сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 49 страниц)
Майкл выпрямился. У самого стояло вполсилы - от ласк и стонов Джеймса, конечно, было приятно, но до звёзд в глазах не заводило. Подцепил футболку, длинным движением стащил через голову. Джеймс прикусил губу, потянулся руками к торсу. Тронул пальцем подсохшую царапину на боку, про которую Майкл уже и думать забыл.
— Молчи, — сурово велел Майкл, а то у Джеймса в глазах начал всплывать очередной дурацкий вопрос. — Ни слова. Только стонать можно.
Завёл руку за спину, придержал член ладонью, приставил между ягодиц. Смазка была прохладной, чуть липкой, а латекс — тёплый. Ладно, чё тут — ничего сложного. Не промахнёшься.
Он опустился плавно, ровно до самого конца. Джеймс стиснул пальцы на его колене, впившись ногтями в кожу.
Не больно, скорее... странно. Не разобрать вообще, приятно или нет. Пульсирует изнутри в такт с веной на шее Джеймса, тесновато... да вроде и всё.
Майкл отклонился назад, чтоб вошло до конца, качнул бёдрами на пробу — Джеймс ахнул, царапнул по ногам так, что остались красные полосы. Хороший знак.
— Ты как?.. — Джеймс распахнул глаза.
— Молчи, — Майкл положил ему палец на губы.
На пробу скользнул вверх-вниз — и вдруг понял, что ничего, в сущности, не поменялось. Не важно, кто в ком. Весь выбор, как трахать Джеймса — в его руках.
Ну, не только в руках, конечно, но и в руках тоже.
Он навис над ним, поймал губами невнятный стон. Сжал коленями — и начал свой, привычный, резкий ритм. Длинно, глубоко, легко.
Джеймс схватил за плечи, попытался придержать, чтобы не торопился — наивный. Майкл осторожничать не собирался. Он вообще ни в чём не любил, когда наполовину. Если трахаться — значит, всерьёз, а не суетиться туда-сюда для видимости.
Он нависал над ним на прямых руках, щурился в безумно распахнутые глазищи, подставлялся спиной под ласку. Джеймс смотрел изумлённо и требовательно, распахивал губы под поцелуем, бормотал прямо в рот «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», вжимался ладонями в ребра — «Майкл, какой ты красивый, Майкл».
Майкл на мольбы не вёлся, а вот от жадных синих глаз с мутным прищуром собственника — вело аж до озноба. Хотелось стать нежным, бережным, он притормаживал, как в замедленной съемке. Джеймс выдыхал ему в лицо, обдувая взмокший горячий лоб, изгибался каким-то особенным образом, толкался вверх — и Майкл стискивал зубы, закрывая глаза.
Он заставит Джеймса кончить первым. И возьмёт его после, горячим, расслабленным. Тот ещё улыбаться не перестанет... Майкл выдыхал сквозь зубы, дрожь простреливала позвоночник от затылка до поясницы, член дергался в кулаке от сладкого спазма.
Как некстати, твою мать, этот скользкий тонкий латекс, кому он нужен, зачем отделяет их друг от друга?.. Нечестно, несправедливо, что всё достанется бессмысленной резинке, когда Джеймс вцепится ему в бёдра до белых ногтей, запрокинет голову, всхлипнет... Безопасный секс, всегда считал Майкл — это хорошо и правильно. Но сейчас это было неправильно и очень обидно.
Джеймс поймал его ладонь, притянул к лицу, ткнулся в неё шершавыми губами. Майкл сбился с ритма, будто кожу обожгло клеймо, задохнулся. Вспыхнул, как мальчишка, спрятал глаза.
— Я не умею нежно, — виновато прошептал он. — Не умею, понимаешь?..
— Ты такой хороший, — невпопад отозвался Джеймс. Наклонил к себе, поймал губами твёрдую челюсть, убрал волосы, прилипшие ко влажному лбу.
Как будто не понимал, что беззастенчиво и наивно проник в самую душу, вытряс из неё всё, что было, даже не спрашивая, можно ли. Встряхнул, расправил, чтобы стала как новая, прошёлся по ней жёсткой щёткой — и не осталось больше ничьих длинных волос на рукаве, ни светлых, ни тёмных, ни рыжих, ни следов помады, ни чужих духов — ни единого следа, что раньше вообще кто-то был. Никого не было, вся жизнь прошла в ожидании, когда ты придёшь.
Майкл еле вдохнул, почувствовал узкие горячие ладони на скулах — губы ткнулись в уголок глаза, слизнули соль на виске.
— Подожди, — прошептал Джеймс в самое ухо, — дай я сам...
Майкл кивнул — слова кто-то взял и выключил, даже завалящего «да» на языке не осталось, не говоря уж про уверенное «давай, детка», которое он бы обязательно сказал с ухмылкой, если б не смотрел в невыносимые тёмные глаза.
Джеймс скользнул руками под рёбра, мимоходом огладив царапину на боку, пристроил ладони на пояснице, погладил ласково, будто по загривку дикого зверя. Упёрся пятками в матрас, мягко толкнулся вверх. Майкл опустил лоб ему на плечо — родное, почти своё, он бы вслепую нашёл на нём каждую светло-рыжую веснушку и каждую родинку — и возле шеи, и в основании ключицы, и во впадине у подмышки, спрятанную в коротко выстриженных рыжеватых волосах со слабым запахом пота.
Джеймс толкался в него бережно, ласково держал рукой за затылок, перебирая волосы. Простыня сбивалась вокруг колен, Майкл качался ему навстречу, ловя простой ритм. Джеймс громко дышал ему в шею, забирал в губы мочку уха, обводил её горячим языком и толкался с нарастающим жаром.
— Ма-айкл... — протянул незнакомым низким голосом, судорожно сжал пальцы на затылке.
Тот замер, где был.
— Давай, детка... Можно... Не бойся.
Кончал Джеймс совсем не бережно — резко и сильно, кусая губы, поминая Майкла между «О, черт» и «О, господи», выгибаясь над простыней, вжимаясь в матрас плечами. Он ещё не успел отдышаться и открыть глаза, как Майкл снялся с его члена, сбросил резинку, развёл ему ноги в стороны.
— Можно сразу, — хрипло прошептал Джеймс, облизывая пересохшие губы. — Не надо... Я хочу...
Майкл понял без объяснений. Торопливо размазал смазку по члену, приставил голую головку ко входу. Вздрогнул, будто от касания что-то замкнуло. Как же ты догадался, кудряшка, ведь не в голову же залез. Это ж значит — никого больше, кроме тебя. Никого не будет.
Майкл глотал воздух кусками, давился, забывал выдыхать. Втискивался медленно, руки подгибались от накатившей слабости, в животе всё скручивалось узлом от страха и возбуждения. Джеймс ещё с ночи был растянут, можно было не осторожничать. Ни с ним, ни с собой. Майкл держался на одной только голой воле. Всё вокруг было голым — и воля, и нервы, и они с Джеймсом оба, окончательно и бесповоротно.
Джеймс схватился за член, быстро задвигал рукой, умоляя «ещё-ещё-ещё». Мог и не просить — Майкл сам врезался в податливое гибкое тело, сам хотел ещё и ещё. Джеймс дышал рывками, шумно, яростно. Майкл не стал его ждать, не смог, не успел бы, даже если б захотел — укусил за подвернувшийся палец, чуть не умер, удержав челюсти от судороги, кончил так, что едва не вырубился — себя не слышал, закашлялся от хрипа в глотке. Джеймс застонал протяжно, на выдохе, растянул стон, как долгий-долгий зевок. На живот плеснуло тёплым и вязким. Майкл рухнул вниз с дрожащих локтей, перекатился набок, пытаясь вдохнуть. Сил уже ни на что не осталось — сплелись руками, ногами, стукнулись лоб в лоб и застыли, как в гравюре из джеймсовой книжки, где кальмар утаскивал парусник на морское дно.
Второй раз они проснулись в полдень. Расцепились, отклеились друг от друга не без труда.
— Ты как?.. — хрипло спросил Майкл. Горло саднило, кожу на животе стянуло подсохшей корочкой.
— Нормально, — с таким же хрипом ответил Джеймс, улыбнулся. — Отлично. Только голодный. А ты?.. — он встревоженно поднял брови.
— В душ и жрать. И то и другое вместе. Бойлер пару лет уже подыхает, горячей воды на два раза не хватит.
Джеймс хотел что-то сказать, но передумал, босиком, как был, пошлёпал в ванную.
Душевой кабины тут, конечно, не водилось. Над белой чугунной ванной из стены торчала широкая лейка, струйки били в разные стороны, как газонная поливалка. Майкл чертыхнулся, выключил воду, скрутил лейку и сунул внутрь палец. Поскрёб.
— Вода жёсткая, — пояснил он, — Засорилось. Ща поправлю.
Джеймс завернулся в полотенце, чтобы не мерзнуть, присел на край ванны. Посмотрел, как Майкл орудует зубочисткой, прочищая отверстия, заросшие белым налётом.
— Расскажи, откуда они, — попросил Джеймс.
— Кто?.. — Майкл сосредоточенно хмурился, не отвлекаясь.
— Шрамы.
— А... я уже все не помню. Что в драке досталось, что с чемпионатов привёз.
Майкл прополоскал лейку, прикрутил обратно.
— Залезай. Будем греться.
— А вот этот... — Джеймс встал под горячую воду, коснулся белого шва на бедре с точками от скобок. — Он откуда?..
— Ебнулся неудачно, — коротко ответил Майкл. — Они почти все оттуда.
Он выдавил на мочалку рыжий гель с густым апельсиновым запахом, вспенил, развернул Джеймса спиной к себе.
— А ты говорил, ещё от драк что-то есть, — отплевываясь от воды, затекавшей в рот, Джеймс послушно подставился под мочалку.
— Угу, — сосредоточенно ответил Майкл.
Всё, впечатались друг в друга на веки вечные, стали одним целым. Тяжёлый пресс шарахнул по грохочущей сердечной жестянке, выбил на ней номерной знак. Бог прицепил бирочку, записал в тяжёлую амбарную книгу — и вот хоть ты тресни, хоть умри, теперь у тебя там сплошное «J. S.» Майкл водил мочалкой по плечам с выступающими косточками, между лопаток, по линии позвонков, выпирающих под кожей, как велосипедная цепь. Джеймс был худющий, хотя рукам всегда казалось — мягкий, как масло. Вода лилась ему на голову, он фыркал, тёр лицо ладонями. Волосы мокрыми сосульками облепляли скулы.
— Не хочешь рассказывать?..
— Нечем хвастаться. Половину по глупости схлопотал.
— Расскажи про другую половину.
Майкл вздохнул, опустился на одно колено, энергично растирая бедра, спускаясь к лодыжкам.
— Подыми копыто, — он хлопнул по щиколотке, Джеймс согнул ногу. Майкл провёл мочалкой по ступне, Джеймс сдавленно хрюкнул и лягнулся.
— Псих!.. Не смей так делать!..
— Щекотки боишься?..
— Да, боюсь! И не смей так больше делать!
Майкл поднялся, развернул Джеймса лицом, поцеловал в мокрые губы, в нос, в подбородок, ещё куда-то, что подвернулось. Пена стекала с плеч, ручейками бежала по груди мимо сосков.
— Не отвлекайся, — Майкл оторвался, провёл мочалкой по его животу. — А то воды не хватит.
— Я вообще ничего не делаю, просто стою, — возмутился тот.
— Вот и не делай. Вот и стой. Не отвлекай меня.
— А ты не командуй. Я тебе сейчас шею намылю, — пригрозил Джеймс.
— Валяй, — Майкл протянул ему мочалку, ухмыляясь.
Джеймс с достоинством выполоскал её и сунул Майкла под воду.
— Ты варвар. Уличный гопник. Но если тебя отмыть, будешь очень даже ничего, — сообщил он. Намылил ему шею, как и обещал. Майкл тянул подбородок вверх и не спорил. Смотрел, как мочалка проходится по рукам, перевитым сухими синими венами, как Джеймс сосредоточенно хмурится и переступает с ноги на ногу.
Согревшись, вернулись в комнату. Угли в камине давно остыли и рассыпались пеплом, только от кирпичной кладки тянуло теплом. Майкл снова разжёг огонь, Джеймс возился возле плитки, хрустел яблоком.
— А ведь если б не Сара, мы бы не встретились, — задумчиво сказал Майкл.
— Я ей позвоню. И мама просила сказать, как дела, — отозвался Джеймс.
Ладони пахли апельсином, как рождественская гирлянда или фруктовая жвачка. Майкл потёр их, но запах никуда не делся. Он отыскал телефон на столе в завалах тарелок, стаканов, пакетов сока и упаковок сыра и ветчины. Набрал номер Томми, но тот не ответил. Телефон Брана тоже молчал. Наверняка перепились вчера и до вечера их не услышать. Майкл вздохнул, отправил отцу короткое поздравление с приветом родне, сгрёб со стола мусор, рассовал в холодильник всё, что осталось с вечера. Мыть посуду пришлось холодной водой.
— Только не смейся, — сказал Майкл.
Джеймс отставил чашку и с удивлением посмотрел на коробочку в рождественской упаковке. Майкл двинул её пальцем к тарелке. У него всё отлично выходило с выбором подарков, а вот вручение никогда не удавалось, так что он предпочитал просто сунуть в руки и для верности добавить — «это тебе».
Упаковка была нелепая: зелёные еловые лапы на клетчатом красном фоне, дурацкий золотистый бантик сбоку. Просил же сделать без выебонов. Если это называется «без выебонов», то он Майкл по фамилии Джексон.
— Ой, — сказал Джеймс. — Это мне?
— С Рождеством. И счастливого Нового года.
Джеймс вытер пальцы бумажной салфеткой, смущённо улыбнулся. Майкл сунул ноготь в зубы, чтобы не сверлить его лицо напряжённым взглядом, затаился, как охотник в камышах. Джеймс повертел подарок, аккуратно отклеил прозрачный скотч, развернул шуршащую бумагу. Уставился на черную бархатную коробочку с золотым логотипом ювелирного магазина. Насторожённо поднял взгляд.
Наверняка подумал ведь, что кольцо. Точно подумал, побледнел, аж руки вздрогнули. А там не оно. А вдруг хотел бы?.. Расстроится?.. Или обрадуется, что не оно?
Майкл нервно взъерошил ещё влажные волосы, укусил себя за палец.
— Да открывай ты уже, — буркнул он. — Чего тянешь?..
— А что там?.. — странным голосом спросил Джеймс.
— А чего б ты хотел?.. — напрягся Майкл. — Просто подарок. Ничего... особенного.
Они уставились друг на друга через стол, нахмурившись так, что брови чуть судорогой не свело. Ну, привет, точно решил, что кольцо.
— Открой уже, ну, — не выдержал Майкл. — Или давай сюда, если...
Джеймс дёрнулся назад, прижал подарок к груди. Облизнул блестящие губы.
— Там не то, что ты думаешь, — сказал Майкл.
— А что я думаю?
— Не знаю! Но там не оно. Просто посмотри и скажи, нравится или нет. Ты же носишь такие штуки, ещё пуговицы у тебя были, эти... заколки...
— Запонки.
— Ну вот они. Я подумал, такое ты тоже...
Джеймс не дал закончить, с тихим щелчком раскрыл коробочку. Поднял брови, высыпал на ладонь тонкую серебряную цепочку с кулоном — натянутый лук со стрелой.
— Ничего себе...
— Типа, нормально?.. — уточнил Майкл. — А то я уже взмок от ужаса.
Джеймс улыбнулся, намотал цепочку на пальцы.
— Как ты это выбрал?..
— А чё тут выбирать. Ты ж Купидончик. Вот чтоб у тебя было, из чего шмалять.
— Застегни, — сказал Джеймс и руками поднял волосы над затылком.
Майкл выдохнул наконец с облегчением, потёр лицо руками, встряхнулся.
— А знаешь, — Джеймс наклонил голову, чтобы было удобнее, — это очень древний символ.
— И чего он символизирует? — Майкл, чертыхаясь про себя, пытался справиться с крошечным замком. Джеймс терпеливо сидел и ждал, подставив голую шею.
— Сексуальное влечение и страсть. Лук — традиционное оружие бога любви, и, кстати, не только в европейской культуре.
— Вишь, как угадал, — Майкл застегнул цепочку, погладил пальцами тонкую шею. — Про влечение. Значит, каждый раз, как посмотришь, будешь вспоминать, как я тебя за жопу держу.
Джеймс звонко рассмеялся, коснулся пальцами серебра. Подвеска съехала ниже ключиц и виднелась в распахнутом вороте рубашки, как метка.
— Ты такой романтик, Майкл.
— А говорил — варвар.
— Романтичный варвар. Трогательный и дикий. Стой тут, у меня тоже есть подарок. Только простой, без значения.
Джеймс вскочил, выволок из-под кровати свой чемодан.
— Я не знал, когда тебе его лучше отдать, — сказал он, будто извинялся, — Рождество ведь уже прошло. Так что... вот. Прости, что без упаковки — дома такая суматоха была, что я сначала не успел, а потом забыл. Хорошо ещё, вспомнил с собой взять, когда собирался.
А ведь тоже волнуется, подумал Майкл. Хотя ему-то с чего? Не о чем ему волноваться, Майклу и стаканчик из Старбакса в радость. Не предмет же важен, пусть это хоть позолоченная шишка будет.
Джеймс дал ему в руки продолговатую чёрную коробку.
Внутри были часы.
Круглый чёрный циферблат в стальном корпусе, кожаный ремешок — никаких выкрутасов, даже цифры обозначены одними делениями. Бывают часы, как Бэтмобиль — с календарем, секундомером, гироскопом, прицелом и парашютом. Такие часы, которые занимаются с тобой сексом, потом курят в постели и уходят, не попрощавшись.
Эти были, как строгий поцелуй дулом в висок — ничего лишнего, ничего личного, просто такая работа. На такие часы, небрежно встряхнув манжетом, смотрит секретный агент 007 перед тем, как скрутить глушитель с Беретты.
— Охренеть, — потрясённо сказал Майкл. — Прям как у Бонда.
Джеймс гордо улыбался:
— Нравятся?..
— Спрашиваешь!.. Они по виду умнее меня. И красивые...
— Надень, — потребовал Джеймс.
— Да их наверняка только с костюмом можно носить, а я тут по-простому.
— Нет, они обычные, — Джеймс тряхнул головой. — Я специально выбирал не броские, чтобы на каждый день.
— Это по-твоему — не броские?.. Я в зеркале за ними себя не увижу, — разулыбался Майкл. — И куда такое каждый день носить. Поцарапаются же.
— У них закалённое стекло, — упрямо ответил Джеймс. — Надень.
— Застегни, — Майкл протянул ему руку.
День был долгий — первый день нового года. Светлый, белый, смешной. Гуляли до темноты, кидались друг в друга снежками. Бобби гонялся за ними, гавкал так, что вороны снимались с веток. Валялись в снегу, в сотый раз целовались, как в первый. Смеялись — нет, хохотали, просто так, без повода, без причины. Лежали, смотрели на звёзды. У Майкла джинсы промокли насквозь, будто он в них купался.
Вернулись замёрзшие до трусов.
— Я ч-чайник поставлю, — сказал Майкл. — С-согреемся.
— Л-лучше глинтвейн. У н-нас в-вино есть.
— Н-ни разу не п-пробовал.
— Ты!.. — Джеймс аж дрожать перестал. — Ты ни разу не пробовал глинтвейн!..
