Текст книги "Змеиное варенье (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)
Пришла Тень и принесла мне травяную настойку. Глаза у нее были заплаканы.
– Прости меня, Тень, – сказала я, послушно принимая у нее теплую чашку. – Я испугалась, что ты ушла и бросила меня.
– Что вы, госпожа… Как же я могу уйти… Никогда… – служанка скользнула к моим ногам, усаживаясь прямо на пол. – Скажите, вы и вправду не помните, как…
– Не помню. Расскажи точно, что я тебе приказала.
– Просто позвали, дали мешочек с золотом, велели купить дюжину гадюк, без них не возвращаться.
– Когда это было? Вечером?
– Да.
– И ты сразу отправилась?
– Да нет, я подождала утра и сразу же…
– Скажи, я… я выходила вечером куда-нибудь?
– Я не видела, вроде нет..
– А я сказала, зачем мне гадюки?
– Нет…
– Демон, а почему ты не спросила?
– А вы бы ответили, госпожа?
– Да уж… – я залпом проглотила горькую жидкость. – Тень, послушай меня. Не позволяй мне распускать руки, не стой покорным истуканом, меня это еще больше злит. Поняла? Давай отпор, отбивайся, огрызайся, убегай, но не терпи.
Служанка неуверенно кивнула.
– И не волнуйся, я все равно сдержу слово, как и обещала, чтобы не произошло. Я найду твою дочь. Ты умеешь готовить?
– Что? Госпожа, вы и в самом деле решили?.. Но…
– Опять мямлишь?
– Умею, госпожа, только ж на таком состязании умение варить каши да похлебки вряд ли вам поможет…
– Ты рассказывай, а я сама решу…
– Рассказывать? Госпожа, это показывать надо…
– Запомни – теория сначала, а практика потом. Так что пока рассказывай, все равно сна нет. А там посмотрим…
Поместье Лешуа оказалось добротным каменным домом на холме, у подножия которого протекал ручей, скованный льдом и опоясанный скрипучим деревянным мостом. Наемный экипаж ехать через него отказался, поэтому пришлось выбираться из защищенной от ветра кабины и идти дальше пешком. Двухэтажное поместье еще носило следы былой роскоши, как старая кокотка, махнувшая на себя рукой, но все еще притягивающая взгляд. Дорожки были неубраны от снега, идти было тяжело. Когда мы с Тенью наконец добрались до парадных дверей, я с досадой поняла, что сапоги у меня промокли.
Дряхлая глухая служанка наотрез отказалась нас пускать, повторяя, как заведенная, что хозяин никого не принимает. Мне надоело с ней спорить, и я просто отодвинула ее в сторону, заявив, что никуда не уйду, пока не увижу господина Лешуа.
Некогда богато обставленная гостиная выглядела неухоженной, похоже, ею давно никто не пользовался. Зеркальные поверхности были завешены, нетопленный камин зиял мертвым пятном. Все остальное покрывал тонкий слой пыли: и некогда роскошные гобелены, тканные золотом и серебром, и дорогую мебель из красного дерева, и изящные диванчики для гостей… У меня перехватило горло. Только одна единственная вещь была тщательно протерта и даже отполирована до блеска. Клавесин. Я не смогла удержаться, подошла к нему и провела пальцами по искусной резьбе на крышке, потом подняла ее и коснулась клавиш. Высокий чистый звук наполнил мертвую гостиную.
– Немедленно убирайтесь из моего дома!
По скрипучей лестнице тяжело спускался старик. Покрытое морщинами и потемневшее от прожитых лет лицо, полностью седые курчавые, словно овечья шерсть, волосы и странно светлые глаза. Господин Дерек Лешуа производил впечатление сильного, жесткого, но смертельно усталого человека.
– Простите меня за вторжение, – вежливо поклонилась я старику. – Но лишь исключительная нужда привела меня сюда. Умоляю вас, вы – моя единственная надежда!
Господин Лешуа молча указал мне на дверь и развернулся уходить. Я рухнула на колени и зарыдала во весь голос.
– Прошу вас, умоляю, я должна выполнить волю покойного батюшки! Иначе не жить мне спокойно! Смилуйтесь! Я должна победить на состязании поваров, иначе отцовское проклятие падет на мою голову! Господин Лешуа!
Но мои стенания на него не подействовали, он продолжал подниматься по лестнице, даже не обернувшись. И тогда я по наитию воскликнула:
– А хотите, я сыграю вам на клавесине? Любимую мелодию вашего сына…
Хозяин дома споткнулся на очередной ступеньке и ухватился за перила. Он стоял, не оборачиваясь, с напряженными плечами, и молчал. Это гнетущее молчание затягивалось, и я ждала. Но тут вмешалась Тень:
– Госпожа умеет, послушайте ее…
Старик обернулся, его глаза подозрительно блестели. В них стояли слезы, и на мгновение мне стало очень неуютно в этом холодном брошенном доме. Но я поспешила продолжить:
– Пожалуйста, просто дайте мне возможность…
Мои пальцы коснулись нотных записей и перевернули последнюю страницу. Похоже, Виль сочинял музыку, однако последняя мелодия была не дописана. Тяжелый взгляд несчастного отца давил мне на затылок, но я упрямо дотронулась до черных полированных клавиш. Нежная горькая музыка ворвалась в запыленное пространство гостиной, словно укутав нас шелком, который плавился в крови и превращал сердце в хрусталь, разбиваемый вдребезги каждым переливом… Музыка стихла, оборванная на высокой ноте, томя и тоскуя по неведомой… любви?.. Сдавленные рыдания нарушили тишину. Дерек Лешуа сидел на ступеньках и плакал, спрятав лицо в ладонях. А я вдруг с мучительной ясностью осознала, что он вовсе не старик. Его руки выдавали в нем рано состарившегося мужчину, горюющего по своему единственному сыну… Тень не выдержала, бросилась к Лешуа, обняла его за плечи и стала утешать. Я отвела глаза, нахмурившись. Ситуация мне категорически не нравилась.
– Что вы от меня хотите? – Лешуа поднял голову и уставился на меня бесцветными пугающими глазами.
– Мой покойный батюшка, да будет ему земля пухом, всю жизнь мечтал о… – я замялась, – о сыне, чтобы передать ему знания и умения. Но родилась я. И мне пришлось… я всю жизнь провела на кухне, постигая секреты кулинарного мастерства…
Взгляд хозяина скользнул по моим рукам, и я осеклась, сообразив, что сглупила. Слишком гладкая и ухоженная кожа рук выдавала меня с головой, поэтому я поспешила подкорректировать версию.
– Но только в теории… Я следила за поварятами, пекарями, следила за порядком, вела учет, но отец… Он так и не позволил мне самой готовить… Папочка считал, что это сложное и мужское занятие – готовить для благородных особ… А два года назад он слег с горячкой и… Перед смертью наказал мне прославить нашу фамилию и победить в состязании… Папочка не в себе был, иначе никогда бы такого не завещал… Я же толком готовить не умею!.. – я разрыдалась, с тревогой наблюдая, как неодобрительно покачала головой Тень и опустила взгляд, комкая в руках платок. От нее надо было срочно избавляться, еще выдаст меня…
– Милая Тень, пожалуйста, принеси мне воды… – простонала я, хватаясь за горло. – Дышать сложно…
– Откуда вы узнали о моем сыне? – резко перебил меня Лешуа.
– Я искала вас. И мне сказали, что вы уехали из города в поместье после смерти вашего… Простите… Это он сочинил эту мелодию? Она прекрасна…
– Виль не успел ее закончить… Довольно. Я не беру учеников.
– Пожалуйста, я заплачу вам, сколько скажете.
– Деньги меня не интересуют.
– А что интересует?
– Ваши прелести тоже нет, – презрительно кивнул хозяин поместья на мое откровенное декольте и встал. – Уходите.
– А если я допишу последний концерт за Виля?
– Кто вы такая? – Лешуа гневно нахмурил брови и угрожающе двинулся ко мне. – Только не надо этих врак про покойного батюшку и состязание! Что вы здесь вынюхиваете?
Я успокоилась и задышала свободно, притворяться больше не имело смысла.
– Простите, господин Лешуа. Я забыла представиться. Крета Лидия Хризштайн. Я действительно собираюсь выиграть на поварском состязании, с вами или без вас. Я не умею готовить, но меня это не остановит. Я найду себе другого учителя. А вы… Вы найдете другого человека, способного общаться с мертвыми?
Вернувшаяся Тень охнула и уронила бокал с водой. Я встала и церемонно поклонилась.
– Простите мою неуклюжую служанку. Прощайте.
Я развернулась и направилась к двери, напевая про себя неоконченную мелодию.
– Подождите! Вернитесь.
– Вы бессовестная мошенница, играющая на чужом горе!
– Я играю на клавесине и лютне. А еще я пою.
– Никто не может видеть мертвых.
– Спросите об этом господина Дрозда из "Золотой лисицы". Он тоже так думал.
– Что? Кто это?
– Господин Лешуа, если вы мне не верите, то я не настаиваю. Я же сказала, что найду другого учителя.
– Да подождите! Вы его видите? Видите моего Виля?
Я решила не врать, поскольку у хозяина поместья было потрясающее чутье на ложь.
– Сейчас нет. Потому что не хочу видеть. Мертвые… утомляют, знаете ли. Вечно лезут, просят о чем-то, пытаются что-то сказать…
– Вы… колдунья?
Я пожала плечами.
– Мне трудно об этом судить. Но господин инквизитор утверждает, что нет. Как думаете, ему можно верить?
– Я вас не понимаю. Вы говорите правду, но… Это же невозможно! Зачем вам это состязание?
– Хм… Я хочу попасть ко двору, а еще… – я улыбнулась, – хочу доказать одному человеку, что смогу… просто смогу победить…
– Кому?
– Тому самому инквизитору. Кысею Тиффано.
– Я не слышал о нем.
– У меня к нему особый интерес.
Господин Лешуа встал и начал нервно мерить шагами крохотный кабинет, куда мы перебрались. Книг здесь было очень мало, по большей части атласы и справочники. Очевидно, в кабинете хозяин проводил еще меньше времени, чем в гостиной. Интересно, какая у него кухня? После сильного душевного потрясения многие талантливые люди находят отдушину в любимом деле. А господин Лешуа определенно был с той особой искрой безумия, которую дает отсвет настоящего Дара.
– До состязания осталось меньше двух недель. Вы не успеете.
– Успею. Я успею.
– Тогда вы переезжаете сюда. К занятиям приступим завтра. Но я хочу удостовериться, что вы действительно… У нас с Вилем был разговор перед его смертью… о котором знал только он и я. Спросите у него, о чем, и докажите мне, что вы…
– Господин Лешуа, – недовольно произнесла я, – для этого мне даже не надо у него ничего спрашивать. Нет, он вас не простил.
– Но откуда вы… Почему? Почему?!? Я же все для него делал… А эта шлюха…
Как же все-таки предсказуемы и глупы даже самые талантливые люди…
– Но он все равно любил эту шлюху. Впрочем, теперь они уже вместе…
– О чем вы?
– Марина Остронег умерла.
Я велела извозчику езжать в Гостевой квартал. Тень напротив меня сидела задумчивая, но слава Единому, молчала, только горько вздыхала. Отцовское горе господина Лешуа ее тронуло, поэтому она неодобрительно поглядывала в мою сторону. Я прикрыла глаза и откинула голову на сиденье экипажа.
Изначально я собиралась всего лишь выведать подробности о Чжоне Орфуа, учиться готовке и горбатиться на кухне в мои планы совсем не входило. Но теперь я уже сомневалась… Пожалуй, это будет неплохо. Загородное поместье, свежий воздух, восстановление душевного равновесия, например, за разделкой свежих змеиных тушек, как и хотел господин инквизитор, ну и конечно, отличное прикрытие для моих последующих дел. Я потерла руки, окоченевшие в тонких замшевых перчатках, и улыбнулась Тени.
– Не хмурься. Мы переезжаем к господину Лешуа. Приготовь все.
– Госпожа, нехорошо так поступать. У него горе, а вы…
– А мы скрасим его горе своим присутствием. Его служанка совсем дряхлая, поэтому изволь сама заняться хозяйством. Найми из деревушки поблизости девку порасторопней, чтобы в доме убиралась, и пару крепких мужиков, дорожки расчистить, мост подлатать. И печника не забудь, в доме слишком холодно.
– Госпожа, это же не ваш дом, как можно так бесцеремонно…
– Пока не мой. Господин Лешуа – вдовец, не очень богат, но у него титул помчика. Чем мне не партия, а?
– Что? Госпожа, вы серьезно? Он же вам в отцы годится, – Тень была шокирована.
– Тем лучше. Быстрее овдовею, – ухмыльнулась я.
Гостевой квартал был расположен неподалеку от княжьего дворца, в самом сердце столицы. Поблизости раскинулся прекрасный Лионарский парк, в котором имела обыкновение прогуливаться почтенная публика, даже аристократы не брезговали почтить его своим присутствием. Тут же располагались театры в количестве пяти штук, в том числе Театр божественного духа и Кераимская опера, попасть в которые был заветной мечтой многих тонких ценителей искусства. Здесь кипела и деловая жизнь столицы – Княжий банк, Торговая улица, Великий архив, казначейство и адмиралтейство. Непосредственно к Гостевому кварталу примыкал Посольский район, где располагалось гаяшимское посольство.
Я высадила Тень возле Торговой улицы с целым списком покупок и велела ехать дальше к Лионарскому парку. Яшлик в это время обычно развлекал прохожих нехитрыми фокусами, собирая слухи. Я медленно шла по парку, чувствуя, как меня накрывает привычная злость при виде убогого показного довольства всех этих людишек: пугливые провинциалы из крохотных городков, вечно голодные студенты Академии, солидные отцы семейства со всеми домочадцами на прогулке, пронырливые авантюристы и наглые смутьяны. И, конечно же, знатные особы… или мнящие себя таковыми. Разглядывая дам, разряженных в дорогие меха и причудливые шляпки, мне неожиданно подумалось, что проще было потратиться на сногсшибательный наряд и попробовать поймать Орфуа здесь. Его таверна, как и многие другие, располагалась рядом с парком, поджидая горожан, утомленных прогулкой на свежем воздухе. И пусть Орфуа сейчас сам не занимается таверной, но иногда же он должен здесь появляться.
На центральной лужайке уже успели выстроить ледяной замок с причудливыми статуями и устроить каток. К разноцветной палатке Яшлика выстроилась небольшая очередь. Глупцы охотно платили звонкой монеткой за лживые прорицания счастливой судьбы, богатства или вечной любви, не замечая, как выбалтывают проходимцу сокровенные тайны. Я терпеливо встала в хвост очереди, прислушиваясь к тому, что говорят люди.
– … Живьем с себя кожу содрал!..
– Да враки небось… Слушай, а кровищи много было, а?
– … Картой? Не может быть. Они же мягкие!
– Так… колдовство, ей-богу, как пить дать! Инквизиция на ушах стоит! Сам видел!
– … Гаяшимцы безбожники! Поделом им, узкоглазым отступникам!
– Многоженцы клятые, тьфу! Ни стыда, ни совести… Сжечь их к демонам!
– У него, говорят, дюжина жен осталась, а детей и вовсе не счесть…
– А я слыхала, что молоденький и неженатый он был…
– А что им, жен вместе с ним заживо похоронят… Дикие люди… Куда Святой Престол смотрит?..
Причудливое переплетение правды и лжи, домыслов и фактов, суеверий и невежества завораживало так, что ожидание в очереди пролетело незаметно. Я зашла в палатку и бросила в протянутую руку Яшлика мелкую монетку.
– Нашепчи-ка мне все о княжьем казначее…
Сегодня маленький человечек нарядился в разноцветный камзол. Его стеклянные глаза были ядовито-изумрудного цвета, под стать бесформенной шляпе из зеленого бархата с пером. Шептун потер в руках монетку и недовольно пожаловался:
– Серебряную вилочку зажулила… зажулила… зажулила…
– Не скули, – оборвала я его раздраженно. – Будет тебе вилочка. А пока слушай…
Я напела мелодию, и шептун моментально успокоился. Он заворожено внимал мотиву, потом восхищенно прицокнул языком и захлопал в ладоши.
– Повеселила, ай повеселила… Чье?
– Юного аристократа, безнадежно влюбленного в порченую шлюху… Знаешь, как он умер?
– Как? – шептун жадно облизнул губы.
– Вскрыл себе грудь ножом и вытащил сердце, чтобы подарить ей самое ценное…
– А она? – шептун кусал ноготь на большом пальце.
– Яшлик глуп… – мне надоело забавляться. – Ты знаешь и его, и ее. Подумай…
– Кухаркин сын сочинил? Да быть такого не может! – заволновался Яшлик.
– Может. Порадуй Серого Ангела историей о нем и княжьем казначее…
Шептун церемонно стянул с себя шляпу и надулся.
– Не греши! Не губи душу!.. Получаешь одно и тянешься за следующим, отбираешь у ближнего без стыда и совести, воруешь, лжешь, предаешь, убиваешь, собственными костьми ложишься, лишь бы…
– Яшлик отныне проповедует?
– Серый Ангел глуп и жаден! – вернул мне обиду шептун. – А Яшлик мудр и благочестив!
– И грех жадности, конечно, Яшлику незнаком…
– Нет! Это казначей жадный, а я историями делюсь… Со всеми, кто желает слышать, а казначей не желает. Он простой люд обирает налогами так, что многие по миру идут… Сказывают, голод в Асаде перед мятежом случился от того, что вояг Мирстены в сети казначея попался, а займы ему пришлось зерном отдавать… Людей тогда пропало больше, чем от черной лихорадки…
– А сын его что?
– А сын на отца совсем не похож был. Золото транжирил направо и налево, в роскоши купался, тело услаждал… о душе забыл…
– В карты играл?
– Играл, как не играть. Проигрывал столько, что отец за голову хватался и еще пуще людей гнобил. Ничего для сыночка не жалел… А шакалик его от жадности ногу себе отгрыз… – шептун довольно захихикал, балуясь монеткой.
– В "Золотой лисице" играл?
– В ней, в родимой.
Что ж, первое совпадение есть.
– А про Лешуа что расскажешь?
Яшлик сразу поскучнел, монетку в карман спрятал.
– Об отце говорили, что больно нелюдим и суров, а больше ничего смачного и не толковали. А сын его на дуэли дрался, стихи писал, сказывают, что от любви заболел и помер.
– Нет, – покачала я головой, – сам он себя убил. Вишь, в Марину был влюблен, песню ей посвятил…
Яшлик по-своему был очень романтичной натурой, поэтому я помолчала немного и добавила:
– Только соперник у него подлый да коварный был… Извел его… Заколдовал…
– Кто? Скажи, скажи, скажи… – заныл Яшлик, хватая меня за руки и припрыгивая на месте. Монетки в его карманах глухо звякали, словно вколачивая гвозди в крышку гроба, в котором скоро упокоится репутация княжьего повара.
– Тот, кто место его отца занял во дворце князя… – щелкнула я шептуна по носу, – Чжон Орфуа… Только тсс… никому…
Яшлик зачарованно кивнул, но его губы уже шевелились, складывая очередную историю, которая поползет по городу, передаваемая из уст в уста доверчивыми глупцами.
Я вытянула ноги поближе к теплу очага и плотнее укуталась в одеяло. Корабельный квартал был выбран мною не просто так. Здесь сдавалось пусть тесное, зато самое теплое жилье, надежно защищенное от пронизывающих зимних ветров Зевасталя. От мысли, что придется переехать в каменный холодный дом Лешуа, меня передернуло, и я отогнала заботы прочь, сосредоточившись на деле.
Итак, пять жертв: Лешуа, Витор, Мирчев, Остронег и Гук Чин. Что у них общего? Родители всех погибших были богатыми и влиятельными особами. Почти за каждым водились грешки, а из желающих поквитаться можно было собрать маленькое войско. Витор и Гук Чин были завсегдатаями в "Золотой лисице". Хорошо бы проверить остальных, но для этого придется вновь наведаться в игорный дом. При мысли о том, какую выволочку устроит Кысей, если узнает, настроение еще больше ухудшилось. Почему мара Гук Чина стала видна остальным? Неужели я и в самом деле превращаюсь в колдунью?.. Но инквизитор уверял меня, что воды купели ничего не отразили…
Ладно, вернемся к мотиву. Почему колдун выбрал именно этих пятерых? Лешуа был убит полгода назад, через три месяца убивают Витора, еще через месяц Мирчева, а Марину вообще через пару недель. Словно колдун торопится закончить что-то… До Изморозья? Да нет, глупо… Еще большее недоумение у меня вызывал тот факт, что все жертвы умерли по-разному. Любой колдун ограничен в своей силе, связан по рукам и ногам собственным демоном, который толкает его раз за разом на повторение кошмара. Даже старый колдун, что мучил меня и препарировал тела и души несчастных жертв, владел только одной силой – силой исцеления, что делало пытку бесконечной. Но даже он не смог бы превратить одного человека в гротескное подобие зверя с клыками и змеиной чешуей, а другого заставить обрасти живыми волосами из столового серебра. Может быть преступник каким-то образом инициирует демонов своих жертв? Превращает несчастных в колдунов? Это бы объяснило странные отличия в их поведении… Гук Чин был жесток, и его внутренний демон обернулся против него самого, как я когда-то обернула демона колдуна, чтобы выжить… Я похолодела. А что, если это я была в игорном доме, встретилась с Гук Чином и… убила его? Да нет, невозможно, хозяин бы меня узнал. И к смертям остальных я точно непричастна, меня даже не было в столице. А если… если… если я не помню? Если давно уже сошла с ума… еще тогда, когда стояла на площади и смотрела на пламя костра, пожирающего плоть атамана? А какая, к демону, разница? Пусть так… Даже если я сошла с ума, то это уже не мои сложности…
В любом случае, чтобы воздействовать на жертву, колдун должен был находиться поблизости. Поэтому следует составить список всех, кто был в "Золотой лисице" и на поминальном вечере, кто имел доступ в больницу и поместье казначея, найти пересечение имен и… Однако существовала вероятность отложенного колдовства, например, через предметы, впитавшие проклятое безумие. Подобное произошло в одном маленьком городке, где мы с Антоном скрывались после смерти магистра Солмира. Словно наяву, мне послышался одуряющий запах багрово-красных роз, которые разводили эти милые братья-старички, любимцы всего города… А их шляпки были чудо как хороши… Хотя Антон почему-то до сих пор не может без содрогания смотреть на розовые кусты…
– Госпожа, – Тень неслышно зашла в комнату, и я поняла, что запах розового масла мне не почудился. – К вам посетительница.
Я разглядывала госпожу Дрозд, нервно мнущую платок в руках. Лицо моей гостьи было скрыто темной вуалью на крохотной бархатной шляпке, которая черным пятном оттеняла белокурые волосы и светлый мех накидки. Что ж, на ловца и зверь бежит…
– Госпожа Хризштайн, простите, что без приглашения… – голос посетительницы звучал глухо.
– Я верю, что у вас не было иного выхода, госпожа Дрозд, – улыбнулась я. – Можете откинуть вуаль, вам нечего стесняться.
– Я знаю, что вы помогли семье Картуа, когда у них случилось несчастье с дочерью… – сбивчиво пояснила женщина, продолжая скрывать глаза за ажурной сеточкой вуали. – А я сейчас в такой растерянности, что и не знаю, к кому обратиться…
– И что же у вас случилось?
– Понимаете, я сейчас несколько ограничена в средствах…
– Ваш муж узнал о похождениях с пасынком? – ухмыльнулась я, резким движением протянула руку к ее лицу и откинула с него вуаль.
– Что за!.. Откуда вы?..
Тщательно припудренный синяк под глазом подтвердил мои опасения, что добыча для возможного шантажа от меня ускользнула.
– Этот лицемерный святоша и вам уже успел рассказать? – возмущенно воскликнула госпожа Дрозд. – Подлый мерзавец! Кто его за язык тянул?
Я благоразумно промолчала о том, кто кого просветил насчет ее постельных утех, и решительно пресекла поток гневных словоизлияний.
– Госпожа Дрозд, вы пришли ко мне за помощью? Так может перейдете к делу?
– Муж застукал меня и… Юлиана, разъярился, побил и… – она всхлипнула и промокнула глаза платком. – Хотел выгнать меня из дому, но тут случилось это несчастье с одним из игроков.
– Подождите, – я нахмурилась, – муж узнал о вас с пасынком еще до смерти Гук Чина? Тогда почему вы решили, что к этому приложил руку инквизитор?
– Ну а кто еще? – простодушно пожала плечами женщина и отмахнулась. – С чего бы мужу средь бела дня домой приезжать, когда он сутки напролет торчит в "Золотой лисице"? Беда в том, что он отца моего на улицу выставил! Меня тоже грозился выгнать, но я ему пригрозила, что…
Женщина прикусила язык, сообразив, что едва не сболтнула лишнее.
– Понимаете, мой отец просто безобидный старик, выживший из ума. Он помогал убираться в "Лисице", там же и жил… никому не мешал. А после скандала Гарсиа взял и выставил его на улицу, в мороз, прямо в чем тот был… Я как узнала, побежала искать отца, но его уже и след простыл… Помогите мне найти папу… Он не мог далеко уйти… Сам он дороги назад не найдет, не помнит уже ничего…
Я задумчиво разглядывала женщину, гадая, что она умалчивает и скрывает от меня. Слишком удачно все складывалось, а значит, где-то непременно кроется подвох. Но если ее тревога за отца выглядела вполне искренней, то платежеспособность вызывала сомнения.
– Госпожа Дрозд, я могу взяться за поиски вашего отца, вот только как вы собираетесь со мной расплачиваться? Насколько я поняла, муж вам сейчас ни копейки не дает. У вас есть личные сбережения?
Женщина замялась, царапая ногтем и без того обтертый подлокотник кресла.
– Я бы хотела просить вас в долг… Я отдам, клянусь! Муж скоро остынет, просто он сейчас весь на нервах… Юлиана из города в деревню сослал, а сам мечется, пытается игорный дом вновь открыть для посетителей… А паскудный инквизитор уперся и не разрешает, но как только…
– У господина инквизитора дорогие пристрастия, сами понимаете, его утехи стоят немало… – подмигнула я женщине, и она осеклась. – Но я могу поспособствовать и подсказать, как ему угодить. Передайте мужу, что сумма в пятьсот золотых решит вопрос, и заведение "Золотая лисица" опять откроет свои двери для дорогих гостей.
– А вы сможете? Гарсиа сам пытался предложить ему мзду, только тот все нос воротил и ругался, угрожал еще…
– Фу, как грубо… Кто же так делает… Вы же понимаете, что он для виду только… Тут надо аккуратно подойти, я все устрою.
– Хорошо, я поговорю с мужем… Но вы найдете моего отца?
– Конечно, не сомневайтесь.
Я позвала Тень и велела ей нарисовать портрет старика. Между делом осторожно расспрашивая госпожу Дрозд, я подтвердила свои предположения. Женщина не вмешивалась в дела мужа и была бесполезной в плане сведений. Но приятной неожиданностью стал тот факт, что Малгожатта вела активную светскую жизнь и была на прошлом состязании поваров. Чтобы отвлечься от печальных мыслей, она принялась с упоением рассказывать об этом главном событии столичной жизни. Состязание проводили за два дня до Изморозья, по такому случаю открывая дворец для всех, кто был в состоянии заплатить за пригласительные. Столы ломились от изысканных блюд, представляемых на суд строгой публике. Дамы красовались богатством нарядов и украшений, знать хвалилась друг перед другом красотой дам и породистых лошадей, запряженных в дорогие экипажи, ну а повара придирчиво следили за тем, чье лакомство больше пришлось по вкусу княжьему стряпчему, верховному канонику и еще десятку важных вельмож.
На подобных пиршествах работы поваров были настоящими произведениями искусства. Каждый соревнующийся должен был представить нечто особенное, поэтому кухари изгалялись, как могли. Огромный сладкий замок из марципана, украшенный засахаренными цветами и фруктами; молочный поросенок, зажаренный целиком и фаршированный нежнейшим мясом перепелов и острым сыром с плесенью; экзотическое вино из гарлегской ежевики, подогретое с пряностями и медом; заливная прозрачная осетрина, дрожащая от дуновения воздуха; и, конечно же, "Поцелуй Единого". Увы, Малгожатте попробовать сие творение так и не удалось, но она была удивлена скромностью его вида. На многоярусной серебряной вазе стояли крохотные тарелочки с дымящимися шариками, которые судьи даже поначалу опасались пробовать. Странная масса, из которой были сделаны шарики, имела разный цвет и, как оказалось, разный вкус, потому что мнения судей разошлись. Они спорили до хрипоты о мягкости и насыщенности вкусовых оттенков, сравнивая то с божественной сладостью и терпкостью южного винограда, то с пикантной кислинкой лесных ягод, то с обжигающей свежестью мяты и нежной горечью ванили… Конец спору положил верховный каноник Кирилл, объявив, что вкус зависит от милости Единого и благочестия того, кто пробует. После этих слов исход состязания был решен, а скромный владелец таверны "Пять колосков" в одно мгновение стал известным всей столице. И он своего не упустил…
Я надолго задумалась после ухода госпожи Дрозд. Решающее слово в состязании явно было у верховного каноника, поэтому его поддержка была бы очень кстати. А еще неплохо бы все-таки быть представленной ко двору, чтобы под благовидным предлогом свести знакомство с остальными судьями… Что ж, придется слушаться инквизитора… И для него будет лучше, если княжна Юлия окажется старой девой с тройным подбородком, бородавками на носу и толстым задом…
Инквизитора дома не было, его, несмотря на поздний час, срочно вызвали к кардиналу. Я решила подождать Кысея, коротая время за чашкой чая с милейшей тетушкой Идой, как просила себя называть госпожа Остенберг. Мы успели перемыть косточки не только этому благовоспитанному молодому человеку, но и вспомнить любезного отца Георга, или просто Жорика, как его ласково называла старая женщина, посокрушаться падению нравов в обществе на примере нерадивой матери Йорана и даже обсудить последние новости о жестоком убийстве сына гаяшимского посла. Странным образом, но в этом доме мне нравилось больше, чем в комнатах Корабельного квартала. Чай был ароматным и горячим, а хозяйка забавляла простодушной наивностью и добротой, так что я даже перестала злиться на вынужденное ожидание.
– Я собираюсь принять участие в ежегодном состязании поваров на Изморозье, – сообщила я Иде, чтобы поддержать разговор. – Теперь ломаю голову, чтобы такое придумать и приготовить…
– Ах, – всплеснула руками госпожа Остенберг, – какая вы молодец! Неужели не побоитесь?
– А чего бояться?
– Женщин не допускают к состязанию, вы таки не знали?
– Хм… А почему? Что за глупые предрассудки… Сейчас женщины даже в Инквизицию идут, сама видела одну… И вот это уже действительно перебор! Подумайте только, их заставляют обривать головы…
– Да я вас умоляю!.. Не может быть… Лидочка, милая, я вам так скажу – за себя надо бороться, да… Уверена, у вас все получится, мы за вас будем молиться…
– Господин инквизитор не будет, – покачала я головой, даже не поморщившись от такого обращения к себе, – он в меня не верит. Я же действительно не умею готовить…
– Ах, боже мой, какая малость… Хотите, я вас научу? Даже если к этому Изморозью не успеем, то какие ваши годы, к следующему точно победите…
Я с улыбкой разглядывала эту глупышку, удивляясь, как можно было остаться к ее-то годам такой доверчивой к чужим. Ида с воодушевлением принялась перечислять, что из ее готовки нравится мужу – особый яблочный пирог с корицей, нежнейший кролик в винном соусе и острые лепешки с сыром и зеленью, которые так обожает Йося… При упоминании внука женщина погрустнела, возникла неловкая пауза, но долго скучать не пришлось. С прогулки вернулся господин Остенберг с мальчиком, а следом за ними появился и Кысей. Госпожа Остенберг сразу захлопотала, браня мужа, что он заморозил мальчика, таская по ледяному замку в Лионарском парке. Кысей лишь хмуро кивнул и недовольно поморщился, увидев меня. Он был явно не в духе и не обрадовался моему присутствию, в отличие от Йорана, который сразу же бросился ко мне, чтобы спросить о Сером Ангеле.
– Когда он придет и заберет меня обратно к маме? – у него из носа текло, но он упрямо подлез мне под руку и забрался на колени. От былой робости не осталось и следа, мальчишку здесь баловали, что сразу чувствовалось.
