбаться внутренним чудовищам, как эта старуха. Или дико хохотать и выть, как эта мамочка, волокущая за собой по лестнице труп своей дочери… Я хочу быть, как все. Хочу скалиться и ржать, бежать и топтать других, рыдать и кататься по земле, рвать на части слабую плоть, упиваться кровью и болью, упиваться безумием. Или забыть. Я хочу забыть, но не могу. Меня тянет туда, наверх, эта неистовая, сошедшая с ума толпа, бегущая от тьмы безумия и несущая ее проклятие в себе.
Но скоро я забуду, кто я. Скоро буду стеклянными глазами вглядываться вдаль, в веселой беззаботности, или же рыскать в отчаянии под раскаленными лучами… Скорей бы… Какие высокие ступени. Толпа толкает меня, норовит затоптать, но кто-то упрямо поддерживает под локоть. Почему я продолжаю идти вперед, если я не хочу? Мир вокруг темнеет, рассудок крошится под его натиском. Там, вдалеке, уже руины города, но такие обманчиво целые и спокойные. Только гигантская дымящаяся птица на холме, она расколота пополам, как вестник упадка, но никому нет дела до ее детенышей, нелепых человеческих фигурок, изломанных и рухнувших с высот своей гордыни. Как же глупо… Под ногами хлюпает гнилая жижа, от ее холода стынет дыхание. Зачем идти дальше? Ничего и никого не спасти… Я поднимаю взгляд к небу, но и там пустота. Вечная и холодная пустота, в которую я проваливаюсь…
Воздух обжег легкие. Я закашлялась, содрогаясь от холода. Кромешная тьма стояла перед глазами, словно я ослепла, и липкий ужас небытия сковал сердце. Я умерла? Или еще нет?
– Слава Единому, вы очнулись… – горячий шепот на моей щеке. Меня крепко держали чьи-то руки, обнимали и баюкали… И вдруг, как вспышка, вернулась память. Я вспомнила все и застонала от отчаяния. Что же это было? И что будет теперь?
Кысей продолжал обнимать и гладить меня по голове, а я окаменела от страха, что сейчас он оттолкнет меня и назовет колдуньей. Я прижалась к нему, отчаянно ловя его тепло и чувствуя, как исчезают мысли. Пустота разъедала, поднимаясь откуда-то изнутри, из темных, давно забытых уголков сознания, словно вонючая трясина, в которой я однажды захлебнусь.
– Я… колдунья? – не выдержала я пытки и замерла в ожидании приговора.
Кысей так крепко сжал меня в объятиях, что перехватило дыхание.
– Нет. Вы не колдунья. Нет.
Почему же я чувствую его страх? И еще что-то, такое тревожное и странное…
– А вода? Что она отразила?
– Ничего.
– Как? Как ничего? Но она же должна была что-то отразить? – зрение вернулось, я вдруг осознала, что мы едем в экипаже, я полулежу на сиденье. Мерное покачивание, цокот копыт по мостовой, холод в ногах… Когда я успела намочить ноги? Сколько времени прошло? Кысей вдруг отстранился, несмотря на мою хватку, и заглянул в глаза, удерживая мне голову двумя руками.
– Слушайте меня внимательно. Вам нездоровилось после путешествия, поэтому… – по его лицу пробежала едва заметная тень, – поэтому вы весь день никуда не выходили. Вас даже близко не было рядом с Ясной купелью. Вы меня поняли?
– Почему? Что там произошло?
– Ничего. Ничего не произошло, – он опять притянул меня к себе и погладил по голове, но я точно знала, что он врет.
А еще он… Господи, да он же чувствует себя виноватым, словно нашкодивший мальчишка!
– Я же все равно узнаю, – прошептала я, спрятав лицо у него на груди. – Что отразила вода?
– Ничего, – упрямо повторил он.
– Такого не может быть.
– Может. Потому что вода ушла. Ясная купель пересохла.
Я нахмурилась, не понимая его страха.
– Это плохо?
Он едва заметно вздрогнул, из его груди вырвалась горький смех.
– Плохо? Святыня, где больше тысячи лет проводили Испытание веры… Святыня, вода в которой никогда не иссякала, которая отражала внутреннюю сущность человека… Теперь она пересохла. Впервые за тысячу лет…
– Ну все когда-нибудь случается в первый раз, – пробормотала я. – Что здесь такого? Причем здесь я? Почему вы так испугались?.. Почему у меня ноги мокрые? Если эта клятая купель пересохла, то где я…
– Что вы там увидели? У вас же было очередное видение?
Я на секунду замешкалась, тщась понять его поведение. Кысей не пытался отстраниться, но в глаза не смотрел. Как будто бы чувствовал себя виноватым передо мной?..
– Поцелуйте меня, – вырвалось непроизвольно. – И я скажу.
Странно, но он кивнул и поцеловал меня в макушку. Что за манера!.. И откуда такая покладистость?
– А в губы?
– Нет. Что вы видели?
Я довольствовалась тем, что обняла его за шею и прижалась еще ближе.
– Людей. Они сошли с ума. Все сошли с ума, – холод воспоминаний заставил меня поежиться.
– От чего?
– Не знаю. Но там… была не я. Это не здесь. И не сейчас. Люди искали спасение, но безумие, как тень, накрыло их. Город был мертв. Они тоже были мертвы, только еще не знали об этом.
– О чем вы?
– Я не знаю. Не знаю! Хватит меня мучить!
Я отшатнулась от него, забившись в противоположный угол сидения и подобрав ноги под себя. Меня била крупная дрожь, а в глазах темнело, словно мрак подбирался холодной пустотой к моему разуму. Я схватилась за голову, пытаясь заглушить сводящий с ума шепот воды, ее вкрадчивую ласку и манящее небытие…
– Простите меня, – Кысей заставил меня опустить руки. – Я не хотел, чтоб так получилось. Простите…
Сейчас он смотрел мне в глаза, но я уже ничего не хотела знать, не хотела ничего чувствовать. Кысей отвел прядь волос с моего лица и придержал голову, не позволив уклониться от него.
– Мы уже приехали. Вы сейчас отправитесь к себе и будете отдыхать. Вы сегодня никуда не выходили, вы запомнили? И избавьтесь от монашеского одеяния.
– А как же ваш профессор? – выдавила я.
– Я прямо сейчас поеду к нему. Извинюсь, что вы не смогли его посетить. Вы сами дойдете, или вас проводить?
Я оттолкнула его руку, выбираясь из экипажа, но ступив на ноги, поняла, что переоценила свои силы. Меня шатало. Впрочем, просить не пришлось. Кысей подхватил меня под руку и повел по узким улицам Корабельного квартала, где экипажу было не проехать.
Тени дома не оказалось. Она собиралась заглянуть на рынок и еще не вернулась. Украдкой взглянув на настенные часы, я едва сдержала проклятие. Если на встречу с перекупщиком, которому я собиралась продать браслет, я давно опоздала, то к заказчику еще можно было успеть. Только Кысей не торопился уходить. Он в нерешительности мялся возле двери.
– Я подожду, пока вернется Тень. Не хочу оставлять вас без присмотра…
– Я собираюсь лечь спать. Уходите.
– Ложитесь, я все равно… – он осекся, потому что я начала стягивать мокрые сапоги прямо перед ним. – Я… вы бы прошли в спальню… Или… Вы собираетесь прямо здесь?..
Я уже снимала мокрые чулки, и Кысей не выдержал. Он пробормотал проклятие, не отрывая взгляда от пола, и торопливо ретировался. Я захлопнула за ним дверь и продолжила переодеваться, вяло размышляя о предстоящей встрече. Заказчик назначил ее на три часа, а уже было почти два по полудню.
От банды Безумных бардов почти никого не осталось, но у меня были и другие связи в столице. Найти заказ не составило труда, тем более, что рынок наемников был не таким и большим, особенно в Зевастале, где за порядком бдели не только княжеские воеводы, но и очумелые церковники, трясущиеся над всякими святынями… Я приказала себе не думать о купели и сосредоточиться на деле. Заказ на две тысячи золотых висел уже несколько месяцев, но желающих его выполнить не находилось. Хотя за одно название, "Поцелуй Единого", к нему стоило бы присмотреться…
Я дернула на себе рясу и застряла. Тень ушила ее до невозможности. Что же делать? Я поморщилась от боли за грудиной, оправила одеяние назад и задумалась. Его можно было попросту срезать, но с другой стороны… А почему бы и нет? В конце концов, что может быть уместнее монашеского одеяния в соборе заступницы Софии? Только немного поправим вот здесь и переделаем вот так, чтобы было похоже на мужской силуэт…
Я разглядывала безобразную громадину, укрытую нарядным покрывалом снега. Собор возвышался над городом всеми пятью ощетинившимися стрельчатыми башнями, образуя пятиконечную звезду с купольным центром. Священная уродина казалась слепленной из разнообразных фрагментов, настолько неуместных и несочетаемых, что глаза разбегались, пытаясь поймать призрак гармонии. Воздушные мозаики чередовались с тяжелыми каменными барельефами, страшные статуи уродцев навечно застыли в обнимку с мраморными девами, высокие арки угнетались низкими приземистыми проходами, а высокий прекрасный купол душили его отвратительные отростки, отбрасывающие на беззащитный город длинные угрожающие тени. Площадь перед собором была малолюдна, немногочисленные прохожие торопились по своим делам. Служба недавно закончилась, что меня устраивало. Я потупила взгляд и двинулась к ярко оскаленной пасти центрального входа.
Внутри приятно пахло ладаном и благовониями, а глаза отдыхали в приятном полумраке, так надежно укрывающем тайные знаки и недозволенные встречи. Я скользнула в крайнюю слева исповедальню и притворила за собой дверцу.
– Да пребудет с вами Единый… – я говорила шепотом, не давая возможности отличить голос от мужского. – Его слуга готов исполнить песню в вашу честь…
– Моя песнь сложна… "Поцелуй Единого" – раздался положенный ответ в обмен на стандартную фразу наемника из банды Безумных бардов. – Эмм… Цветочек?
– Нет, – я покачала головой, хотя заказчик и не мог меня видеть. – Цветочек больше не у дел. Она передала заказ мне. Серый Ангел готов вознести хвалу и… поцеловать Единого… за вас…
Я не смогла скрыть улыбки.
– Но я так не договаривался… Я думал, что наконец кто-то опытный выполнит мое поручение…
В голосе заказчика слышалось еле заметное волнение, а вместе с ним появился и акцент. Гаяшимец? Еще интересней…
– Серый Ангел всегда выполняет то, за что берется, – я добавила почтительное обращение, проверяя догадку, – гаш-и-ян.
– Откуда вы узнали?.. Дшимон! Мы так не договаривались! – заказчик завозился, вставая.
– Ваш заказ никто не берет, несмотря на высокую плату. А я возьму.
Гаяшимец замер, потом медленно сел и осторожно спросил:
– Господин, откуда мне знать? Много уже было таких… самоуверенных. Я не могу дать задаток, пока…
– Дадите. Если хотите, чтобы заказ был выполнен. Или ищите дальше.
Теперь уже нарочито медленно поднялась я.
– Господин Ангел, подождите, подождите! Сколько вы хотите задатка?
– Это будет зависеть от того, что вы сейчас мне расскажете. Я вас слушаю.
– Надо украсть "Поцелуй Единого". Так называется одно лакомство, рецепт которого был обманом вывезен в вашу страну… Его нужно вернуть. Это вопрос чести для моего господина.
Я нахмурилась. Дело приобретало неожиданный оборот.
– Вас интересует рецепт? У кого он находится сейчас?
– Княжий повар Чжон Орфуа. Презренный полукровка! – заказчик скрипнул зубами. – Он посмел украсть и присвоить себе чужие заслуги, выдав это кушанье за высшую благодать Единого. Еретик!
– Ваш господин хочет вернуть рецепт? Или лишить этого знания других? Потому что для второго существует Гильдия убийц…
– Вернуть, просто вернуть, – поторопился успокоить меня гаяшимец. – Вся сложность в том, что Орфуа держит его в самом недоступном месте…
– Для меня не существует запертых дверей…
– … в собственной голове.
Я осеклась и задумалась. Да, глупо было ожидать, что две тысячи золотых заплатят за что-нибудь простое, но чтобы так… Впрочем, у меня все равно нет выхода.
– Я беру ваш заказ. Задаток – половина. Торг неуместен. Результат гарантирую.
Даже через перегородку было слышно, как тяжело и обреченно вздохнул гаяшимец.
– Это очень большая сумма. Я не могу вот так…
– На нет и суда нет, – я даже обрадовалась, здраво рассудив, что, в конце концов, на этом заказе свет клином не сошелся.
– Господин Ангел, подождите! Я имел в виду, что не могу сразу выдать… У меня при себе столько нет.
– Завтра в семь вечера. Дивинское кладбище, склеп семьи… – я чуть замешкалась, – семьи Остронег.
Как любил изрекать старик Солмир, не надо множить лишние сущности… Ну или тратить впустую время, если можно совместить сразу несколько дел.
– Хорошо. Как я вас узнаю?.. И какие гарантии?
– Я сам вас найду. А гарантией может быть только репутация моей наставницы – Цветочка. И мое собственное слово.
Я затаила дыхание и неслышно выскользнула из исповедальни, тут же нырнув в соседнюю. Здесь я торопливо освободилась от надоевшего убожества монашеской рясы и переоделась в приготовленное платье, распустив волосы и накинув вуаль на лицо. А потом вышла и затесалась в немногочисленные ряды прихожан, склонившись в благочестивой молитве. Спустя несколько минут из исповедальни вышел мой заказчик. Им оказался высокий сухощавый гаяшимец, одетый скромно, но добротно. Он неуверенно оглянулся и ссутулился. Когда он вышел из собора, я подождала немного, проверяя возможных соглядатаев за ним и за собой, потом последовала за гаяшимцем. Забава началась, и кровь уже бурлила от охотничьего азарта. Когда экипаж заказчика остановился возле гаяшимского посольства, я велела извозчику подождать немного и ехать к Дивинскому кладбищу.
Солнце давно село, избавив мои глаза от невыносимого блеска снежного покрова. Самое старое кладбище Зевасталя освещалось только на центральных аллеях, но мне свет не был нужен. Я прекрасно помнила дорогу и быстро шла по тропинке. Мороз к ночи усилился, и под ногами скрипел снег. Я ускорила шаг, свернув еще на одну тропу, почти неразличимую в темноте. На пороге склепа семьи Дорошек, словно путеводная звезда, горела лампадка. Я на секунду замерла, прислушиваясь к ощущениям, потом решительно шагнула внутрь. Склеп казался заброшенным для любого непосвященного, но я знала, что если потянуть за проржавевшее кольцо на каменной фигуре святого Тимофея, сражающегося с демоном, то откроется потайная дверь, ведущая вниз.
– Цветочек? – спросил в вечную темноту маленький человечек, сидящий за столом. Яшлик был слеп, поэтому я тихо ответила:
– Да.
– Демон кошачий, Яшлик уже и не думал когда-нибудь услышать… Цветочек жива? Дай-ка…
Я послушно подошла к нему и наклонила голову, давая ощупать свое лицо. Его паучьи лапки пробежали по моей коже и ухватились за плечо.
– Цветочек вернулась? Но банды уже нет… Никого не осталось.
– Цветочка тоже нет. Завяла и сгнила.
– А кто есть?
– Серый Ангел. Ученик Цветочка.
По бледному лицу промелькнуло слабое подобие улыбки. Яшлик потер руки и закивал, его искусственные глаза разного цвета, синего и желтого, смотрелись неестественно ярко.
– Серый Ангел, чудно-пречудно. Будет новая банда? Банда Серых бардов? Банда Ангельских бардов? Банда Сархангелов? Яшлику нравится! – он захихикал, продолжая потирать руки и подпрыгивать на расшатанном стуле.
– Нет, – оборвала я его истеричное веселье. – Серый Ангел действует в одиночку. Но готов щедро заплатить за сведения.
Яшлик скис, сложил руки и опустил голову.
– Не печалься, Серый Ангел обещает веселую забаву для Яшлика. Поцелуй Единого.
Маленький человечек вытащил сначала один глаз, потом второй, начал крутить их в руке так ловко, что они слились в одно пятно, мелькающее у меня перед глазами. Я знала эту дурацкую привычку самого искусного шептуна столицы, поэтому просто закрыла глаза и стояла, ожидая, когда закончится тихий перестук стеклянных хрусталиков.
– Яшлик любит все новенькое, – наконец выдал он.
– Тогда Серому Ангелу необходимо узнать все о княжьем поваре Чжоне Орфуа. А еще я… тьфу, Серый Ангел намерен раздать долги.
Яшлик покачал головой и с раздражением зашвырнул в угол оба глаза, уставившись на меня пустыми глазницами.
– Атаман получил все долги, кроме последнего.
– Серый Ангел думает иначе. Семейство Остронег. Он начнет с него, – я подняла оба глаза и со стуком положила их перед шептуном. – Яшлику понравится новый стеклянный глаз из дымчатого опала? Серого, как пепел еретика?
Яшлик недовольно заворчал, покатывая стеклянные шары глаз по столу, он нервничал, и я решила его подбодрить.
– Повесели Серого Ангела последними новостями… Или совсем скучно стало без меня в столице?
– Остронегам весело. Дочка их померла… Славно так померла, затейливо, на потеху всем…
– Жаль, Серый Ангел не успел на забаву. Расскажи…
– Откушать деточка захотела да сил не рассчитала – лопнула! – человечек захихикал, к нему опять вернулось хорошее расположение духа. – По кускам развалилась, собирать ее пришлось…
– И вправду, весело тут… А про живые волосы Яшлик слыхал?
Я досадовала на инквизитора за то, что приходится выяснять личности убитых таким способом. Для общения с шептуном требовалось просто серо-ангельское терпение… Я хихикнула…
– Обижаешь, – хлопнул он тощим кулачком по столу и тоже хихикнул. – И зачем спрашивать, коль и так знаешь?
– На память хочется безделицу, серебряную вилку…
– Ишь ты! – погрозил шептун мне пальцем и ловко вернул оба глаза на место. – Самому надобно!
– Серый Ангел щедр, он с тобой поделится…
Яшлик задумался и притих, напоминая капризного ребенка, не знающего, что выбрать: конфету или прогулку.
– Адмирал Мирчев, – наконец выдал он и надулся, – сынка-то похоронил в семейном склепе, там охрана… Серый Ангел и там достанет?
– Серый Ангел коллекцию собирает, ни перед чем не остановится. Еще пара безделиц нужна. Клык безумца, что служанку загрыз и себе ногу откусил… Слыхал про такого?
Яшлик заволновался, на ноги вскочил, стал притоптывать. Синие замшевые сапожки со шпорами тихо звякали каблуками.
– Не слыхал, не слыхал Яшлик! Как же так… Как так? Как так-то?
Его уже заклинило, он трясся и терял связность речи. Гадский инквизитор удружил мне с нелепой секретностью. Но с другой стороны получалось, что речь шла о первых особах княжества, раз от Яшлика смогли утаить все сведения, даже намека на слух не было.
– Серый Ангел просит прощения, – я подошла и обняла человечка, останавливая его безумную пляску. Он захлебывался рыданиями, уткнувшись мне в плащ. – Он все узнает, и Яшлик сложит самую лучшую шепталку во всем городе.
– Правда? – по серым щекам бежали слезы, но стеклянные глаза смотрели равнодушно, как у большой куклы.
– Нет, – ответила я и улыбнулась. – Правду Яшлик сам придумает, какую захочет. Пусть до завтра придумает всю правду про Чжона Орфуа и про семьи Остронег и Мирчев.
– Про Милагрос тоже? – обиженно сопя, уточнил Яшлик.
– Нет. Заступницу Милагрос мы пока трогать не будем, – я погрозила шептуну пальцем и щелкнула по носу. – Сладкое – на потом! А то аппетит испортишь!
И человечек расплылся в довольной улыбке, демонстрируя источенные зубы.
Я вышла наружу и с наслаждением вдохнула морозный воздух. Вопрос Яшлика разбередил душу. Сейчас мне было невыносимо от мысли, что у атамана даже нет могилы, на которую бы можно было придти. Наверное поэтому его мара никогда не появлялась передо мной в зримом обличье, только чуть насмешливый, прокуренный голос, звучащий у меня в голове, иногда запах. К счастью, запах табачного дыма, а не горящей плоти… После приговора атамана Шушье сожгли, а пепел развеяли над водой. Преступление против веры, кража реликвии святой Милагрос, преступный сговор с еретиками и еще куча пунктов обвинительного приговора. Банда Безумных бардов перестала существовать, ее участников повесили или отправили на каторгу. Всех, кроме меня… Никогда не прощу атамана! Я сплюнула на стылую землю и пошла прочь. Яшлика ждет не просто забава, а целый балаган с песнями и плясками, который я устрою в столице в память об атамане. Ибо долги надо возвращать. Сторицей.
Я проигнорировала встревоженные вопросы Тени, проследовав в спальню и без сил рухнув в постель. Как же мне не хватало Антона, понимающего с полуслова и почти не донимающего глупыми вопросами. Я тяжело вздохнула и перевернулась на живот, уткнувшись носом в подушку. Поцелуй Единого достать будет непросто… Даже задаток в тысячу золотых уже не радовал. Как подобраться к Орфуа, если он княжий повар? Соблазнить? Но для этого надо попасть ко двору и обратить на себя внимание. Слишком дорого. Похитить и пытать, пока не скажет? Хлопотно и опасно, его непременно будут искать. Шантаж? Пока для меня это представлялось лучшим вариантом, однако где узнать нечто настолько постыдное и грязное о нем, чтобы не оставить ему шансов? От табачного дыма защипало в носу, и я чихнула. Насмешка в голосе атамана заставила меня поежиться:
– Сколько ж тебя можно учить, Цветочек? Проще надо быть, проще… И люди сами придут и все отдадут…
Ну конечно же… Зачем искать тайны прошлого повара, если можно придумать свою правду… Да, дешево и сердито… Я вскочила и бросилась к окну, растворив ставни и впустив в комнату свежий воздух, чтобы избавиться от запаха. Мои мысли переключились на инквизитора, и я поморщилась.
– Тень! – позвала я.
Служанка моментально оказалась в спальне, словно стояла под дверью и ждала.
– Госпожа, я заварила вам травы на ночь… – она поставила стакан на прикроватный столик и добавила, – еще господин инквизитор…
– Слушай меня внимательно, Тень, – оборвала я ее. – Если ты еще раз посмеешь что-либо ляпнуть этому святоше или сговориться с ним у меня за спиной, то будешь искать себе новое место, ты меня поняла?
– Госпожа, но вы же…
– Замолчи, – я раздраженно топнула ногой, – а твоя прелестная дочурка встретит свое совершеннолетие без тебя!
Тень побледнела и схватилась за сердце.
– Помоги мне раздеться! – Я повернулась к ней спиной и добавила, – и не смей ныть!
Служанка послушно молчала, но когда я повернулась к ней, собираясь надеть ночную рубашку, она не сдержала удивленного возгласа, но тут же осеклась и опустила глаза.
– Что такое? – нахмурилась я и отодвинула ее в сторону, подойдя к зеркалу. – Что ты увидела…
На груди у меня красовался обширный синяк. Я оторопело дотронулась до него и поморщилась, вспомнив боль за грудиной. Откуда он взялся?..
– Спокойной ночи, госпожа, – Тень поспешила сбежать от меня.
Мне снилось, что я не могу идти, а идти надо. Там плачет моя маленькая дочь. Мне непременно надо найти ее, но тело такое неподъемное и чужое, скованное холодом, а я слишком устала и очень хочу есть… Живот сводит от голода, но есть нечего, все давно съедено, даже крыс не осталось. Я упрямо иду, еле передвигая ногами, отупелое животное, уже не человек и не мать… Кроха перебирает тонкими ручками и заходится надрывным криком, а я стою и смотрю на нее, мечтая лишь о вкусе жареного мяса… Потом беру дочь на руки и сворачиваю ей шею, теперь она уже не мучится, а я… Я разведу огонь в очаге… Теперь все мои мысли занимает похлебка… Она будет сладкой на вкус…
Я подскочила на кровати и села рывком, захлебываясь от подкатившей тошноты. В дверь яростно стучали. В забытые с вечера открытые ставни замело снег, в комнате было пусто и мертвенно холодно.
– Тень, да кто там? Открой уже… – или стук мне только чудится?.. Служанка не отвечала, и меня вдруг охватил страх, что Тень ушла и бросила меня. Теперь я осталась одна… Как мне отличить явь от вымысла больного разума?.. Я споткнулась, не чувствуя ног, доковыляла до двери и вышла в гостиную. Стук не умолкал. Тени нигде не было, а очаг давно погас. Я распахнула дверь…
…и почти обрадовалась взбешенному инквизитору на пороге. Он отодвинул меня в сторону и рявкнул:
– Собирайтесь!
– Куда? – пробормотала я, опять начиная сомневаться в действительности происходящего.
Кысей подхватил меня под руку и втащил в спальню, выругался, увидев открытое окно, захлопнул его, потом стал рыться в шкафу. Я без сил опустилась на кровать, чувствуя, как от голода сводит желудок, и содрогнулась, вспомнив сон.
– Куда укладываетесь? – его голос выдернул меня из странной полудремы. – Одевайтесь, я сказал.
Он ухитрился откопать в шкафу самое уродливое платье, бросил его на кровать и теперь стоял над душой. За окном только занимался рассвет. И почему ему уже с утра пораньше неймется?..
– Мне плохо, – сказала я и натянула на себя одеяло. – Я плохо себя чувствую. Вы сами виноваты, не надо было…
– Плохо?!? Так плохо, что вчера вечером вы умотали в неизвестном направлении? Где вы были?
– Ваша нелепая ревность даже не смешна…
Он выдернул меня из постели и швырнул платье в лицо.
– Хватит придуриваться! Одевайтесь!
– Но мне правда нехорошо… – я осеклась, сообразив, что такое восхитительное чувство вины, делавшее его послушным вчера, сегодня уже испарилось. Откуда он вообще узнал, что я выходила? Убью мерзавку!..
– Если вы через пять минут не будете готовы, клянусь Единым, я вытащу вас в чем есть. Экипаж уже ждет.
– И куда на этот раз? Ваш профессор опять милостиво соизволил найти для меня время? – я неохотно подняла платье. Был большой соблазн стянуть рубашку прямо при инквизиторе, но мне не хотелось, чтобы он увидел шрамы.
– Вчера вечером произошло еще одно самоубийство. Вскрытие назначено на восемь. Хотите удивить местную публику тощим голым задом, воля ваша. У вас пять минут.
Он вышел из спальни, захлопнув за собой дверь. Дурной сон был мгновенно забыт. Я расплылась в довольной улыбке, потирая руки, прямо как Яшлик. День начинался интересно.
– Господин инквизитор, куда вы дели мою служанку? Впрочем, неважно, – я выглянула из-за двери и поманила его пальцем. – Вам придется мне помочь.
Он тяжело взглянул на меня и нахмурился. Выглядел он неважно, взъерошенный и усталый, словно не спал всю ночь. Кысей злился и был настолько встревожен, что даже глазом не повел на мои едва прикрытые платьем прелести. Даже не смутился. Интересно, кто стал очередной жертвой безумной пляски? Я улыбнулась ему и добавила:
– Корсет. Мне самой не затянуть. Помогите, сделайте одолжение. И не надо хмуриться. Такой чудесный день за окном…
Его передернуло от отвращения.
– Еще одна юная жизнь страшно оборвалась, а вам и дела нет…
– Корсет. И побыстрее, я не хочу пропустить ни единой подробности вскрытия того, что осталось после этой юной жизни…
Инквизитор неохотно подошел ко мне и взялся за шнуровку, но потом замер.
– А куда вы дели Тень? Она разве не предупредила, что я искал вас вчера вечером?
– Хм… Я думала, что это к вам она помчалась докладывать обо всем. Потуже, господин инквизитор.
– Где вы были вечером?
– Выходила подышать свежим воздухом… Нездоровилось мне…
Он дернул за шнуровку так сильно, что у меня потемнело в глазах.
– Если я узнаю, что вы встречаетесь с Серым Ангелом, – опять завел он свою песню, воюя с корсетом, – что будучи на службе у Святого Престола, поддерживаете связь с еретиком и отступником, если только…
– То что? Что вы сделаете? Кстати… – я поморщилась и провела рукой по груди. – А почему у меня синяк на груди?
В зеркальном отражении мне было видно, как инквизитор дрогнул и смутился.
– Я жду ответа. Что вы делали, пока я была без чувств?
– Искусственное дыхание.
– Как мило. Если хотели поцеловать, то совершенно необязательно было имитировать…
– У вас была остановка дыхания. Вы не дышали почти три минуты, – он опустил руки и отвернулся. – Я испугался, что вы… уже не очнетесь. А вам настолько наплевать на себя, что вы понеслись к нему на свидание тем же вечером…
Я удивленно смотрела на Кысея, потом подошла и взяла его под руку.
– У меня действительно были важные дела. Не злитесь. Пойдемте, господин инквизитор.
Он резко освободил руку и пошел вперед, даже не взглянув на меня. Я пожала плечами и бросила прощальный взгляд на себя в зеркало. Серебро соболиного меха мне показалось слишком скромным, и я скинула накидку, поменяв ее на лисий мех плаща. Да и пышный столбунец из огненно-рыжего меха показался мне более удачным, чтобы скрыть излишнюю бледность лица…
Не успела я сесть в экипаж, как инквизитор сам придвинулся ближе и угрожающе навис надо мной.
– Молчите! – упреждающе сказал он, едва я попыталась съязвить. – Молчите и слушайте внимательно. Мне стоило больших усилий добиться для вас разрешения присутствовать на вскрытии. Дело очень серьезное, и я не потерплю ваших идиотских выходок. Посмейте там открыть рот, и я…
– И что? – не удержалась я.
– И я больше никогда не буду иметь с вами дело. Буду считать, что вы нарушили слово. Я уже сто раз успел пожалеть…
– Господин инквизитор, не надо так нервничать…
– Господи, да вы хоть иногда можете вести себя нормально? – взвился Кысей. – Прекратите меня перебивать. На вскрытии будет кардинал Яжинский, который вас терпеть не может. Я уже молчу про верховного каноника и главного магистра, первых сановников князя.
Я удивленно разглядывала инквизитора. Он вел себя непривычно дергано, злился и нервничал. Хмурое лицо было темнее обычного, а под глазами залегли тени.
– Кого же убили, что из вскрытия решили устроить балаган с такими важными зрителями?
– Сына гаяшимского посла. Будет еще представитель посольства. Поэтому вы будете вести себя ниже травы, тише воды. Если у вас…
– И кто у нас нынче посол великого ханства гаяшимского? – пробормотала я ошеломленно.
– Не перебивать! Если у вас опять случится видение, то сделайте одолжение, подайте знак, чтобы я смог вас увести.
– Это не от меня зависит, – сказала я. – Так как зовут посла?
Кысей нахмурился, полез за пазуху и заглянул в бумаги:
– Посла зовут благородный гаш-и-ман Сы Чин, а его сына звали Гук Чин. Тьфу, язык сломаешь.
Я похолодела. Неужели Сыч в городе? Но как и почему? Хотя прошло шесть лет, но хитрый ублюдок вряд ли забыл наложницу, из-за которой лишился всего, в том числе и расположения хана. И пусть тогда я выглядела иначе, но он может узнать меня. Интересно, как он смог вернуть благосклонность молодого хана, ведь тот его терпеть не мог?..
– Посол тоже будет на вскрытии?
– Вы считаете, это смешно? Приглашать несчастного, убитого горем отца на вскрытие его единственного сына?
Я успокоилась.
– Тем более, умершего так страшно, – Кысей подавленно замолчал и отвернулся от меня, уставившись в окно. Его руки, лежащие на коленях, были сжаты в кулаки.
– Господин инквизитор, – теперь я придвинулась ближе и взяла его под руку, – почему вы так всполошились? И хватит уже дуться.
– Отсядьте от меня и ведите себя прилично. Хотя бы раз, для разнообразия.
– Я поймаю вам этого колдуна, обещаю. Но и вы уясните, что для вас же будет лучше ничего от меня не скрывать. Выкладывайте все и не толкайтесь. Ведь нет ничего дурного в том, что я склоню голову вам на плечо? Плохо выспалась, знаете ли.
– А не надо было шляться, где попало! – он все-таки попытался спихнуть меня, и я процедила сквозь зубы:
