Текст книги "Змеиное варенье (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
– А я вас об этом не просил. Зачем, ну зачем? – я не смог сдержать горестного стона, глядя на ее страшную посиневшую голову. – Зачем вы это сделали с собой?
Я попытался провести рукой по лысой макушке, но Лидия опять уклонилась.
– Что, теперь я вам вдвойне противна? Но вам все-таки придется поцеловать меня…
– Вы сдурели? Вы хоть понимаете, что вам грозит за то, что вы выдали себя за инквизитора? Это преступление против веры! Стоит маш-уну или послу встретиться с настоящей Нишкой, и вам конец! И мне тоже… Надеюсь, у вас хватит ума не щеголять лысой головой и надеть парик.
– Чересчур большое у вас самомнение, – развязно фыркнула Лидия. – Хотя с таким-то достоинством можете себе позволить. Но все же, поверьте, ваши прелести не настолько бесценны, чтобы ради них лишаться волос.
Пока я возмущенно пытался придумать что-нибудь в ответ, Лидия устало вздохнула и поддела себя под ухом. Под моим изумленным взором она стянула с себя отвратительного вида кожаную шапочку, отлепила восковые нашлепки и встряхнула рассыпавшейся по плечам копной волос. Я не сдержался и провел рукой по ее локонам, не веря своим глазам.
– Как так?..
– Мокрый бычий пузырь, немного воска и краски, ловкость рук и никакого мошенничества. Так где мое спасибо?
– Я… я благодарен вам, но вы же понимаете, что это не решает вопроса. Если кто-нибудь…
– Ваше спасибо в карман не положишь, и к губам не приложишь, – плотоядно ухмыльнулась Лидия, привстала на цыпочки и обвила мою шею руками. Ее лицо оказалось совсем близко, и у меня не хватило мужества ее оттолкнуть. Я застыл столбом.
– Вы нарушили обещание. Вы не уехали в монастырь. Вы не смолчали при разговоре. Вы…
– Я не обещала вам уехать в монастырь. Я обещала заняться вашей похищенной реликвией, – когда она говорила, ее дыхание смущало горько-сладким теплом, а губы едва касались моей щеки. – И я ею займусь, но позже. И молчать я вам не обещала, это вы мне кое-что пообещали… И я хочу получить обещанное.
– Где мальчишка-слуга? – выдохнул я, придерживая ее за талию и тщетно пытаясь отодвинуть от себя.
– Пусть вас это не беспокоит… – наши уста разделяло всего ничего, и я предпринял еще одну попытку.
– Я был в "Золотой лисице". Вам интересно, чем обедал Гук Чин перед смертью?
– Нет, – выдохнула Лидия и прильнула к моим губам.
Меня словно парализовало. Я стиснул губы, не в силах признаться даже самому себе, насколько сильно хочу ответить на этот жадный поцелуй и дразнящий язычок. Лидия чуть отстранилась, как будто что-то почуяв, и прошептала, не сводя с меня сияющих глаз:
– Вы обещали поцеловать, а даже не разомкнули губ. Так не годится… Не засчитано, господин инк…
Я запустил руки в золото волос и притянул ее голову к себе, наплевав на все сомнения. Мне показалось, что я до сих пор чувствую сладость рисового печенья на ее губах, их жадный отклик, оглушительное биение собственного сердца в висках и захлестнувшую меня отчаянную беспомощность. Когда дыхания уже не хватало, я просто уткнул ее голову себе в плечо, продолжая сжимать Лидию в объятиях.
– … визитор… Все равно не засчитано, – упрямо продолжила она, а я уставился поверх ее головы, ничего не видя. – Вы не умеет целоваться, вы знаете? Вам надо больше практиковаться. Но ничего, это поправимо, я думаю, что в следующий раз…
Я не хочу… Я не хочу видеть, как меркнет серебро в ее глазах, как выцветает разум, и как заполняется пустотой безумия, лучше самому… И сразу стало легко и горько, потому что решение было принято. Я получу доступ в архив Святой Инквизиции к записям о деятельности ордена духовных спасителей, чего бы мне это не стоило.
Я невпопад отвечал на вопросы профессора Адриани, попросив его, не мешкая, отвезти меня к кардиналу Яжинскому. Голова шла кругом в попытках придумать что-нибудь, не подставив эту дуру под УДар.
– Кысей, можно я дам тебе совет? – осторожно спросил меня профессор. – Я не знаю, что там у вас случилось в посольстве…
– Прошу вас, никому не говорите, что видели Лидию. Боже мой, что я скажу кардиналу… Он же все равно узнает!..
– Я все-таки дам тебе совет. В большинстве случаев лучше говорить правду. Но не всю, а только ту ее часть, которая тебе выгодна. Твои опасения на счет посла подтвердились?
– Да, – кивнул я. – Меня хотели подставить, только не так, как я думал. Демон, откуда они вообще узнали?
– Узнали о чем?
– Не важно. Я что-нибудь придумаю. Надеюсь…
Кардинал, несмотря на поздний час, принял меня без промедления. И я с ходу ринулся в атаку:
– Монсеньор, почему меня не поставили в известность о претензиях посла по поводу сорванной помолвки его сына?
Церковник немного опешил, потом укоризненно покачал головой:
– Что за тон, Кысей?
– Посол в бешенстве, а маш-ун с ним заодно. Меня пытались подставить, подложив мальчишку-невольника и обвинив бог знает еще в чем. Простите, но мне не до вежливых расшаркиваний.
– Во-первых, сядь и успокойся. Сведения о помолвке княжны Юлии с северным воягом являются секретными и не подлежат разглашению во избежание нежелательных волнений. Посол тебе сам о них сказал?
Я кивнул, упрямо продолжая стоять.
– Это никак не связано с дознанием, поэтому просто забудь. Ты сказал, тебя пытались подставить.
Надеюсь, у них не получилось?
Я выдержал томительную паузу, играя у кардинала на нервах. Старик заметно волновался и, в конце концов, не выдержал.
– Да говори уже!
– Нет, – я сделал еще одну паузу, набирая воздуха, словно перед прыжком в воду. Если я совру кардиналу, пути назад уже не будет, поэтому стоило попробовать сказать не всю правду. – Я подстраховался.
Благодаря своевременному вмешательству, невольника из борделя "Храм наслаждений" удалось вывести с территории посольства и спрятать. Также пришлось пригрозить послу разглашением подробностей о его сыне и получением подтверждающих свидетельств от этого невольника. Но мне удалось склонить посла к сотрудничеству и получить от него информацию.
– Что? Ты с ума сошел? Ты вздумал грозить послу? – теперь уже кардинал не выдержал, вскочил на ноги и заметался по кабинету. Его длинная черная мантия на сквозняке из приоткрытого окна хлопала и трепетала, как крылья ворона. Впрочем, и сам церковник был похож на старого облезшего стервятника, с опаской кружащего над поверженной, но все еще опасной жертвой.
– Мне пришлось, монсеньор. Я хочу просить вас отозвать Нишку Чорек от дознания по Ясной купели и отправить…
– Это еще зачем?
– Ее помощь оказалась очень кстати, – я гордился тем, что не сказал ни слова лжи, – поэтому я настаиваю на привлечении ее к моему текущему дознанию, а именно в части…
– Это исключено! – отрезал кардинал и перестал кружить по кабинету, замерев у окна. – Ясная купель слишком важна, чтобы оставлять ее без внимания.
У меня тревожно сжалось сердце.
– Я осмелюсь предположить, ваше святейшество, что пересыхание вод Ясной купели может быть связано с Серым Ангелом. По моим сведениям, он прибыл в город чуть раньше меня. А, как известно, он ненавидит Святой Престол и все, что с ним связано. Ясная купель могла стать его первоочередной целью. Но я догадываюсь, что может стать следующей, поэтому и прошу Нишку в свое распоряжение.
– Ты правда думаешь, что Серому Ангелу было бы это под силу? – устало и горько усмехнулся кардинал.
Он сгорбился и вернулся за стол, переплетя узловатые пальцы в замок и крепко их сжав. – Ты мало знаешь, поэтому…
Я не выдержал и взорвался.
– Я постоянно мало знаю. Я, как слепой щенок, барахтаюсь в этой трясине лжи, недомолвок, политических интриг и уловок, секретов и страшно важных государственных тайн. А потом вы удивляетесь, как Серому Ангелу удалось уничтожить одну святыню и сделать бесполезной вторую! Да, наверное, он и то знает больше меня!
– Сядь и не шуми, Кысей. Про Ясную купель я тебе расскажу. В том нет большого секрета, просто давно уже все позабыли, что когда-то, до Синей войны, купель использовали иным способом.
– Каким? – я решил дать отдых усталым ногам и сел в неудобное кресло.
– Воды Ясной купели могли не только отразить внутреннюю суть человеческой души, но и прозревать будущее… или прошлое… Все зависело от вопрошающего. Он распахивал свою душу ее водам, отдавая часть себя, а взамен получая ответ: цвет, образ, звук или даже вкус… В зависимости от сложности вопроса, воды Ясной купели могли обмельчать или даже уйти, но они всегда возвращались, неизменные в своем вечном движении. А потом…
Я затаил дыхание, боясь спугнуть редкую минуту откровенности церковника.
– А потом в воды купели вошел один из рода проклятых… Шестой, вернее шестая… Хризолит Проклятая…
Бешеная воягиня северных земель, которая развязала Синюю войну. Что она спрашивала и что увидела в водах Ясной купели, неизвестно, поскольку подкупленные ею глупцы из ордена, сопровождавшие ее в том посещении, были убиты. Известно только, что увиденного ей хватило, чтобы обрушить во тьму безумия и войны всю северо-восточную часть материка. Она была непобедима, как будто заранее знала обо всех ухищрениях противников… Да что я тебе рассказываю, эти подробности из истории ты и так должен знать.
– А что случилось с водами Ясной купели? – спросил я, холодея от ужасных подозрений.
– Она их отравила, они сделались смрадными, словно гнилая трясина. Любой, кто в них вступал, умирал в страшных мучениях. Знаешь, когда воды вновь стали ясными?
– Когда?
– Когда эта бешеная сука сдохла. Да… не досмотрели мы, не досмотрели…
– Подождите, но… Если так, как вы сказали, то воды купели еще могут вернуться, верно? Возможно, Серый Ангел, да, именно он, вошел в эти воды, чтобы задать вопрос, чтобы обрести прозрение о будущем из своих корыстных побуждений, и поэтому воды ушли…
Церковник отрицательно покачал головой, и у меня упало сердце.
– Невозможно, Кысей. После Синей войны воды купели стали отражать только настоящее. Святой Престол ослеп и оглох…
– Монсеньор, вы намекаете, что сейчас пересыхание вод Ясной купели мог вызвать потомок проклятого рода?
– Увы… – опять покачал головой церковник. – И это тоже невозможно, хотя отец Павел склонен надеяться.
– Надеяться? Не понимаю.
– Кысей, больше я тебе ничего не могу сказать, не имею права. По нашим сведениям, живых потомков проклятого рода не осталось. Безумная воягиня позаботилась об этом, уничтожив всех своих детей и внуков. Собственноручно. Были подозрения, что у нее остался внук, до которого она не успела добраться, но увы… Родство не подтвердилось.
– Ваше святейшество, я настаиваю на том, чтобы задействовать Нишку. Прошу вас, ведь купель никуда от нас не денется. Если по горячим следам не удалось обнаружить, кто в нее входил, то сейчас уже не имеет смысла пороть горячку. А вопрос с послом и текущим дознанием необходимо решать незамедлительно.
Кардинал колебался, и я добавил:
– Необходимо обеспечить безопасность невольника, как нашего основного козыря против посла, поэтому никто не должен знать, где его спрячет Нишка.
Еще с полчаса я потратил на убеждение кардинала, успев вспотеть, несмотря на открытое окно и зверский холод в кабинете. Однако вознаграждением мне стало долгожданное разрешение и подписанный монсеньором документ. Теперь я мог отправить Нишку подальше, с глаз долой и кардинала, и маш-уна, если тому придет в голову встретиться с ней.
К полудню я успел повидаться с родственниками Йорана со стороны отца, составить запрос на получение доступа в архивы Инквизиции, опросить прислугу из посольства, просмотреть списки, любезно предоставленные послом, а самое главное, ловко избавиться от Нишки, которая еще и осталась мне благодарна, правда, в своей обычной хмурой манере. Тем не менее, я собой гордился. А потом принесли почту.
И теперь я крутил в руках письмо от княжны Юлии, не решаясь его распечатать. Воспоминания, теплые и горькие, нахлынули на меня, словно морская волна. Двенадцатилетняя девчонка, двоюродная сестра Эмиля, приехала к нему погостить. Я и не знал, что эта маленькая пигалица с удивительно серьезными светло-зелеными глазами приходится великому князю двоюродной внучкой по его брату. Тогда ее дедушка как раз попал в немилость и чем-то прогневил князя, и его семья отправилась в ссылку к северным границам княжества. Тяжелая и неблизкая дорога, неспокойная ситуация на границе, почти разоренное родовое гнездо – все это заставило отправить маленькую наследницу в поместье к родственникам, к семейству Бурже. В наши с Эмилем обязанности вменили присмотр за девчонкой, чему друг совершенно не обрадовался. Нет, конечно, в их скромном поместье были слуги, но нанимать ради свалившейся на голову девчонки учителей и няньку никто не собирался, Бурже уже тогда испытывали серьезные финансовые затруднения. Ее просто терпели, и бедняжка оказалась вырванной из привычного окружения роскоши и любви, в котором любой ее каприз тут же выполнялся. Мне было искренне жаль нечастную малявку, которая глотала слезы от того, что ее платье недостаточно выглажено, банты повязаны неровно, а на левой туфельке образовалась потертость. Она напоминала мне самого себя, когда я очутился в приюте, тоже лишенный тепла домашнего очага.
Эмиль презрительно фыркал, кривился и крутил пальцем у виска, когда я терпеливо завязывал ей новый бант, обещал купить новые туфельки и просил служанку лучше выглаживать ее платья. Юля не могла пройти спокойно даже мимо неровно висящей картины, в беспорядке валяющихся вещей, а возле искривленного временем дуба на идеально выстриженной лужайке у церкви она вообще разревелась, не в силах пережить такого несовершенства. Я говорил и Эмилю, и его родителям, что ее болезненное удержание внимания на таких вещах нельзя игнорировать, потому что со временем это может приобрести тяжелые формы, но до меня тоже никому дела не было. А самое страшное, что для ее обучения так никого и не наняли.
Поэтому я отмахивался от Эмиля, тянущего меня в очередной кабак, и занимался с Юлей богословием, математикой и географией, одним словом, теми предметами, которые сам любил. Она оказалась удивительно прилежной и способной ученицей, подчас схватывая на лету и сложные философские понятия, и изящные математические ходы, а про дальние путешествия вообще слушала, открыв рот и уставившись на меня громадными зачарованными глазами. Каждое лето и зимние каникулы, когда я вместе с Эмилем приезжал к ним погостить, Юля встречала меня радостным визгом, бросаясь на шею, потом смущенно оправляла платье и церемонно здоровалась, вспоминая, что она хорошо воспитана и вовсе не простолюдинка. Но через три года расположение князя вновь сделало крутой поворот, ее семью вернули в столицу и осыпали всевозможными милостями.
А Юля расстроилась. Когда за ней приехал отец, она наотрез отказалась покидать поместье, но ее никто даже слушать не стал. Сцена была ужасной. Я и не заметил, как девочка выросла и превратилась в прелестного подростка, который успел в меня влюбиться… Больше я Юлю не видел, а ее письмо с признанием бережно хранил, пока не попал в плен в Асаде, где и потерял безвозвратно.
Я успел привязаться к Юле, воображая, что она моя младшая сестренка, близкий и родной человек, успехам которого радуешься, а из-за неудач переживаешь. Я сильно тосковал по ней, но сейчас понял, насколько мудр был отец Георг, который отговорил меня от попыток ее увидеть. С ней все было хорошо, она вернулась в привычное окружение и заняла именно то место, которое было ей положено от рождения. И я радовался, что теперь Юля уже выросла и помолвлена. Все проходит, и боль, и радость, оставляя только слабую рябь на безбрежной глади океана жизни, тотчас уносимую ветром времен…
Сейчас юная княжна вспоминалась мне как тихий шепот ленивых волн, уносящих наши жизни все дальше и дальше друг от друга… Я распечатал письмо и быстро пробежал глазами аккуратные ровные строчки.
Княжна Юлия была в столице и ожидала меня в гости завтра к обеду. Официальный тон письма скрашивала небольшая приписка в конце: "Я ужасно соскучилась по вам, господин Тиффано!"
Я улыбнулся детской непосредственности Юли и собственным теплым воспоминаниям, но улыбка мгновенно сползла с лица, стоило мне вспомнить о том, ради кого я это затеял. Лидия! Это даже не рябь и не волна, это целое течение, холодное и темное, существующее вопреки всем законам мироздания, текущее, куда и как вздумается, и увлекающее за собой все, что неосторожно попадется ей на пути. Мне до сих пор чудился ее восхищенный шепот и жадный восторг в глазах, когда она смотрела на полотенце…
Это постыдное воспоминание будило что-то странное во мне, какое-то похотливое самодовольство, от которого я тщился избавиться, забыть, стереть, заглушить работой, но не мог… Я скомкал в руке ни в чем не повинное письмо и отшвырнул его в сторону, пытаясь собрать вместе растревоженные мысли.
Мне очень не понравилась реакция Лидии на слова посла о помолвке княжны Юлии и северного вояга.
Казалось бы, если это ревнивая злость, то после слов о помолвке она должна была угаснуть или хотя бы смягчиться, но Лидия еще больше побелела от бешенства. Более того, слова посла ее потрясли настолько, что с нее так неосторожно слетела маска малообразованной и грубоватой хамки, что, несомненно, привлекло ненужное внимание маш-уна. Что она ему сказала? Откуда Лидия знает гаяшимский? Неужели ее россказни Пионе о гареме восточного хана – правда? Да нет, невозможно, я отчетливо помнил обнаженный изгиб ее шеи и затылка, там не было рабского клейма. Что же все-таки она такое сказала церковнику, что он побледнел? Едва ли просто попросила позвать посла, как она утверждает… Демон, стоит маш-уну поинтересоваться у кардинала о Нишке и…
После слов кардинала о Ясной купели я весь остаток ночи проворочался без сна. То, что воды святыни ушли из-за Лидии, увы, не вызывало сомнений. Себя я сразу исключил, потому что уже проходил Испытание веры и ничего такого не случилось. Версия о том, что Лидия может быть потомком проклятого рода, напрашивалась сама собой. Из истории я помнил, что у воягини Хризолит было трое детей и около дюжины законнорожденных внуков, но все они погибли от ее руки. Однако ее старший сын был известным мерзавцем, не гнушаясь в захватнических походах своей матери ни награбленным добром, ни чужими женами и дочерьми. Теоретически можно было предположить, что какая-нибудь несчастная северянка могла выжить и понести от него, и Лидия стала праправнучкой той самой Хризолит. В ней и в самом деле была видна порода и благородная стать, а наследственное безумие не уступало в своем ужасе самым страшным преданьям суровых северных земель. Я зажмурился и потряс головой, отгоняя плохие мысли. Нет, должно быть другое объяснение! Ведь недаром профессор Адриани заметил, что безумие Лидии могло проистекать от возможностей предвиденья. Вдруг она пробудила забытые свойства Ясной купели отражать будущее, и тогда надо просто подождать, пока воды вернутся… Да, надо просто подождать. И подождать Антона, которому я написал в тот же день, что и Юле. Состояние Лидии тревожило меня все больше и больше, поэтому ей необходимо присутствие рядом родного человека, которому она доверяет. Надеюсь, он скоро приедет…
Мне пришлось потратить несколько часов, чтобы узнать, куда делась Лидия вместе со служанкой. А когда надцатый по счету опрошенный извозчик в Корабельном квартале припомнил, куда отвозил светловолосую госпожу в соболях, то я схватился за голову и помчался в поместье Лешуа.
Увидев меня на пороге, Тень всплеснула руками и обрадованно затянула нежданного гостя внутрь, не дав даже слова вставить.
– Мне необходимо увидеть вашу госпожу, она…
– Господин инквизитор, тише, прошу вас, – зашептала мне на ухо Тень, принимая мое пальто, – пока она нас не услышала. Я вас прошу, образумьте ее, только меня не выдавайте.
– Что она опять натворила? – спросил я обреченно.
– Замуж собралась.
– Что? – опешил я. – С какого перепугу? За кого?
– За господина Лешуа. Ну вы сами подумайте, он ей в отцы годится… Она уже тут, как хозяйка, распоряжается.
– Где она?
– Да на кухне. Все время торчит, со вчерашнего вечера. Учится готовить. Мать честная, сколько продуктов извела, и ведь бесится, ровно собака, когда у нее не получается. Меня от ее стряпни чуть не вырвало, это просто кошмар какой-то. Готовить надо с любовью и миром в душе, а она… Эх! Господина Лешуа жалко, как он с ней, бедный, мучается…
– Почему мучается?
– Он же пообещал научить ее готовке, чтоб в состязании выиграть. В память о сыне.
– Интересно, – пробормотал я. – Где у вас тут кухня?
Кухня в старом доме была просто огромной. Я застыл на ее пороге, пораженный не столько размерами, сколько творившимся здесь хаосом. В очаге что-то булькало, сковородки-кастрюли шкворчали и плевались паром, на столах царил полный беспорядок, все лежало вперемешку, пол был усеян осколками пополам с очистками. И во главе этого безобразия металась Лидия. В окровавленном фартуке.
По локоть в муке. С застывшим яичным желтком на носу. С запутавшейся веточкой петрушки в волосах. И со сковородкой в руках. Мне поплохело, когда она наступила ногой на валяющуюся на полу луковую шкурку и чуть не поскользнулась.
– Осторожней! – я вовремя успел подскочить к ней и поддержать под локоть, но тут же пожалел.
Лидия уставилась на меня с очень странным выражением, потом толкнула на стул и спросила, нависнув надо мной с чадящей сковородкой в руках:
– Вы ведь не обедали, правда? Тогда сейчас будете пробовать.
– Что пробовать?
Лидия отставила сковородку, недрогнувшей рукой смахнула всю грязную посуду со стола прямо на пол и заметалась, расставляя новую. Осколки под ее каблуками противно скрипели.
– Я весь день корячилась, а этот мерзавец даже пробовать отказался и смылся. Но ничего, ничего… – бормотала она себе под нос, выставляя передо мной чистые тарелки и столовые приборы. – Я им всем докажу… Тоже мне, большая наука!
– Где Лешуа? – попробовал я вклиниться в ее внутренний монолог.
– А, уехал за приправами! Бросил и сбежал, – неожиданно жалобно ответила Лидия, наливая в глубокую тарелку какую-то бурду буро-желтого цвета и украшая ее усохшим листиком зелени и щедрой россыпью тыквенных семечек, а потом подвигая ко мне. – Ешьте.
– Спасибо, но я не голоден, – отодвинул я тарелку. – Я получил ответ от княжны Юлии, если вам интересно.
– Ешьте, – процедила Лидия сквозь зубы и воткнула ложку в загадочную массу на тарелке.
– Что это? – вздохнул я. – И к чему эта ваша блажь с состязанием? Вы и так попадете ко двору, вас представит сама княжна…
– Заткнитесь и жрите! – рявкнула Лидия.
Мне очень не понравилась реакция Лидии на слова посла о помолвке княжны Юлии и северного вояга.
Казалось бы, если это ревнивая злость, то после слов о помолвке она должна была угаснуть или хотя бы смягчиться, но Лидия еще больше побелела от бешенства. Более того, слова посла ее потрясли настолько, что с нее так неосторожно слетела маска малообразованной и грубоватой хамки, что, несомненно, привлекло ненужное внимание маш-уна. Что она ему сказала? Откуда Лидия знает гаяшимский? Неужели ее россказни Пионе о гареме восточного хана – правда? Да нет, невозможно, я отчетливо помнил обнаженный изгиб ее шеи и затылка, там не было рабского клейма. Что же все-таки она такое сказала церковнику, что он побледнел? Едва ли просто попросила позвать посла, как она утверждает… Демон, стоит маш-уну поинтересоваться у кардинала о Нишке и…
После слов кардинала о Ясной купели я весь остаток ночи проворочался без сна. То, что воды святыни ушли из-за Лидии, увы, не вызывало сомнений. Себя я сразу исключил, потому что уже проходил Испытание веры и ничего такого не случилось. Версия о том, что Лидия может быть потомком проклятого рода, напрашивалась сама собой. Из истории я помнил, что у воягини Хризолит было трое детей и около дюжины законнорожденных внуков, но все они погибли от ее руки. Однако ее старший сын был известным мерзавцем, не гнушаясь в захватнических походах своей матери ни награбленным добром, ни чужими женами и дочерьми. Теоретически можно было предположить, что какая-нибудь несчастная северянка могла выжить и понести от него, и Лидия стала праправнучкой той самой Хризолит. В ней и в самом деле была видна порода и благородная стать, а наследственное безумие не уступало в своем ужасе самым страшным преданьям суровых северных земель. Я зажмурился и потряс головой, отгоняя плохие мысли. Нет, должно быть другое объяснение! Ведь недаром профессор Адриани заметил, что безумие Лидии могло проистекать от возможностей предвиденья. Вдруг она пробудила забытые свойства
Ясной купели отражать будущее, и тогда надо просто подождать, пока воды вернутся… Да, надо просто подождать. И подождать Антона, которому я написал в тот же день, что и Юле. Состояние Лидии тревожило меня все больше и больше, поэтому ей необходимо присутствие рядом родного человека, которому она доверяет. Надеюсь, он скоро приедет…
Мне пришлось потратить несколько часов, чтобы узнать, куда делась Лидия вместе со служанкой. А когда надцатый по счету опрошенный извозчик в Корабельном квартале припомнил, куда отвозил светловолосую госпожу в соболях, то я схватился за голову и помчался в поместье Лешуа.
Увидев меня на пороге, Тень всплеснула руками и обрадованно затянула нежданного гостя внутрь, не дав даже слова вставить.
– Мне необходимо увидеть вашу госпожу, она…
– Господин инквизитор, тише, прошу вас, – зашептала мне на ухо Тень, принимая мое пальто, – пока она нас не услышала. Я вас прошу, образумьте ее, только меня не выдавайте.
– Что она опять натворила? – спросил я обреченно.
– Замуж собралась.
– Что? – опешил я. – С какого перепугу? За кого?
– За господина Лешуа. Ну вы сами подумайте, он ей в отцы годится… Она уже тут, как хозяйка, распоряжается.
– Где она?
– Да на кухне. Все время торчит, со вчерашнего вечера. Учится готовить. Мать честная, сколько продуктов извела, и ведь бесится, ровно собака, когда у нее не получается. Меня от ее стряпни чуть не вырвало, это просто кошмар какой-то. Готовить надо с любовью и миром в душе, а она… Эх! Господина Лешуа жалко, как он с ней, бедный, мучается…
– Почему мучается?
– Он же пообещал научить ее готовке, чтоб в состязании выиграть. В память о сыне.
– Интересно, – пробормотал я. – Где у вас тут кухня?
Кухня в старом доме была просто огромной. Я застыл на ее пороге, пораженный не столько размерами, сколько творившимся здесь хаосом. В очаге что-то булькало, сковородки-кастрюли шкворчали и плевались паром, на столах царил полный беспорядок, все лежало вперемешку, пол был усеян осколками пополам с очистками. И во главе этого безобразия металась Лидия. В окровавленном фартуке.
По локоть в муке. С застывшим яичным желтком на носу. С запутавшейся веточкой петрушки в волосах. И со сковородкой в руках. Мне поплохело, когда она наступила ногой на валяющуюся на полу луковую шкурку и чуть не поскользнулась.
– Осторожней! – я вовремя успел подскочить к ней и поддержать под локоть, но тут же пожалел.
Лидия уставилась на меня с очень странным выражением, потом толкнула на стул и спросила, нависнув надо мной с чадящей сковородкой в руках:
– Вы ведь не обедали, правда? Тогда сейчас будете пробовать.
– Что пробовать?
Лидия отставила сковородку, недрогнувшей рукой смахнула всю грязную посуду со стола прямо на пол и заметалась, расставляя новую. Осколки под ее каблуками противно скрипели.
– Я весь день корячилась, а этот мерзавец даже пробовать отказался и смылся. Но ничего, ничего… – бормотала она себе под нос, выставляя передо мной чистые тарелки и столовые приборы. – Я им всем докажу… Тоже мне, большая наука!
– Где Лешуа? – попробовал я вклиниться в ее внутренний монолог.
– А, уехал за приправами! Бросил и сбежал, – неожиданно жалобно ответила Лидия, наливая в глубокую тарелку какую-то бурду буро-желтого цвета и украшая ее усохшим листиком зелени и щедрой россыпью тыквенных семечек, а потом подвигая ко мне. – Ешьте.
– Спасибо, но я не голоден, – отодвинул я тарелку. – Я получил ответ от княжны Юлии, если вам интересно.
– Ешьте, – процедила Лидия сквозь зубы и воткнула ложку в загадочную массу на тарелке.
– Что это? – вздохнул я. – И к чему эта ваша блажь с состязанием? Вы и так попадете ко двору, вас представит сама княжна…
– Заткнитесь и жрите! – рявкнула Лидия.
– Хотя подобная грубость в поведении едва ли будет способствовать…
Лидия зачерпнула ложкой свою бурду и угрожающе нависла с ней надо мной.
– Что это? – я неохотно забрал у нее ложку и принюхался. Пахло странно.
– Тыквенный суп. На первое в сытном зимнем обеде. Ешьте!
Я аккуратно подцепил семечку с ложки и отправил в рот.
– Все ешьте!
Я проглотил содержимое ложки и поперхнулся от обжигающего вкуса. Небо и язык казались объятыми пламенем.
– Демон, дайте что-нибудь запить! Что за приправы вы сюда всыпали?
Лидия нахмурилась и неохотно налила мне воды из кувшина.
– Имбирь, корица, мускатный орех и немного красного перца.
– Немного? Это невозможно есть. Хватит уже. Вам все равно нельзя участвовать в состязании, вы можете попасть на глаза послу. Заканчивайте заниматься глупостями и отправляйтесь в монастырь…
– Я сама решу, что мне делать.
Она обиженно повернулась ко мне спиной и опять загремела посудой. Я тяжело вздохнул.
– Как вам вообще могло придти в голову заявиться сюда? Что вы задумали? Кстати, откуда вы знаете гаяшимский? И что вы сказали послу?
– Слишком много вопросов, господин инквизитор. А за едой положено молчать, – и Лидия развернулась ко мне с новой тарелкой. Желудок мучительно сжался при виде ее содержимого. Тонкие темные кусочки непонятного происхождения были залиты светлой жидкостью, почти плавая в ней, и украшены странными прозрачными лепестками.
– Что это?
– Бэмшин, на второе. Национальная гаяшимская кухня. Пробуйте.
– И что это значит по-нашему?
– Скажу, как попробуете.
– Послушайте, почему бы вам…
– И скажу, откуда знаю гаяшимский. Не задерживайте процесс, вас еще ждут салат и десерт.
Господи, ну на кой ляд я ляпнул ей, что она не умеет готовить, и подначивал на кулинарные подвиги? Я принял из ее рук вилку с загадочным кусочком и решительно отправил его в рот. Горечь соуса не позволила сразу распознать, что я пытаюсь разжевать… мясо, жесткое, как подошва, еще и подгоревшее.
Я возмущенно выплюнул его.
– Сейчас пост! Какого демона вы подсунули мне мясо! Тьфу!
– Я проверила, мясо ползучих гадов не считается скоромной пищей.
– Что?!? – я едва сдержал рвотный позыв. – Отравить меня решили?
– Не мелите чушь. Яд змеи содержится в клыках, а не в мясе. Нежное мясо гремучей змеи, поджаренное на углях, с пряным шафрановым соусом и засахаренными лепестками хризантемы. Я полночи с ним провозилась. Вы плохо распробовали, вам должно понравиться…
