Текст книги "Змеиное варенье (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)
Глава 6. Инквизитор Тиффано
Я шел прочь, не разбирая дороги. Перед глазами все еще стояли вспенившиеся воды Ясной купели и задыхающаяся Лидия, упавшая на колени. Воды ежесекундно меняли цвет, то багровели отсветом кровавого пожара, то смердели болотной жижей, то сгущались ночными тревожными тенями, то застывали мертвенной белизной снежной бури. Мне казалось, что если смотреть внимательней, то я различу странные образы, скользящие по водной глади, или услышу призрачный шепот воды… Но потом Лидия перестала дышать, и вода исчезла… Липкий ужас от мысли, что я ее потерял, сковал меня… Я зажмурился, отгоняя страшное видение.
– Господин инквизитор, – безумица догнала меня и взяла под руку, – не бойтесь. Я вас не выдам. Обещаю.
Господи, да за что же мне такое наказание? В плаще на лисьем меху Лидия сама была похожа на хитрую ласковую хищницу, которая вьется рядом и душит пушистым хвостом, не давая даже вздохнуть. Вот только без нее и дышать не хочется…
– Но взамен давайте позавтракаем? Желудок сводит от голода! – заныла Лидия, и меня затошнило, стоило вспомнить скользких холодных гадов, свернувшихся в человеческой голове…
– Откуда вы узнали о клубке змей? – я остановился и заставил себя взглянуть на безумицу.
Она легкомысленно пожала плечами и поправила съехавшую на лоб пышную шапку:
– Ну… видения, как обычно… Я все расскажу, но за завтраком. Пойдемте.
– Мне кусок в горло не лезет после увиденного, но вам же, как обычно, все равно, – я попытался освободить руку, но Лидия даже бровью не повела.
– Ну не лезет, так не лезет. Я съем вашу порцию за вас. Пойдемте, не раздражайте меня. Вы же хотите узнать, что мне рассказала мара Гук Чина? Там столько пикантных подробностей…
Она с упорством голодного медведя, разбуженного после зимней спячки, потащила меня вперед, безошибочно ориентируясь в запутанных переходах Академии. Неужели Лидия запомнила дорогу с первого раза?
– Помнится, на площади было несколько приличных кабаков, где подавали горячую мясную похлебку… – Лидия категорически не желала умолкать. – Интересно, бывший княжий повар был хорош в своем деле? Или так себе? Может, поэтому его уход остался незамеченным? Вы знаете, о новом поваре поговаривают, что он настоящий кудесник. Кажется, родом из гаяшимского ханства. Забавное совпадение, не находите? Такие блюда готовит, что пальчики оближешь. Как говорится, нет худа без добра…
Мы уже покинули величественные стены столичной Академии и шли по расчищенным от снега дорожкам ее парка. До меня запоздало дошел смысл слов, и я резко остановился. Лидия не удержала равновесие и чуть не поскользнулась на дорожке, подмерзшей за ночь. Пришлось поддержать безумицу за талию.
– Никаких кабаков.
– Я хочу есть, – возмутилась она, но потянуть меня за собой у нее уже не получилось. Каблуки ее сапог оскальзывались на ледяной корке, и она раздраженно стукнула меня кулаком в грудь. – Пойдемте!
– Пойдемте, – кивнул я, сам беря ее под руку. – Только не в кабак.
– А куда? – Лидия покорно ковыляла рядом.
– В трапезную.
– Пфф… – фыркнула она. – Постные лица, постные блюда, постный вы…
Столичная Академия принадлежала Святому Престолу, как и прочие другие, поэтому на ее территории были запрещены любые скоромные заведения. Для студиозусов, церковников и преподавателей всегда были открыты трапезные, начиная с главной воскресной, для руководства Академии, и заканчивая мелкими для всех прочих. Кормили в них сытно и щедро, и из всех моих студенческих воспоминаний они составляли приятный контраст с голодной неухоженностью приюта. Ближе всего к корпусу естественных наук, из которого мы вышли, была пятничная трапезная, поэтому я и повел Лидию туда. Выносить ее голодное ворчание было выше моих сил.
Длинное одноэтажное здание, окрашенное в небесно-голубой оттенок, уже давно было открыто. Занятия начались, поэтому трапезная была почти пуста. Я усадил Лидию за общий стол и направился на кухню. Сытный теплый дух, витавший здесь, заставил меня вспомнить о том, что я не ел со вчерашнего дня. Но вместе с этим всплыли кошмарные события ночи и подробности вскрытия, и тошнота опять подкатила к горлу. Подумав немного, я попросил для Лидии густую кашу, ржаной хлеб и компот, а к нему, чтобы она не возмущалась, пригоршню сладких сушеных яблок. Себе я взял только компот.
Она презрительно оглядела содержимое тарелки и спросила:
– А где мясо? Я же сказала, что хочу есть.
– Госпожа Хризштайн, начался пост, – устало заметил я, усаживаясь напротив нее на лавку. – Не капризничайте.
Она с сомнением поковыряла ложкой кашу, скривилась, но послушно попробовала. Я прихлебывал подслащенный на меду компот и раздумывал, что мне делать с Нишкой. Ее сняли с корабля и поручили дознание по Ясной купели, что говорило о серьезности происшествия. Я был уверен, что нас с Лидией никто не видел рядом со святыней, но оставался еще извозчик. Впрочем, он отвез нас только до входа в Священный район, так что… Сторож спал, по дороге нам встречались лишь спешащие к заутренней послушники. Да и Лидия была в монашеском одеянии. Демон! Если кто-то вспомнит про утянутую до неприличия рясу на послушнице, то…
– Господин инквизитор, от вашего постного выражения лица даже компот киснет, – заметила Лидия с набитым ртом.
Зря я надеялся, что хотя бы во время трапезы отдохну от ее болтовни.
– Почему вы себе ничего не взяли? Кстати, о змеях. Вы знаете, что на востоке змеиное мясо очень ценится? Оно вкусное, чтоб вы знали.
Желудок неприятно заныл.
– По вкусу напоминает курицу. Вот интересно, а в пост его можно есть? Ведь рыбу же можно?
– Госпожа Хризштайн, вы бы помолчали во время еды.
– А если хотите, чтобы я помолчала, то давайте сами рассказывайте. О каких таких органических изменениях вы упомянули? В тех материалах, что вы мне дали, ничего такого не было.
– Я не буду говорить об этом, – отрезал я.
– Вот как?.. Тогда вам придется слушать. Например, о том, как маринуют змей. Для начала, – Лидия зачерпнула полную ложку каши и украсила ее сверху сушеным яблоком, – живой змее вспарывается живот и сцеживается кровь. Кстати, змеиная кровь тоже используется в некоторых рецептах…
Она продолжала самозабвенно распинаться, смакуя жестокие подробности, а я гадал, выдумывает ли она на ходу или говорит правду.
– Хватит уже, – наконец не выдержал я, – замолчите. Я же сказал, что не буду ничего говорить за столом, это отвратительно.
Лидия пожала плечами, быстро доела остаток каши и отодвинула пустую тарелку.
– Все, говорите, я вас слушаю, – она скрестила руки и уставилась на меня.
– О первой жертве неизвестно ничего, поскольку его тело сожгли, как тело самоубийцы. В теле Жуана Витора были изменения в виде звериных клыков, когтей и змеиной чешуи на туловище. У Драгана Мирчева изменения были в структуре мозга и свойствах серебра столовых приборов, которыми он себя убил. Тело Марины Остронег сгнило за считанные часы, как будто течение звездной сыпи ускорилось в несколько раз.
Лидия довольно ухмыльнулась, и меня опять передернуло от отвращения.
– Вы хотя бы сделали вид, что вам жаль несчастных.
– И не подумаю. С чего бы? Лицемерить – это по вашей части.
Я покачал головой и замолчал.
– Ну не обижайтесь. Это все? Или вы опять от меня что-то скрыли? – Лидия не дождалась от меня ответа, но ее это ничуть не смутило. – Тогда слушайте меня. Во-первых, начать надо с первой жертвы. Как его звали, кстати?
– Виль Лешуа.
– Вот. Где сейчас его семья?
– Покинули город и живут в поместье. Я же сказал, что тело давно сожжено. Даже с Нишкой, которая вела тогда это дело, его отец отказался говорить.
– Пфф… Со мной он поговорит, никуда не денется. Семьей Остронег и послом вы займетесь сами, надеюсь, не напортачите… – в ее голосе слышалось обидное сомнение, и Лидия задумчиво побарабанила пальцами по столу. – Что же касается казначея и адмирала, то подобраться к ним будет непросто… Вот если бы я была представлена ко двору князя. Конечно, можно заявить права на титул помчицы, оставшийся после грибной колдуньи. Но это слишком долго и хлопотно… А простая крета едва ли будет принята в высшем столичном обществе…
Я подпер рукой голову, облокотившись на стол, и отрешенно разглядывал безумицу. Ее нездоровое воодушевление проявило румянец на щеках, глаза потемнели и зажглись охотничьим блеском, а на лице было хищное и азартное выражение. Происходящий ужас и страшные смерти ее не беспокоили, скорее, возбуждали. Наверное, мне никогда не понять, что творится в ее голове… Я вздрогнул, потому что Лидия замолчала, как будто что-то почуяв, и ладонью накрыла мою руку на столе. Ее кожа была холодной, как лед.
– Господин инквизитор, хватит мечтать, – вкрадчиво сказала она, – вы слышали, что я сказала?
Я раздраженно стряхнул ее руку.
– Дознание веду я, а не вы, госпожа Хризштайн. В обязанности фамилиара входит сбор сведений. Тех сведений, которые я вам укажу. Поэтому вы будете заниматься Остронег, а не тратить время на первую жертву. Ко всем остальным вельможам я вас даже близко не подпущу.
– А что мне заниматься этой потаскухой, – ухмыльнулась Лидия, – если я и так все про нее знаю. Семейство Остронег владеет десятком крупных торговых судов и двумя верфями. Их состояние оценивается в сотни тысяч золотых. Но год назад случилась неприятность, господин Остронег узнал, что его сына, частого посетителя дорогих борделей, заразили звездной сыпью. Поговаривают, что он даже обращался к услугам некой банды, чтобы узнать, кто именно. Только те же слухи утверждают, что Микла Остронег заразился от собственной сестры…
Лидия забрала у меня кружку с остатками компота и допила его, наслаждаясь произведенным впечатлением.
– Когда вы успели все это узнать? – выдавил я.
– Я бы успела узнать больше и про остальных, если бы вы удосужились сообщить мне их имена. Кстати, недоброжелателей у Марины найдется много. Она ведь считала себя роковой женщиной, крутила хвостом сразу перед несколькими и подзуживала ревнивых ухажеров. Говорят, она даже вела собственный личный счет погибших из-за нее на дуэли… Немаленький, заметьте.
– Дуэли запрещены, – заметил я.
– И кого это останавливало?
– Вы упомянули о маре Гук Чина. Что вам привиделось?
Лидия неожиданно помрачнела и заявила:
– Ублюдок. Жестокий и подлый, вот кем был ваш разнесчастный юный погибший.
– Госпожа Хризштайн, то, что юноша был… – я замялся, – эмм… состоял в… богопротивных отношениях с… В общем, это еще не значит, что он должен был погибнуть так страшно. Это болезненная греховная наклонность…
– Гук Чин не был мужеложцем, если вы это имели в виду, – насмешливо сказала Лидия. – А знаете, компот мне даже понравился.
– Ну конечно, вам же виднее, чем профессору Вальтеру, ведущему анатому княжества, – покладисто согласился я. – Я намерен заняться поиском…эмм… возлюбленного последней жертвы. А от вас в следующий раз жду тот самый черный список Марины Остронег. И это не обсуждается. Надо понять, что может быть общего у всех жертв, как колдун на них воздействует, и чего добивается.
– Адмиралом и казначеем вы заниматься не будете?
– Увы, у меня нет возможности их допросить. Я обращусь к кардиналу с просьбой, чтобы он повторно побеседовал с ними. Если у вас есть вопросы к ним, то можете их записать, я передам. И еще… Если вам так хочется, то можете заняться первой жертвой, но город без предупреждения не покидать.
Лидия встала и присела в шутливом поклоне, придерживая полы лисьего плаща. Ее глаза лукаво блеснули, скрытые длинными ресницами.
– Спасибо за эту милость. Слушаюсь и повинуюсь, мой господин.
У меня неприятно заныло в животе от понимания того, что эта зараза все равно сделает все по-своему.
– Я вас предупредил, не смейте меня ослушаться! Вы обещали.
– Конечно, конечно… Пусть мой господин будет готов к вечеру. Я заеду за вами к восьми. Мы отправимся в известный вам игорный дом.
– Нет.
– Мой господин хочет, чтобы я отправилась туда одна?
– Нет.
– Хорошо, тогда ваша покорная слуга найдет себе другого спутника. Прощайте.
Я скрипнул зубами, провожая взглядом рыжую плутовку. Ей-богу, проще прибить, чем переспорить.
Я вернулся в Академию, чтобы заглянуть к профессору Адриани. Но по дороге в его кабинет я столкнулся с Нишкой, которая с понурым бледным видом брела мне навстречу. Мне пришло в голову, что лучше всего не избегать ее, а напротив, общаться и быть в курсе результатов ее дознания.
– Простите меня, госпожа инквизитор, я был груб и невежлив утром, – остановил я Нишку. – Оправданием может служить лишь то, что я хотел избавить вас от страшных подробностей…
Нишка тяжело сглотнула, и я понял, что она успела увидеть тело.
– Да уж… Видок еще тот… Брр… ненавижу змей!
– Вы лучше меня осведомлены об этом деле, и я… Я хотел бы с вами посоветоваться. Или вы слишком заняты в текущем дознании? Как оно продвигается, кстати?
Я сказал и сам почувствовал, насколько неуклюже вышло, но, слава Единому, Нишка ничего не заподозрила.
– Да, – махнула она рукой, – какое-то нелепое дело. Смотритель утверждает, что никого не было, да и кто в здравом уме приблизится к купели? А мне теперь – опрашивай всех, не видел ли кто чего подозрительного. Кстати, вы не видели?
Как же отвратительно врать сестре по вере…
– Нет, – покачал я головой, – но с другой стороны, благодаря этому инциденту, вы остались в городе и можете помочь в нынешнем дознании. Профессор упомянул, что вам удалось разговорить служанку в поместье Лешуа. Я не нашел в материалах…
– Ах вот как! – Нишка вдруг разозлилась и побагровела. – Чужими руками решил жар загрести?
Я опешил и растерялся.
– Нет, что вы… Но вы же сами сказали, что радеете за дело и…
– Я, значит, паши и вкалывай, как ломовая лошадь, а ему вся слава! Нет уж!
– Да я не это имел в виду… Постойте…
Я беспомощно смотрел вслед Нишке, которая бесцеремонно оттолкнула меня с дороги и засеменила прочь, сверкая бритой головой.
Профессора с лекции мне пришлось дожидаться в его кабинете. Я подошел к высокому стрельчатому окну, из которого безбожно задувал холодный ветер. За ночь снег полностью укрыл город и очистил его от уличной грязи, привнеся в воздух ожидание праздника, самого светлого праздника в году – Изморозья. В приюте он был долгожданным и любимым, нам дарили игрушки, баловали сладким, а еще можно было загадать желание заступнику Луке, покровителю детей и животных. И если очень сильно верить и надеяться, то оно обязательно исполнялось… Ребенком я всегда загадывал что-нибудь несложное. Удивительным образом, мои желания сбывались, конечно, в основном благодаря отцу Георгу… Только сейчас, увы, даже он не смог бы мне помочь…
– О чем задумался, Кысей?
Я вздрогнул и обернулся к профессору. Сердце тревожно забилось в ожидании его диагноза Лидии.
– Скоро Изморозье, – ответил я, – а приходится иметь дело с человеческой жестокостью… Боже Единый, да простит нам грехи наши.
– Садись, не стой возле окна, там дует.
Я послушно проследовал к креслу.
– Что вы думаете о последней жертве?
Профессор поежился, плотнее запахнул на себе серую мантию и подкинул поленьев в камин, потом сел за стол и заглянул в свои заметки.
– Я читал показания очевидцев. Смею обратить твое внимание на такой момент. В пылу ссоры погибший угрожал шулеру жестокой расправой, а именно живьем содрать с него шкуру. Я также осмелюсь предположить, что видение расправы в больном разуме Гук Чина могло дать некоторый импульс зловредному колдовству, словно отразив его в жертву. Возможно, найдя шулера, мы найдем колдуна или его пособника.
– Но почему змеи? Откуда они взялись?
Профессор Адриани пожал плечами и вздохнул:
– Мне сложно судить о мертвом, душеведы работают с живыми.
– Я понимаю, но все-таки…
– Просматривается некоторая система. Неподтвержденные свидетельства о том, что из грудной клетки первой жертвы доносилось шипение, змеиная чешуя на теле второй, извивающиеся, как змеи, живые волосы третьей жертвы. Только четвертый случай несколько выбивается из этого ряда. Или же вообще не имеет никакого отношения к колдовству. Возможно, это было просто резкое сужение разума, хотя бы на фоне стремительного течения звездной сыпи. Меня гораздо больше обеспокоила реакция гаяшимца на обнаружение противоестественных пристрастий сына посла. Для него это действительно стало неожиданностью.
– А я не вижу ничего странного. Конечно, он должен был попытаться избежать огласки.
– Я не об этом. Странно, что он ничего не знал. Такие вещи трудно утаить, особенно в замкнутом пространстве посольства.
Мне вспомнилось уверенное заявление Лидии о том, что Гук Чин не был мужеложцем. Но если она права, то тогда ошибся профессор Вальтер? Или не ошибся, а намерено сказал неправду… Представить, чтобы старик Вальтер, вечно бухтящий даже руководству, кристально честный профессионал своего дела, вдруг полез в политические игры? Нет, невозможно.
– В любом случае, я обязан проверить и это тоже. Профессор Адриани, – я замялся, – о чем вы говорили с госпожой Хризштайн? Я так и не успел извиниться, что не смог ее привести к вам на прием…
Пепельные глаза профессора, казалось, видели меня насквозь. Он горько усмехнулся.
– Довольно занятная особа. Во-первых, там на вскрытии у нее случились бредовые видения. Она смотрела мимо стола и, кажется, с кем-то разговаривала. Ты был ближе, поправь меня, если не так.
– Да, она упомянула, что видела живого Гук Чина. Она называет это марой.
– При этом, в отличие от классического помутнения сознания, она отдает себе отчет в том, что ее видения являются искаженным восприятием действительности. Понимаешь?
– Лидия как-то упомянула, что ее научил этому брат. Спрашивать себя, реально ли то, что она видит. Постоянно.
– Интересная методика, – профессор вскочил на ноги и стал расшагивать по кабинету. – Демон, ты знаешь, можно будет попробовать применить ее на легких случаях искаженного восприятия или даже помутнения!.. Подожди, подожди, но нужен внешний якорь. Человек, которому больной безоговорочно доверяет.
– Это ее брат. Только сейчас он не с ней, остался в Кльечи. Меня больше пугает то, что ее видения несут сведения, которые она никак не может знать! Тому была масса примеров, и я боюсь, что…
– Нет, Кысей, она не колдунья, если ты об этом. Я даже не уверен, можно ли ее назвать больной в обычном понимании этого слова. Во-первых, госпожа Хризштайн прекрасно осведомлена о своих особенностях, но лечиться не желает. Она приспособилась, научилась жить с этим. Но есть и во-вторых. Ее тревожит, как она заявила, наваждение. И хотя она утверждает, что это змеи…
Я вздрогнул, вспомнив и рисунки Тени во время приступа, и разглагольствования Лидии о кулинарных достоинствах ползучих гадов.
– Но я склонен думать, что ее наваждение – это ты. Да я думаю, ты тоже об этом догадался.
– Я не знаю, что мне делать, – было невыносимо стыдно признаться, что Лидия домогается меня самым беспардонным образом. – С одной стороны, я усугубляю ее состояние своим присутствием, а с другой… могу повлиять на нее и заставить лечиться.
– Нет, Кысей, – покачал головой профессор, и у меня упало сердце.
– Но ведь ей же можно помочь? Всегда есть надежда.
– Наверное. Но я не возьмусь за ее лечение, потому что придерживаюсь принципа – не навреди. И тебе советую. Самое лучшее, что ты можешь для нее сделать, это просто исчезнуть из ее жизни и вернуть все на круги своя. Не мучь ее своим присутствием.
– У нее случаются приступы, во время которых она себя не помнит. После она впадает в подобие мертвого сна, который иногда может длиться несколько дней. Дыхание замедляется, температура тела падает. И однажды она может не проснуться, – я сцепил руки на коленях. – Я не отступлюсь.
– На все милость Единого… Ты никогда не задумывался, что ее видения могут быть божьими откровениями? Что она может быть провидицей?
– Лидия далеко не праведница, собственно говоря, даже наоборот.
– Если так подумать, то и ее видения вряд ли можно считать милостью, скорее, карой Единого. Кто знает, возможно, это ее наказание за грехи. Видеть то, что она не в силах изменить…
Я закрыл глаза, но перед моим внутренним взором все равно стояла Лидия в водах Ясной купели, которые закипели и расступились, не вмещая ее пороков… Да, они почернели, но это не было той тьмой, которая есть отсутствие света, а значит, еще не все потеряно!
– Профессор Адриани, вы слышали что-нибудь о практике духовничества при лечении душевных заболеваний?
– Слышал, – профессор удивленно выгнул бровь, – почему ты вдруг заинтересовался?
– В трактате Изры из Мирстены упоминается, что излечение возможно даже для самых тяжелых и безнадежных случаев. Но отец Георг высказался категорически против того, чтобы я пытался…
– Это, пожалуй, тот редкий случай, когда я соглашусь с ним. Когда я был молод, примерно, как ты сейчас, и значительно более честолюбив, чем ты, то загорелся идеей возродить эту практику, совершить прорыв в лечении душевных заболеваний. Большая часть сведений была утеряна во время Синей войны. Духовничество применялось только для тех больных, жизнь и разум которых были слишком важны для Святого Престола, чтобы оправдать риск.
– Риск? – переспросил я. – Какой риск?
– Риск смертельного исхода. Пять к одному. К одному удачному. Ты все еще хочешь узнать больше?
Я застыл в отчаянии, стиснув кулаки.
– Хочу. Если Лидии станет совсем плохо, то даже такой шанс лучше, чем ничего…
– Ты не понял, Кысей. Больному как раз ничего не грозило. За его выздоровление своими жизнями расплачивались лучшие из лучших среди церковников… те самые духовники. Впрочем, орден духовных спасителей давно сгинул в небытие…
На редкость благодушный кардинал сразу же удостоил меня аудиенцией, даже не пришлось подпирать стены в холодной приемной в ожидании. Старый церковник милостиво кивнул мне садиться и потер руки:
– Что ж, теперь дознание полностью в нашей воле. Тайный сыск ограничен в полномочиях и перестанет путаться под ногами. Кысей, ты понимаешь, какая сейчас на тебе ответственность?
– Обозначьте мои полномочия, – с нажимом произнес я. – Кроме того, насколько я понимаю, речь пойдет не столько о вопросах веры, сколько о… политике?
– Правильно понимаешь, мальчик мой, – довольно улыбнулся кардинал. – Князь стар и сдает позиции, поэтому вопрос престолонаследования скоро встанет очень остро. И при дворе есть некоторые… скажем так, недоброжелатели Святого Престола, которые стремятся заполучить больше власти, чем положено простым мирянам, пусть даже обремененным благородным происхождением. Верховный каноник Кирилл слишком потакает им, чтобы надеяться на его вмешательство.
Мне сделалось тоскливо и пусто – опять политика.
– Мой долг – остановить богопротивное колдовство и защитить людей от тьмы безумия. Участвовать в политических играх я не желаю.
– Придется. Потому что это тоже часть твоего долга. И мне странно слышать от тебя подобные речи. Ты же видел, к чему приводит невмешательство Святого Престола в дела светской власти при грызне за престол? Или ты уже забыл Асад?
– Нет, и никогда не забуду. Но давайте я сразу обозначу свою позицию, ваше святейшество, чтобы не было недопонимания в дальнейшем. Если колдуном окажется кто-то из власть имущих, то он предстанет перед судом Инквизиции, невзирая на политические резоны.
– Почему ты решил, что…
– Не надо быть семи пядей во лбу, – нетерпеливо перебил я церковника, – чтобы заметить, что все жертвы происходили из благородных и богатых семей. Незаметно воздействовать на них мог только человек их круга, то есть такой же вельможа, как они, возможно даже, что из княжьего окружения.
Кардинал Яжинский встал с кресла и подошел к окну, отвернувшись от меня. Полуденное зимнее солнце расцветило ледяные узоры на окнах, которые церковник даже не замечал. Я терпеливо ждал его ответа, хотя сидеть в низком кресле было неудобно.
– Возможно, – кардинал оторвался от изучения окна и обернулся ко мне, – возможно, что и вельможа. Казначей и адмирал были ключевыми фигурами при дворе, верными власти Святого Престола. Они могли поддержать младшего сына князя в престолонаследовании. Но если они потеряют влияние, то на престол может взойти старший сын, Петру Ярижич, который не жалует Церковь и все больше смотрит в сторону вольностей в вопросах веры, которые себе позволяют гаяшимцы. Но смерть Гук Чина ослабила его позиции.
Я помолчал некоторое время, обдумывая услышанное, потом спросил прямо:
– Если колдуном окажется кто-то из политических союзников Святого Престола, что тогда?
– Надеюсь, этого не произойдет. Но если вдруг это случится, то, разумеется, он не останется безнаказанным. Но перед судом Инквизиции он не предстанет, уясни сразу. В этом случае лишняя огласка нам ни к чему.
– Я буду настаивать на суде в любом случае, – твердо заявил я. – Жертвы должны получить отмщение, как и их родственники. Кроме того…
– Прекрати эти глупости, Кысей. Уверяю тебя, что родственники и сами не захотят огласки.
– Это ничего не меняет. Страх, посеянный колдуном в человеческих сердцах, должен быть искоренен. Люди должны знать, что Святая Инквизиция защищает их от безумцев, отдавших душу и разум во власть демонов, что отмщение обязательно наступит…
– Довольно уже, – поморщился кардинал, – довольно этой патетики. В зале суда с ней будешь блистать. Если он состоится. Иди.
Я встал с кресла и покачал головой.
– При всем уважении к вашему сану, монсеньор, я останусь при своем мнении. И мне необходимо опросить семьи погибших, в том числе и казначея, а также…
– Исключено, – отрезал церковник. – Я лично провел опрос, все записи у тебя есть. Или у тебя появились еще вопросы?
– Появились. И я настаиваю на том…
– Кысей! – благодушное настроение покинуло кардинала, он рассердился. – Всему есть предел. Ты и так много себе позволил. Мало того, что притащил эту настырную пройдоху на вскрытие, так она еще и посмела открыть рот! Или ты ее не предупредил?
– Я еще раз прощу прощения за поведение госпожи Хризштайн.
Я склонил голову и упрямо добавил:
– Однако именно благодаря ее замечанию были обнаружены неопровержимые доказательства колдовских изменений в теле убитого…
– И что? В ножки ей поклониться? Или ты и дальше собираешься держаться за ее юбку? Дознание прекрасно обойдется без нее.
– Осмелюсь заметить, монсеньор, – я спокойно проигнорировал его обидное замечание, – что госпожа Хризштайн настолько преуспела в собирании слухов, что уже знает об адмирале Мирчеве.
– Что?!? Глупый щенок! Ты все ей выболтал?!?
– Она узнала об этом не от меня, а из других источников. А это свидетельствует о том, что слухи уже поползли по городу, и скоро скрыть правду о смертях будет невозможно. Кроме прочего, поверьте, монсеньор, лучше мне самому опросить казначея и адмирала, чем ждать, пока к ним подберется госпожа Хризштайн.
От былого благодушия кардинала уже не осталось и следа. Церковник рухнул в кресло и уставился на меня из-под приложенной ко лбу ладони.
– Должно быть, это я сошел с ума… – пробормотал он. – Какого демона ты не можешь приструнить своего фамилиара? Почему ты позволяешь этой потаскухе…
– Не надо, монсеньор, – поморщился я, неожиданно задетый его грубостью по отношению к Лидии. – Почему вы не хотите принять ее как союзницу, продолжая вместо этого относиться, как к помехе и…
– Да потому что на кону слишком много! – кардинал стукнул по столу кулаком. – А ты тянешь в дознание эту девку, даже не задумываясь над последствиями! Уйми ее, иначе это сделаю я. Поди вон!
Лицо старика побагровело от гнева, он часто дышал, поэтому я решил больше с ним не спорить. В то же время было ясно, что Лидию мне не остановить, раз она уже что-то задумала. Оставалось лишь надеяться, что у меня получится уговорить кардинала в следующий раз.
Колеса экипажа скрипели по заснеженной дороге, мешая сосредоточиться. Я поежился от тревожных мыслей. Глупо было рассчитывать, что я смогу держать безумицу в узде. Лидия слишком деятельна, чтобы сидеть сложа руки. К сожалению, я плохо представлял себе заведенные при дворе порядки, чтобы знать, могут ли принять во дворце князя обычную крету. Она сама упомянула, что это маловероятно. Но если ей стукнет в голову непременно туда попасть, то она своего добьется, если понадобится, ужом извернется и проскользнет… Тьфу, опять змеи! Но тогда ярость кардинала обрушится на нее вместе со всей мощью Святой Инквизиции, и Лидии несдобровать. Вот поди, убеди ее в этом… Упрямая безумица… Что же мне делать?.. В дела Святой Инквизиции мог вмешаться только один орден – орден Пяти. Я вспомнил про рекомендательное письмо отцу Павлу, главе ордена, но тут же отмел эту идею. Кардинал обмолвился, что тот был против моего назначения в столицу. Лучше оставить обращение к главе ордена на крайний случай. Оставался еще один вариант, но он мне тоже не нравился.
Я выбрался из экипажа, чувствуя, как схлынули заботы и страхи предшествующих дней. Дом четы Остенбергов оказался на удивление уютным и гостеприимным, в него хотелось возвращаться, чтобы отогреться не только телом, но и душой. Я расплатился с извозчиком и уже направился к массивным дверям аптеки, как мне навстречу выскочила госпожа Бергман, волоча за собой сына. От гнева перехватило горло, я шагнул им наперерез и заступил дорогу.
– Оставьте ребенка!
– Пустите! Это мой сын! Я мать!
– Вы делаете ему больно, вы не видите? – я попытался освободить руку мальчика из ее пальцев, тот хныкал, а госпожа Бергман начала орать и грязно ругаться. Сцена разворачивалась отвратительная, прохожие останавливались и смотрели на меня с неодобрением. И вдруг женщина рухнула на колени передо мной и залилась слезами:
– Не лишайте меня сына, Единым заклинаю! Прошу вас! Это моя единственная кровиночка, я все для него сделаю… Прошу вас… Больше пальцем его не трону, ну будьте же милосердны!..
Я на мгновение заколебался, еще и мальчишка бросился к матери, обнял ее за шею и тоже зарыдал. Небольшая толпа зевак, собравшаяся вокруг нас, заволновалась, были даже слышны отдельные гневные выкрики в мой адрес. Растерянная госпожа Остенберг, выскочившая следом за мальчиком, попыталась что-то объяснить, но ее слова увязли в людском гомоне.
– А ну пошла вон! – я вздрогнул от раздраженного окрика Лидии, которая неведомо откуда взялась и теперь проталкивалась сквозь неохотно расступающуюся толпу. – Пошла вон, пьянь подзаборная! Нет, вы посмотрите только, совсем спилась и ума лишилась! Йоран, иди к своей мамочке…
Лидия поманила к себе мальчика, и я оторопел, когда он, словно зачарованный, сделал к ней шаг, второй, третий… Зеваки тоже притихли, лишь удивленно перешептывались. Глаза мальчика были пустыми и пугающими. Госпожа Бергман взвизгнула и бросилась за сыном, но я уже скинул оцепенение и перехватил ее.
